Юнона

Часть 3. Эпидемия

Сколько прошло времени? Секунды? Минуты? Нэлл, оцепенев, сидела в скафандре, ее внутренности скрутило узлом, будто это она лежала сейчас, изломанная и разбитая, в искореженном «Ангеле».

В эфире навзрыд плакала Пиркко, кто-то — Мелисса? — бормотал по латыни то ли стихи, то ли молитвы.

— У него получилось, — тихо сказал Алекс.

Получилось? Нэлл, опомнившись, сморгнула слезы, взглянула на жилое кольцо. Оно вращалось очень близко, буквально в паре десятков метров — однако больше не приближалось.

— Линда, проверь его систему жизнеобеспечения, — тусклым голосом произнес Том. — На всякий случай.

Что ж, они спасены, подумала Нэлл, снова смаргивая набегающие слезы. На сутки, на час или на пять минут — но спасены. Ценой жизни Мишеля и ценой «Ангела»… И ровно до тех пор, пока Си-О не вздумает ударить еще раз.

Потом вскрикнула Линда, и сердце Нэлл замерло и запрыгало в горле.

— Есть пульс! Нитевидный, но…

Кто-то всхлипнул , кто-то судорожно вздохнул.

— Макс, Дэн, Алекс, за ним, быстро! — хрипло приказал Том.

Торопливо заговорили японцы, и тут же отозвалась Линда:

— Я в медотсек, а вы поживее, ребята! — и ее аватарка потускнела.

— Так он еще жив? — пролепетала Пиркко.

Нэлл охватило странное чувство — не облегчения, а тошнотворной тоски. «Еще жив» после столкновения на скорости выше 50 метров в секунду означало только агонию, растянутую на несколько суток. На Земле — да, на Земле его спасли бы даже со всеми сломанными костями и порванным кишечником, как спасли Алана Спарка после аварии «Глобуса», с 80 процентами сожженной кожи, как Дебру Хоуп. А здесь, на станции — что они могут сделать?

Оцепенев, она молча смотрела, как медленно падает обратно невредимое жилое кольцо. Обкусанные губы жгло слезами, которые все текли и текли, не останавливаясь. «Пусть он будет без сознания, — подумала Нэлл, обращаясь неизвестно к кому. — Пожалуйста, пусть он ничего не чувствует».

«Ангел» застрял смятым носом в изогнувшихся балках центральной оси между седьмым и восьмым «северными» стыковочными узлами, чуть не разнеся один из биологических модулей. Чтобы добраться до него, бортинженерам надо было подняться из жилого кольца к центральной оси станции, выйти через главный шлюз в открытый космос, а дальше двигаться вдоль оси в сторону солнца — до седьмого «северного» стыковочного узла.

На фоне стопятидесятиметровой металлической конструкции три маленькие серебристые фигурки казались совсем крошечными. Они выплыли из шлюза одна за другой, ловко развернулись параллельно оси и, разом ускорившись, будто мячики, ударенные ракеткой, полетели в сторону «Ангела». Нэлл знала, что наведенное магнитное поле удерживает их рядом со станцией крепче любого фала, и все равно — смотреть на этот полет в пустоте было жутковато.

Меньше, чем через минуту они достигли каплевидного корпуса «Ангела», ненадолго замешкались у шлюза и скрылись внутри.

Потянулись минуты — долгие липкие минуты. Нэлл пошевелилась, сбрасывая зажимы с оцепеневшего тела, облизала соленые губы. Слез больше не было. На сердце лег камень, холодный, тяжелый и скользкий, как ртуть, но, по крайней мере, истерика закончилась. Она поискала ссылки на другие камеры, ближе к «Ангелу», и, в конце концов, вывела на зрительное поле видео с камеры модуля «Ноев Ковчег» на седьмом «северном» стыковочном узле. Название модуля смутно напомнило ей что-то, связанное с Марикой, но вспоминать, что именно, было некогда.

Солнце светило в глаза, очерчивая близкий черный корпус «Ангела» узким сверкающим бликом. Через несколько минут Нэлл заметила движение у шлюзового люка и встрепенулась. На фоне космоса возникла серебристая капсула автономного медицинского модуля — отплыла на несколько метров в сторону от люка и тут же затормозила, будто привязанная невидимым резиновым жгутом. Потом появились трое в скафандрах. Глаза Нэлл перебегали с одной фигурки на другую, пытаясь угадать, кто из них кто, но различить сейчас бортинженеров было невозможно.

Снова мягкий толчок магнитного поля, снова полет в пустоте — обратно к центральному шлюзу. Нэлл переключилась с опустевшей камеры «Ноева Ковчега» на камеру центрального шлюза, потом на «кейки». Аватарки Линды Экхарт и Харуто Такугавы больше не были очерчены прозрачными сферами. Наверно, они уже в медотсеке и ждут Мишеля... а операцию, сидя в скафандре, не сделаешь.

Нэлл закрыла глаза. От ледяной тревоги начинало подташнивать. В двух миллионах километров от них углеродное чудовище было готово ударить снова в любой момент. Но думать об этом было бессмысленно. Делай, что должен, и будь, что будет. Или хотя бы не путайся под ногами.

Через полчаса в наушнике звякнул долгожданный вызов.

— Нэлли, — сказал Том.

— Как он? — воскликнула Нэлл.

— Плохо. Разрыв селезенки, сильное внутреннее кровотечение, ребра в хлам… Плюс сотрясение мозга, — Том говорил, будто через силу.

— Значит, никаких шансов?

— Линда говорит, шанс есть. Не слишком большой, но… — он глубоко вздохнул.

У Нэлл будто ледяной червяк в груди шевельнулся.

— Я виновата перед ним, — сказала она. — Я решила, что он хочет сбежать. Ну, перед тем, как…

— Да, я понял. Макс еще крикнул ему: «Что ты делаешь, ты же сдохнешь!» А он ответил: «Иначе сдохнут все». Времени действительно совсем не оставалось…

Они опять замолчали.

— Земля еще не отвечала? — спросила Нэлл через пару минут.

— Нет пока.

Она скосила глаза на часы. С момента начала атаки прошло чуть больше часа. Слишком мало даже для того, чтобы сигнал дошел до Земли и вернулся.

— Я боюсь, как бы они не решили в войну поиграть, — нехотя проговорил Том.

— Смешно, — отозвалась Нэлл. — Как говорит Линда, прямо обхохочешься.

— Какие-то решения все равно придется принять. Например, об эвакуации станции.

— Даже если они запустят «Луч» прямо завтра, до нас он доберется только через три месяца. За это время Си-О сто раз размажет нас по стенке.

— Да, — сказал Том. — Возможно. Хотя я не думаю, что он повторит атаку. В конце концов, он уже получил от нас все, что ему было нужно.

Нэлл беспокойно заёрзала — пребывание в скафандре тяготило ее все больше.

— Спина чешется, — пожаловалась она.

— Можно об умывальник сходить почесаться. Я уже ходил.

— Отличная мысль.

Нэлл выбралась из ложемента, зашла в санузел и сняла шлем. Посмотрела в зеркало. Щеки в красных пятнах от высохших слез, губы обкусаны… красавица. Она осторожно умылась, стараясь не накапать водой на одежду, смазала щеки кремом и снова надела шлем, чувствуя себя довольно глупо. Потом решительно выбралась из скафандра, сложила его и сунула на место. Села в ложемент. После тяжести герметичного шлема виртуальный шлем показался ей легким и привычным, как вторая кожа.

— Нэлл, надень скафандр, — сказал Том.

— Зачем? Если Си-О решит нас уничтожить, скафандр не спасет. А если не решит, то и сидеть в нем смысла никакого.

Том полминуты молчал, потом вздохнул:

— По инструкции я должен настаивать, но, думаю, что ты права. Если он нападет еще раз, скафандры нам не помогут.

— Я видела то, что осталось от южной части оси. Полтора метра титановых сплавов как ножом срезало!

— Да, — ответил Том. — К большому моему сожалению, нам нечем ему ответить.

Ответ с Земли пришел только в 16.45 по корабельному времени. Бледный до полупрозрачности Руперт призвал всех сохранять спокойствие, ни в какие контакты с Углеродным Объектом не вступать, и пообещал, что изыщет все возможности эвакуировать станцию как можно скорее. Почти сразу же пришел пакет из Парижского центра травматической хирургии — инструкции и рекомендации по лечению Мишеля вместе с адаптированным лично под него программным обеспечением автономной медицинской капсулы.

Нэлл маялась — тревога то накатывала на нее ледяной волной, то отступала, оставляя место ватному безразличию. У нее больше не было дела, которое организовало бы ее мысли и время, а пустое — время тянулось мучительно медленно. Она еще раз посмотрела на жилое кольцо с камеры пятого «южного» стыковочного узла (крен центральной оси был еще заметен, но ось уже почти вернулась в свое исходное положение). Проверила почту. Потом переключилось на видео с семнадцатого Ио-Орбитера — и зависла на пару часов. Невозможная в своей причудливости конструкция Си-О завораживала ее постоянным тихим движением, она все время как будто текла, странным образом оставаясь в границах своей формы, и в то же время меняясь, как меняются облака в небе — незаметно и неотвратимо. Мозг подсовывал аналогии: Нэлл видела в нем то космический мегаполис, то гигантский муравейник, погруженный в свою загадочную жизнь, то исполинский организм под микроскопом.

К вечеру она почувствовала себя вымотанной до предела, хотя вроде бы ничего не делала.

Том позвонил ей в начале восьмого.

— Пойдем, поедим, — просто сказал он.

— Ага, — ответила она.

В кают-компании уже собирался народ, лица у всех были серые от усталости. Линда и Марика молча ели за одним столом, и Нэлл впервые заметила, какие глубокие тени лежат у них под глазами. Рядом сидела Пиркко, обняв себя обеими руками, как будто ее знобило. Оба русских и Дэн Венфорд негромко спорили, отставив в сторону пустую посуду.

— Как Мишель? — спросила Нэлл от двери.

Линда подняла на нее глаза.

— Жить будет, — устало ответила она. — Крепкий парень.

Макс обернулся и, прищурившись, посмотрел на них. Алекс тоже обернулся и приветственно поднял руку.

Нэлл с Томом взяли по контейнеру с ужином, и подсели к ним.

— «Луч» уже на стартовой площадке, — снова заговорил Макс. — Его можно подготовить к взлету за пару суток. Но он в состоянии забрать только шесть человек. И то условия полета будут весьма далеки от комфортных.

— Шесть, — сказал Дэн. — «Иглу» вычеркиваем, она еще до Земли не долетела. Что еще?

— Еще есть «Медуза», но ее надо готовить, — ответил Алекс.

— Ее надо готовить, и она возьмет максимум восемь человек, — заметил Том.

— Итого четырнадцать. Вывод? — спросил Макс.

— Вывод: сначала женщины и дети, — насмешливо ответил Алекс, покосившись на Нэлл.

— То есть Руперт пообещал больше, чем сможет исполнить, — уточнил Макс.

— Да он и не обещал ничего конкретного, — возразил Том. — Ты же слышал его слова. Он «сделает все возможное» и «приложит все усилия».

Они помолчали. Нэлл безо всякого удовольствия ковырялась в своей тарелке. Ее снова слегка подташнивало — то ли от напряжения, то ли от усталости.

— В любом случае возникает вопрос о порядке эвакуации, — продолжал Макс. — И как мы будем его решать?

— Очевидно, что решать его будем не мы, — ответил Том.

Макс уже открыл рот, чтобы ответить, но тут Алекс поднял ладонь в знак того, что он тоже хочет сказать несколько слов.

— Дорогие коллеги, — начал он, — разговор о порядке эвакуации очень сильно напоминает мне схоластический спор о количестве ангелов на острие иглы. Даже «Луч», взлети он хоть завтра, не доберется до нас раньше, чем через 78 суток. Семьдесят восемь, — повторил он. — Не будем при этом забывать, что Си-О вынырнул из Ио 12 дней назад, принял свою текущую форму двое суток назад, сутки назад передал нам первое сообщение, а сегодня уже атаковал. Мы видим, что характерное время изменения внутри взаимодействующей системы «Юнона плюс Углеродный Объект» на два порядка меньше, чем ожидаемое время до начала нашей эвакуации. Проще говоря, он сделает с нами все, что пожелает, раньше, чем хотя бы один человек покинет «Юнону».

Они переглянулись. Нэлл словно окатила ледяная волна, по телу побежали мурашки.

— Ты, конечно, умеешь внушить уверенность в завтрашнем дне, — нервно хмыкнул Дэн.

Макс смерил его мрачным взглядом.

— Будь здесь Мишель, он сказал бы, что на все воля Аллаха, — заметил Том. — Зачем думать о том, на что мы никак не можем повлиять? В конце концов, все фильмы, короткие или длинные, заканчиваются одинаково — словом the end. Еще ни один человек не избежал смерти.

Нэлл медленно цедила сок и думала, как же она устала. Пару дней назад этот разговор показался бы ей захватывающе интересным и важным, но сейчас ей хотелось только одного: залезть в спальник и проспать двое суток. «Это просто реакция, — подумала она. — Слишком много всего случилось за последние дни».

Нэлл заснула, едва коснувшись головой подушки, но спала плохо. Ей снился черный поток, несущий ее по трубам куда-то вниз, в засасывающую бездну без воздуха и света. Она боролась, задыхалась, кашляла, цеплялась пальцами за скользкие стены, но поток становился все быстрее, а своды тоннелей — все ниже. Наконец, мерзкая вязкая жижа залепила рот — и Нэлл проснулась, вся в поту, сотрясаясь от кашля.

На часах была половина пятого утра.

Она лежала несколько минут, глядя в потолок и стараясь унять сердцебиение. У нее было странное ощущение, будто ей не хватает воздуха, при глубоком вдохе легкие отозвались болью. Лоб горел, во рту стоял мерзкий привкус.

— Что за черт? — пробормотала Нэлл, выбираясь из спальника.

Тело разом окатило ознобом. Она включила свет, зашла в санузел и прополоскала рот. Собственное отражение ей не понравилось — под глазами темные круги, на щеках лихорадочный румянец. Она прижала ладони к горячему лбу. Ладони показались ей ледяными.

Умывшись, Нэлл вернулась в комнату, села на кровать и оцепенело уставилась в стену напротив. Каким образом она умудрилась заболеть? И чем? Она, которая не болела уже лет пять, и перед отправкой на Юнону прошла полное медицинское обследование?

По инструкции о любом недомогании надо было немедленно сообщить дежурному по станции и одному из бортовых врачей, при этом не покидать каюту и не вступать ни с кем в контакт. Значит, придется поднимать Линду или Харуто.

Нэлл глубоко вздохнула (легкие снова дернуло болью), забралась в ложемент и надела шлем.

Она думала, что найдет в «кейки» только дежурного, но там было больше половины экипажа. Не спал ни один из биологов, не спали биоинженеры. Нэлл скосила глаза на автарку Тома — тот был в режиме «очень занят».

В наушнике звякнул вызов.

— Нэлли? — быстро спросила Марика. — Как ты себя чувствуешь?

— Фигово, — призналась та.

— Затрудненное дыхание? Повышенная температура?

— Да, — ответила Нэлл, уже особенно не удивляясь. — А что случилось?

— На борту эпидемия, — без выражения сказала Марика. — Включи визор и покажи мне язык.

Нэлл подчинилась.

Марика хрипло вздохнула и пробормотала несколько слов по-болгарски.

— Объясни мне ради Бога, что все это значит, — с тревогой спросила Нэлл.

— Все очень плохо, Нэлл, — тихо ответила Марика. — Все очень, очень плохо.

Нэлл не успела ответить — в наушнике снова раздался звук вызова, и приглушенный голос Линды спросил:

— Ну?

— Нэлл Сэджворт тоже, — отозвалась Марика. — Надо проверить всю систему жизнеобеспечения. Особенно воздушные фильтры.

— Да, я тоже про них подумала. Сейчас скажу Мелиссе, — ответила Линда и отключилась.

— Так что происходит? — спросила Нэлл, обняв себя руками. Ее снова окатило ознобом.

Марика произнесла несколько слов по латыни.

— Европейские экзобактерии, — сказала она. — Не знаю, как и откуда. Но жить нам осталось сутки, максимум 36 часов.

То, что биологические лаборатории Юноны надежно изолированы от жилого кольца, было общим местом, известным даже школьникам. Станция была спроектирована так, чтобы полностью исключить контакт людей с образцами внеземной жизни. Многочисленные виварии, где велись эксперименты с европейскими экзобактериями и изучалось их взаимодействие с земными организмами, были снабжены многослойной герметичной защитой и отделены от жилого кольца вакуумными шлюзами, управление любым экспериментом осуществлялось дистанционно. За четверть века работы станции ни один из членов экипажа не подвергся заражению — это тоже было общим местом. Как могло случиться, что они все-таки заболели?

