Но был и еще один очень важный момент. Именно этого момента Ларви и ждала. И когда ровно через двадцать четыре дня пять часов и пятьдесят шесть минут после того, как они покинули Пищевую фабрику, спираль засветилась, Ларви не смогла сдержать вздоха облегчения.
- В чем дело? - подозрительно проговорил Вэн.
- Мы на полпути, - ответила она, отметив время в своем журнале. - Это поворотный пункт. Его всегда с нетерпением ждешь в корабле Врат. Если достигнешь поворотного пункта, когда истрачено больше четверти запасов, ты знаешь, что они кончатся до возвращения, и ты умрешь на обратном пути.
Вэн надулся.
- Ты мне не веришь, Ларви? Мы не умрем с голоду.
- Хорошо быть уверенным в собственной неуязвимости, - улыбнулась она, а потом вдруг перестала улыбаться, потому что подумала, что ждет их в конце пути.
Они притирались друг к другу, как могли, по тысяче раз в день действуя друг другу на нервы. Пол, чтобы отвлечь Вэна от Джанин, научил его играть в шахматы. Вэн терпеливо - а чаще нетерпеливо - пересказывал им снова и снова все, что мог поведать о Небе хичи и его обитателях.
Они как можно больше спали. В гамаке рядом с Полом бродили и кипели юношеские соки Вэна. Он метался и крутился, когда из-за смены ускорения корабля менялась и нагрузка. Вэн жалел, что отправился в полет не один и не может себе позволить поступать, как привык и как, по-видимому, нельзя делать, когда ты в компании. Но скорее наоборот - Вэн мечтал быть не один, но только со своей подружкой Джанин, чтобы на ней опробовать все то, чему учили его Крошечный Джим и Генриетта.
Вэн много раз спрашивал Генриетту, какова роль женщины в этом слиянии. Она на это всегда охотно отвечала, даже если находилась в отвратительном настроении, но ее ответы ничего не давали Вэну. С чего бы ни начиналась ее фраза, заканчивалась она неизменно одним и тем же - ужасной изменой ее мужа с этой шлюхой Дорис.
Вэн даже не представлял, чем физически женщина отличается от мужчины. Примитивные рисунки и слова не помогали ему. К концу пути любопытство победило сдерживающие навыки начавшегося окультуривания, и он начал просить Ларви или Джанин показать различия на собственном теле.
- Я не буду даже притрагиваться, - наивно попросил он у Джанин.
- Ты грязное животное, - в ответ на это проговорила девочка. Но она не рассердилась. Джанин улыбалась. - Потерпи, парень, и у тебя будет много возможностей.
Но Ларви было совсем не до улыбок и, когда разочарованный Вэн ушел, у сестер состоялся долгий и нудный разговор. Долгий, насколько терпела Джанин.
- Ларви, дорогая, - сказала она наконец, - я все знаю. Знаю, что мне всего пятнадцать лет... ну, почти пятнадцать, и что Вэн немногим старше. Знаю, что мне нельзя беременеть почти в четырех годах полета от ближайшего врача. И что я не смогу справиться со всем тем, что за этим последует. Я все это прекрасно помню. Ты думаешь, что я только твоя сопливая младшая сестра? Ну что ж, может быть, и так. Но я еще и твоя умная сопливая младшая сестра. Когда ты говоришь что-то стоящее, я очень внимательно слушаю и делаю правильные выводы. Поэтому успокойся, дорогая Ларви. - Загадочно улыбаясь, она оттолкнулась в направлении Вэна, потом остановилась и вернулась, чтобы поцеловать старшую сестру. - Ты и папа, - легкомысленно проговорила Джанин. - Вы постоянно прижимаете меня к стене. Но все равно я вас обоих люблю. Кстати, и Пола тоже.
Ларви знала, что Вэн тут ни при чем. Все они отчаянно испускали запахи. И среди запахов пота и других выделений были феромоны в таком количестве, что даже монах стал бы повышенно сексуален, не говоря уже о неопытном девственном мальчике. И совсем не вина в этом Вэна, скорее наоборот. Если бы он не настоял, они бы не взяли с собой столько воды. А если бы не взяли, то были бы еще грязнее и потнее, чем теперь, когда им хотя бы можно обтираться влажной губкой. Если подумать, они покинули Пищевую фабрику слишком импульсивно. Пейтер оказался прав.
К своему удивлению, Ларви поняла, что ей не хватает старика. В корабле они были совершенно отрезаны от связи. "Что он там сейчас делает? - с тревогой думала она. - Здоров ли он?"
Они забрали с собой в полет подвижной биоанализатор - он у них единственный, а четверо нуждаются в биоанализаторе больше, чем один. Но и это не совсем верно: вдали от корабельного компьютера прибор был свернут в неподвижный блестящий клубок и останется таким, пока они с Неба хичи не установят радиосвязь с Верой. А что тем временем происходит с ее отцом?
Любопытно, что Ларви любила старика и думала, что и он любит ее. Пейтер во всем проявлял свое отцовское чувство, но только не на словах. Это его деньги и - в первую очередь - неукротимая энергия привели их на рейс к Пищевой фабрике: чтобы заплатить за участие в экспедиции, он истратил все свое состояние. И его же деньги стояли за ее первым прилетом на Врата. А когда ничего не получилось, он не стал упрекать дочь. Во всяком случае, не делал этого напрямую и не часто заводил об этом разговор.
После шести недель в корабле Вэна Ларви начала привыкать к нему. Иногда она даже чувствовала себя комфортно, если не считать запахов, раздражений и беспокойств. Во всяком случае, пока она не вспоминала о своих вылетах с Врат, которые принесли ей пять ее браслетов. Вот о них почти ничего хорошего Ларви сказать не могла.
Ее первый полет был неудачным. Четырнадцать месяцев пути в оба конца, чтобы оказаться у планеты, побывавшей в пламени новой звезды. Может, до взрыва Новой тут что-то и было. Но когда прилетела Ларви, истощенная и уже начавшая разговаривать с собой в своем одноместном корабле, на планете ничего не осталось. Это натолкнуло ее на мысль, что в одноместных кораблях летать предельно вредно для психического здоровья, и в следующий полет она отправилась в трехместном. Но с тем же результатом. Ни одна из ее экспедиций не принесла Ларви удачи. Она стремительно приобретала известность на Вратах. Была претендентом на первое место по числу полетов... и по минимальному размеру премии.
Такая честь Ларви не очень нравилась, но все было не так плохо до последнего полета. Он оказался катастрофическим.
Еще до того, как они достигли цели, она однажды пришла в себя после некрепкого беспокойного сна и увидела ужасную картину. Рядом с ней в воздухе плыла окровавленная спутница, ее лучшая подруга. Вторая подруга по несчастью оказалась тоже убитой, а чуть подальше двое мужчин, составлявших остальную часть экипажа, схватились в смертельном поединке.
По правилам Корпорации "Врата" денежная премия за рейс делится между выжившими участниками поровну. Ее товарищ по экипажу Стратос Кристианидес решил остаться единственным выжившим.
Но не выжил. Проиграл схватку другому члену экипажа, ее любовнику Гектору Поссанби. Победитель и Ларви благополучно долетели до цели и обнаружили - ничего. Едва тлеющий красный газовый гигант. И второй элемент двойной звезды - жалкий маленький огонек класса М. Единственная планета, огромный покрытый метаном шар типа Юпитера, и никаких возможностей живыми достичь ее поверхности.
После этого Ларви вернулась на Землю, поджав хвост, и больше никаких шансов сделать летную карьеру у нее не оставалось. Но Пейтер дал ей еще один шанс, и она понимала, что других не будет. Те свыше ста тысяч долларов, которыми он оплатил ее полет на Врата, нанесли серьезный ущерб состоянию, которое Пейтер заработал за шестьдесят или семьдесят - она точно не знала сколько - лет жизни. В общем, Ларви подвела его. И не только его. Но при этом она поняла, что отец любит свою непутевую дочь и мягкого Пола, и глупую юную Джанин. Он любит их всех. И очень мало от этого получает, решила Ларви.
Она задумчиво потерла свои браслеты. Они ей достались слишком дорогой ценой.
Ларви беспокоилась об отце и о том, что их ждет впереди.
Занятия любовью с Полом помогали коротать свободное время, когда они уговаривали себя, что могут на четверть часа оставить молодежь без присмотра. Не так Ларви занималась любовью с Гектором, мужчиной, который вместе с ней выжил в ее последнем полете с Врат, и просил ее выйти за него замуж. Человеком, который предлагал ей еще раз полететь с ним вдвоем, а после возвращения строить жизнь совместно. Гектор был коренастым, широкоплечим, всегда активным, а когда нужно, осторожным. Он был чрезвычайно энергичным в постели, добрым и терпеливым, когда она болела, была раздражена или испугана. У Ларви имелись сотни самых веских причин, чтобы выйти за него замуж. И только одна - почему она этого не сделала.
Когда Ларви очнулась от своего тревожного сна, Гектор и Стратос сражались. И на ее глазах Стратос умер. Потом Гектор объяснил ей, что Стратос сошел с ума и пытался убить их всех. Но ведь в это время она спала и не видела, как все началось. Один из мужчин, очевидно, хотел убить своих товарищей. Но она так никогда и не узнала, который именно.
Он сделал ей предложение за день до того, как они в самом мрачном расположении духа вернулись на Врата.
- Нам очень хорошо вдвоем, Дорема, - говорил он, обнимая и успокаивая ее. - Нам никто больше не нужен. Думаю, я не смог бы перенести этот кошмар с кем-нибудь другим. В следующий раз нам повезет больше! Давай поженимся.
Она уткнулась подбородком в его жесткое, теплое плечо цвета шоколада.
- Мне нужно подумать, дорогой, - ответила Ларви, чувствуя, как рука, убившая Стратоса, гладит ее шею.
Так что Ларви не очень расстроилась, когда путешествие наконец закончилось, и Джанин, вся дрожащая, возбужденная, вызвала сестру из ее комнатки. Золотая спираль наполнилась огненными точками, корабль слегка дергался то в одном, то в другом направлении, серая грязь с экрана исчезла. Теперь его покрывали звезды. И еще кое-что.
Вдалеке виднелся незнакомый голубой объект, имеющий форму лимона. Он медленно вращался. Вначале Ларви не могла определить, каковы его реальные размеры, пока не заметила, что у космического тела неровная поверхность. Тут и там на теле станции выдавались крошечные выступы. В самых маленьких она узнала корабли типа тех, что были ей знакомы по Вратам. Одноместные, трехместные, были и пятиместные. Лимон достигал в длину более километра!
Вэн, гордо улыбаясь, сел на центральное пилотское сиденье и сжал рукоять контроля посадки. Ларви с Джанин заранее специально покрыли командирское кресло тканью, поскольку Вэну это просто не приходило в голову.
Ларви с трудом удерживалась от вмешательства. Но Вэн всю жизнь выполнял этот маневр. Он умело повел корабль по нисходящей спирали, уравнял его скорость со скоростью лимона, и ввел корабль в один из доков. Затем он отключил двигатель и оглянулся, ожидая одобрения. Они наконец прибыли на Небо хичи.
Если Пищевая фабрика была размером с небоскреб, то станция хичи казалась небольшой планетой. Возможно, как и Врата, некогда это был астероид. Если даже и так, бывший космический бродяга был настолько тщательно обработан, что на нем не оставалось ни следа от первоначальной поверхности. Просто кубический километр некоей массы. Вращающаяся гора. Так много нужно было здесь исследовать, так много можно было узнать! Но, пожалуй, не меньшего следовало бояться.
Они шли по старым пустынным помещениям, и Ларви вдруг поймала себя на том, что цепляется за рукав мужа. А Пол сжимал ее руку.
Она заставляла себя делать наблюдения и замечания. Во-первых, у них появился вес, пусть даже и одну десятую земного. Во-вторых, стены здесь были покрыты блестящими алыми полосами, а над головой мерцало знакомое голубое свечение металла хичи. В-третьих, на полу - и это действительно был пол стояли кристаллы в форме алмазов, а в них как будто находилась почва, и из нее торчали настоящие растения.
- Фруктоягоды, - гордо бросил через плечо Вэн, направляясь к кусту, покрытому пушистыми плодами меж изумрудно-зеленых листьев. - Можно задержаться и поесть, если хотите.
- Не сейчас, - ответила Ларви. В десяти шагах дальше по коридору виднелось другое растение, со светло-зелеными ветвями, похожими на щупальца, и плодами в форме цветной капусты. - А это что?
Вэн остановился и посмотрел на нее. Видно было, что он считал ее вопрос глупым.
- Их нельзя есть, - презрительно ответил Вэн. - Лучше попробуй фруктоягоды. Они очень вкусные.
Группа остановилась там, где красные коридоры сходились и один из них становился синим. Каждый из команды сорвал по коричнево-зеленой фруктоягоде и попробовал их сочную мякоть. Сначала осторожно, потом с удовольствием. А Вэн тем временем рассказывал им о географии Неба хичи.
- Здесь есть красные секции, лучше всего находиться в них. Тут много пищи и хороших мест для сна. В этом месте я оставляю корабль, и сюда никогда не приходят Древние.
- Но разве они не выходят из своих жилищ в поисках фруктоягод? поинтересовался Пол.
- Конечно, выходят! Но здесь не появляются. Сколько я помню, этого никогда не происходило. - Голос Вэна поднялся на пол-октавы. - Дальше начинаются синие коридоры. - Неожиданно Вэн заговорил тише. - А туда Древние приходят часто. По крайней мере в некоторые места. Но там все мертво. Если бы комната Мертвецов не находилась в синем районе, я никогда не ходил бы туда.
И Ларви, вглядываясь в глубину коридора, на который Вэн указал, почувствовала трепет от ощущения глубочайшей древности. Что-то в этом было от Стоунхенджа, или Гизы, или Ангкор Вата.
В какой-то момент им показалось, что потолок потускнел, а растения сделались редкими и чахлыми.
- Зеленые коридоры, - продолжал Вэн, - они очень хорошие, но там все запущено и многое не действует. Например, в кранах нет воды. Растения погибают. А золотые... - О золотых коридорах Вэн говорить не захотел, но все же пояснил: - В них живут Древние. Если бы не потребность в книгах, иногда в одежде, я никогда не заходил бы в золотые. Хотя Мертвецы всегда подталкивают меня туда. Я не хочу видеть Древних.
