Глава четвертая

На заре я проснулась от голода. Рука больше не болела. Я сняла повязку и обнаружила, что рана не красная и не опухшая – даже перевязывать ее больше не надо.

• Раны от стрел у огров заживают просто превосходно.

Я пересекла двор под моросящим дождиком и зашла в дом. Там я пробралась наверх и села перед своим туалетным столиком, чтобы изучить косматый пятнистый кошмар в зеркале. Я попыталась придать маленьким, заплывшим кровью (но по-прежнему светло-карим) глазам приветливое выражение, но оценить успех не смогла.

В желудке у меня шла битва между огрским голодом и человеческой тошнотой.

Что ж, если я теперь так выгляжу, придется огрскими средствами убеждать всех не обращать на это внимания.

– Друг…

Получилось сипло. Я сглотнула.

– Дорогой друг… Несмотря на такое…

Такое что?

– Несмотря на такую… гм… необычную внешность, я на самом деле…

Сказать вслух, кто я на самом деле, я не могла даже сама себе.

– Я никому не желаю зла.

Я и сама себе не поверила бы. И битых полчаса упражнялась, пока не решила, что стало капельку лучше. Тогда я вышла в коридор, хотя надо было бы сначала послушать из-за двери, нет ли там кого-то. В коридоре была Беттина, наша служанка: она мела пол.

– И-и-и-и! – (Метла грохнулась на плитки.)

Нужен сладкий голос.

– Моя добрая Бет…

Служанка мигом слетела вниз по лестнице. Я услышала, как хлопнула входная дверь.

Наш слуга Руперт – высоченный, молодой, здоровый как бык – оторопело глядел на меня с верхней площадки. Миг – и он пронзительно завизжал не хуже Беттины. Но остался стоять как вкопанный: побоялся бежать вниз мимо меня.

Медовый голос.

– Я и мухи не обижу. Я знахарка, как твоя госпожа.

Глаза у него округлились. Он схватился за голову. Чтобы уберечь его от апоплексического удара, я вернулась к себе и не показывалась, пока не услышала, как по лестнице протопали его башмаки. Вернулась в пустой коридор. В прошлом году, когда Руперта свалила тяжелая лихорадка, я не отходила от его постели, и он выжил, хотя у меня не было ни капли пурпурины.

Его бегство натолкнуло меня на мысль. Я юркнула к нему в комнату, села за туалетный столик, налила воды в миску из кувшина и выбрила его бритвой лицо и тыльные стороны ладоней. Потом взяла щетку из свиной щетины и основательно поработала над ногтями, и мне вполне удалось оттереть их от грязи, о чем половина меня пожалела. Потом я скинула вчерашнее рваное платье и натянула сменные штаны и поношенную льняную рубаху Руперта. Где-то слишком туго, где-то слишком свободно, но в целом вполне сносно. И его башмаки, о чудо, почти не жали.

– Так гораздо лучше, – сказала я своему отвратительному отражению. Поры огромные, губы тонкие, лоб низкий. Интересно, узнает ли другой огр во мне женщину.

– Не такая уж ты и страшная, – заявила я своему отражению. И улыбнулась. – Если клыки не показывать.

Улыбка погасла. Кто меня такой полюбит?

Каждый день я перед завтраком обходила больных. Список на сегодня: госпожа Поппи, которая позавчера впервые стала матерью, господин Калеб, который наверняка сейчас стоит у печек, хотя я велела ему не нагружать колено, и господин Киан, чей кашель мне не понравился. Я проложила маршрут по всем адресам так, чтобы не показываться на людных улицах.

У госпожи Поппи есть младший брат, мой ровесник, и мы с ним не знакомы. Может быть, он навестит племянника. Может быть, у него извращенный вкус и я ему понравлюсь. Может быть, и он мне понравится, причем не как еда.

Надо поесть.

Я спустилась в кухню, размышляя о куске бекона в кладовой, – больше мяса у нас не осталось. Однако оказалось, что на столе лежит половина бараньей туши, а рядом стоит мама. Наверное, она еще с раннего утра отправила Руперта на рынок.

