За оградой есть Огранда

1

Книги — это отражение жизни, чуть подкорректированное авторским воображением. А может, и жизнь есть лишь отражение книг. Бывало ведь: создаст титан-гений теорию, и люди упорно стараются подменить ею реальность. Пусть неудобно, не по-людски, да столько приложено сил, что поневоле приходится пыжиться дальше да делать вид, будто все хорошо, просто некуда лучше.

Нам ли этого не знать?

Впрочем, речь сейчас не о том.

Ранним утром Антона Иванова, в просторечии именуемого Антошкой, разбудил громкий короткий звук, смахивающий то ли на выстрел, то ли на гром.

Пол и кровать ощутимо вздрогнули, а в секции жалобно зазвенели стаканы. Сонный разум не успел прореагировать на незапланированное пробуждение, и вместо него сами собой сработали рефлексы.

Антошка вскочил с кровати, запутался в одеяле и с грохотом упал и пребольно ударился об пол. Грохот еще не стих, когда Антошка извернулся, оттолкнулся и вскочил на полусогнутых ногах. Разлепившиеся глаза оглядели комнату в поисках коварного врага, однако такового нигде не было. Быстро, но тщательно Антошка обследовал прихожую, кухню, ванную и туалет, но и там не нашел никого.

Если враг не желает объявляться сам, его приходится искать.

Увы! Никто не стоял за несуществующими ширмами, не прятался застигнутым врасплох любовником в шкафу, и даже под кроватью не было ни души.

Под последней вообще ничего — не было, кроме толстого слоя пыли да стоящей вертикально смутно знакомой штуковины. Вспомнить, что это такое, спросонья Антошка не смог, но, поднявшись, увидел в бетоне стены две зияющие неприкрытой пустотой распотрошенные дырки.

Все сразу стало на свои места, вернее, сорвалось с них. Бетон панели не выдержал тяжести главного сокровища Антона — подвешенного на ней добротного, хотя и самодельного, меча. Толстенные гвозди вывалились, меч упал, пробил пол, и лишь крестообразная гарда не позволила ему провалиться к нижним соседям целиком.

При мысли о соседях на душе у Антошки заскребли кошки размером с хорошего тигра. С соседями Иванову не повезло. Приземленные людишки, не имеющие ни малейшего понятия о возвышенном, они были не в состоянии оценить мимолетную шутку судьбы. Подумаешь, пробило посреди ночи потолок! Все живы, никто не убит, так какие могут быть претензии?!

А ведь будут. И не просто будут, а будут во множестве. Надо как можно быстрее исправить наиболее зримые причины случившегося, чтобы лишить соседей хотя бы самых крупных козырей.

Антошка играючи отодвинул кровать, взялся за рукоять, слегка напряг мускулы и вытащил полутораметровый клинок из пола.

Порядочек! Иванов аккуратно положил оружие на пол, подошел к бару, налил себе рюмочку коньяка и, как был в одних трусах, сел в кресло подумать.

Скорее всего, это был долгожданный Знак. Не зря, ох не зря Антон мечтал днем и ночью, да не просто мечтал — готовился к своей мечте, наплевав на все остальное.

Еще в старших классах средней школы Иванов понял, что существующий убогий мир создан не для него. Институт укрепил его в этой мысли, а последующая работа привела в неописуемый ужас. Разве может настоящий мужчина каждый день просиживать на службе штаны, вместо того чтобы совершать героические подвиги?! Разве может вообще называться мужчиной тот, кто ни разу не спас мир?! А раз здесь и сейчас человек в одиночку ни при каких обстоятельствах не может спасти всю Землю, то остается при помощи Чуда переместиться туда, где это возможно.

Быть существом непонятного пола Антошка не хотел. Как только из кодекса исчезла пресловутая статья о тунеядстве, Иванов бросил работу и целиком посвятил себя ожиданию Чуда.

Нет, не надо думать, что он только сидел в кресле и ничего не делал. Раз и навсегда определив для себя, что лучшие времена — это те, когда положение и жизненные блага мужчины определялись исключительно его физической силой без всяких примесей ума, Антон всерьез занялся подготовкой к своему будущему. Ежедневные выматывающие упражнения превратили в подобие твердого дерева все мышцы его тела от пяток до загривка, а один добрый приятель из института металлов выковал будущему герою первоклассный меч. Направленный крепкой рукой, удар стального клинка сносил молодой дубок или перерубал пополам банку консервов «Завтрак туриста». Последнее было особенно полезно на пикниках, когда участники в очередной раз забывали взять с собой консервный нож. Едва после тщательных поисков по карманам и сумкам на лицах отдыхающих появлялось отчаяние, Антошка скромно выходил на передний план, ставил банку на пенек, извлекал меч и обеспечивал всех закуской. Восторженные взгляды дам и завистливые — мужчин были достойной наградой предусмотрительному герою.

Тот же приятель под хорошее настроение подарил Иванову мотоциклетный шлем, предварительно укрепив его снаружи металлическими пластинами. Получилось достаточно прочно, удобно и вполне похоже на то, что носили рыцари, витязи и прочие представители всех мужских добродетелей. Короче, для полного счастья Антошке недоставало только коня. Но тут преградой встала на пути вся современная действительность. Ну как, скажите, держать довольно большое животное в обычной однокомнатной квартире, да еще и расположенной на четвертом этаже? Нет, в крайнем случае Антон был готов даже потесниться, однако где брать сено на его прокорм? В магазинах ничего подобного почему-то не продают, а трава растет от силы месяца четыре в году.

Тщательно обдумав этот животрепещущий вопрос со всех сторон, Иванов решил заменить скакуна велосипедом, но ехать на двух колесах по кочкам и одновременно размахивать мечом на практике оказалось делом совершенно невозможным. Трехколесные велосипеды по идее были гораздо удобнее и устойчивее, но их размеры до обидного не подходили герою. То ли они стали меньше, то ли он просто успел подрасти. Как ни крути, прожито больше четверти века...

Однако, если падение меча было долгожданным Знаком, размышлять о несделанном стало уже поздно. А вот собраться в дорогу — в самый раз.

Иванов допил коньяк и только успел извлечь из шкафа дорожную сумку, как в дверь зазвонили требовательно и протяжно, как могут звонить только до предела разгневанные соседи. Нестерпимо захотелось спрятаться под кровать, но вдруг на лестничной площадке стоит Посланник? Как ни необходимы там, за оградой нашего мира, настоящие мужчины, однако вряд ли его будут ждать слишком долго. И Антошка торопливо натянул джинсы, а затем пошел открывать.

К сожалению, коварная судьба решила пошутить напоследок. Посланник не то задержался где-то, не то просто перепутал адрес, и вместо него к Антошке заявились соседи снизу. Точнее, соседки. Дочка, симпатичная настолько, что, будь она не обычной девушкой, а настоящей принцессой, в нее вполне можно было влюбиться. И ее мамаша, крупная скандальная баба, явно настроенная дать соседу настоящий бой.

— Так что все это значит? — уперев руки в бока, воинственно поинтересовалась мамаша.

— Не знаю, — пожал широкими плечами Иванов. Посмотрел на дочку и машинально тряхнул длинными черными локонами и слегка поиграл рельефной мускулатурой.

— Как не знаете?! — Возмущенная мамаша легко, словно нашкодившего мальчишку, отстранила Антошку, ворвалась в его квартиру и произнесла длиннейшую, непереводимую на другие языки тираду, закончившуюся крикливым итогом: — Смотрю и вижу — что-то пробило мне дырку в потолке!

— Может, метеорит? — предположил Иванов, который благодаря своему техническому образованию не был полным профаном в науке.

— Какой метеорит? — поперхнулась мамаша, но после короткой паузы что-то сообразила, взглянула наверх и с подозрением вопросила: — А где тогда дыра в потолке?

Антошка посмотрел на давно небеленный свод, почесал крепкий затылок и отыскал ответ:

— А он, наверное, в окно залетел. Ночи теплые, я не закрывал. Сплю, вдруг рядом что-то просвистело и как даст в пол! Аж кровать подпрыгнула!

— Матерь Божия! — всплеснула руками мамаша, напрочь позабыв все привычные для уха, но не воспроизводимые на бумаге слова. — Да неужто правда?

— Святой искренний крест! — в тон ей воскликнул Иванов, но креститься не стал. Не смог вспомнить, как правильно: слева направо или справа налево. — А главное, при ударе весь испарился, подлец! В точности как в газете. Как ее?.. Не то «На грани секретного», не то «Совсем невозможное». Буквально на той неделе читал.

— Пойду посмотрю, — решила соседка, но вдруг обратила внимание, с каким выражением ее дочь смотрит на мускулистого черноволосого красавца, и добавила: — Дочка, за мной!

Заперев за ними дверь, Иванов облегченно перевел дух, выпил подряд две рюмки коньяка и стал собираться в дальнюю дорогу.

Он положил в сумку шлем, смену белья, туалетные принадлежности и несколько банок любимых консервов. Подумал и добавил к этому толстый шерстяной свитер и вместительную фляжку с коньяком. Мелькнула мысль: не прихватить ли с собой гири, чтобы поддерживать форму? Однако в этом случае сумка становилась излишне тяжелой. Иванов обулся в кроссовки, напялил на себя майку и тонкую спортивную куртку, а к поясу приладил ножны с самодельным кинжалом. В свободное от мечтаний время Антошка частенько практиковался в метании ножа и даже достиг в этом деле определенных результатов.

Теперь он был готов к немедленному отправлению за ограду нашего скучного мира. Однако ждать пришлось довольно долго. Иванов успел основательно позавтракать, неплохо отдохнуть в своем любимом кресле и совсем уже собрался пообедать, когда вещевой шкаф вдруг старчески заскрипел.

Все сразу стало ясным. Антошка торопливо подхватил меч, набросил на плечо ремень собранной сумки и решительно полез в шкаф.

Интуиция не подвела. Задняя стенка вдруг заколебалась, расплылась в зыбком мареве и превратилась в дверные створки.

При всей своей подготовленности к неожиданным чудесам Антошка поневоле застыл, не в силах сделать последнего решительного шага.

Неясно, сколько времени он стоял бы на месте, но тут опять пришла на помощь судьба. Дверцы резко распахнулись, и за ними возник низкорослый, но необычайно широкоплечий мужчина с длинными, как у гориллы, руками.

— Ага! Попался, голубчик! — со злобным торжеством воскликнул незнакомец и выдернул Антошку на свою сторону.

Иванов оказался в средней по величине комнате со старинной мебелью. У одной из стен широко раскинулась огромная кровать с кучей разновеликих подушек, к которым прижималась испуганная полуодетая девица. Иванов приветливо улыбнулся хозяйке и вдруг почувствовал, как крепкая, так и хочется сказать, стальная рука гориллоподобного мужчины схватила его за шею, словно нашкодившего непутевого котенка.

— Думали, не возвернусь? Блуд творить промеж собой хотели? Доброе имя Чагара позорить? Не выйдет! И ты хороша! В шкафу хахаля прятать!

— Клянусь, я никого не прятала, Чагарушка! — с отчаянием воскликнула девица.

— Молчи, шлюха! — мужчина рявкнул так, что у Антошки заложило уши. — Этот молодец в шкаф что, прямо с улицы попал?

— Собственно, не с улицы, а из своей квартиры, — как можно вежливее уточнил Антон, до которого понемногу стала доходить вся пикантность положения. — Я сейчас вам все объясню. Видите ли, тут произошло небольшое недоразумение...

— Недоразумение, говоришь?! Нет, ты вывел меня из терпения! — чуть ли не в рифму воскликнул мужчина и поволок Иванова к одной из двух находившихся в комнате дверей.

— Руки прочь! — взвизгнул Антон, задетый за живое бесцеремонными манерами хозяина. — Я сам пойду!

— Руки? Руки уберу, — против опасений сразу согласился Чагар, распахнул дверь и действительно отпустил Антона.

За дверью было темно. Иванов поневоле чуть нагнулся, пытаясь различить хоть что-нибудь во мраке, и в этот самый миг Чагар пихнул гостя чуть пониже спины ногой, обутой в сапожище сорок последнего размера. От толчка Антошку бросило вперед, и он без помощи зрения узнал, что скрывалось за дверью.

Там была необычайно крутая лестница, все ступеньки которой Иванов обязательно бы пересчитал, если бы догадался вести им счет. Он кувырком прокатился по ней, — освещая путь вылетающими из глаз искрами, а потом ступеньки неожиданно кончились, Антошка открыл головой оказавшуюся в конце пути дверь, вылетел на улицу и без сознания растянулся на припорошенной пылью земле...

2

Иногда может болеть даже кость.

Иванов очнулся от сильной головной боли, той самой, которая перед этим погрузила его в беспамятство. Какое-то время он никак не мог сообразить, где находится и что с ним. Может, слегка перебрал в компании, ослабел и не дошел до дома? Но тогда помимо головной боли должны быть и другие похмельные симптомы. Классический сушняк, например.

Антошка прислушался к себе. Никакого сушняка не было. Зато болела не только голова, но и все тело. Просто голова пострадала сильнее.

Превозмогая боль, Иванов приподнялся и огляделся. Он находился на пыльной проплешине посреди бурно разросшихся трав. За спиной мрачно возвышался сложенный из потемневших крепких бревен дом с пристроенным к стенам здоровенным забором. Несколько узких, смахивающих на бойницы окон на втором этаже да массивная закрытая дверь с трехступенчатым крылечком на первом — вот и все, что выделялось на глуховатой стене людского жилища.

Антошка хотел было по привычке почесать затылок, но наткнулся на здоровенную шишку и застонал.

Теперь он вспомнил все. Мечта, в которую он так страстно и долго верил, наконец-то сбылась. И пусть она для начала изрядно поколотила Антона, зато теперь он находился за невидимой оградой скучного родного мира и мог взяться за настоящее мужское дело. Благо рядом в пыли валялся надежный крепкий меч, а чуть дальше виднелась сумка с пожитками.

С чего же начать? Может, наказать гориллоподобного хозяина, нагло и бесцеремонно спустившего с лестницы незваного гостя? Антошка невольно вспомнил широченные плечи и длинные мускулистые руки, подумал и решил оставить Чагара в покое. Как не простить человека, обнаружившего в шкафу собственной спальни постороннего мужчину? Тут поневоле не поверишь, что это пришелец из другого мира. Да и считать еще раз ступени...

Ладно, главное — это осуществление мечты, а всякие побочные явления в виде синяков и шишек можно просто не принимать во внимание.

Кряхтя и постанывая, Антошка утвердился на ногах, кое-как отряхнул перепачканную одежду, подобрал свои вещи и осмотрелся. Он ожидал увидеть поблизости какой-нибудь городок, но никаких строений, кроме негостеприимного дома, нигде не наблюдалось. В поле зрения были поля, чуть в отдалении — леса, а в сторонке поблескивало на солнце довольно большое озеро.

Иванов подумал больной головой, закинул на одно плечо меч, на другое — сумку и решительно заковылял куда глаза глядят.

Глаза же, как им и положено, глядели туда, куда он шел.

Путешествие за ограду мира началось.

Первый этап путешествия продолжался недолго. Избитое тело настойчиво просило отдыха. Набредя в лесу на родник, Антошка сбросил с плеч свой немудреный скарб и сам устало опустился рядом. Летняя духота, особенно ощущаемая здесь, под сенью дремучих деревьев, пробудила жажду. Путешественник, шумно хлюпая, напился прямо из родника, а затем всмотрелся в свое отражение. В воде отразилось хорошо знакомое лицо, украшенное на лбу совершенно незнакомой ссадиной.

«Это когда я катился по лестнице, — после раздумий догадался Антон и осторожно ощупал свежую рану. — И почему я не догадался сразу надеть шлем?»

Лучше поздно, чем никогда. Иванов достал из сумки самодельный шишак, попробовал водрузить его на голову, но не позволила шишка на затылке. Пришлось отложить похвальное намерение до лучших времен, а пока хотя бы подкрепить слабеющие силы.

Отработанным ударом меча Антошка перерубил консервную банку и принялся тщательно уничтожать ее содержимое. Несколько глотков коньяка из тех, которые люди почему-то называют лошадиными, дополнили скудную трапезу путешественника. После еды привычно захотелось немного полежать, однако, судя по солнцу, уже тихонько приближался вечер. Ночевать же в одиночку в незнакомом лесу незнакомого мира почему-то совершенно не хотелось.

Пришлось идти дальше. И если бы просто идти! Природа вокруг простиралась дикая, совсем не облагороженная человеком. Ельники, кустарники, буреломы словно специально преграждали путь избитому и усталому путнику. От бесконечных плутаний Антошка быстро потерял всякое представление о направлении и шел туда, куда позволял идти лес. К счастью, деревья в конце концов кончились и взору открылась деревня. Избы были большей частью замшелыми и покосившимися, но, главное, в них жили люди, а это сулило ночлег и какой-никакой, а все-таки отдых.

Выбирать пристанище Иванов не стал. На последнем издыхании он кое-как добрел до ближайшего дома и как мог вежливее поздоровался с сидящим на завалинке стариком.

— Здоров и ты, — отозвался седой, но еще бодрый старичок. — Издалека ли путь держишь?

— Издалека, дедушка, — вздохнул Антон, снимая с плеча ставший тяжелым меч.

— А ты, часом, не богатырь ли будешь? — оглядев перепачканного путника, поинтересовался дед.

Антон согласно кивнул. Он уже давно дошел до той стадии, когда не хочется ни что-то делать, ни говорить.

— А где же твой конь?

— Погиб конь, дедушка. Остался я пешим, — с неподдельной горестью солгал Иванов.

— Бывает, — кивнул дед. — Да и тебе, я смотрю, здорово досталось. Что ж, отдохни пока у меня, переночуй. Мы богатырям завсегда рады. Умойся с дороги, а там — хочешь на лавке ложись, хочешь на печке.

— Лучше на лавке, — подумав, что на печку еще надо как-то залезть, решил Антон. Через усталость едва пробилась слабенькая радость, что все потихоньку стало складываться к лучшему.

Он кое-как ополоснулся под примитивным рукомойником, вяло похлебал предложенные гостеприимным дедом Савелием щи и с огромным удовольствием растянулся на широкой, покрытой чем-то мягким скамье.

3

Проснулся Антон не с третьими, а с тридцать третьими петухами. Проснулся и не сразу понял, где находится. Однако продолжающее побаливать тело потихоньку напомнило о вчерашнем. Мечта сбылась. В поисках подтверждения Иванов осторожно пощупал затылок, нашел шишку и удовлетворенно вздохнул. Все было правдой. Но тогда чего же он лежит, то есть занимается тем, чем занимался и дома? Подъем!

И Антон поднялся. Не то чтобы легко, но все же сразу, чего с ним почти никогда не бывало. Надел пропыленную одежду, а тут вошел Савелий и ласково спросил:

— Проснулся? Давай умывайся быстрее, а я тем временем что-нибудь на стол соберу.

Завтракали молча, сосредоточив все внимание на приеме обычной крестьянской пищи. Когда же с ней было покончено, дед смерил гостя внимательным взглядом и словно невзначай поинтересовался:

— Куда путь держишь?

— Пока и сам не знаю, — признался Антон. — Тем более теперь. Коня-то я лишился.

— Конь — дело наживное, — философски заметил дед. — Но раз никуда не спешишь, то, может, поработаешь пока богатырем в нашей деревне?

— А что делать богатырю в деревне? — удивился Антон. До сих пор он считал, что богатыри все свое время проводят в странствиях и во дворцах.

— От дракона защищать, Ванюша. — Дед почему-то воспринял фамилию Антона как имя и упорно называл его Ваней.

— У вас и дракон есть? — Определенно этот мир был во всех отношениях привлекательнее покинутой Земли.

— Как же дракону-то не быть? — в свою очередь удивился дед. — Повадился прилетать, негодник. До князя далеко, вот он и пользуется. Каждый месяц коня требует. Нравятся ему кони на вкус. А не дашь, грозит всю деревню спалить. С него станет. Рожу наел, разбойник, как его только воздух держит?

— Так вы что, бороться с ним даже и не пробовали? — Антошка почувствовал зарождающийся прилив отваги.

— Куда нам самим? Мы люди маленькие, только пахать да сеять привычные, а с драконами связываться — это не про нас. Богатырей нанимать пробовали, было, а сами... Последний аккурат посередь весны был. Здоровый такой, ну прям как ты.

Прилив незаметно стал перерастать в отлив. Иванов выразительно посмотрел на Савелия, и тот сразу понял невысказанный вопрос.

— Съел его Змеюшка. Прямо в доспехах зажарил и съел. Это коней он сырых лопает, а богатырей запекать предпочитает, вражина. Но дань тогда реже требует, по справедливости. Если одного коня — то раз в месяц, а коли с богатырем — то в два. Вот ден через пять как раз прилетит. Так что соглашайся, Вань.

Иванов задумался. Он перечитал целую кучу книг о путешествиях по фантастическим мирам, лежавшим за оградой привычного мира. В каждой из них обычный парень из начала XXI века охотно хватался за меч и с неожиданным мастерством в упоении крушил черепа местной нечисти и злодеев-богатырей. Повторяющиеся сюжеты давно убедили Антона в неуязвимости и легких победах случайных путешественников над любым врагом, но рассказ о драконе породил некоторое сомнение в правдивости любимых авторов. Если прожорливое пресмыкающееся с такой легкостью поедало опытных воинов, то где гарантия, что новичок сумеет избежать всеобщей участи? Может, зря он очертя голову покинул свою однокомнатную квартирку? Не бог весть какие хоромы, но променять их на желудок летающей твари...

Видно, Савелий понял колебания путешественника и в качестве весомого аргумента извлек откуда-то из-под стола здоровенную бутыль с характерно-мутной жидкостью.

Первый же стакан первача заметно прибавил Иванову смелости. Герои романов, впервые взяв в руки меч, шутя побеждали самых грозных врагов, а ведь он далеко не новичок в рубке. Банку консервов разрубает только так, с одного удара. Правда, консервы играют по-честному и не норовят сожрать тебя самого.

— Ну сам подумай, Ваня, — задушевно продолжал уговаривать слегка захмелевший дед. — Коня дадим молодецкого. Все равно Змеюшка других не кушает... Не конь, а загляденье. Доспех подберем. Опять-таки, одолеешь супостата — все твое будет. А ведь на таком коне и при княжьем дворе показаться не стыдно.

— А если не одолею? — воззрился на пустой стакан Антошка. — Тогда что?

— Тогда тебе все едино будет, — резонно заметил дед, до краев наполняя посуду. — А нам опять-таки польза. Шутка ли? Лишний месяц покоя!

— Только о своем покое и печетесь, — с укором произнес Иванов. — Нет чтобы навалиться на дракона всем миром...

— И вас, богатырей, без работы оставить? Да и некогда, Вань. Пора рабочая, об урожае думать надо.

Второй стакан отправился вслед за первым. Мир стал заметно привлекательнее, а Змей стал утрачивать былую грозность. Да и что такое дракон? Большая летающая ящерица. А человек — это звучит... И не только звучит, а и все рубит, ломает и крушит. Куда там допотопным драконам!

— ... Ты вон какой крепкий, сильный. Прям наш последний богатырь. Тот тоже кругом молодец был. И ел-пил за двоих, и за всеми девками ухлестывал, и из себя красавец. Тоже черноволосый, кудрявый, стройный. Не съел бы его Змеюшка, он бы всех наших баб обрюхатил. Герой! Помянем же его, Ванюша! Истинный богатырь был...

Дед смахнул рукавом предательски набежавшую слезу.

Помянули. Закусили. Антошка захотел было добраться до своей сумки, но когда встал, кто-то — наверное, коварный дракон — покачнул избу, и пришлось повалиться на место.

— ... Все девки твои будут, если, конечно, уговорить их сумеешь. Да чтобы такой красавец не уговорил...

Девки... Антон сглотнул. Да, девки — это неплохо. В прежнем мире женщины частенько строили глазки видному парню, но вести их за свой счет в кабак, а потом приземленно прогуливаться под луной... Здесь, за оградой, дело другое. Тратиться не надо, да и вообще по законам жанра без женщин не обойтись. А без хорошего коня — тем более. Какой же богатырь без коня и любовных приключений?

Дед между тем вознамерился налить еще по разу, но никак не мог решить, какая из внезапно раздвоившейся бутыли настоящая. Пару раз он попытался цепко хватануть воздух рукой, потом для чего-то долго и оценивающе разглядывал свою ладонь и наконец просто махнул ею.

— Что, Ваня, остаешься? — с трудом ворочая языком, спросил Савелий и посмотрел куда-то в сторону.

— Дракона бояться — за ограду не ходить, — четко выговорил Иванов и упал лицом в тарелку с кашей.

— Тогда наливай, — пробормотал дед и последовал его примеру.

4

Пока они мирно спали, весть о новом богатыре каким-то образом дошла до жителей деревни. Сам богатырь проснулся ближе к вечеру не столько похмельный, сколько откровенно пьяный. А тут в избу стали входить вернувшиеся с полей мужики. Всем вместе в избе оказалось тесно, и тогда столы решили поставить во дворе. Не успели их расставить, как они уже украсились бутылями с самогоном и мисками с разнообразной закуской. Из-за забора с откровенным намеком во взорах за Антошкой следили бабы и молодки, а мужики с чувством пожимали ему руку и хлопали по спине. Зазвучали тосты за силушку богатырскую да за удаль молодецкую, драконам на страх, добрым людям на пользу.

От обильной выпивки и задушевного обращения Иванов вконец осмелел. Он искренне ощутил себя настоящим богатырем, вся жизнь которого — сплошные подвиги. О некоторых из них Антошка даже рассказал своим жадным слушателям, на остальные — лишь намекнул. Свежий шрам на лбу, полученный при падении с лестницы, придавал героическим повествованиям особую убедительность и внешнюю достоверность. Для полного счастья не хватало лишь появления Змея, но жители деревни горячо убеждали Антона, что лиходей никогда не задерживается и потерпеть осталось совсем немного.

Чем хуже ты чувствуешь себя сегодня, тем лучше тебе было вчера. Судя по утренним ощущениям, вчера Иванов достиг апогея своего счастья. Он обессиленно лежал на сене, не помня как да что и не понимая, почему он все еще жив, и лишь полный жбан браги, заботливо поднесенный дедом, позволил богатырю кое-как подняться на ноги. Слабость же была такой, что не то что дракон — залетный комар не нашел бы сейчас в Антошке достойного противника.

Второй жбан позволил Иванову двигаться, а третий вынудил опять прилечь и проспать до обеда. Хорошо хоть, что организм у Антошки и впрямь был крепкий. Окажись на его месте кто послабее — валялся бы не вставая дня три, а иностранец вообще без промедления отбросил бы копыта. А тут ничего. Во всяком случае, после очередного подъема, стакана первача и сытного обеда Иванов стал издалека походить на человека. Он даже захотел хватануть еще немного огненной жидкости и тем обрести еще больше сходства с двуногими прямоходящими, но как раз в этот момент привели обещанного коня.

Конь оказался красивым животным вороной масти. Иванову с таким и рядом стоять не доводилось, хотя в школьные годы он занимался пятиборьем и потому не был полным дилетантом в верховой езде. Последовавшие за этим часы ушли на знакомство с Вороным и на пробные выезды. Антошка несколько раз проехал по пустому по случаю полевых работ селу; один раз за околицей даже отважился пустить коня в галоп. Как ни странно, обошлось без падений, и это прибавило Иванову уверенности в собственном мастерстве.

Тем временем в избе уже ждал второй богатырский атрибут — кольчуга. На вид она была вполне крепкой, нигде не пробитой, лишь черной, словно очень долго валялась в костре. Даже пахло от нее чем-то противным и подгорелым.

— Что же ты хочешь, Ванюша? — вопросом ответил ед. — Я же говорил тебе, что предыдущего богатыря Змеюшка зажарил прямо в доспехах. Мясо он, понятное дело, съел, а железо оставил. К чему ему железо?

— Так это... — Антошка вдруг почувствовал, что желудок пытается вывернуться наизнанку.

— Его, сердечного. Да ничего, кольчуга как кольчуга. Главное, что не дырявая, а гарь мы отчистим. Чего добру пропадать? Сейчас и шлем принесут.

— Шлем у меня есть, — торопливо сообщил Антон. Затея с драконом почему-то предстала перед ним в совсем другом свете.

— Ну и славненько. А то ведь наш слегка помятый. Это когда предшественник твой, уже зажаренный, наземь грохнулся. Аккурат головой о камень. Нет чтобы соломки подстелить, раз уж падать собрался. Доспех-то поберечь надо, — сокрушенно вздохнул Савелий, а потом добавил: — А может, и подстелил, да сгорела соломка-то...

В простоте душевной дед не заметил, что новоявленный богатырь побелел, потом позеленел, потом опять побелел. Эти два цвета упорно боролись между собой, пока лицо Антошки не стало белым, но с зеленым отливом.

Приключение — это цепь захватывающих событий со счастливым концом и весомой наградой в виде прекрасной принцессы, положения, денег, славы. Но быть зажаренным в собственных доспехах, — какое же это, к черту, приключение? Лучше всю жизнь ходить на работу. Нудно, обыденно, но хоть безопасно...