Пол прочистил горло и сказал:
- Но, мне кажется, Вэн, нам все же придется туда идти.
- Зачем? - на высокой ноте спросил мальчик. - Там совсем неинтересно!
Ларви нежно взяла его за руку.
- В чем дело, Вэн? - мягко спросила она, видя выражение его лица.
Чувства Вэна сразу отражались у него на лице. Он совсем не умел, да и не желал скрывать их.
- Похоже, ты испугался, - заметил Пол.
- Я не испугался! - нервно возразил Вэн. - Вы просто не понимаете. Там нет ничего интересного.
- Вэн, дорогой, - сказала Ларви, - нам очень важно как можно больше узнать о хичи. Не могу тебе объяснить, но самое меньшее, что мы от этого получим, это деньги. Много денег.
- Он не знает, что такое деньги, - нетерпеливо вмешался Пол. - Вэн, обрати внимание. Мы все равно это сделаем. Расскажи, как нам вчетвером можно осмотреть золотые коридоры.
- Вчетвером нельзя! Можно только одному. Я могу, - похвастал он. Теперь он не на шутку рассердился и демонстрировал это Полу. Вэн испытывал к нему смешанные, но в основном неприязненные чувства. Изъясняясь с Вэном, Пол так тщательно выговаривал каждое слово, так презрительно у него это получалось, будто Вэн был недостаточно умен, чтобы понять такие простые вещи. Когда Вэн был с Джанин, Пол всегда оказывался рядом. Если Пол являлся типичным представителем мужчин, Вэн не стал бы гордиться тем, что сам мужчина. - Я бывал в золотых много раз, - еще раз похвастал он, - из-за книг и фруктоягод или просто наблюдал за их поведением. Они такие забавные! Но не такие уж глупые. Я знаю, как пройти безопасно. Один человек может. Возможно, двое. Но если мы пойдем все, они нас обязательно увидят.
- И что тогда? - спросила Ларви.
Вэн пожал плечами. Он не знал, что ответить на вопрос, помнил только, как этого боялся отец.
- Они не интересные, - вдруг сказал он, сам не понимая, что противоречит себе.
Джанин бросила пустую кожицу фруктоягоды к основанию куста и облизала пальцы.
- Вы задаете несущественные вопросы, - вздохнула она. - Вэн, куда доходят эти Древние?
- До края золотых - всегда. Иногда - в голубые коридоры или зеленые.
- Если они любят фруктоягоды и ты знаешь место, куда они за ними приходят, почему бы там не установить камеру? Мы бы их увидели. А они нас нет.
- Конечно! - торжествующе ответил Вэн. - Видишь, Ларви, совсем не обязательно ходить туда! Джанин права. Только... - он заколебался... - а что такое камера?
По дороге Ларви пришлось подбадривать себя на каждом перекрестке, она не могла удержаться и со страхом заглядывала во все коридоры. Но они ничего не слышали и не видели никаких движений. Было тихо, как на Пищевой фабрике, когда они впервые вошли в нее, и так же необычно, вернее, гораздо необычнее. Полосы света на стенах, маленькие оазисы растительности вдоль стен и прежде всего - ужасающая мысль, что где-то совсем рядом находятся живые хичи.
Когда они установили камеру в том месте, где встречаются хичи, то есть на пересечении зеленого, синего и золотого коридоров, Вэн потребовал уйти оттуда и повел своих спутников в комнату Мертвецов. Это была единственная возможность по радио связаться с миром. Даже если этот мир представляет старый Питер, беспокойно расхаживающий по Пищевой фабрике. Если это им не удастся, поняла Ларви, тут вообще нечего делать. Придется вернуться на корабль и отправиться домой. Не имело смысла исследовать станцию хичи, когда не можешь сообщить о результатах.
Храбрость Вэна увеличивалась пропорционально расстоянию, отделявшему их от Древних. Он провел их вначале по зеленым коридорам, потом по нескольким уровням голубых и подвел к широкой синей двери.
- Посмотрим, правильно ли она работает, - важно проговорил он и ступил на широкую металлическую полоску перед дверью. Дверь недолго поколебалась, затем как будто вздохнула и со скрипом открылась. Вэн, довольный, ввел всех внутрь.
Помещение, казалось, принадлежит людям. Хотя и выглядело несколько странным. Пахло в нем человеком. Несомненно, благодаря Вэну, который провел здесь немало часов за свою короткую жизнь.
Ларви взяла у Пола одну из микрокамер, установила у себя на плече и включила. Прибор начал фиксировать все, что происходило в восьмиугольном помещении с тремя вилообразными сиденьями хичи, два из которых были варварски разбиты. Здесь же находилась и грязная стена с приборами, понятными только хозяевам станции. На незнакомой панели управления мерцали многочисленные разноцветные огоньки. За стеной изредка слышалось пощелкивание и едва различимое гудение. Вэн взмахом указал на стену.
- Здесь живут Мертвецы. Если "живут" правильное слово, - добавил он и рассмеялся.
Ларви направила камеру на сиденья и узловатые кнопки перед ними, потом на какой-то механизм у загаженной стены. Он имел металлический панцирь и много отростков, которые безжизненно свисали вниз. Высотой механизм был по грудь, стоял на расплющенных цилиндрах и, очевидно, мог передвигаться.
- Что это, Вэн? - поинтересовалась Ларви.
- Этим меня иногда ловят Мертвецы, - ответил мальчик. - Не часто. Эта штука очень старая и ненадежная. Если ломается, то чинит себя целую вечность.
Пол осторожно осмотрел машину и на всякий случай отодвинулся от нее.
- Включи своих друзей, Вэн, - попросил он.
- Пожалуйста. Это нетрудно, - по-хозяйски ответил Вэн. - Смотрите внимательно, и вы поймете, как это делается. - Он привычно сел на целое сиденье и посмотрел на приборы. - Вызову Крошечного Джима, - вслух сообщил Вэн и принялся нажимать на кнопки. Огоньки на грязной стене замигали и поплыли, и только тогда мальчик обратился к одному из Мертвецов: Просыпайся, Крошечный Джим. К тебе кое-кто пришел.
Но Мертвец не откликнулся на зов. Вэн нахмурился, оглянулся через плечо и еще раз приказал:
- Крошечный Джим! Отвечай немедленно! - Когда он в сердцах плюнул на стену, Ларви поняла происхождение многочисленных грязных пятен на ней, но ничего не сказала.
Наконец усталый голос над их головами произнес:
- Здравствуй, Вэн.
- Так-то лучше, - торжествующе улыбаясь, проговорил Вэн и победно взглянул на своих гостей. - Послушай, Крошечный Джим! Расскажи моим друзьям что-нибудь интересное или я снова плюну на тебя.
- Я бы хотел, чтобы ты проявлял больше уважения по отношению ко мне, со вздохом ответил голос и продолжил: - Ну хорошо. Посмотрим, чем тебя можно развлечь. На девятой планете звезды Саиф существует древняя цивилизация. Правит там класс уборщиков дерьма. Власть свою они проявляют очень своеобразно, убирая экскременты только из домов честных, предприимчивых, умных и вовремя платящих налоги граждан. Во время их главного праздника, который они называют праздник святого Гаутамы, самая младшая девушка каждой семьи купается в подсолнечном масле, берет в зубы лесной орех и ритуально...
- Крошечный Джим, - бесцеремонно прервал его Вэн, - ты рассказываешь правду?
- В некотором смысле, - после короткой паузы угрюмо ответил Крошечный Джим.
- Ты идиот, - оскорбил Вэн Мертвеца, - и мне стыдно перед моими друзьями. Обрати внимание, Крошечный Джим. Здесь Дорема Хертер-Холл, которую ты можешь называть Ларви, и ее сестра Джанин Хертер. И Пол. Поздоровайся с ними.
Последовала еще одна, на этот раз долгая пауза.
- Здесь есть еще живые люди? - с сомнением спросил голос.
- Я ведь тебе только что сказал!
- Прощай, Вэн! - печально произнес голос. После этого Крохотный Джим больше не отзывался, как бы громко ни приказывал Вэн и как бы яростно он ни плевал на стену.
- Боже! - проворчал Пол. - Он всегда такой?
- Нет, не всегда, - с досадой ответил Вэн. - Но бывает и хуже. Может, попробовать кого-нибудь другого?
- А они лучше?
- Нет, - признался Вэн. - Крошечный Джим лучше всех.
Пол в отчаянии закрыл глаза, потом многозначительно посмотрел на Ларви.
- Как глупо, - пробормотал он. - Знаешь, что я думаю? Я начинаю понимать, что твой отец был прав. Нам нужно было оставаться на Пищевой фабрике.
- Но мы там не остались, - глубоко вздохнув, ответила Ларви. - Мы здесь. Подождем сорок восемь часов, а потом... потом будем решать, что делать дальше.
Сорока восьми часов еще не прошло, а Ларви с Полом уже приняли решение остаться. По крайней мере на время. Слишком многое обнаружили они на Небе хичи, чтобы отказываться от исследования станции.
Прежде всего их побудило к этому то, что они связались с Питером по радио-быстрее-света. В самом начале никто не подумал спросить у Вэна: если он с Пищевой фабрики может связаться с Небом хичи, то действует ли связь в противоположном направлении? Оказывается, Вэн никогда не пробовал. Ему просто не нужно было - на фабрике никто не ответил бы ему.
Ларви с Джанин отправились на корабль за пищей и некоторыми необходимыми принадлежностями. По пути они, как могли, уговаривали друг друга, что все будет хорошо, и тем не менее обе испытывали похожие чувства: беспокойство за отца и страх за свое будущее. Но вернувшись, они увидели гордого Пола и торжествующего Вэна. В отсутствие женщин, те установили связь с Пищевой фабрикой.
- Как он? - сразу спросила Ларви.
- Ты об отце? Все в порядке, - ответил Пол. - Правда, ворчит как всегда. На корабль пришел миллион сообщений. Пейтер пропустил их через ускоренное воспроизведение, а я записал. Нам потребуется не меньше недели, чтобы все прослушать. - Пол порылся в том, что принесли Ларви с Джанин, и вытащил оттуда нужные приборы. Затем он присоединил цифровой передатчик изображений, чтобы использовать радио-быстрее-света, которое до сих пор передавало лишь голоса. - Мы сможем передавать только отдельные кадры, пояснил он. - Но если мы тут задержимся, возможно, я установлю ускоренную передачу. А пока что у нас есть голос и... да, старик велел вас поцеловать.
- Значит, мы остаемся, - сказала Джанин.
- Тогда нам нужно еще кое-что перенести с корабля, - подхватила ее старшая сестра. - Вэн, где мы будем спать?
Пока Пол возился с передатчиком, Вэн и женщины переносили самые необходимые вещи в комнаты, которые располагались в районе красных коридоров.
Вэн гордо показывал гостям свои владения. Там оказались и койки, гораздо большие, чем в корабле. Они были настолько большие, что на них мог устроиться даже Пол. Правда, для этого ему пришлось сгибать ноги.
Был здесь и туалет, не очень похожий на человеческий, хотя небольшое отверстие в полу, над которым приходится орлом сидеть на корточках, отдаленно напоминало туалеты в Восточной Европе.
Ко всеобщей радости было в этих комнатах даже место для купания - нечто среднее между ванной и неглубоким плавательным бассейном. Со стены стекала вода - то ли душ, то ли небольшой водопад. Когда кто-то входил в бассейн, он наполнялся тепловатой водой.
После ванны все стали пахнуть значительно лучше. Особенно часто мылся Вэн - иногда он начинал раздеваться, когда у него на шее еще не просохли капли от предыдущего купания. Крошечный Джим когда-то рассказывал ему, что регулярные купания - привычка цивилизованных культурных людей. К тому же Вэн заметил, что Джанин делает это не меньше двух раз в день. По этому поводу Ларви со смехом вспоминала, как трудно было загнать Джанин в ванну на долгом пути от Земли до Пищевой фабрики.
Как опытный пилот и, следовательно, капитан, Ларви возглавляла экспедицию. Она назначила Пола главным связистом. С помощью Вэна он должен был также общаться с Мертвецами. Джанин она отвела различные хозяйственные заботы, вроде стирки одежды в теплой воде. Помогали ей в этом сама Ларви и Вэн.
Вэну капитан поручила слежение за Древними, получение материалов, добытых с помощью камер, и передачу их через Пейтера на Землю. Обычно Вэна сопровождала Джанин. Когда кто-то еще был свободен, за молодыми людьми присматривали, но это случалось редко.
Джанин не возражала против подобного мягкого контроля. Она еще не миновала стадию возбуждения от одного присутствия Вэна и не слишком торопилась переходить к следующей стадии - кроме тех случаев, когда он до нее Дотрагивался или когда она видела, как он на нее смотрит. Иногда Джанин замечала, как вздувается на Вэне юбочка. Но даже в этом случае фантазии и мечты заменяли ей следующую стадию, по крайней мере на время. Джанин играла с Мертвецами, жевала фруктоягоды, выполняла свою долю работы и ждала, когда еще немного подрастет.
Ларви не была против, если младшая сестра большую часть времени бездельничала и развлекалась. Она сама позаботилась так распределить поручения, чтобы они нравились исполнителям. Капитану же досталось скучное чтение посланий с далекой Земли и ежедневное выслушивание упреков и уговоров Пейтера.
Связь оказалась не слишком надежной. Ларви не очень ценила корабельную Веру, пока та была у нее под рукой. Сейчас она не могла приказать передавать в первую очередь самые важные сообщения, потому что не было компьютера для их оценки. Приходилось перенапрягать собственную голову. Послания приходили в беспорядке, и когда Ларви отвечала на них для дальнейшей передачи на Землю, у нее не было полной уверенности, что они дойдут.
Мертвецы, по-видимому, были лишь записью воспоминаний погибших пилотов. Они могли вступать в контакт, но в ограниченных пределах. Их цепи оказались спутаны, так как эти записи пытались использовать для целей, к которым они не предназначались. Например, для связи с Пищевой фабрикой. Правда, непонятно было, для чего все-таки они были уготовлены? И главное - кем?
Вэн хвастал и красовался как эксперт, а затем признался, что Мертвецы больше не делают того, что делали раньше. Иногда он вызывал Крошечного Джима, а отвечала Генриетта или даже бывший преподаватель английской литературы по имени Уиллард. А однажды Вэн услышал голос, дрожащий и шепчущий, говорящий на пределе слышимости, который раньше никогда не проявлялся.
