Забудь мое имя!

Глава 1

Бывают такие дни, когда просыпаешься рано утром бодрой, свежей, счастливой. Под боком сопит обожаемое чудо и жмется к тебе нагретой спинкой. И уже не важно, что чудо это пушистое и когтистое. И хорошо тебе. И радостно. И утро за окошком разгорается приветливо. Восторг!

А бывает – встаешь поздно, выспавшейся, но не менее счастливой. Спешить некуда. Все легко и приятно.

Я люблю просыпаться поздно. Жаль, редко получается. И особенно люблю сладкое пьянящее утро в деревне летом!

Нынешнее мое пробуждение я без всяких раздумий назвала бы самым ужасным в этом году. Да что там! Во всей моей жизни.

Вот скажите, будет нормальный человек просыпаться в пять утра в субботу, да еще зимой? По моему скромному мнению – нет. Но у соседа с третьего этажа на этот счет ответ простой – непременно!

Все бы ничего, если бы он только вставал, не оповещая об этом всех желающих и не желающих знать. Иногда мне кажется, что сосед издевается над нами. Только садист может выходить во двор в такой мороз рано утром, и битый час пытаться завести машину, имя которой «Старая колымага, мечтающая о свалке».

Я, ворча, постанывая и брыкая ногой одеяло, накинула на голову подушку, силясь заглушить звук, доносящийся из-за окна. Судя по всему, во дворе одновременно взрывались бомбы, ездили танки и чинили дорогу.

В довершение картины кошмарного пробуждения за стенкой активизировались кошки. Хотелось проклясть того, кто так жестоко над нами издевается. Мы с мамой живем на первом этаже панельного дома, построенного в восьмидесятые годы, и соседи словно на подбор. Особенно дамочка слева!..

Ничего плохого сказать не хочу, но не может человек в однокомнатной квартире держать восемь взрослых животных. Понятно, если бы за стенкой проживала милая женщина пенсионного возраста. Но там обитает молоденькая особа, лет на пять меня старше, и дома ее постоянно нет. Кошки в одиночестве сходят с ума, устраивают концерты и драки. А с такой слышимостью, как в нашем доме, порой бывает ощущение, что кошки воют прямо на твоих коленях.

Я люблю кошек, у нас живет очень общительный котейка Тимофей, которого я лет десять назад принесла под курткой, втайне от мамы. Тогда он еще помещался под куртку девятилетней девочке, чего не скажешь об этом толстопузе сегодня. Бывший дворовый, ныне вполне одомашненный кот безбедно царствует в нашей трешке, благополучно подъедая все, что моя безалаберная мамочка оставляет на столе.

Помня о своем голодном прошлом, Тимка без раздумий трескает даже огурцы и кофейную гущу, если может ее достать из чашки. Я всегда за собой убираю, мою или составляю в холодильник, чего не скажешь о маме. Именно от ее невнимательности наш котик достиг ужасающих десяти килограммов. И диета здесь уже не поможет. Недокормленный кот, вылизав свою миску, садится перед кем-нибудь из нас неподвижным памятником голодной скорби. При этом его не смущает, где находятся хозяева. В ванной – значит в ванной. В туалете – так в туалете. И объяснять страдальцу, что он слопал последнюю еду в доме, бесполезно.

Последняя еда у нас бывает довольно часто. Моей стипендии едва хватает на оплату проездного, телефона и интернета, так что за пропитание отвечает мамочка. А с ее своеобразным отношением к своим материнским обязанностям мы постоянно на диете. Если я начинаю жаловаться на плохое отношение к детям, то мне устраивают показательное выступление на тему «Как тяжело мне было тебя растить одной, а ты!..». Этот спектакль мама дает часто и по любому поводу. Но только мне.