Нэлл лежала в ложементе, чувствуя даже не страх, а холодную липкую тоску. Лоб горел, и, судя по ознобу, температура продолжала повышаться. Ее ждало еще несколько часов терпимого самочувствия — а потом она начнет задыхаться и откашливать клочья сгнивших легких. Как это происходит, она хорошо знала по художественным фильмам-катастрофам, научно-популярные фильмы наглядно показывали, как это происходит с мышами и морскими свинками.

Она сжала виски ледяными пальцами. Если закрыть глаза, можно представить, что это сон. Что сейчас она проснется, и окажется, что все в порядке, что она просто лежит лицом вниз, уткнувшись носом в подушку. И можно будет перевернуться и вдохнуть полной грудью вкусный свежий воздух… Нэлл против воли глубоко вздохнула, скривилась от боли и открыла глаза.

Ничего не будет. Это не сон.

Они все умрут. Том, Марика, Линда. Дэн, Алекс, Пиркко… все.

Нэлл сняла шлем, пошла в санузел, еще раз прополоскала рот. Высунула язык. Он был желтовато-коричневый от налета. Один из классических симптомов, маркер развития болезни… Будь все проклято.

Она вернулась в комнату, прилегла на кровать. Что же ей делать? Надо чем-то занять себя, чтобы не думать о смерти, о той черной бездне без света, воздуха и надежды, что ей приснилась ночью и теперь приближалась с каждым часом. Подготовить статью она уже явно не успеет, да и жалко тратить на это последние часы жизни. Написать письма маме и Мэри Митчелл? Написать завещание? Подписать-таки с Томом брачный контракт?

При мысли о Томе горло свело судорогой, совсем не связанной с болезнью. Ее вдруг захлестнула мучительная жалость к себе, жалость к нему, горькая обида на то, что они ничего не успели — и она разрыдалась всухую, без слез, уткнувшись лицом в подушку, а легкие рвало болью при каждом судорожном всхлипе. Она вспомнила, как не хотела отдавать Точку, не хотела покидать станцию, чтобы не расставаться с Томом — а сейчас это казалось глупым детским капризом, сейчас она легко приняла бы и разлуку, и смерть, только бы знать, что он спасется, что он останется жив…

Звякнул вызов по громкой связи, и Нэлл приподняла голову. Надо было подойти и принять звонок… надо было взять себя в руки.

Она слезла с кровати и сделала три шага до ложемента. Надела шлем. Хотела сказать «да», но голоса не было — из горла вырвалось невнятное сипение.

— Вся система воздушных фильтров набита спорами этой дряни, — сообщила Марика. Ее голос тоже был хриплым, но, по крайней мере, она не рыдала. — Как оказалось, условия внутри фильтров благоприятны не только для цианобактерий, но и для европейских экстремофилов… не говоря уже про то, что ультрафиолет, даже жесткий, их не берет.

— Значит, заразились все? — справившись со своим голосом, спросила Нэлл.

— Да, еще вчера. Судя по развитию клинической картины, мы дышим этими спорами уже часов двенадцать-четырнадцать.

Нэлл посмотрела на часы — было начало седьмого утра. 12-14 часов назад — это четыре-шесть часов дня… пара часов после атаки.

Ее накрыла новая волна озноба.

— Похоже, наш общий друг решил не бить нас тапком по одному, а просто посыпать дустом, — насмешливо заявил Алекс Зевелев и глухо закашлялся. — Что ж, это лишний раз говорит о его разумности.

— Причем здесь «наш общий друг»? — с досадой спросила Нэлл.

— Притом, что станция отработала двадцать три года без единого случая заражения кого-либо из членов экипажа. А тут — надо же какое совпадение! — в день и час атаки Си-О заражаются все. Вы верите в такие совпадения, Нэлл?

Нэлл растерялась.

— Нет, Алекс, вряд ли это Си-О, — медленно ответила Марика. — Как-то это на него не ложится.

— А Вы уже знаете, что на него ложится, а что нет?

— Ерунда! Откуда у этой углеродной твари европейские экзобактерии? — раздраженно и сипло отозвалась Линда. В их дискуссию включалось все больше членов экипажа. — Сначала она торчала в недрах Ио при температуре в тысячу двести градусов. Потом мелкой нарезкой летала вокруг, получив дозу радиации, которая убьет даже Deinococcus radiodurans. Она еще ни разу не пролетела мимо Европы.

— Юнона тоже ни разу не пролетела мимо Европы, — возразил Зевелев. — Однако европейские бактерии у нас есть.

— Так может, Си-О их у нас и взял? — спросил Дэн.

На десяток секунд в эфире наступила тишина.

— «Ноев Ковчег», — прошептала Линда.

Марика выдала несколько слов — то ли по-русски, то ли по-болгарски. Алекс вроде бы рассмеялся — и тут же зашелся глухим лающим кашлем.

— Причем здесь «Ноев Ковчег»? — раздраженно спросил Макс.

Нэлл вспомнила седьмой «северный» стыковочный узел и камеру, с помощью которой она наблюдала за спасательной операцией. Близкий черный корпус «Ангела», яркий солнечный блик, очерчивающий его по краю, и три серебристые фигурки в скафандрах, летящие на фоне звездной бездны.

Линда прорыдала несколько немецких ругательств. Судя по голосу, она была близка к истерике:

— Надо немедленно сообщить Руперту про «Иглу»! Им нельзя возвращаться на Землю, они ведь тоже наверняка подцепили…

— Вы объясните, наконец, в чем дело?! — рявкнул Гринберг и тут же глухо, мучительно закашлялся.

— «Ноев Ковчег» исследовал скорость деградации европейских экзобактерий в условиях открытого космоса, — ответила Марика. — Мы экспонировали образцы льда с различными штаммами и их сочетаниями прямо на поверхности модуля… и «Ангел» врезался в ось именно там.

— Ты хочешь сказать, что мы сами притащили эту заразу на станцию? — спросил Дэн. — Когда ходили за Мишелем?

— Боюсь, что да, — тихо ответила она.

— А «Игла» тут причем? — резко спросил Макс.

— Видишь ли, они не деградировали, — вздохнув, продолжила Марика. — За полтора года они заполнили весь субстрат и выбросили на поверхность льда спороножки. Боюсь, вся северная стыковочная ось заражена… а может быть, и вся внешняя поверхность Юноны. И если это так, то «Игла» может принести эти споры на Землю.

— Привет, мама. Мне очень жаль, но у меня плохие новости. На станции эпидемия — европейские экзобактерии попали в систему воздушных фильтров. Мы все заболели, и боюсь, долго не протянем. Еще день, может быть, два.

Я хочу сказать тебе спасибо за все, что ты для меня сделала. Я благодарна тебе за то, что ты всегда была готова меня поддержать и при этом не пыталась ограничить мою свободу. За твой оптимизм и умение радоваться жизни в любых обстоятельствах. Я очень люблю тебя. Постарайся не очень горевать, ладно? Я ни о чем не жалею. Ни о том, что работала с Майклом Бейкером, ни о том, что попала на Юнону. Я была здесь счастлива, так, как не была счастлива на Земле.

Когда твой дом будет построен, посади под окнами канадский клен. И если после смерти есть хоть какая-то жизнь, я обязательно дотянусь до него и до тебя через него. Хорошо? Обещаешь? Я люблю тебя. Я очень-очень сильно тебя люблю.

Нэлл выключила визор и неудержимо, мучительно закашлялась. На каждом судорожном вдохе легкие разрывало болью, эхом отдающейся в горячей, будто скованной обручем голове. Рот наполнился отвратительной вязкой слюной. Нэлл, пошатываясь, добралась до санузла, сплюнула в воду, прополоскала рот. Потом выпрямилась и посмотрела на свое отражение. Бледно-серая кожа, покрасневшие глаза, двумя пятнами — лихорадочный румянец на щеках. Красавица.

Чуть отдышавшись, она вернулась в комнату и пересмотрела свое письмо. Что ж, звучит и выглядит неплохо. Ни страха, ни тоски, ни отчаяния — ничего из того, что она чувствует на самом деле. Но не грузить же этим маму. Ей и без того будет очень больно.

Нэлл отправила письмо и задумалась над следующим. Писать ли Джону? Или не писать? Захотелось бы ей получить от него письмо в аналогичной ситуации?

Голова была ватная, и думалось трудно. Все время хотелось вздохнуть полной грудью. Нэлл сжала виски ледяными ладонями, с усилием сосредотачиваясь. Потом включила визор на запись.

— Привет, Джон. Я хочу попрощаться с тобой. Мы заразились европейскими экзобактериями и через сутки все откинем коньки. В новостях об этом наверняка расскажут во всех подробностях.

Я хочу сказать тебе спасибо за Элли и за все годы нашей совместной жизни. Я рада, что мы были с тобой женаты, и не жалею, что расстались. Единственное, о чем я по-настоящему жалею — это о своих косяках с Элли. Если бы в прошлом можно было что-то исправить — я бы исправила только это.

Передавай большой привет Эдди. Как это ни пафосно звучит — я желаю вам счастья, а малышу — здоровья, — и Нэлл широко улыбнулась.

Выключила визор, пересмотрела запись. Заключительная улыбка больше походила на судорожный оскал, и Нэлл ее стерла. Ладно, лучше ей все равно не изобразить. Она отправила письмо и снова задумалась, впившись в виски ледяными пальцами.

Оставался еще один человек, до которого ей хотелось дотянуться перед смертью… и гораздо больше, чем до всех остальных. Элли. Главная боль ее жизни. Имя, мягкое, как шерстка котенка, и колючее, как льдинка на языке. Элли, за три года ни разу не ответившая ни на одно ее письмо. Услышит ли она ее хотя бы на этот раз?

Нэлл глубоко вздохнула — и снова зашлась в сокрушительном приступе кашля. Легкие наливались огнем и ядом, в мозг раз за разом втыкался раскаленный гвоздь, в глазах потемнело. Задыхаясь, она кое-как доползла до раковины, сплюнула и в тысячный раз прополоскала рот. Сердце гулко стучало в висках.

«Времени почти не осталось, — подумала она. — Давай, шевелись, падаль. Если не напишешь ей сейчас, не напишешь никогда».

С трудом отдышавшись, она вернулась в ложемент и снова включила визор.

— Привет, Элли. Я очень больна и, скорее всего, умру этой ночью. Я хочу попросить у тебя прощения за то, что не смогла вовремя тебя понять и принять. Если бы можно было вернуться в прошлое и начать все сначала… Все было бы иначе. Прости меня, пожалуйста. Я очень люблю тебя.

Она прослушала свою записку три раза, но так и не нашла, что можно добавить. Мысли в голове ворочались тяжело, как камни, хотелось лечь в постель и закрыть глаза. Подумав, Нэлл отправила файл на старый ящик Элли, потом его же — Мэри Митчелл, с пометкой «Для Элис Сэджворт, после моей смерти». Она знала, что Мэри достанет Элли хоть из-под земли, но письмо передаст.

И только когда это было сделано, Нэлл включила «кейки».

Она лежала на кровати, закрыв глаза, а Том медленно гладил ее по голове. Оказалось, умирать не так уж и страшно. Надо просто чувствовать его руки и ни о чем не думать. В груди свистело и булькало, каждый вдох отдавался болью, но пока эта боль была терпимой.

— Как там ребята, выяснили что-нибудь? — шепотом спросила Нэлл, не открывая глаз.

— Жилое кольцо чистое, центральный шлюз тоже, — так же шепотом сказал Том. При малейшей попытке говорить в голос их обоих начинало жестоко драть кашлем. — Область заражения начинается со второго «северного» стыковочного узла.

— Значит, «Игла» не подцепила эту заразу?

— Вроде бы нет. Но, я думаю, ее десять раз простерилизуют, прежде чем она окажется на Земле.

Они замолчали. Ласковые руки снова и снова перебирают ее волосы, кончики пальцев гладят лицо.

— Том.

— Мм?.

— Я люблю тебя.

— И я.

Снова низкие тоннели, снова черный поток. Нэлл из последних сил барахтается в гнусной жиже, пытается всплыть, но там, наверху, воздуха больше нет. Скользкие стены слева, справа, сверху. Везде.

Она с трудом выдралась из беспамятства, захлебываясь от кашля. Голова лопалась, легкие горели огнем. Рядом кто-то надрывно кашлял… Том?

Чьи-то холодные руки надели на нее маску, и незнакомый хриплый голос каркнул:

— Глубокий вдох!

Она вдохнула — но не кислород, а ледяную, омерзительную, гнилую струю, через мгновенье та же струя ударила в раскрытый рот. Она попыталась ее выплюнуть, но холодная рука жестко заткнула ей рот.

— Глотай!

Нэлл забилась в конвульсиях, захлебнулась криком, поневоле сглотнула — и тухлая жижа проскользнула в ободранное горло.

Миг — и маски больше нет. Чья-то фигура склонилась над Томом, лежащим на полу. Тот же приказ:

— Глубокий вдох!

Нэлл приподняла голову, но глаза будто застилала мутная пелена. В груди клокотало. Она вытерла ладонью испачканный тухлой дрянью рот — пальцы оказались измазаны чем-то красным. Красным?!

Новый приступ кашля, выворачивающий наизнанку. Вспышки боли, почему-то не в легких, а в черепе. Короткая мысль — «Когда же я сдохну?»

Темнота.

Она пришла в себя с ощущением, что бронхи забиты волосами. Кашель раздирал грудь, выворачивал наизнанку. Нэлл, сотрясаясь всем телом, снова и снова отплевывалась от каких-то тухлых творожистых комьев, вызывающих неудержимые рвотные позывы.

Приподняв голову, она увидела себя в луже красно-коричневой дряни. Горло казалось ободранным до крови, но вкус во рту ничем не напоминал кровь.

Она с трудом встала на колени, потом, пошатываясь, на ноги, и шагнула в санузел. Наклонилась над раковиной. Ее снова вырвало комковатой красно-коричневой жижей. Нэлл пустила воду, смывая все, с трудом умылась, тщательно прополоскала рот. Воздух, с тихим хрипом врывающийся ей в бронхи, казался ледяным.

Через мгновенье она поняла, что температуры больше нет. И что дыхание больше не причиняет ей боли — только остервенелое желание прочистить горло ершиком для мытья бутылок.

«Черт! Я что, выжила? — подумала она. И сразу же, иглой в сердце: — Том!»

Она вывалилась в комнату, холодея от ужаса. Том лежал на полу лицом вниз, рядом с ним расплывалась та же комковатая красно-коричневая лужа. Между приоткрытых губ пузырилась кровавая пена, дыхания слышно не было.

— Том!! — заорала, нет, хрипло прокаркала она, бросаясь к нему, обнимая его, рывком переворачивая его на спину. — Том, не смей умирать, нет, только не сейчас!

На его губах снова лопнул пузырь, он содрогнулся всем телом, хрипя и булькая, втянул в себя воздух, и вдруг страшно закашлялся. Нэлл едва успела повернуть его на бок, как его начало рвать чем-то кроваво-красным.

Несколько секунд лютого ужаса — ей показалось, что его рвет остатками легких и что это агония, но потом она услышала хлюпающее, свистящее дыхание, становящееся с каждой секундой все увереннее. Через несколько минут он неловко шевельнул рукой, упираясь ладонью в пол, чуть приподнялся, тут же упал обратно, сотрясаясь в приступе кашля, потом все-таки повернул голову и посмотрел на Нэлл — страшный, бледный до синевы, измазанный тухлой дрянью, но живой.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Нэлл решилась оставить его в ванной одного — отмываться и откашливаться. Было ясно, что кризис миновал. Она забралась в ложемент, надела шлем и посмотрела на панель «кейки». Кроме Марики и Алекса Зевелева, в прямом доступе никого не было.

Марика откликнулась буквально через пару секунд.

— Нэлл? — хрипло спросила она. — Как Том?

— Отмывается, — ответила Нэлл.

— Значит, пока семеро, — пробормотала та.

— Что семеро? Погибли???

— Выжили, — ответила Марика. — Правда, еще неизвестно, выкарабкаются ли Дэн Венфорд и Макс Гринберг. И непонятно, что с Мишелем — у него симптомов заражения пока нет, но...

Нэлл похолодела от ужаса. Последние пару десятков минут ее согревала надежда — нет, уверенность! — что лекарство от европейской заразы все-таки найдено и что все спасены, но теперь желудок снова скрутило ледяным узлом.

— Кто погиб? — шепотом спросила она.

— Вся группа Токахаши. Пиркко Виртанен. Пол Рич. Про остальных пока не знаю. Шансов мало, Нэлли.

— Но почему? Почему? Слишком поздно дали лекарство?

Марика горько рассмеялась.

— Нет никакого лекарства! Мы же говорили с тобой об этом, Нэлли! Нет никакого лекарства. Лекарство приняли японцы, камикадзе хреновы, и через полчаса все были трупами. Анафилактический шок.

