Заклятие на любовь (СИ)

*** 25 ***

Я не собиралась вмешиваться: чужие разборки – не мое дело, но… что-то заставило меня свернуть с тропинки и обогнуть угол.

– Не надо! – слабо протестовал девичий голос. – Отпусти!

Мальвина? Что эта дуреха здесь делает? Я замерла, затаившись в кустах сирени, и прислушалась. С девчонками ведь как иногда бывает, говорят: «Отпусти», а сами думают: «Поуговаривай меня еще!» Сейчас как выскочу, как выпрыгну и обломаю ей романтический вечер. Хотя Соломинка слишком скромна для таких игр, это скорее к лицу Меринде.

– Ну же, не вырывайся, цыпочка, – жарко шептал Теренс.

Значит, он пошел следом за Маль!

– Я ведь знаю, ты хочешь меня поцеловать, так не отказывай себе в этом удовольствии. Лучше, чем я, тебе все равно не найти.

Я осторожно высунулась из кустов. Теренс прижал Мальвину к стене дома, буквально навалился на нее. Соломинка была высокой девушкой, но и ведун не уступал ей в росте. Он притиснул оба ее запястья, так что бедняжка Маль не могла и двинуться, только вертела головой и умоляюще лепетала, пока Теренс настойчиво искал ее губы, но целовал то щеку, то висок. Ведь не нужна ему Мальвина, как пить дать, не нужна! Его задел отказ, и самооценка пострадала, вот Теренс и решил вырвать поцелуй силой.

Как мерзко. А Соломинка, эта куреха, даже толком не могла дать отпор. Да на таких, как этот самовлюбленный тип, уговоры не действуют! Таким сразу надо бить промеж глаз, или ниже… тоже промеж.

– А ну оставь ее! – рявкнула я, вылетая из кустов, как чертик из табакерки.

Уткнула руки в бока, чтобы казаться еще внушительнее. На самом деле я не была такой уж отважной – внутри что-то екало, и на горле билась жилка, но нельзя показать слабости.

Папа всегда говорил: неважно, какова твоя физическая сила, главное – сила духа. Побеждает и маленький, и слабый противник, но враг должен понять, что он не отступит и не сдастся. Вот как Ди. Он меньше Теренса на голову, а как смело боролся…

Но Ди здесь нет.

Теренс при моем появлении так опешил, что отпустил одну руку Маль, и она, точно раненая голубица, замахала этой рукой, словно надеялась взлететь.

Нет чтобы по физиономии ему надавать.

Но тут ведун разглядел, что я одна, и осклабился.

– Что, позавидовала подруженьке, что я не тебя целоваться потащил? Уж прости, поросята меня интересуют только в качестве жаркого!

Оскорбление меня не тронуло. Куда сильнее волновал вопрос, что же делать дальше. Одно понятно: пути назад нет, и Соломинку ему на растерзание я не оставлю.

– Девушка ясно дала понять, что она не хочет! – Я старалась говорить ровным голосом. – Или ты ее отпускаешь, или завтра с утра я приду к вашему декану и все расскажу. И про тайную вечеринку с выпивкой тоже.

Теренс выругался сквозь зубы, назвав меня таким словом, которое я не хочу повторять даже мысленно. Напоследок он наконец отпустил ее, сжав запястья Соломинки так, что она всхлипнула.

Проходя мимо меня, он поднял кулак. Я и помыслить не могла, что он меня на самом деле ударит. И все же он ударил. Обрушил кулак мне на плечо, как кувалду. Я пошатнулась, но устояла.

Графиню Уэст никто никогда в жизни и пальцем не тронул. Да у кого бы рука поднялась на столь хрупкое, утонченное создание. А вот Пеппи-поросенка можно лупасить, от нее не убудет. За нее не заступятся. Она просто толстая девица, чудачка, изгой. Чаровница со сковородкой.

Я изо всех сил прикусила губу, чтобы задавить предательские слезы. Ладно, раз я толстушка-простушка, буду вести себя соответственно.