Теперь Антошка думал лишь об одном: как бы оказаться подальше отсюда? Потихоньку сбежать ночью, пока дед спит? Но что потом? Вряд ли судьба отыграет назад и перенесет обратно в уютную однокомнатную квартирку, где так хорошо мечталось под рюмочку коньяка. Еще меньше шансов, что удастся поселиться где-нибудь здесь и вести прежний неторопливый образ жизни. Местные пашут так, что будь здоров. От такой работы сам в пасть дракону полезешь.

И все же Иванов обязательно бы сбежал, но уже близился вечер, вовсю благоухая самогоном. И вновь после первого стакана грядущее перестало казаться таким безнадежным, после второго в отдалении замаячили какие-то перспективы, а после третьего море стало по колено, а дракон — по щиколотку. Окружающий мир сначала расплылся в тумане, потом завертелся каруселью, а в довершение провалился куда-то — до утра.

Утром же опять было не до драконов, да и вообще не до чего. Тошнило, голова побаливала, во рту, похоже, переночевал не эскадрон, а конармия Буденного в полном составе со всеми многочисленными обозами. Век бы хмельного не видать!

И Иванов не смотрел. Стакан, услужливо поднесенный Савелием, принял ощупью, проглотил, а потом долго хрустел огурцом и прилагал все силы, чтобы не выпустить с трудом выпитое наружу. Горячая каша со здоровенным шматом сала и миской квашеной капусты в конце концов утихомирили желудок, а второй стакан согрел измученную душу. Лишь на долю мозгов ничего не досталось, и голова осталась восхитительно пустой. Постучи — и зазвенит как колокол. Или задребезжит пустым ведром.

Словом, настроение Иванова стало быстро улучшаться, но тут подвел дед Савелий. Много ли старику надо? Не успели как следует разговориться, тут дед ослабел и нетвердой походкой отправился чуток вздремнуть перед обедом.

Положение Антошки стало незавидным. Он как раз достиг той приятной стадии, когда остро необходим собеседник, даже не собеседник, а терпеливый слушатель, да где же его в эту пору взять? По летнему времени деревня была словно вымершей, и Иванов с досады долго втолковывал что-то Вороному. Конь терпеливо прядал ушами, временами тряс головой, отгоняя комаров, но свое мнение высказывать не спешил, а когда Антошка поднес ему стакан самогона, то отказался наотрез.

— Ну и черт с тобой! — У богатыря хватило ума не настаивать, но пить одному почему-то не хотелось! — Раз не хочешь — не пей. Но тогда поедем искать желающих. Нет, это я поеду, а ты меня повезешь. Должно же кому-то повезти.

Не то с третьей, не то с четвертой попытки Антошке удалась оседлать коня, но, только летя на землю, вспомнилось, что надо затягивать подпругу. Удар едва не вышиб дух, но хмель остался, а через какое-то время вернулось и желание прокатиться.

Наконец выезд состоялся. Правда, куда ехать, Иванов не знал, но, в сущности, какая разница? Где-нибудь кто-нибудь все равно попадется, и уж тогда...

«Тогда» — это когда? Впереди блеснула полоска реки, а вряд ли покосы и пастбища лежат на берегу. Хорошо хоть, что в стороне за кустами раздался женский смех. Иванов подъехал поближе, спешился и пошел красоваться.

Уже у самой воды он понял свою оплошность. В реке купались девки да бабы, причем — это сразу бросилось в глаза — ни одна из них не имела купальника. То ли их здесь еще не изобрели, то ли пляж был женский. Богатырь так и застыл с разинутым ртом и четвертью первача в руке.

Тут-то его и заметили купальщицы.

Поднявшийся истошный визг заставил Антошку ретироваться прочь, словно в реке были не представительницы прекрасного пола, а стая злобных драконов.

Теперь искать кого-нибудь полностью расхотелось. Иванов машинально приложился к бутыли, закашлялся, пустил слезу, но кое-как отдышался и направил коня к деревне. Вроде и не далеко она была, но солнце светило вовсю, и Иванов доехал не то пьяный, не то дурной, не то и то, и другое вместе. Хорошо хоть, что доехал и даже сумел добраться до ставшего родным сеновала.

Очередное пробуждение состоялось ближе к вечернему возлиянию. На этот раз народу у деда Савелия собралось относительно немного. Бабы посмеивались, лукаво поглядывали на своего защитника, мужики сохраняли степенность. Поначалу Антошка чувствовал себя слегка не в своей тарелке, но стакан регулярно наполнялся и выпивался, закуска тоже своевременно уничтожалась, а скованность потихоньку исчезала.

Попутно Иванов сделал маленькое открытие. Оказывается, его соседка справа была достаточно привлекательной. Дабы проверить себя, Антошка опорожнил очередной стакан, повернулся и сразу понял свою ошибку.

Соседка была не просто привлекательной, а очень красивой. К тому же на губах у нее гуляла многообещающая улыбка, что придавало обладательнице дополнительную прелесть.

Слово за слово, случайное касание, тост во здравие, после которого Глаша стала совсем прекрасной, смешки, хихиканье, совместный поход на сеновал... Жизнь прекрасна!

Жаль, что того же не скажешь о пробуждениях!

С восходом солнца Антошку разбудила жажда. Привычно болела голова, поташнивало, мучила слабость. А тут еще рядом, бесстыдно разметавшись во сне, валялась полноватая баба с крупным некрасивым лицом. Откуда?

Антошке пришлось здорово поднапрячь память, прежде чем удалось восстановить окончание вчерашнего вечера. Правда, вчера Глаша блистала красотой, а сегодня... Или подменили?!..

Похмелье мешало обдумать эту тему как следует, и Иванов решил, что тут не обошлось без магии. А что? Мир, где водились драконы, а основным оружием был обыкновенный меч, по всем законам не мог обходиться без колдовства. Так же как по всем законам роль Иванова, как пришельца из другого мира, была в нем судьбоносной. Следовательно, какие-то злые чары должны обязательно противодействовать Антону, но так как до решающей схватки еще далеко, то для начала ему гадят по мелочам. К примеру, превратив к утру случайную красивую партнершу во внешнее подобие свиньи. Так сказать, подложив свинью в постель.

На этом запас умозаключений иссяк, а вскоре Антошка опять погрузился в сон, так и не утолив жажды.

Когда он проснулся вторично, никакой Глаши рядом не было. Вероятно, отправилась на работу, так и не решившись разбудить усталого богатыря. Или догадалась о наведенной порче и постеснялась своей новой, далеко не прекрасной внешности.

Впрочем, рядом объявился Савелий с дежурным жбаном браги, и Антошке стало не до размышлений о причудах женской красоты.

5

Дни промелькнули незаметно.

По утрам Иванову было паршиво и страшно. Зато по вечерам мир становился светлым, драконы — беспомощными, а сам себя Антошка воспринимал непобедимым богатырем. Меч так и просился в руку, но рука была занята стаканом, да и Змей, на свое счастье, находился где-то далеко. Потому и бороться приходилось лишь с выпивкой, закуской и собственным языком. Деревенские знали о предстоящей схватке и не жалели для своего богатыря ничего. К примеру, закуски на столе постоянно было столько, что Иванову удалось сберечь на черный день все свои консервы.

А потом наступило неизбежное и давно ожидаемое утро. С виду оно было вполне обычным. Так же встало солнце, даже похмелье было таким же, как всегда, но дед Савелий посмотрел так оценивающе строго, что Иванов с содроганием понял: вот оно!

— Ты на еду-то налегай! Подкрепляйся как следует. Без еды какая сила? — Дед придвинул богатырю вареную курицу, горшок с кашей и большую миску с жаренной кусками рыбой.

Никакой выпивки на столе в этот раз не было. Иванов чуть пожевал без всякого аппетита и признался:

— Всухомятку не лезет, дедушка. Да и хреново себя чувствую после вчерашнего.

— Дело тебе предстоит сурьезное. Тверезому, почитай, тебе лучше будет, — высказал свое мнение дед, озабоченно теребя бороду.

— Какие дела с бодуна? — возразил Антошка. — Тут хоть пластом ложись да помирай. Нет, дедушка, пока здоровья не подправлю, никуда я не пойду. Что я, враг себе, что ли?

Дед вздохнул, но возражать дальше не стал и притащил бутыль мутного первача. Налил гостю полный стакан, плеснул и себе, но так, на донышко.

Антошка с невольным содроганием посмотрел на самогон, но все же собрался с духом и, стараясь не нюхать, выпил залпом. Торопливо закусил соленым огурцом, отдышался и стал ждать улучшения здоровья.

Особо не полегчало, но появился аппетит, и вскоре от курицы осталась лишь груда костей. Антошка посмотрел на дело зубов своих, хмыкнул, налил себе вторую порцию и уже после нее налег на кашу и сало. Умяв на десерт половину здоровенного пирога с капустой, сыто перевел дух и наполнил стакан в третий раз.

— Пора, Ваня, — напомнил дед, кивая на лежащее на соседней лавке снаряжение.

Неприятно засосало под ложечкой, но отступать было уже поздно. Иванов напялил на себя теплое белье, толстую подкольчужную рубаху и когда-то закопченную, а теперь вычищенную местными доброхотами кольчугу. Прицепил пояс с мечом, навесил на левую руку щит и вдруг с отчаянием хватанул четвертый стакан самогонки. Конь во дворе уже нетерпеливо перебирал копытами, не догадываясь о собственной судьбе.

— Ну, Ваня, не поминай лихом, — прочувствованно произнес Савелий, даже не заметив, как Иванов не очень верными движениями засовывает в седельную сумку украденную по случаю бутыль первача. — Может, еще и увидимся. А не увидимся, так все там будем. Кто-то раньше, кто-то позже... Если подумать, то пораньше и лучше. Ждать не надо. Опять-таки старческие хвори. Да что это я? Ты, главное, не унывай. Держи хвост арбалетом. И удачи тебе, Ванюша. Не все Змею жрать, когда-нибудь и подавится.

— Ничего. И на Змея управа найдется. — Выпитое наконец-то ударило в голову, и слова прозвучали не без некоторого задора.

На удивление легко Иванов запрыгнул в седло, принял из рук Савелия копье и решительно выехал со двора.

По случаю прилета дракона никто не работал. Дети, бабы, мужики — все жители деревни стояли вдоль улицы и с самыми разными чувствами смотрели на проезжающего богатыря. Кто-то желал удачи, кто-то махал рукой, а большинство стояло просто, строго и молча, словно на похоронах.

Промелькнуло вновь ставшее симпатичным лицо Глаши, и Иванов слегка улыбнулся своим воспоминаниям.

Околица. Деревня осталась позади, и Антошка пустил Вороного легкой рысью. Солнце потихоньку поднималось повыше, и металл доспехов стал нагреваться. А тут еще целый ворох одежды, явно не подходящий к погоде, но необходимый каждому, кто носит кольчугу. От духоты Иванов опьянел еще больше, но нет худа без добра. В своем нынешнем состоянии он не испытывал даже тени страха и был готов встретиться хоть с дюжиной драконов.

Дюжина не дюжина, а один оказался легким на помине. Только что вокруг все было тихо и мирно, но вдруг из-за леса послышался бьющий по нервам шум и над деревьями показался летающий ящер. Впрочем, на змею дракон тоже был похож, если бы, конечно, не имел ног и крыльев, а также был бы подлиннее и поуже. А тут — брюхо здоровенное, рыло страшное, лапы когтистые, а крылья кожистые. У Иванова даже хмель из головы чуть было не улетучился. Хорошо хоть успел вытащить заветную бутыль да отхлебнуть.

— Что я вижу? Богатырь! — радостно объявил дракон, приземлившись в десятке шагов от Антона. — Не перевелись еще дураки на белом свете! Сидел бы дома, беды бы не знал.

С последним замечанием Иванов внутренне согласился. Тем более что размерами дракон был с небольшого слона. Не очень и справишься. Гораздо лучше сидеть в уютной квартирке да не спеша мечтать о волшебных временах и прекрасных принцессах. Одно дело втихомолку грезить о подвигах, и совсем другое — видеть вблизи здоровенную харю с огромными нечищеными зубами. Что бы ни говорила народная мудрость, но порою лучше сто раз услышать и ни разу не лицезреть.

Вороной был полностью солидарен с хозяином, пытался встать на дыбы, и Антошке приходилось прилагать немало усилий, чтобы удержать его на месте.

— Ты с конем-то поосторожнее, — заметил дракон. — Упустишь, а мне за ним потом гоняться придется.

— Придется ли? — нашел в себе силы возразить Антон, лихорадочно перебирая в голове возможные планы действий.

— Куда ж вы денетесь? — риторически спросил дракон. — Слабоват ты против меня. Слабак, да еще и дурак.

И тут Иванов разозлился. Он и в трезвом виде с трудом переносил оскорбления, а уж в нынешнем...

Движимый хмелем и злостью, Антон послал коня вперед. Подвело расстояние. Вороной не успел набрать скорость, и удар копья получился неточным и слабым. В ответ дракон дунул, поднимая клубы пыли, и потерявший после удара равновесие Антон вылетел из седла. Упал он довольно мягко, а чуть погодя свалился и конь.

— Сейчас я тебя кушать буду, — объявил дракон. — В запеченном виде.

Иванов его не слушал. Первым делом он бросился к Вороному и со страхом запустил руку в седельную сумку.

Уф... Вопреки всем опасениям бутыль была цела. Антошка с нежностью погладил ее крепкий бок и прижал к груди. Какое-то движение за спиной заставило обернуться, и прямо перед собой Иванов увидел змеиную харю.

— Пошел ты!.. — крикнул Антон, а затем уточнил куда именно.

Дракон отпрянул. Его морда не отличалась выразительностью, но создавалось впечатление, что летающее пресмыкающееся поморщилось.

— Ну и вонь! — вместе со словами из пасти вырвался клуб горячего дыма. — Закусывать надо, когда пьешь!

— Тобой и закушу!

Антошка со злостью выхватил меч и устремился в атаку. Щита у него почему-то не было, не то обронил, не то отбросил сам, когда испугался за бутыль, но она, родимая, была нежно обхвачена свободной рукой, и Иванов даже не чувствовал ее весьма солидного веса.

Может, помешала бутыль, может, опьянение, а может, дракон был гораздо ловчее, чем казался, однако удар пришелся в пустоту. Антон, элементарным образом теряя равновесие, по инерции полетел вперед. Каким-то немыслимым способом он еще успел чуть повернуться, перехватить поудобнее бутыль и шмякнулся на землю не лицом, а боком.

Падение спасло Антона. Выпущенная драконом струя пламени прошла над головой, лишь слегка опалив богатыря жаром. Весь преисполненный злостью, Иванов перевернулся на спину и увидел приближающуюся морду Змея. Уже не отдавая никакого отчета, совершенно машинально Антошка швырнул в разинутую пасть первое, что попалось под руку, и, лишь увидев исчезающее в глотке стекло, понял, что же наделал.

Змей проглотил бутыль инстинктивно, как всегда глотал все, что подворачивалось, тем более само попадало в рот. Сразу что-то громыхнуло. Змей отпрянул, и вдруг шея его лопнула, и из нее во все стороны полыхнуло пламя.

Крепкий первач деда Савелия сработал не хуже пресловутого коктейля Молотова. В горячей глотке дракона бутыль взорвалась бензобаком из американского боевика, отделяя голову от тела намного эффективнее примитивного клинка.

Антошка вскочил на ноги, подхватывая оброненный в падении меч, но рубить было уже незачем и некого.

— Ничего себе!.. — Иванов посмотрел на дело рук своих и вдруг скачком протрезвел.

Тиранивший всю округу дракон лежал безжизненной тушей, и только из обрубка шеи продолжало выбиваться нестрашное теперь пламя. Отдельным приложением лежала неподвижная голова с широко распахнутой пастью, и, глядя на нее, Иванов нервно захихикал.

Словно вторя его смеху, в стороне заржал Вороной, а в лесу закаркала наблюдавшая за поединком ворона...

6

Дубравы сменялись рощами, рощи — чащами, чащи — лесами, леса — перелесками, перелески — полями, полянами, лугами и лужайками. Обильно встречались ручейки, ручьи, речушки, речки, озерца, озера, а иногда и обычные лужи. Порой попадались хутора, деревеньки, деревни, села, поселки, выселки, а то и просто одиночные шалаши пастухов, рыболовов и охотников. Несколько раз на пути стояли городки и городища, но чем они различались, понять было трудно. Во всяком случае, не размерами — ни те, ни другие не дотягивали даже до небольшого города, хотя суффикс У городищ обязывал ко многому.

Короче, разнообразие было полное. Не хватало только нечисти, а если частенько и виднелись подобия избушки на курьих ножках, то жили в них не бабы-ежки, а обычные крестьяне победнее. В здешних местах их называли сопужами — с очень плохими условиями жительства.

Впрочем, ни у владельцев избушек, ни у владельцев изб и даже теремов не было ни электричества, ни газа, ни горячей воды, а единственные удобства располагались во дворе.

Видно, счастье никогда не бывает полным. В покинутом Антоном мире было развито коммунальное хозяйство и не было места подвигам, здесь — все наоборот.

Но, несмотря на все трудности, здесь было намного лучше. На родной Земле Антошка Иванов был никем, попав же сюда, стал если и не всем, то уважаемым человеком, богатырем и победителем дракона. Потому и встречали его повсюду как защитника, топили баньки, поили бражкой, а женщины смотрели на него с нескрываемым восторгом и призывом.

Последнее льстило самолюбию, но не приносило соблазнительницам никакой пользы. После победоносного поединка Иванов решил не размениваться больше на простых селянок и горожанок. Миллиона он пока еще не крал, но спать собирался лишь с королевой. Или с королевной, если королева вдруг окажется в возрасте.

Антошка долго допытывался у местных жителей, как называется их мир, но никто даже не понял вопроса. Недовольный витязь долго честил про себя тупость аборигенов, пока вдруг не понял, что его родина также не имеет общего названия. Тогда он решил дать название сам. Хотя бы во избежание путаницы. Здешние земли лежали за оградой родного мира Антошки, потому поневоле тянуло наименовать их Заоградьем. Однако в этом слове было нечто неистребимо кондовое, лишенное героики, и Иванов переделал его в более звучную Огранду.

Новое название напоминало что-то из прочитанных на Земле книг, но мало ли похожих названий? В конце концов, есть же на Луне Альпы и Кавказ, но никого это абсолютно не смущает. Более того, большинство даже не знают об их существовании. Так и тут Антошка пока ни с кем не собирался делиться понравившимся ему словом. Нарек и нарек, кому какое дело?

Вообще, если этим летом в Огранде и имелся довольный жизнью человек, то это был Антошка. Живой, знаменитый, с перспективами дальнейшего роста — что еще надо настоящему человеку для счастья? Трудись он на Земле в поте лица хоть с утра до вечера, кто бы о нем знал, кроме коллег и соседей? А тут одна-единственная короткая схватка — и молва о подвиге разнеслась во все стороны.

О том, что победа была случайной, Иванов давно забыл. Наоборот, он уверился в своей непобедимости настолько, что готов был без тени страха сразиться с любым фольклорным чудовищем, если оно, к своему несчастью, попадется на пути. Для особо же зловредных было даже не жалко сделать небольшой крюк.

Но борьба с чудовищами и вражьими полчищами — не единственное и даже не главное дело героя. Главным всегда являлось добыть себе настоящую принцессу несравненной красоты и со скромным приданым размером в полцарства. Для того и ехал Иванов в стольный град к местному князю Берендею, у которого как раз была дочка на выданье.

Женщины могут быть всякими, принцессы же — только прекрасными. Соответственно и мужем им может стать не каждый, а лишь самый добрый, умный, смелый, сильный, красивый, даже если у себя на родине зовут его дураком и лентяем.

А кто лучше всех отвечает всем этим требованиям? Славная победа доказала, что Иванов смел и силен, всю жизнь девчонки называли его красавцем, умным он считал себя сам. Полный комплект. Всего-то и осталось, что поскорее прибыть во дворец, невесту посмотреть, себя показать, а там и за свадебный стол засесть. Путь же до столицы — это разновидность свадебного путешествия, только без невесты. А если бы здесь еще дороги были, то и вообще не путь был бы, а забава.

Но дорог, разумеется, не имелось. Компаса и карты тоже. Приходилось ехать, расспрашивая местных жителей, а порою и просто наугад. Оттого пройденный путь напоминал замысловатую кривую, и Антошка потерял счет дням и верстам, когда его взору наконец открылись крепостные стены из белого камня, а за ними виднелись дома, дома...

Стража пропустила Иванова без лишних вопросов. Да и не только без лишних. На него лишь кинули ленивый взгляд и равнодушно отвернулись. Оказывается, въезд в столицу был открыт всем встречным-поперечным. Ни документов, ни анкет, ни виз. Никакой цивилизации!

Дорогу к княжескому дворцу Антошка нашел без проблем. Собственно, ее и искать было нечего. Вся центральная часть города была окружена еще одной стеной, за которой виднелись деревья парка и луковки здоровенного терема.

— Жених? — На этот раз ворота были перегорожены какой-то конструкцией, смахивающей на противотанковый еж.

— А хоть бы и жених!

Иванов невольно подбоченился и сдул с плаща воображаемую пылинку. Плащ был сшит благодарными поселянами из шкуры убитого Змея и смотрелся довольно импозантно.

— Будешь тринадцатым, — равнодушно сообщил страж и добавил: — Ступай в малую приемную горницу. Наш Берендей любит сам с женихами разговаривать. Оно и понятно: дело государственное. Степка, проводи богатыря до князя-батюшки!

Здоровущий Степан, лениво позевывая, проводил Антошку сначала до конюшни, где оставили Вороного, а затем, после долгого блуждания дворцовыми переходами, до нарядной залы. Разукрашенная богатой резьбой с позолотой, она с первого взгляда производила сильное впечатление. Вдоль стен были расставлены покрытые коврами лавки, а в дальнем конце на трехступенчатом возвышении расположился обитый красным сукном трон.

Народу в приемной совсем не было. Антошка пожал плечами, снял шлем и принялся лениво ходить из угла в угол.

С резким стуком отворилась дальняя дверь, и в горницу быстрым шагом вошел невысокий упитанный мужчина. Голубые штаны, красные сапоги, красная же косоворотка, пурпурный, подбитый каким-то мехом плащ, светлая борода во все стороны, корона на голове...

— Жених? — несмотря на свой довольно преклонный возраст, с юношеской порывистостью спросил князь.

— Не знаю. — До Иванова вдруг дошло, что он так и не видел своей невесты.

— Как? — опешил Берендей. — А кто ты тогда такой? Зачем тогда приплелся?

— Ваше величество, я недавно в вашем государстве и в глаза не видел вашу, без сомнения, очаровательную дочь, — Антошка вдруг вспомнил, что в каждом дворце обязательно должны быть мрачные подземелья, куда без долгих разговоров могут бросить любого героя, и постарался ответить как можно более дипломатично. — На моей далекой родине считается верхом неприличия свататься к девушке, ни разу не встретившись с ней.

— Так ты издалека? — заметно подобрел князь. — А плащ у тебя знатный. Где такой достал? Купил?

— Не купил, а в бою добыл, — гордо ответил Иванов. — Он сделан из шкуры убитого мною дракона.

В глазах князя промелькнуло что-то похожее на уважение.

— Да ты, я смотрю, настоящий богатырь! Не чета прочим. Нам такие люди нужны. Как зовут?

— Иванов Антон, — представился путешественник. — Ваши подданные порою почему-то называли меня Иваном.

— Иваном так Иваном. Хорошее имя. Богатырское. Да и не заморское, какое порой и не выговоришь. Я уже не говорю, что все эти заморские принцы одинаковы. Так и норовят царевну к себе увезти, а приданое непременно наличными требуют. Что у меня, казна безразмерная? Где я столько денег возьму, чтобы на них полцарства купить можно было? Нет, раз ты назвался женихом, то и женись на здоровье. Но здесь. Мне тоже помощник нужен. Опять-таки, вдруг война? Тогда лишний богатырь не помеха. Да и в мирные дни дел невпроворот. Царство большое, ни дорог, ни карт и в помине нет, а, как ни крути, раз в год все уголки объехать надо, дань из подданных выбить. Мужик отдавать свое сильно не любит, но силу уважает. Если ты с драконом справился, то тут и подавно не оплошаешь.

Берендей говорил уверенно и доверительно, словно уже решил отдать за Антошку свою дочь, но последний вдруг вспомнил, что не является единственным претендентом, хотя, каким именно по счету, успел давно забыть.

— Простите, ваше величество, а нельзя ли заранее узнать принципы отбора? Состязание или еще что?

— Какие состязания? — Берендей посмотрел на Антошку, как на круглого дурака. — Кто нам с дочкой понравится, тот моим зятем и станет.

— А другие женихи? Насколько я понимаю, я не один.

— Да, женихов много, — довольно неопределенно протянул Берендей. — Княжья дочь все-таки. Умница, умелица, наконец просто красавица. Правда, часть женихов уже получили от ворот поворот, остальные как раз отправились подвиги совершать. Не каждый, как ты, успел загодя Змея победить, а нам надо быть уверенными, что зять опорой станет. Иначе зачем он вообще нужен?

Все было логично и дарило Иванову надежду, что его недавняя и пока единственная победа будет зачтена как обязательный подвиг.

— Ладно, разговоры можно вести долгие, но пора вам с царевной друг дружку повидать, — решил Берендей и предупредил: — Только учти, Ванюша, у нас тоже свои нерушимые обычаи есть, предками нашими завещанные. До свадьбы меж молодыми обязательно должно быть стекло, а так им видеться запрещено. Поэтому дочка моя подойдет к парадному окну, оно большое, в рост, вот и посмотришь на нее, а она на тебя взглянет. Понравитесь друг другу — хорошо, а нет, так что делать?

С этими словами князь увлек Антошку во двор. И впрямь среди многочисленных окон и окошек на втором этаже выделялось одно высотою от пола до потолка, да и шириной соответствующей. Оно располагалось рядом с парадным крыльцом и было обрамлено богатейшей резьбой, а само стекло слегка отливало розовым светом.

— А вот и моя ненаглядная Василисушка, — тихо, едва ли не шепотом, произнес князь, искоса поглядывая на Антона.

Но в представлении не было никакой нужды. Не увидеть принцессу мог разве что слепой, а Иванов на зрение, как и вообще на здоровье, никогда не жаловался. Он стоял с отвисшей от восторга челюстью и во все глаза смотрел на появившуюся за стеклом девушку.

И было на что смотреть! Стройная, с осиной талией, с тонкими невыразимо прекрасными чертами лица, с огромными глазами и длинной русой косой, она казалась воплощением недостижимого Идеала. Иванов и вообразить не мог ничего подобного, вот и стоял теперь пень пнем и баран бараном.

Василиса ослепительно улыбнулась богатырю и плавным лебедем ушла куда-то в глубь терема.

— Огонь и веду пройду... — внезапно севшим голосом прохрипел Антошка, а дальше ему не хватило ни мыслей, ни слов.

7

Проходить огонь и воду не потребовалось. Вместо этого тем же вечером Берендей посидел с очередным кандидатом за бутылочкой, хотя вернее было бы назвать ее ведерочком. Под это дело Антошка разоткровенничался и рассказал о себе многое. И то, что сюда он перенесся из другого мира и потому никакой родни здесь не имеет, и то, что с детства мечтал о подвигах, но лишь теперь выпала возможность совершать их, и то, что он не на шутку влюбился в Василису и готов ради нее любому пасть порвать и моргала выколоть.

— Послушай, а может, ты хочешь к нам в палачи пойти? — поинтересовался Берендей.

— Зачем? — не понял его Иванов.

— Как «зачем»? Пастей нарвешься вдосталь, опять и моргал навыкалываешь! Княжество у нас довольно большое, работы палачу всегда хватит. Вот Василисушка, к примеру. Стоит кому-нибудь из слуг что-то сделать ей не по нраву, так она тотчас палача зовет. Да и не только слугам. Тут один из женихов ради нее все обычаи нарушил. Был так влюблен, что, дня свадьбы не дожидаясь, ночью охранника подкупил и на женскую половину дворца проник. Каков охальник! Представляешь, прямо в спальню Василисушки вторгся.

— Что?! — искренне возмутился Антошка. — Да его за такие дела на части разорвать мало!

— Да, — вздохнул Берендей. — Но кто же знал, что он туда полезет? С виду хорош собой, из знатного королевского рода, а нате вам.

— И что там было? — с замиранием сердца ревниво поинтересовался Иванов.

— А что могло быть? Василисушка, увидав его, так заорала, что поддворца проснулись. А когда жених орать стал, то и вторая половина на ноги поднялась. Он, правда, убежать хотел, но поймали негодника, и Василисушка самолично его казнить велела. Но не рвать на части, а лишь разрубить на них. Дочка-то у меня добрая. Зазря лютовать не станет.

— Но казнить королевского сына — это же верная война.

— С кем? С его королевством? Так между ними и нами столько всяких царств-государств лежит, что пусть попробуют добраться! Для этого им полмира завоевать придется, не меньше.