— Но тогда как?..

Смех Марики перешел в оглушительный кашель. Нэлл молча ждала, когда она снова сможет говорить.

— Помнишь Магду? — спросила та спустя пару минут. — Крысу из пятой контрольной группы? Которая была заражена всем зоопарком сразу?

— Смутно, — буркнула Нэлл.

— Напряги память. При совместной культивации всех шестнадцати видов европейских экзобактерий они образуют сверхорганизм с замкнутым обменом веществ.

Нэлл вспомнила маску и струю тухлой дряни, бьющей ей в горло.

— Черт! Черт!!!

— Дошло, наконец? — Марика опять невесело рассмеялась. — Да, мы теперь тоже типа контрольной группы. Заражены так прочно и хорошо, что никакие европейские экзобактерии нам больше не страшны.

На панели «кейки» налилась цветом аватарка Линды.

— Дэн проскочил, — сообщила она. — Я только что от него.

— Слава Богу! — с чувством ответила Марика, и Нэлл почувствовала, как и у нее радостно забилось сердце.

— А вот с Максом фигня какая-то. Ни туда, ни сюда. До сих пор температура сорок…

— Но дышит?

— Дышит. Боюсь, что у него споры внедрились в слизистую кишечника. Ладно, посмотрим, — и Линда устало вздохнула.

Потом Нэлл услышала, как открывается дверь санузла, и спустя пару секунд ощутила руку Тома на своем плече.

— Подождите, — сказала она биологиням и торопливо сорвала с себя шлем.

Том улыбался — бледный, чисто вымытый, в новой футболке. Влажные пряди волос ежиком стояли у него над головой.

— Нэлли, — хрипло сказал он. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть.

Он нагнулся и поцеловал ее.

— Вовремя она успела, а? Еще немного, и мы бы коньки откинули.

— Кто успел? — не поняла Нэлл.

— Марика. Ты не помнишь?..

Нэлл вспомнила холодные руки, надевающие на нее маску, и незнакомый каркающий голос.

— Я ее не узнала, — призналась она.

— Как остальные?

— Пиркко умерла, — сказала Нэлл, и улыбка на лице Тома разом погасла. — И Пол. И японцы. И Макс на грани.

Том сжал кулаки.

— Проклятье, — пробормотал он.

— С нами тоже все непонятно. У Марики крысы так и умирали — через месяц, через два, через три. Неизвестно, сколько мы еще протянем.

— После этого лекарства? — нахмурился Том.

— Это было не лекарство. Это была дополнительная зараза. Марика говорит, что лекарств от европейских экзобактерий до сих пор нет, но если собрать их вместе, то они замыкаются сами на себя, вроде электронов в атомах инертных газов и… э-э… снижают нагрузку на иммунную систему. Если я правильно запомнила.

— То-то у него был вкус, как у протухшего омлета… — пробормотал Том.

В шлеме зачирикал чей-то голос, и Нэлл снова надела его.

— Попроси Тома, чтобы зашел ко мне, — сказала Линда. — Нужна его помощь.

— Хорошо, — отозвалась Нэлл. — А моя помощь тебе не нужна?

— Надо отнести тела Пиркко и Пола в криогенную камеру, — хмуро отозвалась Линда. — Справимся сами.

Поздним вечером они сидели в полупустой кают-компании — мрачные, подавленные, молчаливые. Глаза Мелиссы опухли от слез. Линда сидела нахохлившись, кутаясь в куртку — судя по всему, ее снова знобило.

— Они могли хотя бы попробовать, — тихо сказал Дэн, глядя на два пустых столика, за которыми обычно сидели биологи-японцы.

— Они и попробовали, — глухо ответила Марика. — На людях этот эксперимент ни разу не ставился. Они поставили его на себе.

— Это же настоящее самоубийство.

— Они по-другому относятся к смерти, Дэн.

Нэлл сидела неподвижно, зябко грея руки о горячую кружку с витаминным коктейлем. До сих пор при одной мысли о еде к горлу подкатывала тошнота.

— Значит, никакими антибиотиками эту заразу не выжечь, — не то спросил, не то подытожил Том.

— Ну почему же. Вся линейка тиомицинов с ними прекрасно справляется.

— Но пациент умирает от шока.

— Дело не в конкретном антибиотике, капитан. Кэндзи, Такэо, Акира, Пол приняли разные препараты, не просто из разных линеек — основанные на разных принципах… и все равно умерли. Не важно, что убивает экзобактерии внутри тебя — анафилактический шок запускают не антибиотики, а продукты распада нитевидных.

— Неужели они этого не знали? Не знали, чем это для них закончится? — спросил Венфорд.

— Прекрасно знали, Дэн, — Марика зябко поежилась и сделала глоток из своей кружки.

Они снова надолго замолчали. Нэлл чувствовала внутри холод, никак не связанный с температурой окружающего воздуха — будто в ее душе проделали дыру, и теперь оттуда тянуло ледяным сквозняком. Пиркко… она не ставила на себе никаких экспериментов. И все-таки умерла.

— И что дальше? — спросила она, наконец, подняв глаза на Марику.

— Перезапустим всю систему жизнеобеспечения. Простерилизуем воздушные и водяные фильтры. С воздушными фильтрами проще — цианобактерии устойчивы к тиомицинам. А воду придется экономить… по крайней мере, первые дни.

Мелисса кивнула и глухо закашлялась.

Что толку это делать, с тоской подумала Нэлл. Таким способом их все равно не вылечить. В бронхах, в кишечнике, на поверхности кожи все равно будет сидеть эта красная дрянь и постепенно проникать все дальше, пока не убьет их одного за другим. Она вспомнила одинокую крысу Магду в просторном боксе и вдруг почувствовала, как к горлу подступают слезы.

Том будто подслушал ее мысли.

— Сколько у нас еще времени? — спросил он. — До того, как мы все сыграем в ящик?

— Не знаю, — ответила Марика. — На высших приматах такие эксперименты не проводились, мы будем первыми. Но если экстраполировать результаты опытов на крысах и морских свинках, то пара лет у нас точно есть.

Лицо Линды искривилось, как от зубной боли.

— Это еще неизвестно, — хрипло ответила она и неудержимо закашлялась.

Той же ночью Нэлл проснулась от какого-то звука — или так показалось. Во рту опять стоял мерзкий тухлый привкус, в бронхах свистело и булькало. Надо было вставать и откашливаться, но тело сковала каменная усталость, и она медлила, не зная, заставить ли себя подняться или позволить еще поспать.

Снова. Короткий тихий щелчок, будто кто-то ударил карандашом по столу. Нэлл включила свет и приподнялась, прислушиваясь. Никакого движения, все на своих местах. Она выбралась из спальника, зашла в санузел и внимательно осмотрелась. Ничего. В зеркале отразилось ее лицо — худое, бледное, с синяками под глазами. В уголках губ залегли красноватые трещины. Нэлл потрогала их пальцем и не почувствовала боли, поскребла ногтем — и с отвращением увидела под ногтем красный налет. Это были не трещины — это были водоросли.

Минут десять она откашливалась и яростно чистила зубы, десны и язык. Умывшись и вытерев лицо, она еще раз придирчиво осмотрела свое отражение, покрутилась перед зеркалом так и сяк. В бронхах все равно посвистывало, но тухлый привкус изо рта исчез. Что ж, теперь снова можно ложиться.

Опять щелчок. Тихий, отчетливый, короткий. Нэлл застыла посреди комнаты, напряженно прислушиваясь и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Тишина. Она прошлась по периметру каюты, приложила ухо к стене. Там, в стене, звучало множество тихих звуков: еле слышное низкое гудение микродвигателей, уютный плеск воздушных фильтров, качающих воздух сквозь плоские кюветы-аквариумы с цианобактериями, где-то на грани слышимости — голоса. Она подождала несколько минут, но больше ничего подозрительного не услышала. Легла в кровать, застегнула спальник, выключила свет — и почти сразу заснула.

— День подопытного кролика начинается и заканчивается медицинским осмотром, — сказала Нэлл, укладываясь в медицинскую капсулу. Линда хмуро посмотрела на нее и ничего не ответила.

Крышка капсулы опустилась, и Нэлл закрыла глаза. Внутри было тихо и почти уютно. Слабо пахло озоном.

В ближайшие четверть часа ей будет очень скучно. Аппарат возьмет анализы слюны и крови, сделает УЗИ грудной клетки и аксиометрию легких, оценит проходимость бронхов. То же самое ждет остальных членов экипажа — сегодня, завтра и всегда.

Короткий, почти незаметный укол в палец, тихий писк.

— Глубокий вдох, — скомандовала Линда, и Нэлл подчинилась.

— Отлично, еще раз, и десять секунд не дыши.

Процедура была привычна еще по тренировкам на Юноне-2, и Нэлл позволила себе расслабиться и подумать о чем-нибудь еще. О Мэри Митчелл — надо ей все-таки написать. И о матери — от нее четыре письма с рыданиями, а она ответила только на одно. Теперь у нее будет много времени на письма. Четырнадцатой Точки больше нет, и заниматься ей по большому счету нечем. Земля, конечно, придумает, чем ее занять, в этом можно не сомневаться.

Убаюкивающее низкое гудение, потом щелчок, и крышка открылась.

— Вылезай, — велела Линда, не снимая виртуального шлема.

— Ну, и как оно?

— Ничего, я думала, будет хуже. Мы переносим заражение легче, чем грызуны. Придется пить муколитики для очищения бронхов и пару раз в сутки механически удалять нитевидных из полости рта.

— И все?

— Пока все. Будем справляться с трудностями по мере их поступления.

Нэлл стала одеваться.

— Как Гринберг? — осторожно спросила она.

— Жить будет.

— Температура спала?

— Еще ночью. Но у него клиническая картина совершенно нетипичная. Бронхи почти чистые, зато с кишечником полный ахтунг. Завтра в девять опять сюда, ОК?

После завтрака (Нэлл удалось запихнуть в себя несколько ложек овсянки, и ее даже не вытошнило) она сидела в ложементе и разбирала почту. За ночь неотвеченных писем еще прибавилось: написали Джон и Эдди, Лора Бриггс, Майкл Бейкер, еще два письма прислала мама, плюс надо было ответить на вчерашнее письмо Мэри Митчелл.

Начать, конечно, следовало с мамы.

— Привет, мам, — говорила она, стараясь, чтобы голос звучал жизнерадостно и бодро. — Как видишь, все оказалось совсем не так страшно. Марика Рачева вовремя догадалась, как нам помочь. Полностью мы еще не выздоровели, но чувствуем себя гораздо лучше. Я уже почти не кашляю. Не плачь и не волнуйся, ладно? Все хорошо. Присылай снимки нового дома, когда он будет готов. Я тебя очень люблю.

Она отправила письмо и уже второй раз слушала послание Мэри Митчелл, когда в наушнике звякнул вызов из «кейки».

— Как ты, Нэлли? — спросил Том.

— Полный порядок.

— Как себя чувствуешь?

— Не идеально, но вчера было явно хуже, — хмыкнула она. — А ты как?

— Всю ночь общался с нашей национальной безопасностью, устал как собака, — признался Том. — Сомерсу приспичило узнать, каким именно оружием нас атаковали. Как будто для жука есть разница, чем его раздавят — кирпичом или ботинком.

В его голосе явно сквозила горечь, и Нэлл подумала, что он и правда очень устал.

— Как же это можно выяснить?

— Изучив место среза. В принципе, это дает хорошие ограничения на возможные варианты, — ответил Том. — Я отправил туда ремонтный модуль и сделал пару сотен снимков на разных масштабах, вплоть до микронного.

— И что?

— Ничего. Срез представляет собой идеально ровную зеркальную поверхность. Никаких признаков расплавления или механического воздействия.

— Мда… Весело, — пробормотала Нэлл и глубоко вздохнула.

Она чувствовала, как в ней снова поднимается обессиливающая ледяная тревога. Оказывается, последние сутки она просто старалась не думать о Си-О, выкинуть его из головы, бессознательно делая вид, что все осталось в прошлом. Ежеминутная готовность к смерти оказалась слишком тяжелой ношей.

— Нэлли?

— Все в порядке, Том.

— Нет, не в порядке.

— Мне просто страшно… но я с этим справлюсь. Буду брать пример с Мишеля, — и она криво усмехнулась.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он.

К горлу подступили слезы, и Нэлл быстро сглотнула, опасаясь, что голос выдаст ее.

— И я тебя.

Полтора часа спустя, когда Нэлл все-таки закончила и отправила послание Мэри Митчелл, во входящих оказалось еще одно письмо. Несколько секунд Нэлл смотрела на него с замирающим сердцем и не понимала ни слова, а потом у нее затряслись руки. Письмо было от Элис Сэджворт.

Оно было тяжелым — полноразмерное видео, снятое, судя по всему, цилиндрической камерой, из тех, что дают полный эффект присутствия. Нэлл включила его с третьей попытки. Ее желудок трепыхался, как раненый воробей.

— Мама!

Она вздрогнула от этого слова.

— Меня задрало слушать постоянное вранье в новостях. Сначала про вас рассказывали, что вы нашли чужой портал и что вас не сегодня-завтра унесет в другую галактику. Потом на вас напал какой-то монстр с Ио. Потом вы все умерли от неведомой заразы. Теперь оказывается, что вы живы-здоровы, но половина экипажа покончила с собой...

Нэлл жадно смотрела на дочь, узнавая и не узнавая ее. Дочерна загорелое лицо, крутые плечи пловчихи, на правом предплечье — длинный розовый шрам. Но взгляд — ясный, решительный, жесткий. Не взбалмошная девочка-подросток, сбежавшая из дома, а молодая женщина, спокойная и сильная.

— Я не знаю, что они курят, эти ньюсмейкеры, но мозги у них явно протухли. Ну и хрен бы с ними со всеми, но. Я пишу Бейкеру, твоему боссу, но старый хорек только отшучивается. На сайте Агентства типа профилактические работы. Они нас за идиотов держат? Я хочу знать правду! Расскажи мне, что с тобой и что у вас там происходит. Только не ври мне. Пожалуйста.

Нэлл сморгнула слезы и запустила письмо еще раз, разглядывая дочь снова и снова. Линялая майка, короткие джинсовые шорты, стоптанные, все в пыли, кожаные сандалии. Выгоревшие на солнце волосы небрежно собраны в хвост. За спиной — густо-синее море, перевернутый конус опреснительной установки, пальмы, белый песок. Небо — пронзительно голубое, неправдоподобно яркое, как на рекламном постере.

Она пересмотрела письмо в третий раз, потом в четвертый.

И включила визор на запись.

— Привет, Элли, — начала она хрипловатым от невыплаканных слез голосом. Стерла, прокашлялась, начала снова.

— Привет, Элли. Я обещаю, что не буду тебе врать. У нас тут действительно происходит много странного, такого, что никакому обдолбанному ньюсмейкеру не приснится.

Она помолчала, собираясь с мыслями. И рассказала все — про свою работу с Четырнадцатой Сверхцветной точкой, про углеродное лавовое озеро на Ио, ставшее сначала Угольным Цветком, потом Черным Роем, а потом Си-О, космическим муравейником. Про их странный диалог и требование вернуть Точку, про атаку, самопожертвование Мишеля, про то, как они, спасая его, занесли в жилую зону станции европейские экзобактерии. Про эпидемию, крысу Магду, смерть восьмерых членов экипажа и странное решение, найденное Марикой — не уничтожать смертельную болезнь, а приручить ее. Она рассказывала, ничего не смягчая и не приукрашивая, будто обращалась к своей лучшей подруге, а не к ребенку, потому что Элли больше не была ребенком. И когда она закончила, ей стало легко, будто она вынула из сердца давнюю занозу, такую привычную, что она уже обросла плотью.

— Макс, у тебя паранойя, — произнес Дэн.

Гринберг откинулся на стуле, испытующе глядя на него.

— У тебя есть другая гипотеза, лучше?

— О чем это вы, дорогие коллеги? — спросила Нэлл, ставя контейнер с ужином к ним на столик.

Гринберг поднял на нее бледное исхудавшее лицо.

— А, миссис Сэджворт, — протянул он, искривив губы в подобие улыбки.

Нэлл развернула к себе стул и села рядом.

— Мне показалось, что было произнесено слово «паранойя», — напомнила она.

Дэн быстро взглянул на Макса и отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — У всех и так нервы на пределе.

— На мои нервы можно вешать Бруклинский мост, — возразила Нэлл. — Колитесь, парни.

Гринберг полминуты смотрел на нее, явно взвешивая за и против, и наконец, спросил:

— Миссис Сэджворт, не случалось ли Вам последнее время слышать необычные звуки?

— Необычные звуки? — удивленно повторила она.

