— Что-то в тебе изменилось. — подозрительно посмотрела на меня Таня, когда я зашел в небольшую застеклённую веранду, где за столиком в одиночестве завтракала девушка.
— Ночь среди цветов подействовала на меня освежающе! — сразу же брякнул я, останавливаясь возле стола.
Блин! Это всё из-за Астральной энергии, она понемногу истекает в окружающее пространство, а люди это чувствуют. Даже те, у кого в принципе нет каких-либо способностей для самосовершенствования, ощущают воздействие сверхчеловеческой силы на себя. На многих это действует притягательно, молодые практики становятся настоящими магнитами для противоположного пола. Я и сам в своё время… кхм… В общем, надо поскорее создавать Духовный Мир — она как барьер ограждает Астральное тело, препятствуя истеканию Астральной энергии. Это особенно актуально на высоких уровнях развития, но мне нужно уже будет прямо сейчас, чтоб не привлекать лишнего внимания.
— Ну… — Таня прищурилась, пытаясь рассмотреть моё лицо получше. — У тебя будто кожа белее стала. Да и… всё какое-то…
— Это я наелась. Тут такая вкусная еда, что от неё у меня даже лицо округлилось и разгладилось!
— Пф, ну, может быть. Ладно, садись, чего ты стоишь, как статуя укора? — девушка махнула рукой.
— Спасибо!
Раз дают, то нет смысла отказываться. Устроившись на высоком стуле, я стал уплетать всё, до чего можно было дотянуться. Когда я ещё так поем? В приюте у меня больше никто еду не отберёт, но и еда там, скажу честно, не самая хорошая. А тут! Просто глаза разбегаются!
— Гладя на тебя, мне кажется, что завтрак вкуснее, чем есть на самом деле. — улыбнулась Таня.
— Он и пфафда офифенных! — с трудом выговорил я, проталкивая слова через полный рот.
— Жаль, что Светлана Михайловна, повариха, этого не слышит. — девушка хихикнула. — Давай, доедай быстрее и пойдём вещи тебе подбирать.
— Зафем⁈
— А что, ты хочешь шастать по дому голой? Рома очень обрадуется этому! — Таня мне подмигнула, а я нахмурился. — Твоё платье разорвано, те обноски, в которых ты приехала вчера, я выбросила, у тебя даже трусов нет! Не хочешь же ты забрать себе мой халатик⁈
— Я понялаааа. — простонал я. — Но можно просто выбрать что-то быстро и не заморачиваться? У меня от этих магазинов аллергия начинается!
— В магазины мы сегодня не поедем. — огорошила меня Таня. — Покопаемся в шмотках моей младшей сестры, она на год старше тебя, старьём три шкафа забиты, всё никак выкинуть не можем.
— Да? Хорошо!
Напихав в себя побольше будочек и залив их чаем с молоком, я закончил завтрак. Таня поклевала свою порцию раньше меня, поэтому поднялась и пошла куда-то, кивком головы приказав следовать за ней. Замыкающей шла Жанна. Минут через десять мы дошли до некой комнаты, которую можно было бы назвать кладовкой, если бы не её размеры. Блин, да она больше, чем наша спальня на шестерых в приюте! И вся забита вещами! И одеждой, и обувью, и всякими мелочами типа шапок-перчаток, лыж, роликовых коньков и почему-то картинами.
— А картины тоже устаревают и их выкидывают? — полюбопытствовал я.
— Нет, это мамины. Она раньше их писала, лет пять, потом ей это надоело, и их закинули сюда.
Картины стояли к нам задниками, так что я повернул несколько, рассматривая. Там были пейзажи с какой-то водной темой: фонтан в саду, морской берег, река, текущая через зелёное поле. Ну, неудивительно, у неё же водный дар, вот она и рисует воду в разных вариантах. Была даже картина со льдом и снегом.
— А ничего так картины. — прокомментировал я. — Правда, им не хватает внутренней гармонии, но техника написания на уровне.