Маме много чего пришлось пережить, но назвать ее жизнь страданиями не сможет даже наш кот, а в этом он понимает. Мама родилась в семье очень приличных людей. Именно так про бабушку и дедушку говорят до сих пор. Приличные люди. Иван Николаевич – профессор математики, Антонина Тимофеевна – преподаватель биологии. Все ожидали, что девочка Света пойдет по стопам таких достойных родителей: поступит в университет, станет заслуженным учителем или даже профессором. Ну или что-то в этом роде.

Но мама не только не пошла, куда все ей указывали, а наоборот, свернула с расчищенной дороги. В восемнадцать лет, еще не сдав вступительные экзамены, она забеременела. Будущий папочка жутко перепугался и жениться отказался, мгновенно исчезнув с горизонта. Но мама и не горевала из-за этого, разлюбив его еще до моего рождения.

Нужно сказать, что меня она тоже забросила, переложив заботы на бабушкины плечи. Сама же Света уже спустя три месяца после родов опять влюбилась, «очень серьезно», как она говорила.

Очередным избранником стал молодой и эксцентричный фотохудожник. Пару месяцев Света пробыла его музой и богиней, а затем он встретил новую «счастливую любовь». Из той связи мама вынесла нынешние жизненные взгляды, любовь к богеме и умение шикарно курить странно пахнущие тонкие пахитоски.

На волне того увлечения она начала рисовать. Вначале никто не воспринимал маму всерьез, но спустя несколько лет какой-то чахлый критик назвал ее мазню картинами. Целую статью накропал, которую даже напечатали! И Света стала популярна, вполне успешно раскрутив себя. Какое-то время ее даже считали модным талантливым художником.

Ухажеры сменяли один другого, каждый следующий был состоятельнее и старше предыдущего. У мамы появились деньги, и вполне приличные. Она смогла себе позволить ездить на курорты по три-четыре раза в год, модно одеваться. А потом ко всему этому прибавились бесконечные салоны красоты с массажами, пилингами и масками. Особенно часто подобные заведения мама стала посещать после того, как обнаружила, что в зеркале уже не отражается свеженькая двадцатилетняя красавица.

Окрашивание из натурального русого в блонд, голубые линзы и занятия модной тогда йогой кардинально изменили ее внешность, отмотав назад почти десять лет. Волна популярности вновь накрыла Свету. Правда, теперь в центре внимания была она сама, а не «творчество». Но некоторое время спустя и этого не стало. Критики и богатенькие спонсоры сбежали к более молодым и модным, а мама все хваталась за ускользающую ленточку победительницы.

Ныне, на границе сорока лет, она вроде как смирилась и с собой, и с неудавшейся жизнью, и с отсутствием постоянного спутника, и с квартирой в спальном районе. Даже с наличием дочери, уже почти взрослой. Но все еще стремилась туда, в яркий праздничный мир, не упуская любую возможность.

Как раз с очередной своей «возможностью» она и укатила посреди зимы в далекий Таиланд, на месяц, не оставив толком денег, но зато повесив на мою шею проблему в виде очередного заказчика, которому обещала закончить работу еще осенью.

Повздыхав и пару раз громко выругавшись, я поднялась и поплелась на кухню, завернувшись в одеяло. Проходя мимо высокого зеркала в коридоре, приостановилась и попыталась почесать одну ногу другой. Упала и долго бултыхалась на полу, выковыривая себя из одеяльного узла.

Услышав шум, из своего угла вынырнул Тимофей, громко урча и обтираясь о выступающие из одеяла части моего тела. В результате с пола я поднялась вся в кошачьей шерсти, злая и лохматая. Недовольно глянула в зеркало, чтобы рассмотреть всю эту красоту, и показала себе язык.

