Заговор губернатора

Фредерик Пол. Заговор губернатора

Рука Двейна метнулась к талии и замерла. Он так и не вытащил свой пистолет-распылитель. Высокий седовласый Стивенс ухмыльнулся.

— Правильно, Двейн, — сказал он. — Я тоже мог бы спалить тебя, но никто из нас ничего на этом не выгадает, так что пускай уж пушки останутся на месте.

У Питера Двейна заходили желваки, но голос, когда он заговорил, звучал ровно:

— Не думай, что мы это так оставим, — произнес Питер. — Нынче же вечером мы с Андриасом наведем порядок, а тогда уж поглядим, сумеешь ты меня отшить или нет.

Улыбка на лице седого потускнела. Он сделал шаг вперед, выставив руку, чтобы не упасть, и ухватился за поручень, который тянулся вдоль коридора: двигатели под палубой звездолета заработали с натугой.

— Андриас — твой начальник, а не мой, — сказал он. — Я вольная птица и работаю только на себя. Когда мы сядем на Каллисто, я буду присутствовать при передаче ему нашего… давай назовем это “грузом”. И я возьму свою честную долю. Так и будет, поскольку Андриас мне не указ.

В конце главного коридора показался коренастый человек в синем. Он шел быстро, но, увидев двух мужчин, стал как вкопанный.

— Эй! — крикнул он. — Меняем курс! Расходитесь по каютам!

Он хотел было приблизиться к ним, но передумал и ушел. Ни Двейн, ни Стивенс не обратили на него никакого внимания.

— Выходит, я должен тебя убить? — спросил Двейн, и это прозвучало просто как вопрос, без всякой угрозы.

Из динамиков раздался глухой тревожный гонг, предупреждавший о минутной готовности. Седой Стивенс вздернул брови.

— Ничуть не бывало, — ответил он, смерив взглядом своего тщедушного рыжеволосого соперника. Стивенс был старше, выше и плотнее, но Двейн не уступал ему в воинственности. — Ничуть не бывало, — повторил он. — Просто бери свои десять тысяч и успокойся на этом. Не поднимай шума и не втягивай Андриаса в наш с тобой спор.

— А, чтоб тебя! — вспылил Двейн. — Мне обещали пятьдесят тысяч. Ты что, думаешь, мне не нужны эти деньги?

— Забудь о том, что я думаю, — злобно отрезал Стивенс. — Справедливость волнует меня, только когда речь идет обо мне самом. Я сделал всю работу, Двейн, это я достал товар. Моя цена известна: сто тысяч земных долларов. А чего там тебе наобещал Андриас — не моего ума дело. После того как я заберу свою долю, останется только десять тысяч. Это все, что ты получишь!

Какое-то мгновение Двейн неотрывно смотрел на него, потом коротко кивнул.

— Значит, я был прав еще тогда, в самый первый раз: придется тебя прикончить! — сказал он.

Питер уже поглаживал рукоятку распылителя, уже тянул ее на себя, но седой оказался проворнее: он вскинул руки и схватил Двейна, лишив того возможности двигаться.

— Не дури, Двейн! — скрипя зубами, произнес он.

Динамик затрещал и пролаял что-то нечленораздельное. Ни тот, ни другой ничего не услышали. Двейн ринулся вперед, в объятия Стивенса, и скользнул на палубу; седой отчаянно пытался удержать руку Двейна, сжимавшую пистолет. Но Питер уже высвободился, и Стивенс с опозданием выхватил свое оружие.

Слишком поздно: Двейн уже держал его на мушке.

— Может, хоть теперь ты внемлешь голосу разума? — отдуваясь, проговорил он и умолк на полуслове; ствол пистолета дрогнул. Палуба под ними внезапно вздыбилась и ушла куда-то вниз — это включились могучие реактивные двигатели. Вдруг наступила невесомость, и двое мужчин, сцепившись, пушинками отлетели на середину коридора.

— Меняет курс! — выдохнул Стивенс. — Боже милостивый!

Корабль достиг середины своего маршрута. Зазвенели колокола, призывая всех на борту укрыться и пристегнуться к надувным койкам, чтобы не попасть под смертоносный пресс ускорения, когда корабль развернется и пойдет к Каллисто. Но двое драчунов зазевались.

Коротко вспыхнули маленькие рулевые ракеты, Двейна и Стивенса швырнуло в переборку, когда корабль лениво повернулся вокруг своей оси. Боковые сопла вспыхнули еще раз, останавливая вращение после поворота на сто восемьдесят градусов, и противников впечатало в противоположную стену. Они по-прежнему ничего не весили, по-прежнему боролись, вцепившись друг в дружку.

А потом опять ожил главный двигатель, и корабль начал гасить свое ускорение. Палуба в коридоре мигом рванулась вверх, и двое мужчин со страшной силой ударились о нее.

Питер Двейн почувствовал резкую боль и провалился во тьму.

Кто-то разговаривал с ним. Двейн по пытался разомкнуть веки и посмотреть, кто это, но не смог. Лицо его покрывало что-то липкое и влажное, мешая видеть. Но голос достигал его слуха.

— Открой рот, — произнес он. — Пожалуйста, открой рот, Питер. С тобой все в порядке, только проглоти вот это.

Голос принадлежал девушке. Вдруг Двейн почувствовал легкое прикосновение ее руки к своему плечу. Он вяло мотнул головой. Голос зазвучал более настойчиво:

— Глотай, — велел он. — Это всего лишь общеукрепляющее. Оно снимет шок от… несчастного случая. Ты в шоке, а так все хорошо.

Он послушно открыл рот и поперхнулся какой-то теплой обжигающей жидкостью. Ему удалось проглотить ее, и он замер, пока ловкие женские руки проделывали что-то с его лицом. Внезапно сквозь прикрытые веки забрезжил свет, влажное лицо обдало прохладным воздухом.