— Я, наверно, неточно выразился. Я имею в виду звуки, которые Вы не смогли идентифицировать или источник которых не смогли определить. Что-то неожиданное, не подходящее к обстановке.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Да, — ответила Нэлл. — Сегодня ночью было что-то в этом роде.

Дэн дернулся было, но ничего не сказал.

— Расскажете? — мягко спросил Макс.

— А вы расскажете мне, о чем только что говорили?

— Мы как раз об этом и говорили, Нэлл, — с досадой ответил Дэн.

— Я проснулась ночью от щелчка, — сказала она. — Не успела заснуть, услышала еще один. Потом, минут через десять, третий. Щелчки были примерно одинаковые, не громкие, не тихие, очень короткие. Как будто кто-то трижды стукнул карандашом по столу.

— Нэлл, я сброшу тебе в «кейки» пару десятков файлов. Попробуешь опознать среди них этот звук? — сказал Дэн.

— Конечно. А теперь объясните мне, что все это значит.

Бортинженеры переглянулись.

— У каждой станции есть свой акустический спектр, — начал Макс. — Тот набор частот и амплитуд звуковых колебаний и вибраций, который характеризует ее штатную работу. У Юноны он тоже есть, и мы постоянно его отслеживаем. Так вот, примерно 16 часов назад в этом спектре стали появляться новые детали. Точнее, эти детали то появляются, то исчезают. И мы не знаем, что является причиной их возникновения.

— Щелчки?

— Да, — кивнул Гринберг. — Но не только.

— А что еще?

— Я пришлю тебе файлы, Нэлл. Послушай внимательно — вдруг ты слышала еще что-нибудь из этого набора, только не обращала внимания, — сказал Дэн.

— Хорошо, — ответила она. — Черт возьми, дорогие коллеги, вы меня заинтриговали.

Дэн прислал 22 звуковых файла, и Нэлл прослушивала их один за другим, откинувшись в ложементе и закрыв глаза. Щелчки, короткое чириканье, свист, чем-то похожий на птичий. Знакомый стук карандаша по столу. Далекие голоса на грани слышимости…

Нэлл выпрямилась в ложементе. Черт, она ведь слышала эти голоса! Но подумала, что это кто-то из членов экипажа. Как похоже, удивительно…

Она трижды прослушала всю фонотеку и отправила вызов Дэну.

— Номер пять и номер семнадцать. Подпишусь под присягой.

— Спасибо, Нэлл, — сказал тот.

Потом она ответила на письма Джона Сэджворта и Лоры Бриггс. Новых писем не было, Элли молчала. С другой стороны, чудом было то, что она вообще написала ей. Нэлл еще раз пересмотрела ее письмо. Этот шрам на плече совсем свежий… Что за жизнь она вела? Что ей еще довелось пережить?

А потом в наушнике звякнуло.

— Коллеги, — жестко сказал Том. — Я предлагаю всем надеть скафандры. Прямо сейчас.

К этому невозможно было привыкнуть — к тошнотворному липкому ужасу, разом превращающему мозги в кашу. Нэлл выскочила из ложемента, даже не успев толком обдумать слова Тома — на автомате, на рефлексе, достала скафандр и машинально выполнила все инструкции одну за другой, как на зачете в тренировочном центре. И только когда скафандр герметически закрылся, а на зрительном поле шлема возникла панель «кейки», она смогла перевести дыхание.

Аватарки членов экипажа одна за другой окружались прозрачными сферами.

— Какого хрена опять происходит? — прохрипела Линда и гулко закашлялась.

— Я сейчас все объясню, — ответил капитан.

Нэлл присела на край ложемента и закрыла глаза.

«Спокойно, подруга, спокойно, — сказала она себе. — Сирены не было. Дыши».

— Рассказываю, — сказал Том спустя минуту. — Последние два с половиной часа телескоп Фотон-Ультра наблюдал звездное поле вблизи центра Галактики. Сейчас Алекс начал предварительную обработку результатов. И обнаружил, что кривые блеска всех 30 миллионов звезд демонстрируют регулярные П-образные затмения одинаковой глубины и продолжительности. Я не буду грузить вас подробностями, скажу лишь вывод: на фоне галактического центра периодически пролетает длинный тонкий непрозрачный шнур. И, судя по высокой угловой скорости, это довольно близкий шнур.

— Насколько близкий? — спросила Марика.

— Точно не знаю, — ответил Том. — По наблюдениям из одной точки параллакс не измеришь. Но, поскольку он движется со скоростью почти в полтора градуса в секунду, очень далеким он быть не может. Десятки километров от Юноны, максимум, сотни.

На минуту в эфире воцарилась тишина.

— А я так надеялась, что он оставит нас в покое, — наконец, с тоской пробормотала Линда. — Гребаный кусок сажи…

— А мы бы оставили его в покое, при прочих равных? — хмыкнула Марика. — Не, даже не надейся. Будем чистить карму еще в этой жизни.

— Я думаю, лучше перестраховаться, — продолжил Том. — Непосредственной опасности вроде нет, станцию никто не трогает, но будет лучше, если мы посидим в скафандрах хотя бы ближайшие пару часов. За это время Алекс просканирует небо малой широкоугольной камерой бразильского модуля. Если около нас еще кто-то есть, он его обнаружит.

Легко сказать — посидите в скафандре ближайшие пару часов! У Нэлл сразу же зачесалась спина и засвистело в бронхах. Она посверлила взглядом тусклую аватарку Тома, бесцельно прошлась по комнате, проверила почту. Из головы не шел образ черного шнура, вьющегося вокруг станции. Острого черного хлыста, способного в одно мгновение перерубить станцию надвое, оставив зеркально отполированные края…

«Уймись, подруга, — сказала она себе. — Это может быть все, что угодно».

Промаявшись четверть часа, Нэлл сняла шлем и сходила в санузел откашляться. Попробовала ответить на утреннее письмо Майкла Бейкера, но так и не смогла выдавить из себя ничего бодро-позитивного. Открыла черновик рабочей статьи, но не продвинулась и дальше пары абзацев.

А потом в шлеме звякнул вызов, и она подпрыгнула на месте.

— Нэлли, ты как? — спросил Том.

— Жарюсь в аду на сковородке, — мрачно ответила она. — А ты как?

— Сам еще не понял, — признался он. — Хочешь взглянуть на ту хрень, что летает вокруг станции?

— Спрашиваешь?!

В «кейки» появилась ссылка, потом еще одна. На фоне передержанного, сияющего густой россыпью звезд, неба плыла тонкая темно-серая нить. Нэлл крутанула модель, чтобы найти конец и начало нити, но их не было — нить была замкнута в кольцо, охватывающее станцию и вращающееся вокруг нее так, чтобы при своем движении заметать полный телесный угол.

— Полный оборот примерно за 4 минуты, альбедо ниже 0.1 процента! Если бы мы не знали, что искать, никогда бы ее не нашли.

— Я так понимаю, это вражеский аналог нашего 17-го Ио-Орбитера?

— Скорее всего, — ответил Том.

— И что мы будем делать?

— Ну, для начала, снимем скафандры. Эта хрень вращается вокруг станции уже как минимум четыре часа и не делает никаких попыток напасть. Так что теперь нам или круглосуточно жить в скафандрах, или забить.

— Звучит разумно, — сказала Нэлл.

Какое же это было счастье — вытянуться во весь рост, всласть почесать спину, прополоскать рот вкусной холодной водой! Нэлл десяток раз отжалась от пола, забралась в ложемент, заглянула в «кейки» и увидела, что аватарка Тома широко улыбается.

— Как ты смотришь на то, что я зайду минут через пятнадцать-двадцать?

— О! — сказала она, и все посторонние мысли тут же вылетели у нее из головы.

Той же ночью они проснулись от резкого, пронзительного, сверлящего мозг и уши звука. У Нэлл разом заныли зубы и зачесались основания ногтей. Все вокруг наполнилось мелкой вибрацией, воздух будто сгустился в желе.

Том включил свет и одним движением оказался на ногах.

— Надевай скафандр, живо! — крикнул он Нэлл.

Но уже через секунду все закончилось. Наступила ватная тишина, в которой Нэлл слышала только гулкие удары собственного сердца. Несколько мгновений Том неподвижно стоял посреди каюты, поводя головой и напряженно прислушиваясь, потом схватил виртуальный шлем.

— Макс! Какого… — он запнулся, не договорив, и некоторое время молча слушал, что говорит ему Гринберг. — Хорошо, я иду.

— Что случилось? — быстро спросила Нэлл.

— А черт его знает, — с чувством ответил Том. — Герметичность станции не нарушена, но ты все-таки надень скафандр, на всякий случай.

Он быстро оделся и вышел, а Нэлл осталась сидеть на кровати, оцепенело глядя на закрывшуюся дверь.

— Перепугали Магду, сволочи, — сказала Марика, и ее аватарка насупила брови и погрозила пальцем. — Как залезла ко мне в рукав, так и сидит, бедняжка, прикинулась ветошью.

— А я думала, крысиные боксы герметичные, — заметила Нэлл. — Она тебя не покусает?

— Не, она хорошая, дружелюбная крысь, — ответила Марика, и Нэлл с изумлением услышала в ее голосе воркующие нотки. — Мы с ней уже давно подружились.

Прошло два часа с момента их внезапного пробуждения, но что именно их разбудило — так и осталось невыясненным. Они успели надеть скафандры, получить результаты полной самодиагностики станции, убедиться, что все работает штатно, и снять скафандры. Загадочный резкий звук больше не повторялся. Тонкое углеродное кольцо по-прежнему вращалось вокруг Юноны, делая один оборот примерно за четыре минуты.

— Еще десяток таких случаев, и я буду залезать в скафандр, даже не просыпаясь, — зевнув, сказала Нэлл. — На автопилоте.

— А я вообще забью на скафандр, — отозвалась Марика. — Ежу ясно, если Си-О захочет нас уничтожить, он нас уничтожит, мы и «А» сказать не успеем.

— Ты думаешь, это Си-О?

— А кто же? Помнишь, что говорил Макс? На станции вообще нечему так дребезжать.

— А смысл?

— «А смысл?» — спросила Магда, когда я делала ей рентген грудной клетки, — усмехнулась Марика. — Какой-то, наверно, есть. Ладно, я пошла спать. Завтра еще куча работы.

И она отключилась.

Нэлл покосилась на часы в левом нижнем углу зрительного поля. Было почти четыре утра, но спать не хотелось: адреналиновый всплеск еще держал организм в беспокойно-возбужденном состоянии.

Она заглянула в «кейки» — Том был «очень занят». Откинулась в ложементе, снова и снова вспоминая долгие секунды звукового удара. Судя по мерзким физиологическим ощущениям, в его спектре явно присутствовал ультразвук. Что-то просвечивало станцию, как она просвечивала Четырнадцатую точку? С другой стороны, для адекватной эхолокации звуковой импульс должен быть максимально коротким, чтобы отраженный сигнал не успел проинтерферировать с испускаемым. И, наверно, не таким мощным?

В любом случае звук в вакууме не распространяется. Чтобы достать их звуковым ударом, Си-О должен был посадить на внешнюю поверхность станции некий излучатель. А значит, определив вектор распространения звука, можно этот излучатель найти. Или, по крайней мере, найти то место, где он был.

Она включила визор на запись и быстро надиктовала Тому отложенное сообщение:

— Том, меня тут мысль посетила. Если дребезжалку включал наш любимый Углеродный Объект, то источник звука должен находиться на внешней поверхности станции. Мы можем как-нибудь определить место, где дребезжало сильнее всего?

Том ответил меньше, чем через минуту.

— Конечно, можем, Нэлли. Мы уже нашли это место.

Нэлл резко села в ложементе.

— Не шутишь? И где это?

— Прямо напротив каюты Кэндзи Куроки.

— И он до сих пор там? Вы его видите???

— Если ты про излучатель, то нет, мы его не видим. Зато в самой каюте… хм.

— Что?!

— Сейчас. Я включу видео, следи.

Нэлл жадно подалась вперед — и увидела… увидела обычную типовую каюту Юноны. Неяркие бежевые стены, пустой серый постер, ложемент. Судя по всему, клипса визора была приколота Томом где-то на ладонь ниже уровня плеч — Нэлл смотрела на все с высоты чуть ниже собственного роста.

Том повернулся кругом, и Нэлл увидела убранную кровать. На полу рядом с ней лежал планшет для рисования, к которому был пришпилен измятый, обтрепанный с одного конца лист бумаги. На бумаге был начатый карандашный рисунок: тонкий овал лица, парой линий — очертания носа и губ, и подробно прорисованный блестящий черный глаз.

— Вау, — пораженно прошептала Нэлл. — Так он умел рисовать? И до чего хорошо…

— Кэндзи вообще был отличный парень, — печально ответил Том.

Он наклонился, разглядывая что-то рядом с кроватью. Пол вокруг планшета был засыпан каким-то мелким мусором — вроде бы опилками пополам с мелко разодранной бумагой. Поодаль лежал округлый розовый комочек.

— Ультразвук шел примерно отсюда, — сказал Том, показав на мусор, — с внешней поверхности станции. Страшно подумать, сколько здесь было децибел. Нам повезло, что здесь никого не было.

Он выпрямился и еще раз оглядел каюту.

— Том, — позвала Нэлл. — А что там на полу валяется? Мелкое, розовое. Ближе к ложементу.

Тот поднял непонятный предмет, поднес его поближе к визору, помял в пальцах.

— Ластик, — сказал он.

— Ластик?

— Ну да, такая штука, которой стирают карандаш с бумаги.

— А где тогда карандаш?

— Я так понял, карандашу не повезло больше всего.

Нэлл вспомнила кучку опилок вокруг планшета и мысленно с ним согласилась.

— Ты спать или работать? — спросила она, когда Том вышел из каюты Кэндзи, и перед ними возник пустынный, загибающийся вверх коридор.

— Перехвачу пару часов, — ответил он. — Жизнь у нас теперь нескучная — неизвестно, когда еще удастся выспаться.

— Ну, тогда и я посплю, — зевнула Нэлл. — Мне на осмотр к Линде только в девять.

— Стучись в «кейки», может, позавтракаем вместе.

Майкл Бейкер нравился Нэлл тем же самым качеством, которым многих раздражал — а именно, своей прямотой. Он был сух до черствости и никогда этого не скрывал. В первом же письме, полученном Нэлл после начала эпидемии, он сказал: «Мне жаль», и больше не возвращался к этому вопросу. Наверно, ему и правда было жаль, что его лучшая сотрудница никогда не вернется на Землю и неизвестно, сколько еще протянет.

После завтрака Нэлл сидела в ложементе и просматривала присланный Бейкером план пилотной статьи. Согласно этому плану, ей предстояло систематизировать и оформить спектральные наблюдения Четырнадцатой сверхцветной точки (ее спектры поглощения и излучения низкого, среднего и высокого разрешения, эффективность преобразования падающего излучения в излучение в линиях в зависимости от длины волны падающего излучения, и прочее).

— Надо выжать максимум из того, что у нас есть, — говорил Майкл, глядя на нее из виртуального пространства утомленными, покрасневшими глазами.

Нэлл подумала, что утрата Четырнадцатой Точки должна была стать для него серьезным ударом, однако Бейкер не искал сочувствия и не распространялся о своих душевных движениях. Он вел себя как обычно, и Нэлл была ему за это благодарна.

Она проработала весь день, и этот день показался ей удивительно коротким. Привычная работа организовывала мысли и не оставляла времени на пустое беспокойство. Все было почти как раньше — и если бы не свист и не хлюпанье в бронхах, можно было бы решить, что последние дни были просто ночным кошмаром.

Хотя ночные кошмары только начинались.

На следующую ночь Нэлл проснулась от шороха — или так показалось. Несколько минут она лежала неподвижно, вслушиваясь в тишину и почти ожидая услышать один из звуков фонотеки Дэна — короткий щелчок, стук карандаша по столу, птичье посвистывание или отдаленное, на грани слышимости, бормотание. Потом шорох повторился — близко, совсем рядом — и Нэлл окатило страхом, как ледяной водой. В каюте кто-то был.

— Том? — быстро спросила она.

Ей никто не ответил.

Нэлл шлепнула рукой по сенсору, включая свет — но свет не включился. Перед глазами по-прежнему была непроницаемая тьма. Не светилась даже тонкая габаритная линия, очерчивающая дверь, не было видно часов над дверью — как будто она внезапно ослепла.

Нэлл ударила по сенсору еще раз, потом еще, но мрак оставался непроглядным. Она расстегнула спальник, вскочила на ноги и рванулась к двери, вытянув вперед руки. Ей показалось, будто что-то скользнуло перед ней в сторону, что-то неуловимое, почти бесплотное, как паутина… а потом она с размаху налетела на дверь и заколотила по стене рядом, пытаясь нащупать управляющий дверью сенсор.

Снова шорох, слабое дуновение воздуха по взмокшей шее, мучительное ощущение незащищенной спины. Она чуть было не заорала в голос, но тут, наконец, дверь отъехала в сторону, и Нэлл почти вывалилась в пустой, тускло освещенный коридор.