Мама утверждала, что мой неудавшийся папочка отличался удивительной красотой. Не знаю. На мне это никак не отразилось. А сейчас, в середине то ли утра, то ли еще ночи – за окном темень беспросветная, – я чувствовала себя обычным пугалом: волосы торчат во все стороны, застиранная бежевая пижамка помялась и задралась на пузе. Да и вообще, я не похожа даже на маму. Рост обычный, цвет волос непонятный, вроде светло-русый, но с рыжеватым отливом, цвет глаз серый пополам с зеленым. Несмотря на девятнадцать лет, фигуры почти никакой, сплошные выпирающие ребра, локти и коленки. Хотя мама уверяет в обратном и советует меньше смотреть на окружающих. Бабушка, выискивая достоинства, вечно хвалит мои косы до середины спины. Ну, в этом я с ней согласна, волос у меня куча. На две головы хватит. В остальном – неприметное «нечто».

Сварганив большущую кружку чаю, выудив из тайника шоколадку и налив Тиму молока, я отправилась обратно в кровать, попутно прихватив свой ноут с тумбочки. Пока компьютер грузился, блаженно грела руки о чашку под симфоническое Тимкино лакание. После недолгой борьбы с собой залезла в аську в надежде на то, что кто-то из друзей не спит.

«Неспящей в Сиэттле» оказалась моя любимая подружка.

Где-то в отдалении завибрировал телефон, разоряясь любимой песней. Пока я добралась до трубки, мелодия пошла по второму кругу.

– Что, опять пританцовывала полчаса под свое любимое? Что там? Мир зеленее, солнце теплее… и все это где-то по непонятным координатам, – злобно спросила подруга.

– Нет, что ты, – пролепетала я в ответ достаточно правдиво.

– Давно пора тебе нормального парня найти, а то все песенки, книжечки, фильмики… хорошо хоть не эротические! – воскликнула многоопытная Ирочка.

– Да зачем мне? – уточнила я. Заводить эту тему не хотелось. Моих объяснений про любовь она на дух не переносит, считая все это чушью, недостойной взрослых и современных девочек.

Словно прочитав мои мысли, Ирка провыла в трубку:

– И не нужно мне рассказывать про любовь с первого взгляда и до гроба! Я в это не верю, ты знаешь.

– Но как же… – запнулась я. – Вот бабушка и дедушка…

– Прошлый век, совок! – перебила подружка. – Это раньше всех кормили сказочками про любовь и тому подобную глупость. Мы девушки современные и действовать должны разумно. Страсть – это я еще принимаю, как вариант. Но вообще искать нужно полный комплект.

– И где я такое найду, если у меня и неполного нет? – со смехом спросила я.

– Ну, я же нашла! – гордо заявила подруга.

Вот так новость! Еще недавно на ее горизонте не числилось ни одного кандидата в осчастливленные. И вот на тебе. А я не в курсе!

– Рассказывай! – грозно велела ей.

– Ну… – Ирка томно вздохнула. – Честно говоря, все получилось довольно странно. Знакомая рассказала про один способ. Суть его в том, что можно встретить свой идеал во сне, а если все провернуть правильно, то и он тебя тоже увидит в своем сне. Я сделала все, что нужно было, и получилось. Не хотела рассказывать, пока не увидела его живьем.

– И что? – как завороженная спросила я, отпихивая рукой Тима, решившего, что больше не хочу чаю.

«Не пропадать же продуктам», – так и читалось в его взгляде.

– Я в шоке, – сладко прошипела Ирка в трубку. – Такой милашка. Мой идеал, как тебе рассказывала.

Если подружка встретила свой идеал, то я в не меньшем шоке, ведь за роль этого мифического персонажа давно передрались Джонни Депп и Орландо Блум. Если она встретила такой симбиоз, моя жизнь перевернулась.

– Серьезно? – уточнила я на всякий случай.

– Да, правда! – прощебетала Ирка. – А главное, он утверждает, что я похожа на его мечту. Я ему еще во сне номер телефона дала. Это нужно обязательно, потому как проделать подобный «поиск» можно только раз. А ведь еще нужно найти друг друга потом. Та девчонка, что мне рассказывала про способ, забыла узнать, где живет ее Кирилл… теперь мучается.