Двейн открыл глаза. Хрупкая рыжеволосая девушка в белом халатике медсестры стояла рядом. Она сделала шаг назад и посмотрела на Питера, держа в руке комок мокрых бинтов.

— Привет, — шепнул он. — Вы… где я?

— В лазарете, — отвечала она. — Смена курса застигла тебя вне каюты. К счастью, ты не пострадал, Пи- тер. Тому седому, что был с тобой, старику Стивенсу, повезло меньше: он оказался внизу, когда включился двигатель. Три сломанных ребра, пробитое легкое… Час назад он умер в соседней палате.

Двейн плотно зажмурил глаза и поморщился. Когда он снова открыл их, взгляд его стал ясным, настороженным и одновременно растерянным.

— Кто вы, девушка? — спросил он. — Где я?

— Питер! — В ее голосе угадывались нотки изумления и обиды. — Я… разве ты не знаешь меня, Питер?

Двейн смущенно покачал головой.

— Я ничего не знаю, — проговорил он. — Даже собственного имени.

— Ну, ну, Двейн, — раздался зычный мужской голос, — так дело не пойдет. Что ты передо мной комедию ломаешь?

— Двейн? — переспросил он. — Двейн…

Повернув голову, он увидел смуглого приземистого мужчину, который хмуро смотрел на нею.

— Кто вы? — спросил Питер. Смуглый захохотал.

— Погоди, Двейн, ты еще вспомнишь меня, — непринужденным тоном ответил он. — Меня зовут Андриас. Я ждал твоего пробуждения: нам надо обсудить кое-какие дела.

Медсестра, по-прежнему в растерянности разглядывавшая Двейна, сказала:

— Я ненадолго оставлю вас. Пожалуйста, покороче, мистер Андриас: он еще не оправился от потрясения.

— Ладно, — пообещал Андриас и улыбнулся. Как только девушка вышла, улыбка исчезла с его лица.

— Топорно работаешь, Двейн, — заметил он. — Я ожидал, что у тебя будут неприятности со Стивенсом, но не предполагал, что ты сочтешь нужным навсегда убрать его с дороги. Ну да это не имеет значения. Убил и убил — мне от этого ни холодно, ни жарко. Давай доверенность на товар: твои деньги у меня с собой.

Двейн взмахнул рукой и неуверенно сел, свесив ноги с высокой койки. На него накинули простыню, но он был одет. Он с любопытством оглядел свое платье: серая туника, серые кожаные сапоги астронавта. Непривычное одеяние.

Растерявшись пуще прежнего, он потряс головой, и в ней что-то горячо запульсировало. Он закрыл глаза, подождал, пока уляжется боль, одновременно пытаясь заставить мозг включиться в работу и объяснить ему, кто он такой и где находится.

Он взглянул на человека по имени Андриас.

— Никто, похоже, мне не верит, но я действительно не знаю, что происходит, — сказал он. — Слишком много всего навалилось. Правда, я… черт, я даже не знаю собственного имени! У меня болит голова, я как в тумане.

Андриас выпрямился и вперил в Двейна мрачный подозрительный взгляд.

— Не валяй дурака, — злобно сказал он. — У меня нет времени на чепуху, и я не намерен толочь воду в ступе. Давай доверенность на груз и не вынуждай меня на крайности. Дело куда важнее, чем твоя шкура.

— Пошел к черту, — отрезал Двейн. — Никого я не обманываю.

В глазах Андриаса мелькнуло сомнение, но только на какой-то миг. Он подался к Двейну и уставился на него.

— Мне уже начинает казаться… — заговорил он, потом умолк и покачал головой. — Но нет. Ты лжешь. Ты прикончил Стивенса, чтобы заграбастать его долю, а теперь и меня ограбить хочешь! Что ж, ты упустил свой последний шанс, Двейн. Отныне командовать парадом буду я!

Он повернулся на каблуках, подошел к двери, распахнул ее и заорал:

— Дакин! Рид!

В каюту вошли двое безобразных верзил в мышино-серой форме, украшенной звездами — эмблемой полиции Лиги Каллисто. Они посмотрели на Андриаса, ожидая распоряжений.

— Двейн оказал сопротивление при аресте, — объявил Андриас. — Заберите его. Обвинение предъявить всегда успеем.

— Ты не можешь этого сделать, — устало сказал Двейн. — Я болен. Если имеешь что-то против меня, угомонись и подожди, пока я смогу нормально соображать. Я уверен, что сумею объяснить…

— Объяснить! Дьявол! — Смуглый захохотал. — Покуда я буду ждать, корабль упорхнет на Ганимед. Взлет через два часа. Хорошо, я могу подождать, но тогда и корабль останется тут. Без моего разрешения он никуда не полетит. Каллисто — моя вотчина, и только я могу распоряжаться здесь!

Кто бы ни был этот Андриас, тут, на Каллисто, он наверняка важная шишка, подумал Двейн. Он действительно распоряжался, и не только на словах.

Команда не протестовала, когда Андриас и его люди, пи слова не говоря, сняли Двейна с корабля. Двейн думал, что за него вступится медсестра, показавшаяся ему славной девушкой, но, когда они уходили, она куда-то исчезла. Одной короткой фразы, сказанной чиновнику в сером, охранявшему сектор космодрома, где стояла ракета, оказалось достаточно: человек кивнул и спешно отправился к капитану сообщить о задержке взлета на неопределенное время.

Плавно подкатила длинная мощная машина. Андриас сел впереди, а двое в форме запихнули Двейна на заднее сиденье и устроились рядом. Андриас отдал отрывистое распоряжение, и машина устремилась вперед.

Шофер сунул руку под приборный щиток, и тут же на крыше автомобиля завыла визгливая сирена. Немногочисленные машины, ехавшие по широкому прямому шоссе, подались в сторону, пропуская мчащийся лимузин.

