Закатиглазка

Глава 5

— Это ты виновата! — не унимался Кобольд — Я, уже, её охмурил, а в тебе зависть взыграла! Сама на меня глаз положила!

Позади плёлся Заяц, но несмотря на крайнее истощение, тоже хаял Закатиглазку:

— В мои годы пора остепениться, и, наконец, когда я нашёл достойную меня супругу, ты умудрилась мне всё изгадить, а я, больше, не хочу с тобой таскаться, я б женился, и зажил спокойной жизнью!

— Вы, ещё, не министр, — бросила аргумент Принцесса.

Но Заяц не внимал никаким доводам, продолжал стонать и плакать, ругая Принцессу на чём свет стоит.

— Но раз крёстная тебе предложила помочь, почему ты не попросила у неё двести тысяч? — размахивал руками Кобольд — Двести тысяч, тебе, и мне столько же, ты бы к мужу вернулась, а я с этой Феей махнул бы в Египет.

— Потому, что мне хватило ума понять, что с финансами она работает только на приём, выдачи с неё нет, — сухо ответила Принцесса — а Египет, это хорошо, пирамиды любите?

— Что ещё за ПИ — РА — МИ — ДЫ? — не понял Кобольд.

— Как что за пирамиды, гигантские конуснообразные строения четырёхтысячелетней давности, — пояснила Принцесса — вы же хотели в Египет, а они главная достопримечательность этого курорта.

— Что ты городишь? — Кобольд выпучил удивлённые глаза — я там ничего подобного не видел.

— Я понимаю, что вы не могли посмотреть их все, всё — таки их до полутора сотен, да и в долину царей не все добираются, но Великие пирамиды Хеопса, Хефрена и Менкаура на плато Гиза не возможно пропустить, чем вы там занимались?

— Отдыхал, — Кобольд отскочил на обочину трассы, пропуская мчавшийся в посёлок лэнд крузер — я бухал беспробудно в бассейне отеля, в него же и нужду справлял, пока не выгнали, всё.

— И, даже, большого сфинкса не видели? Или карнакский храм в Луксоре?

— От тебя первый раз про такое слышу.

— А мой муж захотел и у себя построить пирамиду имени Великого Короля Многоземельного, для чего сам он с научной экспедицией отправился разгадывать секрет постройки пирамид в Египет, а я получила наряд в гранитный карьер, высекать блоки для будущего строительства.

— И чем это закончилось? — поинтересовался Гном.

— Пока строительство законсервировано, но когда я вернусь, буду нижайше просить Короля разрешить мне продолжить работы.

Под нескончаемые причитания Зайца о потерянной любви они вошли в посёлок «Бедняцкий».

Посёлок был, действительно, основан в незапамятные времена кучкой каких-то голодранцев, от чего и получил своё название. Но беда его была в расположенной рядом столице королевства, столица как водится постоянно разростается, и чем больше загиналось маленьких городишек тем шире становилась столица, принимавщая на жительство население массово бегущее из гибнущих городов. В конце концов плотность населения столицы лишила комфортного существования, тех кому и была обязана гипертрофированным ростом, ибо в королевстве считалось за комильфо разграбить какое-нибудь провинциальное поселение, переехать в столицу, купить дворец, и раздавать интервью прессе, а так же, читать лекции в университетах об экономическом стратегическом планировании, возможно, даже, купить себе место в парламенте, по сходной цене.

Первым решил перенести резиденцию из перенаселённой столицы король, королевский камергер обнаружил хороший участок недалеко от столицы, голытьбу заселявщую участок по-быстрому признали врагами народа, дали по двадцать лет колонии, а ихние лачуги посносили, и отстроили на берегу реки новый королевский дворец.

Дальше друг короля, заявил, что не мыслит себя вдали от сюзерена, и отбабехал дворец рядом с королевским, также он построил дворец для сына, а у сына был свой друг, а у друга кум, а у кума брат, и так далее, и все во дворцах, в конце концов, образовался целый дворцовый комплекс, самые лакомые куски считались у речушки, по колено глубиной, её перекрывали цепями, дабы пользоваться мог, только, владелец участка, стерегли свои водные наделы автоматчиками, нередко вспыхивали настоящие феодальные войны, когда какой-нибудь предприимчивый синьор начинал чёрпать воду из чужого отрезка реки, и наполнять ей свой. Короче, посёлок стал по-настоящему элитарным.

Трое наших путешественников вступили под сень дворцов, каждый из которых не уступал и Версалю, а владельцы коих, уже, три поколения, даже, задницу себе не подтирали, а имели на то специального человека, и в следствии высокой востребованости такой профессии, был, даже основан специальный факультет при столичном университете, а в правила хорошего тона высшего общества плотно вошла церемония демонстрации качества подтирки, и тот барин, у кого качество оказывалось выше, пользовался наибольшим уважением.

— А что теперь с ними стало? — спросила Принцесса указывая на феодальные родовые гнёзда — Чьи они теперь?

— Как чьи? — не понял вопроса Кобольд — Тех кого и были.

— Что-то не пойму я вашей революции, — развела руками Принцесса — в чём был её смысл?

— Так сразу после революции все дворцы и замки хотели национализировать, — пояснил Кобольд — а чуть погодя, вдруг, объявили, что действовать нужно по закону, то есть через суд.

— А — а - а. — протянула Закатиглазка — понимаю, у нас по соседству была улица из дворцов, и все они принадлежали членам верховного суда. Ой, я узнаю это место! — воскликнула Принцесса, они проходили вдоль желтой каменной стены с белыми колонами, уходяшей в недоступную глазу даль, по верхушке стены на всю её необозримую длину красовались пики точёные да кресты золочёные — Это резиденция патриарха, мы с братьями и сёстрами часто гостили здесь, а как он руки моему папеньке нацеловывал, хоть не мой. Точно его, глядите на воротах патриаршая митра выгравирована. На этом месте реликтовый лес раньше рос, был в списке всемирного наследия ЮНЕСКО, пока святейший его не присмотрел — вырубили за одну ночь.