Антошка тихонько вздохнул про себя. Война всегда давала настоящему герою возможность выделиться, прославиться, и было жалко упускать подобный шанс.

— А может, тогда мы на них нападем? — предложил Иванов, уже воображая, как красиво он будет смотреться впереди войска.

— Тогда нам полмира завоевывать придется. А зачем? Лишняя обуза. Если в своем царстве налог собирать по три месяца в году приходится, то там за все двенадцать собрать не успеешь, — резонно заметил Берендей. — Так и будешь мотаться от села к селу без всякого отпуска.

Выпили еще по одной, и князь вернулся к своему прежнему предложению.

— Ну что, палачом пойдешь?

— Обижаешь. Я все-таки богатырь, а не костолом, — возмутился Антошка.

— Как будто между этими профессиями большая разница! Что там кровя пущать, что там. Только богатырь это для своего удовольствия делает, а палач — для блага государства. Да ладно, не обижайся, Ванюша, — переменил тон Берендей, осознав, что так и по морде схлопотать недолго. — Не хочешь палачом, и не надо. Подберем тебе другую работу, по душе.

При слове «работа» Иванов едва не подавился индюшачьей костью, над которой как раз трудился в поте лица.

— Послушай, ваше величество, я ведь к тебе не наниматься приехал. Я твою дочь в жены взять хочу, — мрачно оповестил он князя, когда смог наконец отдышаться.

— А ты уверен? — на удивление трезво посмотрел Берендей. — Подумал-то хоть хорошо?

— Уверен. Никого не хочу, кроме Василисы. Говори свои условия, кому там по шее накостылять надо или достать чего, а уж я расстараюсь.

В глазах Берендея промелькнуло сочувствие. Или это лишь показалось Антошке.

Князь откровенно задумался. Воспользовавшись этим, Антошка разлил зелено вино и едва ли не силой всучил кубок Берендею. Все-таки за столом да за бутылочкой многие проблемы решать гораздо легче. Пьяный человек — он добрый. Пулемета, может быть, не даст, но сам пойдет с вами в огонь и воду. Главное, чтобы перед этим по морде не заехал спьяну, сдуру да от широты души.

— Твое здоровье, князь-батюшка!

Берендей благодарно кивнул и выпил. В полном соответствии с ожиданиями Антошки лицо его несколько подобрело.

— А увозить Василисушку никуда не будешь? — с некоторым подозрением спросил князь.

— Куда? Я же говорил, что сюда перенесся из другого мира и пока ничего здесь не имею, — напомнил Иванов.

— Здесь не имеешь, — Берендей сделал ударение на первом слове. — Пошляешься, пошляешься и, еще чего доброго, вернуться решишь. И дочку мою разлюбезную с собою прихватишь.

Подобные подозрения могли прийти в княжью голову лишь благодаря полному невежеству. Антошка представил себя с принцессой в своей однокомнатной квартире, и ему стало смешно. Особенно после здешних хором, толпы слуг и прочих княжьих льгот и привилегий.

— Обижаешь, государь. Объяснял я тебе: нечего в моем мире богатырю делать.

— Такого не бывает, — с нетрезвой убежденностью отрезал Берендей. — Или ты в раю живешь? Все у вас справедливо, без обид и нет не то что злобных людей, но и просто нехороших?

— Есть. Только с нашими негодяями силой не справиться. Против них не богатырь нужен, а неподкупный прокурор. Такого даже в сказке днем с огнем не сыщешь. Короче, не хочу я туда возвращаться. Мне здесь нравится. И дочку твою я люблю.

— А не врешь, Ванюша?

— Чтоб мне провалиться на этом самом месте! — Словно в подтверждение своих слов, Иванов чуть не полетел с высокого стула, а там, глядишь, вполне мог и провалиться.

Но не провалился и не свалился, едва успев зацепиться за дубовый стол.

— И не бросишь мою разлюбезную? — продолжал выпытывать Берендей. — Слышал я о такой моде среди молодежи: как овладел, так и охладел.

— Ни за что! — Как все влюбленные, Антошка считал, будто время оставляет все неизменным и сегодня будет длиться вечно. — Честное богатырское!

Под это дело выпили еще, и растроганный Берендей полез целоваться.

— Люблю богатырей и эти самые... дела богатырские, — не без труда вспомнил князь. — Пьянки, гулянки, мордобои всякие. Веселые вы люди!

— Если ты нас так любишь, то почему за меня дочку не отдаешь? — сделал вывод Иванов.

Берендей задумался в очередной раз. Он вообще любил задумываться, а чтобы всем было сразу ясно, чем именно занят князь, при этом картинно подпирал бороду рукой и хмурил брови. На этот раз он решил еще больше усилить впечатление и дополнительно повертел перед лицом кистью свободной руки, сложенной, словно в ней лежало нечто не видимое глазам непосвященных. Очевидно, жест означал, что князь рассматривает проблему с разных сторон.

— Ладно. Назначу я тебе испытание. Выполнишь — Василисушка твоя. Не выполнишь — тогда больше с подобными глупостями ко мне не приставай.

— Все сделаю, государь... — Антошка аж поперхнулся от нахлынувших на него чувств.

— Все, как ни старайся, никогда не переделаешь. Ты одно выполни, чтобы я знал, могу ли я на тебя положиться. Ты же все-таки зятем князя хочешь стать, а значит, моею правой рукой. Если ты за государство радеть не будешь, что же тогда с остальных спрашивать?

В голове Антошки слегка шумело, но мозги еще работали и одну за другой рисовали картины грядущего дела. Завоевать ли соседнее царство, одолеть ли страшного злодея, достать нечто немыслимое в этом мире типа телевизора с видеомагнитофоном — на все был готов влюбленный Антошка. Он весь превратился в слух, а сам уже воспарял в грядущем подвиге, упивался будущей славой, предвкушал неизбежные почести.

— Говори, кого рубить надо! — Антошка осушил очередной кубок и от полноты чувств ударил им по столу с таким стуком, что Берендей от неожиданности подпрыгнул.

— Рубить на этот раз никого не надо, — переведя дух, вымолвил князь. — Есть у меня неподалеку одно сельцо, так не поверишь — второй год дань не платят. Не желают, и точка. Я уже и дружинников к ним раз пять посылал. Все одно не дают. Да еще перебить их грозятся. А мне воинов в собственном государстве, да еще в мирное время терять не резон. Но и без дани оставаться — казне убыток, а другим — дурной пример. Поэтому поезжай ты. Получишь с них положенное — будешь моим зятем. Я тебе в помощь даже людей могу дать сколько хочешь. Хочешь — одного, а хочешь — даже двоих.

— Не нужны мне твои люди, — отмахнулся Антошка. Он был несколько разочарован заданием, которое явно не сулило громкой славы, но на попятную идти не собирался. — Сам справлюсь. Подумаешь, трудность — с мужиков положенное стрясти!

— Ты не хвались раньше времени. Народ у нас прижимистый. Им со своим расстаться — нож острый, а то, что это собственному князю пойдет, даже дела нет.

— У меня они враз подобреют и внуков в этом духе воспитывать будут, — пообещал Антошка. — Сейчас уже поздно, а завтра с утра я к ним прямиком и направлюсь. Ты только, куда ехать, укажи.

— На северо-северо-запад, — после краткого раздумья сообщил Берендей, но это было уже выше Антошкиного понимания.

— К черту твои запады и северы! Ты мне лучше пальцем покажи.

Берендей немедленно поднял палец и принялся рассматривать его так, словно никогда не видел.

— Слушай, а чего это их стало два? — с некоторым изумлением спросил царь.

— Допились, — печально вздохнул в ответ Иванов и с мужеством обреченного потянулся к кубку.

8

Наутро ехать никуда не хотелось, но делать было уже нечего. Сразу после завтрака Антошка напялил на себя боевое снаряжение, взгромоздился на коня и в последний раз посмотрел на покидаемый дворец.

И тут дыхание у него сперло от волнения, а глаза едва не полезли на лоб.

В знакомом розоватом окне стояла прекрасная принцесса и очень нежно махала кому-то платочком.

Антошка мгновенно огляделся в поисках счастливого соперника. Непроизвольно зачесались кулаки, словно руки были давно немыты, но эту чесотку могло унять только прикосновение к чьей-либо наглой морде.

Не то к радости, не то к горю, двор был почти пуст. Несколько слуг вяло ковырялись по углам, выполняя работу или делая вид, что только выполняют ее, да у ворот лениво прохаживалась дежурная стража. На окно, к немалому изумлению Иванова, никто из них не смотрел, словно не видел чудного видения.

И тут до Антошки очень медленно стало доходить, кому машет на прощание принцесса.

Как ни невероятно, но именно ему. Хотя бы потому, что больше махать в данный момент некому.

Понимание вызвало в душе Иванова восторг, знакомый в молодости едва ли не каждому мужчине, но, тем не менее, именуемый почему-то щенячьим. Душа победно взвыла, тело неожиданно стало легким, а голова пошла кругом, словно ее владелец залпом осушил литр первача. Утро резко наполнилось красками и звуками, люди вокруг стали милыми, и даже последнего уборщика захотелось расцеловать, словно он превратился в смазливенькую уборщицу.

А еще захотелось броситься обратно во дворец, пасть к ногам разлюбезной принцессы, однако, как твердо сознавал Антошка, путь к ней лежал через не желающее платить дань село.

Ожидание подарка не менее приятно, чем сам момент вручения. Иванов готов был совершить во имя Василисы настоящий подвиг, по сравнению с которым порученное дело выглядело жалким и неубедительным, но раз князю нужно именно это...

Антошка изобразил воздушный поцелуй, победно вскинул руку вверх и дал коню шпоры.

Конь рванул с места так, что Антошка едва не вылетел из седла и лишь каким-то чудом удержался на спине коварного животного.

Промелькнули ворота, и по сторонам понеслись куда-то назад деревянные дома. Горожане проворно отпрыгивали к их стенам, стремясь спастись от сумасшедшего всадника. Судя по всему, практика в такого рода делах у них была немалая, и ни один житель под копыта коня не попал.

Еще одни ворота — и Антошка оказался на воле. На его счастье, село Жадинка лежало на одной из двух дорог царства. Дорога вела ко второму по величине городу с деревенским названием Краюхин. Но что поделать, когда это действительно был край населенной людьми земли? Дальше лежали сплошные леса, в которых водились белки, соболя, лисы, песцы и охотники. Ценные меха постоянно требовались покупателям, и потому в сезон их везли и везли в столицу, а затем и дальше.

Сама дорога представляла собой кое-как утоптанную копытами и ногами до полной бестравности землю с более глубокими тележными колеями по бокам. В остальном же она ничем не отличалась от окружающей местности. Те же непрерывные колдобины, канавы, те же самые камни, словно нарочно брошенные неведомыми хулиганами прямо на проезжую часть. Это была не дорога в прямом смысле, а скорее указание пути, да и то, судя по бесконечным, ничем не обоснованным петлям, проложенное пьяным матросом Железняком при его знаменитом походе на Одессу.

Антошка послушно описывал петли, частенько кружась на одном месте, но под впечатлением прощания принцессой не замечал этого. На его счастье, дождей давно не было, и по дороге можно было даже ехать. Да и кружить все-таки намного лучше, чем блуждать.

Конь давно успокоился и перешел на шаг. Иванов не замечал и этого. Он был полностью погружен в сладострастные грезы, и лишь изредка выплывал из них в реальность и озирался по сторонам в поисках требуемой деревни. Не обнаружив искомого, он вновь скрывался в своих мечтах, где любовь была обильно переплетена с почестями, а череда праздников — с чередой невероятных приключений и спасений миров.

Но мечтами сыт не будешь. В лучшем случае их можно использовать в качестве приправы к более реальной пище. Антошка очнулся от натурального, невыдуманного голода. Судя по тому, что солнце повисло почти над самой головой и оттуда старательно нагревало доспехи, времени с момента отправления прошло немало. Завтракал-то Иванов если не с первыми, так со вторыми или третьими петухами, и по причине некоторого нездоровья и желания поспать особого аппетита не испытывал.

Спать теперь не хотелось, но от голода живот прилип к спине так плотно, что требовалась двойная порция для восстановления исконного положения и еще столько же — для его достойного наполнения.

Перед настойчивыми требованиями желудка отступила даже любовь. Как ни хотелось Антошке побыстрее выполнить единственное условие Берендея и вернуться к милой Василисушке, пришлось сделать привал.

Хорошо, что захваченный с собой мешок был доверху полон продовольствием. В противном случае вполне серьезная опасность грозила коню. Ведь лучше идти пешком сытому, чем ехать голодному.

Но дворцовые слуги постарались на славу. Антошка прикинул количество продуктов и на радостях даже поделился со своим скакуном круто посоленной горбушкой. Себе богатырь скромно оставил остальное: сало, окорок, пару холодных куриц, копченого осетра, два десятка вареных яиц, соленые огурцы, небольшие, размером с тарелку для второго пироги с капустой, яблоками, творогом, мясом и вареньем и укрытую на самом дне литровую бутыль с самогоном.

Солнце жарило так, что Иванов практически не притронулся к благородному напитку. Выпил чарочку для аппетита и бодрости и сразу усиленно налег на закуску. Оторваться от нее оказалось невозможным. Лишь изредка, прожевывая очередной кусок, Антошка озирался по сторонам, смотрел, не подкрадываются ли откуда-нибудь разбойники, странствующие злодеи, кочевые орды и прочий голодный люд.

Вокруг было спокойно. Только конь старательно жевал траву, не обращая ни малейшего внимания на своего господина, да высоко в небе порою маячили какие-то птицы. Может, те самые журавли, которым положено летать, пока синицы устроились на руках, а может, и какие-то соколоподобные хищники. Все равно в подобных пустяках Антошка не разбирался и из всех пернатых, кроме голубя, воробья и вороны, с уверенностью узнал бы разве что пингвина. Но вряд ли последние рискнули так далеко залететь от родной Антарктиды, и, значит, в небе кружились явно не они.

Голод не тетка, но и сытость — тоже коварный родственник. Изрядно отяжелевший Антошка решил малость поберечь своего коня, дать ему отдохнуть, а сам пока прилег в тени раскидистого дерева и принялся обдумывать предстоящее.

Проснулся он от ярко бившего в глаза солнца, коварно переменившего положение на небе, дабы не дать богатырю поразмышлять как следует. Иванов попробовал переползти в тень, чтобы потрудиться умственно дальше, но кольчуга была раскалена, словно плита, а тело выделило столько пота, что одежда прилипла к ему едва ли не намертво.

Пришлось встать и продолжить путь. Было жарко и неприятно, однако Антошка мужественно утешал себя тем, что, когда холодно, хорошего ничуть не больше.

Вертлявая дорога завела его в лес, и Иванов обрадовался долгожданной тени.

Как оказалось, толку от тени было мало. В лесу царила страшная духота, как будто неведомые людоеды согнали ее сюда со всего света с целью потушить славного героя до полной готовности.

Лес тянулся долго. Или дорога петляла на одном месте, заблудившись в трех соснах не хуже Сусанина. Антошка даже стал понимать дружинников, до сих пор не сумевших взять с Жадинки положенной дани. Попробуй до нее доберись! Не спаришься, так сваришься, если чего не хуже.

Если бы не любовь, Антошка тоже бы не выдержал и повернул назад. Трудности можно приврать и преувеличить, оправдаться перед Берендеем, так наверняка и сделали незадачливые предшественники. Им было легче: подумаешь, служба! Иванов же ввязался в дело исключительно по своему желанию, для себя, и потому не выполнить условие не мог.

Дорога вдруг выкатилась из леса, как монета из рваного кармана, и дальнейший путь сразу преградила река. Дорога ныряла в нее, проползала под водой метров пятнадцать и выныривала на другом берегу. Антошка заколебался, сомневаясь в своих способностях к плаванию с грудой железа на плечах, однако конь даже не замедлил шага.

Конь оказался прав в своих предположениях или знал все заранее. В месте переправы речка оказалась мелкой, ноги Иванова и те остались сухими, а дорога уже петляла дальше и дальше. На одном из поворотов Антошка совсем рядом разглядел деревню. До нее и было-то ничего, да дорога не пожелала отпускать всадника и крутила его вокруг да около не меньше часа.

Время стояло летнее, для крестьян — рабочее, однако богатыря уже заметили и, побросав покосы и уборки, собрались у околицы. Все же свежий человек, да к тому же богатырь, глядишь — и расскажет нечто забавное о блестящих подвигах и сногсшибательных приключениях, повеселит работящий люд не хуже любого скомороха.

Увидав толпу, Антошка подбоченился, упер руку в бок и громко крикнул:

— Здорово, жадинцы! Вы почто налогов Берендею не плотите?

Вместо ответа крестьяне дружно заржали, будто услышали что-то чрезвычайно остроумное.

Если бы они подняли гневный гвалт, а то и вообще набросились на Иванова, тот бы чувствовал себя намного лучше. Что это за богатырь, который не в состоянии разогнать толпу лапотников? Но смех!..

Антошка покраснел как рак и вдруг испытал приступ холодной ярости. Издеваться над победителем дракона и будущим княжеским тестем?!

Хохот продолжался и тогда, когда богатырь спрыгнул с коня и со свирепым видом пошел прямо на толпу. Хотелось от души рубануть какого-нибудь развеселого лапотника, да так, чтобы его сразу стало двое.

Ближайшие жадинцы разглядели выражение Антошкиного лица, и смех начал потихоньку стихать. Над толпой повисла недоуменная тишина, когда люди сами не понимают причины собственного молчания. Ее нарушали лишь редкие запоздалые смешки стоящих поодаль.

В этой тишине Антошка подошел к лапотникам вплотную, вытащил меч и что было силы рубанул по подвернувшейся под руку стойке открытых ворот.

Стойка оказалась основательно подгнившей и переломилась с треском, больше смахивающим на выстрел. Верхняя часть, отчаянно кувыркаясь, полетела в толпу, и люди шарахнулись в стороны. А в следующий момент выяснилось, что подгнившей была не только стойка.

Часть забора осыпалась на землю карточным домиком, явив миру скрывавшийся за нею огород. По собравшимся пробежали встревоженные шепотки. До крестьян начало доходить, что с ними не шутят, а Антошка, подтверждая это, продолжал смотреть налитыми кровью глазами.

Ближайшие крестьяне раздались в стороны, пропуская вперед благообразного мужика с седой бородой. Следом за ним двое крепких парней несли на импровизированном подносе здоровущую бутыль с самогоном.

— Ты это, милок, попервоначалу лучше выпей, — крякнув, заявил мужик. — Зелье у нас благородное, сами гоним. А там и о налогах поговорим. Что тебе до какого-то Берендея? Как ни выслуживайся, жалованья все равно не прибавит.

Бутыль выглядела очень соблазнительно. Будь Антошка действительно на службе, богатырь наверняка не устоял бы, но он был вольным героем, и на кону стояла не пустая благодарность, а прекрасная Василиса.

— На! — Антошка резко ударил по бутыли мечом.

Густой волной ударил запах самогона. Парни испуганно отшатнулись, и лишь мужик ошарашенно остался стоять на месте с отвисшей от изумления челюстью.

— Собрать всю дань немедленно! — рявкнул Иванов. — Даю час времени, а потом всех на счетчик поставлю!

Последнее выражение напугало крестьян до беспамятства. Подлинного смысла они по темноте своей не поняли, но решили, что за обещанием богатыря скрываются немыслимые пытки, жуткие смерти и прочий не слишком приятный арсенал.

Да и то сказать. Одно дело — подневольный воин, и совсем другое — благородный богатырь. От такого только гадостей и жди, а уж молва мигом перекроит случившееся в очередной геройский подвиг.

Часов ни у кого не было, и трудно сказать, час прошел или поменьше, но скоро Иванов гордо пустился в обратный путь, а следом за ним длинной вереницей тащились телеги с положенной Берендею данью.

9

Лишь одно-единственное обстоятельство порой смущало покой свежеиспеченного жениха. Согласно всем писаным и неписаным правилам герой обязан завоевать принцессу мечом, а у кого ее тут завоевывать? Ни одного врага, не то что врага — простого недоброжелателя. Наоборот, кругом милые предупредительные люди, пусть и немного зацикленные на своих обычаях, но разве это беда?

А может, все и к лучшему? Больше не надо куда-то ехать, с кем-то сражаться, лишний раз рисковать своей шкурой. Главное не подвиг, главное — награда за него. Но награду-то он почти получил...

Между тем понемногу начали съезжаться гости. Было их пока немного, в основном те, кто жил поблизости и успел узнать про свадьбу, или те, кто по своим делам, а то и просто случайно заехали в стольный град. Молодые и пожилые, но все как один или знатные, или богатые, или и то, и другое вместе. Кто-то приезжал рано утром, кто-то вечером, и каждому находилось место в гостевых покоях дворца.

Впрочем, всевозможных горниц, палат и опочивален было столько, что трудно было представить, сколько же нужно людей, чтобы их все занять. Берендей построил свое обиталище с воистину царским размахом, да еще пристроил к нему кучу конюшен, псарен, овчарен, коровников, свинарников, птичников, амбаров и черт знает чего еще. Словно это была не резиденция главы государства, а образцово-показательный колхоз.

С этого дворца Антошка и начал свое знакомство с государством. Никаких обязанностей у будущего наследника престола пока не было, времени девать было некуда, а ни книг, ни телевизоров здесь отродясь не водилось. Ездить на охоту Иванову совсем не хотелось, заниматься же воинскими тренировками он, как истинный богатырь, считал ниже своего достоинства. Постоянно пьянствовать было пока неудобно, а разговаривать с аборигенами казалось не легче, чем со своими бывшими согражданами.

Нет, они с охотой готовы были выслушать истории о совершенных подвигах, многие дружинники в ответ с готовностью рассказывали о своих приключениях, но в основном все разговоры вертелись вокруг баб да пьянок, порою сворачивая к жалобам на многочисленные жизненные неурядицы. Последнее и у себя Антошка слушать, мягко говоря, не любил, здесь же чужие проблемы не волновали его абсолютно. Их веревки, вот сами пусть и распутывают.

Зато бродить по дворцу оказалось неожиданно интересно. Особенно приятно было забраться в какую-нибудь сокровищницу, благо на правах жениха Антошка имел туда неограниченный допуск, и любоваться горами увесистых золотых и серебряных монет, искусно сделанной посудой, игрой света в драгоценных камнях... Неплохо, хотя несколько и похуже, было и в многочисленных оружейных. Как истинный мужчина, Антошка любил всевозможные смертоносные штучки и с удовольствием разглядывал разнообразные мечи, сабли, кинжалы, засапожные ножи, палицы, кистени, булавы, рогатины, копья, бердыши, алебарды, секиры, боевые топоры, луки, самострелы, щиты, кольчуги, брони, шлемы и прочие атрибуты мужского достоинства и человеческого мастерства. Да и, в конце концов, было просто интересно изучить свое новое жилище, такое богатое, разнообразное и большое, не идущее ни в какое сравнение с покинутой однокомнатной квартиркой.

Особенно полюбилась Антошке зала для приема иноземных послов на втором этаже, которую так и называли посольской. Она была расположена почти над самым парадным крыльцом. Именно сюда приходила Василиса посмотреть через розовое стекло на нового жениха, и тайная надежда на ее новый приход заставляла Иванова часами сидеть где-нибудь в уголке или стоять у огромного окна в ожидании Чуда.

Но и помимо ожидания вид из окна открывался чудесный. Если из некоторых других порою можно было узреть нечто неприглядное от покосившихся заборов и сараюшек до пьяных и ободранных мужиков, то здесь перед взором лежало лишь самое лучшее из того, что было в княжестве Берендея. Прелестные уголки природы, чисто выметенный двор, аккуратные строения, стройные красивые люди, одетые исключительно в парадные одежды. Поневоле понималось, что здесь самый лучший уголок на свете, точная копия потерянного рая, чудом сохранившаяся на земле, и недаром место у окна редко было свободным..

Здесь частенько находились знатнейшие иностранцы и собственные вельможи, заезжие путешественники и постоянные обитатели, люди состоятельные и их слуги, при каждом случае не упускавшие возможности посмотреть на открывающуюся красоту. Лишь Василиса так ни разу и не пришла, и, наскучив ожиданием, Антошка то и дело пускался в очередные странствия по огромному жилищу будущего тестя.

Дворец во многом напоминал собой путаный лабиринт, и Иванов частенько блуждал по его многочисленным переходам и лестницам, не имея ни малейшего понятия, куда его занесло и как отсюда выбраться.

Из всех бессчетных помещений запирались лишь сокровищницы и прочие кладовые, в остальные вход был свободным. В итоге Антошка то и дело оказывался в чужих горницах и опочивальнях. Из некоторых он сразу уходил, а в других беседовал с их постоянными или временными обитателями.

На пятый или шестой день подобных блужданий Антошка забрался на третий, самый высокий этаж дворца и привычно, без стука, потянул дверь, выходящую прямо на крутую лестницу. На этот раз, судя по всему, он оказался в опочивальне. Проникавший в окошко тусклый свет кое-как освещал широкую кровать, пару сундуков, разложенные и просто брошенные платья и стоявшую к Антошке спиной молодую женщину или девушку. Весь наряд незнакомки состоял из одной нижней рубахи. Видно, она не то готовилась ко сну, не то решала, какой наряд ей надеть сегодняшним вечером.

— Наконец-то, дорогой, — не оборачиваясь, проворковала девушка. Голос у нее был с тем легким придыханием, которое так легко сводит мужчин с ума и заставляет громче биться самое нелюбвеобильное сердце. — Я уже думала, ты окончательно запропастился. Как ты думаешь, голубое платье мне подойдет?

Таким голосом вполне могла обладать принцесса, и Антошка, словно завороженный, шагнул к прелестнице. Та как раз слегка откинулась назад, и богатырю не оставалось ничего другого, как положить ладони на ее нежные плечи. Ощущение было восхитительным, но тут чья-то грубая рука легла на шею Антона.

— Ага! Не успел я выйти за порог, как ты уже вовсю милуешься с каким-то незнакомцем! — раздался не предвещающий ничего хорошего грубый мужской голос.

Иванов повернулся и в изумлении застыл. Перед ним стоял Чагар, человек, когда-то первым повстречавшийся герою в этом мире.

Ревнивец в свою очередь был удивлен не меньше. В его глазах промелькнуло узнавание, а губы вдруг сложились в недобрую усмешку.

— Впрочем, виноват. Этого (далее следовало непечатное слово) я уже видел. Что, опять взялся за старое? Или мало тебе одного раза?

— Послушайте, я сейчас вам все объясню. Здесь простое недоразумение. Я зашел сюда совершенно случайно... — начал было Антон, но Чагар не стал слушать его оправданий.

— Говоришь, случайно? Знаем мы такие случаи! Но ничего, у меня как войдешь, так и выйдешь!

В следующее мгновение Иванов смог убедиться, что от хорошего толчка человек вполне способен обрести крылья. Чувство было такое, словно он летит подобно птице, нет, подобно снаряду, и будет лететь далеко-далеко до вечно отодвигающегося горизонта.

Далеко не получилось. Почти сразу на пути встала массивная дубовая дверь. Не задерживаясь (да и было бы мудрено), Иванов открыл ее головой, на какой-то момент испытал невесомость и с грохотом покатился по крутым ступеням.

Как он не поджег сухое дерево, осталось загадкой, но когда из глаз перестали сыпаться искры, прямо перед собой Антошка увидел знакомые красные сапоги. Богатырь машинально скользнул взглядом вверх и едва не забыл про свою боль.

Прямо над ним стоял его будущий тесть Берендей и взирал на Иванова с нескрываемым осуждением.

— Застукаю в третий раз — убью! — пророкотал далеко наверху бас Чагара, и следом хлопнула закрываемая дверь.

Антошка хотел было рассказать царю о нелепости случившегося, но падение напрочь лишило его дыхания.

— Вот, значит, как, — покачал головой Берендей. Дальше он говорить не стал, да и зачем? Что можно сказать жениху, чуть ли не накануне свадьбы выброшенному из опочивальни посторонней женщины? Чтобы впредь вел себя поосторожнее?

Пока Антошка силился издать хотя бы какой-то членораздельный звук, князь бросил на него еще один уничтожающий взгляд, повернулся и ушел, едва слышно ступая мягкими красными сапогами.

10

Едва ли не впервые в жизни Антошке не спалось. Досада на судьбу, вдруг сменившую милость на гнев, чередовалась с липким потным страхом. Иванову никогда до сих пор не доводилось бывать при домах князей, царей, королей и прочих герцогов, но это совсем не мешало пониманию, чем может быть чреват высочайший гнев. Вот сейчас, гремя кольчугами, в опочивальню войдет караул, поднимут с пуховой постельки и отведут туда, где если и есть постель, то соломенная. И хорошо еще если камера, а если сразу плаха? Или неведомая, но не менее зловещая дыба?

Хуже всего, что Антошка совершенно не знал, как себя вести. Сдаваться без боя — самоубийство, сопротивляться — тоже. Может, лучше бы было потихоньку сбежать, но как это — потихоньку? Ворота и во дворце, и в городе на ночь закрывались, на стенах стояла стража, да и теплилась все-таки в сердце подленькая надежда, что Берендей не будет рубить сплеча. Попробует разобраться, а там, глядишь, и пронесет...

