1

«…Дари облокотился на теплый от вечернего солнца, шершавый зубец башни, положил косматую голову с непокорными волосами на большой, говорящий о физической силе кулак. Он смотрел вниз, на разбитый лагерь кзотов. Дари заскрипел зубами — эти маленькие степняки, они осмелились обложить плотным кольцом его замок! Идет вторая неделя осады, а кзоты не спешат брать крепость штурмом, просто сидят и выжидают, когда он сам откроет им дверь. Дари невесело рассмеялся, он презрительно сплюнул вниз. Ничего, сегодня вечером он нанесет им со своими людьми визит вежливости. Будут реки крови, он уничтожит их, и это послужит уроком для других. Дари ухмыльнулся и полез в карман за сигаретами. Подул северный ветер со стороны великих Хоббийских пустынь, принесший жар и тучу мелкой желтой пыли, осевшей на губах. Кзоты пришли из великих пустынь, они решили завоевать весь мир, великое переселение народов…»

Роман перестал печатать, с досадой ударил последний раз по клавише. Он перечитал отрывок и, скривившись, потянулся к ополовиненной бутылке «Русской». Отпил из горлышка, поморщился, сплюнул в переполненную пепельницу и взял в рот новую сигарету. Со скрипом отодвинув стул, Роман ожесточенно заходил по комнате, попыхивая сигаретой.

— Черт знает что такое, — выругался Роман. — Чушь какая-то. Но почему чушь? Чем это хуже, чем у Буева? Буев! Ха, графоман, но у него уже пять книг. А я? У меня пока только одна. Разве может он писать? Что он пишет? Дерьмо! Детское дерьмо! Я лучше, я действительно лучше его пишу. Я пишу лучше. Мой роман «Три клинка» и повесть «Пурпурная тропа» — их не взяли. Их никто не взял. А буевские «Миры фантиков»? Их напечатали. Ничего бездарнее я не читал.

Роман остановился возле бутылки, задумчиво осмотрел ее.

— Мои кзотовские кланы — это тоже будет шедевр. Да, да!

Роман снова приложился к бутылке.

— Шедевр, — выдохнул он, переводя дух.

— А почему бы и нет? — послышался рядом чей-то тонкий голосок.

Роман не обратил внимания, он продолжал разговаривать сам с собой, тем более, что уровень бутылки значительно этому способствовал.

— Я пишу на уровне Хайнлайна, Стругацких и Фармера, вместе взятых. Я пишу крутые книги про крутых парней, про таких, как я сам.

Роман икнул:

— Слышишь меня, Буев?

— Нет, он не слышит, он сейчас занят своей новой работой.

— Ну и пошел он к черту. Он сказал мне, что я пишу белые книги. Белые! Пустые книги! Чушь! Это он пишет белые книги, неудачник! Он до сих пор пользуется авторучкой, а потом перепечатывает — вот осел!

— Ну так проучи его, — сказал голос.

Роман вздрогнул и подозрительно посмотрел на бутылку.

— Да не волнуйся ты так, это не белая горячка, я здесь.

Роман посмотрел в угол комнаты — там, в его кресле, прижатом с одной стороны книжным шкафом, а с другой — маленьким журнальным столиком, сидел ЧЕРТ!!??

— Черт?! — Роман громко икнул, потряс головой, но видение не исчезло.

Черт по-прежнему сидел в кресле, вольготно развалившись нога на ногу, и лениво обмахивался кисточкой хвоста.

— Изыди, Сатана! — воскликнул Роман, про себя думая, что на сегодня его рабочий день закончился.

Он взял со стола бутылку и посмотрел на черта через стекло, черт весело ему подмигнул. «Ну и мерзкая харя у него», — неприязненно подумал Роман.

Черт был абсолютно гол, только голову его украшала круглая розовая шляпа с дырочками для двух маленьких, напомаженных рожек.

— Не бойся, — старался успокоить черт.

— Я не боюсь, — ответил Роман, икая и потянул из бутылки для храбрости.

— Я могу тебе помочь, — официальным тоном заявил черт.

— Чем?

— Если Буев исчезнет, ты сможешь занять его место, — предложил черт.

— Я не убийца.

— Здесь не нужен убийца.

— А цена? Взамен ты потребуешь мою душу?