– Так лучше? – Я похлопала себя по щекам. – Я побрилась.

Мама сумела скрыть отвращение, но я его почувствовала.

– Изысканно, – сказала она. Отошла на шаг и остановилась. На глаза у нее навернулись слезы, но я уловила не печаль.

– Эви…

– Что случилось?

Глупый вопрос. Ясно, что случилось.

– Лапочка… ну… извини. От тебя пахнет.

– Чем пахнет?

– Пахнет – и все, солнышко.

Странно. Я пахла хорошо: белкой, говядиной, потом, кровью.

Фу! Я-то думала, достаточно будет руки помыть. Увы, баранина подождет. Я накачала воды над железной раковиной в самую большую кастрюлю и водрузила на огонь – теперь это не составило мне труда.

Когда вода наконец согрелась и я сняла кастрюлю с огня, оказалось, что помыться, не глядя на себя, просто невозможно.

• Огры сплошь в клочковатой шерсти, кроме костлявых коленок.

Пока я мылась, мама разделала баранину и поджарила по моим указаниям: на нутряном жире, без омерзительных трав и овощей.

Наконец я отмылась дочиста, хотя огрская сторона считала, что от этого я стала скучной и неаппетитной, зато потом измазалась, пока ела баранину руками. Потом я опять все испортила, вымыв руки. Что ж, деваться некуда: иначе больные от меня разбегутся.

Обычно после завтрака у меня в аптеке уже набиралась очередь человек из пяти, но сегодня единственным пациентом оказался Чижик: он жаловался на зуд за ухом, и я мигом его вылечила, невзирая на соблазнительные мочки. Интересно, не притворялся ли он, просто чтобы утешить меня, раз ко мне больше никто не пришел лечиться.

Он поблагодарил меня и двинулся к двери. Обычно он оставался.

– Чижик!

– Что, Эви?

– Ты обиделся, что я отказала тебе?

– Нет, конечно! – Я почувствовала, как он ошарашен. – Имела право.

Тогда почему он сразу уходит?

– Мы ведь все равно друзья, правда?

– Эви, я всегда буду твоим другом.

– Спасибо, милый. Я тоже.

Он ушел – как оказалось, поговорить с мамой в ее кабинете.

Когда я открыла дверь на улицу, выяснилось, что, несмотря на дождик, там собралась толпа. При виде такого обилия пищи в животе у меня прямо-таки взревело.

Толпа была вооруженная: луки и стрелы, скалки, ножи, кочерги. Я смотрела на этих людей с верхней ступеньки крыльца. Они смотрели на меня снизу вверх. Дождевые капли словно замерли в воздухе.

«Наверное, – подумала я, – бритье и одежда сбили их с толку». Бараны двуногие!

– Это огр? – проговорил дрожащий женский голос.

Своему голосу я не доверяла, поэтому просто мотнула головой и стала спускаться с крыльца.

– Да, это огр! – Я узнала голос Руперта. – На нем моя одежда!

Все бросились на меня. Я запрыгнула обратно на крыльцо и метнулась в дом. Над самым плечом у меня просвистел топорик и вонзился, дрожа, в деревянную дверь, как раз когда я приоткрыла ее и протиснулась внутрь. И торопливо задвинула засов.

В прихожей стояли мама и Чижик. Мама кусала губу. Глаза у Чижика стали просто огромные. Дверь затряслась под ударами. Они хотят взломать ее!

Надо бежать.

Похоже, мама подумала то же самое:

– Они поставили людей у задней двери.

Я кивнула. Как же быть?

– Мама, Чижик, идите к задней двери. Если услышите, что они входят с этой стороны, бегите с той.

Я надеялась, что снаружи на них никто не набросится, а вот толпа, ворвавшаяся в дом, может и обезуметь.

– Ну, иди!

Мама потрепала меня по щеке, будто меня все еще можно было любить, и поспешила прочь. Чижик заторопился за ней, бросив на меня прощальный взгляд через плечо. Я чуть-чуть выждала и распахнула дверь – и перед лицом у меня замелькали кулаки и оружие.