Они прошли мимо ворот резиденции, с упреждающими вывесками гласившими: «милостыню не подаём» (даже по воскресеньям) и «нарушители будут побиты камнями».

— Патриарх как-то и в Зайчуткино приезжал, — припомнил Заяц — в рамках всесоюзного тура. Такую проповедь прочёл, закачаешься, и про скромность, и смирение, про нестяжательство, самоограничение, бренность благ земных, к аскетизму призывал и отречению от материального. А, вечерем, мы на его яхте знатно кутнули, проституток было столько, чуть ко дну от перегруза не пошли, эх было ж время.

Путь вдоль патриаршей резиденции занял чуть больше часа, затем, ещё, столько же ушло на судейскую улицу.

Закатиглазка остановилась у решётчатых кованых ворот с гербом — короной, за поросшей диким виноградом стеной виднелись верхушки парковых деревьев, поверх их, вдалеке, виднелась крытая красной черепицей верхушка дворца, с маленькими башенками, белевшими на фоне неба.

— Пришли, — сказала Принцесса и взявшись за прутья принялась трясти ворота — Эге — гей! Хозяева!

Кобольд заложил два пальца в рот и засвистел, да так громко, что у Зайца закрутились уши, а усы встали дыбом.

Ждать пришлось не долго, вскорости на тропинке ведущей в сад показалась фигурка, спешащая на зов нежданных гостей.

Это оказалась королева — мать собственной персоной, одетая для работы в саду. Она подошла к воротам и сквозь прутья смотрела на Закатиглазку потеряв дар речи.

— Доченька пришла! — наконец опомнилась королева, и отперев замок, выскочила к Принцессе — А мы заждались тебя, тридцать лет, уже, не виделись! Заходи же, скорей!

— Ма, мне некогда, — остановила её Закатиглазка — я на секунду, по важному вопросу, помнишь у вас был горшочек в котором хранились двести тысяч золотых монет, давай его сюда.

— Зачем же они тебе понадобились? — спросила королева.

— Это не для меня, — пояснила Принцесса — это для Их Величества Короля Многоземельного, он хочет их.

— Разве мы мало ему дали? — тихонько поинтересовалась королева.

— Но он же хочет больше! — затягивание времени раздражало Закатиглазку — Что здесь не ясного?

— К сожалению, это никак не возможно, — королева чуть не плакала от огорчения — все деньги забрал твой отец и отбыл с ними в столицу, прихватив и твоих братьев.

— Это, ёщё, зачем? — Принцесса стояла как громом поражённая.

— Ах, доченька, это всё политика, готовиться к выборам в парламент.

Принцесса некоторое время молчала, как партизан, обкатывая какие-то мысли, от чего зрачки ёё под толстыми линзами очков вращались как шары в лототроне.

— Ма, мы, пожалуй, зайдём, возможно, нам придётся переночевать у тебя.

— Конечно, рады вас принять, хоть на ночь, хоть на год, — обрадовалась королева.

— Но — но! — присекла разошедшуюся родительницу Принцесса-только на одну ночь, нам, теперь, нужно в столицу добираться.

— Я и сама завтра туда собиралась, батюшку твоего проведать, вместе с сестрицами твоими, — тараторила королева — и билеты на электричку прикупили.

— Билеты, это хорошо, — рассудила Закатиглазка — я их заберу. А что же сестрицы, не замужем?

— Так, ведь, всё приданное тебе досталось, — вздохнула королева — вот и остались они в девках.

Тут Прицесса заметила, что вместо того что бы идти по выложенному плиткой тротуару ведущему во дворец, королева свернула на узенькую протоптанную тропинку.

— Мы куда? — спросила Принцесса — Дворец в другой стороне.

— А мы, доченька, во дворце больше не живём, — ответила королева — отец продал его банку, а деньги пустил на предвыборную кампанию. За нами остался, только, домик для прислуги.

Домик для прислуги был просторным двухэтажным зданием, сложенным из природного камня, с панорамными окнами по первому этажу, через которые сёстры Принцессы издалека увидели Закатиглазку, и с радостными криками: сестрица — сестрица, выбежали ей на встречу, и каждая поцеловала Закатиглазку в щёчку.

— Дочери мои! — вскомандовала королева — Ступайте накрывайте на стол, Закатиглазка изволила у нас заночевать!

— Прислуги у вас, я понимаю, тоже не осталось? — Закатиглазка приобняла мать.

— Сами ели концы с концами сводим, какая, уж, тут прислуга.

Стол к ужину был накрыт мгновенно. Скромно, но сытно: борщ с пампушками, макароны с мясом, курица — гриль, беляши, и по личному намёку Кобольда, трёхлитровая банка самогона — первака, к которой он первым делом и приложился, наклонив банку над своей бездонной пастью, влил в неё с треть содержимого банки.

Сёстры Закатиглазки за стол не садились, а выстроились по периметру, вдоль окон, и только обслуживали гостей и королеву, меняя им тарелки поднося блюда, и наполняя стопку Кобольда.

Заяц же ел плохо, и, даже, не пил, сказывалось душевное расстройство от вынужденного расставания с невестой. Закатиглазка, напротив, наедалась плотно, к чему всегда была склона, плюс, в отличии от своих спутников, она пробайкотировала застолье у крёстной.

Кушали беспрерывно два часа, беседу поддерживать пытался, только, сытый любовью Заяц, тараторивщий о всякой ерунде, сидевший напротив него Кобольд, в это время начал опасаться, не палённый ли первак, ибо одну т ту же тарелку борща он съедал в третий раз, ни разу не попросив добавки, а она всё — время наполнялась сама собой. Сей удивительный факт разрешился простейшим образом, оказалось, что бесконца болтающий Заяц, умудрялся наплёвывать не, только, свою тарелку, содержимое которой, если бы не менявшие вовремя посуду сёстры Принцессы, давно бы разлилось по столу, но и гномову.

Сообразив в чём дело Кобольд тихонько предложил Закатиглазке поменяться с ним местами, но она зарычала на него, и продолижала наворачивать харчи, тогда он подтянул к себе вазу с цветами, и кое — как скрылся за ней. Этот манёвр привлёк внимание королевы — матери.