Несколько минут она стояла, бессильно привалившись к стене коридора и не отводя глаз от закрывшейся двери. Сердце колотилось так, что было трудно дышать. Все инстинкты кричали, что она чудом избегла смертельной опасности — но что это была за опасность? Что вообще могло шуршать в запертой каюте на борту герметичной космической станции? И почему не включился свет?

По инструкции она должна была немедленно сообщить об этом дежурному по станции. Сегодняшней ночью — она помнила — дежурил Алекс Зевелев. Ну а поскольку ее виртуальный шлем остался в каюте, сообщать придется лично. И Нэлл, с трудом отклеившись от стены, на дрожащих ногах двинулась по коридору.

— Миссис Сэджворт? — спросил Алекс, чуть приподнявшись в ложементе. — Что-то случилось?

Однако в голосе у него не было ни малейшего удивления — как будто он ждал ее визита.

— Да, — сказала она. — В моей каюте не работает освещение. Ни верхнее, ни габаритное.

— Подождете немного? Я сейчас закончу.

— Конечно.

Она несколько раз переступила босыми ногами, глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Приглушенный свет, белые стены, убранная кровать. На огромном, в полстены, постере — потоковое видео с малой широкоугольной камеры 17-го Ио-Орбитера, демонстрирующее Углеродный Объект во всей его красе. На полочке над ложементом — бутылка Клейна из дымчатого пластика. Ей показалось, что на боку бутылки выгравирована какая-то надпись — несколько слов узким летящим почерком.

Через пару минут Зевелев откинул шлем на спину и повернулся к Нэлл.

— Итак, в Вашей каюте не работает освещение, — напомнил он.

— Да. И еще у меня сильное подозрение, что из вивария кто-то сбежал. Во всяком случае, там что-то шуршало, — осторожно добавила она.

— Что-то шуршало, — задумчиво повторил Алекс. — Ну что ж, давайте посмотрим.

Он снова надел шлем, и его пальцы затрепетали в воздухе.

— Бортовой компьютер считает, что с освещением у Вас все в порядке. Включим визор?

— Конечно!

Еще несколько еле заметных движений пальцев.

— Насколько я могу судить, все работает, — сказал Зевелев и протянул ей вторую гарнитуру. — Посмотрите на свою каюту внимательно — нет ли чего-нибудь неожиданного или странного.

Она торопливо надела виртуальный шлем и жадно вгляделась в знакомую обстановку. Сияющая лента светильника по периметру потолка. На кровати — смятый спальник, на полу тапочки, над дверью — часы, показывающие начало пятого утра.

— Все в порядке, — растерянно сказала она. — Я понимаю, это звучит нелепо, но освещение ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не работало. Включая часы и габаритные огни.

— Я Вам верю, Нэлл, — ответил Зевелев.

И что-то в его голосе заставило ее откинуть шлем и посмотреть ему в лицо.

— Алекс?..

Он тоже снял шлем и потер лоб кончиками пальцев.

— Сядьте, миссис Сэджворт.

Она присела на краешек кровати.

— Очень не хочется Вас пугать, но... Он здесь.

— Кто здесь?

— Наш общий друг, Углеродный Объект.

Нэлл почувствовала, что снова падает спиной вперед.

— Но, Алекс… Это же невозможно. Ведь станция все время оставалась герметичной. Или нет?

— Да, станция все время оставалась герметичной. И тем не менее. Хотите знать, чем я занимался последнюю пару часов? Хотите знать, что творится у нас в воздуховодах?

Он жестом показал ей, что нужно снова надеть виртуальный шлем.

Прямо на зрительном поле лежала ссылка, ведущая к видео с незнакомой маркировкой. Нэлл увидела тускло освещенный низкий коридор без единой двери, вдалеке упирающийся в мохнатый серый ковер. Ничего похожего на станции не было.

— Это стоковый воздуховод каюты Кэндзи Куроки, — пояснил Зевелев. — Изображение получено в инфракрасных лучах, масштаб — двенадцать на семь сантиметров. Смотрите внимательно.

В одно из мгновений серый ковер почернел — на нем будто расплылось чернильное пятно. Еще через пару секунд чернота вздулась комом, густой каплей, и эта капля соскользнула с фильтра, превратившись в плотную черную — лужу? Амебу? Лужа быстро потекла по воздуховоду прямо на Нэлл. Еще через несколько секунд она доползла до камеры и будто слизнула с нее изображение, погрузив зрительное поле в полнейший мрак.

— Дьявольщина, — прошептала Нэлл.

Ее накрыл липкий, парализующий ужас — не тот ужас, что заставляет мгновенно собраться для сопротивления или бегства, а тот, что охватывает кролика при взгляде в пустые глаза удава. Желудок скрутило узлом, и мерзко затряслись руки. Оказалось, что полуметровые стены станции все-таки внушали ей чувство защищенности, каким бы хрупким и эфемерным оно ни было. И лишаться этой защищенности было страшно.

— Дьявольщина, — повторила Нэлл.

Алекс смотрел на нее с сочувствием, но словно бы издалека. На постере мерцал постоянным тихим движением Углеродный Объект. Нэлл посмотрела на Си-О злобно, как на врага, и несколько раз глубоко вздохнула, возвращая себе хотя бы тень самообладания.

«Хотела контакта, подруга? — сказала она себе. — Получи».

— Воды принести? — спросил Алекс.

— Нет, не надо. Я уже в порядке, — ответила она.

— Кстати, Вы видели каюту Кэндзи Куроки? Том заходил туда после звуковой атаки.

— Да, он мне показывал.

— Вы не заметили там ничего странного?

Нэлл снова глубоко вздохнула. Спокойствие Алекса изумляло ее, но и помогало держать себя в руках.

— Ничего похожего на эти черные лужи там не было, — ответила она. — Обычная каюта. На полу лежал планшет с карандашным рисунком. Ластик валялся…

— И не было карандаша, — сказал Зевелев.

— Да, — согласилась Нэлл. — Карандаша не было. Карандаш распылило ультразвуком в мелкую стружку.

— Грифель тоже распылило?

Нэлл подняла на него глаза.

— Грифель?

— Да, грифель. Графитовый стержень. То, чем карандаш рисует.

Они уставились друг на друга.

— Нет, — медленно ответила Нэлл. — Графитовой пыли там не было.

— А должна была быть.

— Ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, что нам пора заглянуть в каюту к Кэндзи, — решительно сказал Алекс и снова надел виртуальный шлем. — Я хочу проверить одну гипотезу.

Нэлл посмотрела на него и тоже надела гарнитуру. В желудке ворочалась ледяная медуза, и все-таки в этом был свой кайф — в поиске ответов, в охоте на охотника.

Через мгновение Алекс издал громкое восклицание, и Нэлл подпрыгнула на месте.

— Вы только посмотрите, — восторженно прошептал он.

На зрительном поле появилась ссылка, и Нэлл пошла по ней, готовая ко всему.

Свет в каюте вспыхнул внезапно — по крайней мере, для тех, кто там находился. А находились там… Нэлл подумала, что она уже видела нечто подобное в учебном фильме по биологии, показывающем строение нейронов. На полу, на кровати, в ложементе лежало несколько округлых черных капель размером с мужской кулак, и от них во все стороны и друг к другу тянулись нити — более тонкие и более толстые, разветвляющиеся, цепляющиеся за стены и потолок, корнями впивающиеся вниз. Хотя нет, все это Нэлл разглядела уже потом, когда рассматривала видео по кадрам, один за другим, а сначала она заметила лишь, как во все стороны брызнули жирные черные червяки, так что через несколько секунд каюта выглядела совершенно пустой.

Пустой — но со следами явного разгрома. Никакого планшета на полу уже не лежало — от него остался только измятый погнутый металлический крепеж. Рисунка не было и в помине. Кровать выглядела так, будто на ней пытались развести костер, а потом долго глодали спальный мешок. На полу были глубокие вмятины, но не вдавленные, а словно проплавленные.

— Нет, ну до чего изящно, — пробормотал Алекс. — Я восхищен.

— Чем? — не поняла Нэлл. — Этими гнусными черными тварями?

— Идеей. Замыслом. Тем, как Си-О смог проникнуть на станцию, не нарушая ее герметичности.

— И как же? Давай попробую догадаться: это случилось в момент звукового удара.

— Конечно! Си-О состоит из углерода, а атомы углерода во всей вселенной одинаковы. Все, что ему надо было сделать — это организовать определенным образом те атомы углерода, что уже были на Юноне. Видимо, грифель карандаша Кэндзи подходил для этого лучше всего.

— Но эти твари гораздо больше грифеля… Или постой… Ты хочешь сказать, что они начали жрать и размножаться?

— Очевидно.

— И то, что они сделали со спальником… О, Боже.

Это уже было слишком. Нэлл сорвала с себя гарнитуру и истерически расхохоталась. Она знала, что сама чуть было не оказалась на его месте, но остановиться не могла. Она хохотала как безумная, и слезы катились у нее из глаз, стоило представить Си-О посетителем японского ресторана, Юнону — вареным крабом, а нестиранный спальник — шедевром галактической ресторанной кухни.

Зевелев молчал, не делая никаких попыток ее успокоить.

— Мне другое интересно, — спокойно сказал он несколько минут спустя, когда она уже начала успокаиваться. — Почему они все время прячутся? Такое ощущение, что они совершенно не выносят света.

— Это как раз понятно, — сквозь смех пробормотала Нэлл. — Углеродные наноструктуры в присутствии свободного кислорода быстро разрушаются под действием квантов видимого света. Окисляются.

— Вот как? Что ж, это многое объясняет.

И он надолго задумался.

Дверь каюты скользнула в сторону, и Нэлл остановилась в дверном проеме, тревожно разглядывая знакомую обстановку. Каюта была залита ярким светом, и все-таки все ее нервы были напряжены. Ее безопасная личная территория, ее уютная норка больше не были безопасными и уютными. В мире вообще больше не осталось ни безопасности, ни уюта.

Нэлл откашлялась, умылась и почистила зубы, убрала кровать. Уши ловили малейший посторонний звук. Она помнила, с каким дьявольским проворством скользнули в щели углеродные червяки. А значит, с тем же проворством они могут и выскользнуть откуда угодно. Только свет держит их на расстоянии. Чем ярче, тем лучше.

В наушнике звякнуло, и Нэлл дернулась всем телом.

— Нэлли? Ты в порядке?! — дрожащим голосом спросил Том. Значит, он уже знает.

— Ага, полный порядок, — ответила она. — А ты как?

— Охреневши весь, — признался он. — Нет, ну каков сукин сын, а?

— Не то слово, Том.

— В темноте больше не спим.

— Ага.

— Ты сейчас куда?

— К Линде на осмотр, а потом в кают-компанию завтракать.

— Позавтракаем вместе?

Нэлл улыбнулась. Кажется, напряжение потихоньку начинало отпускать.

— Конечно.

Пустой, загибающийся вверх коридор ярко освещен. Тут тоже есть воздухозаборники, по четыре в каждом отсеке. А значит, есть и воздуховоды, погруженные в вечную темноту.

Не думать об этом. А то можно свихнуться.

Через час они сидели в кают-компании и допивали кофе.

— Ну что ж, — подытожил Том. — Схема действий в общих чертах понятна. Свет горит во всех каютах, в том числе и пустых. У каждого с собой мощный фонарь с автономным источником питания. Виртуальные шлемы не снимаем, если где видим углеродных тварей — немедленно оповещаем остальных.

— Все это полумеры, — процедил Макс.

— Это то, что мы можем сделать прямо сейчас.

— Мы можем сделать сейчас еще кое-что. Надо подтянуть оптоволокно с ультрафиолетом и выжечь эту дрянь из воздуховодов. Если это возможно, поднять уровень кислорода в воздухе. Сами отсидимся в скафандрах, не привыкать уже…

— У нас не хватит оптоволокна, чтобы сделать это везде одновременно, — спокойно возразил Алекс.

— Сделаем по очереди!

Тот поднял на него глаза.

— Макс, не забывай, что их направляет разум куда мощнее нашего. Если ты не уничтожишь их разом, он придумает что-нибудь еще. Он довольно изобретательный тип, ты не находишь?

Гринберг ответил ему яростным взглядом.

— Наша станция и правда превращается в Ноев ковчег, — невесело усмехнулась Марика. — Сначала мы с нашей биосферой, потом красные нитевидные с Европы, а теперь и углеродная жизнь по Гавиле подтянулась. Интересно, кто будет следующим?

Нэлл мелкими глотками цедила кофе и рассеянно прислушивалась к разговорам. Ее вновь охватило знакомое чувство отрешенности, как будто она спала наяву. И в этом сне тонкие углеродные нити медленно, но верно затягивали всю станцию, скользя и ветвясь в темноте, ощупывая, изучая, проникая всюду…

Она тряхнула головой.

— Ты в порядке? — негромко спросил Том.

— Ага. Просто не выспалась.

— Я не понимаю, чего мы боимся, — говорил между тем Зевелев. — Чего нам терять? На Землю мы уже, очевидно, не вернемся. Долгих лет жизни наши дорогие биологи нам не обещают. А на другой чаше весов — углеродная жизнь, в реальность которой верили два с половиной чудака, и то один уже умер. И разум, совсем не похожий на наш. Неужели вам совсем не интересно, коллеги?

— Где ты увидел разум, Алекс? — хмуро ответил Гринберг. — Эта дрянь только и умеет, что жрать и размножаться. И мне пофигу, углеродная она, красная нитевидная или лиловая в крапинку. Чужой заразе не место на нашей станции.

— Он разговаривал с нами, Макс. Си-О разговаривал с нами.

— И что? Он разговаривал, да. А потом снес нам половину южной оси. Из-за него чуть не погиб Мишель. Из-за него у нас половина станции трупов. Из-за него мы все сидим по уши в дерьме и кашляем красным, и будем кашлять, пока не сдохнем.

— Только из-за него? — насмешливо спросил Алекс. — Больше никто руку не приложил?

Макс бросил гневный взгляд на Нэлл, но промолчал.

— Хорошо, я убила восемь человек, что дальше? — с вызовом произнесла Линда.

— Хватит! — резко сказал Том. — Нам еще не хватало искать виноватых и рвать друг другу глотки. Как будто вокруг мало желающих их порвать.

Они замолчали, отвернувшись друг от друга.

— Ладно. Поступим так, как предлагает Макс, — спустя несколько минут сказал капитан. — Уложим световые кабели в воздуховоды пятого отсека и подадим на них максимальную мощность. Надо выяснить характерное время деградации этих капель в зависимости от уровня освещенности… ну и вообще, убедиться в том, что свет их действительно разрушает. И в зависимости от того, что выясним, продумаем наши дальнейшие действия. ОК?

Вернувшись к себе в каюту, Нэлл обнаружила в почте долгожданный ответ Элли.

— Привет, мам, — говорила она, и порывистый ветер с моря заставлял щуриться ее глаза и трепал пушистый светло-русый хвост. — Ты в курсе, что все ваши письма просматриваются правительством? Суток не прошло, как я получила твое письмо, а сюда уже явилась пара хмырей из Флоридского центра и заявила, что я должна подписать им кучу бумаг о неразглашении. А если упрусь, то больше не услышу от тебя ни слова. Каково? Свобода слова и распространения информации, акулье дерьмо! Ну, я им ласково сказала, чтобы шли подальше, потому что с ньюсмейкерами у нас и так разговор короткий. Они туда-сюда, короче, уломали. Так что теперь я в какой-то вашей группе с полным доступом. Ну, или врут, что с полным, — и Элли рассмеялась.

Нэлл сквозь слезы смотрела, как она смеется. На обветренные губы, ямочки на щеках, на смуглую — темнее волос — гладкую кожу.

— И передавай привет Марике Рачевой, она явно рубит фишку. С жизнью нельзя бороться с помощью смерти, она все равно обманет и победит.

«Да, победит, вот только какая из трех?» — подумала Нэлл, шмыгая носом.

Она пересматривала письмо снова и снова, бесконечное число раз, вглядывалась в лицо дочери и чувствовала, как тает тревога последних часов. Что с того, что они сидят в хрупкой консервной банке, открытой всей вселенной, что по воздуховодам ползают шустрые черные лужи, что с них не сводит глаз двухсоткилометровое чудовище, и что каждый из их дней может оказаться последним? Что с того, что все они неизлечимо больны? Там, за ее спиной, ветер колышет кроны пальм и с шумом набегают на берег волны, и жгучее тропическое солнце заливает берег ослепительным светом, и Элли смеется… она пять лет не видела, как Элли смеется.

«Передавай привет Марике Рачевой»…

А почему бы и нет?

Все еще улыбаясь до ушей, Нэлл отправила вызов Марике.

— Привет! Моя дочь официально заявила, что ты рубишь фишку.