А потом, уже посреди затянувшейся ночи, во дворце поднялся страшный шум. Затрубили сигнальные трубы, тревожно загудело било, отовсюду послышались крики, беготня, лязг оружия. Иванов испуганно нырнул под кровать, тщетно попытался превратиться в мышку, но вскоре кое-как сообразил, что вряд ли Берендей поднял тревогу, чтобы захватить в опочивальне одного человека.

Все это гораздо больше походило на внезапное нападение. Антошка понятия не имел, кто мог посреди ночи напасть на город, но на сердце сразу полегчало. Оказывается, судьба по-прежнему была благосклонной к нему. Теперь у Антошки появился шанс отбить нападение на дворец и тем самым восстановить свое оброе имя в глазах Берендея. Одно дело быть победителем никому не ведомого Змея и совсем другое — у всех на глазах спасти целое княжество.

Действовать, действовать и еще раз действовать! Антошка торопливо выбрался из-под кровати, чихнул от набившейся в нос пыли и стал собираться на битву. От темноты и спешки он перепутал правый сапог с левым, напялил задом наперед кольчугу, а вместо шлема долго и упорно пытался надеть на голову ночной горшок, искренне недоумевая, откуда так дурно воняет. Наконец он сумел осознать свои ошибки, даже исправил их и опрометью бросился из опочивальни.

В коридоре горели редкие факелы. В их тусклом свете бестолково, но рьяно носились воины. Не воины носились тоже, причем их было сравнительно легко узнать по отсутствию оружия и доспехов. Или это все-таки были дружинники, впопыхах забывшие захватить свои инструменты и рабочую одежду? Выскочили в чем попало (хорошо хоть, не в чем мать родила!) и теперь делали вид, что заняты делом.

Антошка попытался остановить одного-другого, чтобы узнать, что делать и что делается, но все продолжали носиться с самым воинственным видом, а если и останавливались, то для того, чтобы развернуться и, потрясая оружием, нестись прочь.

Чтобы не чувствовать себя белой вороной в обществе занятых людей, Иванов побежал в первую попавшуюся сторону и после непродолжительной пробежки оказался во дворе.

Там царил такой же бардак, как и во дворце. Только освещен двор был не в пример лучше благодаря мноначисленным факелам в руках мечущихся людей и двум ярко горящим сараям не то с сеном, не то с соломой. Но даже при их свете нигде не было видно никакого врага, разве что он упорно притворялся своим и бестолково носился вместе со всеми.

— Гаси! Лови! Держи! На стены! Седлай коней! Мать! Мать! Мать! Мать!..

Последнее не содержало никаких призывов, но было понятно, а остальное все равно не выполнялось. Никто никого не седлал, ничего не гасил, а ловить и держать было некого, разве что друг друга. Для воцарения порядка это бы совсем не помешало, если, конечно, не привело бы к всеобщей драке.

— Братцы! У нас же ворота нараспашку! — вдруг истошно завопил один из дружинников.

И точно, дворцовые ворота были широко открыты, а запоры на них выломаны неведомой, но явно злодейской рукой.

Дружно кинулись в город, но там ждала та же картина. Только в придачу ко всему метались вконец ополоумевшие горожане и кричали кто во что горазд.

«Теперь или никогда», — решил Антон, кое-как оправившийся от первоначального смятения. Он понял, что настал его долгожданный час и пора брать команду в свои руки, объединить людей, приготовиться к отпору. Только как?

Решение пришло не сразу, но Иванов сразу понял, что оно самое правильное в этой непонятной обстановке:

— Закрыть ворота!

И люди послушно бросились выполнять приказание, словно только и дожидались его.

— Дружинникам на стены! Женщинам и детям немедленно вернуться в свои дома!

Залезли, вернулись, правда, не все и не сразу. Распоряжаться понравилось, и Антошка с радостью приказал бы еще что-нибудь не менее умное, но в голове ничего подходящего к случаю больше не появлялось. Вертелось слышанное в фильме: «Прицел постоянный!» — однако Иванов смутно догадывался, что эту команду здесь просто не поймут.

Чтобы выиграть время, Антошка поднялся на стену сам и орлом выглянул наружу.

Мог бы и не глядеть. Как ни коротки летние ночи, утро еще не наступило, и в кромешной тьме ничего видно не было.

Тогда Иванов прислушался, но опять-таки не услышал ничего заслуживающего внимания. Снаружи словно все вымерло, и лишь в городе продолжали раздаваться крики ничего не понимающих людей.

Так продолжалось довольно долго, может, час, а может, и пять минут. Часов у Антошки не было, у коренных обитателей этого мира и подавно, и время приходилось измерять наобум, а то и не измерять вообще. Все равно от подобных измерений не было никакого практического толка.

Восход солнца начался сам по себе, как и заведено исстари и в освященном веками порядке. Небо на востоке начало постепенно светлеть, затем алеть, заголосили петухи, и над горизонтом появился краешек дневного светила. Воины на стенах приумолкли, борясь со сном, и стало ясно, что никакого ночного штурма не будет. А если и будет, то утренний, и лишь в том случае, если подойдет хоть какой-нибудь враг: в зыбком свете раннего утра окрестности столицы продолжали оставаться до неприличия безлюдными.

«Что ж, придется спасать царство в следующий раз», — не без горечи подумал Иванов и направился во дворец.

Во дворце продолжался прежний бардак. Дружинники и челядь продолжали заморенно носиться по двору, заглядывали под каждый куст и за каждый угол, а затем разочарованно мчались дальше. В окнах тоже непрерывно мелькали мужские и женские фигуры. Видно, поиски продолжались и там.

Иванов не удержался и, увлеченный всеобщим энтузиазмом, некоторое время бегал вместе со всеми. Но за углами виднелись такие же взмыленные люди, под кустами не было ничего заслуживающего упоминания, и, обшарив огромный двор в третий или четвертый раз, Иванов наконец понял, что так он ничего не найдет. Тем более богатырь до сих пор не знал, что же, собственно, ищет.

— Слышь, а чего ищем-то? — остановил он пробегавшего мимо дружинника.

— Не чего, а кого, — поправил его дружинник и усталой трусцой направился к ближайшему кустику.

Антошка снял шлем, старательно почесал затылок и водрузил головной убор на прежнее место.

— Кто потерялся-то? — вцепился Иванов в какого-то слугу.

Слуга попытался вырваться, но Антошка держал крепко. Поняв, что освободиться не удастся, слуга с трудом отдышался и спросил:

— Как «кто»?

— Вот и я спрашиваю: кто? — Антошка с трудом подавил желание подкрепить вопрос хорошей оплеухой.

— Принцесса, кто же еще? — Слуга воспользовался секундным замешательством Иванова и со всех ног рванул прочь.

— Василиса, — прошептал внезапно севшим голосом Антон и сам осел на ближайшую лавку.

Широко распахнулась дверь парадного крыльца, и появился взъерошенный Берендей в накинутой поверх розовой кальсонной пары княжеской мантии.

— Нашли? — как-то устало спросил он.

— Нет еще, батюшка-князь, — вразнобой ответили прервавшие свой бег дружинники.

Берендей душераздирающе вздохнул, оглядел собравшихся, заметил среди них Антона и жестом поманил его к себе.

— Осиротели мы с тобой, Ванюша, — грустно сказал царь. — Ты не женился, а уже овдовел, а я...

Он поперхнулся, прослезился, извлек откуда-то здоровенный расписной платок и с чувством уткнулся в него.

— Ваше величество, — Антошка растерялся при виде такого горя. — Батюшка, может, еще найдется?

— Где? — сотрясаясь от рыданий, вопросил Берендей. — Везде смотрели! Нет нигде моей лапушки!

Челядь во дворе понурила головы, словно была виновата, что поиски до сих пор не увенчались успехом.

Берендей отнял от глаз воняющий луком платок. Глаза князя были красными, и из них продолжали катиться слезы. Вид у Берендея был настолько несчастным, что даже Антошке стало его жаль. Но еще больше, чём незадачливого отца, Иванову было жаль себя. Связанные с женитьбой на принцессе перспективы исчезли вместе с нареченной невестой. Мог стать вторым лицом в государстве, теперь остался никем. Не для того же он пришел в этот мир, чтобы стать рядовым дружинником или бродячим богатырем! Но где теперь найти другую принцессу с покладистым отцом? Большинство, поди, уже замужем...

— Я понял! — патетически воскликнул Берендей. — Это Кощей украл Василисушку! Он давно собирался сделать свое черное дело и только ждал удобного момента. Горе мне, горе! Никогда я больше не увижу свою разлюбезную-доченьку! Замучает ее изверг, обязательно замучает!

— Ваше величество! — не менее патетически отозвался Иванов. — Я освобожу Василису!

— Как? Если Кощей что-то украл, то отдаст только через свой труп, а он же бессмертный! Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, дуб... Где же дуб?

— Ничего, найдем и на него управу, — уверенно пообещал Антон. — Мне бы только знать, в какой он стороне.

— На западе, Ваня, — торопливо вставил Берендей. — Поезжай на запад, там и найдешь супостата. Одолеешь Кощея — Василиса твоя. Даю в том прилюдное княжеское слово. С бранного поля да за свадебный пир. — И дурным голосом возопил: — Спаси мое чадушко, Ваня!..

11

За счастье надо бороться. Банальная мысль, но что в жизни может быть нового? Особенно если тебя перенесло в мир, где ценность человека определяется не количеством извилин, а исключительно величиной мускулов. Героический мир, одним словом. Мир, где всегда есть место подвигам, даже если их совсем не хочется совершать.

Антошке совершать подвиги пока хотелось. Путешествие за ограду не успело наскучить так, как постылая родина, не сумевшая разглядеть в нем истинного героя, да и награда была достаточно заманчивой. Может быть, это выглядело и не слишком красиво, но в глубине души Антошка был даже благодарен Кощею за своевременное похищение Василисы. Одно дело жениться на прекрасной принцессе по заурядной взаимной любви и совсем другое — спасти ту же принцессу от страшной участи, вырвать ее из похотливых лап похитителя и тогда уже самому вступить в брак с ней. Это поневоле возвышает мужчину и в собственных глазах, и в невестиных, и в посторонних. Потому и пустился Иванов в новую дорогу с легким сердцем и с чистой душой, словно не на подвиг он ехал, а на давно ожидаемый праздник.

Когда дело правое, враг неизбежно будет разбит, иначе какое же это приключение? Потому только молодые и неопытные герои могут сомневаться в исходе начатого дела, переживать за возлюбленную торопиться на битву, опытные — никогда. Зачем губить нервы, когда счастливый конец все равно предрешен.

Иванов относил себя, разумеется, к опытным. Пусть и не довелось ему в полной мере пройти разнообразные огни, воды да медные трубы, но большое количество соответствующих книг и собственных героических мечтаний с успехом заменяли ему скучноватую повседневную практику. Победа над драконом лишь подтверждала правильность выбранного пути. Кощей закономерно вписывался в этот путь, был его апофеозом, в отличие, скажем, от Чагара. Тот вообще взялся непонятно откуда и непонятно зачем. К тому же подозрительный муж явно не являлся воплощением Всемирного Зла и уже потому был способен с легкостью накостылять Антошке по шее. Дошло до того, что гориллоподобный ревнивец, оказавшийся берендеевским родственником, даже не вышел проводить будущего княжеского зятя.

А какие были проводы! Седые ветераны напутствовали отечески, молодые дружинники взирали с неприкрытым восторгом и завистью, придворные лебезили, женщины плакали, простолюдины приветственно орали во всю мощь своих легких, князь прижимал к груди... К услугам Антошки были все дворцовые кладовые, и, стоило захотеть, с ним бы отправился целый караван припасов и слуг, но приходилось держать богатырскую марку. Это было тем более легко, что почти все консервы так и лежали неиспользованными в дорожной сумке, коньяк тоже остался цел, потому с собой Иванов взял лишь сухари, кусок копченого окорока да здоровенную флягу вина. Не считая своей сумки, разумеется.

Дорога от дворца была похожа на ту, по которой Антон ехал к дворцу. В основном, правда, своим отсутствием. Приходилось довольствоваться общим направлением и простейшим соображением: как все дороги ведут в Рим, так путь без дорог должен обязательно привести к Кощею.

Ехать пока было довольно приятно. По холмам и долам следи лесов и полей. Чистый воздух, нетронутая природа. Благодать! Даже вездесущие комары, как ни старались, не могли омрачить пасторальной картины. Да и что комар? Главное, это не дать ему сесть на лицо, а боевые рукавицы, не говоря уже о кольчуге, ни один летающий гаденыш в жизни не прокусит. Пусть звенит до посинения, все равно ему богатырской кровушки не видать.

Вначале часто, потом все реже попадались деревеньки с неизменно гостеприимными поселянами и неизбежным молочком из-под бешеной коровки. Мужики внимали рассказам проезжего витязя, раскрыв от изумления рты с давно не чищенными зубами, бабы млели и едва ли не в открытую звали на сеновал. Напрасно. Насчет последнего Иванов был непреклонен. Зачем размениваться по мелочам, когда в конце пути ожидает воистину царский приз? Все равно что набивать утробу черным хлебом в ожидании официанта с отборными деликатесами. Другое дело — выпивка, да еще под вечер и с устатку. На грядущий сон отказываться от чарки не резон. Запасы коньяка небесконечны, еще вопрос, хватит ли его до Кощея, и лучше приберечь живительный напиток на действительно черный день. Наподобие того, когда на пути не оказалось даже самой глухой деревушки и Антошке пришлось заночевать под открытым небом.

Впрочем, даже в этом была своя прелесть. Учитывая уникальность такой ситуации, естественно. Да и всего-то делов: развести костер, перерубить банку консервов, не торопясь умять ее под коньячок или под первачок, подложить под голову седло, завернуться в плащ и спать себе до утра. Благо хищников по пути не попадалось, о разбойниках и не слышалось, и бояться было совершенно нечего.

Потом все потихоньку начало надоедать. Щеки поросли щетиной, щетина превратилась в бородку, а конца пути по-прежнему не было видно. Захотелось если не драки, то хотя бы толчеи на улице, книжки про увлекательные подвиги, наконец. В голову стала закрадываться подленькая мысль: может, он проехал Кощеево царство стороной и сейчас продолжает путь черт знает куда, пока не упрется в море? Если здесь вообще есть моря. Хотя без моря прожить — что раз плюнуть, а вот то, что перестали попадаться деревни, — это уже по-настоящему плохо. Спросить дорогу и то не у кого.

Антошка едва ли не впервые подумал, что Огранда тоже далека до совершенства. Ни карт, ни компаса, людей опять-таки маловато, да и хотя бы плохонькие дороги отнюдь не помешали. Вначале было нормально и без дорог, но сколько же можно блуждать по бесконечным лесам? То бурелом объезжай, то болото, то через речушку переправляйся, а солнца, между прочим, зачастую за листвой и не видно. Попробуй сориентироваться, учитывая, что и светило не шибко большой помощник. В поддень оно находится на юге, однако как без часов узнать, что уже наступил полдень? Хотя бы радио было с сигналами точного времени! Заблудиться в лесу — это не подвиг. В самом крайнем случае — заурядное приключение, черт бы его побрал!

После трех дней скитаний, когда по дороге не попадалось ни одной деревни, а вокруг не было ни души, Иванов отчаялся настолько, что был согласен даже на бесславное возвращение во дворец. Но где находится этот дворец, он уже тоже совсем не представлял...

12

Очередной день блужданий подходил к концу, как в свой срок подходит к концу все хорошее и плохое. А можно сказать, что это не заканчивался день, а потихоньку начинался вечер. Суть дела от замены слов частенько не меняется. Тем более что почти все светлое время суток Антон ехал сам не зная куда и теперь ему предстояло провести четвертую ночь подряд в самой чаще мрачного леса. Если очень постараться, может, и удастся выбраться в поле, да только будет ли там уютнее? Да и поднажать, продираясь в полумраке сквозь бурелом, не очень легко. Можно и на сук налететь, да и загреметь с коня вместе со всем напяленным железом, а то и глаз выколоть при помощи услужливо подставленной каким-нибудь деревом ветки. Тише едешь — целее будешь.

А тут еще впервые за последние дни стала портиться погода. Небо плотно затянуло облаками, облака сменились тучами, в предчувствии грозы тревожно зашелестели кроны, а издалека прилетели отзвуки далекого грома.

Иванов понял, что приближается тяжелое испытание. Тяжелое не из-за опасностей, вряд ли молния заинтересуется человеком, когда вокруг масса высоких деревьев, но кому приятно промокнуть насквозь и тщетно блуждать в кромешной тьме, пытаясь отыскать хотя бы один сухой утолок? Попадись сейчас Антошке замок Кощея — стрелой рванул бы на штурм, лишь бы успеть оказаться под крышей до того, как разверзнутся хляби небесные. И горе супостатам, которые дерзнули бы встать на пути!

Витязь с тоской огляделся вокруг. В полутьме да еще в лесу разглядеть что-нибудь можно было лишь в паре шагов от себя, но тут, к несказанному счастью, далеко среди ветвей чуть мелькнул огонек.

Повторного приглашения не потребовалось. Антошка спешился, взял коня под уздцы. Где-то совсем рядом полыхнула молния, раскатом ударил по нервам гром, и сверху обильно хлынул самый настоящий ливень. В довершение бед на пути попался непролазный сушняк, и пришлось его обходить, ничего не разбирая перед собой из-за темноты и залившей глаза воды. Судьба не замедлила банально подшутить, подсунула под ноги торчащий из земли корень и наверняка довольно хихикала, глядя, как Иванов потешно взмахивает руками, шлепается всем телом, а затем, отчаянно матерясь, хромает дальше. Неловко задетая ветвь дрогнула, облила героя с головы до ног, и холодные струйки устремились за шиворот...

Как оказалось, огонек светился в единственном окошке покосившейся от времени не то избушки, не то хибары. Судя по внешнему виду, строение относилось к памятникам позабытой старины, но по каким-то причинам совсем не охранялось государством и успело прийти в полную негодность. В другое время Антошка опасливо объехал бы его стороной, чтобы не развалить дыханием, однако сейчас привередничать не приходилось. Оставалось рискнуть. Иванов с размаху толканул дверь, но та, как ни странно, не открылась, и пришлось подналечь изо всех увеличенных злостью сил.

К немалому изумлению Антона трухлявая дверь встала на пути к комфорту не хуже бронированной двери сейфа. В отчаянии Иванов забарабанил по ней так громко, что за стуком не услышал шагов и заработал чувствительный удар по ушибленной перед тем ноге.

Оказывается, дверь просто открывалась наружу.

Иванов ворвался в избушку, словно в составе спецназа отрабатывал штурм сильно укрепленной твердыни.

Не обращая внимания на повторный ушиб, забыв о верном скакуне, богатырь всем телом снес с дороги хозяйку дома, наступил на подвернувшиеся грабли, зацепился за попавшееся на пути ведро и победно растянулся на неокрашенных досках пола. Доски оказались сухими и лишь чудом не вспыхнули из-за посыпавшихся из глаз искр. А может, глаза Иванова были настолько мокрыми, что искры при вылете намокали и гасли, не долетая до пола?

Когда закончился искропад, Антошка медленно поднялся и осмотрел захваченное с бою пристанище.

Внутренность избушки вполне соответствовала ее внешнему виду. Насколько можно было разобрать в тусклом свете единственной лучины, на стенах уютно расположилась плесень, из мебели, если не считать таковой печку, была лишь пара лавок, стол да ржавый сундук. По углам паутина, повсюду пыль, но потолок не протекал, хотя и не внушал никакого доверия. Под стать обстановке была и хозяйка — слегка скрюченная, с ног до головы закутанная в тряпье и, насколько можно было разглядеть в темноте, старая, словно Баба-яга собственной персоной.

— Ты чего, добрый молодец, не стучишь, не здороваешься, словно тать в чужой дом врываешься? — Голос у Бабы-яги был совсем не старый, хотя назвать его приятным было трудно. Была в нем явная склочность, и Иванов, не любивший выяснять отношения со скандальными бабками, попытался загладить свое вторжение вежливым тоном:

— Прости, бабуля! В такой глухомани вполне могли разбойники скрываться, вот я и...

— Чего разбойникам в глухомани делать? — резонно заметила старуха. — Тут один путник в год объявится — и то шибко много.

— Еще раз прости, бабуля. — Антошка без приглашения сбросил на лавку насквозь промокший плащ и осторожно ощупал голову. Ой, что-то везет на шишки в этом мире! Надо было шлем надевать, все защита от граблей! — Ты не бойся, я только непогоду пережду и дальше поеду.

— Не в том я возрасте, чтобы проезжего молодца бояться. — Иванову почудилось, будто в голосе старухи прозвучала насмешка. — Будь гостем, раз уж пришел.

— Только, бабушка, конь у меня, — запоздало вспомнил Иванов. — Аккурат перед дверью.

— Для коня у меня сарай есть. — Старуха набросила на себя какое-то покрывало и скрылась за дверью.

Что ж, шишки да ушибы — не велика плата за ночь под крышей да в такую погоду.

Антошка отстегнул пояс с мечом, стянул кольчугу и устало уселся на лавку. Было бы неплохо откинуться, прислониться к чему-нибудь спиной, но рубашка была мокрой, а стенки — грязными. Впрочем, все поправимо. Антон пересел поближе к печке и с радостью ощутил ее нежданную теплоту. Еще бы миску щей и водки стакан, а если в сухое переодеться, то и вообще наступит полный кайф. Что может быть нелепее героя, поминутно сплевывающего сопли и вытирающего красный от насморка нос колючим кольчужным рукавом? А простудиться в такую погоду легче, чем лишний раз мир спасти.

— Поставила я твоего коня, соколик. Даже корму ему дала, — объявила вернувшаяся старуха.

— А мне? — непроизвольно спросил Антошка.

— Ты что, тоже овса хочешь? — удивилась Баба-яга.

— Какого овса? Ты мне поесть чего-нибудь дай. Накорми, напои, а перед тем желательно в баньке попарь, как с гостем поступать положено.

— Мне, между прочим, гостями закусывать положено, — заметила Баба-яга.

Антошка невольно вздрогнул и потянулся к мечу. Перспектива самому превратиться в блюдо вызвала в его душе явную тревогу.

— Не хватайся ты за свою железку. Шучу я так, — пояснила старуха. — И мне приятно, и тебе веселее. А то сидишь сычом, словно тебе должен кто и отдавать не собирается. Чего недоволен-то?

— Будешь тут довольным, когда на мне сухой нитки нет.

— Так нечего в такую погоду без толку по лесу шастать. Все нитки сухими будут.

— Я, мать, не шастаю. Я Кощея ищу, — весомо объявил Антошка.

— И где же ты, интересно, этого худющего дистрофика ищешь? — поинтересовалась Баба-яга.

— Как «где»? На западе, конечно.

— А запад где?

— Там, — наугад махнул рукой Иванов. Потом подумал и показал в другую сторону: — Или там.

— Беда с вами, богатырями, — улыбнулась бабуся. Улыбка у нее вышла неожиданно молодой, словно на самом деле Бабе-яге было лет на сто меньше. — Прежде чем приключения искать, вы бы географию немного поучили. Или хотя бы в частях света научились разбираться.

— А что, не угадал? — спросил Антошка.

— То, что ты не угадал, это одно. А вот то, что от твоего дома Кощей и живет, может быть, на западе, но уж от моего точно на востоке, это другое, — сварливо ответила Баба-яга.

Антошку бросило в жар. Будь тот жар хоть на градус сильнее или продлись на пару минут больше — и проблема с мокрой одеждой решилась бы сама собой. Во всяком случае, Иванову показалось, будто пар от нее уже повалил.

— Как?.. — внезапно осипшим голосом выдохнул богатырь. — Неужели меня обманули?

— Да никто тебя, дурака, не обманывал, — отмахнулась старуха. — Сам небось мимо проехал, а теперь на добрых людей пеняешь. Говорю — географию изучать надо.

Проехал... Что ж, может быть. Антошка вспомнил свои бесконечные блуждания и втайне согласился, что мог проехать мимо десятка Кощеев и неведомого Чуда-Юда в придачу. Хорошо хоть избушка по пути попалась, а то бы так и ехал до самого синего моря. Или какое там оно, на западе? Балтийское?

Тьфу! Откуда ему здесь взяться, если Иванов, слава Богу, не на Земле? Тут же все названия должны быть другими, более красивыми и романтичными. Гиперборейское море, Анкилонское королевство, Срединные горы или что-нибудь в таком же духе.

Кстати, а как называется царство Берендея? Шутки шутками, но под впечатлением сбывшейся мечты Антошка даже забыл спросить, куда же его перенесло. Или занесло?

И тут Иванов оглушительно чихнул.

— Что ж это я? — сразу всполошилась старуха. — Так тебе и заболеть недолго.

— Я же говорил — мне в баню надо, — быстро вставил Иванов.

— Нет у меня бани, — отрезала Баба-яга. — Некому ее поставить было. Женщина я одинокая, сама с топором управиться не могу. Поэтому придется тебе, добрый молодец, обойтись другим народным средством.

Против другого народного средства Антошка не возражал, тем более что сразу догадался, какое именно.

Подтверждая его догадку, старуха извлекла откуда-то порядочную бутыль с самогоном и с видимым усилием водрузила ее на стол. Следом появились вместительная чарка и две тарелки, с салом и солеными огурцами.

— Ты пока пей, а я щи из печки вытащу. Четыре раза подогревала. — Старуха с укоризной покачала головой.

Упрашивать Антошку не требовалось. Он сам налил себе без малого до краев, выпил, крякнул и с хрустом откусил огурец. Внутри сразу потеплело, а в голове — зашумело.

— Хлеб-то где? — Иванов подцепил пятерней кусок сала и заозирался в поисках того, что всему голова.

— Да вот он, вот! — спохватилась Баба-яга, украдкой поставив блюдо с черной буханкой.

А следом появились долгожданные щи, и счастье Иванова стало почти полным. Для его полноты не хватало только подсушить одежду. Может, оно и романтично, но очень уж неприятно, когда к телу липнут мокрые тряпки, а в кроссовках вообще плещется озеро средних размеров.

— Переодеться у тебя есть во что? — осведомился Антошка, усердно работая ложкой.

— Есть, да зачем мне, милок? Возраст у меня не тот, чтобы то и дело наряды менять, — не без непонятного кокетства отозвалась старуха.

— Да не тебе менять, а мне, — словно маленькому ребенку объяснил ей богатырь.

— Тебе юбку?..

Баба-яга едва не грохнулась в обморок.

Постепенно недоразумение разрешилось. Непросохшая одежда вольготно расположилась на печи, а сам Антошка оказался задрапированным в одеяло. Оно постоянно норовило сползти с плеча, но это были уже сущие мелочи.

После третьего стакана блуждания по дороге перестали казаться постыдными. Ну проехал мимо, так ведь ничто не помешает вернуться и достать поганого супостата. В конце концов, еще ни один олицетворитель Зла не смог избежать встречи с благородным воином, да и ее итог был одинаков. Так пусть бессмертный поживет еще немного, раз уж ему подфартило. Все равно недолго осталось.

Последнее, что еще запомнилось Иванову в этот вечер, это что облик хозяйки стал заметно милее. Еще бы пару стаканов, и она наверняка превратилась бы в писаную красавицу в самом расцвете лет, но тут силы окончательно оставили Антошку, и он едва смог добрести до лавки.

Избушка вдруг стала опрокидываться под действием злых чар, однако борьбу с ними пришлось отложить до следующего раза. Даже то, что лавка начала вертеться вокруг вертикальной оси, не помешало витязю погрузиться в богатырский сон. Как известно, пока богатыри спят, нечисти приходится терпеливо дожидаться своей очереди.

А нечего шкодничать!

13

Когда Антошка проснулся, Бабы-яги в избушке не было. На столе стояла накрытая хлебом чарка с лекарством от похмелья. Рядышком вальяжно расположился пузатый широкогорлый кувшин с рассолом, своим величием подавляющий блюда с холодной вареной курицей, салом, ржаным хлебом и квашеной капустой. На лавке в стороне притулился мешок, очевидно с припасами на дорогу, и лежала постиранная и почищенная одежда.

Антошка встал, попрыгал, натягивая штаны, и алчно припал к кувшину. Отпил он соответственно жажде, почти до дна, с облегчением крякнул и как был, полуодетый и босой, уселся за стол.

Рассол улучшил здоровье и пробудил аппетит. Лишь настроения он улучшить не смог, и для его поднятия Иванов хватанул заветную чарку. А следом пошла зубовная потеха.

Когда живот наполнился до отказа, а тарелки полностью опустели, Антошка потянулся и задумался, что же делать дальше? При этом он машинально откинулся назад, собираясь опереться на несуществующую спинку.

Лавка стояла довольно далеко от стен, поэтому Антошке повезло. Он не врезался головой в бревна, но пол оказался ничуть не мягче. Хорошо хоть, что доски выдержали, не полопались.

