Давняя история

Февраль 1558 года. Сент-Джеймсский дворец, Лондон

Первый – печальный[1]: Мария Тюдор[2], похожая на сороку, – мертвенно-бледная, в черном платье, со вплетенными в волосы жемчужинами, напоминающими слезинки, – стояла в классической позе женщины на сносях: ладонь правой руки покоилась на вздутом животе. Она прекрасно знала, что плод внутри нее мертв, если то существо вообще могло считаться ребенком.

– Какая-то нелепица.

На полированной глади стола лежал свиток с составленным личным секретарем Ее Величества кратким изложением десяти донесений, пришедших из разных уголков королевства. В тенях на заднем плане размытым пятном бархата и кружев скрывался безликий придворный. Во дворце царила кладбищенская атмосфера.

– Я собственными глазами видел донесения, Ваше Величество.

– Думаешь, нам следует радоваться их появлению?

– Они – английские мальчики… и английские девочки. Эта золотая плеяда – наше благословение.

– И все родились в считаные дни, один за другим, – не кажется ли тебе, что это обстоятельство дает повод задуматься?

– Некоторые верят, что произошло чудо, Ваше Величество.

– Ну уж нет, все они – дьявольское отродье.

«Противоестественные твари, – думала королева, – посланные лишь в насмешку над моим собственным бесплодным чревом, чтобы поколебать мою веру; их таланты в науках, философии, алхимии и математике, развиты просто абсурдно для столь незрелых умов». Вундеркинды – что за уродливое словечко! Она пробежала глазами незнакомые имена: семь мальчиков, три девочки.

– Отправь их туда, где они не смогут причинить никакого вреда, – велела она.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

– Подыщи какой-нибудь суровый остров и посели их там. Этих детей не следует ни учить чему-то, ни баловать.

– Будет сделано, ваше величество.

Придворный, пятясь, удалился. Он прекрасно знал, что королева умирает; придворные дамы, служащие в ее личных покоях, сообщили ему, что беременность королевы замерла. Он должен был найти такую обитель, в которой эти дети будут беспрепятственно расти и обучаться вдали от завистливого королевского ока. Он решил переговорить с сэром Робертом Оксенбриджем, человеком умудренным, при этом констеблем лондонского Тауэра, в котором сейчас содержали детей.

Придворный, как крыса, унюхавшая сыр, сбегал вниз по мрачным лестницам.


Сэр Роберт наблюдал за тем, как дети играли в траве рядом с Фонарной башней, куда их определили, но вдруг обратил внимание на странные вещи, которые принесли из детских комнат: деревянные счеты, наброски фантастических механизмов, диаграммы движения небесных объектов, книги, которые не поняло бы большинство взрослых узников, не говоря уже о двенадцатилетних подростках, а еще два деревянных диска, соединенных осью с обвязанной вокруг нее бечевкой.

Дворцовый стражник подобрал последний предмет.

– Это смастерила одна из девочек. Придумка занятная, только нужно долго упражняться. – Одним плавным движением запястья он запустил механизм, и соединенные диски начали чудесным образом подниматься и опускаться, с каждым разом набирая высоту, до тех пор пока не коснулись его пальцев.

Сэр Роберт попытался повторить этот жест, но в его неопытных руках деревянные колесики лишь продолжали крутиться на конце веревки и упрямо отказывались подниматься. Тем не менее это занятие поглотило его полностью.

– Но есть вот еще что, – добавил стражник, протягивая ему доску с пришпиленными к ней тельцами двух летучих мышей, вспоротыми так, чтобы лучше продемонстрировать все жизненно важные органы. Трупики были прошиты нитками и испещрены крошечными бирками с надписями.

– Не слишком приятное зрелище, но путь к медицинским познаниям редко бывает приятным, – ответил сэр Роберт, правда, без особенной уверенности в голосе.

– Он совсем другой, этот Мастер Малис. Не забывайте, что Эдемскому саду хватило и одного змия. – Стражник указал на лужайку, расположенную чуть поодаль, и сэр Роберт заметил, что мальчик стоит в отдалении, вовсе не из застенчивости, но из-за врожденного высокомерия.

Сэр Роберт вспомнил слова королевы о дьявольских отродьях, но хитроумная забава с дисками на бечевке склонила его на их сторону, к тому же он решил, что после кончины ее величества новая власть едва ли с симпатией отнесется к уничтожению талантов на основании пустых предрассудков. Его мысли обратились к старому другу, сэру Генри Грассалу, добродушному вдовцу. Тому принадлежало поместье в одном из удаленных уголков Англии, он был богат, образован, имел достаточно времени и наклонностей для того, чтобы не только предоставить им необходимое убежище, но, что не менее важно, дать детям образование.

Как и подобает старому солдату, он разработал стратегический план. Даже у смертельно больной королевы было множество глаз и ушей.

Апрель 1558 года. Лесная проселочная дорога

Неприметное ответвление главного тракта, раннее утро. Крытая повозка, влекомая единственной лошадью, подъехала к обочине и остановилась. Опустилась лестница. Наружу выбрались забрызганные грязью дети, семь мальчиков и три девочки, и пока лучи солнца пробирались под полог повозки, дети сбились к краю дороги в поисках тепла. Каждый ребенок сжимал в ручонках серебряную монетку с отчеканенными на ней изображениями королевы и ее чужестранца-короля, а также с королевским девизом: «PZMDG[3] Rosa sine spina» – «Филипп и Мария Божьей милостью: Роза без шипов».

Появилась вторая повозка, ничуть не похожая на первую. Деревянная отделка по бокам была отполирована до блеска, колеса укреплены железными ободами, и везла ее не одна, а четыре лошади в упряжи из выделанной кожи. Экипаж остановился по другую сторону просеки, ступеньки опустились, и оттуда тоже вышел десяток детей, совсем не похожих на первых, с чистыми лицами и в нарядной одежде. Подобно двум командам из разных миров, случайно встретившимся в одной игре, они внимательно разглядывали друг друга. Сэр Роберт указал сначала на первую повозку, а затем на вторую, призывая каждую группу перейти на противоположную сторону дороги. Дети поняли указание и его очевидную цель, хотя ни один из них и представить не мог глубинного смысла подмены.

Эта миссия совершалась тайком от посторонних. Кучер повозки сражался за сэра Роберта Оксенбриджа еще во Франции и во всем доверял своему бывшему капитану, тем не менее ему еще никогда не доводилось слышать от детей подобные речи, в которых то и дело мелькали сложные числа и чужестранные слова. Они даже обсуждали, как устроены небеса! Кучер крестился, не зная, что думать о новых подопечных, несут ли они проклятие или благословение.

Скакавший рядом сэр Роберт подметил и этот жест, и его неоднозначный смысл. Он продолжал считать благом всех детей, за исключением мальчика с пристрастием к хирургии, Мастера Малиса, – вот уж у кого безрадостный взгляд.

Они спустились к краю долины, и Оксенбридж указал куда-то вдаль и вниз. В небо поднимался столб дыма из одной-единственной трубы.

– Это – дым небедного двора, – сказал он, – из самого высокого дымохода поместья Ротервирд. Туда мы и направляемся.

Он улыбнулся кучеру. Можно ли вообразить более изящное предательство?

Загрузка...