- Иди в золотой коридор, - хныкала Генриетта, и без всякой паузы в разговор вступал тенор Крошечного Джима:
- Они убьют тебя. Они не любят потерпевших крушение!
Это пугало. Особенно потому, что Вэн утверждал, будто Крошечный Джим раньше был самым разумным и отзывчивым из Мертвецов.
Ларви удивлялась, что не очень боится предостережений и угроз Мертвецов, но вокруг было столько поводов для страха и беспокойства, что она вскоре привыкла. Ее "цепи" тоже оказались спутанными. Как, собственно, и послания с Земли от Нижней Веры. Всего за пять минут ускоренной передачи Пол записывал их на четырнадцать часов. Там были бесчисленные приказы вроде: "Сообщите все данные приборов челночного корабля". "Добудьте образцы тканей Древних". "Заморозьте и сохраните плоды, листья и ветви фруктоягод". "Проявляйте крайнюю осторожность". Затем полдесятка различных сообщений от Пейтера, что он мучается от одиночества, плохо себя чувствует - он не получает должной медицинской помощи, потому что они забрали биоанализатор. Пейтеру все время досаждают безапелляционные распоряжениях Земли.
Далее шли информационные сообщения с Земли о том, что их первые сообщения получены, проанализированы и интерпретированы, и теперь последовали бесконечные предложения исследовательских программ, по которым они должны были работать. Им предлагалось расспросить Генриетту относительно упоминаемых ею космологических феноменов - корабельную Веру они привели в крайнее возбуждение, а Нижняя Вера не могла общаться в реальном времени, Пейтер же недостаточно знает астрофизику, поэтому все придется решать им, и только им. Им следовало расспросить всех Мертвецов, что они помнят о Вратах и своих полетах - если они, конечно, что-то помнят. Надо было попытаться установить, каким образом живые старатели превратились в компьютерные программы. Они были должны... они должны все! И немедленно. И почти все, что от них требовали, выполнить было невозможно, вроде взятия образцов живых тканей хичи. Вот уж поистине бред! Когда же сообщение оказывалось простым и ясным или личным, Ларви воспринимала его как сокровище.
Иногда случались сюрпризы. Среди писем от кумиров Джанин и повторных мольб отыскать какие-нибудь свидетельства о корабле Триш Боувер было и личное письмо Ларви от Робинетта Броудхеда.
"Дорема, я знаю, что вы в трудном положении, - писал он. - С самого начала ваш полет представлялся чрезвычайно важным и очень рискованным, а теперь все это возросло в миллион раз. Я надеюсь, что вы со всем справитесь. У меня нет власти, чтобы отменить приказы Корпорации "Врата". Я не могу изменить ваши цели, но я хочу, чтобы вы знали: я на вашей стороне. Узнавайте, что можете. Старайтесь не попадать в такое положение, из которого нет выхода. А я сделаю все возможное, чтобы вы были вознаграждены справедливо и щедро. Я это пишу абсолютно серьезно, Ларви. Даю вам слово".
Послание выглядело странным и удивительно трогательным. Ларви показалось поразительным, что Броудхед знает ее прозвище. Они не были близко знакомы. Когда решался вопрос о подборе экипажа для полета на Пищевую фабрику, они несколько раз встречались с Броудхедом. Но это были отношения монарха и подданного, и никаких дружеских связей при этом не возникало. Да и не очень он ей тогда понравился. Откровенный и достаточно дружелюбный, высокопоставленный миллионер с небрежными манерами, но аккуратно считающий каждый доллар, вложенный в предприятие, и внимательно следящий за любыми изменениями в проектах, которые он финансирует. Ей не нравилось быть наемником у своенравного финансового воротилы.
Ларви не могла избавиться от легкого предубеждения. Она слышала о Робинетте Броудхеде задолго до того, как он начал играть заметную роль в ее жизни. Когда Ларви сама была старателем, ей пришлось участвовать в полете с пожилой женщиной, которая некогда летала с Джель-Кларой Мойнлин. От этой женщины Ларви узнала историю последнего полета Броудхеда, того самого, который сделал его мультимиллионером. В этом полете было нечто сомнительное. Девять его участников погибли при самых загадочных обстоятельствах. Единственным выжившим оказался Броудхед. А одна из погибших - Клара Мойнлин - была в любовных отношениях с Робинеттом Броудхедом. Возможно, личный опыт Ларви, опыт участия в полете, большая часть экипажа которого погибла, окрашивал ее чувства в такие мрачные тона. И она ничего не могла с этим поделать.
Любопытно, что слово "погибли" не совсем применимо к жертвам этого полета. Клара Мойнлин и все остальные члены экспедиции были захвачены черной дырой. Возможно, они по-прежнему живы - пленники замедлившегося времени, может, за все эти годы они постарели всего на несколько часов.
Так каков же тайный смысл письма Броудхеда? Может, он хочет с ее помощью найти возможность проникнуть в тюрьму Джель-Клары Мойнлин? Понимает ли он это сам? Ларви не могла судить об этом, но впервые подумала о своем нанимателе как о живом человеке. И мысль эта показалась ей трогательной.
Ларви не стала бояться меньше, зато почувствовала себя менее одинокой. Когда она принесла последнюю стопку сообщений в комнату Мертвецов - там Пол должен был передать их ускоренно. - она обняла Пола и прижалась к нему. Чем его очень удивила.
Когда Джанин возвращалась из очередного исследовательского рейда с Вэном в комнату Мертвецов, что-то подсказало ей идти потише. Она заглянула внутрь и увидела сестру с Полом. Они удобно сидели у стены, краем уха прислушивались к бессвязной болтовне Мертвецов и ласково разговаривали друг с другом. Джанин повернулась к своему спутнику, прижала палец к губам и отвела Вэна подальше.
- Мне кажется, они хотят побыть наедине, - объяснила она. - А я устала. Отдохнем?
Вэн пожал плечами.
Они нашли удобное место на пересечении коридоров, и Вэн задумчиво сел рядом.
- Они соединяются? - спросил он.
- Вздор, Вэн. У тебя только одно на уме. - Но Джанин не была раздражена и позволила ему приблизиться, пока он не положил одну руку ей на грудь. Убери, - спокойно сказала она. Вэн разочарованно убрал руку.
- Ты чем-то обеспокоена, Джанин? - недовольно спросил он.
- Отвали от моей спины, - сказала она. Но когда он на миллиметр отодвинулся, Джанин сама придвинулась к нему ближе. Она была вполне удовлетворена тем, что Вэн ее хочет, и твердо верила, что когда главное случится - а то, что рано или поздно оно произойдет, Джанин была убеждена, это свершится только по ее желанию. За два месяца знакомства с Вэном она привыкла к нему, он ей нравился, Джанин даже начала доверять ему, в таком случае остальное могло подождать. Сейчас же она наслаждалась его близостью. Даже когда он капризничал.
- Ты неправильно соперничаешь, - пожаловался он.
- С кем я должна соперничать, скажи ради Бога?
- Поговори с Крошечным Джимом, - строго ответил Вэн. - Он научит тебя лучшему поведению в воспроизведении рода. Роль мужчины он мне объяснил, и я уверен, что вполне могу соперничать. Конечно, у тебя другая роль. Вообще-то ты должна позволить мне совокупляться с тобой.
- Да, ты это уже говорил. Знаешь что, Вэн? Ты слишком много говоришь.
Некоторое время Вэн в замешательстве молчал. Он не мог ни снять, ни защититься от этого обвинения. За всю свою жизнь Вэн постиг лишь один способ взаимодействия - разговоры. Он начал вспоминать все, чему учил его Крошечный Джим. И тут лицо его прояснилось.
- Я понял. Ты хочешь сначала поцеловаться, - сказал он.
- Нет. Я не хочу целоваться "сначала", и убери колено с моего мочевого пузыря.
Вэн неохотно освободил ее.
- Джанин! - воскликнул он. - Тесный контакт очень существен для любви. Это справедливо для всех животных, не только для людей. Собаки обнюхивают друг друга, приматы копаются в шерсти у представителей противоположного пола. Пресмыкающиеся сплетаются друг с другом. Даже розы вырастают вблизи других кустов, хотя Крошечный Джим сомневается в сексуальном значении этого факта. Но ты проиграешь в соревновании производителей, если будешь себя так вести, Джанин.
- Кому я проиграю? Старой Генриетте? - хихикнула Джанин. Но когда Вэн нахмурился, она его пожалела и сказала: - У тебя глупые мысли. Последнее, чего я хочу - даже если мы доберемся до твоего проклятого соединения, - это залететь в таком месте.
- Залететь? - не понял Вэн.
- Ну, забеременеть, - объяснила она. - Выиграть в соревновании воспроизводства. Быть проколотой. О, Вэн, - Джанин подула на его макушку, ты просто ничего не понимаешь. Бьюсь об заклад, что рано или поздно мы с тобой "соединимся", и, может, даже поженимся, и выиграем это глупое соревнование. Но пока ты всего лишь сопливый ребенок, и я тоже. Ты не должен хотеть воспроизводства себе подобных. Ты должен мечтать о любви.
- Ну, это правда, но Крошечный Джим...
- Ты не мог бы забыть о Крошечном Джиме? - Джанин поднялась и некоторое время смотрела на Вэна, а потом сказала: - Вот что я тебе скажу. Сейчас я пойду в комнату Мертвецов. А ты почитай немного, чтобы остыть.
- Это глупо, - усмехнулся Вэн. - Тут нет ни книги, ни Устройства для чтения.
- О, ради Бога! Тогда иди и погуляй, пока не успокоишься.
Вэн посмотрел на девушку, потом на свою свежевыстиранную юбку. Вздутия не было заметно, зато виднелось свежее мокрое пятно. Он улыбнулся.
- Пока я в этом не нуждаюсь, - сказал он.
К их возвращению Пол и Ларви больше не ворковали, но Джанин видела, что настроение у обоих вполне мирное. Ларви же не могла уловить, как настроены ее сестра и Вэн. Она задумчиво посмотрела на молодых людей, хотела спросить, чем они занимались, но потом передумала.
Пол же был возбужден своими последними открытиями.
- Ребята, вы только послушайте! - воскликнул он. Пол набрал номер Генриетты, подождал, пока она поздоровается, и спросил: - Кто ты?
- Я компьютерный аналог, - неожиданно твердо произнесла Генриетта. Когда я была живой, меня звали миссис Арнольд Митчем, семьдесят четвертая орбита, девятнадцатый день полета. Я бакалавр наук, у меня докторский диплом Тулейна и диплом доктора философии Пенсильванского университета, моя специальность - астрофизика. После двадцати двух дней полета мы состыковались с артефактом, и нас захватили его обитатели. Ко времени моей смерти мне было тридцать восемь лет, и я была на два года моложе... - тут голос задрожал, - нашего пилота Дорис Филгрен. - Снова послышались колебания в голосе. - Которая... с которой мой муж... с которой у него связь... и... Генриетта начала всхлипывать, и Пол отключил ее.
- Ну, хоть немного, - удовлетворенно проговорил он. - Хоть что-то. Наша тупая старая Вера установила все-таки, чему Генриетта соответствует в реальности. И не только она. Хочешь узнать, как звали твою мать, Вэн?
Мальчик смотрел на него широко раскрытыми глазами.
- Имя моей матери? - пронзительно спросил он.
- Или кого-нибудь другого. Например, Крошечного Джима. Это пилот воздушной лодки на Венере. Ему удалось добраться до Врат, а оттуда сюда. Зовут его Джеймс Корнуэлл. Уиллард - это английский учитель. Он растратил деньги студенческого фонда, чтобы попасть на Врата. Впрочем, это не принесло ему удачи. Первый же полет привел его сюда. Компьютеры на Земле выработали программу для Веры, она занимается ею, и... в чем дело, Вэн?
Мальчик облизнул губы.
- Имя моей матери? - словно сомнамбула повторил он.
- О, прости, - извинился Пол, напоминая себе, что с сиротой нужно быть помягче и повнимательнее. До сих пор ему не приходило в голову, что подобный разговор может затронуть чувства Вэна и расстроить его. - Ее звали Эльфера Заморра. Но среди Мертвецов ее как будто нет, Вэн. Не знаю почему. А что касается твоего отца... это интересно. Твой истинный отец погиб до того, как твоя мать попала сюда. Человек, которого ты считаешь своим отцом, должно быть, кто-то другой, но я не знаю кто. Может, ты что-нибудь знаешь? - Вэн неопределенно пожал плечами. - Почему твоя мать и твой отчим не оказались в компьютере? - Вэн развел руками.
Ларви придвинулась к нему ближе.
- Бедный ребенок! - Повинуясь порыву, она обняла его за плечи и сказала: - Для тебя это тяжелое испытание, Вэн. Я уверена, мы узнаем еще многое. - Она показала на ряд записывающих аппаратов и процессоров, которые заполнили комнату. - Все, что мы выясняем, тут же сообщается на Землю.
Вэн вежливо посмотрел на нее, не совсем понимая, чего она от него хочет, а Ларви тем временем старалась объяснить ему, как действует обширная система информационных машин на Земле, которая мгновенно систематически анализирует, сравнивает, сопоставляет и интерпретирует любой обрывок сведений с Пищевой фабрики и Неба хичи, не говоря уже о всех других данных. Наконец в эту бессмысленную лекцию вмешалась Джанин.
- Оставьте его в покое, - сказала она. - Вэн все понимает. Ему только нужно это пережить. - Она порылась в мешке с припасами, достала оттуда завернутый в зеленое пакет и небрежно заметила: - Кстати, чего эта штука гудит?
Пол прислушался и бросился к своим приборам. Монитор, связанный с портативной камерой, издавал слабые гудки: бип, бип, бип. Негромко бранясь, Пол развернул экран так, чтобы все могли видеть изображение. Это была камера, оставленная ими у куста фруктоягод. Она терпеливо регистрировала неизменную сцену - если что-то менялось, камера должна была подать сигнал.
На этот раз изменилось. С экрана на них смотрело лицо, и Ларви почувствовала приступ ужаса.
- Хичи! - выдохнула она.