— Ни хрена я не рублю, ни фишку, ни мартышку, — мрачно ответила та. — Облажалась, как последняя идиотка.

— Ты? Что случилось?!

— Магда исчезла.

— Магда?

— Я ее выпустила погулять по полу, подумала, пусть разомнется, пока я работаю. Обычно она сразу бежит, когда я ее зову. А тут не пришла. Я всю каюту обыскала. Ты ведь знаешь, у нас и муравью спрятаться негде — куда, по-твоему, могла деться крупная взрослая крыса?

— В стоковый воздуховод?

— Я идиотка, но не настолько. Перед тем, как ее выпустить, я его закрыла.

— В коридор?

— Я из каюты ни ногой, ко мне никто не заходил, а сама она, как ты понимаешь, дверь не откроет.

— Может, где-то спряталась и заснула? — спросила Нэлл, вспомнив привычки Филлис.

— И стала невидимой? — не без яда в голосе отозвалась Марика. — Что-то мы сегодня с тобой обе не блистаем интеллектом.

Нэлл кольнуло раздражение, но она решила не вестись.

— Дежурный по станции знает?

— Знает… Толку то.

Она глубоко вздохнула.

— Последняя крыса из пятой контрольной группы. Можно сказать, наш талисман. Зачем я вообще ее из бокса достала? Хоть башкой об стены стучись. Прости, пойду пореву, — и Марика отключилась.

Иногда самые большие усилия приходится прикладывать для того, чтобы просто жить как обычно. Просто работать, просто делать то, что делаешь день за днем, не позволяя страху или отчаянию превратить тебя в трясущийся мешок с костями, думала Нэлл, ковыряя статью. Дело продвигалось с большим скрипом. То ли она банально не выспалась, то ли не могла отвлечься от жутких черных тварей, ползающих в темноте совсем рядом, в десятке сантиметров ниже уровня пола. Даже если Макс и Алекс выжгут этих тварей из воздуховодов пятого отсека — что дальше? Всего на Юноне восемь отсеков, и в самом лучшем случае с каждым придется работать по несколько часов. Значит, впереди еще двое-трое суток, в течение которых может произойти все, что угодно.

Да и потом тоже, шепнул внутренний голос.

Постепенно она втянулась и проработала почти до ужина, прибавив к статье полдюжины страниц.

— Нэлли, ты в порядке? — произнес совсем рядом голос Тома, и ее сердце радостно забилось.

— Ага, — ответила она, широко улыбаясь, и сорвала с себя шлем… но каюта была пуста.

— Нет, ну каков сукин сын, а?

Она похолодела.

— Том?..

— В темноте больше не спим.

Она выскочила из ложемента и тревожно оглянулась.

— Ты сейчас куда?

Кажется, у нее снова затряслись руки. Она медленно поворачивалась, оглядывая каюту и чувствуя себя бактерией на покровном стекле, на которую — через окуляр микроскопа — с холодным любопытством смотрит чужой взгляд.

— Ты сейчас куда? — повторил голос Тома.

— Хватит!!! — крикнула Нэлл.

Несколько секунд было тихо, а потом мрачный голос Марики сообщил:

— Ни хрена я не рублю, ни фишку, ни мартышку. Облажалась, как последняя идиотка.

— Я сказала: хватит!!! — заорала Нэлл.

Ее трясло так, что стучали зубы.

На этот раз тишину ничто не нарушило. В какой-то момент ей показалось, что она слышит шорох, но потом это прошло. Яркий свет, заливающий каюту, все еще был надежной защитой.

За ужином выяснилось, что голоса слышала не только Нэлл.

— Наша повседневная жизнь все отчетливее приобретает черты театра абсурда, — задумчиво сообщил Дэн, ковыряясь в своей тарелке.

— Что ж тут абсурдного? Все настолько понятно, что даже скучно, — отозвалась Марика.

— И что тебе понятно? Расскажи.

— Над нами поставили очередной эксперимент. Или изучали наши коммуникативные способности, или реакцию на когнитивный диссонанс, или еще что-нибудь в том же духе.

— Это если считать Си-О разумным.

Марика пожала плечами, как бы не желая доказывать очевидное.

— Получается, он записывает все, что мы говорим, — пробормотала Нэлл.

— Скорее всего. Возможно, пытается разобраться в нашей системе коммуникативных сигналов.

— Таким дебильным способом?

— Предложи ему другой способ, лучше, — насмешливо отозвалась биолог.

— Можно, я выражусь матом?

Дверь открылась, и в кают-компанию вошел Алекс Зевелев. Все разом посмотрели на него.

— Как там ваши дела? — нетерпеливо спросила Линда.

Алекс подошел к лотку, взял себе контейнер с ужином, сел к ним за столик и только после этого ответил:

— Прекрасно. Уложили оптоволокно во всех воздуховодах пятого отсека. Теперь там мир, тишина и покой. Все счастливы.

Нэлл удивленно вгляделась в его лицо. Сам Зевелев не был ни счастлив, ни даже рад. Он сосредоточенно ел, больше ни на кого не глядя, и с каждой минутой мрачнел все больше.

— Алекс?

— Мм?

— Ты считаешь, мы совершаем ошибку? — негромко спросила она, улучив момент, когда за столом разгорелась дискуссия об универсальности когнитивной функции.

Тот поднял на нее глаза.

— Да, — ответил он.

— Почему?

— Потому что мы отказываемся от контакта. Потому что отвечаем агрессией, даже не дав себе труд разобраться, что же нам предлагают.

— А нам что-то предлагают? По-моему, нам ломают станцию и среди ночи нападают на людей.

Алекс усмехнулся.

— Нэлл, ты видела, как двигаются углеродные капли? Конечно, видела, мы же вместе смотрели видео из каюты Кэндзи Куроки. А теперь вспомни, сколько времени прошло с момента твоего пробуждения до того момента, как ты добралась до двери в коридор. Пять минут, десять? Если бы они хотели на тебя напасть, они бы напали, я тебя уверяю.

Нэлл мелкими глотками цедила витаминный коктейль. Что ж, определенный резон в его словах был. Но даже если предположить, что он прав и что Си-О не собирался причинять им вред, мысль о черных лужах, бесконтрольно шастающих по станции в полной темноте, радовала не больше, чем мысль о пауках, ползающих по голой спине.

— Почему мы не можем разговаривать по каналу связи, как все нормальные люди? Какого хрена он лезет к нам на станцию? — буркнула она.

— Он пытался с нами разговаривать по каналу связи, мы его не поняли.

— Алекс, да у тебя натуральный Стокгольмский синдром! — воскликнула Нэлл.

— Возможно, — ответил Зевелев, опуская глаза к тарелке.

Вернувшись в каюту, Нэлл обнаружила в «кейки» отложенное сообщение от Макса Гринберга.

— Миссис Сэджворт, Вы позволите нам воспользоваться модулем «Кракен»? — спрашивал он.

Нэлл тут же отправила ему вызов.

— Макс, без проблем, — сказала она. — А что, у вас появился объект для исследований? Поймали углеродного червяка?

— Если так можно выразиться, — со сдержанным торжеством в голосе ответил Гринберг. — Мы загнали в центральную воздушную камеру с пяток этих тварей, а они собрались в один шар и больше не рыпаются. Если придумаем, как этот шар оттуда вытащить — получите себе игрушку взамен Четырнадцатой точки.

Сердце Нэлл тревожно забилось.

— А если не придумаете? — спросила она.

Макс коротко выдохнул воздух.

— Придумаем! Должны придумать. Но Вы не волнуйтесь. Пока там светло, они все равно никуда больше не денутся.

«В одном отсеке да. А в остальных? Алекс говорил, что на все отсеки оптоволокна не хватит», — подумала она, но вслух ничего не сказала.

Это была первая ночь при ярком свете. Нэлл провела ее между сном и бодрствованием, то погружаясь в странные тревожные миры, залитые багровым светом, то почти выныривая в реальность. В половине четвертого утра она сломалась, надела виртуальный шлем и вывела на зрительное поле звездное небо, но толком заснуть все равно не смогла. Ей снова чудились шорохи, потрескивание и постукивание, а воображение рисовало то паукообразных, то змееобразных черных тварей, подкрадывающихся к ней со всех сторон.

Утром, умываясь, она заметила под ногтями красный налет, который так и не смогла отчистить. Тончайшие, как мох, нити тянулись от самых кончиков вглубь ногтевой пластинки, придавая пальцам то ли травмированный, то ли испачканный вид.

— С этим ничего не сделаешь, смирись, — сказала Линда во время медицинского осмотра. — Нитевидные постепенно проникают в толщу ногтей и особенно в волосяные каналы. Через пару месяцев мы все будем ходить с темно-красными шевелюрами.

«Если доживем», — подумала Нэлл.

После завтрака она снова села за статью, но работала кое-как. От недосыпа голова почти не соображала, самые простые мысли формулировались с трудом, в затылке все сильнее пульсировала боль.

Перед обедом к ней в «кейки» стукнулся Том.

— Ты как? — озабоченно спросил он.

— Работаю, — зевнула она.

— Мишель пришел в сознание, знаешь?

Нэлл мигом села в ложементе.

— Нет. И как он?!

— Говорит, «бывало и лучше», — ответил Том. — Но он молодец, держится.

Нэлл тут же глянула в «кейки», но аватарка Мишеля оставалась тусклой.

— Сейчас Линда ему томографию мозга делает и все такое, потом усыпит его еще на сутки, — пояснил Том. — Рано ему пока разговоры разговаривать.

— Да, наверно, ты прав, — вздохнула Нэлл.

Она подумала, что Мишель пришел в себя совсем в другом мире, нежели тот, из которого его выбил удар «Ангела» по северной стыковочной оси. В том, старом мире станция не была безнадежно заражена красными нитевидными водорослями, все еще были живы, а по воздуховодам не ползали шустрые углеродные лужи. Впрочем, он, наверно, пока ничего не знает…

— Пойдем, пообедаем? — спросил между тем Том.

— Ага, давай.

В кают-компании еще никого не было. Они взяли по контейнеру и сели у стены друг напротив друга. Том выглядел очень уставшим — видимо, тоже почти не спал.

— Новые разведданные хочешь? — спросил он.

— Даже и не знаю, хочу ли, — с чувством ответила Нэлл. — Страшные?

— Это с какой стороны посмотреть, — усмехнулся Том. — Си-О снова меняет форму. Вытягивается в ленту. Дэн считает, что он собирается совершить гравитационный маневр в поле притяжения Ио. Во всяком случае, примерно через сорок часов его центр тяжести пройдет на высоте около двухсот километров над спутником и получит приращение скорости в полтора километра в секунду.

— И куда он после этого двинет? Не к нам, случайно?

Том улыбнулся.

— Чтобы оказаться на орбите Юноны, этого недостаточно. Но вопрос, конечно, интересный. Посмотрим…

Они замолчали, занятые едой, и молчание было уютным и теплым. Нэлл поглядывала на Тома и рассеянно думала, что не променяла бы свою странную жизнь ни на какую другую. Несмотря ни на что, она чувствовала себя почти счастливой.

Потом Нэлл вспоминала прошедшую ночь и удивлялась, что у нее не было совсем никаких предчувствий. Ей казалось, что безмолвный крик должен был наполнить всю станцию, что она (или они все?) не должна была находить себе места от беспричинной тревоги. Но нет — она спала, как младенец, не обращая уже никакого внимания на яркий свет, заливающий каюту, и проснулась отдохнувшая и в прекрасном настроении.

Линда тоже оказалась в прекрасном настроении, что с ней бывало крайне редко.

— Мишель родился с ложкой во рту, не иначе, — посмеиваясь, говорила она Нэлл, пока та лежала на осмотре в медицинской капсуле. — Вчера отправила томограмму его мозга в Париж, ночью пришел ответ. «В субкортикальном белом веществе лобных долей очаги кистозно-глиозных изменений без перифокального отека и объемного воздействия на прилежащие структуры». И это после того, как он чуть не превратился в мешок с костями!

— И что это значит, если перевести на простой английский?

— Что он везунчик. Вдохни и не дыши десять секунд.

Нэлл подчинилась. Аппарат запищал, потом негромко щелкнул.

— Мы тоже везунчики, если так посмотреть, — сказала она, переводя дыхание.

— Я бы не назвала это везением, — возразила Линда.

За завтраком они болтали о какой-то ерунде, и Нэлл чувствовала себя легко и уютно. Марика рассказывала о проказах Панурга, хитрого морского свина из седьмой контрольной группы, Том вспомнил историю, как на лунной базе «Аякс» обнаружили контрабандную мышь. Нэлл уже совсем было собралась поведать, как однажды ее кошка Филлис забралась в серверную, но тут слабо пискнул звук вызова, и Линда надела виртуальный шлем.

— Я, — сказала она.

Через несколько секунд она вскочила, с грохотом отбросив стул.

— Где?!

Все замолчали, глядя на нее. Нэлл, холодея, увидела, что губы Линды стали почти белыми.

Еще несколько секунд гробовой тишины, а потом Линда откинула шлем на спину и сказала мертвым голосом:

— Алекс. Они убили Алекса.

Через мгновение Том тоже оказался на ногах.

— Где он? — властно спросил он.

Линда сглотнула.

— У себя в каюте. Макс только нашел его. Надо… о, черт, — она с трудом перевела дыхание. — Надо перенести его в медотсек и сделать вскрытие.

— Идем. Я помогу.

Нэлл поняла, что вскочила, только когда за ее спиной грохнул упавший стул. Том обернулся.

— Нэлли, оставайся здесь, — ровно сказал он. — Как только мы что-то выясним, мы оповестим всех.

Она молча смотрела, как он уходит, как дверь кают-компании закрывается за ними обоими. В голове была звенящая пустота, и в этой пустоте медленно расплывалась холодная липкая тоска.

Алекс. Такой веселый, такой бесстрашный…

Она посмотрела на Марику. Та была бела, как бумага.

— Доизучался, — прошипела она, стискивая кулаки.

— Ты о чем? — спросила Нэлл, чтобы что-то спросить.

— Неважно.

Нэлл вспомнила их с Алексом последний разговор. «Мы отвечаем агрессией, даже не дав себе труд разобраться, что же нам предлагают».

Что ж, теперь он разобрался.

Она подобрала упавший стул и снова села, стиснув голову руками.

Через минуту в наушнике звякнуло, и Нэлл, вздрогнув, судорожным рывком надела шлем.

— Нэлли, я включил визор, — услышала она голос Тома, и на ее зрительном поле появилась каюта Алекса. — Внимательно смотри по сторонам. Может, ты заметишь то, чего не заметим мы.

Наверно, так и следовало поступить, но Нэлл не могла оторвать взгляд от тела Алекса, лежащего на полу лицом вниз. В его затылке зияла обугленная дыра размером с бабочку, от нее вниз по шее тянулось несколько уже подсохших струек крови. Дыра казалась неестественно черной, будто вся его плоть внутри превратилась в сажу, и только нетронутая кожа придавала ему вид человеческого тела.

Линда присела рядом с Алексом на корточки, тронула его за шею и тут же отдернула руку. Удивленно пробормотала:

— Он теплый.

Потом быстро сунула ладонь ему под подбородок.

— Есть пульс! — воскликнула она.

Видимо, Том шагнул к Линде и присел рядом, потому что тело Алекса и его обугленный затылок оказались совсем близко от Нэлл. И в ту же секунду она поняла, что в его затылке не дыра, а что-то вроде угольной заплатки, плоского асимметричного черного цветка. От неровных лепестков цветка отходило несколько тонких нитей, плотно охватывающих череп Алекса и терявшихся под волосами.

Линда стремительно поднялась на ноги.

— Макс, мне нужна помощь! — решительно сказала она. — Надо прикатить носилки. Позови Марику, она знает, где их взять. Его надо немедленно перевезти в медотсек.

Том повернулся к двери, и Нэлл увидела Гринберга, стоящего у стены. Он был бледен до синевы, а на лице у него застыло выражение, будто его сейчас стошнит.

— Макс! — крикнула Линда.

— Да, — сказал он, будто просыпаясь. — Сейчас.

Он надел шлем, и Нэлл услышала, как рядом с ней, в кают-компании, Марика издала невнятное восклицание, отшвырнула от себя стул и бросилась вон.

Каюта Алекса повернулась у Нэлл перед глазами — видимо, Том осматривался и давал осмотреться ей.

Разобранная кровать, смятый спальник, на полу рядом с постером — широкие черные очки. На постере по-прежнему был Углеродный Объект, снимаемый малой камерой 17-го Ио-Орбитера. Чуть выше Си-О на фоне звездного неба висела строчка текста: «Мой дневник на зрительном поле».

Нэлл готова была поклясться, что двое суток назад этой строчки не было.