Но меня никто ничем не ударил. Толпа отступила на несколько шагов. Я оскалила клыки и взревела – правда придала убедительности моему голосу:

– Е-е-есть хочу!

Толпа отпрянула еще дальше. От шума дождя молчание стало гробовым.

Я заговорила потише – теперь уже это была неправда (по крайней мере, я надеялась), но они-то этого не знали:

– Если кто-то из вас войдет в дом, погибнут люди.

И, воспользовавшись случаем, сделала вид, будто совсем их не боюсь, повернулась и ушла в дом. Выждала в передней целых пять минут, но в дверь ломиться перестали – маленькая победа огра. Может, теперь они разойдутся?

Мамы с Чижиком у задней двери больше не было. Чижика я нашла в кухне, он сказал, что мама в кабинете. Он стоял над железной раковиной и прицеплял на вертел кабаний бок. Откуда взялась эта вкуснятина?

Я ощутила, что он радуется.

– Чему ты радуешься? – Я мгновенно вспылила. Неужели он доволен, что меня наказали за то, что я дала ему от ворот поворот?

Радость сменилась недоумением.

– Откуда ты знаешь, что я рад?

– Я знаю, что чувствуют люди. Наверное, это помогает ограм убеждать.

– Но ведь ты убеждать не умеешь?

– Не умею.

Вертел вонзился в мясо.

– Это откуда?

Я подвесила вертел над огнем, мясо медленно вращалось. Миг – и по кухне разлился аппетитный аромат свинины.

– Купил на рынке.

Какой заботливый!

– Спасибо.

– Подмастерье мясника помог дотащить.

Я кивнула и вспомнила свой вопрос:

– А чему ты радовался?

Вышло так, будто я его в чем-то обвиняю.

– Никто не тронул тебя за дверью. Ты цела и невредима.

Вот оно что.

Кто сможет полюбить такую тварь? Скоро я перестану нравиться даже Чижику.

– Прости, пожалуйста. Меня все злит. И я все время хочу есть и ничего не могу с этим поделать.

– Я тоже часто хочу есть.

Это меня разозлило. Человеческий аппетит не идет ни в какое сравнение с моими страданиями.

– Интересно, – добавил он, – знала ли все это фея.

Я немного смягчилась:

– Даже и не знаю, лучше или хуже, если она не понимала, на что меня обрекает. Какое ей дело, выйду я замуж или нет? Может, мне сто раз сделают предложение, а я ни одного не приму!

– Как ты думаешь, она сама-то замужем?

Я пожала плечами:

– Может, кто-то ей отказал.

Чижик – отличный собеседник и, как всегда, принялся строить предположения. Он все говорил, говорил – я даже вслушиваться перестала: хотя раньше мне его гипотезы нравились, но теперь шипение кабаньего жира было для меня важнее любых слов.

К тому же мне надо было о многом подумать, выстроить план. Оставаться пленницей в собственном доме нельзя: я навлеку опасность и на маму, и на всех, кто ко мне придет, – что на Чижика, что на будущих пациентов.

Только куда мне податься?

И для начала – как выйти за порог?

Кабанятина жарилась. Ее аромат мешал сосредоточиться, но я изо всех сил шевелила мозгами.

В конце концов у меня появились наметки плана, от которого мне стало тошно, а горло перехватило от страха.

– Останешься пообедать? Мой живот говорит, что уже полдень.

Я не знала, разошлась ли толпа за дверью. Может, Чижику и не уйти.

– А морковка в сливочном соусе будет?

Его любимое блюдо.

– А что, ее при тебе кто-то готовил? – Я подавила вспышку ярости. – Извини, солнышко. Некоторое время придется обходиться без овощей.

Мы немного постояли и помолчали, потом он сказал:

– Останусь.

Мы опять помолчали.

– Чижик… – заговорила я. – Твои родные помогут маме? Они проследят, чтобы ей хватало на жизнь?

– А ты где будешь?

– Мы обязательно вернем долг.

Если я не погибну.

– Поможем, конечно! – Чижик отмахнулся и нервно сглотнул, кадык у него дернулся. – Сам за ней присмотрю. А ты где будешь? – повторил он.