Зато содрогнулась избушка. Сверху посыпался какой-то сор, щедро припорашивая Иванова, а, едва богатырь поднялся, с потолка сорвалась доска, коварно выжидавшая своего часа. Хорошо хоть, что она оказалась гнилой и переломилась об голову Антона, а ведь могло бы оказаться и наоборот.

От неожиданности и боли Антошка присел мимо лавки. Избушка содрогнулась вторично, но на этот раз Иванов проявил недюжинное проворство. Стремительной ящерицей он успел скользнуть под стол, а в следующий момент остальная часть потолка покинула предназначенное место.

Когда все наконец стихло, Антошка опасливо разгреб доски и высунулся наружу. Горницу было не узнать. Одни только стены имели привычный вид, но остальное...

Хуже всего было то, что под слоем дерева и трухи оказались похороненными одежда, оружие и припасы. Бедняге Антону довелось сполна ощутить на себе нелегкую долю археолога, ведя раскопки в полном масштабе. При этом ему, как и каждому археологу, приходилось соблюдать великую осторожность. Тем более что над головой оставалась еще не рухнувшая крыша, и принимать ее на голову совсем не хотелось.

Потихоньку, ругаясь последними словами, Антошка извлек свое насквозь пропыленное снаряжение.

С заветным узелком дело обстояло гораздо хуже. Заботливо уложенная бабулей бутыль была разбита вдребезги, а продукты оказались не только пропитаны самогоном, но и щедро нашпигованы битым стеклом. Пришлось с проклятьями отбросить испорченные припасы и довольствоваться хоть тем, что изботрясение случилось после обеда, а не до него.

В какой-то миг Антошка заподозрил, что и сарай рухнул на его несчастного коня, однако хлипкая постройка устояла вопреки всему и всем, а Вороной уже скучающе ржал и призывал своего седока.

Привычными движениями Антошка оседлал своего верного друга и вскарабкался на его спину. Оставалось решить один вопрос: где этот чертов восток, тем более что солнце давно взошло? Но, оказывается, Баба-яга позаботилась и об этом.

Чуть в стороне от полуразвалившейся избушки (починить не могла, старая ведьма!) прямо на траве лежали выложенные в виде стрелы трухлявые жерди. Иванов долго смотрел на них, чесал опять болевший затылок, а затем резонно решил, что импровизированная стрела указывает на восток. Туда он и поехал.

Одна беда: жерди никак нельзя было взять с собой, и Антошке скоро вновь казалось, что его путь подобен замысловатой кривой. Вот только знать бы, вывезет ли она, или ему так и придется блуждать по первобытному лесу без всякой надежды когда-либо выбраться отсюда?

Впервые Иванову пришло в голову, что подвиги намного лучше смотрятся на бумаге, в жизни же все имеет обратную сторону, и эта сторона напрочь лишена малейшей привлекательности.

Какому барду или миннезингеру придет в голову описывать блуждания героя по отнюдь не сказочному, но очень дремучему лесу? И что героического в жестокой и кровавой битве с вампирами, если эти вампиры известны всем как обычные комары? Хотя уж лучше сам граф Дракула, чем мириады продолжателей его дела! По крайней мере, небезызвестный злодей действовал в одиночку и имел вполне приличные размеры, а эти так и норовят залезть в любую щелочку доспехов. Попробуй уследи за каждым писклявым гаденышем!

Потом Антошка сообразил, что едет параллельно болоту. Но что с того? Поворачивать назад и тем удлинять и без того бесконечные поиски? Да надоело! Если бы так не болела голова и не кусались комары, то кулаки по Кощею чесались бы намного больше, но даже в таком состоянии Антошке нестерпимо хотелось побыстрее поставить точку в этом чрезмерно затянувшемся деле.

Вперед? Герой потому и герой, что выходит сухим из воды, когда все его спутники тонут. Однако, хотя Антошка не сомневался в своей героической роли, проверять свою плавучесть на практике не очень хотелось. Ладно бы плавучесть, но под водой слой трясины, а в ней не поплаваешь.

В итоге пришлось продолжать путь вдоль комариных владений в надежде, что они скоро кончатся и в жилах еще останется достаточно крови.

Как ни странно, болото действительно ушло куда-то в сторону, и дышать стало несколько легче. А дальше раскинулось бескрайнее поле, и поднявшийся ветер лучше всяких мазей подействовал на летающих кровососов. Тот же ветер грозил в любой момент принести дождевые тучи, но ведь мог и не принести!

Дуло прямо в харю, однако в чем-то подобное было даже приятно. Было нечто героическое в движении против ветра, и жаль, что никто не мог оценить этого, еще лучше — воспеть. Подвиг ведь вещь такая — без воспевания это в лучшем случае поступок, а при умелом освещении — не менее чем спасение мира.

Но в целом ехать по полю было значительно легче, чем по лесу. Ни тебе буреломов, ни чащоб. Спокойно намечаешь очередной ориентир в той стороне, куда указывала оставленная бабулей стрела, и едешь как ни в чем не бывало.

В положенное время Антошка пообедал уцелевшими припасами, дал попастись коню, а затем вновь поехал в сторону предполагающегося востока.

Вечером, когда по правую руку стало садиться солнце, он тщательнее наметил ориентир на утро и остановился на отдых. Конечно, можно было бы продолжить свой путь и ночью, бедная Василисушка наверняка все глаза проглядела в поисках своего спасителя, но Иванов боялся заблудиться. Для него все звезды выглядели абсолютно одинаково, и найти среди них Полярную он не смог бы даже под угрозой высылки в родной мир.

Впрочем, перед сном Антошка самоотверженно уставился на небо. На его беду, никаких табличек с названиями около светил не было. Или их просто не было видно в темноте. Антошка смотрел на них, смотрел да и заснул. Благо ночи стояли теплые.

Коварный рассвет наступил слишком рано, когда Иванов еще спал, а крикливых петухов поблизости не водилось. Если же добавить умывание в крохотном ручье, завтрак и прочие утренние процедуры, то выехал Антошка довольно поздно.

Все было по-прежнему. Те же бескрайние травы, редкие крохотные лески, а то и вообще отдельные деревья, полет каких-то птиц в вышине, стрекотанье кузнечиков... Только ветра больше не было, а так...

Скоро Антошку начала донимать жара. Скрыться на открытом месте было некуда, и поневоле приходилось героически терпеть. Больше всего на свете Иванову хотелось снять раскаленные доспехи и напяленное под ними белье, но кто и когда видел одетого не по форме богатыря? Да и как потом надеть кольчугу на подгоревшие плечи? Даже крема от загара с собой нет.

А дорога становилась все длинней и длинней. На третий день Антошка догадался, что едет не по полю, а по степи, на четвертый с изумлением заметил, что солнце стало садиться не справа, а спереди, на пятый — почему-то слева, а на шестой — позади. Антошка долго размышлял в седле, а затем внезапно понял, что, скорее всего, опять заплутал. Только избушки с Бабой-ягой больше не попадалось и некому было показать правильную дорогу. Что Бабе-яге в степи делать? Тут если кто и есть, так степные разбойники, да и те куда-то попрятались.

Антошка посмотрел на бескрайние и безлюдные просторы и едва не завыл по-волчьи. Тоскливо и протяжно. Волков, кстати, нигде тоже видно не было.

14

Положение было безвыходное. Продукты подошли к концу, взять их было негде, а о том, чтобы найти убежище Кощея, не стоило и говорить. Крутом лежала цветущая степь, которой не было ни конца, ни края. Главное же — в ней совсем не было дорог, словно случайные путники, как птицы, могли ориентироваться в пространстве и без проблем двигались в нужную сторону.

Оставалось ехать наугад, в надежде на свою звезду. Ведь если он герой, то ему просто должно повезти. Случайный ли обоз с продуктами, благородная и прекрасная путешественница со слугами и запасами, такой же странствующий витязь, только знающий направление и с мешком, полным съестного, одинокая корчма, в которой всегда рады проезжим клиентам... Да все что угодно, лишь бы не пасть голодной, бесславной и безвестной смертью!

Если бы Иванов знал имена здешних богов, обязательно бы молился, а так просто умолял Судьбу или тех, кто, возможно, скрывается на местном небе.

Ему повезло. Если это можно назвать везением. За одним из холмов, которыми стала изобиловать степь, навстречу богатырю попалась большая группа всадников. Человек пятьсот. Во всяком случае, не меньше двадцати.

Первым побуждением Иванова было ринуться к ним с распростертыми объятиями, но всадники предупредили его желание и бросились к Антошке первыми. Почему-то с обнаженными саблями.

Лишь тут Иванов обратил внимание на их вид. Характерные халаты, шапки и узковатые глаза наводили на мысль о кочевниках, а поднятый ими режущий слух визг подчеркивал ее правдивость. Иванов вспомнил, что говорили при дворе Берендея о степных налетчиках и их нравах, и послал коня в галоп.

Героизм, когда его никто не видит, это не героизм, а откровенная глупость, поэтому и свою скачку Антошка устроил в противоположную сторону. Драться со степными разбойниками он не собирался. В случае победы взять с них все равно нечего, а при поражении такие запросто могут убить.

Какое же приключение со смертью вместо эпилога? Так никто не договаривался.

Коварные степняки никак не желали взять в толк эту простую истину и с ходу бросились в погоню. От топота копыт за спиною дрожала земля, от улюлюкания звенел воздух, и все это отнюдь не улучшало Антошкиного настроения.

Отважный богатырь приподнялся в седле, наклонился к конской шее и всячески поощрял скакуна мчаться изо всех сил. Тот словно понял некоторые затруднения хозяина и старался вовсю.

Но как быстро ни несся бы конь, стрела оказалась еще быстрее. В первый момент Антошка даже не понял, что именно вдруг больно ткнуло его в оттопыренный зад, да не просто ткнуло, а так и осталось прямо в ягодице. Когда же понял, то от боли, стыда и бессильной ярости мощно вонзил в коня шпоры.

В свою очередь конь от боли поднажал, да так, что, случайно оглянувшись, Антошка едва смог разглядеть отставших преследователей.

Когда он снова посмотрел вперед, то едва не свалился с седла. Навстречу стремительно накатывалась еще большая толпа кочевников. Нет, сами они были неподвижны, но с седла возникало впечатление, что они несутся на Иванова вместе со всей землей. Только на этот раз они стояли к Антошке спиной, а подальше виднелись другие воины, похоже, не имевшие к степнякам никакого отношения.

Если бы Иванов мог отвернуть, он отвернул бы без колебаний. Увы! Конь нес его на такой скорости, что ни о каких маневрах не приходилось и думать. Тут бы как-нибудь удержаться, не свалиться, а то загремишь так, что никаких костей не соберешь.

Столкновение с кочевниками было страшным. Примерно так брошенный камень влетает в стекло, разбрасывая его по сторонам мелкими осколками, а сам продолжает дальше свой стремительный путь.

Вот таким же стеклом оказался строй кочевников. Кто-то из самых несчастных рухнул прямо под копыта, более счастливые — всего лишь в пыль, а наиболее везучих перепутанные кони понесли в разные стороны.

Антошка выскочил с другой стороны, сжимая в руке невесть как попавшую в нее палку, и увидел, как ободренные внезапной поддержкой противники степняков с дружным ревом перешли в атаку. К счастью, они скакали не в лоб, а немного со стороны, иначе Иванову не миновать бы лобового столкновения с несущейся навстречу конницей. А так они удачно разминулись, да и Вороной, расшвыряв кочевников, счел свою задачу выполненной и потихоньку стал сбавлять ход.

До того распластанный в седле богатырь машинально сел, и что-то тут же сломалось под ним, определенное же место пронзила новая волна боли. Антошка громко помянул развратную женщину и свободной рукой схватился за ягодицу.

Как он и думал раньше, там торчала стрела. Точнее, ее наконечник и небольшой огрызок древка. Остальное переломилось под весом богатырского тела.

Теперь, когда первый страх прошел, Иванов вдруг понял всем своим существом, что ранен. Понимание лишило его сил, он обязательно упал бы в обморок, I но случайно уперся в землю подхваченной палкой, взглянул на нее и на какое-то время забыл обо всем. В его руке был зажат самый натуральный бунчук. Получалось, что он с боем завладел вражеским знаменем, а это самый натуральный подвиг.

От радости Иванов подскочил в седле, размахивая своим трофеем, затем опустился и подлетел опять. На этот раз от боли. Но даже боль не смогла испортить его триумфа. Все в том же душевном подъеме, стоя на стременах, он со всей силы выдернул остатки стрелы.

Сразу что-то захлюпало, в штанах намокло, словно Антошка оставался маленьким мальчиком, а не был уже зрелым мужем. И, как в детстве, Иванов ощутил стыд, но не от содеянного, а от места раны. Шрамы, безусловно, украшают мужчину, однако не шрамы на заднице. Не говоря уже о том, что каждому ясны обстоятельства ранения, как показать такое дамам? Если же не показывать, то какое это, к чертям, украшение?

Как издавна повелось у богатырей, стыд у Антошки мгновенно перерос в дикую ярость. В голову ударила кровь, глаза застлало красным, и, чтобы не взорваться, потребовалось срочно кого-нибудь изрубить на мелкие части.

— .........! — выкрикнул Иванов, поворачивая коня к месту битвы.

Собственно, никакого места уже не было. Вместо этого все поле было усеяно всадниками. Кто-то удирал, нахлестывая лошадь, кто-то гнался за ним, лишь кое-где пары и небольшие группы самозабвенно рубились друг с другом, хотя общий итог схватки уже не вызывал никакого сомнения.

Антошка выбрал группу побольше и послал Вороного к ней.

Должно быть, вид раненого и обиженного этой раной богатыря был страшен. Во всяком случае, кочевники с визгом бросились врассыпную, напрочь забыв своих недавних партнеров по контактному спаррингу. Гнаться за ними на усталом коне было бесполезно, тем более что удирали степняки в разные стороны, а попробуй реши, кого из них выбрать!

Вдалеке наконец показались Антошкины преследователи. Они сразу оценили обстановку и бросились на помощь своим соплеменникам. А так как соплеменники удирали во всю прыть, то и помощь заключалась в совместном бегстве.

А жаль! Уж коварного стрелка Иванов не пожалел бы, как и всех его товарищей. Но бегство спасло степняков, и осталось лишь прокричать им вслед нечто непечатное и многоэтажное.

Можно было еще по примеру запорожцев показать определенную часть тела, да на беду именно ей достался предательский удар и выглядела она больно непрезентабельно. Непрезентабельно относилось к внешнему виду, а больно было Антошке.

Напряжение схлынуло, а с ним вместе — возможность сидеть. Богатырь кое-как сполз с коня. Хотелось лечь на живот, заскулить от жалости к себе, но тут со всех сторон подскакали нежданные союзники.

Один из них, судя по ширине плеч и отсутствию на лице интеллекта, явный вождь, сразу спешился, крепко прижал Антошку к колючему панцирю и осведомился:

— Кто ты, отважный воин? Если бы не твое вмешательство, то неизвестно, чем бы закончилась битва.

Слышать подобное было лестно, и Иванов невольно подбоченился, принимая самый геройский вид.

— Антон Иванов. Жених Василисы, дочери князя Берендея, — последнее было сказано, дабы придать себе лишний вес, не выглядеть безродным наемником.

— А я сын князя Барбуса Святополк, но друзья обычно зовут меня Полканом, — представился вожак. — Мы тут с конной дружиной отправились в набег, дабы отвадить кочевников от наших земель, да и казну заодно пополнить, а их, видишь, сколько оказалось? Хорошо, что ты с тыла ударил, предводителя степняков темника Хатыра, любимого полководца самого хана Чизбурека, в землю втоптал и их хваленый бунчук захватил. Прошел сквозь их строй, как ветер через щели.

— А они мне вослед стрелу пустили, — признался Антошка. — Не в спину, так ниже.

Дружинники дружно захохотали. Обидного в смехе не было, Иванов и сам охотно посмеялся бы над чужой раной, да и тут нашел в себе силы улыбнуться. Но когда под смех его стали перевязывать и смазывать какой-то чудодейственной мазью, улыбка сошла с Антошкиного лица.

Чего лыбиться, когда никто не видит и больно?

15

Ближе к вечеру состоялся обязательный пир по случаю блестящей победы. Над кострами жарилось мясо, несколько воинов шинковали мечами капусту и репу в салат, резали хлеб, другие таскали бурдюки и чаши, расставляли их на застеленном знаменами и плащами, изображавшем стол клочке земли.

Потом расселись. Один Антошка лежал на почетном месте лицом к продуктам и с горечью думал, что есть на животе неудобно. Много не влезет, глотать трудно, а встанешь — придется нагибаться за каждой крошкой, словно не на обеде, а на обедне. И хочется сесть, чтобы золыие съесть, вот только не сидится. Совсем как товарищу Саахову на суде.

Полежать тоже не дали. За победу все стали пить стоя, и Антошка послушно встал в ряд с остальными. Следующий тост был за него, за Иванова, как главного организатора победы, поэтому пришлось подняться еще раз.

— Третий тост. За тех, кто в поле! — провозгласил шутоватый воин, игравший роль тамады.

И опять дружинники стали дружно и грузно вставать с земли. Им-то что, в определенное место стрелы не втыкались, а тут поднимайся сквозь зубы!

К счастью, третьим тостом закончилась официальная часть и началась неофициальная, как всегда, гораздо более веселая и непринужденная.

Пили с тостами и без, вместе, группами и поодиночке, со смаком закусывали, рассказывали потешные истории, хвастались подвигами, вспоминали доступных женщин, а заодно — собственные похождения с недоступными. Антошка тоже рассказал отредактированный вариант битвы с драконом, в доказательство демонстрируя свой плащ. Плащ старательно пощупали. Убедились в правоте рассказа и стали уважать Иванова еще больше.

Короче, веселье получилось на славу. Для полноты картины не хватало лишь танцев, несостоявшихся из-за отсутствия дам, в остальном же погуляли вволю, во всю ширь богатырской души и бездонность желудков.

Кончилось все так, как обычно кончаются гуляния. На гостей стала наваливаться усталость, и они начали потихоньку отпадать от стола. Отпадать в полном смысле этого слова. Кто-то падал из сидячего положения, кто-то в роковой момент зачем-то поднимался на ноги, и посему Антошке было лучше всех. Он же и без того лежал, и лишь внезапно отяжелевшая голова достаточно плавно опустилась на траву.

Утром всю немалую дружину более чем из тридцати богатырей играючи мог одолеть самый завалящий злодей. Но, к счастью, вчерашние противники ускакали, новые не объявлялись, и потому войско смогло спокойно подготовить себя к новым подвигам.

После рассола и более основательных лекарств дружинники стали походить на людей. По крайней мере, издали. Один Полкан был бодр, словно и не сидел вчера вместе со всеми и не валялся всю ночь, где упал.

— Слушай, Антошка, поезжай с нами. Конечно, кочевники разбежались и свои кибитки наверняка прихватили с собой, но вдруг какое-то одно племя ничего не знает о нашем походе? Бабы у них страшноваты, но после боя вполне сойдут. Да и золотишко, может, найдется. Или серебришко.

Предложение выглядело заманчивым, а дело — истинно богатырским. Антошка обязательно бы согласился, вряд ли пара дней сыграет решающую роль в его собственных поисках, да, на беду, разболелась полученная рана, и ехать верхом стало нечего думать.

— Мне Кощея найти надо, — мрачно известил Иванов. Вчера за потоками взаимных похвал он совсем забыл рассказать, что так кстати привело его к месту битвы.

Полкан выслушал внимательно и со вздохом сказал:

— Да, Кощей — всем злодеям злодей. Худой, кожа да кости, но вредности на сто пудов, не менее. И еще гадостей в запасе на триста. Раз сто его убивали только на моей памяти, а все равно воскресает на потеху всему богатырскому миру. И главное, в прямом бою его никак не одолеешь. Приходится после драки уточнять, где он на этот раз свою смерть запрятал, и еще туда переть. Пока яйцо не найдешь и не разобьешь, нет собаке смерти.

— Так смерть его все же в яйце? — уточнил Иванов.

— Да. В курином. В том и трудность, — еще раз вздохнул Полкан, словно у него перед глазами встали бесконечные корзины с куриными яйцами. — Этот подлец любит его запрятать в самом неожиданном месте, а ты ищи его хоть до полного облысения. Но как только разобьешь, все пленницы сами дома оказываются. Приезжай да женись.

— А ты откуда знаешь? — ревниво поинтересовался Антошка. — Тоже перед свадьбой невесту спасал?

— Друзья рассказывали. Я еще погулять хочу.

Погулять Иванов тоже был не против, но и жениться на Василисе хотелось без памяти. Ничего не поделаешь: любовь! Оставалось утешаться тем, что, как истинный витязь, он будет обязан и дальше ездить совершать подвиги, а где подвиги, там обязательно есть и женщины. Как же иначе?

Но все это было в будущем, героически ясном, хотя и покрытом сплошным туманом. А до него требовалось как-то прожить настоящее. Не в том смысле, что Иванову угрожала какая-то опасность. Плох тот герой, который переживает из-за откровенной ерунды. Нет, возникшая проблема была гораздо серьезнее. Полученная рана начисто лишила Антошку возможности ездить верхом, да и пешком он мог ходить разве что с огромным трудом. Крылья же не растут даже у самых прославленных героев, и потому добраться до Кощея, Василисы или хотя бы до ближайшего госпиталя стало практически невозможно.

Будь Иванов один, он обязательно бы завыл от несправедливой обиды, нанесенной ему судьбой, но его окружали настоящие воины, которые без лишних слов поняли все его затруднения.

Дружина Полкана шла в превентивный набег на коварных кочевников и потому тащила за собой шесть больших телег под грядущую добычу. Добычи пока было — кот наплакал или, скажем, комнатная собачонка, и места имелось хоть отбавляй.

О том, чтобы отпустить одну из телег вместе с Антошкой и сопровождающим на поиски Кощея, разумеется, не могло быть и речи. Иванов прекрасно понимал героическую романтику Огранды и знал всю невозможность подобного хода. Какой же настоящий мужчина покинет товарищей накануне решающей минуты дележа ради того, чтобы увести раненого? Да и как отослать телегу, а потом грызть себе локти, пытаясь разместить на оставшихся хотя бы наиболее ценное? Подобный акт был бы предательством высоких идеалов спасителей человечества и стал бы вечным укором совершившим его героям, оказавшимся недостойными своего высокого призвания.

Потому Иванов даже не заикался об этом. Конечно, вызволение Василисы откладывалось на некоторое время, но зато его можно было употребить с явной пользой. Рану подлечить, чтобы хоть рядышком с разлюбезной невестой посидеть, заодно соседям помочь в их справедливой борьбе с нависающей угрозой. Да и кочевникам отомстить за нанесенную обиду, с лихвой взять с них должок кровью, золотом и всем их награбленным добром.

И только случайных благородных и благодарных красавиц спасать не хотелось из-за ранения. В другой раз как-нибудь, а пока Антошка был согласен обойтись парой мешков со звонкой монетой или сундуком с драгоценностями. Мужчина должен не зарабатывать, а отнимать, и именно в этом заключается главное отличие героя от простого человека.

И не надо говорить, что это очень просто! Неблагодарные людишки, не говоря уже об откровенных врагах, отнюдь не пытаются исполнить свой долг по отношению к герою. Напротив, они вовсю стараются сжить его со света или, на худой конец, абсолютно не хотят делиться добром.

Между тем на какие только жертвы не идут благородные воины! Вдали от дома и семьи, при отсутствии комфорта они едут на свой возвышенный подвиг, и хорошо еще, когда в седле, а если животом да на телеге?

Последнее, как очень быстро убедился Антошка, было не менее мучительно, чем пресловутая дыба. При отсутствии дорог и рессор путь превращался в страшную пытку. К первому запоздалому привалу Иванов походил на полутруп, когда же небольшой отряд встал на ночевку, жизни в богатыре не осталось ни на грош. Не нашлось даже сил покинуть свою передвижную юдоль страданий, и Антошка задремал в той же позе, что и ехал.

Он спал, и ему снился непрерывный кошмар, будто езда по степи все еще продолжается и так будет длиться, пока они не обогнут шесть раз подряд земной шар. Откуда взялась цифра шесть, сказать было невозможно. Не говоря уже о том, что, несмотря на полученное образование, в глубине души ни в какую шарообразность Земли Антошка не верил и был втайне убежден, что на самом деле она плоская, хотя и не в форме чемодана.

Проснулся Иванов от боли, но не в ране, а в затекших руках и ногах. Пришлось кое-как встать и немного походить рядом с телегой. Когда же отпустило, Антошка вспомнил о пропущенном ужине.

Дело было серьезное. Как ни хотелось поспать немного подольше (было еще совсем темно), однако оставаться голодным не годилось. Богатырь едва доковылял до обозначенных углями остатков костра, и вырванный из полудремы часовой, тихонько поругиваясь, помог найти остатки ночного пиршества. Антошка поел да и завалился рядышком с дежурным. В телеге, конечно, было помягче, но там все слишком напоминало о мучительном путешествии, да и все равно весь день предстояло опять провести в этой передвижной камере пыток.

Следующий день прошел так же. как предыдущий. Бескрайние просторы, бесконечные ухабы, безжалостное солнце, беспокоящая пыль, а хуже всего — полное безлюдье, превращающее набег в бесполезное занятие.

Коварные степняки, шустро умчавшись от заслуженной расплаты, предупредили остальных, и те успели убраться подальше. На то они и кочевники, чтобы передвигаться с места на место, а не жить, как все люди, на законном участке. Пойди их найди! Степь — словно море. Попробуй отыскать в нем островок, который не отмечен ни на одной карте, в том смысле, что карт у дружинников вообще не было, даже игральных. А точнее, даже не островок, а постоянно перемещающийся без всякой видимой цели корабль.

За шесть дней набега дружинникам удалось один раз нарваться на небольшое кочевье, из трех кибиток и дюжины человек: двух мужчин, четырех женщин и шести детей. Благодаря чудодейственной мази, имевшейся у людей Полкана, рана Антошки к тому времени почти зажила, и он даже мог понемногу сидеть в седле. Поэтому богатырь рвался в бой вместе со всеми, но судьба сложилась так, что до мечей дело не дошло.

Кочевники схватились за оружие. Даже женщины и дети держали кто саблю, а кто и лук. Терять им было нечего, и потому на лицах читалась решимость заставить воинов дорогой ценой заплатить за победу.

Однако кто будет платить за то, что можно взять даром?

Раздалась короткая команда Полкана, и мечи легли обратно в ножны. Вместо них дружинники взялись за луки. Антошка горько пожалел, что пренебрег в свое время этим спасительным оружием. Теперь оставалось кусать локти и завидовать остальным, могущим участвовать в битве.

Даже если бы Иванову удалось дотянуться до локтей, как следует изгрызть их он бы не успел. Люди Полкана были асами в воинском мастерстве, и вся битва заняла от силы пять минут. Дележ добычи занял времени раз в десять больше, хотя цена захваченному с боя была полушка в базарный день. В отдаленных районах — возможно, и две. Единственным ценным приобретением являлись кони, остальное Антошка назвал про себя хламом и даже мужественно отказался от своей доли: кишащего блохами малахая, женских шаровар, сшитых лет двести назад и с тех пор ни разу не стиранных, старенького детского лука с тремя стрелами и кособокой пиалы с большой, грозящей расколоть ее трещиной.

Трещина выполнила свою угрозу, и обратно Антошка положил две полупиалы. Справедливости ради надо сказать, что при осторожном обращении, придавая половинкам нужный наклон, из них вполне можно было есть что-нибудь не очень жидкое. После кратких споров, едва не перешедших в новое кровопролитие, обе части нашли себе новых хозяев.

Золота победители так и не нашли. Очевидно, что коварные кочевники успели его запрятать, а место клада — заколдовать. Поэтому как дружинники не копали землю в округе, ничего, кроме нескольких червяков, им не попалось. Не помогли и рассчитанные на поиск сокровищ волшебные амулеты, оказавшиеся у нескольких наиболее бывалых воинов, а также всевозможные спецсредства типа цветков папоротника, засушенных лягушачьих лап, крысиных хвостов, змеиной кожи и прочих безотказных вещей.

— Да. — Полкан снял шлем с запотевшей головы и почесал затылок. — Видно, мы уничтожили действительно великого колдуна.

Остальные подумали, посмотрели на оказавшиеся бессильными указатели и согласились со своим начальником. Теперь им всем стало ясно, что случившееся из разряда обычной битвы перерастает в громадный подвиг сродни спасению мира, а они из категории обычных героев переходят в категорию героев великих.

Ибо кто же не знает, что целью любого мага является завоевание Вселенной, если не ее полное разрушение?

16

После битвы с колдунами на общем собрании дружинники решили, что пора возвращаться домой. Искать кочевников дальше не было смысла. Степь слишком велика, да и кони изрядно притомились в затянувшемся походе. Пусть добыча мала, зато большой будет слава. Еще бы! Победить степняков в открытом бою, а потом одолеть злых волшебников удается не каждому.