Впереди виднелись высокие шпили города. Грациозные, достигавшие нескольких сотен футов в высоту, они казались Двейну одновременно и сказочными, и странно знакомыми. Где-то он их раньше видел. Он покопался в глубинах памяти, пытаясь пробить окутавшую ее непроницаемую облачную дымку и вызвать к жизни воспоминания, которых просто не могло не быть. Кажется, это называется амнезией — полное забвение всего, что было в жизни. Он слыхал об этом, но и представить себе не мог, что такое случится с ним!

Кажется, меня зовут Питер Двейн, думал он. И я, говорят, убил человека.

Эта мысль показалась ему вздорной. Говорят, какой- то седой по имени Стивенс. Двейн попытался вспомнить. Да, был один седой. И был спор. Что-то насчет денег и перевозки грузов, которые Стивенс поставлял Двейну. Был даже разговор об убийстве. Но чтобы это случилось в действительности!.. Двейн беспомощно посмотрел на свои руки.

Андриас повернулся и бросил на Питера колкий взгляд. Потом в его глазах мелькнула нерешительность, он быстро отвернулся и, ничего не сказав, рассеянно уставился прямо перед собой.

— Кто такой этот Андриас? — шепотом спросил Двейн у ближнего к нему охранника. Тот вытаращил глаза.

— Губернатор Андриас — полномочный представитель Лиги на Каллисто. Ты что, не знаешь Лигу Земли и Марса? Они назначили губернатора Андриаса, чтобы он… ну, чтобы он правил тут от имени Лиги.

— Лига? — переспросил Двейн, насупив брови. Да, как-то раз он слышал что-то о какой-то там Лиге. Но все это как-то смутно и неясно…

Второй страж заерзал и склонился к Двейну.

— Заткнись, — тяжело произнес он. — У тебя еще будет возможность поболтать вволю.

Однако возможность представилась не скоро. Час спустя Двейн все еще сидел в забранной решетками комнате, куда его втолкнули. Конвоиры привели его сюда но приказу Андриаса и ушли. Вот и все.

Двейн понял, что это не обычная тюрьма. Она больше походила на дворец — нечто из времен Римской империи на Земле: белый камень, фрески на стенах. Двейну хотелось человеческого общества и в особенности общества той медсестры: из всех, кого он видел после пробуждения, только она показалась ему теплой и человечной. От остальных веяло злобой и смертью. Жаль, что он не смог вспомнить ее. Кажется, она обиделась. А ведь она звала его по имени… Может быть, она сумеет понять…

Двейн сел на продавленный диван со свалявшейся набивкой и сжал руками голову. Бледные призраки прошлого шевелились в сознании. Он попытался придать им более четкие очертания или изгнать вовсе.

Когда-то где-то кто-то сказал ему:

“Андриас тайком вооружает головорезов на Каллисто и готовит путч против Лиги. Он жаждет власти и за ценой не постоит. Ему нужны ружья, земные ружья, контрабандой протащенные через таможню Лиги. Если он перебьет полицейский гарнизон, ту его часть, которая сохраняет верность Лиге и еще не переметнулась к Андриасу, то какой бы флот ни отрядили сюда потом Земля и Марс, он только посмеется над нами. В атмосфере ракеты становятся неуклюжими и беспомощными, и, если Андриасу удастся вооружить изрядную часть местного отребья, его уже не остановить. Вот почему он готов заплатить за электронные ружья столько золота, сколько они весят”.

Двейн ясно вспомнил эту сцену, даже почти увидел резкое орлиное лицо человека, говорившего с ним. Но потом память отказала.

В сознании промелькнуло какое-то ускользающее воспоминание. Двейн ухватился за него, вернул, прижал пк бабочку булавкой…

Они остановились в Даксайде, космопорту, расположенном с той стороны Луны, которая вечно обращена в противоположную от Земли сторону. Как будто Луне не чуждо чувство стыда, и она хочет упрятать от глаз подальше наспех построенный грохочущий город под куполом, примостившийся в одном из громадных кратеров. Двейн вспомнил, как сидел за столом в низкой прокуренной комнате напротив высокого седовласого человека. Стивенса!

“Четыре тысячи электронных ружей, — сказал тот человек. — Последняя модель с государственных заводов. Как я их достал — не твое дело. Идеальное оружие. Цены мои ты знаешь, так что хочешь — бери, не хочешь — не надо. А деньги можно получить сразу же после посадки на Каллисто”.

Несколько минут они спорили об условиях, потом ударили по рукам и хлебнули бледно-желтого жидкого огня из бутыли с узким горлышком.

Затем Двейн и седой вышли из дома и отправились малолюдными закоулками к громадному зданию без окон. Двейн помнил добела раскаленные звезды над головой, их пронзительный свет, лившийся сквозь огромный прозрачный купол, который удерживал воздух в запечатанном городе Даксайде; он помнил, как они стояли перед входом в склад и вполголоса переговаривались с человеком, вышедшим на их зов.

Потом они попали внутрь, в огромную камеру, полную плетеных коробов с сухим молоком и оборудованием для горных работ, если верить трафаретным надписям на них. Двейн еще повернулся к седому и в растерянности спросил, что это значит, а тог громко расхохотался.

Он стащил один из ящиков на пол, сорвал крышку острым концом какого-то крюка, и из короба, стуча о пол, посыпались короткоствольные ружья с матово блестящими жерлами. В одном коробе умещались восемь штук, а коробов тут были сотни. Двейн поднял одно ружье, переломил ствол, заглянул в камеру, в которой при нажатии на курок с неистовой силой взрывалась крошечная капсула с ураном-235, сеявшая радиоактивную смерть на расстоянии в три тысячи ярдов…

И это воспоминание тоже оборвалось. Двейн встал и оглядел свое осунувшееся лицо в зеркале над койкой.

“Говорят, что я убийца, — подумал он. — Наверное, я впридачу и подпольный торговец оружием. Господи, кто же я еще?”