— Ха! Замухрышка что-то понимает в живописи? — от входа в чулан послышался насмешливо-злой голос.
Обернувшись, увидел девушку лет пятнадцати-шестнадцати, довольно миниатюрную, хоть и всё равно выше меня сантиметров на пятнадцать. Симпатичная, хоть и не слишком, стройная, очень похожая на Таню чертами лица.
— Вера! Ты что тут делаешь⁈ — недовольно буркнула Таня.
— Что значит «что я тут делаю»? Я тут живу, мне что — нельзя по родному дому ходить⁈ — девочка надулась, как колобок.
— Можно, можно. — примирительно вздохнула Таня. — Но ты не вовремя. Я хотела выбрать что-то их старой одежды для Лизы, а она может смущаться незнакомых ей людей.
— А мою одежду носить она смущаться не будет⁈ И вообще, пусть оставит картины в покое — они мамины!
— Ладно, ладно. — девушка посмотрела на меня, я поставил картины на место, развернув их обратно задниками. — Всё, Вера? Иди по своим делам.
— Мои вещи — моё дело! — девочка зашла в кладовку и подошла вплотную. — Пусть нищенка твои вещи берёт, а не мои!
— Мои вещи ей не подойдут, они слишком большие для неё. И вообще, они уже для тебя малы, какая тебе разница⁈
— Большая! Не дам!
— Что ты как маленькая⁈
— Ха! Это мои вещи! Может, я хочу их красочно сжечь, а не кому-то отдавать! — Вера радостно скалилась, презрительно глядя на меня. — А если она хочет, чтоб я ей их отдала… пусть нарисует картину лучше, чем мама! Раз уж она такая ценительница и профессионалка! Я ей даже карандаш дам!
Девочка достала откуда-то карандаш и точилку в виде слоника с лезвиями в заднице.
— Вера, не дури! — Таня в запале хлопнула себя по ноге.
— Хорошо. — вмешался я в разговор, и обе сестры удивлённо на меня посмотрели. — Я нарисую что-нибудь.
— Лиза, не надо. Вера просто капризничает! Ей бы пора вырасти, а она всё как ребёнок!
— Сама ты ребёнок! А твоя калека согласилась, вот пусть и рисует! Я хочу посмотреть на то уродство, что она сделает!
Таня заскрипела зубами и повернулась ко мне:
— Лиза, поехали в магазин, тут слишком много глупости, чтоб что-то сделать!
— Не стоит, Татьяна Николаевна, я правда попробую нарисовать. Если не смогу — тогда и поедем. — я улыбнулся девушке.
— Ну, ладно.
— Только мне надо на чём-то рисовать.
— Хммм… — Вера покрутила головой, высмотрела белую коробку для обуви и сняла с неё крышку. — Вот! Рисуй на этом! Если ты лучше, то справишься же, верно? Ха-ха-ха!
Смейся-смейся! Посмотрим, кто будет смеяться последним! У практиков на Континенте Небесного Ветра было принято заниматься каким-то хобби для разгрузки разума. Я вот рисовал и занимался скульптурой. Научиться этому мечтал ещё в первом мире, но тогда руки были крюки, какое тут рисование. А вот в мире культиваторов это желание удалось реализовать! Со временем мои картины получались всё лучше и лучше, а лет через четыреста, когда я был уже достаточно известным и сильным практиком, удалось достичь такого мастерства, что за мои рисунки дрались смертные короли и императоры. Правда, другие практики считали, что в моих картинах было слишком много чувств и экспрессии, традиционно картины должны быть более сдержанными, но мне было всё равно, мне нравилось.