— А вы, юноша, — обратилась к гному королева — как оказались в компании моей дочери?

— А я, ваше величество, есть сам по себе начальник прирождённый, — ответил Кобольд — ваша дочь упросила меня принять пост министра у её мужа, который позарез нуждается в специалистах. Я, конечно, по началу, отказывался.

— Это я! — запищал, вмешиваясь в разговор Заяц — Это я — начальник прирождённый!

Кобольд молча налил в стакан самогону и, резким движением, выплеснул его в морду Зайцу.

— Подонок, однозначно! — вынес вердикт Кобольд.

Королева поняла, что этих двух субъектов лучше не затрагивать и заговорила с Закатиглазкой:

— А ты помнишь наш старый рояль? Тот самый, на котором играл Шопен на гастролях в Англии в 1848 году. В детстве ты на нём музицировала.

— Я, почти, ничего не помню, что было до замужества, — ответила, наконец-то насытившаяся Закатиглазка — собственно, только после замужества я и зажила по-настоящему, и не мыслю бытия вне его.

— А я сейчас на этом рояле даю уроки музыки, что и помогает нам выживать — королева поднялась Из-за стола и предложила — Пойдём, посмотришь музыкальную комнату, может и воспоминания проснуться.

Принцесса с явной неохотой пошла за матерью, Заяц и Кобольд поплелись за ними.

Рояль, произведённый Камиллем Плейелем в Париже, занимал, почти всю музыкальную комнату, на стенах которой были развешаны гравюры с изображениями Моцарта, Баха, Гайдна и Вивальди.

— Вот он, наш старичок, — погладила инструмент королева — единственное, что у нас осталось от прежних времён.

— Я бы желал брать у вас уроки, — Заяц уселся на винтовой стульчик перед клавишами — хочу разучить песню, которою исполню на своей свадьбе, дабы окончательно очаровать прекрасную Фею.

— Всё не уймёшься, косой! — пригрозил ему Кобольд.

— Ах, представляю как воспылает её сердце, когда она услышит мою амурную песнь, — продолжал плыть в грёзах Заяц, и, даже, напел сладким голоском —

— Сразу видно, что вы познакомились с твоей крёстной Феей, — улыбнулась королева Закатиглазке — власть её чар безгранична, скорее всего, твои друзья никогда от них не оправятся.

— Да уж! Познакомились, — Принцесса скорчила недовольную мину — пренеприятная особа, вульгарная и низменная дама.

— Не завидуй, — подколола дочь королева, но сразу перешла на серьёзный тон — Помни, Фея — могушественная колдунья. Оттого-то твой отец и отдал ей в собственность вечнозелёную долину, ибо её присуствие среди людей губительно для смертных мужичков, не одну тысячу войска она извела.

Принцесса небрежно отмахнулась от слов матери.

— Чи не чи, — сказала она — фигня на постном масле, твоя колдунья, вот муж мой, это я понимаю, да! Візьмеш в рукі маєш вешь! Зачем вы, вообще, взяли мне такую крёстную мать?

— Она сама захотела, разве могли мы ей отказать? — вздохнула королева — И это она велела, не разделять Королевство Многоземельное между всеми нашими детьми, а сделать его твоим приданным, это был тебе подарок от крёстной.

— Ну тогда хорошо, что у меня такая крёстная, — быстро поменяла мнение Принцесса.

— Ой, уже и темнеет, — спохватилась королева — идёмте, покажу ваши комнаты.

— Не надо, — покачала головой Закатиглазка — мы заночуем в этой комнате.

— В музыкальной? — не поняла королева.

— Да в ней, — подтвердила Принцесса — прямо чувствую как здесь возвращаются воспоминания юности.

— Хорошо, как пожелаешь, — королева трижды хлопнула в ладоши призывая сестёр Закатиглазки — Дочери, постелите здесь, своей сестре и её сопроводителям, скоренько, раз — два!

Перины, одеяла и подушки были растелены в музыкальной комнате, Принцесса лягла под Рояль, заяцу и Кобольду постелили, прямо, на рояле, одну перину на двоих, Кобольд попросил, что бы ему принесли недопитую банку первака из столовой, которую он успешно завершил на сон грядущий и распластался на перине, после чего, по своему обыкновению, сразу заснул, оглашая комнату храпом вперемешку с перегаром. Заяц, недовольный тем, что приходиться делить перину с конкурентом, хотел посмотреть комнаты, которые им предназначались изначально, но Закатиглазка сухо пожелала ему спокойной ночи и выключив свет, полезла под рояль.

Храп упитого вусмерть гнома, никак не давал Зайцу заснуть, пребывая в изнурительной полудрёме он ворочался с боку на бок, то ему было жарко, то холодно, потом показалось, что перина съезжает с рояля, а когда он упал на пол, понял, что не показалось.

Заяц вскочил всматриваясь в темноту, Кобольд, совершенно не заметивший перемены, продолжал храпеть.

Заяц различил чёрную громаду рояля, как бы плывущую в воздухе. Он протёр глаза, и заметил, что рояль покоиться на спине сгорбленной фигурки, которая и выносит полутонный музыкальный интсрумент в открытое панорамное окно.

Заяц знал, только, одного человека способного на такое.

— Принцесса, ты что делаешь? — спросил он.

— Посмотрите, лучше, что мне под ноги попало, — кряхтя от усилий сказала Закатиглазка — боюсь споткнуться.

Заяц ощупью проверил пространство под ногами Принцессы, обнаружил завернувшуюся полу ковра и поправил её.

— Всё, можно идти, — сказал он — так что же ты удумала?

— Ничего сверхестественного, — Принцесса аккуратно ступая, дабы ничего не задеть, вышла на улицу, под освежающий ночной ветерок и стрекот сверчков — рояль-то коллекционный, деньги за него можно выручить приличные, а я, ёщё, помню где здесь дворец скупщика краденного антиквариата, и пока вы спали, я, уже, к нему метнулась, договорилась, и у ворот, меня поджидает грузовик, дабы забрать товар.