На полочке над ложементом рядом с бутылкой Клейна стоял предмет, размером и формой напоминавший небольшую серую коробку с вогнутой центральной частью. Том, видимо, тоже обратил на нее внимание, потому что подошел ближе и взял предмет в руки.

— Интересно, что он тут делает, — пробормотал он.

— Что это? — спросила Нэлл.

— Автономный инфракрасный излучатель среднего диапазона.

Том повертел излучатель в руках.

— Совсем разрядился, даже индикация не работает.

— А надолго его хватает? — спросила Нэлл.

— Часов на шесть.

Он поставил прибор обратно на полку, взял в руки бутылку Клейна и осмотрел ее со всех сторон. Потом осторожно вернул ее на место и быстро обернулся к двери.

Дверь была открыта, и в нее из коридора Макс закатывал носилки. Марика уже была внутри — она бросилась к Алексу, протянула руку пощупать пульс и на секунду будто споткнулась, увидев черную заплатку у него на затылке. А потом все-таки коснулась его шеи — осторожно, даже нежно.

Линда поднялась на ноги.

— Отходи, мы ему мешаем, — сказала она.

Макс вкатил носилки и поставил их рядом с телом Алекса. Из низкой, на ладонь от пола, платформы плавно выдвинулся широкий наклонный лоток. Марика чуть качнула тело, позволяя лотку войти между ним и полом, и через несколько секунд Алекс уже был на носилках.

Том провожал их взглядом, пока дверь в каюту не закрылась, и он не остался один.

— Нэлли? — сказал он.

— Я здесь, — отозвалась она.

Он подошел к постеру, на котором тускло серебрилась длинная лента Углеродного Объекта.

— «Мой дневник на зрительном поле», — прочитал он. — Что ж, похоже, он хотел, чтобы мы его увидели.

— Я тоже так думаю, — быстро ответила Нэлл, и ее сердце тревожно заколотилось.

Том взял виртуальный шлем Алекса и надел его.

— Да, на самом видном месте, — услышала Нэлл, и через несколько секунд на ее зрительном поле появилась новая иконка. — Ну что, смотрим? Ты готова?

— Да, — выдохнула она.

Видеописьмо явно было сделано в этой же самой каюте, судя по меткам текущего времени — поздним вечером два дня назад.

— Приветствую вас, дорогие коллеги, — говорил Алекс. — Если вы меня сейчас слушаете, то значит, у меня ничего не получилось и я, скорее всего, уже мертв. Не скажу, что меня очень радует такая перспектива, но отрицательный результат — тоже результат. В любом случае, сейчас у вас есть информация, которой нет у меня, и которую я собираюсь получить.

Я сразу хочу попросить у Марики прощения. Марика, я тебя обманывал, я не собираюсь изучать поведение углеродных животных. Я вообще не думаю, что эти существа независимы и действуют самостоятельно. Я считаю, что их направляет воля и разум Си-О, и именно с ним я хочу попытаться договориться.

Мне действительно жаль, что приходится врать, но я не вижу другого выхода. Я знаю, что вы со мной не согласны. Многие из вас относятся к Си-О как к врагу. Да и остальные предпочитают держаться от него как можно дальше. Нэлл, помните наш недавний разговор? Вы хотите, чтобы контакт осуществлялся вашими методами и на ваших условиях. Но реальность такова, что он осуществится его методами и на его условиях.

Алекс откинулся в ложементе и отвел глаза от визора, явно собираясь с мыслями.

— Возможно, никакого контакта вообще не будет. Возможно, мы слишком далеки друг от друга, слишком не похожи, чтобы достичь хоть какого-то взаимопонимания. Но я все-таки надеюсь на успех. В том, что с нами происходит, я вижу его попытки нас изучить и с нами договориться, и не вижу стремления нас уничтожить или вообще каким-то образом нам навредить.

— Итак, — он слегка улыбнулся, — мы будем ловить друг друга «на живца». У меня есть источник инфракрасного света, который не навредит углеродным каплям, датчик уровня освещенности и очки с электронно-оптическим преобразователем. Благодаря Марике у меня есть ночная камера для съемки в инфракрасном диапазоне. Сегодня ночью я лягу спать, выключив свет, как мы это делали раньше. Когда он придет — а я думаю, что он придет — он захочет заблокировать габаритную подсветку и добиться полной темноты прежде, чем начать действовать. Датчик освещенности сработает, я проснусь. Включу лампу и камеру. И мы посмотрим, что же ему от нас надо.

Первая запись видеодневника закончилось, спустя секунду началась вторая. Судя по меткам текущего времени, это была вчерашняя ночь, точнее, начало четвертого утра.

Нэлл мгновенно поняла, что съемка ведется в инфракрасных лучах. Изображение было лишено цветов, пол казался почти белым, а потолок, напротив, выглядел гораздо темнее, чем в видимом свете.

Прямо посередине каюты в воздухе висел углеродный «нейрон» — крупный ком размером с голову ребенка, от которого во все стороны — в потолок, в стены, вниз — отходило несколько десятков толстых и тонких нитей-щупалец. Алекс уже сидел на кровати, опустив ноги на пол. Верхнюю часть его лица закрывали инфракрасные очки.

— Си-О? — негромко спросил он.

— Си-О? — через пару секунд повторил его голос, хотя губы больше не шевелились.

— Хочешь поговорить? — спросил Алекс.

— Хочешь поговорить? — отозвался голос.

— Тебе не больно от моей лампы?

— Тебе не больно от моей лампы?

«Нейрон» висел в воздухе, будто задумавшись. Нэлл не сводила с него глаз. Он почти не шевелился, но и неподвижным тоже не выглядел — бархатно-черная текучая субстанция, странным образом остающаяся в границах своей формы. Потом он шевельнулся и перетек поближе к Алексу, укоротив некоторые из своих опорных нитей и удлинив другие. Когда между ними оказалось не больше полутора метров, «нейрон» выпустил из себя еще одно щупальце — черный шнур толщиной с мизинец — и медленно потянулся им прямо к Алексу.

Нэлл затрясло — ей хотелось заорать в голос: «Беги, идиот!», но она только судорожно сжала кулаки. Прошлое не изменить. Все, что сейчас случится — уже случилось.

Зевелев осторожно протянул руку навстречу щупальцу. Оно на несколько секунд замерло, а потом выпустило из себя еще четыре отростка, став карикатурно похожим на человеческую ладонь. И когда они, наконец, дотронулись друг до друга, каждый черный отросток коснулся одного кончика пальца.

Они застыли так на несколько секунд — а потом Алекс отдернул руку.

— Не кусайся, — сказал он.

— Не кусайся, — отозвался голос.

Алекс поднес ладонь к инфракрасным очкам и внимательно ее осмотрел. На видеоизображении никаких ран видно не было, но углеродная тварь могла уколоть его, ужалить, стукнуть током… Нэлл стиснула зубы.

— Чего ты хочешь? — мягко спросил Алекс.

— Чего ты хочешь? — бессмысленно повторил голос. А потом щупальце раскрылось, как цветок, превратившись в венчик тонких черных нитей.

Что-то было очень знакомое в этом венчике. Где-то Нэлл его уже видела.

Алекс, по-видимому, понял больше, потому что произнес с явным сожалением:

— Мы так не умеем.

— Мы так не умеем, — повторил голос.

Десяток секунд венчик висел неподвижно, напоминая… ах, черт подери! Напоминая Коммуникационную Щетку! А потом снова сжался в шнур и быстро втянулся в плотное черное тело «нейрона».

Нэлл с трудом перевела дыхание.

Зевелев сидел неподвижно, то ли размышляя, то ли просто предоставив инициативу противнику. «Нейрон» тоже не двигался и, видимо, тоже размышлял. На тусклой серой картинке быстро менялись только цифры текущего времени. Одна минута… две… пять.

Потом черный ком шевельнулся, вытягиваясь, и — Нэлл почти забыла, насколько стремительными могут быть эти углеродные твари! — плавно ринулся на Алекса. Округлая капля беззвучно разбилась о его голову, залепив очки, разом оплетя череп множеством нитей, на несколько секунд превратившись в живую шевелящуюся шапку. А потом Алекс крикнул:

— Нет! Не надо! — и слепо вытянув перед собой руки, бросился к входной двери.

Сердце Нэлл пропустило пару ударов, а потом заколотилось как бешеное. Она подумала, что он не успеет, упадет замертво — но он успел. Дверь в коридор распахнулась, и оттуда плеснуло ослепительно ярким светом. Черная тварь ужом соскользнула с головы Алекса и метнулась к стоковому воздухозаборнику. Алекс, пошатываясь, вышел в коридор и несколько раз глубоко вздохнул, вцепившись рукой в косяк. Нэлл заметила, что его трясет.

Снова секундная пауза, снова новая видеозапись. Судя по меткам, было позднее утро почти сутки назад. Алекс сидел в ложементе, каюту заливал яркий свет.

— Ну что ж, дорогие коллеги, ситуация несколько прояснилась, не так ли? — улыбаясь, говорил он. — Си-О действительно пришел, и он хотел разговаривать. Вы обратили внимание на происходящее на 390-й секунде и дальше?

Алекс протянул руку вперед и медленно растопырил ладонь, имитируя раскрытие коммуникационной щетки, а потом рассмеялся, откинувшись в ложементе.

— Мне кажется, я понял его побуждения, — продолжил он, закинув руки за голову. — Сначала Си-О пытался имитировать речь, просто повторяя мне мои слова. Но этот путь, очевидно, тупиковый. Как понять, что именно я хочу сказать? На его месте я был бы в полной растерянности. Потом он среагировал на мою руку, повторив мой жест, — Алекс домиком соединил обе ладони, соприкоснувшись кончиками пальцев. — А потом он показал мне Коммуникационную Щетку. Вы ведь узнали ее? Тот орган или инструмент, которым он отправлял нам свои сообщения.

Он помолчал, с рассеянной улыбкой глядя поверх визора.

— Видимо, эти существа именно так и общаются друг с другом. Мы разговариваем звуком, они светом. Наша речь — набор акустических частот, их речь — набор линий инфракрасного диапазона. Судя по количеству этих линий и скорости изменения их амплитуды, речь углеродных существ куда более емкая, чем наша.

Алекс снова замолчал, и улыбка на его лице сменилась невеселой гримасой.

— Я так и не понял, почему он на меня напал, — с явным сожалением произнес он. — Я его не провоцировал. И что он хотел сделать, я тоже не понял.

— Идиот! — не выдержала Нэлл. — Сожрать твои мозги на завтрак — вот что он хотел!

Но Алекс, конечно, не мог ей на это ответить.

И тут она услышала голос Тома:

— Я еще в каюте, нашел его дневник. Как он?

Нэлл тут же остановила просмотр и жадно прислушалась. Но разговор, видимо, шел в личном режиме, так что слов собеседника слышно не было.

— Я понял, — медленно сказал Том спустя пару минут. — Отчет отправили?

Пауза.

— Я зайду минут через десять.

— Что?! — крикнула Нэлл, уже не в силах сдерживаться.

— Он жив, — задумчиво ответил Том, — но все очень странно. Линда говорит, что формально он совершенно здоров. Сердце, легкие… все органы работают идеально. Но он не реагирует на внешние раздражители. Совсем.

— Кома? — быстро спросила Нэлл.

— Нет. И это самое странное. Он даже не спит. Линда сделала ему томограмму — его мозг проявляет такую же активность, как во время бодрствования. И не просто бодрствования — как во время интенсивной умственной работы. Но к окружающей обстановке эта работа не имеет никакого отношения.

Том помолчал, видимо, подбирая слова.

— Он не слышит громких звуков, не реагирует на боль. Такое ощущение, что его мозг отключили от тела и подключили куда-то еще. Собственно, это не ощущение. Помнишь черную пластину у него на затылке? По словам Линды, от нее вглубь черепа идут ветвящиеся углеродные нити. Линда говорит, что не может их вытащить, не убив Алекса на месте. Они, — Том так глубоко вздохнул, будто ему не хватало воздуха, — пронизывают изнутри весь мозг, возможно, подходят к каждому нейрону. Так что… Нэлл показалось, что у нее в желудке зашевелились ледяные змеи.

— Так что Алекса мы потеряли. Си-О таки осуществил контакт — своими методами и на своих условиях.

Новый отрывок из видеодневника, начало первого ночи.

Каюта снова была ярко освещена. Алекс сидел в ложементе и безудержно хохотал.

— Дорогие коллеги, у меня просто нет слов, — сквозь смех проговорил он. — Кто-то очень хочет продолжения банкета.

Нэлл с замиранием сердца осмотрела каюту. Ничего. Ни черных нейронов, свисающих с потолка, ни щупалец, выползающих из-под кровати. Алекс с заговорщическим видом прижал палец к губам, и Нэлл вдруг услышала его голос:

— Хочешь поговорить?

И, через паузу:

— Тебе не больно от моей лампы?

Алекс снова расхохотался, причем Нэлл почудились в его смехе истерические нотки.

— Ну, просто серенада Лунной долины, — пробормотал он.

— Хочешь поговорить? — опять повторил голос. — Тебе не больно от моей лампы?

Алекс, выбрался из ложемента, опустился на колени рядом со стоковым воздуховодом и громко спросил:

— А ты не будешь нападать на меня?

— А ты не будешь нападать на меня? — тут же откликнулся голос.

— Это такое «да»?

— Это такое «да»?

Зевелев встал на ноги и снова подошел к ложементу.

— На редкость упорный тип, — посмеиваясь, сказал он.

— Хочешь поговорить? Тебе не больно от моей лампы? — снова произнес голос.

Алекс картинно завел глаза к потолку.

— А ты не будешь нападать на меня? — продолжал голос. — Это такое «да»?

— Если честно, я в растерянности, дорогие коллеги, — сказал Зевелев, откидываясь в ложементе и прикрывая глаза. — Не знаю, как поступить. С одной стороны, наш общий друг уже полчаса ноет, рвется общаться, с другой — он здорово напугал меня вчера своей атакой. Не думаю, что я интересую его в качестве пищи, но…

Алекс замолчал, и в наступившей тишине снова прозвучало:

— Хочешь поговорить? Тебе не больно от моей лампы?

И, через паузу:

— А ты не будешь нападать на меня? Это такое «да»?

Алекс снова нервно расхохотался.

— Ну, хорошо. Хорошо! — громко сказал он, наконец. — Ты меня уговорил.

— Ну, хорошо. Хорошо! Ты меня уговорил, — тут же его голосом отозвался Си-О.

Алекс открыл глаза и посмотрел на визор.

— Возможно, я совершаю ошибку, — глубоко вздохнув, произнес он, — но сказав А, надо говорить и Б, не так ли?

И он протянул руку к инфракрасной лампе, стоящей на полочке рядом с бутылкой Клейна.

Последняя видеозапись началась через пять минут после того, как закончилась предыдущая. Алекс, уже в очках, стоял посреди каюты и смотрел, как из стокового воздуховода одна за другой по-змеиному выскальзывают гибкие черные ленты.

— Но предупреждаю, солнце мое, — сказал он. — Еще одна атака — и больше я на твои уговоры не куплюсь.

— Но предупреждаю, солнце мое. Еще одна атака — и больше я на твои уговоры не куплюсь, — как обычно, его голосом отозвался Си-О.

Ленты (или змеи?) текли и текли, расходились в разные стороны, скользили по стенам, по потолку, тянулись друг к другу через всю каюту. Их было много, гораздо больше, чем в прошлую ночь. Нэлл смотрела, как завороженная, как некоторые из них стекаются к ложементу и собираются там в уже знакомый нейроноподобный ком, а другие вытягиваются в нити и переплетаются в некое подобие сети, отрезающей Алексу путь к двери.

— Си-О, — сказал Алекс спустя несколько минут, и голос его дрогнул. — Ты что, решил меня не выпускать отсюда?

— Хочешь поговорить? — неожиданно отозвался «нейрон».

Алекс еще раз оглянулся. Сеть между ним и дверью была явной и недвусмысленной.

— Мы так не договаривались, — пробормотал он.

— Хочешь поговорить? — повторил Си-О.

Алекс глубоко вздохнул. Нэлл подумала, что он неплохо держится. Она бы на его месте уже давно верещала бы от ужаса.

— Да, хочу. Давай поговорим, — наконец, сказал он.

— Да, хочу. Давай поговорим, — отозвался голос, и в ту же секунду угольный «нейрон» плавно скользнул к Алексу.

Это случилось за долю секунды — Алекс отшатнулся назад, вскидывая руку в бесполезном защитном жесте, черный ком налетел на его раскрытую ладонь, поглотил ее, как капля воды поглощает песчинку, и разом остановился.

— Чего ты хочешь? — мягко спросил Си-О.

— Хороший вопрос, — выдавил Алекс. — А ты?

Нэлл не видела выражения его лица, скрытого очками, видела только плотно сжатые губы.

— Тебе не больно от моей лампы?

Губы искривились, и Нэлл подумала, что Алекс сейчас снова истерически заржет.