Отражение встретилось с ним взглядом — бледное искаженное лицо, казавшееся еще бледнее в обрамлении огненно-рыжей шевелюры. Он не смог прочесть на этом лице ответа. Эх, если б только вспомнить…

— Ладно, Двейн, — донесся от распахивающейся двери зычный голос охранника, — довольно строить себе глазки.

Двейн оглянулся. Охранник мотнул головой.

— Губернатор Андриас желает говорить с тобой. Немедленно. Не вынуждай губернатора ждать.

Длинная узкая комната с ковровой дорожкой от двери до громадного тяжелого стола — так выглядел кабинет Андриаса. Входя, Двейн почувствовал, что к нему возвращается еще какое-то воспоминание. Один из древних диктаторов Земли прибегал к точно такому же психологическому фокусу, чтобы повергать в трепет тех, кто приходил к нему на поклон. Муслини или что-то в этом роде…

Но фокус не удался: у Двейна были другие заботы. Он прошел тридцать футов по комнате, убранство которой должно было преисполнить его сознанием собственного ничтожества, таким же спокойным шагом, каким ходил на своей родной планете, когда дышал свежим воздухом.

Только что это за планета? А впрочем, неважно.

Охранник стал в дверях, и Андриас взмахом руки удалил его.

— Ну, вот и я, — сказал Двейн. — Чего тебе надо?

— Я велел обыскать корабль, — ответил Андриас. — То, что мне нужно, находится на борту. Это обстоятельство на какое-то время продлевает твою жизнь. Однако груз записан на тебя. Я мог бы силой завладеть им, если нужно, но предпочитаю не делать этого. — Он взял со стола какую-то бумагу и передал ее Двейну, — Вел ты себя плохо, но еще можешь остаться в живых и даже взять деньги за ружья — долю Стивенса и свою собственную. Это доверенность, по которой мои люди могут взять четыреста двадцать ящиков с обезвоженными продуктами и бурильным оборудованием из трюмов “Камерона” — корабля, доставившего тебя сюда. Подпиши ее, и мы забудем наши разногласия. Но только немедленно. Давай покончим с этим, Двейн, а то я уже теряю терпение.

— Нет, — без всякого выражения ответил Двейн.

Желтоватое лицо Андриаса побагровело, челюсти сердито сжались, а голос звучал угрожающе, потому что Андриас не вполне владел им.

— Я тебе шею сверну, Двейн, — тихо проговорил он,

Двейн посмотрел ему в глаза и увидел в них смерть. Он мысленно содрогнулся.

Да и какая разница?

— Давай перо, — бросил он.

Андриас глубоко вздохнул. Видно было, как он расслабляется, как сдерживаемая злоба оставляет его, как вновь становится бесстрастным лицо. Он молча подал Двейну бумагу и перо и смотрел, как тот выводит на листке свое имя.

— Так-то оно лучше, — сказал Андриас и задумчиво помолчал. — Но еще лучше было бы, если б ты не мурыжил меня так долго. Я не прощаю этого своим партнерам.

— Деньги, — сказал Питер. Коль уж он начал играть свою роль, притворяясь, будто знает, что делает, надо играть до конца. — Когда я их получу?

Андриас взял бумагу и внимательно изучил подпись. Он с задумчивым видом сложил ее, запихнул в карман и ответил:

— Условия, разумеется, должны быть пересмотрены. Я предлагал сто десять тысяч земных долларов и заплатил бы, но ты рассердил меня. Придется теперь тебе платить за это.

— Я уже заплатил, — сказал Двейн. — Довольно я из-за тебя натерпелся. Выдай мне все, что задолжал, если хочешь и дальше получать товар.

Это был выстрел наугад, и он не достиг цели.

Андриас вытаращил глаза.

— Ты меня удивляешь, Двейн, — сказал он, потом поднялся, обошел стол и остановился напротив Питера. — Я уже начинаю думать, что ты и взаправду, лишился памяти. Иначе ты, разумеется, знал бы, что больше мне ружей не надо. С теми, которые у меня есть, я просто возьму все, что пожелаю!

— Значит, ты готов… — начал было Двейн. Он умолк, пытаясь осознать услышанное, но тут не требовалось никаких раздумий. Его руки, сцепленные за спиной, уже напряглись и сжались в кулаки, уже напружинились мышцы ног. — Ты готов, — повторил он. — Ты вооружил здешних ссыльных, самые грязные отбросы девяти планет. Ты хочешь предать Лигу, наделившую тебя властью на Каллисто… Что ж, это все меняет. Такого я не допущу!

Он бросился на Андриаса, пытаясь ухватить того за горло. Смуглый пошатнулся и, спотыкаясь, отступил назад, но его руки уже тянулись к двум висевшим на поясе тепловым пистолетам.

Двейн заметил опасность и среагировал мгновенно: его ступня охватила голень Андриаса, пальцы еще крепче впились в горло, и он ринулся вперед, ударив Андриаса головой в лицо. Он почувствовал, как подаются плоть и хрящи, как ломается нос противника. Голова закружилась: удар оживил мучительную боль.

Андриас упал, и Двейн рухнул на него. Смуглый уже потерял сознание, его голова с громким леденящим кровь шлепком ударилась о покрытый ковром пол.

Двейн завладел тепловыми пистолетами, поднялся и уставился на поверженного.

“Говорят, что точно так же я убил Стивенса, — подумал он. — Похоже, вхожу во вкус”.

Но Андриас не умер, хоть и лишился чувств. Он лежал, холодный как пустота за орбитой Плутона, но живой. Толстый ковер спас его череп.

Двейн перешагнул через бесчувственное тело и оглядел комнату. Она была обставлена строго, почти скудно. Два стула перед пустым, витиевато украшенным столом Андриаса и роскошное кресло за ним. Рядом — шнур звонка с кисточкой на конце. Ковровая дорожка. Вот и все убранство.

Питер понял, что так просто отсюда не выбраться.