Я уже захотела опробовать все на себе. Может, это мой единственный шанс найти настоящую любовь?!

– Рассказывай, что делать нужно! – Я перегнулась через кровать, расплескав остатки чая по Тимке, нашарила на полу тетрадь и ручку и быстро записала рецепт.

– Лучше сразу проделай! – серьезно велела подруга. – Чем больше времени пройдет с этого момента, тем маловероятнее, что выйдет.

Но я ее уже не слушала.

Рецепт был прост до такой степени, что мне в первую секунду показался глупым. Но… чем черт не шутит? С этой мыслью я вытащила из шкафа початую бутылку вина, коньяк, черный перец, соль и томатный сок. Смешала все это строго по инструкции подруги: полстакана вина, полстакана коньяка, чайная ложка соли, пять столовых ложек сока и четверть чайной ложки перца. Получилась отвратительная красноватая бурда. Затем записала на бумажке свое желание и сожгла вместе с тремя волосками, а пепел вмешала в остальные компоненты.

Теперь нужно было это выпить.

«Пить залпом и думать о хорошем, – наставляла подруга. – И ложиться спать».

С содроганием я сделала первый глоток и чуть не подавилась – ну и гадость! Но делать нечего, быстро опрокинула жидкость в себя и пошла в комнату. Где-то в середине пути меня чуть не сбил Тим, спешащий на кухню на звук опущенной на стол кружки.

В голове мелькнула мысль: «Нужно было кружку помыть, а то еще кот оближет», но, похоже, это была моя последняя мысль, после которой я свалилась на пол без сознания.

– Девушка! Девушка! – Кто-то, вереща над ухом, потряс меня за плечо. – На маскараде без маски находиться нельзя.

Я приоткрыла один глаз и осмотрела говорившего. На вид солидный мужчина в странном длиннополом одеянии и широкой черной маске, закрывающей часть лица. Над маской виднелся испещренный морщинами лоб, ниже маски – потрясающие седые усы.

– А у меня нет… – сказала я.

– Вам повезло, что я сегодня добрый, – заметил мужчина. – Обычно тех, кто не соблюдает порядки, просят покинуть праздник. Но, так и быть, прощаю вашу оплошность. – И он вытащил из кармана своего одеяния точно такую же маску, какая была на нем. – До окончания торжеств маску снимать нельзя. Напомню также стандартные правила Праздника Зимней Ночи: снявший маску до полуночи не допускается на следующий праздник, называть имена нежелательно, бить посуду и мебель запрещено, применять сильнодействующие чары и боевые заклинания запрещено.

– Чего? – опешила я.

– У вас довольно странный маскарадный костюм, – хмыкнул мужчина и отошел, вручив мне высокий металлический бокал, до краев наполненный чем-то, что я определила как вино.

Стараясь не паниковать раньше времени, сначала осмотрелась по сторонам, прихлебывая из бокала большими глотками. Еще секунду назад я стояла в собственной прихожей, площадью метров двенадцать, а теперь вокруг простирался огромный зал с высоченным сводчатым потолком, сияющим как звездное небо. По всему залу теснились маленькие живые елочки в кадках, а кое-где еще и лавочки. Именно на лавочке я и сидела. В своей бежевой пижаме, еще более мятой, чем раньше. Вино закончилось на удивление быстро.

В следующую секунду я отбросила бокал в ближайший сугроб, плашмя свалилась с лавки и заползла за нее, спрятавшись под лапами елочки, и уже оттуда продолжила рассматривать зал, попутно повязывая на глаза маску – так хоть не стыдно!

Мне еще повезло, что все это сон, и я проснулась не в гуще событий, а на краю зала. С моего места было отлично видно, что происходит в центре помещения. Там среди вполне натуральных снежных холмиков горели костры и толпились люди, одетые один другого страннее. Но самое интересное происходило в кольце костров. Там, извиваясь в быстром ритме еле слышной барабанной дроби, танцевали двое.