Но если это было и так, то на лице хичи почему-то не наблюдалось ни следа разума, с помощью которого этот древний народ способен был колонизировать Галактику. Казалось, существо стоит на четвереньках, беспокойно рассматривая камеру. За ним виднелось еще четыре или пять подобных особей. Подбородка у них не было. Лоб полого спускался от мохнатого скальпа. Но на лице волос было больше, чем на голове. Если бы череп имел затылочный гребень, он походил бы на череп гориллы. В целом же, существа напоминали компьютерное изображение, подготовленное Верой, но в жизни выглядели более грубыми, с более отчетливыми чертами животного. Однако они не были животными. Лицо отодвинулось, и Ларви увидела, что жители золотого коридора, собравшиеся у куста, одеты. Присутствовало даже что-то похожее на моду: в разных местах на их нарядах виднелись разноцветные латки, на обнаженных участках кожи нечто напоминавшее татуировку, а на шее у одного из самцов висели бусы из ягод с острыми концами.
- Похоже, со временем даже хичи могут деградировать, - потрясенно сказала Ларви. - А у них было много времени.
Камера повернулась.
- Проклятие! - с досадой воскликнул Пол. - Он не настолько деградировал, чтобы не заметить камеру. Пытается ее сорвать. Вэн! Как ты думаешь, они знают, что мы здесь?
Мальчик равнодушно пожал плечами.
- Конечно, знают. Они всегда все знают. Но им просто все равно.
У Ларви замерло сердце.
- Что это значит, Вэн? Ты уверен, что они не попытаются нас схватить?
Изображение снова выровнялось. Древний, который сорвал камеру, протягивал ее своему сородичу. Вэн взглянул на экран и сказал:
- Я вам уже говорил, что они почти никогда не заходят в голубые коридоры. И никогда в красные. И им незачем ходить в зеленые. Там ничего не работает: ни пищевые краны, ни водяные. Они почти всегда остаются в золотой части. Иногда только, если съедают там все фруктоягоды и хотят еще.
Звуковая система монитора донесла мяукающий звук, и изображение снова повернулось. На мгновение показалось лицо одной из самок - она сосала палец. Потом протянула руку к камере. Камера повернулась, и экран погас.
- Пол! Что они сделали? - спросила Ларви.
- Наверное, сломали ее, - ответил он, пытаясь восстановить изображение. - Вопрос в том, что делать нам. Не достаточно ли с нас? Не пора ли возвращаться домой?
Ларви думала об этом же. Все думали. Но как они ни Допрашивали Вэна, мальчик упрямо отвечал, что никакой опасности нет. Древние никогда не беспокоили его в красных коридорах. Он никогда не видел их в зеленых, хотя, надо признать, сам редко бывал там. И очень редко - в синих. И да, конечно, они знают о присутствии людей: Мертвецы рассказали ему, что у Древних есть машины, которые слушают и смотрят, и эти машины действуют. Просто Древним все безразлично.
- Если мы не будем ходить в золотые, они нас не тронут, - уверенно заявил он. - Конечно, если не выйдут оттуда.
- Вэн, - недовольно проворчал Пол, - не могу тебе сказать, какую уверенность ты в меня вселил.
Но, казалось, Вэн был прав в своей оценке.
- Я часто хожу в золотые коридоры для забавы, - хвастал он. - И за книгами. И меня никогда не могли поймать.
- А что, если хичи тоже захотят книг или забавы? - спросил Пол.
- Книги! Что они с ними будут делать? - удивленно проговорил Вэн. - За фруктоягодами, может быть. Иногда они приходят с машинами. Крошечный Джим говорит, что они чинят то, что выходит из строя. Но не всегда. И машины работаю плохо. К тому же их можно услышать издалека.
Все некоторое время сидели молча, поглядывая друг на друга. Потом Ларви сказала:
- Вот что я думаю. Дадим себе неделю. Не стоит слишком испытывать судьбу. У нас осталось - Пол, я права? - пять камер. Разместим их здесь, свяжем с монитором и оставим. Если постараемся, может, удастся так их замаскировать, что хичи не увидят. Мы исследуем красные коридоры, потому что они безопасны, а также синие и зеленые, сколько сможем. Соберем образцы. Заснимем все... мне бы хотелось взглянуть на эти ремонтные механизмы. А когда сделаем все, что удастся, посмотрим, сколько у нас останется времени. И тогда примем решение, идти ли в золотые коридоры.
- Но не позже, чем через неделю. Считая с сегодняшнего дня, - уточнил Пол. Он не настаивал. Просто хотел выяснить, правильно ли он понял.
- Не позже, - подтвердила Ларви, и Джанин с Вэном кивнули в знак согласия.
* * *
Но сорок восемь часов спустя они все равно оказались в районе золотых коридоров. Пол с Ларви решили сменить сломанную камеру и потому все вчетвером прошли к перекрестку, где рос куст фруктоягод, теперь лишенный спелых плодов. Вэн шел первым, держа за руку Джанин. Она отняла руку и наклонилась к сломанной камере.
- Они ее разломали на куски, - с удивлением сказала Джанин. - Ты нам не говорил, что они такие сильные, Вэн. Посмотри, это кровь?
Пол выхватил у нее камеру и принялся вертеть в руках, рассматривая темную засохшую корку на краю корпуса.
- Похоже, они пытались ее открыть, - сказал он. - Не думаю, чтобы я так мог голыми руками. Видимо, у хичи соскользнула рука, и он порезался.
- О да, - с отсутствующим видом проговорил Вэн, - они очень сильны. Он не обращал внимания на камеру. Вэн всматривался в длинный золотой коридор, принюхивался и прислушивался к отдаленным звукам.
- Я нервничаю из-за тебя, - сказала ему Ларви. - Ты что-нибудь слышишь?
Вэн пожал плечами.
- Сначала чувствуешь их запах, а потом слышишь. Но я ничего не чувствую. Их поблизости нет. И я не боюсь! Я часто прихожу сюда за книгами или смотрю, что они делают.
- Неужели? - с заметным ехидством спросила Джанин. Она взяла у Пола разбитую камеру, а тот начал искать, куда бы спрятать новую. Особых возможностей для этого не было - внутреннее пространство всех помещений хичи было почти голым.
- Я ходил в этот коридор так далеко, насколько отсюда видно! - с обидой проговорил Вэн и указал пальцем вперед. - Вон там, дальше есть место, где лежат книги. Видите? А некоторые из них валяются прямо в коридоре.
Ларви посмотрела, куда указывал Вэн, но не поняла, что он имел в виду. В нескольких десятках метров от них лежала груда блестящего мусора, и ничего другого не было видно.
Пол, вытаскивая липкую ленту, чтобы повыше прикрепить камеру, заметил:
- Я видел твои книжки. "Моби Дик", "Приключения Дон Кихота". Интересно, зачем они хичи?
- Ты ничего не понимаешь, Пол! - возмущенно проговорил Вэн. - Их мне подарили Мертвецы, это не настоящие книги. А вон там - настоящие.
Джанин с любопытством посмотрела на него и сделала несколько шагов по коридору.
- Это не книги, - бросила она через плечо.
- Книги! - упрямо твердил Вэн. - Я ведь уже сказал!
- Нет, не книги. Пойдем посмотрим, .- предложила Джанин. Ларви раскрыла рот, собираясь окликнуть ее, но передумала и пошла следом.
Коридор был пуст, и Вэн не выглядел слишком настороженным. На полпути к куче мусора Ларви увидела, что это такое, и быстро догнала Джанин, чтобы поднять одну вещицу.
- Вэн, - тихо сказала она, - я уже видела эти штуки раньше. Это молитвенные веера хичи. На Земле их сотни.
- Нет, нет! - Мальчик начал сердиться. - Почему ты считаешь, что я лгу?
- Я не говорю, что ты лжешь, Вэн. - Она развернула веер. Он был похож на заостренный свиток из незнакомого легкого пластика, легко раскрывался, но стоило его отпустить, веер тут же сворачивался. Это был самый распространенный артефакт культуры хичи, их десятками находили в пустых тоннелях Венеры, привозили старатели на Врата из каждого успешного рейса. Никто даже не догадывался, для чего они предназначены, и только сами хичи знали, подходит ли этим предметам данное людьми название. - Их называют молитвенными веерами, Вэн, - пояснила Ларви.
- Нет, нет! - резко возразил он, забирая у нее веер и направляясь в комнату. - Они не для молитвы. Их читают. Вот так. - Он вставил веер в один из тюльпаноподобных выступов, потом взглянул на него и отбросил в сторону. Этот плохой, - сказал он, роясь в груде вееров на полу. - Подождите. Да. Вот этот тоже не очень хороший, но по крайней мере кое-что можно будет узнать. Вэн сунул его в тюльпан. Вслед за этим послышался слабый электронный шепот, и тюльпан с веером исчезли. Их охватило облако в форме лимона, потом показалась сшитая раскрытая книга, страницы которой были испещрены идеографическими знаками. Тонкий голос - человеческий голос! - начал что-то быстро, почти скороговоркой произносить на незнакомом щебечущем языке.
Ларви не поняла ни единого слова, но два года, проведенные на Вратах, сделали ее полиглотом.
- Я... мне кажется, это японский! - неуверенно сказала она. - Очень похоже на хайку*. Вэн, зачем хичи книги на японском?
______________
* японское трехстрочное стихотворение. - Примеч. пер.
- Это не настоящие древние книги, Ларви, - с превосходством ответил мальчик. - Здесь только копии. Хорошие книги совсем не такие. Крошечный Джим рассказывал, что все книги и записи Мертвецов, сами Мертвецы и даже те, кого здесь больше нет, переписаны в этих свитках. Я их все время читаю.
- Боже мой! - покачала головой Ларви. - Сколько раз я держала их в руках и понятия не имела, что это такое.
Пол с изумлением протянул руку в сверкающее изображение и достал веер из тюльпана. Тот легко отделился, картина исчезла и голос смолк на полуслове. Пол принялся вертеть веер в руках.
- Не могу поверить, - проговорил он. - Все ученые мира ломали себе головы над ними. Почему же никто не догадался, что это такое?
Вэн пожал плечами. Он больше не сердился. Наоборот, мальчик наслаждался своим триумфом, показывая этим людям, насколько он больше них знает.
- Эти ваши ученые, наверное, тоже глупые, - сказал он. Но потом смилостивился и примирительно добавил: - А может, им попадались такие книги, которых никто не может прочесть. Разве что Древние, если это их заинтересует.
- А у тебя есть такие, Вэн? - спросила Ларви.
- Меня они никогда не интересовали, - снова начиная нервничать, ответил мальчик. - Но если вы мне не верите... - Вэн порылся в груде книг, показывая всем своим видом, что они понапрасну тратят время - все книги он давно уже проверил и нашел их неинтересными. Он достал одну книгу, поморщился и сказал: - Да. Я думаю, это тоже одна из бесполезных.
Как только Вэн сунул ее в тюльпан, появилась голограмма - яркая и ошеломляющая. Ее так же трудно было понять, как игру огней на панели корабля хичи. И даже еще труднее. Странные мерцающие линии свивались в немыслимые косицы, разделялись на разноцветные потоки и снова сплетались. Если это и была какая-нибудь инопланетная азбука, то она так же отличалась от западных алфавитов, как клинопись. А то и сильнее. Как известно, у всех земных языков есть что-то общее, и они всегда передаются письменностью на одной плоскости. Здесь же запись шла в трех измерениях. И параллельно слышался тонкий прерывистый звук, как телеметрия, который иногда по ошибке издает радио. В целом, все это крайне действовало на нервы.
- Мне кажется, вам это не нравится, - презрительно заметил Вэн.
- Выключи его, Вэн, - попросила Ларви и более энергично добавила: - Мы возьмем с собой как можно больше таких книг. Пол, сними рубашку. Нагрузи их сколько унесешь и отнеси в комнату Мертвецов. Кстати, и прихвати сломанную камеру, пусть биоанализатор проверит, можно ли сделать анализ крови хичи.
- А ты что будешь делать? - спросил Пол. Он уже снял рубашку и начал наполнять ее блестящими "книгами".
- Мы скоро, - махнула рукой Ларви. - Иди вперед, Пол. Вэн, ты можешь сказать, какие из книг тебя не интересовали?
- Конечно, могу, Ларви. Они гораздо древнее, иногда немного побиты. Их хорошо видно.
- Хорошо. Вы двое тоже снимайте верхнюю одежду и накладывайте. О скромности подумаем в другой раз, - сказала Ларви и сбросила свой комбинезон. Она осталась в лифчике и трусах и принялась завязывать узлы на рукавах и штанинах комбинезона.
Ларви решила, что сможет унести шестьдесят-семьдесят штук, а с помощью Джанин и Вэна они за раз утащат почти половину всей кучи. И этого хватит. Она приказала себе не жадничать. Книг много на Пищевой фабрике. Но, наверное, это те, что привозил Вэн.
- А на фабрике можно читать, Вэн? - спросила Ларви.
- Конечно, - ответил мальчик и резонно добавил: - Иначе зачем бы я возил туда книги? - Он раздраженно рылся в веерах, бормотал что-то под нос и бросал одну за другой "бесполезные" книги Джанин и Ларви. - Мне холодно, вдруг пожаловался он.
- Нам всем холодно, - ответила Ларви. - А тебе не мешало бы носить бюстгальтер, Джанин, - нахмурившись, сказала она сестре.
- Я не собиралась раздеваться, - с негодованием ответила Джанин. - Вэн прав. Мне тоже холодно.
- Потерпите немного. Торопись, Вэн. И ты тоже, Джанни. Попробуем сами отбирать книги хичи.
Ее комбинезон был почти полон, и Вэн, хмурый, но величественный в набедренной повязке, принялся нагружать свой мешок. Ларви решила, что ее комбинезон выдержит еще несколько штук. У него была прочная подкладка. Хотя она уже была несказанно довольна. Пол унес не меньше тридцати-сорока вееров. Ее комбинезон вмещает не меньше семидесяти. И, во всяком случае, они всегда могут вернуться еще, если захотят.
И все же Ларви не учитывала, что они вернутся, и не собиралась оставлять что-то на потом. Она знала, что бы еще они ни сделали на Небе хичи, один бесценный факт уже установлен. Молитвенные веера - это книги! Знание этого - половина победы. Теперь ученые сумеют их прочитать. Если же не получится, на Пищевой фабрике есть аппараты для чтения. Достаточно развернуть один веер перед Верой, и она передаст изображение и звук на Землю. Может, им удастся даже размонтировать аппарат для чтения и привезти его с собой...