— Ну, ты, прямо, безнес — леди, — похвалил её Заяц — А деньги, опять, в закрома? Может хоть десять процентов мне откатишь, за помошь мою.

— Сколько можно вам объяснять, — Принцесса чутка наклонила рояль, что бы пройти по аллее меж деревьев — все деньги мира должны принадлежать моему драгоценному, он их очень любит.

— А я ведь и стукануть могу, — добивался своего Заяц — сейчас побегу и побужу всех твоих родственничков, мол грабят, караул.

— Умеете вы уговорить, — согласилась Принцесса — получите свои десять процентов.

— Двадцать пять, — неуверенно предложил Заяц.

— Хорошо, пусть будет двадцать пять.

— Пятьдесят! — Заяц решил, что раз, уж, фортуна улыбается, нужно действовать до последнего.

— Хорошо, — снова согласилась Принцесса.

— Семьдесят! — Заяц, не верил в своё счастье.

— Будет вам и семьдесят.

И если б они, уже, не подошли, к предварительно распахнутым воротам, возможно Зайцу удалось бы увеличить свою долю и до ста процентов.

Грузовик, с заведённым мотором, действительно поджидал у ворот, Принцесса, погрузила на него рояль, а стоявщий рядом, невысокий, одутловатый тип, тут же отсчитал ей несколько купюр, поспешно уселся в кабину грузовика, ударил по газам, и скрылся за поворотом.

— Давай мою долю, — Заяц аж облизывался — денежка счёт любит.

Даже в свете фонарей, к своему непередаваемому ужасу, Заяц рассмотрел появившееся на лице Принцессы, ласковое выражение, смешаное с чувством высшего блаженства.

— Доля, моя. — тихонько повторил он.

Но Принцесса, уже, покинула его, пройдя обратно через ворота и, даже, не заперев их. Заяц всердцах хлопнул себя по лбу, выругался, и поскакал следом за Закатиглазкой.

По утру королева лично разбудила гостей.

— Ойушки, а где ж рояльчик?! — всплеснула она руками, поражённая изминением в помещении.

— Я его продала, — Закатиглазка потягивалась сидя на перине.

— Но зачем?

— Ма, ты как вчера родилась, — Принцесса зевнула во весь рот — ты же знаешь как мой касатик любит денежки, привык жить на широкую ногу, а ты, уже, тридцать лет ничего не платила.

— Ага, поняла, — закивала королева — но, только, на что мы, без уроков музыки, жить-то будем?

— Что ты выдумываешь! Тебе же, небось, пенсию хорошую назначили, королевскую.

— Да, это правда, — успокоилась взволнованная королева — на карточку получаю.

— А где эта карточка?

— Всегда при мне, — королева вытащила из кармана пластиковый прямоугольничек и показала дочери — вот она, у меня и код на ней записан.

— Это хорошо, что код записан, — сказала Закатиглазка, взяла карточку и положила себе в нагрудный карман — Ма, мне бы душ принять.

— Дочери мои! — захлопала в ладоши королева — Сейчас же организуйте сестре купание.

— Слушаемся, матушка! — раздалось в ответ Из-за двери.

Купание было мгновенно изготовлено, десять сестёр взяли Закатиглазку на руки и отнесли в ванную комнату, раздели, и уложили в пенную воду.

Артель из сестёр, снова, разделилась пополам, одна половина взялась стирать вещи Закатиглазки, а вторая скребла саму Принцессу щётками, натирала мылом и поливала её ароматическими маслами. Окончив процесс купания Принцессы, сёстры, вынули её из ванны, обтёрли махровыми полотенцами, высущили волосы тремя фенами, запплели их в косу, и одели во всё свежевыстиранное.

Заяц, тоже, изъявил желание выкупаться, и его выстирали, прямо, в стиральной машине, с порошком для ручной стирки и средством от блох, обсушили, и причесали гребнем.

Кобольд от водных процедур наотрез отказался.

— Ну как тебе банька? — спросила королева посвежевшую Закатиглазку, когда та спустилась в столовую — Понравилась? Если нет, то я накажу за это твоих сестёр.

— Понравилась, — ответила довольная Принцесса — но сестёр, всё — равно накажи, это никогда лишним не бывает, ибо кто жалеет розгу, портит ребёнка.

— Это верно, на тебя-то мы этого дела всегда жалели, — тихонько сказала королева.

— Чего? — не расслышала Закатиглазка.

— Нет, ничего, — поспешно пискнула королева — а у тебя самой-то, как, дети есть?

— Точно не знаю, — Закатиглазка уселась за стол — может и есть.

Подали плотный завтрак, приготовленный, пока купали Принцессу, состоящий из четырёх перемен блюд, но к разочарованию Кобольда, банка самогона, которую он прикончил прошлым вечером, оказалась последней, и застолье прошло насухую.

Откушав Принцесса запросила билеты на электричку, их оказалось десять штук, и все они отправились в карман передника.

— Зачем же тебе все? — удивилась королева — Мы, хоть, и не все, тоже, можем поехать.

— Не поедите, — отмахнулась Закатиглазка — в другой раз, а билеты я в кассу сдам, знаешь сама, как мне деньги нужны для моего распрекрасного.

— Ой, вечно я про это забываю, — вздохнула королева — тебя до станции проводить?

— Не нужно, — покачала головой Закатиглазка — я сама быстрей дойду.

— Ну, тогда передавай от нас отцу и братьям наилучшие пожелания, — попросила королева — ты найдёшь их в нашей бывшей столичной резиденции, королевском дворце, это единственное, что конфисковали после революции, а, отец твой, арендовал его под избирательный штаб.

Заяц и Кобольд набрали в дорогу жаренных семечек, и лихая троица отправилась на электричку.

На станции прибытия столичной электрички дожидалась изрядная толпа, золотоискателям не повезло — сегодня было воскресенье, народец из местных сёл и местечек отправлялся на работу, все фабрики, мануфактуры и предприятия находившиеся возле столицы давно были уничтожены, а полученные на этом деле средства всосаны столицей, и все бедняки, кому позволяло здоровье, теперь, ездили в столицу наймитствовать, для чего, даже было проложено железнодорожное кольцо, охватывавшее кругом столичный град, что бы собирать батраков по всей округе, Из-за чего дорога занимала, теперь, весь день и пол ночи.