И если к последнему подвигу Антошка не имел никакого отношения, то львиная доля похвал за сечу с темником Чизбурека досталась ему. Именно его отчаянная по смелости атака привела кочевников в полное расстройство, а самолично захваченное знамя и уничтоженный предводитель поставили богатыря в ряд с лучшими воинами Южных земель.

Теперь славное имя витязя станет широко известно за границами Берендеи, будет звучать в песнях сказителей и молва об отважном воине проникнет в каждый дом, будь то изба или великокняжеский дворец.

О, как бы хотелось Иванову, чтобы слава его проникла в родной мир! Он отдал бы многое, дабы хоть одним глазком взглянуть на лица былых хулителей, звавших будущего героя туповатым лентяем и законченным бездельником. Сейчас, озаряемый лучами разгорающейся славы, Антошка одним своим видом доказал бы им всю глубину их заблуждений. А не дошло бы — так рубанул бы весомым булатным аргументом по шее, чтобы другим на вечные времена неповадно было ругать светлое имя витязя.

Вот что значит, верно избрать профессию и терпеливо ждать, пока она сама не призовет тебя к служению! Так сказать, сидеть, несмотря на все невзгоды и препятствия, терпеливо и мужественно воспринимать все удары судьбы, а потом как нечто разумеющееся принять положенную награду.

Остался сущий пустяк — найти коварного Кощея и вырвать из его загребущих лап прекрасную Василису. Когда же наскучит счастливая семейная жизнь, никто не вправе запретить Иванову отправиться на новые подвиги.

И вдвойне хорошо не блуждать по степи бездомной собакой, а проделать весь путь до цивилизованных земель в составе отряда. Сытым, в хорошей компании, уверенным в правильности выбранного направления.

Идиллия продолжалась три дня. Как раз до того момента, когда зажила рана и седло вновь стало представляться почетнейшим из кресел.

Утром четвертого дня отряд пересек границу родных земель. Первая же деревня на пути встретила возвращающихся героев полным безлюдьем и негостеприимными головешками сгоревших изб. Точно так же выглядела и следующая. В головах дружинников начали зарождаться нехорошие подозрения. Они подтвердились последующими следами пожаров, истоптанных конями полей, отсутствием жителей, их добра и скота.

— Кочевники! — первым выдохнул Полкан, и остальные дружным воем согласились с его догадкой.

В вое скрывалась обида на недостойных противников. Воспользовавшись отсутствием мобильной части княжеского войска, кочевники покинули степь и всласть погуляли по беззащитным землям. Но деревни — это полбеды. Не в первый раз им гореть и не в последний. Кто-нибудь из угнанных сбежит из плена, кто-то уйдет от другого князя, и деревни отстроятся снова.

А вдруг штурмом взят стольный город Собдаль? Воинов-то там осталось маловато.

Отдавать команды не понадобилось. Осознав, в какой опасности находятся родные казармы и склады, дружинники послали коней вперед крупной рысью. Перешли бы и на галоп, но отстали бы телеги, да и лошади вымотались бы до полной бесполезности.

Антошка скакал вместе со всеми. Предвкушение битвы опьяняло не хуже спиртного. Желание прославиться вызывало душевный подъем. Хотелось подстегивать Вороного, а лучше — обрести крылья и лететь на сечу подобно карающему ангелу.

Путь к Собдалю показался бесконечным. Медленно уплывали назад поля, перелески, несколько раз в стороне мелькала петляющая река, вдали помаячила парочка сгоревших деревень, а города впереди все не было и не было.

Внезапно сзади затрещало, загремело, послышались предупреждающие крики, и дружинники спешно повернули коней. Они приготовились к бою, к нападению кочевников, сумевших обойти их с тыла, но дело оказалось значительно хуже.

Телега, в которую сложили небогатую добычу, не выдержала тряски. Правое заднее колесо отскочило, помчалось само по себе, словно надеялось успеть к столице первым. Его расчеты оказались неверны. Колесо с разгона налетело на скрытый травой бугорок, взвилось в воздух, а по приземлении покатилось по кривой, пока не упало в отдалении.

Однако и это было полбеды. Гораздо хуже, что от удара лопнула ось, и починить ее в поле оказалось проблематично.

Пока отпрягли лошадей, пока перегрузили добытое в бою на другие телеги, пока вновь тронулись в путь...

Каждый понимал, что медлить нельзя. Если город в осаде, то для его защитников каждая минута может стать роковой.

А вдруг роковая минута уже наступила? Тогда небольшой отряд останется без крова и без средств к существованию. Любая мелочь вырастет в цене, и, значит, требуется во что бы то ни стало сберечь оказавшееся при себе имущество. Кочевникам можно будет отомстить и позднее.

Да и зачем рассчитывать на худшее? В Собдале осталась небольшая пешая дружина, городская тысяча ополченцев состоит из двух почти полных сотен горожан, а стены довольно прочны и вполне могут устоять под натиском непрошеных гостей.

Антошке было легче, чем всем остальным. Его судьба была связана с Берендеей и бездомным он не остался бы, даже если погибнут десяток Собдалей. Не было у него в стольном граде Барбуса никакого имущества или зазнобы, да и самого города он до сих пор в глаза не видел. Разве что слышал о нем краем уха, когда проходил курс местной географии. Поэтому, в отличие от дружинников, Иванов мечтал узреть под стенами вражью рать. Гоняться за нею по степи было недосуг, богатыря ждали похищенная Василиса. Другое дело — помахать мечом по дороге, потешить молодецкую силушку, а с тем раздобыть новую порцию славы.

День без подвига прожит напрасно, а тут когда еще доберешься до дистрофичного похитителя чужих невест? Хоть развеяться немного по дороге. Опять-таки тренировка.

Про месть за полученную рану Иванов не думал. Он втайне от себя жил ею.

Как ни спешили на битву дружинники и витязь, в окрестностях города они появились ближе к вечеру. Полкан сразу выслал троих своих людей на разведку, прочим же велел отдыхать и набираться сил перед грядущей битвой.

Иванову тоже хотелось в разведку, но, несмотря на его уговоры, отправить богатыря на богатырское дело Полкан не захотел.

— Я бы с радостью тебя послал куда подальше, но местности ты не знаешь, — пояснил он причину отказа. — Наши в тех краях каждую ложбинку и каждый кустик ведают. Не зря баб туда водили, от их законных мужей прятались. Не то что вражьи полчища, одинокого кочевника найдут без проблем, словно мясо в супе. Было бы туда оно положено.

Но фраза о супе прозвучала для красного словца. Времени варить его не было, поэтому набираться сил пришлось всухомятку. После целого дня в седле было бы неплохо поесть горячего, однако за его отсутствием Иванов согласился бы жевать и траву, лишь бы немного набить пустой желудок. К счастью, оставалось сало, имелись сухари и питаться травой не пришлось.

К горю, разведчики обернулись быстро, не дав остальным толком пообедать. Или просто испугались, что все будет съедено без них.

— Были кочевники у города. Постояли и ушли, — доложил старший из разведчиков, схватив с разосланной на земле скатерти здоровенный кусок сала и пару сухарей.

— Точно знаешь? — переспросил Полкан.

— Чего не знать? Там напротив южных ворот вся трава истоптана и кострищ с сотню будет, если не с две. Костей обглоданных кучи, и другие кучи в стороне навалены. Смердят, спасу нет. Судя по вони, дня два простояли, не меньше, а сегодняшним утром ушли.

— И на стены залезть не пытались? — удивленно спросил один из дружинников.

— Да как на них залезешь? Они ж в два человеческих роста! С конем не перепрыгнешь, а лестниц, видно, не взяли. Да и откуда кочевники о лестницах ведать могут? В степи они без надобности, — рассудительно ответил разведчик, тщательно пережевывая пищу.

Остальные помолчали, поскребли затылки и согласились.

— Чего ж мы тогда сидим? — встрепенулся Полкан. — Солнце же скоро зайдет! Папашку моего, что ли, не знаете? Всех ночевать в поле заставит!

Аргумент был весом, и спустя минуту воины сидели в седлах с недоеденными бутербродами в руках. Остатки трапезы проглотили мигом, словно боялись, что отнимут ушедшие кочевники, и после этого пустили коней в галоп.

Антошке, как назло, попался чересчур твердый сухарь. В итоге он чуть замешкался и оказался едва ли не в конце отряда рядом с подпрыгивающими на кочках телегами.

Пока богатырь подскакал к воротам, переговоры закончились. Стража отворила тяжелые створки, и дружинники с развернутым знаменем гордо въехали в родной город.

Как всегда, родина встретила неприветливо. Из толпы встречающих не спеша выехал пожилой кряжистый воин в красном плаще. Он восседал на массивном белом коне, напомнившем Антошке знаменитых першеронов. И конь, и всадник имели самый мрачный вид, будто их отнюдь не радовало возвращение отряда.

Воин подъехал к героям и вдруг крепкой рукой, одетой в железную рукавицу, закатил Полкану звучную затрещину. Удар получился звонким. Шлем слетел с головы молодого князя, покатился по улице, гремя, как пустое ведро.

— За что, батя?! — воскликнул Полкан, и Антошке стало ясно, что перед ним грозный Барбус.

— Где тебя носит? — Голос у князя был хриплый, но громкий. — Тут такое делалось, а у меня из конных, окромя знаменосца и конюхов, никого! А ну сейчас же марш в погоню за Чизбуреком!

— Кони устали, батя. Весь день шли к вам без малого галопом. — И Полкан вкратце изложил историю своего похода.

Рассказ получился впечатляющим. Встреча с неисчислимой (считать больше десяти никто из дружинников не умел) ратью Хатыра, мужественное решение принять безнадежный бой, бо мертвые сраму не имут. Своевременное вмешательство проезжавшего мимо богатыря. Далее последовало описание Антошкиного подвига, сумевшего в одиночку разметать вражеский строй, зарубить Хатыра и захватить бунчук. Общая сеча. Поиски по степи и неравная битва с могущественными колдунами. Бешеная скачка на выручку родного города.

Даже участвовавший во всем этом Антошка поневоле поразился величию совершенных подвигов. А что говорить о столпившихся горожанах! Восторгу их не было границ, и даже старый князь с гордостью взглянул на своего сына.

— Погорячился, — вздохнул Барбус, и в его устах это прозвучало как извинение. — Что ж, тогда в честь ваших подвигов сегодня будет пир. И ты, великий богатырь, не побрезгуй нашим хлебом-солью, раздели с нами заздравную чашу, как разделял с моими людьми все опасности битв.

Польщенный Антошка молча склонился в знак согласия. Есть действительно хотелось до умопомрачения, а сало только раздразнило аппетит.

— Сегодня пир! — громогласно повторил Барбус и гораздо тише добавил специально для воинов Полкана: — Но завтра с самого утра — в погоню за Чизбуреком. Я сам пойду во главе отряда.

Сказал, как припечатал.

17

Слово Барбуса было крепким. Ранним утром утомленные дальним походом и пиром дружинники стали собираться в погоню. Антошка собирался вместе со всеми, только его путь лежал в другую сторону.

— Я и сам бы с радостью присоединился к вам, да только Василиса уже заждалась, — объяснял он причину несколько разочарованному Полкану. — Не могу я больше откладывать схватку с Кощеем. И так времени прошло много. Еще подумают, будто я струсил.

— Ты прав, — вынужден был согласиться Полкан. — Переносить поединок — последнее дело. Худая молва пойти может. А от нее потом не отмоешься. Помни, замок Кощея стоит на высокой скале. Забраться туда и не мечтай. Захочет с тобой подраться, сам вниз спустится. А нет — придется тебе сразу его смерть искать. Хотя искать все равно потребуется. В бою-то костлявого не убить. Разве что по шее накостылять. Если он раньше то же самое тебе не сделает.

— А вот хрен ему! — с запалом возразил Антошка. — Кишка у него тонка и кости вместо мяса.

— Верю. И удачи! — Полкан дружески ткнул Иванова в грудь. Кулак у него был здоровым, одетым в латную рукавицу, и потому отдышаться Антошка не мог довольно долго. — Только на свадьбу пригласить не забудь. Коли кочевники не подгадят, стрелою примчусь.

— Не забуду, — не то в знак подражания, не то в отместку Иванов что было силы двинул молодого князя и едва не закричал от боли, когда кулак налетел на стальной панцирь.

Таким же теплым вышло прощание с остальными дружинниками. Воины от души желали Антошке удачи, дружески молотили его по спине и плечам, и после дружеской церемонии богатырь почувствовал себя вконец избитым.

На том пути их разошлись. Дружина шустро двинулась в степи, горланя во все глотки бравую песню. Иванов какое-то время провожал их глазами, а затем шагом поехал на север. После прошания тело болело так, что быстрее ехать он просто не мог.

Может, и правда, время лучший из лекарей. Народ редко ошибается в своих премудростях. Вот только Антошке с каждым шагом коня становилось все хуже и хуже. Тряска явно не шла на пользу отбитым плечам, а ребра болели так, что каждый вздох был подвигом.

Иванов терпел очень долго, пока город не исчез окончательно из виду. Тогда он убедился, что поблизости никого нет, кое-как сполз с коня, стащил с себя кольчугу и поддетые под нее одежды. Тело было столь густо покрыто синяками, что казалось синим, словно у выставленного в магазине цыпленка. Хорошо хоть рядом у небольшой рощи протекал ручей, и Антошка с наслаждением погрузился в его прохладные воды.

Он так и задремал, лежа в ручье, а когда проснулся, солнце уже стояло высоко. Сон и вода вызвали в организме крупную дрожь, но греться в лучах светила Иванов побоялся. Он лишь подумал, что будет, если загар ляжет на свежие синяки, и потому предпочел чуть подвигаться в тени деревьев. Движение тоже вызывало боль, вот только замерзнуть летом было обидно. Приходилось терпеть, как каждому богатырю, зато потом, едва сошла гусиная кожа, Антошка втер в грудь и плечи подаренную на прощание лечебную мазь, напялил рубаху и взгромоздился на коня.

Трудно назвать дорогой перемещение по не размеченным даже тропинками бескрайним просторам, но путь теперь был значительно легче. Вновь стали попадаться деревни, и сердобольные крестьянки кормили проезжего богатыря до отпаду. Весть о шалостях Чизбурека неведомыми путями стала известна всем жителям княжества, поэтому присутствие в поселке богатыря позволяло провести в покое хотя бы одну ночь. Соответственно и Иванов был не в обиде. Ночевки проходили под крышей, как-то раз Антошка принял баню, так что у него были все основания для довольства.

Если бы еще кто-нибудь мог указать дорогу в царство Кощея! Но в ответ на вопрос мужики лишь показывали руками одновременно в разные стороны, спорили между собой до хрипоты и не рождали в тех спорах никакой истины. Сколько людей — столько и мнений. Никто костлявого злодея сам не видел, в царстве его не бывал, и потому все руководствовались одними предположениями.

Антошка вконец запутался и надеялся больше на свою звезду, чем на советы многочисленных доброхотов. Судьба сама должна свести его с Кощеем, не прямо сейчас, так чуть позже. Как учит нас главное отображение жизни — кино, любая история обязательно заканчивается поединком героя с главным негодяем. Так, может, не стоит переживать понапрасну? Все равно поединок неизбежен, даже если Иванов надолго застрянет в какой-нибудь деревне. Тогда Кощей непременно объявится там в силу какой-либо случайности. Если Магомет не идет к горе, то гора рано или поздно придет к Магомету.

Запоздало подумав об этом, Иванов невольно пожалел, что не присоединился к Барбусу и Полкану в их лихом набеге. Хоть бы время провел с пользой, а то и с выгодой. Добычу Чизбурек захватил немалую, и не грех заставить его поделиться. Настоящий герой должен не только мир от всякой нечисти спасать, но и выгоду свою блюсти. Герой — это человек, борющийся против всякого Зла, но не за Добро, а за себя. Иначе он просто блаженный. Или святой.

Переживай, радуйся, в любом случае сделанного не воротишь. Не поехал кочевников воевать — ну и не надо. На этот раз Чизбурек обойдется без него. Надо было раньше очередь занимать, до Кощея.

И что за доля богатырская?! Столько времени уходит на поиски, даже непонятно, когда же подвиги совершать? Нет бы таблички с указателями повесить! Видно, злодей — он и в Огранде злодей. Все норовит спрятаться, дабы герой его найти подольше не мог. Будто подобная уловка спасла хотя бы одного изверга! Так с чего они за жизнь цепляются?

Счет дней Антошка давно потерял, направление — тоже. В одной деревне его угораздило побывать целых два раза с разницей в одну ночь. А потом ровная степь сменилась степью холмистой. Езда стала напоминать американские горки, которые в Америке зовут русскими, разве что скорости были другими и никто не норовил содрать денег за билет.

Обзор сразу сузился. Еще с вершины можно было разглядеть другую горушку и часть ложбины между ними, но внизу ничего путного увидеть было невозможно. Приблизился вечер, а Антошка даже не смог узреть ни одной деревеньки или хуторка, короче, места для ночлега. Вороной же вымотался так, что наотрез отказался везти дальше своего хозяина и еле брел устало в поводу, как человек после тяжелой работы.

На последнюю горку коня пришлось тащить, словно хозяином стал он. Антошка сам устал до крайности и с радостью бы упал, где стоял, да все надеялся разглядеть хоть какое-то жилище.

Никакого строения на очередной вершине не было. Зато там стоял человек в длинном сером плаще. Был тот человек не очень молод, но еще и не стар, в остроконечной шапке и с зажатой в костлявой руке палкой настолько характерного вида, что ее так и тянуло назвать посохом.

Антошка прикинул худобу незнакомца. По телосложению тот вполне мог сойти за Кощея, и сердце богатыря невольно вздрогнуло. Неужто повезло? Вокруг ни души, местечко в меру мрачное, такое вполне подходит для прогулок легендарному злодею.

Или все-таки обычный странник, как и Антошка, направляющийся по своим делам? Вон и конь стоит неподалеку. Хотя какой это конь? Жалкая кляча. Вряд ли Кощей катается на такой. Он, вообще, вроде обходится без коня. Или маскируется?

Антошка пробыл в раздумье лишь несколько мгновений. Он прочно усвоил главное правило героя: если сомневаешься, друг перед тобой или враг, бей сразу, а там разберемся.

Рука сама вытащила меч. Иванов отпустил поводья коня и с решительным видом двинулся к путнику.

Тот посмотрел на Антошку, оценил его прикид и намерения и резко спросил:

— Богатырь? Как звать?

— Антоном, — машинально отозвался Иванов. Рубить без разговоров он еще не привык.

— Не слышал, — опять коротко прокомментировал незнакомец.

— А ты кто такой? — тоном Шуры Балаганова спросил в свою очередь Антошка.

— Маг Сковород, — подбоченился колдун.

— Не слыхал, — откровенно разочаровался Иванов, но увидел в глазах мага нехороший огонек и поспешил добавить: — Я совсем недавно в этих краях.

К некоторому стыду, Антошка ощутил облегчение, что схватка не состоится. Не из-за страха, просто очень устал и было лень размахивать мечом.

Профессия же незнакомца никакого удивления не вызвала. В героическом мире просто обязаны быть колдуны, как злые, так и не очень. С первыми герой постоянно воюет, вторые порою могут чем-нибудь помочь.

Тем временем маг пристально посмотрел на Иванова и спросил:

— Ищешь где переночевать?

— Да...

Богатырь был поражен прозорливостью колдуна. В душе немедленно родилась надежда, что где-то неподалеку у Сковорода есть замок или хижина. Словом, место с кроватями, очагом и крышей над ними.

— Я думаю, нам лучше расположиться вон в той лощинке, — маг показал куда-то вниз. — Там укромно, никто не заметит.

— А кто может заметить?

— Откуда я знаю? Мало ли какая нечисть тут водится? А то и хищники.

До Антошки постепенно стала доходить допущенная ошибка, но на всякий случай он счел нужным уточнить:

— Так ты не местный?

— Что делать в этих местах? — усмехнулся Сковород. — Людей здесь нет, заказов не найти, а прятаться мне не от кого. Ладно, пошли, пока не стемнело. Ночью на здешних склонах все ноги переломаешь. А у меня их всего две. Я же не лошадь.

18

В накатывающейся тьме костер выглядел особенно уютно. Казалось, весь мир сузился до размеров освещенного пятачка. За его пределами остались ночные страхи, бесчисленные горы, людское горе и радости. Кипит котелок с дорожной похлебкой, где-то похрапывает верный конь, напротив сидит маг. Что еще надо герою для тихого счастья?

— На наши тусовки Кощей не ходит. Гордый очень. Считает себя талантливее всех, а раз так, то чего ему с нами общаться? — рассказывая, Сковород одновременно помешивал готовящуюся еду.

— А он действительно сильнее?

— Кто ж его знает? Это у вас всевозможные состязания, поединки, турниры. Кто кого на землю повалит, тот и круче. У нас так не принято. Если мы деремся между собой, то всерьез, пока соперника со свету не изживем. Тратить силы ради забавы ни одному магу в голову не придет. Мастерство должно приносить пользу. Доброе дело какому-нибудь князю-герцогу сделать или мир завоевать.

— В чем тут польза? — не понял Антошка. — Это же сплошное злодейство! Люди живут тихо, мирно, и вдруг их завоевать пытаются.

— При чем здесь люди? — в свою очередь удивился маг. — Если тебе хочется власти, то и воюй за нее. Завоюешь — вот тебе и благо. А кто недоволен, так это его проблемы. Хочет — пусть сам их и решает.

Иванов подумал, подвинулся поближе к котелку и спросил:

— Ты тоже мир завоевать желаешь?

— Зачем он мне? — отмахнулся Сковород. — От него только головная боль. Решай потом, что с ним делать. Да еще борись с каждым идиотом, заранее не согласным с любым твоим решением. Тут даже вечной жизни Кощея не хватит. Или ты думаешь иначе?

Иванов не думал никак. Лишь сейчас он прикинул подобный вариант, но сразу решил, что ему он не подходит. Приятно быть самым главным, все тебя слушаются, выполняют малейшие прихоти, женщины так и вьются вокруг, но сидеть за столом и решать какие-то скучные дела... Если же не решать, то обязательно найдется некто, кто подгребет под себя сначала их, а затем и положенные почести.

Нет, гораздо лучше быть сыном правителя или его зятем. Почестей почти столько же, а заботы никакой. Знай себе разъезжай по свету да совершай подвиги. Когда же надоест, всегда можно вернуться домой и отдохнуть с прекрасной женой, сколько душа пожелает.

Сейчас душа желала отдохнуть побольше, но путь был не закончен, Кощей не побежден и даже не найден, и покой Антошке только снился. Совсем как Александру Блоку.

— Ты бы хоть подсказал, где мне искать негодяя.

Иванов подумал, что Сковород вполне может проводить богатыря до своего конкурента.

— Понятия не имею, — пожал плечами маг. — В гости он никого не зовет, точный адрес не сообщает. Такое впечатление, что у него никакого дома нет.

Он в очередной раз попробовал похлебку и удовлетворенно кивнул:

— Готово.

Свежий воздух, долгая дорога и приятные запахи пробудили аппетит. Поэтому насыщались молча до тех пор, пока котелок не опустел, словно кошелек у алкоголика в состоянии запоя.

Сытость привела Иванова в благодушное настроение. После хлеба захотелось, как водится, зрелищ. Антошка подумал, не предложить ли Сковороду продемонстрировать нечто магическое, но затем представил возможную реакцию и решил промолчать. Еще обернет в крысу, и потом ищи способ превратиться обратно.

— Тут неподалеку есть Донервань, огромный город на реке Днусь, — послышался задумчивый голос колдуна. — Можем заглянуть туда. Купцов в подобных местах всегда хватает, а они — самые главные путешественники на свете. На одном конце света купил, на другом — продал. Кто-нибудь из них наверняка если не проезжал мимо Кощеева жилища, то хотя бы слышал, где оно.

Звучало логично, и Иванов согласно кивнул. Потом спохватился, что уже слишком темно, и подтвердил свое согласие голосом.

— Ты тоже идешь туда? — спросил он у мага.

— Во всяком случае, загляну. Где множество народа, всегда можно узнать самые свежие новости, проведать про интересные предложения, послушать всевозможные истории. Конечно, любая история — почти сплошное вранье и приукрашивание, но при некотором навыке в каждой из них можно найти маленькую крупицу истины.

Маг говорил так убежденно, что Антошке стало обидно. Выходит, и его подвиги тоже вранье? Ведь наверняка уже гуляют легенды, как он в жестокой и долгой битве одолел дракона, как, проезжая по степи, увидел начинающуюся сечу Полкана с кочевниками и сразу бесстрашно атаковал злых степняков, как он мочил их направо и налево, а самого Хатыра одним ударом разрубил напополам... Так что же, это все ложь? Вот так и спасай неблагодарных людей, которые вместо почестей объявят, мол, ничего подобного даже в помине не было! Стоило ли ради них совершать трудное путешествие за ограду?

На свое счастье, в тусклом свете догорающего костра Сковород не видел выражения Антошкиного лица. В противном случае ему бы наверняка пришлось сгореть со стыда или быть загрызенным угрызениями совести. Но Сковород ничего не видел, и лишь потому Иванов не лишился случайного попутчика.

Антошка хотел от всей души двинуть мага кулаком, дабы знал, как обижать героев, но встать после обильного ужина было тяжело, к тому же искать Донервань, или Доннерветер, одному было несподручно. Да и скучно. Поэтому он умерил свой справедливый гнев и спросил как можно более миролюбиво:

— Далеко-то хоть до города?

— За полдня доберемся. Я чего на привал остановился? Они же ночью ворота закрывают, и никому внутрь хода нет.

Полдня можно было потерпеть даже колдуна. А уж потом как следует врезать. Или не врезать? Мало ли что он сделает в ответ? Как-никак, чародей, непростой человек. Вдруг пригодится?

— Ладно, давай спать, богатырь, — предложил Сковород, словно и не чувствовал нависшей над ним опасности. — Время позднее, а встать нам придется рано. Да и притомился я в дороге. Только магическую защиту поставлю, чтобы ночью нас всякая нечисть не будила. Или хочешь посторожить?

Сторожить Антошке не хотелось. Он вдруг понял, что потихоньку начинает клевать носом и предложение колдуна весьма разумно и своевременно.

Сковород обошел все по кругу, старательно бормоча какие-то заклинания, а потом сразу улегся поближе к костру, чуточку повозился и затих.

Спустя минуту заснул и Антон. Только тихими его сны назвать было трудно. Ему не то грезилось, не то бредилось, что он вновь стоит перед лесной избушкой, а из нее плавно выходит Василиса. Антошка бросается к ней, хочет обнять, но принцесса превращается в его объятиях в давешнюю Бабу-ягу. Антон в ужасе пытается убежать, но на пути отступления стоит некто в маске. Рука богатыря тянется к мечу, и тогда из-за спины незнакомца медленно выбегает слон, начинает увеличиваться в размерах и наваливается на Иванова. Под этой тушей становится тяжело дышать. Антошка пытается выбраться, глотнуть свежего воздуха и просыпается.

Сон, оказывается, в руку. В том смысле, что руки связаны. Ноги, кстати, тоже. А над головой в свете факелов ухмыляются наглые заросшие рожи.

— Уси-пуси, — издевательски произнес самый заросший из столпившихся мужиков, очевидно главарь. — С приятным пробуждением! Спите, а того не знаете, что за ночлег платить надо.

— Кто вы? — Антошка попытался выбраться из опутывающих его веревок, но это оказалось не проще, чем вылезти из-под приснившегося слона.

— Владельцы постоялого двора, — под общий хохот возвестил главарь. — Платить будете или как?

— Развяжите, заплачу. — Как и положено герою, Антошка воспылал благородным гневом и был готов заплатить разбойникам сполна. Вот только бы до меча добраться!

— Милый, то, что у тебя есть с собой, мы сами возьмем. Ты лучше скажи, что еще нам можешь дать? И дружок твой тоже.

— Снимите веревки и узнаете.

— Ишь ты, какой шустрый! — не поддался на уловку главарь. — Мы тебя развяжем, а ты в благодарность на нас кинешься! Знаем мы таких! Говори, можешь заплатить выкуп или нет?

— А если нет? — поинтересовался Антошка.

— Тогда здесь и останетесь. Мы люди добрые, даже веревки с вас снимем. Зачем мертвецам веревки? А нам еще пригодятся.

И опять остальные заржали, словно главарь говорил нечто очень смешное. Иванов ничего смешного в его словах не находил.

— Ладно, подумайте до рассвета. Там и решим, что с вами делать.

Разбойники всей гурьбой отвалили в сторону. Скоро там разгорелся костер, и от него потянуло запахом жарящегося мяса.

Антошка скосил глаза на лежащего рядом Сковорода и спросил:

— И чего же твоя магия не сработала?

— Почему не сработала? — обиделся Сковород. — Я поставил защиту, чтобы нас не будили. Ты же сам проснулся? Сам. Так какие претензии?

Вообще-то, Антошка раньше думал, что магия действует несколько иначе, но возразить по существу не смог.

Если он верно посчитал, то разбойников было всего человек семь или восемь. Народ здоровый, однако, будь у Антошки меч и развязанные руки, он бы еще посмотрел, кто кого.