Теренс уже заворачивал за угол, чувствуя себя победителем по жизни, когда я подскочила сзади, схватила его за волосы и треснула лбом о бревенчатую стену. Пока он, очумев, пытался сообразить, что за стихийное бедствие его накрыло, еще и повозила его физиономией по бревнам. Теперь будет чем заняться до утра: занозы сами себя не вытащат. А заодно поразмыслит, стоит ли аристократу так вести себя с девушками.

– Бежим, Мальвина! – крикнула я, отпуская Теренса.

Он настолько ошалел, что и не попытался нас ловить, – сидел на корточках, ощупывал лицо и тряс головой, как теленок.

Но кто знает, вдруг он озвереет окончательно.

Тетеха Мальвина лишь всхлипывала и даже не сошла с прежнего места. Я потащила за собой.

– О Пеппи, – пролепетала она, когда клуб подпольных выпивох остался далеко позади. – Он тебя ударил… Гад! Какой гад!

– Ничего, – буркнула я. – Цела.

Хотя плечо онемело – не знаю, смогу ли завтра писать конспекты.

– А ты как?

Я приподняла руку Мальвины и даже в полумраке увидела, что на запястьях темнеют синяки. Маль поскорее натянула рукав пониже и понурилась.

– Я такая дура!

– Что? Мальвина, нет! Ты не сделала ничего плохого! Это полностью его вина! Завтра все расскажу декану!..

– Нет! – пискнула Соломинка. – О, прошу тебя! Я умру от стыда, если кто-нибудь узнает! Умоляю – никому ни слова! Ни Кларе, ни мальчикам, никому!

Бедняжку трясло от страха. Признаюсь, я тоже вся дрожала.

– Хорошо… – прошептала я.

Потом притянула к себе куреху, она сложилась едва ли не пополам, примостив голову на моем плече, а я похлопывала ее по спине, ожидая, пока она немного придет в себя.

– Все? Идем домой?

– Идем… – Она глубоко вздохнула и вытерла слезы. – Спасибо тебе, Пеппи! Если бы не ты! Ты меня спасла!

– Да ладно, что уж…

Когда мы втиснулись в нашу комнату, Клара уже спала, накрывшись одеялом с головой. Мы старались не шуметь, чтобы ее не разбудить. Мальвина в темноте натягивала ночную рубашку с длинными рукавами, а я первой отправилась в уборную – освежиться перед сном, расплести косы.

Присела на край ванны: такая тяжесть вдруг навалилась. Потерла плечо. Представляю, какой завтра появится синячище! Ничего, зато Мальвина в безопасности, а Теренс получил по заслугам. Я невольно хихикнула, пытаясь представить его располосованную морду.

Включила воду, поплескала в лицо. Подняла глаза на свое отражение в зеркале и отскочила.

– Ничего себе… – пробормотала я.

Вместо пяти огромных пупырей на лбу осталось всего четыре. А я-то думала, они как солдаты на посту – никогда меня не покинут. И вот, пожалуйста, – один дезертировал. И даже следа не осталось.

– Что?..

Я ничего не понимала. Закружилась по узкой уборной – три шага влево, три шага вправо. И вдруг меня озарило.

«Когда Соломинка скажет: “Спасибо!”» Кажется, так говорила мэтрисс Звонк? Я тогда и значения не придала ее словам. А оказывается, вот оно что! Соломинка сказала: «Спасибо», и один из пяти прыщей пропал. А когда я выполню все условия и они все исчезнут – моя красота вернется ко мне!

Что же там еще было? Я крепко задумалась, выуживая из памяти пророчество деканши, которое прежде казалось бредом: «Когда соломинка скажет: “Спасибо”, когда черное обернется белым, когда спуститься по лестнице будет труднее, чем подняться, когда перышко покажется тяжелее камня, и когда самый далекий станет самым близким, тогда твоя красота вернется к тебе».

Ничего не понятно, но очень интересно!

Быстрее получится охмурить Роя, чем доискиваться смысла в этих странных словах…