Он и она. Быстро. Легко. Четко. Будто повторяя давно заученный танец. Танец страсти, обожания, ненависти, боли и смерти. Смотреть долго на их движения было сложно, но оторваться я не смогла.

Толпа подбадривала танцующих, повторяя ритм щелчками и хлопками, но никто не стремился присоединиться, нарушить красоту момента.

– Тебе нравится? – неожиданно надо мной прозвучал вопрос, и я дернулась, глубже зарывшись в еловые лапы.

Но ни тот, кто задал вопрос, ни та, кому он был адресован, не обратили на меня внимания. Это я поняла секундой позже, со страхом приоткрыв один глаз и осмотревшись. Возле лавочки стояли двое и смотрели на танец издалека. Со своего места я могла разглядеть только спины говоривших.

Молодой мужчина почти на голову возвышался над своей спутницей, темные волосы чуть касались воротника рубашки. Широкоплечий, но не атлетичный. Захотелось рассмотреть его лицо, жаль, что даже если он обернется, я не смогу этого сделать. Ведь лица всех присутствующих на празднике скрыты.

Девушка тоненькая, гибкая, легкая и воздушная в своем серебристо-сером одеянии повернулась к спутнику и прошептала, стараясь говорить небрежно:

– Танец неплох. Но я не понимаю, кому сейчас это нужно?!

Парень рассмеялся, и у меня от его смеха что-то будто сместилось в голове, даже сознание на секунду помутилось.

– Ты смешная, – сказал он так, что даже я, лежа под лавочкой, оценила всю силу очарования этого бархатного, чуть хриплого голоса. Такие голоса вечно достаются романтическим французским певцам и актерам. Живой человек не может разговаривать так, что хочется пойти и на нем повеситься.

– Я? Смешная? – негодующе прошипела блондинка, тряхнув шикарно уложенной гривой волос. На нее, похоже, этот голос совсем не произвел впечатления.

– Хочешь потанцевать со мной, Тамалис? – предложил молодой человек и протянул девушке ладонь.

Та недовольно отбросила его руку в сторону:

– Почему ты решил, что я буду с тобой танцевать? Я? С тобой? Мы из разных лодок, Бестелион. Такие, как ты, недостойны танцевать со мной.

– Это наш праздник, – жестко заметил парень. – Я могу и заставить!

– Ты на это не пойдешь, – рассмеялась блондинка. – Это против правил. Пусть даже тебе они и не писаны.

– Разве тебе не хочется, Тамалис? – тихо спросил темноволосый, склонив голову так, что я смогла разглядеть его профиль.

Вот черт! И тут полное совершенство. Такое бывает только во сне.

– Ах, оставь, – отмахнулась его спутница и развернулась, собираясь уйти, но приостановилась, чтобы бросить последнюю шпильку: – Если я и станцую этой ночью, то вовсе не с тобой.

– А с кем? – зло спросил мужчина.

– С твоим братом, это ведь он наследник трона, – прошептала та в ответ и прикусила губу, чтобы сдержать ухмылку.

– С Каселионом? – хрипло переспросил молодой человек.

Тамалис ничего не ответила и скрылась за двумя плотно поставленными елочками. Зло скрипнув зубами, парень ударил кулаком по спинке лавочки так, что та подпрыгнула и больно толкнула меня в бок.

– Ой! – не удержалась я от тихого возгласа. Но даже этого хватило, чтобы на меня обратили внимание.

– Кто это тут подслушивает? – пробормотал молодой человек, выуживая меня за шиворот из-под еловых веток.

– Это вы первые мне помешали, – решительно заявила я, вися в воздухе и дергаясь изо всех сил. – Я спокойно сидела под елочкой, никого не трогала. А вы пришли…

– Какая белочка, оказывается, у нас завелась. – удивился молодой человек. – И я вроде совсем не пьян.

– Немедленно поставь меня! – велела я, слыша треск пижамной рубашки.