Черт зевнул, деликатно прикрывая рот загнутыми перламутровыми когтями, должно быть, он с рождения их не стриг.

— Что такое в сущности душа? — задал он риторический вопрос. — Вы сами, люди, в нее не верите, а боитесь потерять.

— Я атеист, — гордо заявил Роман, складывая руки на груди и для пущей убедительности добавил: — Я не верю ни в каких чертей.

— Вот видишь, — невозмутимо сказал черт, в его руках появилась пилочка, он критически рассматривал свои ногти. — В таком случае ты ничего не теряешь. Устранишь своего соперника и займешь место, по праву принадлежащее только тебе, ведь ты действительно не так уж плохо пишешь.

— Я плохо не пишу.

— Конечно-конечно, — поспешил согласиться черт.

Улыбнувшись, он показал большие желтые клыки.

— А почему в это дело вмешались черти?

Пилочка пропала, в руках черта появилась дымящаяся сигара.

— Ну-у-у… — черт глубоко затянулся, его дымок попахивал серой. — Некоторые писатели пишут настолько живо и ярко, что те миры, которые они описывают, действительно появляются, так сказать, — черт хихикнул, — они порождают новые параллельные миры.

— Сплошная чепуха, — Роман икнул и отпил из бутылки. — И как много миров породил Буев?

— Кое-что породил, — дипломатично ответил черт.

— А я?

— Увы, — черт развел руками. — Возможно, все у тебя впереди.

— Дрянь, — прокомментировал Роман, припал к бутылке, отхлебнул и протянул черту: — Будешь?

— Не откажусь, — черт приложился к горлышку и вернул Роману пустую бутылку.

— У меня больше нет, — хмуро посмотрев на тару, ответил Роман.

Бутылка тут же наполнилась. Роман принюхался.

— Спирт? — недоверчиво спросил он.

— Чистейший, — подтвердил черт.

— Здорово, чудеса!

Черт скромно потупился и отмахнулся волосатой лапой.

— Такие чудеса и нам, чертям, под силу, не только им, — черт посмотрел на потолок.

— И что я должен делать? — спросил Роман.

В руках черта появилась золотистая авторучка.

— Вот, просто подари ему ручку, ведь он, кажется, пишет, а потом печатает.

— И что? — Роману казалось, что в его комнате появился еще один сидящий в кресле черт.

— Ничего, — черт устало вздохнул, — пусть пишет.

— А потом?

— А потом он сам попадет в тот мир, о котором пишет.

— И…?

— Ты же знаешь, о чем он любит писать?

— И ему крышка?! — радостно объявил Роман.

Оба довольно расхохотались.

— Крышка, крышка, — кивал головой черт.

— А что, вам досталось от него? — Роман захихикал.

Черт недовольно скривил пятачок:

— Не в этом дело… Просто за все нужно отвечать.

— Правильно, пусть ответит, пусть ответит за все, что он пишет, — Роман поднял бутылку: — Выпьем?

— Нет, мне пора, — черт развел руками, — работа, сам понимаешь.

Кресло внезапно стало пустым.

— Не забудь про ручку! — откуда-то донесся голос.

Роман три раза подряд икнул, затем огляделся — комната была пуста.

— Да, сегодня я заработался до галлюцинаций.

Роман нетвердой походкой прошел к креслу, в котором недавно сидел черт. Осторожно присел.

— Как я устал, — вздохнул Роман, вытягивая ноги, он посмотрел на шариковую золотистую ручку. — Красивая. Подарить такую Буеву? За какие заслуги? — Роман поднес ручку к глазам: — Из чего она сделана? Какое-то золотистое стекло с рубиновыми прожилками, непонятно как разбирается и вставляется стержень. Может, оставить ее себе?

Роман вскрикнул, ручка обожгла ему пальцы и покатилась по ковру.

— Ну хорошо-хорошо, — злобно прошептал Роман, дуя на пальцы и с опаской косясь на ручку. — Я подарю тебя Буеву, чтобы упечь его в мир иной.

Роман всхлипнул:

— Прости, Саша, Боливар не выдержит двоих: кто-то один из нас должен остаться здесь.

Роман икнул, откинувшись на спинку кресла и протяжно, со свистом захрапел.

Загрузка...