Скрипучий голос пролаял в вокзальный громкоговоритель:

— К первому пирону прибывает электропоезд направляющийся в столицу нашего государства город — герой «Зажратинск»!

— Скорее, прячтесь под подол, — приказала Закатиглазка Зайцу и Кобольду, так как из десяти билетов она сдала девять, решив, что Зайца и Кобольда можно провести даром, но её, всё же, грызли сожаления, что она все десять билетов не сдала, и не попыталась и сама проехать зайцем.

Толпа, пинаясь и толкаясь, ринулась по вагонам. Закатиглазка, словно, подхваченная бурным потоком, была внесена в заплёванное и загаженное окурками помещение электрички, Заяц и Кобольд вцепившись в её щиколотки, тяжко страдали от множества пинавших их ног.

Занять место на деревянной скамье Принцессе не удалось, и она подвисла, зажатая со всех сторон.

Громкоговоритель объявил о том, что поезд отбывает, состав ухнул, дёрнулся, и начал движение, колёса загремели, оглушая пассажиров, вагон трясло и раскачивало из стороны в сторону, как дряхлое судёнышко в сильный шторм.

Пейзаж, среди которого ползла электричка, глаз не радовал и приводил в уныние: сплошные вырубки, руины каких-то предприятий, заброшеные деревушки, с полуразвалившимися домами, старые карьеры, грязные, покрытые разноцветой плёнкой реки.

Солнце жгло нещадно, даже, открытые окна свежести вагону не давали, содержание кислорода в воздухе было на минимуме, да и к тому обильно примешивались запахи пота и курицы — гриль, которую старательно обгрызал худощавый старичок, устроивщийся на лавке в середине вагона.

С каждой станцией популяция электрички возрастала, уже размазывались по оконным стёклам лица, потерявщие сознание, оставались стоять, не имея места для падения, даже, закалённые Королём Многоземельным мышцы Закатиглазки начали подавать признаки усталости, Зайцу же с Кобольдом, было полегче, внизу был, только запах носков, зато через щели в полу просачивался свежий воздух, Кобольд, что бы развеять скуку принялся больно щипать Зайца, от чего тот тихонько ойкал, а Закатиглазка нервно дёргала ногой, призывая его к молчанию.

После полудня условия проезда резко усложнились, хотя и до того лёгкими не были, кто-то не выдержал и справил малую нужду, и все понимали, что это, только, первая ласточка, до столицы, ещё, минимум трое не удержатся, и доведётся изрядно дыхнуть аммиаку.

Внезапно народ, сплюшеный как кильки в консервной банке, замычал и застонал, причиной новых страданий оказалась дама — контролёр, совершавшая обход.

— Чё, ссыкуны, опять не утерпели! — прокричала дама, почуяв резкий запах, и начала пробивать себе дорогу, как ледокол в арктике, к чему имела самую подходящую конструкцию тела: широченные плечи, мощные руки, здоровенный зад, а ростом превосходила всех пассажиров вагона.

Контролёр, проталкиваясь по вагону, легко распихала, дюжен с пять, пассажиров, не забывая проверять билеты.

Когда состав остановился у очередной станции, и бой колёс дал отдохнуть от себя ушам измучанных людей, в этот момент контролёр нависла над Закатиглазкой, надавив на неё своими габаритами, а сапожищем наступила Принцессе на ногу.

— Предъявляем билет! — гаркнула контролёр в самое ухо Принцессе.

Закатиглазка, частично оглушённая, протянула для предъявления правую руку с зажатым в кулачке билетом.

Тут произошло неожиданное, объёмная щиколотка контролёрши втиснутая в щиколотку Принцессы, своим напором додавила, спрятавщегося под юбками Кобольда, и он произвёл выпуск партизана, непроизвольный, но зычный, прогремевщий словно мушкетный выстрел в тишине вагона, сразу же сотни глаз, с ненавистью, вперились в Закатиглазку, молчаливо обвиняя её в предстоящем усилении мучений.

— Да не бойся ты так! — контролёрша хлопнула Закатиглазку по плечу — Я не кусаюсь! Лучше иди за мной, я провезу тебя в месте посвободней, а то раздавят тебя эти держиморды.

Контролёр пошла вперёд, разбивая путь, своей мощной кормой, несчатные пассажиры, под её ходом, пищали и плакали, иные тихонько ругались матом, и этим сразу прилетало возмездие в виде контролёрского леща.

Закатиглазка семенила по проложенной тропе, наступая на чьи-то ноги высокоплатформенными пынеступами.

Они пробурили весь вагон, вошли в следующий, который оказался, на удивление, свободен, занятыми были только скамейки, стоймя никто не ехал.

— Вон там места свободные, — кондуктор контролёр указала на свободную лавку в конце вагона, у самого выхода.

Закатиглазка, аккуратненько, дабы избежать раскрытия, ссадила с щиколоток ездоков, и они нырнули под ближайшее сиденье.

Закатиглазка и контролёр уселись поудобней. При виде пришедших, разбежались тараканы, бросив есть яичную скорлупу, разбросанную по полу, который был завален, перекатываюшимися туда — сюда, пластиковыми бутылками и фунфыриками из под спиртовых настоек.

— Это, ещё, ничего, — сказала контролёр про беспорядок — хорошо, хоть, не нагадили, наши люди могут и такое, — она вытащила из висевшей через плечо сумки большой китайский термос и два гранённых стакана в подстаканниках — чайкý? — предложила контролёр, уловив взгляд Принцессы.

— Будьте так любезны, — обрадовалась предложению Закатиглазка — мне сразу два стакана и сахару побольше, что бы как сиропчик был.

— А утерпишь-то, после двух стаканов, — криво усмехнулась контролёр.