– А мы уже перешли на «ты»? – восхитился парень то ли моей наглости, то ли моему виду.

Представляю, как это смотрится со стороны. Возле меня мужчина, вполне способный стать тайным сном любой женщины. Даже моим. Кстати, это и есть мой сон. А я полная лахудра в старой пижаме. Кошмар! Провалиться сквозь землю!

– Почему бы и не перейти, – заявила я, скрестив руки на груди.

– Не мешало бы для начала познакомиться, – хмыкнул мужчина. – Если обещаешь себя нормально вести, отпущу.

– А я и вела себя нормально, пока меня не подвесили в воздухе! – выдала я, поправляя свою пижаму, когда меня соизволили-таки поставить на пол.

– Забавная малышка, – отстраненно заметил он и представился: – Бестелион.

– Елена.

– Необычное имя, – сказал мужчина и усмехнулся.

– Ничего подобного! – возразила я. – Мое имя самое обыкновенное. Это у тебя какое-то несуразное.

– Что? – опешил он и после секундной паузы воскликнул: – Никто и никогда не называл мое имя несуразным! Моего далекого предка тоже нарекли этим именем.

– Ну, если предка, тогда понятно, – скромно заметила я. В последнее время ничего не поймешь с этими именами, как только не называют. Вот и этому бедолаге не повезло. Но для сна вполне подойдет.

– Я здесь впервые, – захотелось мне как-то оправдать свой внешний вид.

– Оно и заметно, – согласился Бестелион. – Для Праздника Зимней Ночи костюм совсем неподходящий.

– Пойду посмотрю на танец поближе, – сказала я, стараясь не разглядывать красавца.

– Я тебя провожу, – выдал этот нахал.

– Справлюсь без провожатых, – бросила ему и быстрым шагом направилась к центру зала.

– Сейчас танцоры сменятся, и начнется новое представление, – прокомментировал Бестелион движение возле костров.

– А кто танцует? – показывать неосведомленность не хотелось, но интересно же!

– Танцевать может кто угодно, если это Праздник Зимней Ночи, – ответил Бестелион. – Каждый может войти в этот круг, чтобы очистить душу, тело и разум. В огне зимы сгорает все, что хочется оставить позади. Но иногда танец становится началом чего-то нового, если партнер достоин… Правда, все, что происходит в эту ночь, ни к чему никого не обязывает. Только взаимное согласие. Весенние торжества схожи, но обладают меньшей силой.

Тем временем к стене костров с разных сторон приблизились двое: рыжеволосая девушка в длинной темно-зеленой рубашке и узких брючках, заправленных в высокие коричневые сапожки, и светловолосый юноша во всем бордовом.

– Сейчас будет танец Огня! – восхитился Бестелион. – Смотри!

И там правда было на что посмотреть. Я никогда не думала, что живые люди могут двигаться так, как эти двое. Это на самом деле было пламя, пожар, игра теней, бликов, вспышек, взрывов ярости и тихих шорохов. Они встречались, переплетались, глядя друг другу в глаза, расходились и танцевали, танцевали, танцевали!

Я смотрела как завороженная, лишь в последний момент обратив внимание, что Бестелион следит не за танцем, а за мной. Стараясь не выдать, что заметила, я наслаждалась этим взглядом. Приятно, черт возьми, когда такой вот красавчик, пусть и в маске на пол-лица, изучает тебя столь пристально. И от этого в животе растекается приятное тепло томления.

Это ведь сон, да? И все можно, да?

Мимо пробежал какой-то хлипкий юноша с несколькими бокалами на подносе. Бестелион мгновенно среагировал и подхватил пару, вручив один мне. Это вино оказалось таким вкусным! Чуть сладким, терпким и легким.

Я не претендую ни на что, но если это мой сон, то могу делать все, что хочу, решила мысленно, потягивая пьянящую жидкость. Жаль только, даже здесь, в собственном сне, я не такая, какой бы хотела быть. Это сразу придало бы уверенности.