Двейн методично обшарил ящики стола. Бумаги, целый арсенал пистолетов, кипа денег в валюте Каллисто, зловеще-черные записные книжки, страницы которых испещрены загадочными цифрами. Холодный безликий стол без милых сердцу безделушек, какие обычно собирают люди. И, разумеется, тут не было ничего, что помогло бы Питеру выбраться из этого очень похожего на крепость здания.

Он побросал вещи обратно в ящики, перевернул Андриаса и обыскал его карманы. Опять деньги — должно быть, этот человек все время имел под рукой целое состояние — и несколько пустячных бумаг. Двейн взял подписанную им доверенность и разорвал на клочки. Впрочем, это был всего лишь красивый жест: когда Андриас придет в себя (если Двейн не выберется отсюда и не попробует что-то предпринять), отсутствие письменного разрешения на смертоносный груз корабля уже не остановит его.

Когда Андриас придет в себя…

В сознании забрезжила какая-то мысль. Двейн взглянул на лежавшего без чувств Андриаса, и она тут же потухла. Он решил было погнать смуглого перед собой, держа на мушке, как обычно делают беглые заключенные. Но потасовки, вопреки тому, что пишут в книгах, оставляют следы на лицах проигравших.

На шее Андриаса виднелись сине-багровые отметины от пальцев Двейна, из ноздрей текли две темно-алые струйки, а тонкий нос после удара торчал куда-то вбок.

Один взгляд на это лицо — и любой охранник сразу поймет, что случилось. Двейн выпрямился и огляделся. Действовать надо быстро: он уже слышал дыхание Андриаса, видел, как его лицо искажается гримасами, а рука судорожно хлопает по полу. Сознание возвращалось.

Двейн взялся за тепловой пистолет, который сунул за пояс, вытащил его и заколебался, пытаясь собраться с мыслями. Говорят, что он уже убил человека. Он — убийца. Значит ли это, что он может хладнокровно пристрелить Андриаса? Ведь терять ему нечего, а выиграть можно очень много.

После секундного колебания он быстро взял пистолет за ствол и ударил Андриаса рукояткой по голове. Тот захрипел, но не подал больше никаких признаков жизни и перестал шевелиться.

“Нет, — подумал Двейн, — пусть говорят что угодно, но я не убийца”.

Однако надо выбираться отсюда. Как же? Охранник, наверное, уже теряет терпение. Каждую минуту он может постучать в дверь, сначала робко, потом громче и громче.

Охранник! Вот же выход!

Двейн оглядел комнату. Тридцать футов. Если бежать во весь дух, можно преодолеть их за пару секунд. Хватит ли их? Это можно было выяснить только одним способом.

Двейн обошел стол, глубоко вздохнул и резко дернул за шнур звонка. И тут же рванулся к двери. Толстый упругий ковер приглушал его шаги. Почти добежав до двери, Двейн увидел, как она приоткрывается. Он проворно шагнул в сторону и оказался за дверью, когда охранник заглянул в комнату.

Его глаза подозрительно сверкнули, потом он увидел скорчившегося на полу Андриаса и все понял. Охранник открыл рот, чтобы закричать, но Двейн уже обхватил его за шею, перекрывая воздух, и одновременно ногой захлопнул дверь. Его левая рука, сжатая в кулак, врезалась в подбородок охранника, и тот как подкошенный рухнул на пол. Двейн грубо протащил его через всю комнату, вспрыгнул на стол, жестоко исцарапав острыми шипами подошв его блестящую поверхность, и ловко отвязал длинный шнур звонка, потом снова соскочил на пол.

С трудом усадив Андриаса в кресло, Питер связал его шнуром и заткнул ему рот кляпом из бесценного шарфа венерианской шерсти, который Андриас таскал на шее. Попробовав шнур на прочность, Двейн улыбнулся. Выдержит.

Он раздел охранника, связал ремнем, а в качестве кляпа использовал носовой платок. Потом затащил тело за стол, с глаз подальше. Кресло Андриаса он развернул таким образом, чтобы лицо смуглого было обращено в сторону от двери. Если кто-то заглянет, то может и не заметить, что Андриас без сознания.

Раздевшись, Питер быстро натянул серую форму охранника. Она трещала и рвалась в десятке мест. Может быть, длинная накидка с капюшоном, которую носил охранник, поможет это скрыть? Во всяком случае, больше ничего под рукой нет.

Стараясь по возможности сохранять военную выправку, Двейн прошел по длинному ковру к двери, открыл ее и шагнул в приемную.

Ему не могло везти вечно. Было почти чудом, что он добрался туда, куда добрался. Двейн миновал двух охранников в приемной, которые молча оглядели его пустыми глазами, прошел через огромный вестибюль и вышел в парадную дверь.

Шагать по городу было, конечно, проще. Тут многий носили такую же униформу. Двейн подумал, что власть Андриаса даже над полицией Лиги, командиром которой он считался, не могла быть слишком прочной. Не все же полицейские продались: их просто слишком много. Да и будь они все на стороне Андриаса, ему не было бы нужды контрабандой тащить сюда винтовки и вооружать цивильных бунтовщиков.

Двейн отпустил проклятие в адрес ранних земных правительств. Им не хватило дальновидности. Из Каллисто сделали планету-тюрьму и населили самыми мерзкими подонками с Земли. А потом поняли, что создали куда более трудную проблему, чем та, которую пытались решить. Проблему, похожую на неистребимую гидру.

Преступные наклонности не передаются по наследству. Дети этапированных сюда каторжников в большинстве своем вырастали честными людьми, ищущими уважения ближних. Но не получавшими его.

Да и на Земле уровень преступности не очень понизился после того, как гангстеров и убийц начали высылать на Каллисто. И наконец, с большим опозданием, в дело вмешалась Лига, посадившая на Каллисто своего губернатора.