Подожду с ответом, пока мама не придет. Не хочу два раза говорить и два раза спорить.

– Спасибо.

Я села на табурет за своим столом.

Чижик сел на соседний табурет, но от его близости я занервничала – никогда раньше такого не было! – и к тому же только сильнее проголодалась. Я пересела на другую сторону стола. Надо бы пойти посмотреть, как там толпа за дверью, но я боялась, что если они не разошлись, то потеряют голову и вломятся в дом, даже если я просто отодвину занавеску.

Снова повисло молчание. Раньше я всегда рассказывала Чижику о своих больных, а он засыпал меня вопросами.

Спустя четверть часа у моей человеческой стороны назрел вопрос к нему:

– Ты уже привык, что я теперь такая?

– Когда мы в одной комнате, то да. Но когда я выхожу или ты выходишь, а потом мы возвращаемся, для меня это всегда неожиданность. И голос у тебя изменился, и, если ты некоторое время ничего не говоришь, я об этом забываю и потом удивляюсь.

Неожиданность и удивление, а не потрясение и ужас. Вот какие слова он выбрал. Все-таки он добрый.

– А когда мы в одной комнате – только скажи правду! – теперь, когда я уже давно огр, я по-прежнему уродина?

Чижик думал целую минуту.

– Я знаю, – наконец вымолвил он, – что на самом деле это по-прежнему ты.

Пришла мама. Кабаний бок восхитительно подрумянился, и я решила, что людям тоже уже можно его есть, и положила его на блюдо.

Мама проследовала за мной в столовую, следом двинулся Чижик. Столовая выходила в сад за домом, и видно было, что дождь усилился. Интересно, напугала ли непогода толпу снаружи?

Но прежде чем пойти посмотреть, надо поесть. Пока Чижик нарезал мясо, я еле сдерживалась, чтобы не отодрать ребро.

– Хочешь еще чего-нибудь? – несмело спросила мама. – Хлеба? Репки?

Чижик помотал головой, глядя на нее. Мама подняла брови, но промолчала. Он положил мне один-единственный ломоть мяса.

– Я же огр!

Он положил мне еще три куска, а потом увидел, какое у меня сделалось лицо, и добавил еще четыре. Поначалу я ела ножом и вилкой, но очень быстро забыла о манерах. Мама с Чижиком старались на меня не смотреть.

Мы ели молча. Когда обед завершился, я пошла в переднюю гостиную и выглянула в окно. Никого. Я снова проголодалась – или еще не наелась. Вернулась в столовую и слопала остатки. Мама и Чижик ждали новостей о толпе.

– Ушли. Чижик, ты не принесешь мне мешок сушеного мяса из отцовской коптильни?

Он встал.

– Возьми теплый плащ Руперта. Не хватало еще, чтобы ты простудился.

Иногда я становилась прежней – человеком и знахаркой. По крайней мере, так мне казалось.

Проводив Чижика, мама пошла следом за мной в аптеку, села за мой стол и стала смотреть, как я складываю в ковровую сумку чистые тряпки на бинты, самые нужные травы, горшочек меда, хирургический набор, фляжку с уксусом и единственный оставшийся флакончик пурпурины. Напоследок я положила туда подарок от единственного больного-эльфа – портрет прежней меня: бюст размером с кулак.

Вернулся Чижик со свертком из холстины, перевязанным бечевкой.

– Спасибо, солнышко.

Мне отчаянно хотелось тут же разодрать холстину в клочки и слопать мясо, но я сдержалась и убрала сверток в сумку.

Чижик сел рядом с мамой.

– Чижик, Таймон с Графской дороги вполне приличный знахарь. Обращайся к нему.

– Что?!

Я взяла маму за руку – ее ладонь скрылась в моей. Я буду ужасно скучать.

– Мама! Чижик! Мне надо научиться убеждать.

– Нет! – закричала мама. – Они тебя съедят!

– Надеюсь, нет!

– Эви! – Голос у Чижика сорвался. – Эви-и-и! Только не в Топи!

И по нему я буду ужасно скучать.

Киррийские огры жили в Топях. Только огры могут меня научить. Придется обратиться к ним.

Загрузка...