— Дармовой чай — не отягощает, — Принцесса взяла первый стакан, наполненный дымящимся напитком, а к нему в придачу два прямоугольничка, завёрнутых в жёлтую бумагу с изображением поезда, содержащих прессованный сахар — рафинад под названием «дорожный».

— Такого сахару мы, уже, лет тридцать не получаем, так что это из последних запасов, — сказала контролёр.

Действительно, таким кусочком сахару из ружья можно было пробить кабаний лоб.

Принцесса развернула один рафинадик и положила за щёку, получив тем самым вечный леденец, над разработкой которого так бился Вилли Вонка.

— А как вас зовут? — спросила Закатиглазка, вспомнив о правилах приличия.

— Старой проституткой, — тихо прогнусавила новая знакомая Принцессы.

— Нет, — воскликнула Принцесса, не хотевшая оскорбить контролёра — я имела ввиду как ваше имя. Вот моё имя — Принцесса Закатиглазка, а ваше?

— Мимоза, — на секунду задумавшись ответила контролёр.

— Как красиво, наверное ваши родители любили цветы, оттого и вас так назвали?

— Они любили салат, — контролёр хлопнула ладонью зазевавшегося таракана.

— Ну, тогда хорошо, что они не любили Хамон, — Принцесса присербнула чаю.

— Любили, — ответила Мимоза — просто у них денег на него не было. А, теперь, и у меня нет.

— А что же вы, Мимоза, замужем? — Принцесса решила сменить грустную тему недостатка питания.

— Была, — вздохнула Мимоза — десять лет прожили, но в феврале развелись.

— Ой, батюшки светы! — всплеснула руками Принцесса — Да чем же вы ему не угодили?

— Не, это я на развод подала, — Мимоза вытащила из кармана пол — литру водки, вынула пробку зубами, предложила, сначала Закатиглазки, и когда та отказалась, сама сделала три больших глотка.

— Но как же вы могли? — не унималась Закатиглазка, поражённая услышанным — Замужество, есть, высшее счастье, и что бы отказаться от него по своей воле.

— А что мне было делать? — Мимоза ещё отхлебнула из бутылки-толку с него в хозяйстве было нуль, когда я за него шла, рассчитывала, что он деньгу зарубать будет, а он кака была, кака есть, кака и остался.

— Ну, вы, не отчаивайтесь, — подбодрила Принцесса — найдётся и для вас половинка.

— Не так всё просто, у меня детей — спиногрызов орава, мал мала меньше, — ответила Мимоза — кто же их содержать потянет? Так что меня, только, миллионщик устроит.

— Но. — Закатиглазка и растерялась, что сказать — возможно вам стоит сделать послабление в требованиях?

— Мне, уже, сорок лет, богато не жила, — сконфузилась Мимоза — так что самое время начинать, куда, ещё, тянуть. Все кумоньки мои в выгоде с мужьями сожительствуют, одна я, десять лет, в никуда потеряла. Эх, надо было, за багатого выходить!

— А что была такая возможность?

— Я предпочитаю думать, что, якобы, была — неуверенно произнесла Мимоза — тебе-то легко рассуждать, ты же принцесса, за королём замужем, а все короли миллионщики.

— Дело вовсе не в этом, — Закатиглазка взяла второй стакан с чаем — миллионщиком моего Короля сделала я, на свой счёт, был у него такой каприз. А мне самой до того дела нет.

— Как это возможно, что дела нет? — удивилась Мимоза.

— А знаете ли вы, что такое ссаться кипятком? — лукаво улыбнувшись, спросила Закатиглазка.

— Нет, не знаю, — медленно, с явным не пониманием ответила Мимоза — зачем же кипятком, это же опасно, ноги ошпарить можно. Какой же с того толк? Разве что, портки вываряться, но выгода сомнительная.

— Потому-то вы так и рассуждаете, ибо не вкусили вы счастья любовного, — сказала Закатиглазка — а я, помню, весь медовый месяц на кипяток исходилась, — Закатиглазка подпёрла щёку рукой и предалась сладостным воспоминаниям — я тогда, попервой, выдержки совсем не имела, а муж повёз меня в свадебное путешествие, на картофельные поля, самое время было урожай собрать и землю перекопать, тогда-то я, глупая, только и смекнула, почему он мне свадебным подарком шикарный заступ преподнёс, сразу, косатик, заботу проявил. И вот, стою я среди поля, одна, машу лопатой что есть сил, картошку выкапываю, да в кузова самосвалам загружаю, Король там со мной не был, хотел, что бы все наслаждения, только, мне достались, но раз в день, обязательно приезжал, на новеньком BMW, проведать, посмотреть исправно ли я тружусь, и подстегнуть меня. И, вот, представте, жара, солнце печёт, картофельные кусты от горизонта до горизонта, и мой возлюбленный помеж них идет, шпицрутеном в руке поигрывает, да как взглянет на меня! Глазом зыркнет, зубом клацнет! Где ж тут от радости утерпеть? Кипяток как шуранёт! Стою, как дура, вся в пару, аж пот градом. Так, что пришлось мне всё свадебное путешествие в подгузках проходить, пока терпеть не научилась. Сейчас как вспомню, аж истома от счастья такого пробирает.

— Заболталась я с тобой — спохватилась Мимоза — нужно в обход идти. Эх, собачья работа, весь день на ногах, по этим вагонам бегаю, зарплата копеечная, народец склочный, за грош удавятся, да, ещё, и штрафы в счёт начальства высчитывают, так что мне, увы, токмо миллионщик нужен, на меньшее я не согласна. А ты, пока приляг, всхрапни часок другой.

С тем и отправилась Мимоза по должностным обязанностям, а Принцесса, сунув кулак, вместо подушки, под голову, разляглась на лавке, и как и предложила ей новая подруга — захрапела, укачиваемая ритмичными покачиваниями состава.

Проснулась Закатиглазка от резкого торможения поезда, невыносимый скрежет колёсных пар резанул ей по барабанным перепонкам, она, резко, открыла глаза и успела рукой ухватиться за спинку лавочки, что бы, Из-за инерции, не упасть на пол.