Теперь Ларви была уверена, что скоро они отправятся домой. Если не сумеют повернуть фабрику, бросят ее и улетят. И никто не станет их за это винить. Они и так сделали достаточно много. Если же нужно больше, пусть вслед за ними летят другие группы. А тем временем - тем временем! - они привезут с собой такие богатые дары, каких не получало человечество с самого открытия Врат! Их наградят по достоинству, она в этом не сомневалась, у нее даже было честное слово Броудхеда.
Впервые со времени старта с Луны на химических ракетах Ларви подумала о себе не как о человеке, старающемся выиграть, а как о победителе. "А как счастлив будет отец!" - предвкушая триумфальное возвращение на Землю, подумала она.
- Хватит, - сказала Ларви младшей сестре, помогая удержать мешок с веерами. - Понесли их прямо на корабль.
Джанин неуклюже прижала мешок к своей маленькой груди и свободной рукой подобрала еще несколько штук.
- Похоже, мы возвращаемся домой, - сказала она.
- Может быть, - многообещающе улыбнулась Ларви. - Конечно, мы проведем совещание и решим... Вэн? В чем дело?
Мальчик стоял у двери, зажав под мышкой полную вееров рубашку. Он выглядел ошеломленным.
- Мы слишком долго здесь пробыли, - прошептал он, выглядывая в коридор. - Там у фруктоягод Древние.
- О нет! - воскликнула Ларви. Но это оказалось правдой. Ларви осторожно выглянула в коридор - они стояли там и разглядывали камеру, прикрепленную Полом к стене. На ее глазах один из них протянул руку и без всяких усилий сорвал камеру. - Вэн? - с отчаянием спросила Ларви. - Здесь есть другой выход?
- Да, через золото, но... - Ноздри его энергично раздувались. - Я думаю, они есть и там. Я их чувствую, слышу!
И это тоже было правдой - Ларви слышала из-за угла коридора слабые щебечущие звуки.
- У нас нет выбора, - стараясь не паниковать, сказала она. - На нашем пути их только трое. Захватим хичи врасплох и прорвемся. Пошли.
По-прежнему держа в руках мешок с веерами, она подбадривала остальных. Хичи, может быть, и сильны, но Вэн говорил, что они медлительны. И если повезет...
Но им не повезло. Когда они достигли расширения коридора, Ларви увидела, что хозяев станции больше трех, гораздо больше. Они стояли у входа в коридор и смотрели на непрошеных гостей.
- Пол! - закричала Ларви в камеру. - Нас поймали! Иди в корабль, и если мы не сможем вырваться... - Больше она ничего не успела сказать, потому что ее схватили. Да, они оказались очень сильными!
Их провели через десяток уровней, держа за руки. Похитители оживленно щебетали друг с другом, не обращая никакого внимания на их попытки вырваться. Вэн молчал. Он позволил им притащить себя в большое веретенообразное помещение, где их встретили еще с десяток Древних, а за ними виднелась огромная синяя машина.
"Неужели хичи приносят жертвы своим богам? - думала Ларви. - Или производят эксперименты над пленниками? Неужели они скоро превратятся в Мертвецов, болтливых и одержимых, ожидающих очередных посетителей, вроде них самих?" Ларви все эти вопросы казались одновременно жуткими и интересными, но ответа ни на один из них у нее не было. Она даже не успела толком испугаться. Чувства ее просто не поспевали за быстро меняющейся действительностью, ведь она только что позволила себе ощутить триумф. Должно было пройти время, прежде чем она осознает поражение.
Древние щебетали друг с другом, указывали на пленников, на коридоры, на машину, похожую на танк без пушки. Все это выглядело, как в кошмарном сне, Ларви ничего не могла понять, но ситуация казалась ясной.
После нескольких минут щебетания их втолкнули в помещение, и, к своему удивлению, они нашли там знакомые предметы. Дверь за ними закрыли. Ларви торопливо порылась в куче барахла, которое когда-то принадлежало землянам: одежда, коробка шахмат, давно разложившаяся пища. В носке сапога она обнаружила толстый сверток бразильской валюты - больше четверти миллиона долларов. Они здесь были не первыми пленниками! Но в этом хламе не было ничего похожего на оружие.
Ларви повернулась к Вэну. От страха тот сильно побледнел и даже дрожал крупной дрожью.
- Что с нами будет? - спросила она.
Он потряс головой, как Древний. Это был единственный ответ, на который Вэн сейчас был способен.
- Мой отец... - начал мальчик и с трудом проглотил слюну, прежде чем продолжил свой рассказ: - Однажды Древние поймали моего отца и отпустили, но, наверное, не всегда так бывает. Отец говорил, чтобы я не позволял себя поймать.
- Ну, по крайней мере Полу удалось уйти раньше. Может... может, он приведет помощь... - Тут Ларви смолкла, даже не надеясь на ответ. Нефантастический ответ был просто невозможен из-за бездны в четыре года, которая отделяла любой болтающийся в космосе корабль от Пищевой фабрики. Если даже допустить, что помощь все-таки могла появиться, то это должно было случиться очень нескоро.
Джанин воспользовалась случаем и начала рыться в старой одежде.
- Ну, кое-что тут есть. Давай, Вэн, одевайся, - легкомысленно проговорила она. Ларви последовала ее примеру, но потом вдруг остановилась, потому что услышала странный звук. Почти смех.
- Что здесь смешного? - спросила она. Прежде чем ответить, Джанин натянула свитер.
- Я просто вспомнила о приказах, которые мы получили, - ответила она. Добыть образцы тканей хичи, помнишь? Похоже, получится совсем наоборот: у них появятся образцы наших тканей. И не только образцы, а вся ткань.
8. Черный Питер
Когда прозвонил почтовый колокольчик корабельного компьютера, Пейтер проснулся быстро и полностью. Единственное преимущество, которое давал его возраст, - спать неглубоко и просыпаться мгновенно. Других преимуществ старость давала мало, если не сказать, что их не было вообще.
Пейтер встал, прополоскал рот, помочился, вымыл руки и взял с собой к терминалу два пищевых пакета.
- Давай почту, - сурово приказал он Вере, жуя то, что вкусом напоминало кислый рисовый хлеб, а на самом деле должно было быть сладкой булочкой.
Когда Пейтер увидел почту, и без того паршивое настроение окончательно испортилось. В основном это были те же бесконечные распоряжения, шесть писем от различных звезд для Джанин, по одному для Пола и Доремы, а для него самого только петиция, адресованная Черному Питеру и подписанная восемьюстами тридцатью школьниками Дортмунда. Они просили его вернуться и стать бургомистром города.
- Тупоголовая! - выругал он компьютер. - Зачем ты будишь меня из-за этого мусора?
Вера не ответила, потому что он не дал ей времени распознать его. Теперь она как раз перебирала свои многочисленные соединения, чтобы вспомнить его имя. А Пейтер продолжал жаловаться:
- Эта пища годится только для свиней. Немедленно займись этим!
Бедная Вера отказалась от попытки ответить на его первый вопрос и терпеливо занялась вторым.
- Система рециклирования ниже оптимальной массы, - сообщила она, ...мистер Хертер. К тому же мои обычные процессы уже некоторое время перегружены. Изменились очень многие программы.
- Больше не меняй пищевые программы, - огрызнулся он, - или ты убьешь мня, и на этом всему придет конец.
Пейтер мрачно велел передавать приказы, продолжая дожевывать завтрак. Распоряжения перекачивались целых десять минут. "Что за нелепые мысли у них на Земле! - раздраженно подумал старик. - Если бы на борту было сто человек, может, они бы справились с сотой долей этих заданий".
Наконец Пейтер перестал читать. Приказы продолжали развертываться на экране, а он в это время тщательно вымыл свое старое розовое лицо и расчесал редкие седые волосы.
"А почему система рециклирования не функционирует нормально? продолжал размышлять он. - Потому что дорогие дочери и их принцы убрались отсюда вместе со своими продуктами жизнедеятельности. А Вэн украл много воды из систем. Украл! Да, другого слова и не подберешь. А еще они забрали подвижный биоанализатор, так что теперь за здоровьем папочки следит только простейшая система. А что она сможет сделать при простуде или сердечном приступе? К тому же они утащили с собой все камеры, кроме одной. Вот и приходится таскать ее с собой, когда надо куда-нибудь сходить. И забрали..."
Пейтер вспомнил, что прежде всего они забрали себя, и теперь он, Черный Питер, впервые в жизни оказался по-настоящему одинок. И не только одинок, но и бессилен изменить это положение. Если его семья и вернется, то только когда сама захочет, и ни днем раньше. А до того времени он пребывает в запасе, как игрушечный солдатик в коробке, как программа, настроенная на ожидание приказа. У него, конечно же, много работы, но главные события происходили не здесь.
За свою долгую жизнь Пейтер приучил себя к терпению, но так и не научился радоваться ему. Его сводила с ума вынужденная необходимость ждать! Ждать пятьдесят дней, пока с Земли придет ответ на абсолютно законные просьбы и вопросы. Ждать почти столько же, пока его семья и этот хулиган-мальчишка доберутся до места - если вообще доберутся - и сообщат ему об этом. Если только захотят сообщить. Ждать не так уж утомительно, когда у тебя впереди Целая жизнь. Но сколько лет, если думать реалистически, осталось в его распоряжении? Вполне возможно, что его неожиданно хватит удар или обнаружится рак. Или выйдет из строя любая часть того сложного целого, которое заставляет его сердце биться, кровь течь, а внутренности работать. Что тогда?
В один из дней это обязательно должно было произойти, потому что Пейтер давно состарился. Он так много раз лгал себе и другим о своем возрасте, что теперь его точно не помнил. Хотя сам по себе возраст не важен. Полный медицинский контроль способен справиться с чем угодно, восстановить любой орган, пока не поврежден мозг, а именно мозг Пейтера находится в отличной форме. Разве это не он спланировал и осуществил их прилет сюда?
Но здесь Полной медицины не было, и возраст начинал играть свою роль.
Пейтер был уже не мальчишкой. Но когда-то в далеком детстве знал, что придет время, и он осуществит свое главное желание. Бургомистр Дортмунда? Вздор! Тощий молодой Пейтер, самый низкорослый и маленький в отряде Гитлерюгенда, и тем не менее командир отряда, уже тогда дал себе слово, что добьется гораздо большего. Он даже знал, что это будет какой-то грандиозный футуристический проект, что только он один сможет с ним справиться, превратит его в оружие возмездия и изменения мира. В топор, в серп. И вот этот проект нарисовался. И что же Пейтер делает? Ждет. Совсем не так выглядело это в его мальчишеских книгах Джува, Гейла, Доминика и этого француза Верна. Их герои не вели себя так бесхребетно.
Но что Пейтер мог сделать? Продолжая искать ответ на этот вопрос, он занимался обычными ежедневными процедурами. Четыре раза в день он ел и каждый раз экспериментировал - пробовал новые пакеты CHON-пищи. Затем Пейтер подробно описывал Вере свои впечатления о вкусе и консистенции пищи. Попутно приказал бортовому компьютеру соорудить новый биоанализатор из тех частей оборудования, которые можно использовать, и проверял, как идут дела, когда у Веры находилось время заняться этим.
Каждое утро Пейтер по десять минут поднимал тяжести, днем полчаса наклонялся и распрямлялся. Он методично обошел все коридоры Пищевой фабрики, нацеливая свою портативную камеру на каждую щелку. Пейтер писал длинные гневные письма на Землю, доказывая в них необходимость прервать полет и возвратиться, как только соберется вся семья. Он даже отправил два таких письма своим работодателям.
Кроме этого, Пейтер отдавал безапелляционные директивы своему юристу в Штутгарте, разумеется, в кодированном виде. В этих посланиях он требовал пересмотра условий контракта. Но больше всего Пейтер строил планы. И в центре его грандиозных планов было Traumeplatz.
Старый Пейтер все время думал о нем, об этом загадочном месте для снов с его колоссальными возможностями. Будучи в сильно угнетенном и раздраженном состоянии, Пейтер думал, что Земля получит по заслугам, если он восстановит кушетку и заставит Вэна снова посылать на Землю эту дьявольскую лихорадку. А когда Пейтер чувствовал себя бодрым, был полон энергии, он шел взглянуть на кушетку, и в кармане у него с собой всегда были шарниры и крепления для ее покрытия. Как же легко было принести сварочный аппарат и вырезать ее. Затем отнести кушетку на корабль, забрать коммуникационную систему для связи с Мертвецами и другие сокровища фабрики, включить двигатели и медленно двинуться по длинной спирали, которая привела бы его... - к чему она могла его привести?
Боже праведный, и чего только Пейтер тогда не добьется! Славы! Власти! Процветания! Все это будет в его распоряжении, да, все это - его законная собственность, если он сумеет вернуться и получить свое.
Подолгу размышляя об этом, Пейтер начинал себя плохо чувствовать. Часы шли непрерывно, а дни и недели пролетали почти незаметно. С каждой минутой приближался конец его жизни. Каждая секунда ожидания была секундой, украденной у его величия и счастья, которые он заслужил.
Сидя на краю своего закутка и тоскливо глядя на приборы корабля, Пейтер заставлял себя есть.
- Пища не стала лучше! - обвинительным тоном проговорил он, но проклятый компьютер не отвечал. - Вера! Ты должна что-то сделать с пищей.
Прошло еще несколько секунд молчания, и только потом Пейтер получил ответ:
- Подождите минутку... мистер Хертер.
Уже от одного этого можно было заболеть. Тут Пейтер почувствовал, что действительно внутри у него творится что-то неладное. Он с отвращением посмотрел на блюдо, которое автоматически заталкивал в рот. Предполагалось, что этот кусок дерьма был шницелем, насколько его могла воспроизвести Вера со своими ослабленными возможностями для рециклирования. Но по вкусу шницель почему-то больше напоминал кислую капусту.
Пейтер поставил тарелку на пол.
- Я себя плохо чувствую, - объявил он. После небольшой паузы Вера нерешительно ответила:
- Минутку, пожалуйста... мистер Хертер.
Бедной глупой Вере просто не хватало мощности. Она одновременно принимала множество сообщений с Земли, по радио-быстрее-света поддерживала связь с Мертвецами, кодировала и передавала сигналы собственной телеметрии и это все сразу. У Веры просто не оставалось времени на дополнительные задания. Но Пейтер чувствовал себя все хуже, и это нельзя было больше игнорировать. Неожиданно рот у старика заполнился отвратительной кислой слюной и задрожала диафрагма. Он едва успел добраться до туалета, как его вырвало.