Тяжелые теплые руки опустились мне на плечи. Только теперь я осознала, как замерзла. А еще, что стою в этом зале почти босиком, в одних носках, пусть и очень теплых, связанных бабушкой.

– Ты совсем замерзла, бельчонок! – удивился Бестелион и откуда-то, словно из воздуха, вынул длинный плащ с меховым подбоем и накинул мне на плечи, после чего подхватил на руки и пошел ближе к кострам.

Странно, что я мерзну. Все здесь одеты очень легко, почти по-летнему. Вечно у меня все не как у других, даже сны странные.

Мягкий тонкий мех приятно щекотал кожу, обволакивая своей шелковистостью. Я зарылась носом в складки плаща и затихла на руках Бестелиона, продолжая наблюдать за пляской. Танцоры сменялись, так же менялся и ритм, под который они двигались. Бестелион стоял неподвижно, словно я ничего не весила. Глядя на змеино-гибкие движения очередной девушки, я задремала. И проснулась только тогда, когда теплые губы коснулись мочки моего уха, и Бестелион прошептал:

– Я приглашаю тебя к себе в гости.

Почти не касаясь кожи, он проложил дорожку невесомых поцелуев до уголка моих губ, замерев на миг и ожидая реакции.

«Это ведь сон, – уговаривала я себя, – у тебя может не быть второй такой возможности, Лена».

Отбросив сомнения, потянулась и обняла Бестелиона за шею, коснувшись губами его губ. Его рука взялась за узел моей маски.

– Нет. – Я чуть покачала головой. – Пусть маски останутся на своих местах.

Мне так спокойнее. Проснусь и не буду помнить его лица. Только то, как было. Решив это для себя, подняла голову к склонившемуся надо мной лицу и поцеловала его в губы. Бестелион хищно улыбнулся и крепче меня обнял, отвечая на поцелуй. Что-то произошло вокруг, будто сменились декорации. Но у меня не было времени обращать на это внимание. Мозг не успевал анализировать ощущения и временами отключался. Возможно, несколько раз я теряла сознание. Если такое возможно… от поцелуев.

Мы упали на что-то мягкое и пружинящее. Может, на постель, а может, на что-то другое. Какая разница? Мне не было до этого дела.

Заметив мой изучающий взгляд, он ухмыльнулся и замер, позволяя хорошенько себя рассмотреть. У него почти черные волосы и загорелая кожа. Глаза того необычного оттенка, что принято называть цветом моря в погожий день. А в ухе тонкое серебряное колечко-сережка. Завороженная, я приподнялась и поймала эту сережку, прихватив губами мочку, слегка прикусила и потянула. Бестелион тихо застонал и упал на меня, впиваясь губами в мои губы, подминая под себя, сжимая сильными горячими ладонями плечи. В считаные секунды он избавил меня от одежды, а заодно и себя. Это не смущало, словно так и должно быть.

Я не чувствовала себя пьяной от вина, но в теле плескалась чарующая легкость. Руки Бестелиона жили своей жизнью, медленно и осторожно изучая мое тело. И там где он прикасался, кожа будто загоралась маленькими томительными пожарами. С губ сам собой сорвался полувздох-полустон. Он улыбнулся.

– Бельчонок, – тихо позвал Бестелион.

И почему мне нравится, что он меня так зовет?

Все, что было дальше, слилось в ощущение блаженного счастья, удовольствия, пополам с томлением и ожиданием чего-то большего, всеобъемлющего и невероятного.

Что там пишут в книгах? Все неправда! Все не так! Они ничего не знают!

Вот это, сейчас и с ним – настоящее. Ни у кого не получится лучше. И не важно, что со мной такое впервые. Я чувствую, знаю. Так, именно так должно быть!

– Бельчонок, – в последний миг перед взрывом позвал меня Бестелион, крепко прижимая к себе. И…