Уже стемнело, и вагон освещался бледным жёлтым светом.

— Сколько же я проспала? — заволновалась Закатиглазка — Дурацкая привычка, каждый день спать тянет, никак бросить не могу, как наркоманка какая-то! — обругала себя Принцесса — Всё мне лишь бы дрыхнуть!

Дрыхнуть Принцесса, и правда, очень любила, вернее, любила до замужества. Муж же, взялся у неё эту пагубную зависимость искоренять, что бы она не тереяла понапрасну время, но к сожалению, как он ни старался, и нужно признать, частично преуспел, Принцесса, всё же, хитро пользовалась моментами когда Его Величество отправлялось опочивать и спала по три — четыре часа каждый день.

За двадцать минут, допробуждения Принцессы, в вагоне под лавочкой проснулся Кобольд, осмотрелся по сторонам припоминая где он находится, его взгляд остановился на спящем сидя Зайце, уши которого безвольно обвисли, а изо рта то надуваясь, то сдуваясь, на вдох и выдох, торчал слюнный пузырь.

Кобольд тихо приподнялся и отпустил Зайцу фофана по носу, от чего тот, чуть не захлебнулся резко втянутыми в гортань слюнями, и, выпучив глаза, принялся стучать себя кулаком в грудь и откашливаться.

— Какого?! — возмущённо прохрипел Заяц.

— Мне можно, — с чувством собственного превосходства ответил Кобольд — я - начальник!

Напомнив Зайцу таким образом кто есть кто, Кобольд сел, опёршись спиной на ножку скамейки и принялся лузгать семечки, которыми Гном изрядно запасся. Исчерпав запас семечек и заплевав всё вокруг скорлупойкогда вокруг всё было заплёванно скорлупой от семечек, которыми Гном изрядно запасся у родни Закатиглазки, но никакой резерв не вечен, и снув руку в карман он не обнаружил там ни одного семечка, но не зря же он был прирождённым начальником, и пока был в гостях успел украсть пузырёк огуречного лосьона, и теперь, достав его Из-за пазухи, открутил колпачёк и поднеся горлышко к носу вдохнул исходящий аромат. Запах понравился Кобольду, ибо указывал на содержание в лосьоне спирта.

Гном приложил край своей жилетки ко рту и процедил через неё лосьон, совершив таким образом очистку жидкости. Пополоскав ею ротовую полость, он, с блаженныи видом, глотнул, и от удовольствия задёргал ножками.

Выпитый лосьон придал бодрости и взывал на подвиги. Гном, озорно оглядываясь, выбрался из — под лавки, и заложив коротенькие ручки за спину, чеканя шаг, как на плацу, двинуся по проходу.

Он вперивал суровый взгляд в каждого пассажира, а на особо не понравившихся, грозно покрикивал:

— Я — начальник! Ясно!

Люди, ехавщие на работу, отводили усталые глаза или понуро опускали голову, подчиняясь непреодолимому древнему инстинкту начальствопочитания.

— Я — начальник! Ясно! — вновь раздался грозный окрик в конце вагона, он адресовался худому, усатому мужчине, неопределимиго возраста, с котомкой на коленях, который, вместо того, что бы изобразить покорность, не сводил с Кобольда, замутнённого взгляда, при чём глубокие морщины его лба, обрисовались ярче прежнего, а надбровные дуги нервно задёргались.

— Как смеешь, холоп, начальству в лица заглядывать! — рассвирепел Кобольд — На колени, скот!

— Я узнал тебя, — еле слышно прохрипел дерзновенный смутьянин — ты гном Кобольд, повелитель подземных недр.

— Он самый! — горделиво выпятил нижнюю губу Кобольд — Так ты, выходит, подлец вдвойне! Узнал начальника, а всё ещё в ногах не валяешься!

— Я работал на той самой шахте, где ты извёл столько народу, — словно не слыша слов Гнома продолжил мужчина.

— Начальник — имею право! — Кобольд топнул каблуком — И не тебе, смерд, с меня спрашивать!

— Но и этого тебе оказалось мало, ты уничтожил шахту, от чего половина нас умерла от голода, а вторая половина — замёрзла зимой.

— Ого! Результат превзошёл мои самые смелые ожидания! — Кобольд искренне восхитился своей проделкой, и его узкие губы растянулись в довольной улыбке, но взглядом он уловил неспешное движение руки бывшего шахтёра, тот запустил её в котомку по самое плечо, поискал что-то наощупь, и так же неспешно извлёк накидной ключ двадцать два на двадцать четыре.

— Будет бить! — молнией вспыхнуло в мозгу Гнома, и безразличные, усталые глаза шахтёра, безсловесно подтвердили эту ошеломительную догадку, а когда шахтёр медленно встал, покачиваясь в такт движения вагона, и сделал первый тяжёлый шаг к Кобольду, тут, уже, Гному показалось, что грядёт не банальное избиение, нет, это будет казнь.

На сей раз Кобольд не тратил времени на слёзы и завывания, он, мгновенно, как хорёк, юркнул под лавку, и на четвереньках пополз подальше от обезумевшего шахтёра, надеясь, что тот собьётся со следа.

Шахтёр, ничуть не меняясь в лице двинулся по проходу, пригинаясь и заглядывая под лавки, вдруг, перед ним, нос к носу, оказался старый, проплешенный заяц, со слюнявым ртом.

— Эдак вы его долго будете искать, — прошептал Заяц — смотрите как надо.

Косой настороженно покрутил головой по сторонам и внезапно выкрикнул во всю силу своей глотки:

— Я — начальник!

Секунду царила тишина, прерываемая, лишь, стуком колёс, а потом из — под пятой от Зайца скамьи пискнуло:

— Нет, я!

— Я — начальник! — прокричал ещё раз Заяц.

— Нет, я! — вновь пришёл тот же отклик, окончательно выдавший местоположение Кобольда.

Шахтёр резко бросился к убежищу Гнома, сунул руку под скамью, ухватил железной хваткой Кобольда за щиколотку и потянул к себе.