Но меча не было, а веревки, наоборот, были. И, главное, крепкие такие веревки, не разорвать. И завязаны так, что не развязать. Разве что перерезать, да только ножа в руке не было. Да и самой рукой не пошевелить.

— Что делать будем? — спросил Сковород.

— От веревок избавляться, — мрачно буркнул Антошка. — У тебя в запасе нет заклинаний, чтобы их разрезать?

Сковород подумал и вздохнул:

— Таких нет. Но я могу их превратить во что-нибудь похожее. Например, в змей.

— Не надо, — твердо и быстро, пока Сковород не выполнил задуманное, сказал Антон.

— Как скажешь.

Сказать Антошка мог многое. Причем в обилии слов вряд ли встретилось хоть одно печатное. Но даже самое крепкое слово не в состоянии заменить собой меч или избавить от пут. Поэтому вместо пустого сотрясения воздуха Иванов изо всех сил попытался разорвать веревки. Сил было много, только толку было не больше, чем от сложных фразеологических оборотов. Даже меньше, учитывая, что сказанное от души душу и облегчает.

— А во что-нибудь другое можешь? — отчаявшись, спросил Антошка.

Колдун задумался. Иванову даже показалось, что он просто уснул, но наконец прозвучал ответ:

— Нет. Тут требуется некоторое внешнее подобие предмета. Но я могу их состарить. С гнилыми веревками ты должен управиться.

Антошка подождал, пока утихнет бормотание мага, и попробовал рвануть еще раз.

Все получилось на удивление легко. Не ожидавший подобной легкости Антошка больно ударился локтями о землю, но даже боль была приятна.

Свободен!

Разбойники у костра не обращали на пленников никакого внимания. Судя по звукам, обед проходил явно не всухомятку, и пировавшим было не до добычи.

Стараясь не шуметь, Антошка поднялся и осторожно шагнул в сторону костра. На втором шаге он зацепился обо что-то кроссовкою и рухнул на землю. К счастью, грохот падения совпал с торжествующими криками разбойников. Антошка полежал в молчании, потом понял, что падение осталось незамеченным, и облегченно вздохнул.

Пытаясь подняться вторично, Иванов случайно коснулся рукой кроссовок и сразу понял причину конфуза. Да и кто бы не понял! Подошвы отстали так, что обувь стала просить даже не каши, а полного обеда минимум из шести блюд.

Задумываться, когда разбойники успели заменить новые кроссовки явным старьем, Антошка не стал. Он разулся, убедился в своей правоте и немедленно воспылал благородным гневом.

Первый разбойник не сумел даже крикнуть. Тяжелая обувь с такой силой обрушилась на его голову, что последняя едва не вошла в плечи. Такая же судьба ждала и следующего разбойника, но от удара кроссовки превратились в бесформенные кожаные тряпки. Антошка зарычал, отбросил в сторону ставшее бесполезным оружие, а затем, словно куклу, подхватил одного из разбойников с земли...

19

— Сколько странствую по свету, никогда не видел такого могучего воина.

Освобожденный от пут Сковород сидел у потухшего костра, разминал затекшие руки и в свете зарождающегося дня с явным уважением поглядывал на своего спутника.

Антошка горделиво повел плечами. Триумф испортил характерный треск материи, извещающий, что рубашке пришел конец.

— Сволочь! — тихо выругался Антон.

Свежий утренний ветерок неприятно холодил промежность. Иванов скосил глаза на джинсы и обнаружил, что они перестали быть единым целым и превратились в две едва связанные между собой ветхие штанины.

— Кто? — не понял волшебник.

— Разбойники, кто же еще? Я все понимаю: плен, требование выкупа, но зачем они заменили мои новые шмутки на какое-то старье? И главное, когда? Я же был связанным!

Глаза Сковорода забегали, словно не хотели встречаться с обиженным взглядом Антошки.

— Наверное, перед тем, как тебя скрутить, — чуточку фальшиво ответил маг, а затем с воодушевлением продолжил: — Ты знаешь, какие в здешних краях ловкачи! Бывает, прямо на базаре разденут человека, а он этого даже не заметит! У них одна из профессий так и называется — раздевалы.

Антошка почесал затылок, согласно кивнул головой и вдруг посмотрел на колдуна с некоторым подозрением:

— А почему они тебя не переодели?

Сковород стал усиленно тереть кистями, словно умывая их, а потом с некоторым смущением пробормотал:

— Видишь ли, я одет несколько поскромнее. Все-таки я маг, а не витязь. Вот они и не позарились.

— Угу. — Иванов принялся сосредоточенно копаться в мешках разбойников. Он полностью вытряхивал их содержимое, тщательно осматривал каждую тряпку и всякий раз раздраженно отбрасывал ее в сторону. Когда мешки кончились, богатырь начал исследовать трупы их хозяев.

— Ты что-то ищешь, Антоша? — с приторной ласковостью спросил Сковород.

— Свою одежду. Не могу же я ходить в этих лохмотьях! И куда они ее подевали? Не спрятали же, в конце концов!

Сковород подумал и изрек:

— Я думаю, эти ловкачи ее просто прогуляли. Откуда у них иначе столько выпивки и закуски?

— Когда же они успели? — удивился Антошка.

— Э, не знаешь ты этого народа! — протянул Сковород. — Хорошего они в жизни не сделают, а плохое мгновенно обтяпают. Глазом моргнуть не успеешь. Да ты возьми что-нибудь ихнее, не стесняйся. Трофей все-таки.

Если Антошка чего и стеснялся, так своего нынешнего вида. Босой, в разошедшихся на интимном месте джинсах и разорванной рубашке, он больше походил на бездомного бродягу, чем на странствующего богатыря. Оставалось последовать совету мага. Иванов тщательно обследовал все тряпки, кое-что стянул с мертвецов и долго примеривал свою добычу. Наконец он приоделся. Теперь следовало вооружиться, и Антошка впервые обратил внимание на валяющееся оружие.

— Мой меч! — Восторженный крик богатыря эхом отозвался в окружающих холмах. — И кольчуга! А ты говорил, прогуляли!

— Видишь ли... — начал Сковород, но поперхнулся и возобновил свою речь по новой. — Наверное, хотели забрать себе. Им же тоже нужны подобные вещи. Или просто не сошлись в цене, а продешевить не хотели. Ладно, все это не так важно. Главное, мы живы и можем смело продолжать свой путь. Только предлагаю хорошенько поесть перед дорогой. Благо, не все сожрали эти живоглоты.

От подобного предложения Антошка отказаться не мог. Новая одежда и старое оружие заметно улучшили его настроение и аппетит. Да и деньги не только сохранились, но даже прибавились. Иванов обыскал все и всех, аккуратно собрал монеты и сложил в потяжелевший кошелек. Еще одна такая встреча — и придется запасаться специальным мешком. Вот только как его поднять, если учесть, что бумажных денег нет и в помине, а монеты здесь крупные и каждая весит немало?

— А здорово ты придумал состарить веревки! — Антошка был полностью доволен жизнью, и ему захотелось сказать магу что-нибудь приятное.

Тот чуть не подавился куском мяса, долго кашлял, а затем пробормотал:

— Да. Удачно получилось.

— Просто отлично! Но скажи: а нельзя ли было превратить в кого-нибудь разбойников? Например, в крыс?

— В крыс, я думаю, можно. При условии, что у меня были бы свободны руки. Только крысы были бы точно такого размера, как люди. В магии, как и в природе, ничего не пропадает и не исчезает. Превращается и сохраняется одновременно.

Антошка представил себе крысу величиной с главаря, и ему стало нехорошо. Это же не крыса, а целый медведь получится! А то и полтора медведя. Притом не европейского, а наподобие гризли, которого не то что загрызть, а и зарубить трудно.

Но хорошо то, что как-нибудь кончается. Пусть Антошка и был о себе самого высокого мнения, но ведь могли бы его убить разбойнички? Могли. А мертвые хоть сраму не имут, но и дивидендами со славы воспользоваться не могут. Потому посмертная слава и не слава даже, а так, одно издевательство. Что-то вроде пресловутой припарки.

Новую порцию славы Иванов добыл, когда забил разбойников, а сраму пока не имел. Теперь он не только славный убийца дракона, справедливый изыматель дани, грозный враг кочевников, но и бесстрашный победитель разбойников. Добавить в этот список гада Кощея — и под венец с принцессой идти не стыдно. Герой — он как бы родня всем князьям, царям, королям и прочим султанам. Только почету больше. Все-таки властители управляют миром, а герой его спасает от очередного кровожадного ворога.

— Слушай, поехали со мной! Одолеем Кощея, и я стану зятем Берендея, а ты — его придворным магом. Работа непыльная. Тепло, сытно. Надоест — вместе за новыми подвигами поедем...

Сковород понравился богатырю. Да и неплохо иметь спутника. Хоть поговорить есть с кем. Вороной при всех своих достоинствах слушает внимательно, но молчит, как собака.

— Я бы с радостью, но у нас тоже есть своя профессиональная этика. Вам нельзя нападать на врага со спины, нам — драться между собой без причины. Если бы Кощей что дурное замыслил — тогда другое дело, а с бабами вы должны разбираться сами. Но победишь, приеду. Не поработать так погостить.

Антошка выслушал ответ, и ему стало стыдно. Сковород был прав. Нельзя добывать невесту с помощью друга. Тут все решает поединок между похитителем и претендентом. Это злодей может строить козни, призывать слуг. Герой таких прав не имеет. Не то его мигом из героев разжалуют в простого воина. Быть же простым воином Антошка не хотел. Средний воин — что-то наподобие среднего инженера. Фон для чужих подвигов и расходный материал. Не для того Иванов отправился за ограду, дабы прозябать за ней без положенного ему положения и славы.

— Приезжай. Как дорогого гостя встречу! — почему-то с кавказским акцентом произнес Иванов.

Вот что делают с человеком горы! Даже если они выглядят как холмы.

Но и холмы скоро превратились в обычную пересеченную местность. Появились небольшие рощи, крохотные озера. Потом все это стало увеличиваться. Рощи стали сменяться лесами, а водоемы раздались так, что хоть лодку требуй для переправы.

Настоящее приключение, как стал понимать Антон, на девяносто процентов состоит из путешествий по бесконечным дорогам. Или по бескрайнему бездорожью. Пока удастся помахать мечом, все ноги стопчешь. Не себе, так коню. И почему все злодеи норовят поселиться подальше? Боятся, что ли?

А еще в любой дороге хочется есть. Антошка вспомнил поезда с их обязательной курицей и вареными яйцами и поневоле проглотил слюну. Что вспомнил Сковород, было неизвестно, однако его кадык вдруг судорожно дернулся, и маг предложил:

— Слушай, давай поедим, а? Время за полдень, а еще ехать и ехать. Так и с голодухи околеть недолго.

С последним утверждением мага Антошка был полностью согласен. Он хотел тут же спрыгнуть с седла и приступить к приготовлению немудреной походной пищи, когда Сковород продолжил свою речь:

— Могли бы рыбки из озера наловить. Ты как на уху смотришь?

— Я на нее не смотрю. Я ее ем. — Антон представил котелок, исходящий волшебными ароматами.

— Вот и отлично! — Маг повернул свою клячу к лежащему неподалеку озеру.

— Но ведь пока поймаем... — Желудок Иванова безмолвно требовал пищи. — Может, лучше чего другого?..

— Сама приплывет, — отмахнулся Сковород, спрыгивая на берег. — Меня недавно научили одному заклинанию, вся живность в округе к нам бросится. Только успевай ее на берег вытаскивать.

Маг сноровисто разулся, снял рубаху и закатал повыше штаны.

— Приготовься. За неимением невода таскать придется рубашками. Сапоги-то не протекают?

— Вроде нет, — но проверять на практике не хотелось.

Богатырь тоже разделся, совсем как Сковород, и подошел поближе к воде.

— Начали! — Колдун громко прокричал какую-то тарабарщину, трижды хлопнул в ладоши, повернулся через правое плечо и в довершение топнул босой ногой.

Что-то неярко полыхнуло, а в следующий момент заклинание начало действовать.

Водяная гладь заколыхалась, по ней пробежали круги и волны, и сквозь прозрачную поверхность Антошка увидел плывуших в их сторону рыб. Они очень торопились, словно боясь не успеть, и действительно не успели.

Привлеченные заклинанием, из ближайших кустов поднялись комариные полчища и с налета бросились на зов.

Вороной оказался предателем и ринулся наутек. Так же, как и кляча волшебника. Сам волшебник почти скрылся за тучей кровососов, да и Антошка был мгновенно облеплен ими с головы до ног. Почти вся кожа покрылась звенящими в предвкушении пиршества насекомыми. Бороться было немыслимо, убегать невозможно, думать, что делать, — поздно.

Мощный инстинкт бросил богатыря в озеро. Антошка сделал несколько шагов и торопливо нырнул с головой в кишащую рыбой воду. Чьи-то острые плавники больно оцарапали кожу, какая-то здоровущая рыбина приняла Иванова за гигантского червяка и вцепилась в ногу, но все это были мелочи, пустяки, мелкие житейские неприятности.

... Потом они долго сидели в сторонке на берегу и пытались прийти в себя. Маг успел заметить маневр своего спутника и тоже бросился в озеро. Это спасло его от комаров, но до спасения покусать его успели порядочно. Как, впрочем, и Антошку.

Тела обоих путешественников покрылись мелкими зудящими волдырями, краснели многочисленные царапины, зато есть не хотелось совершенно, да и вообще и колдун, и витязь считали, что им удивительно повезло.

Уверенность в правоте давало черное от мириадов комаров облако, по-прежнему висящее над местом рыбалки, и бурлящая от собравшихся рыб вода.

— Хорошо, — вздохнул Сковород, расчесывая до крови следы бессчетных укусов.

— Чего? — Антошка был так занят собственными болячками, что не услышал сказанное колдуном.

— Хорошо, говорю.

— Не очень. — Богатырь поморщился от боли и кое-как прилепил к очередной царапине лист подорожника.

— Хорошо, что заклинание вызывает живность к определенному месту, а не к произнесшему его человеку, — пояснил свою мысль колдун.

Иванов кинул мрачный взгляд на комариное облако. Это было не очень легко: один глаз оплыл и упорно не желал открываться.

— Да уж, поели ушицы. Слушай, а заживляющего заклинания у тебя в запасе нет? Все тело чешется, хоть волком вой.

— Заклинания нет, а мазь есть. Только коня поймать надо.

Это оказалось нелегко. Кляча мага была так напугана, что Сковороду стоило большого труда приблизиться к ней. Наверное, собственный хозяин стал казаться бедному животному повелителем комаров и слепней, и теперь оно только и мечтало, как бы поменять его на кого-нибудь другого.

Впрочем, Сковород был так покусан, что животное вполне могло его и не признать.

Но не зря говорят, что терпенье и труд все перетрут. После долгих уговоров кляча позволила Сковороду приблизиться к ней и покопаться в седельной сумке.

Мазь же оказалась и впрямь великолепной. Волдыри не прошли, однако чесаться перестали, и путешественники смогли пуститься в дальнейший путь.

... А вот до города Антошка так и не доехал. Донервань был уже виден как на ладони, когда навстречу путникам попалась конная застава.

— Кто такие?

— Антон Иванов и маг Сковород.

— Богатырь? — уточнил седой воин, бывший, очевидно, за старшего.

— Да, — Антошка гордо подбоченился. Он не смог сдержать глуповатой улыбки при мысли, что слава намного обогнала его на пути.

— Тебя нам и надо. — Начальник запустил руку под кольчугу и извлек оттуда свернутый трубочкой помятый листок. — Просили передать и велели сказать, чтоб ни мгновения не мешкал.

— Кто?

— А я знаю? Какая-то старуха. Очень ругалась и сказала, что опоздаешь — не увидишь невесту как своих ушей.

Антошка торопливо выдернул протянутый ему листок и развернул его. Судя по всему, это был какой-то план, скорее, карта, как их принято изображать в книгах определенной тематики.

В отличие от географических, такие карты Иванов читать умел. Он сразу отыскал помеченную крестиком крутую скалу, примерно представил, что может означать отдельный домик посреди небольшого леса, несколько кучек изб, разбросанных там и сям, крохотные деревца, холмики и прочая топографическая мелочь. Некоторое смущение вызвали лишь цифры, по идее показываюшие расстояния. Но в километрах они оказывались слишком малы, а других единиц Иванов не знал.

— Там указаны дни пути, — понял его сомнения начальник заставы.

Иванов посчитал в уме. Сбился со счета, пересчитал еще раз, пожалел, что не взял с собой калькулятор или хотя бы листок бумаги с ручкой, но с третьей попытки довел дело до конца.

Получалось, что до логова Кощея ему предстоит пилить не то девять, не то тринадцать дней. Многовато!

— Велено передать, что опоздание смерти подобно.

— Чьей? — встрепенулся Антошка.

— Не ведаю, — равнодушно пожал плечами воин.

Антошка вздохнул и посмотрел на мага. Тот в свою очередь пожал плечами:

— На твоем месте я бы поспешил.

Проснувшаяся в сердце любовь говорила то же самое. Отдых стал казаться преступлением, промедление — предательством.

— Буду ждать в гости! — вместо прощания выкрикнул Сковороду Антон, развернул Вороного и пустил его вскачь. Усталый конь не смог долго выдержать заданный темп, но Иванов готов был мчаться к своей любви хотя бы шагом.

Вдруг люди не врут, и тише едешь — дальше будешь?

20

На бумаге было гладко, а на деле вышло гадко. В том смысле, что жизнь редко идет по плану, а отдельные люди никак не могут передвигаться по плану местности.

До домика лесника Антошка добирался шесть дней вместо двух и нашел его абсолютно случайно, когда описывал вокруг него невесть какой по счету круг. Деревню отыскал не на следующий день, а лишь на четвертый, да и то совсем не ту, и потом пришлось искать нужную. И так было со всеми ориентирами.

В мир пришла осень с обязательной позолотой листвы и неизбежным холодом по ночам. От долгого странствия Антошка отупел, опустился и обносился. Плащ из шкуры дракона оказался вещью на редкость прочной и в той же мере холодной. Остальная одежда была прожжена искрами от костров и плохо гнулась от въевшейся грязи. Вонь от немытого тела, сапог и портянок могла свалить с ног непривычного человека надежней иприта. Антошка постоянно подкашливал и сопливился, а недоедание заставляло мысли вертеться вокруг воображаемой еды. Хорошо хоть, что дождей было пока немного, но не за горою дожидалась своего часа зима с морозами и вьюгами. Иванов втайне уже раскаивался в своем стремлении к подвигам, а еще больше — в желании спасти принцессу от запрятавшегося злодея. Вот только деваться было уже некуда.

Цель пути появилась неожиданно, когда Антошка уже отчаялся до нее добраться. Небольшая, но очень отвесная скала с угрюмым замком на вершине могла принадлежать только самому отъявленному негодяю. А кто еще мог им быть, кроме извечного похитителя чужих невест?

И сразу на смену туманящей мозги усталости пришла лишающая разума злость. Антошке захотелось бить, крушить, рвать на части всех виновников затянувшихся блужданий, а заодно и всех, кто попытается помешать или просто окажется на дороге.

Потенциальные жертвы почувствовали состояние богатыря и куда-то попрятались. Поэтому последний отрезок пути прошел почти беспрепятственно. Если не считать неизбежных ям, колдобин и усталости коня.

А вот одинокая скала оказалась неожиданно крепким орешком. Ее склоны были абсолютно гладкими, а к земле подходили едва ли не строго по перпендикуляру. Взобраться по ним было нечего и думать.

Антошка и не думал. На хрена размышлять, если крылья воображения не способны поднять исхудавшее, однако все равно весомое тело? Высота скалы была с четырехэтажный дом, и это лишало Иванова возможности допрыгнуть до ее вершины. Оставалось орать, да голос охрип, трубить, но рог позабыт дома. Даже нечем привлечь внимание супостата!

Иванов объехал скалу и на противоположной стороне, аккурат под воротами замка, обнаружил подвешенный медный таз и лежащий рядом ржавый железный прут. Сразу стало понятно, что это — подобие дверного звонка. Даже стал ясен принцип его работы.

Антошка не колебался. Он ударил в медный таз и злорадно помянул чью-то мать. Звон поплыл над окрестностями, эхом отразился от скалы, но этого показалось мало, и Антошка заколотил чаще и сильнее.

— Чего надо? — Звон был настолько громким, что Иванов едва разобрал идущий сверху крик.

Увлеченный Антошка не сразу понял, кто этот худой старик, осмелившийся отвлечь героя от дела, а поняв, вскричал:

— Отдавай Василису, дочь князя Берендея, злодей!

— Не отдам! Нет ее у меня! И никогда не было! Да и на хрена она мне сдалась?!

От подобной наглости Антошка поневоле опешил.

— Отдавай, кому сказал! — рявкнул богатырь и в подтверждение серьезности своих намерений принялся колотить по тазу с удвоенной энергией.

Кощей что-то кричал, но за звоном его не было слышно. Да и что мог сообщить известный злодей? Очередную байку для легковерных? Не на того напал!

Сколько времени Антошка исходил праведным гневом, неизвестно. Вероятно, долго. Раз нельзя как следует отлупить негодяя, так хоть в таз постучать. И Антошка стучал и стучал бы еще дольше, если бы его не окатили ледяной водой.

Окатили в полном смысле этого слова. Подлый Кощей устал от нескончаемого шума и выплеснул ведро прямо в кипящего негодованием героя. Наверно, у старика была большая практика. Или ему помогло самое черное колдовство. Вода накрыла Антошку так, что мимо не пролетело ни капли.

Ледяной душ в холодный день заставил Антошку подпрыгнуть от неожиданности и с чувством выкрикнуть несколько вполне уместных в данном случае слов. После чего герой обратил гневный взор к небу и, не обнаружив над головой тучи, от души проклял Кощея.

— Остынь! — прокричал в ответ колдун. — Давай лучше обсудим все спокойно!

— В морге будешь спокойным! — Иванов даже не подумал, что в Огранде вряд ли знакомы с этим почтенным заведением. — Отдавай Василису, козел безрогий!

— Да задолбали вы меня со своими бабами! — разозлился Кощей. — То один, то другой! От своей лет пятьсот назад еле избавился, так вы думаете другую хочу? Хрена вам! Сыт по горло!

Но Антошка слушал и не слышал.

— Отдавай или выходи на честный бой! Я тебе покажу, как чужих невест воровать!

— Да пошел ты... — вскипел Кощей и уточнил, куда именно. — Убирайся подобру-поздорову, звонарь безмозглый!

Оскорбление окончательно вывело Антошку из себя. Он размахнулся пошире и запустил в старика железным прутом. Благородная злость придала броску невиданную мощь. Прут, вертясь, взмыл в небо, но коварный закон тяготения замедлил этот полет, а затем вернул железяку на землю.

Богатырь едва увернулся от своего орудия, подхватил его и швырнул опять.

На этот раз вышло еще хуже. Прут сорвался с руки, ударился об скалу, отскочил и полетел в Иванова. В последний момент Антошка успел наклонить голову, и удар пришелся по шлему. Ошеломленный богатырь пошатнулся и сел на землю. В голове били медные тазы, перед глазами кругами плавали огненные пятна, а боль была такой, словно его опять спустили с лестницы.

Когда звон немного утих, Антошка услышал злорадный хохот, и это было еще хуже. Смеялись-то над ним, а что может быть для героя обиднее смеха? Смех принижает самый возвышенный подвиг, и под его колдовской силой какой-нибудь легендарный начдив из героев сказаний становится персонажем анекдотов.

— Ах, так! — Страх оказаться смешным поднял Иванова на ноги, как труба Судного дня поднимает покойников. В голове все гудело и плыло, но рука вцепилась в меч, и Антошка визгливо выкрикнул: — Выходи, подлый трус!

— Я не трус, я просто осторожный! — возразил Кощей. — В драку лезут только дураки.

— Я дурак?! — От нового оскорбления прошла даже боль. — А ты... ты... — на беду, в голову ничего не лезло, и Антошка ответил в точности, как отец Федор: — Сам дурак! Я — умный!

— А умный, так получи! — не очень логично отозвался Кощей, опрокидывая здоровенный чан с помоями.

И снова то ли ему помогло колдовство, то ли подлый старик в совершенстве научился рассчитывать траекторию со всеми поправками на ветер и прыжки жертвы, но все поганое содержимое точнехонько накрыло Иванова.

Как ни провонял герой за долгие дни странствий, но свежие ароматы жидковатого гнилья и хорошо выдержанных протухлостей легко перекрыли все прежние запахи. Антошка взвыл от незаслуженной обиды и попытался отряхнуться, как собака, побывавшая в луже. Увы! Зловредный старик хорошо знал свое подлое дело. Отвратительная жидкость успела проникнуть сквозь промежутки между кольчужными кольцами и насквозь промочила поддетые под железо рубашки, а заодно и штаны.

— Подлец! — выкрикнул Антошка и подхватил с земли злосчастный прут.

Предыдущие попытки показали богатырю, что никакой силы не хватит добросить тяжелый кусок железа до старика, и тогда Антошка вдарил по тазу так, что тот слетел с подвески.

Похоже, все вещи Кощея сполна усвоили коварство хозяина. Таз завертелся в воздухе, упал на ребро, прокатился вокруг Антошки, а затем сделал попытку упасть ему на ногу. Хорошо, что Антошка был начеку и не позволил осуществиться очередному злодейству.

— Так ты мое добро портить! Ну я тебе покажу! — закричал со своей высоты Кощей. И показал. Что только не посыпалось сверху на мужественного героя! Камни, кости, черепки, палки, две дырявые бочки и многое еще в том же духе стремилось встретиться с Антоном, и последний едва уворачивался от очередного сюрприза.

А затем Кощей широким жестом опорожнил вниз целую корзину яиц. Они полетели к земле сплошным градом, и несколько штук сумело использовать Иванова как заместителя сковородки. Наверное, Кощей хранил их несколько лет в ожидании подобного случая. Во всяком случае, все яйца оказались протухшими.

Антошка кое-как вытер лицо возле глаз, посмотрел наверх и увидел, что старик подтаскивает к краю очередной презент.

Нервы богатыря не выдержали. Иванов торопливо отбежал в сторону, запрыгнул в седло и дал Вороному шпоры.

— Ну погоди, я тебе еще устрою! — прокричал Антошка. — Все яйца перебью, но ты у меня жить не будешь! Посмотрим, кто будет смеяться над могилой! Увидишь, я вызову твою смерть из яйца!

И многоголосое эхо торжественно отозвалось, словно подводящий черту хор:

— Ца, ца, ца-а!

21

Антошка медленно рыскал по окрестностям, побуждаемый любовью, местью и холодом. Он бы с радостью несся вскачь, но конь почему-то не разделял его чувств. Вороной едва плелся усталым шагом, да еще то и дело раздувал ноздри, словно был недоволен исходящим от хозяина запахом. Иванов несколько раз пытался подстегнуть скакуна плетью. Не помогало.

Но вот среди деревьев мелькнул одинокий хутор, и Вороной перешел на рысь. Назвать ее легкой не поворачивался язык: конь, похоже, вымотался до крайности и теперь двигался лишь в надежде на отдых.

— Хозяева, открывай! — сипло прокричал Антон, несколько раз хорошенько ударив по воротам. Его обуревала целая гамма чувств — от праведного негодования до благородной злости, и никакой усталости он не испытывал.

— Сейчас, соколик, сейчас. — Немолодой женский голос раздался тогда, когда Иванов уже примеривался, как половчее выломать ворота.

Одна из створок со скрипом отошла в сторону. Антошка заехал на двор и огляделся.

Жили на хуторе, судя по всему, небогато. Дом обветшал, двери кладовок были сложены из таких досок, что, хорошенько дунь, они и развалятся, да и открывшая бабка была одета в какие-то обноски.

— Народ где? — вопросил витязь.

— В поле. Где ж ему быть-то?

— Бабка, яйки есть? — захотелось помянуть и про кур, но Антошка вовремя вспомнил цель визита.

— Есть.

— Так тащи все сюда.

— Может, тебе лучше яичницу поджарить? — сердобольно спросила старуха.

— Тащи, кому говорят! — прикрикнул Иванов. Бабка вздохнула и покорно просеменила в сарай.

Через несколько минут она вынесла оттуда лукошко с полудюжиной яиц.

— Все? — подозрительно поинтересовался Антошка.

— Как есть все. — Бабка опять тяжело вздохнула.

— Ну и хорошо! — Богатырь изловчился и, не покидая седла, ударил ногой по лукошку.

Лукошко подлетело в воздух, перевернулось, и яйца шмякнулись на землю.

— Что ж ты делаешь, ирод? — растерянно произнесла старуха, и даже Вороной посмотрел на своего хозяина с явной укоризной.

— Не видишь, что? Смерть Кощея ищу! — Антошка развернул коня, подбоченился и с гордым видом выехал за ворота.

Вот только Вороной подвел. Вместо того чтобы пройти высокомерной рысью, он покидал двор понурым шагом. Прямо побитая собачонка, а не богатырский конь!