Будь губернатор честным человеком, можно было бы решить вопрос ко всеобщему удовлетворению. И первый губернатор действительно был честен. Неподкупная, всегда готовая к бою полиция Лиги уничтожила многие зияющие язвы планеты. Начались и развернулись работы по общественному устройству, дала ростки система народного самоуправления.

Но первый губернатор умер, а вторым стал Андриас.

“И вот результат”, — с горечью подумал Двейн, въезжая на взятой напрокат машине на летное поле. На лицах половины обитателей Каллисто, встреченных им, читалось мрачное предчувствие. А лица остальных выражали готовность к черной измене. Кое-кто из предателей принадлежал к числу ссыльных преступников: последний корабль с каторжниками сел тут всего десять лет назад. Все, кого хотел вооружить Андриас, были либо из первых партий этапированных, либо из числа их самых слабовольных потомков.

Что же удерживало Андриаса и почему ему понадобилось контрабандой протаскивать сюда ружья?

Ответ на этот вопрос внушал надежду, но не позволял сделать окончательных выводов. Ясно, что у Андриаса не было неограниченной власти над полицией Лиги. Но как далеко простиралось его влияние? Кого из офицеров он сумел склонить к измене? Об этом Двейн не имел ни малейшего представления.

Он плавно въехал на стоянку, выключил зажигание и бросил машину. Была ночь, но на Каллисто она длилась недолго, и уже светало. Там, где через несколько минут взойдет солнце, над горизонтом уже появилось жемчужное свечение, а с другой стороны еще виднелся кровавый диск могучего Юпитера, заливавший пейзаж багровым заревом. Еще минута, и он исчезнет. Летное поле почти не освещалось: корабли на Каллисто прибывали нечасто.

Почти невидимый в неверном свете, Двейн смело вышел на выжженный реактивными соплами гудрон и отправился к “Камерону” — кораблю, который привез его сюда. На той же опаленной площадке стояли еще две ракеты, но они были меньше. Маленькие скоростные военные корабли заглянули на Каллисто, чтобы дозаправиться и вернуться к своим обязанностям по непрерывному патрулированию межзвездных линий системы, которое осуществляла Лига.

Он добрался до главного шлюза корабля. Офицер в серой форме Лиги стоял на страже.

— Официальное поручение, — бросил Двейн и прошмыгнул мимо растерянного часового, не дожидаясь, пока тот вступит в препирательства. Он торопливо зашагал по коридору к рубке управления. Корабельный эконом с любопытством оглядел проходящего Двейна, и тот отвернулся. Если его узнают, могут начаться расспросы.

В тысячный раз проклял он серое облако, окутавшее его память. Он даже не знал, кто из экипажа может опознать его и поднять тревогу.

Питер оказался у двери с надписью: “Только для экипажа. Не входить”. Постучав, он взялся за ручку и распахнул дверь. Приземистый человек с открытым лицом, одетый в синюю форму, на погонах которой красовались бронзовые орлы Торговой Службы, посмотрел на Двейна и узнал его: глаза сверкнули.

— Двейн, — прошептал он. — Питер Двейн! Почему на тебе форма личной охраны Андриаса?

Двейн подождал, пока уляжется ком в горле. Это был друг.

— Капитан, — сказал он, — вы, похоже, мой друг. Если это так, мне нужна помощь… Я… я потерял память…

— Потерял память? — эхом отозвался капитан. — Ты о том ударе по голове? Корабельный врач что-то говорил… да, да, именно так. Я, правда, с трудом поверил этому.

— Но мы с вами были друзьями?

— Конечно, Питер.

— Тогда помогите мне, — сказал Двейн. — У вас в трюмах лежит принадлежащий мне груз. Вы знаете, что там такое?

— Ну разумеется. Ты о ружьях?

Двейн заморгал, кивнул и стал неуверенно озираться в поисках стула. Значит, капитан и правда его дружок, коллега-контрабандист, торговец оружием!

— Господи боже, — сказал он вслух. — Что за чертовщина!

— Да в чем дело? — спросил капитан. — Я видел тебя в коридоре, ты спорил со Стивенсом. У тебя был такой вид, словно ты готов поднять бучу, и мне следовало тогда подойти к тебе, но мы меняли курс, и я был обязан находиться в рубке… А потом мне сказали, что Стивенс мертв и, возможно, убил его ты. Затем мне доложили, что ты потерял память и попал в переплет по милости Андриаса.

Он умолк, и взгляд его стал подозрительно-задумчивым, почти враждебным.

— Питер Двейн, — тихо сказал он, — сдается мне, что ты потерял не только память. На чьей ты стороне? Что вы не поделили с Андриасом? Если ты предал меня, парень, лучше сразу скажи. Ради былой дружбы я не стану принимать слишком крутых мер. Но уж очень высоки ставки…

— А, черт! — воскликнул вдруг Двейн, выхватив тепловой пистолет, направил его на коротышку в синем кителе. — Я хотел бы иметь тебя в союзниках, но как узнать, за кого ты? Наверное, кроме самого себя, я не могу доверять никому. Руки вверх!

И в этот миг удача изменила ему.

— Питер… — начал было капитан, но донесшийся снаружи шум заставил его замолчать. Оба уставились на видеоэкраны. Вдалеке завыла сирена мчащейся машины. Автомобиль сшиб ворота, разметав легкую деревянную перегородку, бешено развернулся на двух колесах и с ревом понесся к кораблю.

В машине сидел Андриас. Двейн повернулся к капитану, твердой рукой наставив на него пистолет.

— Закрывай порты! — прорычал он. — Запускай двигатели, да быстрее!

— Слушай, Питер…

— Я сказал: быстрее!

На улице заскрипели тормоза, и машина исчезла с экранов. Послышались отрывистые голоса.

— Закрывай порты! — свирепо заорал Двейн. — Живо!