"В последний раз", - поклялся себе Пейтер. Он больше не желал видеть, как эти проклятые продукты его собственной жизнедеятельности будут снова предложены ему в качестве еды.
Убедившись, что больше рвать нечем, Пейтер добрался до пульта и нажал на кнопку, отменяющую все другие приказы.
- Воздержаться от исполнения всех функций, кроме этой, -приказал он. Немедленно мои биоанализы.
- Хорошо, - мгновенно ответила Вера и с некоторым опозданием добавила: - ...мистер Хертер. - После недолгого молчания, во время которого приборы разбирались с тем, что только что изверг из себя Пейтер, она доложила: - Вы страдаете от пищевого отравления... мистер Хертер.
- Неужели? - саркастически произнес Пейтер. - Это я и сам знаю. Что следует предпринять по этому поводу?
- Если вы сможете добавить в систему воды, система ферментации и рециклирования будет лучше контролироваться, - после долгого молчания сказала она и, будто издеваясь, снова произнесла: - ...мистер Хертер. Для этого потребуется не меньше ста литров. Теперь вода находится в большем пространстве и имеет большую площадь испарения. С учетом того, что значительное количество воды забрали другие члены вашей экспедиции, рекомендую как можно быстрее пополнить запасы воды той, что имеется в вашем распоряжении.
- Но ведь она не пригодна даже для свиней! - возмутился Пейтер.
- Да, состав солей в ней представляет серьезную проблему, - согласилась Вера. - Поэтому я рекомендую, чтобы хотя бы половина воды была предварительно дистиллирована. Система сможет справиться с остающимися веществами... мистер Хертер.
- Боже праведный! Я из ничего должен соорудить перегонный аппарат и стать водоносом? А где подвижный биоанализатор, чтобы этого больше не произошло?
Вера какое-то время обдумывала вопрос.
- Да, я думаю, было бы правильно собрать дистиллятор, - согласилась она. - Если хотите, я разработаю чертеж. А еще... мистер Хертер, я рекомендую вам включить в свой рацион больше CHON-пищи, так как у вас нет реакции отторжения.
- У нее вкус, как у собачьего печенья, - фыркнул он. - Хорошо, составь рабочий чертеж. Такой, чтобы аппарат можно было собрать из- подручных материалов. Дай распечатку чертежа. Понятно?
- Да... мистер Хертер.
Компьютер замолчал, перебирая в своем электронном уме запасные части и материалы и составляя план, как соединить их в работающей схеме. Для ограниченного интеллекта Веры задача была чрезвычайно сложной.
Пейтер набрал чашку воды, прополоскал рот, потом мрачно развернул пакет CHON-пищи и откусил маленький кусочек. Выжидая, не вырвет ли его снова, он подумал о своей возможной смерти в одиночестве. У него даже не было выбора, который он считал раньше возможным, - бросить все и в одиночку вернуться на Землю. Вначале придется добавить воды в систему и проверить, все ли работает нормально.
Пейтер знал, что с каждым днем искушение послать все к черту будет только расти. Конечно, это означало, что он бросит и своих дочерей, и зятя. С другой стороны, он не был уверен, что они вернутся. Он даже допускал, что не вернутся. Этот невежественный мальчишка мог повернуть не тот рычажок. Или у них раньше времени кончится горючее. Могло произойти что угодно.
"Короче, - рассуждал он. - Допустим, они погибли. Должен ли я терпеливо дожидаться, пока не погибну сам? И какую пользу принесет человечеству моя смерть здесь, когда все придется начинать заново, с новым экипажем... а главное, я сам, Черный Пейтер, лишусь награды, славы и власти, лишусь самой жизни".
Неожиданно ему пришла в голову другая, не менее заманчивая мысль: "Эта проклятая Пищевая фабрика, которая так упрямо держится своего курса! А что, если я найду приборы ее управления? Узнаю, как изменить курс, как привести ее на Землю не за три года и больше, а сразу, в несколько дней? Конечно, это значит обречь свою семью на гибель. Но может, и нет. Вдруг они вернутся если вообще вернутся - на Пищевую фабрику, где бы она ни находилась. Даже на околоземной орбите! И как чудесно это сразу решило бы все проблемы..."
Пейтер выбросил остатки пищевого пакета в туалет, добавив тем самым запасов органики.
- Du bist verruckt, Peter!* - выругался он про себя. Он не мог не заметить слабого места в этой мечте: все это время Пейтер всеми возможными способами искал приборы управления Пищевой фабрики и не нашел.
______________
* Ты с ума сошел, Питер! (нем.) - Примеч. пер.
Звуки принтера, похожие на шипение, с которым жарится свинина, прервали его мысли. Он вытащил из машины листок и некоторое время рассматривал его.
"Так много работы! - с отчаянием подумал он. - Не меньше двадцати часов!" И дело здесь было не только во времени, предстояло много тяжелой физической работы. Пейтеру пришлось бы выходить в космос, отсоединять трубы, которые крепили добавочные двигатели, затаскивать их на корабль. Потом размягчать, чтобы превратить в спираль. И все это для простого конденсатора перегонного аппарата. Он почувствовал, что его начинает трясти...
Пейтер с трудом успел добежать до туалета.
- Вера! - прохрипел он. - Мне нужно лекарство!
- Конечно... мистер Хертер. Да. В медицинской сумке вы найдете таблетки с надписью...
- Тупоголовая! Медицинская сумка черт знает как далеко!
- О да... мистер Хертер. Одну минутку. Да, я запрограммировала изготовление соответствующих медикаментов для вас. Для изготовления потребуется примерно двадцать минут.
- За двадцать минут я могу умереть, - проворчал старик. Но сделать он ничего не мог, поэтому просто сидел и ждал, а напряжение непрерывно возрастало. Болезнь, голод, одиночество, переутомление, негодование, страх. Гнев! Вот во что в конечном счете все сплавилось. В гнев, который имел множество векторов. И один общий.
К тому времени, как появились изготовленные Верой таблетки, гнев поглотил все остальные чувства. Пейтер жадно проглотил таблетки и вернулся в свой угол, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
Таблетки как будто подействовали. Пейтер лежал, чувствуя, как стихает жжение в желудке. Затем он ощутил непреодолимую сонливость.
Проснувшись, Пейтер почувствовал себя лучше. Он умылся, вычистил зубы, расчесал жидкие седые волосы и только тогда заметил целое рождественское дерево требовательных огней на панели управления Веры. На экране ярко-красными буквами было написано: "ПРОШУ НЕМЕДЛЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ ВЕРНУТЬСЯ К НОРМАЛЬНОМУ СОСТОЯНИЮ".
Пейтер про себя усмехнулся. Он забыл отменить свой приказ об отмене всех заданий. Пейтер тут же приказал компьютеру вернуться к исполнению своих функций, и вслед за этим сразу послышались звонки, вспыхнули сигнальные огни, из принтера потекли документы и раздался голос. Голос его старшей дочери, записанный Верой:
- Привет, папа! Прости, что мы не можем с тобой поговорить. Мы благополучно прибыли. Сейчас отправляемся на разведку. Подробности обсудим позже.
Пейтер Хертер любил свою семью, известие о ее благополучном прибытии заполнило его сердце и поддерживало в хорошем настроении в течение многих часов. Почти два дня. Но радость не живет в соседстве с раздражением и беспокойством. Пейтер разговаривал с Ларви дважды, но не более чем по тридцать секунд каждый раз. С продолжительными передачами Вера просто не справлялась. Ей доставалось больше, чем Пейтеру: она была лишена многого необходимого, вела одновременно разговоры с Землей и Небом хичи, отбирала среди приказов те, которые нужно передать в первую очередь. Единственная линия связи между фабрикой и Небом хичи не выдерживала напряжения, и простая болтовня отца с дочерью была недопустима.
"Это несправедливо, - после очередного разговора решил Пейтер. - Они обнаружили такие чудеса! Несправедливо то, что я не принимаю в этом участия. Несправедливо, что Вера находит время передавать мешанину идиотских приказов, предназначенных мне. В них же нет ничего разумного. Некоторые из них просто невозможно выполнить".
И действительно, приказы не отличались ни новизной, ни здравым смыслом: "Заново развернуть двигатели", "произвести инвентаризацию CHON-пищи", "в ответном сообщении представить полный анализ пищевых пакетов в красной и светло-зеленой оболочке размером 2 на 3 на 12,5 сантиметра", "не производить бесполезных анализов", "немедленно сообщить химический анализ сплава, из которого сделана кушетка для снов", "не пытаться производить физическое изучение кушетки для снов", "опросить Мертвецов о работе двигателей кораблей хичи", "опросить Мертвецов о контрольных приборах кораблей"... И это далеко не все.
Легко приказать! И как трудно выполнить. Мертвецы часто отвечали бессвязно, ругались, бормотали какую-то ерунду и жаловались. К тому же Пейтер иногда не слышал их, а чаще ему просто невозможно было пользоваться перегруженным каналом радио-быстрее-света. Одни приказы с Земли противоречили другим, на всех были бессмысленные указания о срочности исполнения. Некоторые распоряжения вообще не доходили до него. Память Веры была сильно перегружена, и она пыталась облегчить положение, печатая некоторые приказы на принтере и не загружая их в свою память. Это лишь усугубляло проблемы Пейтера, потому что система рециклирования у него и принтера была одна и та же, и органики не хватало везде. Пейтеру приходилось постоянно бросать в туалет пакеты с CHON-пищей.
Даже когда у Веры находилось для Пейтера время, у него свободной минуты для компьютера не было. Следовало надеть костюм для выхода в космос. Затем выбраться из Пищевой фабрики, отрезать трубы и согнуть их. Потом втащить трубы на корабль. А главное, все время преодолевать раздражающее упрямое тяготение фабрики, которая двигалась неизвестно куда своим курсом. Пейтер лишь изредка успевал взглянуть на изображения, поступающие с Неба хичи. Вера показывала их по мере поступления, по одному кадру, но тут же этот кадр убирался, чтобы уступить место другому. Если Пейтера в этот момент не было рядом, кадр оставался незамеченным. И все же кое-что Пейтер успевал увидеть. Например, коридоры Неба хичи, и Древних - сердце Пейтера чуть не остановилось, когда он увидел на экране широкое бородатое лицо Древнего. Но у старика было время только для мимолетного взгляда, а потом кадр исчез, и он продолжил ненавистную работу. Надо было изготовить наплечный хомут смастерить его из пластиковых покрытий ведра. Затем нетерпеливо сидеть на корточках у единственного функционирующего - едва функционирующего - крана и ловить в ведро дурно пахнущую воду. Потом тащить ведро назад, чтобы половину вылить в перегонный аппарат, а другую - в систему рециклирования. Спать ему приходилось урывками. Есть, когда удавалось себя заставить. А в промежутках, когда он слишком уставал от физической работы, Пейтеру надо было читать приходящие к нему личные послания.
Пейтер получил одно официальное письмо из Дортмунда, на этот раз от трехсот муниципальных работников. Его страшно возмущало, что тупица Вера пропускает такой вздор.
Затем пришло шифрованное сообщение от юриста - это означало, что ему придется потратить целых полчаса на расшифровку текста. И только после этого он прочитал: "Пытаюсь договориться о более выгодных условиях. Но ничего не могу обещать. Тем временем советую выполнять все распоряжения".
- Что за свинья! - в сердцах воскликнул Пейтер. Ругаясь на чем свет стоит, он продиктовал ответ:
- Полное исполнение всех приказов убьет меня, и что тогда?
Ответ Пейтер послал не зашифровывая, решив, что пусть Броудхед и Корпорация "Врата" думают что хотят!
Скорее всего старик ничего не преувеличивал в своем сообщении. Из-за всей этой суеты и лихорадочной деятельности у Пейтера не было времени обращать внимание на свои болячки. Он ел CHON-пищу, а когда начала работать новая система рециклирования, поглощал и то, что она производила. И хотя вкус у этих блюд был неважный - иногда скипидара, а иногда плесени, - он не болел. Правда, легче ему от этого не становилось. Пейтер знал, что перенапрягается, действует на одном адреналине, и со временем ему придется за это платить. Но он не видел способа избежать этого.
А когда наконец пищевой процессор начал работать относительно удовлетворительно, когда удалось разделаться с наиболее безапелляционными распоряжениями с Земли, Пейтер сел перед панелью Веры в полусонном состоянии и увидел величайшее из всех чудес. Не совсем понимая, что происходит, он вгляделся в экран. "Что этот идиот парень делает с молитвенными веерами?" с раздражением подумал он. На следующем кадре Вэн вставлял эти глупые безделушки во что-то, напоминающее вазу для цветов. И когда на экране появился следующий кадр, старик коротко вскрикнул.
Неожиданно возникло изображение, что-то вроде книги, по внешнему виду китайской или японской.
Пейтер был на полпути к Traumeplatz, прежде чем сознание ясно сформулировало то, что подсознательно он понял сразу после появления картинки. Молитвенные веера содержали ценнейшую информацию о народе хичи. Пейтер даже не удивился тому, что информация давалась на одном из земных языков. Так по крайней мере ему показалось. Он думал только о главном нужно было убедиться самому.
Тяжело дыша, старик добрался до комнаты, где как попало валялись веера хичи, и поднял несколько штук.
"Как же это делается? - вертя в руках веер, нервничал Пейтер. - Почему, во имя Господа, я не досмотрел до конца, чтобы увидеть, как это делается?"
Он подошел к устройству, напоминающему то ли подсвечник, то ли цветочную вазу, и сунул в него один из вееров. Но ничего не произошло. Тогда Пейтер стал экспериментировать. Он вставлял веера вначале узким концом, потом широким, а потом всячески, как только мог придумать, прежде чем ему пришло в голову, что, возможно, не все аппараты для чтения исправны. И как только старик сунул веер во второй аппарат, немедленно вспыхнуло сияние.
Пейтер увидел шестерых танцоров в карнавальных масках и облегающих костюмах. Они пели песню, которую он не слышал уже много лет.
"Запись пьезошоу! - мысленно воскликнул он и тут же поправил себя: Нет. Даже не это. Еще старше. Самые первые годы после открытия Врат".
Пейтера окатила волна воспоминаний. Тогда его вторая жена была еще жива, Джанин не родилась, а эта песня была совсем новой. Запись оказалась списана с простого старого телевидения, еще до того, как пьезоэлектрические устройства хичи начали применяться в коммуникационных системах. Должно быть, на веере была записана часть библиотеки какого-то старателя с Врат, и, несомненно, одного из Мертвецов.