Кстати, моим тайным хобби было написание любовных романов для девушек. В мире практиков они были распространены, но слишком уж однообразны. Как правило, героиней была крестьянка или бедная аристократка, которая зачем-то забралась в чащу леса, и на неё нападал гигантский тигр (медведь/волк/рысь/лев/орёл/ демонические культиваторы, нужное подчеркнуть, отсутствующее дописать). Откуда ни возьмись выпрыгивал главный герой — молодой и смазливый практик, который побеждал опасность и спасал героиню. Естественно, эта дурочка в него влюблялась, а он — в неё. Только она же была смертной, а он — практиком, им не суждено было быть вместе. А в секте или школе его ожидала невеста, которая всегда тайно следила за ним и видела сцену спасения. Потом всю книгу эта невеста и прочие недоброжелатели пытались главную героиню убить, но та оказывалась живучей змеюкой, поэтому выпутывалась из любых опасностей, как правило с помощью влюблённого дурачка. Попутно героиня влюбляла в себя друзей героя, его мастеров, всю секту и иногда даже его невесту. Но в конце злодейка неизменно терпела крах, герой брал героиню в дао-жены, а бонусом у неё проявлялся такой талант, что все вокруг могли только завидовать.
Насмотревшись на такое однообразное чтиво, я решил писать свои книги. Без всякого стеснения стал слямзивать сюжеты у Донцовой, Куликовой и прочих писательниц любовных детективов, только подстраивал их под реалии мира культиваторов. Такое странное и необычное сочетание жанров быстро пришлось по вкусу местным дамочкам, так что мои книги продавались по всему континенту, принося мне немалую копеечку на развитие. Правда, под своим именем я писать такое стеснялся и использовал псевдоним Цзянен Хуа — Нежный Цветок. А что? Деньги не пахнут!
Наточив карандаш, я сел на пол и положил крышку от коробки между ног. Что же такое изобразить? Хм… А! Вот! Не девичий, конечно, сюжет, зато очень мне нравящийся. Решившись, я начал рисовать. Вера, Таня и Жанна окружили меня и смотрели сверху, что же получается, только старались не загораживать свет.
А я рисовал дракона, которого били молнии. Это был распространённый символ на Континенте Небесного Ветра: дракон символизировал любое существо, что хотело обрести божественную силу, а тучи и молнии были Небесами, что противились этому. Смысл был в том, что всегда есть кто-то сильнее тебя. И даже если ты станешь богом, то есть целая Вселенная, безбрежные Небеса, которые всё равно будут сильнее. Лишь став таким же сильным, став новыми Небесами, можно ощущать себя на вершине мира. Дракон тут был тем, кто противится воле небес, не хочет видеть никого над собой, он противостоит самим Небесам! Он падёт, разорванный злыми молниями Небес, но его воля не согнётся и не сломается!
Я и сам не заметил, как увлёкся рисунком. Было немного неудобно рисовать левой рукой, но я приноровился. Уже было непонятно, сколько мы здесь, я просто рисовал, вкладывая свой талант и Астральную энергию в рисунок. Изгиб дракона, его разинутая в рыке пасть, горящие яростью глаза — всё так и кричало и желании бороться, о несгибаемой воле, что разрушит все преграды на пути к величию! Молнии оплетали его, срывали чешую, кровь текла по мощному телу и лилась на землю, но ничто не могло поколебать стремление величественного зверя. Он уже не казался, а даже ощущался живым, протяни палец к рисунку — и пасть тяпнет за него, противостоя и тебе с той же яростью, что и Небесам.
Очнулся я только тогда, когда понял, что уже не смогу нарисовать лучше имеющимся инструментом. Вздохнув, я отложил карандаш и взял в руки крышку с рисунком. Ну, неплохо. Корявенькая работа, но карандашом и по картонке лучше не получится.
— Ну как? Подойдёт? — посмотрел на Веру и протянул ей рисунок.
— Что? А? А! Да! — та даже встряхнула головой, будто и сама была в трансе.
Таня и Жанна тоже с удивлением посмотрели друг на друга, вокруг и стали моргать, как со сна.
— Это… это… — Вера просто держала в руках коробку и смотрела на рисунок дракона. — Ладно, бери что хочешь!