Капитан хотел было что-то сказать, потом сжал губы, коснулся кнопки внутренней связи и проговорил:

— Задраить люки, мигом! Машинный отсек, запустить двигатель. Десять секунд! Всем по местам стоять. Взлет.

Резко завыла стартовая сирена корабля, и в этом вое потонули все звуки, Двейн почувствовал, как визжат электромоторы, закрывающие тяжелые лючины. Он скользнул в пилотское кресло и пристегнулся надувными ремнями.

Приборы… он узнавал их все до единого, он знал, как ими пользоваться! Может быть, до потери памяти он был пилотом ракеты? До потери памяти и до того, как переключился на более соблазнительное поприще контрабандиста оружия? Двейн задумался.

Однако поднять корабль мог только капитан.

— Десять секунд, — сказал ему Двейн. — Поехали.

Капитан колебался какое-то мгновение. Он смотрел на тепловой пистолет и знал, что Двейн способен пустить его в ход.

— Люди… — сказал он. — Если они окажутся внизу, когда заработают сопла, они сгорят!

— Придется рискнуть, — ответил Двейн. — Сирену они слышали.

Капитан быстро повернул голову, и его пальцы стремительно задвигались. Он уже сидел в своем кресле, пристегнутый тяжелой парусиновой сетью. Руки его потянулись к рычагам, и пальцы, казалось, зажили какой-то своей жизнью. Они проворно пробегали по клавишам, прокладывая взлетный курс. Потом его ладонь легла на ключ зажигания…

Ускорение оказалось больше, чем ожидал Двейн, но он выдержал. Ракета пронеслась сквозь разреженную атмосферу Каллисто, и тихий стон рассекаемого воздуха слился с ревом сопел. Потом он резко оборвался, а звук двигателей стал таким же тихим, как потрескивание каркаса “Камерона”. Они были в космосе.

Капитан ударил ногой по педали, отключавшей форсаж, и уменьшил ускорение.

— Что дальше? — спросил он, поворачиваясь к Двейну.

Тот молча покачал головой, освобождаясь от стеснявших его ремней. “Что дальше? Тоже мне вопросец!”

Капитан с легкостью опытного астронавта уже выбрался из пут. Он стоял возле своего кресла, пристально разглядывая Двейна. Но тот, хоть и был занят, по-прежнему сжимал в руке пистолет. Двейн прислушался, снимая последний ремень. Что это: отдаленные, но приближающиеся голоса в коридоре? Или ему послышалось?

Капитан, с любопытством смотревший в иллюминатор, прервал его раздумья.

— А как ты поступишь, к примеру, вот с ними? — спросил он, указывая рукой вниз.

Двейн увидел две патрульные ракеты, гнавшиеся за захваченным им кораблем. Призрачные пастельные тени с тонкими, будто пунктирными дулами для стрельбы трассирующими зарядами, они казались Двейну мрачными и зловещими.

Он вполголоса выругался: большой неуклюжий “Камерон” был бессилен против них, как утка против юрких хищных ястребов. Знать бы, на чьей они стороне. Знать бы хоть что-нибудь!

Он не мог позволить себе рисковать.

— Назад! — велел он капитану.

Человек в синем отступил, с любопытством следя за приближающимся Двейном, который быстро оглядел пульт управления, стараясь запомнить, как им пользоваться.

Все это мучительно ускользало от него, хотя и было совсем близко! Он снова выругался, потом наугад ударил по дюжине клавиш, придавил пяткой педаль, резко убрал с нее ногу; корабль неистово накренился, и Двейн пальнул по чувствительным рычагам, испепелив их из своего теплового пистолета. Теперь корабль был парализован хотя бы на время. И крейсеры ничего не смогут с ним сделать, пока не починят систему управления: стыковка невозможна. “Камерон” со всем своим грузом политического динамита будет теперь часами, если не сутками, кружить в пространстве. Невесть что, но больше ничего сделать он не мог. По крайней мере, он выиграл время на обдумывание положения.

Но нет: он снова услышал голоса в коридоре, и один из этих голосов, хриплый и громкий, принадлежал Андриасу. Значит, он как-то успел проникнуть на борт “Камерона” до задрайки люков!

Двейн выпрямился, повернулся к двери, рядом с которой стоял капитан, и взмахнул пистолетом.

— Запри дверь! — приказал он.

Капитан поспешно протянул руку к замку и тут же отдернул ее, схватившись за разбитые пальцы: Андриас и еще три человека ворвались в рубку, едва не сметя дверь. Однако при виде мрачного лица Двейна и пистолета, они неуверенно остановились.

— Стоп! — велел он. — Вот так… Подождите, пока я все обдумаю. Первый, кто шевельнется, умрет.

Лицо Андриаса побагровело, но он молчал и только стоял, дыша ненавистью. Алые пятна он стер, но нос по-прежнему смотрел вбок, а на щеке начинал набухать лиловый синяк. Сопровождавшие Андриаса охранники были вооружены такими же смертоносными пистолетами, как и Двейн, а у самого Андриаса был пулевой револьвер устаревшей модели — древнее оружие, выхваченное у какого-то растерявшегося стражника на борту “Камерона”.

Опершись рукой о кресло пилота, Двейн уставился на них. Корабль ходил по окружности малого радиуса — такой курс сообщили ему разбитые приборы управления. Казалось, он гоняется за собственным хвостом. Двейн заметил, как промелькнули две патрульные ракеты, потом увидел хлещущее из их боковых сопел пламя: ракеты тормозили и разворачивались, пытаясь пристроиться к обезумевшему “Камерону”, летящему в облаке своих отработанных газов, от которого яркие звезды вокруг стали тускло-фиолетовыми.

Двейн отвернулся лишь на секунду.

— Спокойно! — прошипел он, увидев, что Андриас начал было поднимать руку. Губернатор вновь опустил ее, и физиономия его стала еще сумрачнее.