Старик испытал разочарование. Но он тут же вспомнил, что таких вееров тысячи и тысячи на Земле, в туннелях Венеры, на самих Вратах. В общем, везде, где побывали хичи, они оставляли эти голографические книги. И как бы ни появилась эта запись, большинство остальных должны быть оставлены самими хичи. "А это одно, добрый Боже, - радостно подумал Пейтер, - это одно стоит дороже всей Пищевой фабрики, потому что веера - ключ ко всем знаниям хичи! Интересно, какой может быть премия за это открытие?"
Возбужденный, Пейтер попробовал другой веер и посмотрел отрывок из старого кино. Третий содержал в себе томик поэзии, на этот раз на английском, некоего Элиота. Затем ему попался веер, от которого его покоробило.
- Отвратительно! - проворчал старик. - Если этот мальчишка Вэн получил представление о любви из порнозаписей, которые прихватил с собой какой-то развратный старатель, неудивительно, что он так себя ведет.
Но долго сердиться Пейтер не мог. Открытие сулило слишком много благ, и это радостное событие заслонило собой все остальное.
Старик выхватил веер из аппарата, и в наступившей тишине услышал звук срочного вызова Веры. Это был пугающий звук. Пейтер почувствовал страх еще до того, как добежал до корабля, как потребовал передавать сообщение, как услышал взволнованный голос своего зятя.
- Срочное сообщение! Для Пейтера Хертера с немедленной передачей на Землю! Ларви, Джанин и Вэн захвачены хичи, и мне кажется, они идут за мной!
Единственным преимуществом новой ситуации оказалось то, что с Неба хичи больше не было связи, и Вера была в состоянии справиться со своей перегрузкой. Пейтер терпеливо по очереди вызвал все полученные раньше изображения. Он увидел группу хичи в конце коридора, короткие картины схватки, несколько дрожащих кадров, на которых был виден только потолок, потом что-то похожее на затылок Вэна... и все. Или, вернее, нечто, что он не смог расшифровать. Старик не знал и не мог знать, что один из Древних сунул камеру себе под одежду. Он видел лишь какие-то пятна, что-то похожее на ткань.
Мозг Пейтера работал четко. Но в нем образовалась пустота. Он не позволил себе сразу ощутить, как с исчезновением дочерей опустела его жизнь. Старик тщательно перепрограммировал Веру, получил все звуковые сообщения и выбрал самые важные из них. Он прослушал все и понял, что у них нет никакой надежды.
Даже вновь оживший экран не принес ничего понятного. Перед ним прошли полдесятка бессмысленных кадров, возможно, кулак на объективе или участок пола. Потом в углу последнего кадра появилось что-то похожее на... на Sturmkampfwagen*, какие он видел в своей ранней юности. Но тут изображение исчезло, камера оказалась нацелена на пустоту и оставалась такой в течение пятидесяти кадров.
______________
* Танк (нем.). - Примеч. пер.
Совершенно определенно, никаких признаков его дочерей или Вэна здесь не было. Что касается Пола, то его исчезновение выглядело не менее таинственно - после своего отчаянного сообщения он исчез.
В каком-то нежелательном, потаенном уголке сознания у Пейтера возникла мысль, что, возможно, он остался единственным выжившим участником экспедиции, а значит, его премия соответственно возросла многократно.
Старик задумался над той мыслью и вскоре пришел к выводу, что это ничего не значит. У него самого не оставалось никаких надежд. Он был одинок, более одинок, чем замерзшая в своем корабле Триш Боувер. Пейтер не исключал, что ему удастся вернуться на Землю и потребовать свою награду. Возможно, он каким-то образом выдержит четырехлетний полет, сумеет не умереть. Единственное, что его сейчас волновало, - это как сохранить рассудок?
Пейтеру потребовалось немало времени, чтобы уснуть. Он не боялся спать. Его страшило пробуждение. В первый момент день показался ему обычным, как и всякий другой, но после мирного потягивания и зевания он вспомнил, что случилось.
- Пейтер Хертер, - сказал он себе вслух, - ты остался один в этом проклятом месте и умрешь здесь в одиночестве. - Тут он заметил, что говорит сам с собой, и горько усмехнулся.
Соблюдая привычки всех этих лет, он умылся, вычистил зубы, причесал волосы и даже нашел время, чтобы выщипать волосы в ушах и у основания шеи. Выйдя из-за своей перегородки, старик раскрыл два пакета CHON-пищи и методично сжевал ее, прежде чем спросить у Веры, нет ли каких сообщений с Неба хичи.
- Нет, - ответила она и по своему обыкновению добавила: - ...мистер Хертер, зато много срочных сообщений с Земли.
- Позже, - отмахнулся он.
Теперь для него это было не важно. Он знал, что, вероятно, они велят сделать то, что он уже сделал. Или прикажут выполнить то, что он и не собирался выполнять. Может, потребуют, чтобы он вышел наружу, переналадил двигатели и снова попытался спихнуть фабрику с ее орбиты. Но Пищевая фабрика будет по-прежнему отвечать на любое усилие аналогичным, направленным в противоположную сторону, и продолжать свое ускоренное движение к бог знает чему и бог знает зачем. Во всяком случае, ни один приказ с Земли за последующие пятьдесят дней не будет иметь отношения к новому положению вещей.
"А менее чем через пятьдесят дней..." - подумал он и сам себе ответил:
- Что менее чем через пятьдесят дней? Ты так говоришь, будто у тебя есть выбор, Пейтер Хертер!
"Может, и есть, - продолжил он диалог с самим собой. - Догадаться бы только какой? А пока лучше поступать так, как привык. Сохранять педантичную аккуратность. Выполнять наиболее разумные задания и поддерживать установившиеся привычки. Кто знает, может, это и есть тот самый выход".
За несколько десятилетий своей долгой жизни Пейтер понял, что наилучшее время для опорожнения кишечника - минут через сорок пять после завтрака. Сейчас как раз было то самое время. Следовательно, Пейтеру пора было на унитаз. Сидя на нем, он ощутил легкий, еле заметный толчок и нахмурился. Во-первых, ему неприятно было иметь дело с явлениями, причины которых он не понимал. А во-вторых, это нарушало привычный порядок, мешало выполнять важное дело с обычной эффективностью. Конечно, ему не стоило особенно жаловаться на функционирование сфинктеров, купленных и пересаженных от какого-то несчастного или голодного донора, как, собственно, и на почти целиком пересаженный желудок. Тем не менее Пейтеру нравилось, что они функционируют хорошо.
"Такой интерес к собственным внутренностям - признак болезни, - сказал он себе, но на этот раз молча. И так же молча старик стал защищаться Пейтеру казалось, что если не произносить слова вслух, разговор с самим собой не так странен. - Этот интерес оправдан, - подумал он. - Ведь не зря же биоанализатор всегда находится рядом. Три с половиной года он постоянно проверяет химический состав всех наших испражнений. Конечно, биоанализатор должен это делать! А иначе как он будет следить за состоянием нашего здоровья? И если машина может тщательно взвешивать и оценивать экскременты, то почему этого не в состоянии делать их создатель?"
- Du bist verruckt, Peter! - произнес он вслух и улыбнулся.
Поднявшись с унитаза, Пейтер застегнул комбинезон и вымыл руки. Попутно он мысленно попытался дать объективную оценку своему необычному поведению:
"Да, я спятил. Но только по стандартам обыкновенных людей. Но когда это стандартный человек оказывался в подобной ситуации? Поэтому, когда говорится, что Пейтер Хертер сошел с ума, еще ничего не говорится. Какое отношение имеют шаблоны рядового гражданина к Черному Пейтеру. Меня можно мерить только стандартами необычных индивидов. А как пестро выглядит толпа нестандартных людей! Наркоманы и пьяницы. Предатели и нарушители супружеской верности. У Тихо Браге был гуттаперчевый нос, но его не считали из-за этого менее великим. Reichsfuhrer* не ел мяса. Великий Фридрих проводил много часов, которые должен был отдавать управлению империей, сочиняя музыку для камерных оркестров".
______________
* Рейхсфюрер (нем.). - Примеч. пер.
Закончив приводить себя в порядок, Пейтер подошел к компьютеру и спросил:
- Вера, что это был за небольшой толчок? Компьютер помолчал, сверяясь со своей телеметрией.
- Не могу ответить точно... мистер Хертер. Но момент инерции соответствует старту или стыковке одного из грузовых кораблей, которые замечены на фабрике.
Пейтер вскочил и вцепился в сиденье.
- Тупица! - испуганно закричал он. - Почему мне не сказали, что это возможно?
- Простите... мистер Хертер, - извинилась Вера. - Но вы могли прочесть о такой возможности в одной из распечаток. Вероятно, вы ее не заметили.
- Тупица! - повторил старик, и на этот раз он не был уверен, о ком идет речь.
Конечно, это были корабли! Ведь ясно, что продукция Пищевой фабрики должна была куда-то отправляться. И так же ясно, что пустые корабли должны снова возвращаться за грузом. Вот только откуда? И куда?
Хотя это сейчас казалось ему не столь важным. Важно было другое - они, очевидно, не всегда возвращаются пустыми. По крайней мере один корабль, прилетавший на Пищевую фабрику, теперь на Небе хичи. Если он вернется, кто или что будет в нем?
Пейтер почесал начинавшую болеть руку. Он мог бы попытаться что-нибудь сделать. В его распоряжении оставалось несколько недель, пока корабль, возможно, вернется. Он мог бы... но что?
Пока что ему пришло в голову только забаррикадировать коридор. Передвинуть механизмы, припасы - все массивное, чтобы перегородить его. И тот, кто прилетит в корабле - если это произойдет, - будет остановлен или по крайней мере задержан. Пейтеру понятно было, что начинать действовать нужно немедленно.
Старик не стал откладывать, а сразу принялся за поиски материалов для баррикады. В низком тяготении Пищевой фабрики нетрудно было передвигать даже громоздкие агрегаты. Но все равно утомительно. Руки у него продолжали болеть. А вскоре, толкая по коридору большой голубой предмет, похожий на каноэ, Пейтер почувствовал странное ощущение, приходившее, казалось, от корней зубов. Рот его снова наполнился слюной.
Пейтер остановился и начал глубоко дышать, заставляя себя расслабиться. Но это ему не помогло. Он знал, что не поможет.
Через несколько секунд возникла боль в груди, вначале слабая, будто кто-то слегка нажал на грудную клетку полозьями санок, потом все сильнее, пока санки не наехали на него вместе со стокилограммовым саночником.
Пейтер находился слишком далеко от Веры, чтобы получить от нее медицинскую помощь. Поэтому он решил переждать. Если это была ложная грудная жаба, он выживет. Если остановка сердца - нет.
Старик сидел и терпеливо дожидался дальнейшего развития приступа, а внутри него нарастал гнев.
"Какая несправедливость! - мысленно рассуждал он. - В пяти тысячах астрономических единиц отсюда, спокойные и безмятежные люди планеты Земля продолжают заниматься своими делами и даже не знают и не думают о человеке, который принес бы им так много. Впрочем, уже принес. Они не беспокоятся, что этот человек умирает, один и в страданиях. Неужели же благодарность невозможна? Неужели у людей нет уважения к чужим заслугам и даже простого приличия?"
Пейтер решил, что он должен дать им возможность реабилитировать себя. И если они ответят правильно, он принесет им такие дары, которых они представить себе не в состоянии. Но если же люди окажутся бесчувственны и непослушны... Тогда Черный Пейтер принесет им такие ужасные дары, что мир содрогнется от страха! В любом случае мир никогда его не забудет... если только он переживет этот приступ.
9. Бразилиа
Главное для меня - это Эсси. Каждый раз, когда ее привозили из операционной, я сидел у постели - четырнадцать раз за шесть недель, - и каждый раз голос ее звучал чуть слабее и выглядела она чуть более измученной. Все в это время было против меня: дело с иском в Бразилиа обстояло плохо, с Пищевой фабрики потоком шли неприятные сообщения, пожар на пищевых шахтах продолжался. Но прежде всего Эсси. Харриет получила распоряжение: где бы я ни был, что бы ни делал, спал или нет, если Эсси спросит меня, немедленно связать. "О да, миссис Броудхед, Робин сейчас будет. Нет, вы его не беспокоите. Он только что проснулся". Или у него только что кончилось деловое свидание, или он как раз идет с пляжа. В общем, годилось любое объяснение, только чтобы не дать Эсси причины затосковать или подумать, что я бегаю от разговоров с ней. И тогда я приходил в затемненную комнату - загорелый, улыбающийся, оживленный, и говорил ей, как отлично она выглядит. Мою бильярдную преобразовали в операционную, а из соседней библиотеки вынесли все книги и сделали из нее спальню для Эсси. Ей там было удобно. Так по крайней мере она утверждала.
На самом деле она вовсе не выглядела плохо. Переломы костей постепенно заживали, ей заменили два-три килограмма органов и тканей. Эсси даже вернули ее кожу, а может, трансплантировали чью-то чужую. Лицо у нее выглядело нормально, только слева оставалась небольшая повязка, на которую Эсси начесывала волосы.
- Ну, жеребец, - обычно приветствовала она меня. - Как держишься?
- Прекрасно, прекрасно. Немного возбужден, - бодро отвечал я, касаясь носом ее шеи. - А ты?
- Очень хорошо.
Так мы уверяли друг друга и, можно сказать, не лгали. Ей с каждым днем становилось все лучше. Во всяком случае, так говорили врачи. А я... не знаю, как сказать. Но каждое утро я просыпался необыкновенно сильным и энергичным. Мне хватало пяти часов сна. Я почти не уставал. Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше.
А Эсси с каждым разом все больше худела. Врачи посоветовали мне, что делать, и я приказал Харриет перепрограммировать повара. После этого Эсси перестали подавать салаты. Никакого кофе и завтраков из сока: творожники*, блины со сливками и сыром, дымящееся какао. На ленч - плов из кавказского барашка. На обед - жареная куропатка в кислом соусе.
______________
* В тексте Пола встречаются связанные с героиней, русской по происхождению, русские слова, они звучат по-русски, но выделяются курсивом. - Примеч. пер.
- Ты меня балуешь, дорогой Робин, - не раз говорила она, а я отвечал:
- Только раскармливаю. Не терплю тощих женщин.