Антошке нестерпимо захотелось вонзить в бока своей клячи шпоры, но почему-то подумалось, что в ответ Вороной вполне может попробовать выбросить богатыря из седла. Удержишься, и то срама не оберешься, а коли бахнешься?

Пришлось и дальше ехать постыдным шагом. И это тогда, когда душа рвалась вперед, себе за славой, Кощею — за погибелью!

Следующее жилище сразу вызвало у Антошки подозрения. Высокий забор скрывал постройки, но они располагались на холме, и это порождало неизбежные ассоциации с жилищем коварного супостата. Со стороны Иванова склон был крут. Вороной лишь посмотрел на него и дальше отказался идти наотрез.

— Предатель! — вздохнул Иванов и, осознав, что сдвинуть коня с места ему не удастся, полез на холм сам.

Карабкаться было потруднее, чем альпинисту взбираться на гору. Впрочем, так казалось Антошке, который в жизни ни на какие горы не лазил и потому имел о них самое поверхностное представление. Но все равно было трудно. Да еще то и дело под ноги попадались пеньки от росших здесь когда-то деревьев, а трава не желала крепко держаться корнями за землю. Цеплявшийся за траву руками богатырь раз пять едва не полетел со склона, когда она вдруг легко покидала почву.

Но нет таких трудностей, которые настоящий мужчина не преодолеет ради своей любимой. И Антошка преодолел. Он поднялся на вершину, огляделся, заметил правее пологий спуск с наезженной дорогой и с досадой неловко сплюнул на собственные сапоги.

Праведная злость вновь поднялась в благородном сердце воителя. Антошка поправил сползший на глаза шлем и грозным шагом судьбы двинулся в обход стены к воротам. Хотелось стучать, молотить, а потом обязательно заехать замешкавшемуся хозяину по морде. Но створки ворот оказались приоткрыты, и Антошка разглядел на дворе телегу, в которую два мужика лениво таскали корзины.

— Много брать будешь? — Перед Антоном появился широченный мужчина явно купеческого вида.

— Чего брать? — не понял Антошка.

— Яйца, конечно. Но могу по дешевке отпустить партию курятины. — Чувствовалось, что купец знает себе цену.

— Яйца, значит, — протянул Антон.

— Здесь у меня птицеферма.

Ошибки быть не могло. Коварный старикан знал, куда запрятать свою смерть. Кто из смертных заподозрит, что роковое яйцо лежит посреди такого же товара на обычной птицефабрике? Никто. И лишь Антошка догадался о лисьей хитрости своего супостата.

Был ли купец сообщником Кощея, или последний использовал его втемную, Антошка выяснять не стал. На дворе было человек пять мужиков. Не так и много для настоящего богатыря, тем более что никакого оружия при них не было. Антошка ощущал в себе достаточно силы, чтобы изрубить всех, вот только тратить время на рубку было жалко. Поэтому Антошка решил пощадить людей, и лишь Кощея щадить он отнюдь не собирался.

— Товар покажи. — Как и полагается истинному благородному герою, Иванов не чуждался хитрости.

Он уже заметил, что телега была полна лукошками с вожделенными яйцами, но вдруг заветная смерть лежит в другом месте?

Купец, похоже, что-то заподозрил, принюхался, брезгливо поморщился и смерил Антошку оценивающим взглядом:

— Деньги у тебя есть?

— А то как же? — Иванов похлопал по отнятому у разбойников кошельку. Здоровые монеты, каждой из которых можно было убить, заманчиво звякнули.

— Тогда пошли, — Купец немедленно успокоился и поманил Антошку к длинному сараю.

В тусклом свете глазам Антошки предстали лукошки, наполненные яйцами. Оставалось понять, которое из них принадлежит Кошею. Учитывая их схожесть, это была загадка, вполне достойная сфинкса. И как над каждой сложной загадкой, над ней можно было долго ломать голову. Вот только стоило ли, если всегда можно найти более простое решение?

Антошка его нашел. Радость находки, тяготы долгого странствия, трудная битва с Кощеем заставили Иванова захохотать. В хохоте было что-то истеричное, и купец посмотрел на клиента, как на сумасшедшего, но предпринять ничего не успел.

Все так же смеясь, Антошка выхватил меч и с размаха сбил с полки ближайшее лукошко.

— Ты это... чего? — Купец застыл в изумлении.

— Ага!.. — Антошка в упоении продолжал крушить яичную скорлупу, сшибать яйцетару, короче, доводить Кощея до погибели.

Но купец не мог или не хотел понять довершения геройского подвига. По своему скудоумию он решил, что полоумный вояка нанят конкурентами для его разорения, и среагировал в соответствии с этим.

— Да я тебе! — На рык владельца мгновенно примчались мужики со двора и, оценив обстановку, дружно бросились на Антошку.

Но не так-то легко взять богатыря, занятого спасением мира! Иванов довольно долго ускользал от тянущихся к нему рук и продолжал героически заниматься своим трудным делом. Весь пол покрылся белками, желтками и скорлупой, полки, напротив, порядком опустели, но на них оставалось еще несколько лукошек.

И тут чей-то душевный (в смысле, нанесенный от души) удар настиг Иванова. Из глаз посыпались искры, ноги скользнули по залившей пол смеси, и Антошка смачно рухнул в мешанину жидкости и скорлупы. Он еще попытался встать, но невольные пособники Кощея подскочили, окружили и вдоволь поработали ногами.

Потом Антошка ощутил, что его заботливо приподняли под руки и долго волокли по земле. Еще запомнилось, как его раскачивают, словно приняли за ребенка и решили позабавить качелями. Следом пришло чувство полета, но, увы, ненадолго.

Нет, что ни говори, не умеют люди ценить добро! Иванов пожалел обитателей фермы, а они ответным жестом вышвырнули его прочь. Да не просто швырнули, а над тем крутым склоном, по которому Антошка карабкался на подвиг.

Обратный путь вышел не короче, но зато значительно быстрее. Иванов кувырком понесся к подножию, зацепил головой один из пеньков и распластался у ног терпеливо поджидающего его коня. Но этого он уже не помнил и не видел. Шлем сумел спасти жизнь, однако не смог удержать сознание. Антошка даже не видел, как рядом плюхнулся меч, и не услышал раздавшегося с высоты крика: «Нам чужого не надо!» — Что не помешало заныкать подвешенный к Антошкиному поясу кошелек.

22

... Когда богатырь очнулся от беспамятства, была глубокая ночь. Тело сотрясалось от холода и болело от побоев, в голове кто-то таинственный старательно бил в колокола, все было в противной слизи, да и предыдущая вонь никуда не уходила. Хорошо хоть, что Вороной не покинул в беде и терпеливо пасся рядом.

Проклиная про себя людскую жестокость, Антошка с трудом поднялся, кое-как взгромоздился на коня и поехал прочь в ночь. Он ехал наобум, не зная куда и не помня зачем. Просто за последнее время Иванов привык постоянно быть в движении и уже очень смутно представлял существование другой жизни.

Распогодилось. Объявившаяся на небе луна давала достаточно света, чтобы хоть немного видеть окрестности, да только Антошка не смотрел. В нем не осталось ни желаний, ни сил, одно безграничное отупение пополам с усталостью. Весь мир сузился до ночи и мерной поступи коня.

А потом ночь тоже куда-то исчезла, и вокруг стало светло. Вдалеке замаячила одинокая скала с замком на вершине, и Антошка машинально направил Вороного в ту сторону.

Уже приблизившись, он понял, что вновь направляется к жилищу Кощея. Это не вызвало в Иванове никаких эмоций. Более того, богатырь никак не мог вспомнить, для чего ему понадобился вечный злодей? Наверное, чтобы сократить вечность до более конечного срока, только сил для подвига не было никаких.

У подножия скалы маячила человеческая фигура. Видно, Кощей решил воспользоваться состоянием Иванова и вьшать ему по полной программе. Ну почему героям на их пути достаются не только лавры, но и тернии? А также раны, синяки, шишки и целая куча бытовых неудобств? Несправедливо...

Деваться, однако, было некуда. Антошка положил руку на рукоять меча и с обреченным видом направился к супостату. Тот бросился навстречу. При этом он что-то кричал, однако смысл слов упорно не доходил до сознания Иванова.

Пора! Богатырь обнажил меч и подивился его тяжести. И как можно размахивать таким куском железа? Да еще этот идиот мешает своими криками! О чем он только кричит?

— Победа! Победушка! Вернулась ненаглядная Василисушка! Теперь всем мирком за свадебку! — кое-как разобрал Антон.

Он пригляделся к подбежавшему противнику. Одет тот был, как все дружинники Берендея. Широкоплечий, пышущий здоровьем, одним словом, на Кощея как бы и не похож.

— Какую свадебку? — Раз воин не нападал, то стоило уточнить смысл его криков.

— Твою, чью же еще? — откровенно удивился дружинник.

Челюсть у Антошки поневоле отвисла, а руки опустились.

Дружинник смерил богатыря внимательным взглядом и снизошел до пояснения:

— Томилась княжья дочь в плену, томилась, а сегодня полыхнула молния, загремел гром, а злодей взял да и лег костьми. Она сразу поняла, что нашел суженый смерть поганого. Ну и бросилась Василисушка к родному отцу в терем. Прибежала, и возликовал народ, а князь сразу распорядился готовиться к свадьбе. Разослал гонцов, гостей созывать да народ об очередной гибели злодея оповещать, а мне велел, окромя всего, жениха побыстрее сыскать да к дому направить.

Удивление перешло в изумление, а то — в полное обалдение. Антон долго переваривал услышанное, но, в конце концов, переварил и поставил челюсть на место.

— И ты молчал?!..

Ей богу, было бы побольше сил, двинул бы вестника так, чтобы тот три года в себя не пришел, а когда бы пришел, навек запомнил бы, как поручения выполнять! Но это ж надо?! Гром и молния!

Гонец пытался что-то объяснить, но Иванов его не слушал. Раз от души двинуть не получится, так пусть живет. Лишь бы дорогу к Берендею показал, а то и на собственную свадьбу опоздать недолго. Да и запоздалые почести лишаются части первоначального энтузиазма, а геройский подвиг требует справедливого и своевременного воздаяния.

— Показывай дорогу к Берендею! — Хорошая весть заставила Антошку позабыть о своих ранах. Да и сколько тут ехать? Раз Василисушка успела к отцу добежать, а гонец — до замка Кощея, то княжий терем где-то неподалеку.

— Может, перекусить желаешь? Берендей расщедрился на дорогу.

— Я тебя самого сейчас перекушу! Сказано: путь указывай!

— Дело хозяйское, — пожал плечами гонец.

Он свистнул прерывистой трелью, и сейчас же от скалы прискакал конь. Гонец лихо запрыгнул в седло и махнул рукой, приглашая следовать за собой.

Когда солнце поднялось повыше, Антошка пожалел об отказе от обеда. Однако гордость не позволила признаться в этом вслух, да и пробудившаяся любовь поторапливала на встречу с невестой.

Так они ехали без малого весь день. Гонец сидел в седле молча, словно обиделся на Антона за грубость, а Иванов переживал свой триумф, витал в облаках и время от времени старался отмахнуться от возвращающейся боли.

Наконец, гонец остановился:

— Приехали.

Антошка посмотрел по сторонам. Он ожидал увидеть вдалеке знакомый город, но никаких поселений нигде не наблюдалось.

— Куда?

— К дороге. — Гонец показал на уходящую вдаль грунтовку. — Дальше поедешь по ней и в аккурат доедешь до Берендея. А мне еще в куче мест побывать надо.

Антошке захотелось обидеться, но он подумал и решил, что возвращение в одиночку будет намного торжественнее. Как-то не по-геройски въезжать в город в сопровождении поводыря.

— Далеко ехать-то? — для порядка поинтересовался Антон.

— Недалече. Дня за два доберешься. В крайнем случае, за три.

— Что? — Антошке казалось, что сегодня он уже будет на месте. — А свадьба?

— Успеешь. В крайнем случае, начнут без тебя, — успокоил его гонец, махнул на прощание рукой и поскакал в противоположную сторону.

Богатырь оторопело посмотрел ему вслед. Что-то тут было явно не так, но делать было нечего, и Антошка повернул коня в указанном направлении.

Он очень спешил и даже не задерживался во встречных деревнях, хотя селяне встречали богатыря с триумфом и жаждали услышать рассказы о подвигах из первых уст. Внимание льстило, да дела торопили, поэтому Антошка быстро проглатывал очередной обед и вновь пускался в дорогу.

А к вечеру третьего дня он наконец въехал в ликующий город, и сам Берендей торжественно встретил у самых ворот.

— Дождались! Все давно готово. Ступай в баню, а там и за свадебный пир. — Берендей помолчал и с чувством добавил: — Зятек.

23

Наутро Антошка проснулся от кошмара. Ему приснилось, что в постели рядом с ним вместо Василисы лежит уродина, да такая, что ночью в переулке встретишь — от страха грохнешься.

— Ну и приснится же! — пробормотал про себя Антон.

Дабы успокоить расшалившиеся нервы, он вспомнил вчерашнее. Картины были неяркими, но согревали душу и тешили самолюбие. Крики горожан, поздравления приближенных, потом — долгожданная баня с неизбежным возлиянием, чистая одежда, свадебный пир...

Василисушка была в фате, скрывающей лицо, но Антошка и без того знал, что стал обладателем самой прекрасной женщины на свете. Он еще успеет вдосталь налюбоваться ее неземной красотой, другим же на нее смотреть нечего.

А гости! Сколько было гостей! Кого-то Антошка смутно помнил по прежнему пребыванию в тереме, но многих никогда не видел. И, самое смешное, некоторые из них казались знакомыми, напоминали других людей, которых быть здесь никак не могло.

Вот та пожилая родственница Берендея, например, чем-то похожа на лесную Бабу-ягу, а худощавый старик — вылитый Кощей. Бывают же такие двойники на свете! Не увидел бы сам — ни за что не поверил!

Но размышлять во время свадьбы на эту тему времени не было. Как и на любую другую. Только успевай слушать описание своих многочисленных подвигов да дивись вездесущей людской молве, донесшей досюда правдивые вести о них. Тут и геройская битва с кочевниками, и доблестная схватка с разбойниками, и долгий поединок с Кощеем, и многое другое, чего вроде и не было, но, по здравом размышлении, вроде и было. Или могло быть, что в общем одно и то же.

От услышанного и выпитого шла кругом голова. Она и сейчас кружилась от счастья, и только кошмарный сон оставил на душе неприятный осадок.

Чтобы окончательно избавиться от последствий кошмара, Антошка приоткрыл глаза и посмотрел на спящую жену.

Лучше бы он этого не делал!

Если в то хмурое осеннее утро опочивальня не огласилась воплем ужаса, то лишь потому, что у героя перехватило дыхание. Зато волосы на голове зашевелились и встали дыбом. И было отчего!

Какой-то очередной злодей ночью коварно выкрал прекрасную княжну, а на ее место положил страшенную девку.

Первым побуждением Антошки было немедленно разбудить спящую. Увы! Непобедимый драконоборец и кощееубивец, гроза кочевников, разбойников и мирных поселян, славный богатырь Антон Иванов вдруг понял, что до одури боится дотронуться до мирно сопящего ужаса. Не буди лихо, пока спит тихо!

А в следующий момент Иванова редкой гостьей посетила мысль, и ему стало еще страшнее.

Вдруг это проделки могущественного колдуна, и перед ним лежит превращенная в уродину Василиса? Но ведь тогда вполне возможно, что в урода превращен и он!

Зловещее предположение подбросило Антошку с кровати и заставило заметаться по опочивальне в поисках зеркала.

Жаль, невозможно найти то, чего нет. Как богатырь ни искал, но нигде не было даже намека на столь необходимый предмет.

Между тем ответ требовался немедленно. Голь на выдумки хитра, и прирожденная сметка взяла свое. Антошка подскочил к кадушке с водой для умывания и с замирающим сердцем взглянул на свое отражение.

Из кадушки на него честно и прямо смотрел черноволосый красавец, которого Иванов в покинутом мире постоянно видел в зеркале.

И сразу от сердца отлегло. Лишь к ногам привалила такая слабость, что Антошка был вынужден осторожно присесть на подвернувшийся табурет.

Спасен! Душа готова была тихонечко запеть от восторга, но мозг пронзило током.

А Василиса?

Антошка собрал все свое мужество, медленно поднялся и подкрался к кровати.

Резкий толчок сердца выбил надежду, будто ее и не было. Там, где лежала Василиса, продолжала спать все та же страхолюдина. Но была ли она заколдованной княжной, или это была, так сказать, свинья, подложенная Антошке вместо законной жены, богатырь решить не мог.

Звать слуг было стыдно, будить девицу — страшно, понять что-либо самому — невозможно.

Иванов помялся, не зная, что предпринять и у кого просить совета. Был бы здесь Сковород, он бы смог разобраться, магия ли это? Но, увы! Свадьба произошла настолько быстро, что ни один приятель при всем желании не успел бы добраться до стольного города Берендея.

Оставался сам Берендей. Он отец, пусть и поможет разобраться в случившемся.

Антошка тихонько оделся и, стараясь ненароком не скрипнуть дверью, вышел из опочивальни.

После затянувшейся гулянки дворец словно вымер. Нигде не попадались воинственные дружинники, деловитые купцы, задумчивые советники. Да что там они! Простых слуг и тех не было. Видно, услужив гостям, они под занавес не забыли про себя и теперь спали крепким сном хорошо потрудившихся и еще лучше отдохнувших людей.

В какой-то момент Антошке показалось, что вся Огранда заснула волшебным сном и он остался один на один с целым миром. Ощущение было не из приятных, но тут откуда-то со двора послышался голос.

Как мало порою надо человеку, чтобы не чувствовать одиночества! Антошка торопливо бросился к ближайшему окну посмотреть на неспящего титана.

На дворе стояла самая паскудная осенняя погода. Небо все сплошняком было затянуто тучами, лил нудный дождь, и капли монотонно выбивали круги из многочисленных луж. Свободные от луж места были заняты непролазной грязью, в которой для разнообразия сырели мрачные опавшие листья.

Подобная погода усыпляет не хуже самого черного волшебства, и сразу стала ясна одна из причин кажущегося безлюдства. Антон постарался выглянуть наружу, увидать говорившего, но тот, очевидно, скрывался под одним из навесов.

Ну и ладно. Все равно делиться происшедшим с кем попало Антон не хотел. Ему нужен был для совета Берендей и только Берендей. Как князь, он был ровней любому герою, как отец — мог разделить обрушившееся на Иванова горе. Вот только в какой из многочисленных опочивален он спит?

По прежнему опыту Антошка знал, что Берендей не любит ночевать в одном и том же месте, мотивируя это тем, что вся молодость прошла в походах. Теперь должность не позволяет надолго отлучаться из дворца. Но раз не получается поездить по чужим и своим землям, так хоть покочевать из комнаты в комнату. Все разнообразнее.

Приходилось искать наобум и одновременно с опаской. Гостей во дворце тьма, еще потревожишь ненароком важную иноземную птицу, а потом улаживай дипломатический инцидент! И Антошка осторожничал, стараясь идти и заглядывать как можно тише.

Ох уж эти дворцовые переходы! Антошка в очередной раз заплутал и очень обрадовался, когда оказался в столь памятной посольской горнице.

Случайно бросив взгляд за окно, богатырь удивился, как резко переменилась погода. Солнца так и не было, но вместо сплошных мрачных туч небо изукрасилось изяшной дымкой. Словно по мановению волшебной палочки куда-то исчезли все лужи и грязь, и земля была покрыта разноцветным пятнистым ковром из ярких листьев. Остатки такой же праздничной листвы образовали на деревьях живописные узоры, и на ум поневоле приходили заученные в школе стихи великого поэта.

Впрочем, ни других стихов, ни других поэтов Иванов не знал.

В конце следующего коридора Антошка услышал доносившиеся из какой-то комнаты голоса. Один из них, кажется, принадлежал Берендею, и обрадованный герой хотел уже броситься к правителю, как его вдруг остановило упоминание собственного имени.

Антошка бесшумно шагнул поближе и весь обратился в слух.

— ... Я уже давно подыскивал крепкого чужеземного воина без роду и племени, — негромко говорил Берендей. — Не век же мне самому мечом махать! Дружинникам многие дела не доверишь. У всех здесь родня, а как забрать положенную дань у родного человечка? Вот они и мухлюют в полном согласии, а государство становится беднее и беднее. Взять на службу отряд наемников? Так они рано или поздно начнут свои условия диктовать. Организованная группа посреди нашего бардака — это же страшно. Один же чужестранец поневоле будет помощником. — Князь помолчал и добавил: — Да и дочке моей он шибко понравился.

— Но он же туповат, братец. Ни одной стороны света не знает. Я все ясно объяснила, а твой зятек и тут умудрился заблудиться, — возразил Берендею знакомый женский голос.

Антошка напряг память, пытаясь понять, где он его слышал, и вдруг перед глазами отчетливо встала лесная избушка и Баба-яга, потчующая случайного гостя. Ух ты!

— Научится, куда денется? Или действительно денется? Чуть ли не три месяца блуждать — это, знаете, уметь надо! Пришлось ко всем городам гонцов посылать с подробным планом, а то Василисушка мне всю плешь проела. Ей, горемычной, надоело все лето носа из терема не показывать, дабы кто случайно не увидал.

Какая-то смутная догадка забрезжила в голове Иванова, но вступивший в разговор третий голос не дал на ней сосредоточиться.

— А я, откровенно говоря, вообще забыл про твоего богатыря. Даже не сразу понял, кто пожаловал. Тем более что народу ко мне приезжает тьма. И каждому чего-то надо. Как будто других злодеев поблизости нет. Надоело. Я уже подумываю, не выйти ли на покой? Все равно считаюсь как бы убитым.

— Ты это, Костя, брось! — немедленно возразил Берендей. — На покой! А мы что делать будем? На кого огрехи сваливать? Или тебе мало содержания каждый князь дает, лишь бы своим именем все покрывал? Тебе ж и делать толком ничего не надо. Все за тебя уже натворено.

— За меня натворено, а я отдувайся! — возразил неведомый Костя. — Вот ты лучше скажи, на кой ляд тебе потребовалось объявлять о похищении Василисы? Жених-то уже был выбран.

— Как «на кой»? Что ты, наших витязей не знаешь? Они если невесту без боя добудут, то она им никогда милой не станет! Да и заметил я, что Ванюша уже по другим стал шастать. А тут невеста похищена, сразу переживания, укоры совести. От всего этого любовь возрастает и все остальные бабы по боку. Свадебку-то сыграли. Теперь, как ни крути, законный муж. Ни одна посторонняя принцесса на него и не глянет. Зачем, когда вокруг холостых богатырей полно?

Ничего не понимающий Антошка неловко переступил с ноги на ногу, и половица под ним предательски скрипнула. Голоса в комнате немедленно затихли. Витязь понял, что кто-нибудь из говоривших может встать и выглянуть наружу. Быть уличенным в подслушивании не хотелось, не богатырское это дело — вынюхивать, но Иванов не зря считал себя очень находчивым человеком. Он старчески кашлянул и, как ни в чем не бывало, пошел вперед. Ну прогуливается человек. Подумаешь!

В комнате у накрытого стола сидели трое: сам Берендей, его пожилая родственница и худой старик.

— Ванюша! Вот уж не ждал! — с фальшивой радостью воскликнул князь. — А я-то думал, вы с молодой женой до обеда спать будете!

При упоминании жены Иванову сразу вспомнилось кошмарное пробуждение.

— Князь-батюшка... — Антошка невольно замялся, не зная, как лучше сообщить страшную новость.

Берендей пригляделся к зятю:

— Да на тебе лица нет! На вот, выпей. Что-то случилось?

Антошка в два глотка осушил объемистый кубок и выдохнул:

— Беда, батюшка! Недоглядел я! Василису ночью не то подменили, не то околдовали.

Родственница со стариком понимающе переглянулись и посмотрели на Берендея:

— Как подменили? Когда?

— Не знаю. Просыпаюсь, а рядом вместо твоей прекрасной дочери лежит какая-то... — продолжить Антон не смог.

— Ты хочешь сказать, что моя Василиса — уродина? — прогремел Берендей, но прогремел как-то тихо.

— Не хочу, — очень быстро ответил Антошка, а потом осторожно пояснил: — Но, может, это не она?

— А кто же?

— Не знаю. Я же помню Василису. Краше ее на всем свете не было, а сейчас в постели лежит... — Иванов поперхнулся и умолк.

Берендей подошел к окошку, за которым продолжал лить дождь, побарабанил пальцами по подоконнику и со вздохом сказал:

— Это почти всегда так, Ванюша. Пока невеста — никого красивее не найдешь, а как стала женой — баба бабой. Принцессы в этом тоже не исключения. Только одни сохраняют свою прелесть неделю, некоторые — и две, а большинство становятся постылыми уже на утро. Сказка недаром только до свадьбы и длится. Потом начинаются будни.

— Я понимаю, но все равно это не она, — без всякого нажима, неуверенно возразил Антошка. — Как вспомню, какой принцесса была в посольском зале...

Родственница вновь переглянулась со стариком, но вмешиваться в разговор не стала.

Берендей продолжал стоять у окна и задумчиво глядеть на слякотный двор.

— Не веришь, князь-батюшка, так пойдем со мной, сам посмотришь, — неуклюже предложил богатырь.

— В посольском зале... — рассеянно повторил Берендей.

Антошка кивнул, хотя князь стоял к нему боком и видеть кивка не мог.

— Я же говорил... — тихо произнес старик, хотя уточнять, что именно было говорено, не стал.

Некоторое время в комнате висело неловкое молчание. Потом Берендей прервал свое занятие и поманил Антошку к себе:

— Подойди сюда, Ванюша. Что ты во дворе видишь?

Откровенно говоря, смотреть во дворе было не на что. Дождь, грязь, унылая серость, словно и не было в природе минутного просветления.

— Ничего, — Антошка невольно пожал плечами. — Паршивая погода. Одно слово: осень.

— Тогда пойдем...

Берендей увлек своего зятя прочь из комнаты. Один короткий коридор, и они оказались в той самой посольской зале, которая так часто поминалась в разговоре.

— А теперь? — Берендей кивнул в сторону парадного окна.

Иванов посмотрел и изумился. Снаружи продолжалась осень, но в ее поэтическом смысле с разлитой в природе легкой печалью и разноцветными яркими листьями на земле и деревьях.

— Но только что был дождь... — не удержался Антошка.

— Он и сейчас идет, — князь помолчал и добавил: — Наверное.

— Как?

Берендей посмотрел на зятя с высоты своих лет и вздохнул:

— Молод ты еще, Ванюша. Ничего не понимаешь в государственных делах. Но это поправимо, научишься.

— При чем тут дела?..

— При том. Приехали в княжество послы другой державы. Что им надо показать? Правильно, что государство наше — лучшее в мире. И природа, и люди, а если надо, то и воины. Вот и происходит прием в этой зале. Стекло-то тут не простое, а волшебное. Его еще дед моей жены у одного могучего чародея в кости выиграл. Теперь уже нет таких чародеев, измельчали. И стекол таких тоже ни у кого не найдешь. А ведь чудное стеклышко. На что через него не глянешь, все лучше кажется. Любая куча мусора клумбою с цветами выглядит. Так же и люди. Причем с наружной стороны эффект тот же самый. Чтобы, значит, подданным нашим их повелители казались мудрее, возвышеннее, красивее. Тут ведь что? Ежели правитель самый-самый, то ему и подчиняться легче. Кажется, что так и должно быть. Есть такая вещь — психология. — Берендей наставительно поднял указательный палец.

И тут до Антона дошло.

— Так это все обман? — внезапно севшим голосом спросил он.

— Почему обман? Обычное колдовство. Причем полезное всем.

Мысли непривычно резво носились в голове богатыря, но ни о какой пользе в них речь не шла.

— А... — начал было Иванов, но оформить мысли в слова не смог.

Однако Берендей прекрасно понял его.

— Я тебе свою дочь навязывал? — очень жестко спросил князь.

— Нет.

— Правильно. Сам добивался. Поздновато на попятный идти. Впрочем...

Князь на редкость красноречиво замолчал, и в этом молчании Антошка расслышал хлесткие удары кнута, шипение раскаленных клещей, поскрипывание ступеней эшафота.

— Я не отказываюсь... — произнес Антошка. Ему вдруг подумалось, что женитьба на Василисе, как бы ни выглядела на самом деле невеста, не такая и большая плата за пребывание в Огранде. Ведь есть же здесь славные подвиги, увлекательные приключения, да и сам он теперь не кто-нибудь, а самый натуральный князь. Это вам не мечтатель без положения и перспектив!

— Ничего, Ванюша. Когда тот чародей стекло устанавливал, у него кусочек лишним оказался. Так он из остатка очки сделал. Теперь они твои.

Берендей отечески положил руку на плечо Антошки и доверительно сообщил:

— Признаться, я сам на мать Василисы только через них и смотрел. Зато вот князем стал, и государство мое не из последних. Я же тоже сюда пришел без роду и племени. Мир?

— Мир, — искренне произнес Антошка, а про себя подумал: мой мир!