Тук-тук-тук — послышалась в коридоре дробь торопливых женских каблучков; затем раздался тяжёлой глухой топот сапог астронавтов. Двейн сделал Андриасу и его полицейским знак пистолетом.

— Прочь с дороги! — скомандовал он. — Посмотрим, что там на этот раз.

На этот раз пришла девушка. Рыжие волосы развевались на бегу, лицо раскраснелось от волнения. Она буквально ворвалась в рубку.

— Питер! — закричала она. — Андриас и его…

Но тут она все увидела и умолкла. Двейн смотрел на нее. Он хотел что-то сказать, потом заметил выражение ее глаз, которые внезапно вспыхнули. Губы девушки приоткрылись, она издала тихий крик и бросилась на Андриаса.

Питер чертыхнулся и попытался развернуться вместе с пистолетом, но тут рубка наполнилась громом, в котором потонул грохот двигателей, и в голове Двейна сверкнула голубоватая вспышка. Откуда ни возьмись навалилась тьма. Он упал, успев заметить, как в рубку хлынули люди и как заблестели тепловые лучи.

“Ну вот”, — подумал он с горечью, и это была его последняя мысль.

Двейн снова лежал на той же койке в лазарете. Голова болела и кружилась. Он заставил себя открыть глаза и увидел девушку, которая смотрела на него. Лицо ее прояснилось, когда она заметила, что его ресницы вздрогнули и разомкнулись. Но потом ее лик вновь омрачился, а губы задрожали.

— Черт тебя возьми, Питер, — прошептала она. — Кто ты на этот раз?

— Питер Двейн, кто ж еще? — ответил он.

— Слава богу, что ты это знаешь! — послышался голос капитана. Он здорово изменился с тех пор, как они виделись в последний раз: одна рука висела на перевязи, сквозь которую проступали желтые пятна мази от ожогов.

Питер потряс головой, пытаясь прийти в себя.

— Где я? — спросил он. — Андриас…

— Андриас там, откуда уже не сможет до тебя добраться, — отвечал капитан. — Он заперт внизу с двумя своими парнями. Третий мертв. Как твоя память, Питер?

— Похоже, ничего, — сказал он, хотя по-прежнему чувствовал себя как пришибленный. — Но где я? Панель управления… Я сжег ее.

Капитан засмеялся.

— Знаю, — коротко ответил он. — Думается, в каком-то смысле ты был вынужден это сделать. Ты никому не верил, не мог верить. И ты должен был сделать все, чтобы ружья не очень скоро попали обратно на Каллисто. Мы уже отключили двигатели и летим по орбите.

Двейн обмяк.

— Послушайте, — сказал он, — кажется, у меня проясняется в голове. Но как… то есть… вы были на моей стороне? Все время?

Капитан невозмутимо кивнул.

— Да, Питер. То есть на стороне Лиги. Когда стало известно о замыслах Андриаса, пришлось срочно принимать меры. Мы не могли вторгнуться на Каллисто: это чревато кровопролитием и к тому же заставило бы Андриаса действовать. А уж тогда пиши пропало. Каллисто уже сейчас представляет собой политическую пороховую бочку, которая могла бы взорваться.

Глаза Питера загорелись внезапной надеждой.

— А вы и я… — начал он.

— А ты, я и еще пара ребят, о которых никто не знает, получили задание уладить дело. Нам надо было узнать, кто поддерживает Андриаса, и не дать ему получить электронные ружья, пока идет проверка командиров гарнизона Каллисто. Выяснили, кто стоял за Андриасом на Земле. Это группа недовольных режимом толстосумов. Они хотели эксплуатировать Каллисто в своих интересах и заключили с ним тайные сделки на концессии. Ты, разумеется, затягивал доставку ружей, сколько мог. Они лишнюю неделю пролежали в складах на Луне, пока ты спорил об условиях. Как раз этим вы со Стивенсом, наверное, и занимались в тот момент, когда мы меняли курс.

— Ну, довольно с вас, — вмешалась медсестра. — Я тоже хочу сказать ему несколько слов.

— Нет, погодите, — заспорил Двейн, но капитан, широко улыбаясь, уже двинулся к двери.

— Потом, — бросил он через плечо. — Времени у нас вдоволь.

Дверь за ним закрылась, и Двейн повернулся к девушке. Он опять потряс головой. Дымка в сознании рас­сеивалась. Он уже почти все помнил: события обретали четкость очертаний. Эта девушка, к примеру…

Она заметила его движение.

— Как голова, Питер? — сочувствующе спросила девушка. — Андриас попал в тебя из своего ужасного пистолета с пулями. Я пыталась остановить его, но успела только сбить прицел. Ой, Питер, как же я испугалась, когда увидела, что ты падаешь!

— Возможно, вы спасли мне жизнь, — серьезно сказал Двейн. — Андриас всегда удивлял меня искусной стрельбой.

Он попытался улыбнуться. Девушка нахмурилась.

— Питер, — сказала она, — мне жаль, если в прошлый раз я показалась тебе злючкой. Просто я… ты не помнил меня. Этого я не могла понять.

Питер уставился на нее. Да, он должен был ее помнить. И помнил, вот только…

— Вероятно, это тебе поможет, — проговорила девушка и, пошарив в кармане халатика, достала что-то маленькое и блестящее. — Я не ношу его на работе, Питер, но сегодня, наверное, исключительный случай…

Питер приподнялся на локте, пытаясь разглядеть, что она делает. Девушка надевала эту маленькую штуковину на палец…

Кольцо. Обручальное кольцо!

— О! — вскричал Питер. И вдруг как будто что-то щелкнуло. Он вспомнил все. Наверное, второй удар по голове исправил то, что разрушил первый.

Он перекинул ноги через край койки, вскочил и жадно протянул к девушке руки.

— Еще бы не помнить! — воскликнул он, когда она упала в его объятия. — Еще бы не помнить это колечко у тебя на пальце! Ведь я сам его надел.

© А.Шаров, перевод. 1991