- Да, хорошо. Но еда слишком этнически ограниченная. Разве не бывает нерусских блюд, от которых поправляются?
- Подожди десерта, - улыбался я. - Слоеный торт с земляникой, дважды пропитанный девонширскими сливками.
Сестра уговорила меня - психологически это убедительнее - начинать с маленьких порций на больших тарелках. Эсси все съедала, мы постепенно увеличивали порции, и Эсси продолжала их съедать. Но не переставала терять вес. Однако темп потери замедлился, и шесть недель спустя врачи, обсуждая состояние ее здоровья, осторожно признали его стабильным. Почти.
Когда я сообщил Эсси эту приятную новость, она встала. Конечно, она оставалась связанной с аппаратурой постели, но могла сделать несколько шагов по комнате.
- Вовремя, - сказала она и поцеловала меня. - Ты слишком много времени проводишь дома. .
- Мне это в удовольствие, - ответил я.
- Это твоя доброта, - серьезно ответила она. - Мне очень дорого, Робин, что ты всегда рядом. Но теперь я почти выздоровела, и ты должен заняться делами.
- Да нет. Я и так с ними управляюсь по коммуникатору из мозговой комнаты. Конечно, приятно будет нам вдвоем куда-нибудь отправиться. Ты, наверное, никогда не видела Бразилиа. Может, через пару недель...
- Нет. Никаких пару недель. И не со мной. Если тебе нужно куда-то ехать, пожалуйста, поезжай, Робин.
Я колебался.
- Ну, Мортон считает, что это было бы полезно. Эсси резко кивнула и сказала:
- Харриет! Завтра утром мистер Броудхед вылетает в Бразилиа. Подготовьте все необходимое.
- Конечно, миссис Броудхед, - ответила Харриет с консоли в голове постели Эсси. Ее изображение исчезло так же быстро, как появилось, и Эсси обняла меня.
- Я позабочусь, чтобы с Бразилиа поддерживалась непрерывная связь, пообещала она, - и Харриет будет все время информировать тебя о моем состоянии. Обещаю, Робин. Если ты мне понадобишься, узнаешь немедленно.
- Ну... - сказал я Эсси на ухо.
- Никаких "ну", - ответила она мне в плечо. - Решено. И знаешь что, Робин? Я тебя очень люблю.
Альберт Эйнштейн утверждает, что все радиосообщения, которые я получаю, всего лишь длинная цепочка фотонов, как копье, брошенное в пространство. Тридцатисекундное сообщение - это колонна в девять миллионов километров длиной, в которой фотоны со скоростью света в образцовом порядке несутся в пространстве. Но даже такому длинному, быстрому и тонкому копью требуется почти вечность, чтобы преодолеть пять тысяч астрономических единиц. Приступ лихорадки, от которого пострадала моя жена, летел к нам двадцать пять суток. Приказ прекратить все манипуляции с кушеткой только начал свой путь, когда пришел новый приступ - тогда на кушетку легла эта девочка, Джанин. Слава Богу, приступ оказался легким.
Наше поздравление Хертерам-Холлам с прибытием на Пищевую фабрику где-то в районе орбиты Плутона встретилось с их сообщением об отлете на Небо хичи. Теперь они уже там, а наши распоряжения еще не долетели до Пищевой фабрики. За короткое время произошли два события, имевшие непосредственное отношение друг к другу.
Но к тому времени, как мы поймем значение этих событий, они уже целых двадцать пять дней будут в прошлом. Что за досада!
Мне многое нужно было от Пищевой фабрики, но сейчас больше всего нужно радио-быстрее-света. Поразительно, что такое вообще возможно! Но когда я заявил Альберту, что его застали врасплох, он улыбнулся своей мягкой, скромной улыбкой, сунул трубку за ухо и сказал:
- Конечно, Робин, если вы имеете в виду удивление, которое испытываешь, когда нечто крайне маловероятное все же происходит. Но такая вероятность всегда существовала. Вспомните. Корабли хичи без всяких ошибок достигали движущихся целей. Это предполагает наличие у них почти мгновенной связи на астрономических расстояниях, то есть радио-быстрее-света.
- Почему ты мне ничего об этом не говорил? - спросил я.
Он почесал ногу в домашней туфле другой ногой.
- Это была только вероятность, Робин, и небольшая, порядка 0.05. Условие достаточное, но не необходимое. Просто до настоящего времени у нас не было данных.
Я мог бы поговорить об этом с Альбертом на пути в Бразилиа. Но я летел коммерческим рейсом - самолет компании недостаточно быстр для таких расстояний, - а я люблю смотреть на моего спокойного мудрого Альберта и разговаривать с ним. Только поэтому время полета я провел в разговорах с Мортоном. И, конечно, с Харриет, которая должна была каждый час, когда я не сплю, давать краткие отчеты о состоянии Эсси.
Даже на сверхзвуковой скорости полет в десять тысяч километров занимает немало времени, и я углубился в дела. Мортон получил возможность высказаться и старался отговорить меня от встречи с Боувером.
- Вы должны серьезно к нему относиться, - завывал он в микрофоне у меня в ухе. - Боувера представляют Анджело, Карпентер и Гатман, а это влиятельные люди, и у них очень хорошие юридические программы.
- Лучше тебя? - усмехнулся я.
- Ну... - после некоторого колебания ответил он. - Я надеюсь, что нет, Робин.
- Ответь мне, Мортон. Если у Боувера с самого начала не было особых надежд на выигрыш, почему за дело взялись такие влиятельные люди?
Хоть я его и не видел, но знал, что сейчас у Мортона отчасти обиженное, отчасти оправдывающееся выражение лица. Эдакая гримаса вы-неюристы-не-в-состоянии-понять.
- Оно не так уж и безнадежно, Робин. И мы до сих пор вели себя не лучшим образом. Дело принимает более крупные размеры, чем мы первоначально оценивали. Я думаю, они считают, что сумеют найти немало слабых мест в нашей позиции. Думаю также, что они рассчитывают на очень крупный гонорар. Я советовал бы вам самому нащупать слабые места в позиции Боувера и не относиться к нему легкомысленно, Робин. Ваш приятель сенатор Прагглер в комитете надзора. Повидайтесь сначала с ним.
- Я с ним обязательно повидаюсь, но не сначала, - ответил я Мортону и отключил его - мы начали снижаться. Я видел огромную башню административного здания Корпорации "Врата". Оно совершенно закрывало глупое блюдце палаты представителей. В озере, как в зеркале, отражались сияющие жестяные крыши Свободного города. Меня волновало, что я прибыл без всякого запаса времени. Меньше чем через час у меня было назначено свидание с вдовцом или мужем, как посмотреть, Триш Боувер, и мне не хотелось заставлять его ждать.
Правда, и не пришлось. Я уже расположился за столиком на открытом воздухе в ресторане дворца Бразилиа, когда он подошел. Тощий, высокий и лысеющий.
Боувер нервно сел, как будто очень торопился уйти или куда-то опаздывал. Но когда я предложил ему поесть, он целых десять минут изучал меню и кончил тем, что заказал почти все. Свежий пальмовый салат, маленькие пресноводные моллюски с озера, к которому уходят удивительно красивые ряды апельсиновых деревьев, и еще не менее семи самых экзотических блюд.
- Это мой любимый отель в Бразилиа, - добродушно и гостеприимно сообщил я ему, когда он начал поливать пальмовый салат соусом. - Старый. Но хороший. Вы, вероятно, все тут уже видели?
- Я восемь лет прожил в этих местах, мистер Броудхед.
- Понятно. - Я понятия не имел, где проживает этот сукин сын, для меня он был всего лишь досадной помехой. И все же я добросовестно попытался отыскать хоть какой-нибудь общий интерес. - По пути сюда я получил последние изображения с Пищевой фабрики. У группы Хертеров-Холлов все хорошо, они нашли там удивительные вещи. Знаете ли вы, что мы идентифицировали четверых Мертвецов как старателей с Врат?
- Я что-то об этом видел на ПВ, да, мистер Броудхед. Это очень интересно.
- Более того, Боувер. Это может изменить весь мир, не говоря уже о том, что сделает нас ужасно богатыми. - Он кивнул, предварительно набив рот салатом. Не очень-то мне удавалось разговорить его. - Ну, хорошо, терпеливо проговорил я, - давайте перейдем к делу. Я хочу, чтобы вы отказались от иска.
Боувер неторопливо прожевал устрицу, проглотил ее и ' нацепил на вилку следующую.
- Я это знаю, мистер Броудхед, - меланхолично проговорил он и снова набил рот.
Я отпил вина, смешанного с сельтерской водой, и, сохраняя полный контроль над голосом и манерами, сказал:
- Мистер Боувер, мне кажется, вы не совсем представляете, как в действительности обстоят наши дела. У меня нет желания вас обидеть. Просто вам известны не все факты. Мы оба многое потеряем, если вы будете продолжать настаивать на иске. - И я начал разбирать этот случай, тщательно и осторожно, как советовал Мортон. Я рассказал ему о неизбежном вмешательстве Корпорации "Врата", о заинтересованности в предприятии всего человечества, о Необходимость исполнять судебный запрет на исследование Пищевой фабрики, который невозможно сообщить Хертерам-Холлам раньше чем за месяц, а в это время они будут делать, что сочтут нужным, и, разумеется, о возможности мирной сделки. - Я хочу вам сказать, - мягко продолжал я, - что дело это слишком важное и значимое не только для нас. Его нельзя поделить между нами, как обыкновенный пирог с капустой. Поверьте, с нами не станут нянчиться. Конфискуют у обоих.
Боувер слушал меня и не переставал двигать челюстями. Потом, когда жевать больше стало нечего, отпил из своей чашечки и мрачно произнес:
- Нам с вами больше нечего обсуждать, мистер Броудхед.
- Ошибаетесь, есть что!
- Это вам так кажется, - ответил он, - а я так не считаю. Вы кое в чем ошибаетесь. Речь больше не идет о предстоящем судебном процессе. Речь идет о решении суда.
- Любое решение можно обжаловать...
- Да, конечно. Но на обжалование потребуется много времени. Я не хочу договариваться с вами. Триш заплатила за это собственной жизнью. Поскольку она сама не может защищать свои права, придется это делать мне.
- Но свара нам обоим дорого обойдется!
- Возможно. Так говорит и мой адвокат. Кстати, он возражал против нашей встречи.
- Зачем же вы тогда пришли?
Боувер взглянул на остатки ленча, потом на фонтаны во дворе. Три старателя с Врат сидели на краю блестящего пруда вместе с веселой, слегка пьяной стюардессой с "Варига" и бросали крошки печенья золотым рыбкам. Им повезло.
- Для меня это приятная смена обстановки, мистер Броудхед, - сказал он.
Из окна своего номера в новой Башне Дворца я видел блестящий на солнце купол собора. Это лучше, чем смотреть на мою юридическую программу на большом служебном мониторе, потому что Мортон грыз меня.
- Вы поставили под угрозу все дело, Робин. Мне кажется, вы не понимаете, насколько это важно.
- То же самое я сказал Боуверу.
- Нет, правда, Робин. Это уже дело не просто компании "Робин Броудхед, Инк.", не просто Корпорации "Врата". Дело входит в компетенцию правительств. И не только подписавших конвенцию о Вратах. Это дело будет рассматриваться в Организации Объединенных Наций.
- Да ну, Мортон! Неужели это возможно?
- Конечно, Робин. Здесь затрагиваются жизненно важные интересы всего человечества. А ваш друг Боувер пытается разыграть именно эту карту, и он вполне может своего добиться. Боувер требует наложения запрета на ваши действия и действия Корпорации, то есть на дальнейшее проведение исследований.
"Сукин сын! - с возмущением подумал я. - Он знал об этом, пожирая ленч, за который я заплатил".
- Так что же я неправильного сделал?
- О, я могу прочитать целый список ваших нарушений, Робин, - и Мортон начал загибать пальцы. - Во-первых, вы превысили свои полномочия, предоставив Хертерам-Холлам слишком большую свободу действий, результатом чего явилась их экспедиция на Небо хичи со всеми вытекающими отсюда последствиями - это во-вторых. И, таким образом, в-третьих, вы поставили под угрозу национальные интересы. Более того, интересы всего человечества.
- Вздор, Мортон.
- Так сказано в его петиции, - кивнул он. - Да, кое-кого мы сможем убедить, что это вздор. Раньше или позже. А пока действовать может только Корпорация "Врата", а не вы.
- Значит, мне нужно поскорее повидаться с сенатором. Я избавился от Мортона и попросил Харриет договориться о встрече.
- Сейчас я соединю вас с секретарской программой сенатора. - Она улыбнулась, исчезла, и Харриет сменило изображение молодой чернокожей женщины.
Секретарша сенатора выглядела не очень жизнеподобно, гораздо хуже тех программ, которые пишет для меня Эсси. Но Прагглер всего лишь сенатор Соединенных Штатов.
- Добрый день, - поздоровалась она. - Сенатор просит передать, что он сегодня в Рио-де-Жанейро по делам комитета. Он будет счастлив встретиться с вами завтра утром в удобное для вас время. Устроит вас десять часов?
- Лучше в девять, - облегченно вздохнув, ответил я. Я несколько беспокоился, потому что Прагглер не связался со мной немедленно. Но у него, должно быть, были для этого веские основания. - Харриет! - позвал я. Когда она появилась, я спросил: - Как миссис Броудхед?
- Без изменений, Робин. - Она улыбнулась. - Миссис Броудхед не спит, и вы, если хотите, можете поговорить с ней.
- Клянусь твоим маленьким электронным задом, я это сделаю, - ответил я. Она кивнула и исчезла. Харриет очень хорошая программа. Она не всегда понимает слова, но принимает положительное или отрицательное решение, руководствуясь одной лишь интонацией.
Когда на экране появилась Эсси, я сказал ей:
- С.Я. Лаврова, ты отлично поработала.
- Конечно, дорогой Робин, - ответила она, прихорашиваясь. Затем Эсси встала и медленно повернулась кругом. - Как и наши врачи. Ты согласен со мной?
И тут я увидел, что на ней не было систем поддержания жизни! Никаких трубок! На левом боку виднелась повязка, но никаких машин.
- Боже, женщина, что произошло?
- Вероятно, началось выздоровление, - серьезно ответила Эсси. - Но пока это только проба. Врачи только что ушли, я должна выждать шесть часов. Потом меня осмотрят снова.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