Кобольд верещал в этот раз как ещё никогда в жизни, угрожая схвативщему его холопу всеми возможными неприятностями, как-то: увольнение без выходного пособия, отметкой в трудовой книжке, взятием на карандаш всех родных, и вызовом полиции, но угрозы не оказали никакого воздействия, и Кобольд повис в воздухе, удерживаемый шахтёром на вытянутой руке.

Образовалась пауза, которую Кбольд воспринял как, хоть и запоздавщее, действие своих угроз, и решил, что нужно продолжать в том же духе:

— Волчий билет у меня получишь! — всхлипывал беспомощно раскачиваясь в пальцах — тисках Кобольд — Нигде больше.

Но договорить он не успел, треклятая рука подбросила Гнома вверх, где тушка Кобольда сделала элегантное сальто и устремилась вниз, а шахтёр размахнувщись ключом, отбил её, как мяч на бейсбольном матче.

Кометой Кобольд пересёк вагон и хлопнулся возле выходной двери, С трудом он поднялся на колени, и навалился на дверь, хлопая по ней ладошками, как пингвин ластами.

— Принцесса, Принцесса. — еле слышно звал он на помощь, сбитое ударом дыхание не давало ему говорить.

А шахтёр приближался, вот, уже, весь обзор Кобольду закрыли голенища шахтёрских сапог, и он увидел как неестественно растянуто, словно в кошмарном сне, над ним поднимается тяжёлый накидной ключ.

От страха Кобольда покинули последние силы, и он потерял сознание, чем и спас себе жизнь.

Обидчивый шахтёр вложился изо всех сил в последний удар, направленный в большущую, как перезрелая тыква, голову Гнома, но малютка не выдержав напряжения упал без чувств, громко чавкнув выдилениями из носа об пол, и ключ, не встретив, на пути головы, предназначенной для покарания, со всего размаху вошёл в дверь, проделав в ней приличную дыру.

Принцесса мигом соскочила с лавки, и схватив, застрявщую в двери железяку, рванула её на себя. Шахтёр разразился матом, пытаясь удержать ключ, но его сил оказалось совершенно недостаточно, что бы оказать сопротивление Принцессе, и ключ оказался трофейным орудием в руках Закатиглазки.

Принцесса встала во весь рост, и охватив накидной ключ обоими ладонями, занесла его над головой, шахтёр рассверипел, и крепко кроя всё ебаками, бросился на Принцессу, с непонятными ей намереньями.

Раздумывать было некогда, и Принцесса, сделав дугообразное движение руками, разжала пальцы, и, выпущенный, ключ, раскручиваясь, как авиационный пропеллер, полетел в неизвестного ей усача, к сожелению, Из-за раскачки вагона, бросок вышел не точным, и ключ, только задев нападавщего по виску.

Но и частичного соприкосновения с накидным ключём, запущенным с такой силой, оказалось достаточно, что бы срубить буяна, и он с глухим стономпокатился по полу.

— Внимание, внимание! — покрывая стук колёсных пар, загнусавил громкоговоритель — Электропоед прибывает в Зажратинск!

Дальше Закатиглазка не вслушивалась, она бросилась к двери, как ошпаренная, чуть не перевернулась, через какой-то комочек, который тихонько плакал. Принцесса было подняла ногу, что бы отбуцнуть помеху, но комочек сразу развернулся и оказался зарёванным Кобольдом. Гном подскочил, обхватил щиколотку Принцессы руками и ногами, а голову запрятал под юбки.

Принцесса плюнула, обругала глупого Гнома, и попытлась вклиниться в, мгновенно образовавшуюся, очередь выходящих пассажиров, что было делом не простым, ибо, по доброму старому обычаю, толпа сгрудилась в тамбуре у выходной двери, оказавшиеся в первом ряду, подталкиваемые в спину, вывалились прямо на перрон, вторая же линия, напротив, застряла в проёме, а все остальные бешено толкались, тыкали друг в дружку локтями, наступали на ноги, а если, ввиду плотности давки какие-либо действия оказывались невозможны, то усердно кусались и плевали друг другу на затылок, стараясь попасть за шиворот, ведь там слюна, растертая плотно прижатыми телами, доставит противнику максимальное неудобство.

Принцесса врезавшись в толпу, смогла погрузиться на пару человек, но дальше продвинуться её не удалось, оказавшиеся у неё за спиной пассажиры, сразу, пятью руками, схватили её за косу, и не пускали вперёд.

— Давай, Принцесса, поднажми! — раздался ободряющий голос Зайца, он тоже ухватился ка конец косы, помня, какие чудеса умеет выделывать Закатиглазка.

И Принцесса, действительно поднажала — нанося удары лбом, она разбивала нагромождения из живых людских тел, и тут же занимала образующиеся меж ними пространство, расталкиваемые таким образом пассажиры, в долгу не оставались, и Принцессе доставалась изрядная порция тычков, пинков и укусов, но вот заплюнуть ей за шиворот никому не удавалось, ибо её шею прикрывал плотно застёгнутый викторианский воротник.

И, наконец, в глаза Принцессе ударил свет вокзальных фонарей, ещё рывок — и Принцесса выскочила из вагона, как пробка из бутылки шампанского, а на косе, словно удачливый рыбак, она вытянула ещё пять человек и Зайца.

Закатиглазка глубоко вдохнула, после вагонной давки, вонючий воздух столицы, пропитанный запахами выхлопных газов и канализации, показался ей ароматом роз. Она поправила растрёпанную косу и вытерла воротник.

— Мой родной город, тридцать лет его не видела, — тихо произнесла она — и ещё бы столько же не видела.

— Чего? — удивился Заяц — Мне здесь нравилось, есть, где хорошо провести время: кабаки, бордели, казино, наркопритоны, всё в таком изобилии, что и за год везде не побываешь.

Кобольд молча вытирал сопливый нос о чулок Принцессы, и зло косился на Зайца, по всей видимости, он дулся на коллегу, за инцидент в электричке.

— Хватит мокрым носом тереться, — прикрикнула на него Закатиглазка — Поспим в здании вокзала до рассвета, тут, всего, пару часов осталось.