С коробкой в руках она выбежала из чулана, не оглядываясь.
— Ого! — Таня взглянула на часы. — Полтора часа прошло! Не может быть! Блин, у меня ещё планы на сегодня! Лиза, Жанна, давайте быстрее вещи разбирайте!
— Мама! Посмотри! — в общую столовую, где на позднем завтраке сидела вся семья, вбежала Вера с коробкой в руках.
— Что такое, Верочка? — мать Веры и Тани, Надежда Даниловна, с улыбкой взяла крышку от обувной коробки. И на некоторое время застыла, рассматривая рисунок с удивлённым лицом. — Ого! Невероятно! Это ты сама нарисовала? Ты просто гений!
— Нет. — грустно насупилась девочка. — Это там, из детдома, Лиза, с которой сестра возится.
— Правда? Тогда у неё огромный талант! Посмотрите! — женщина передала рисунок бабушке семейства.
— Прекрасно! Дракон как живой! — похвалила бабушка и передала дальше. — Не зря мне эта девочка вчера показалась необычной. Она даже придумала теорию того, почему потеряла память!
— И какую же? — полюбопытствовал глава семьи, Пётр Петрович.
— Она рассказала, что её душа после смерти попала в некую реку с душами, которая стёрла её воспоминания. Но её вернули в тело, поэтому и амнезия — воспоминания же стёрты рекой.
— Небезынтересно. — Пётр Петрович кивнул. — Напоминает что-то из философии востока.
— Рома, а что у вас вчера вечером произошло? У вас такой жуткий шум был, а твоя кровать и ковёр на свалке оказались утром.
— Нуууу… — Роман не знал, что сказать. — Просто вчера… я выпил немного… и задержался… А она пришла ко мне в комнату! Ну и я… как-то…
— Да что такое! — Пётр Петрович хлопнул ладонью по столу. — Мы тебе сразу три служанки наняли, готовых на всё за плату! Красавиц и профессионалок! Зачем, внук, тебе нужна какая-то калека из детдома⁈ Ты можешь мне ответить⁈
— Ну, я был пьяный… а она такая маленькая, беззащитная, испуганная… И вообще, она сама мне сигналы подавала!
— Коля! Ты сына вообще воспитываешь⁈ — глава семьи повернулся к сыну. — У его величества Императора есть внучка двенадцати лет, если она окажется на одном приёме с твоим сыном — то мне что, готовиться, что его казнят, а нас всех на каторгу сошлют⁈ Так, что ли⁈
— Я приму меры. — Николай Петрович строго посмотрел на сына, тот попытался нырнуть в тарелку с супом, но не получилось. — А эту сироту… Она и правда отлично рисует, такой талант не должен пропадать. Я позвоню в приют, чтоб на неё обратили внимание, пусть готовится после девятого класса идти в художественное училище.
— Разумное решение. — поддержала сына бабушка. — Надя, Семёновы же открыли выставку современного искусства?
— Да, мама.
— Тогда отдай им эту картину, пусть выставят. Если получится продать — то девочке будут совсем не лишними эти деньги.
— Конечно, мама.
— Всё же невероятно, что у неё такой талант. — высказался Пётр Петрович, рассматривая рисунок в руках. — Это не может быть Даром?
— Нет. — его жена покачала головой. — Я её проверила вчера, она не Одарённая.
— Печально. Но тем невероятнее эти способности!
Мы довольно быстро закончили со шмотками. Я заполучил парочку джинсов, кучу футболок, три платья и целую гору трусов! Всё это еле влезло в две сумки. Да ещё и мягкие домашние тапочки и несколько пар обуви. Блин, куда я это засуну — непонятно.
Разобравшись с этим, я пошел отсыпаться до самого вечера. Проснувшись, поужинал, сходил в туалет и вернулся в сад. Сегодня ночью надо восстановиться вою подвижность. И это будет непросто!