— Нет, мне не больно, — сказал Зевелев. — Ты очень приятный на ощупь.

«Нейрон» стек с его ладони, отпуская ее, и Алекс поднес руку к очкам. Никаких явных повреждений на ней не было.

— И что дальше? — спросил Алекс, пошевелив пальцами.

— И что дальше? — эхом отозвался «нейрон».

Он выпустил из себя щупальце, раскрывшееся на конце маленькой Коммуникационной Щеткой, и потянулся им к Алексу, явно стремясь дотронуться до его лба.

— Не надо, — сказал Алекс, отводя голову назад.

— Нет, мне не больно. Ты очень приятный на ощупь, — невпопад сообщил Си-О.

— Я тебе верю. Но все равно не надо.

— Хочешь поговорить?

— Мы можем говорить словами. У тебя уже неплохо получается.

— Хочешь поговорить? — гнул свое «нейрон».

Алекс глубоко вздохнул.

— Я не знаю. Дай мне подумать.

«Нейрон» втянул в себя Коммуникационную Щетку и повис в полуметре от Алекса, почти не шевелясь. Но там, за спиной у Алекса, движение продолжалось. Нэлл увидела, что на одной из толстых нитей-щупалец проклюнулся и вытянулся отросток, заканчивающийся чем-то вроде маленького бутона с шипом на конце.

— Си-О, послушай меня, — наконец, медленно сказал Алекс. — Я знаю, мы виноваты перед тобой. Мы взяли твою вещь и не смогли ее вовремя отдать. Но ты ее сам забрал, так что теперь мы в расчете, верно? Уходи со станции. Не пугай нас больше. Давай разговаривать словами. У нас получится. У нас уже почти получается.

— Не надо, — ответил тот.

И в следующее мгновение черные нити, сетью затянувшие каюту, сжались вокруг Алекса, как ладонь сжимается в кулак. Углеродные щупальца змеями оплели его руки и ноги, захлестнули шею, и он, рванувшись вперед, грохнулся бы лицом вниз, если бы они не смягчили падение. Очки отлетели к стене.

— Что ты делаешь? — заорал он, и неизвестно, чего было больше в его вопле — ужаса или ярости.

— Си-О, ты что, решил меня не выпускать отсюда? — отозвался тот.

— И что дальше? — прорычал Зевелев. — Убьешь меня?

— Не надо.

Нэлл с содроганием смотрела, как его побелевшие пальцы вцепились в пол, как он безнадежно пытается стряхнуть с себя опутавшую его живую сеть.

— Ты очень приятный на ощупь, — сообщил Си-О, и теперь это прозвучало как гнусное издевательство.

Алекс ответил какими-то бешеными русскими ругательствами.

Отросток с шипастым бутоном плавно скользнул к его затылку. Еще секунда — и бутон раскрылся в странное подобие цветка — острая игла в окружении венчика длинных тонких нитей. Нэлл поняла, что сейчас произойдет, и больно укусила себя за пальцы.

А потом черный цветок мягко приник к его затылку, и Алекс заорал, вцепившись в пол побелевшими пальцами. Вниз по его шее потекли крупные капли темной крови, одна за другой, а потом они слились в тонкие непрерывные струйки.

Нэлл зажмурилась, не в силах смотреть на агонию Алекса. Его крик рвал ее уши, раскаленным гвоздем ввинчивался в мозг, но сорвать с себя шлем и не слушать она почему-то тоже не могла. И лишь когда его вопль утих, Нэлл смогла судорожно вдохнуть воздух в легкие и разлепить зажмуренные глаза.

Алекс так и лежал на полу лицом вниз, опутанный черными щупальцами Си-О, и на затылке у него еле заметно копошился жалящий цветок. Но его пальцы больше не скребли по полу, глаза были открыты, а на лице появилось удивленное выражение.

А потом он глубоко вздохнул и улыбнулся.

— Сукин ты сын, — пробормотал уже без всякой злобы.

Нэлл смотрела на Алекса, не веря своим глазам. Он явно расслабился, и его лицо стало мягким и мечтательным, как у засыпающего ребенка. Жалящий цветок не шевелился, но Нэлл чудилось в нем какое-то непрерывное движение, как течение воды в ручье. Или это была иллюзия, просто потому, что она знала ответ? Знала, что тончайшие углеродные нити, ветвясь, пронизывают мозг Алекса, опутывая его изнутри так же, как черные щупальца опутали его снаружи?

Прошло еще минут десять, прежде чем углеродная сеть шевельнулась и разом распалась на десятки змееподобных фрагментов. Черные нити соскользнули со стен и потолка, черные капли-змеи стекли с неподвижного тела Алекса. Несколько секунд — и каюта опустела. Нэлл, оцепенев, все смотрела и смотрела на Зевелева и черную розетку у него на затылке, но больше так ничего и не произошло.

К обеду пришло сообщение с Земли, помеченное крайней степенью важности.

Включив его, Нэлл снова оказалась в «жемчужной комнате» Нью-Йорского офиса Северно-Атлантического космического агентства. Напротив нее стоял Фрэнк Руперт, и вид у него был такой, будто он уже третьи сутки не спит.

— Приветствую вас, дорогие коллеги, — сказал он, напряженно вглядываясь в камеру воспаленными глазами. — Позвольте мне, прежде всего, выразить вам свое восхищение и благодарность. За ваше мужество, самоотверженность и взвешенный, разумный подход к той беспрецедентно сложной ситуации, в которой вы оказались. Мы находимся сейчас в исключительно сложных обстоятельствах, и именно от ваших действий, возможно, зависит будущее нашей цивилизации.

Он глубоко вздохнул.

— Я связался с Гурьевым, Накамурой и Джотсаной Кхан. Мы создаем Комиссию по контакту, она тщательно изучит присланные вами материалы. Пока ситуация не прояснилась, вы должны вести себя крайне осторожно. Не проявлять агрессию там, где ее можно избежать. Не проявлять инициативу и не пытаться вступать в контакт самим. И еще. Никто, повторяю — никто не должен знать о происшедшем с Алексеем Зевелевым. Мы сейчас сидим даже не на пороховой бочке, а на атомной бомбе. Если происходящее на станции и особенно то, что случилось с Зевелевым, станет достоянием широкой общественности, мы получим массовую панику со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Я хочу вас честно предупредить, что весь информационный поток со станции, включая личную переписку, контролируется правительством. Цена утечки информации слишком велика, чтобы мы могли рисковать. Прошу вас отнестись к этому с пониманием.

Я еще раз призываю вас к мудрости, осторожности и терпению. Волею судеб вы сейчас — дипломатический корпус, представители Земли. Прошу вас помнить об этом.

— Подопытные кролики, хотел ты сказать, — буркнула Нэлл. — Даже дважды подопытные кролики.

Она закрыла письмо и рассеянно уставилась в стену. На душе было препакостно. Тошнотворный иррациональный страх вытягивал из нее силы, завязывал нервы в узел. Она даже не смогла заставить себя работать, хотя работа обычно приводила ее в правильное расположение духа. Что происходит с Алексом, что он сейчас чувствует? И не ждет ли их всех то же самое?

В наушнике звякнуло, и Нэлл подпрыгнула от неожиданности.

— Нэлли, ты как? — спросил Том.

— Трясусь, как кроличий хвост, — мрачно ответила она.

— Я тоже, — признался он. — Письмо Руперта видела?

— Угу.

— Давай сходим, пообедаем.

— Думаешь, надо?

— Надо. Я тебя жду.

Есть не хотелось, но ради того, чтобы посидеть рядом с Томом, можно было что-нибудь и запихнуть в себя.

В кают-компании вкусно пахло жареной рыбой. Линда, Мелисса и Марика сидели за одним столиком и что-то негромко обсуждали, сдвинув головы. Макс с Дэном сидели поодаль, их виртуальные шлемы были откинуты на спины. Макс выглядел совсем больным.

— Приветствую вас, господа дипломаты, — бледно улыбнулся Дэн, когда они с Томом подсели к ним за столик.

— Да, Руперт изо всех сил постарался подсластить пилюлю, — согласился Том, открывая свой контейнер.

— Если выжать из его послания всю воду, в сухом остатке останется только премодерация наших писем, — проворчала Нэлл.

— Не только, — возразил Дэн. — Еще из его послания следует, что президент пока еще держит под контролем своих генералов и сам не стремится поиграть в войну.

Макс сидел, не отрывая взгляда от своей тарелки. Нэлл заметила, что под глазами у него лежат темные круги, а ногти совсем покраснели от нитевидных.

— Кстати, вы слышали новость? — спросил Том. — Старт «Луча» отложен на неопределенный срок.

Дэн кивнул.

— Я думаю, к нам вообще больше никто не прилетит, кроме беспилотников, — сказал он. — По крайней мере, в ближайшие полгода-год.

— Ты большой оптимист, — буркнул Том.

Они замолчали. Нэлл ковырялась в своей тарелке и вяло думала, что полгода или год — это целая геологическая эпоха, эон, срок, такой неправдоподобно большой, что о нем даже думать странно. Тут вечером, ложась спать, не знаешь, проснешься ли утром… да и утром непонятно, доживешь ли до вечера.

— Как он? — осторожно спросила она, бросив быстрый взгляд на Макса.

— Кто именно? — холодно спросил тот.

— Алекс.

— Алекс? Алекс мертв.

Ее обдало обжигающим холодом, но прежде, чем она успела открыть рот и спросить, когда это произошло, Том сказал:

— Да ладно, Макс. Не распространяй дезинформацию. С Алексом все по-старому. Тело в медицинской капсуле, душа… неизвестно где.

— В гостях, — ввернул Дэн.

— Вы что, всерьез считаете то, что лежит в капсуле, Алексом? — тихо, яростно спросил Макс. — Это же кукла, пустая оболочка, чучело. То, что получается из человека, если из него высосать личность.

— Перестань! — резко ответил Том. — У тебя нет никаких оснований так утверждать. Его мозг жив и работает, и личность из него никто не высасывал. Линда говорит, на томограмме нет никаких следов органического поражения...

— Я знаю, что говорит Линда! — не менее резко ответил Макс. Нэлл заметила, что биологини прервали свой разговор и навострили уши. — Что весь его мозг прошит этой дрянью!

— И что? — быстро спросила Нэлл.

— Коллеги, хватит сраться, — хмуро заявила Линда. — Особенно из-за моих слов.

Все обернулись к ней.

— Его мозг действительно работает, — нехотя сказала она, — так что пустой оболочкой Алекса не назовешь. Но вот что находится в этой оболочке, пока непонятно.

Она помолчала, явно подбирая слова.

— Если углеродные нити действительно подходят к каждому нейрону и могут снимать полную карту возбуждения и торможения мозга — а я этого не утверждаю, у меня обычный томограф, а не «Темная комната» Альвареса, — то Углеродный Объект имеет в своем распоряжении полное отражение личности Алекса. Если эти нити могут сами подавать сигналы на вход, например, в первичную зрительную или слуховую кору, то Си-О может создать вокруг Алекса любую виртуальную реальность. И наконец, если эти нити могут возбуждать или тормозить любые нейроны его мозга по своему вкусу, он может сделать что угодно из самого Алекса. Любые ощущения, любые эмоции, любую память…

Линда глубоко вздохнула и сделала большой глоток из своего стакана.

— Это если Си-О умеет все это делать, — пробормотал Дэн.

— Он умеет, — ответила Линда.

Они переглянулись.

— Почему ты так думаешь? — спросила Нэлл.

Линда сумрачно посмотрела на нее.

— Потому что я весь день сегодня занимаюсь только Алексом. Потому что я вижу карту активности его мозга. Она не хаотична. Она… — Линда опять на минуту задумалась. — Она выглядит так, будто вокруг него и с ним происходит что-то осмысленное. Он что-то видит, что-то чувствует, о чем-то думает. Только не спрашивайте меня, что именно!

— Но ему не плохо? Не больно? — спросила Мелисса. — Он не страдает?

Линда внимательно посмотрела на нее.

— Нет, — ответила она. — Ему хорошо.

После обеда Нэлл все-таки заставила себя сесть за статью — больше ради организации собственного времени, чем ради конкретного результата. Параллельно она рассеянно прислушивалась к общей болтовне в «кейки». Разговор то почти умолкал, сводясь к редким репликам, то разгорался снова.

— Ребята, а нет ли у кого-нибудь хорошего спектрографа инфракрасного диапазона? — спросила вдруг Марика, и Нэлл навострила уши.

— У меня есть отличный спектрограф инфракрасного диапазона, но он в «Кракене», — откликнулась она.

— А здесь, в жилом кольце?

— А зачем тебе?

— Так, идея появилась, — туманно ответила та.

— У нас есть куча отличных спектрографов, но все они на оси, — отозвался Том.

— Плохо, — сказала Марика и умолкла.

Несколько минут прошло в молчании, потом Том спросил:

— А что за идея?

— Идея на три гнилых помидора, и раз нет спектрографа, то и нет смысла ее обсуждать.

— Ладно тебе, колись, — сказала Нэлл.

Марика вздохнула.

— Я подумала: эта углеродная заплатка на затылке у Алекса — наверняка приемник-передатчик. Что, если нам найти канал связи, подключиться к нему и поискать соответствие между информационным потоком и текущими томограммами Алекса?

Линда фыркнула.

— У нас уже есть два послания, адресованных лично нам. Мы их расшифровали? И при этом ты надеешься расшифровать информационный поток, вовсе нам не предназначенный?

— Я же сказала, идея на три гнилых помидора, — вздохнула Марика.

Они опять умолкли.

— Вообще, мысль поискать канал мне нравится, — задумчиво выдал Том спустя пару минут.

— Чтобы перекрыть его?

— Ну, например. Может, это освободит Алекса.

— Или убьет его, — подала голос Линда.

Нэлл встрепенулась. Действительно, какая простая и изящная идея! Почему она не пришла им в голову раньше?

— Ерунда! — решительно заявила она. — Как это может его убить? Он просто перестанет видеть сны, наведенные Углеродным Объектом. И проснется, наконец.

— Или не проснется, — ответила Линда.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он по-прежнему не реагирует на внешние раздражители.

Нэлл с досадой умолкла. Пространство возможных решений выглядело минным полем, где каждый неверный шаг мог оказаться для Алекса роковым. Но ничего не делать — тоже было неверным решением. Сколько он сможет так пролежать? Неделю? Месяц? А что потом?

— Меня еще одна мысль занимает, — сообщил Дэн Венфорд. — О материале заплатки. Вы заметили? Она явно не боится яркого света.

— Молчи, Дэн, — вздохнула Марика.

— Может, имеет смысл поставить у стоковых воздуховодов датчики движения? Чисто на всякий случай.

— Если на всякий случай, то датчики движения надо ставить на все воздуховоды, — заметил Том.

— И на кран в ванной, — добавила Марика. — И на унитаз.

— Не смешно, — буркнула Линда.

Нэлл сверлила взглядом свой последний абзац и чувствовала, как желудок сжимается ледяным узлом. Если Си-О сможет устранить фоточувствительность углеродных капель, они оказываются полностью беззащитны. Никакого другого оружия у них нет… разве что придумать что-то вроде огнемета? Но эта идея была настолько нелепа, что она даже не стала ее толком обдумывать.

С коротким звяканьем в почту упало письмо, и, зайдя во входящие, Нэлл обнаружила там короткую записку от Майкла Бейкера.

— Завтра в три утра начнутся расчеты в «Метасфере» по нашей теме, — говорил он. — Я договорился с Оукли, чтобы они скидывали нам и предварительные результаты тоже. Официальный релиз — через две недели. Я буду держать тебя в курсе, Нэлл.

— Прости, босс, — буркнула она, — но нам тут совершенно не до этого.

В ту ночь дежурил Том, и Нэлл, засыпая, слушала тихие уютные шорохи, всегда создаваемые человеком, работающим в ложементе. Присутствие капитана создавало блаженное чувство защищенности — и Нэлл крепко уснула, ни о чем не тревожась.

Проснулась она среди ночи от громкого восклицания Тома.

— И что она делает? — резко спросил он.

Нэлл приподнялась на локте и вгляделась в его напряженную фигуру. Несколько секунд было тихо.

— Не позволяй ей к тебе приближаться! Включи визор и беги оттуда! — приказал он кому-то и одним движением выскочил из ложемента.

— Что?! — крикнула Нэлл.

Том повернул к ней лицо в шлеме.

— Похоже, Си-О навестил Марику.

Она похолодела.

— Как Алекса?..

— Нет. На этот раз он придумал кое-что новенькое.

— Черт подери, Том!!!

— Нэлли. Я сам еще ни черта не понял. Марика сказала, что к ней пришла углеродная крыса. Ходит по полу. Пока не нападает и форму не меняет, но… сама понимаешь.

Он пошевелил пальцами, явно что-то делая в рабочем пространстве, и сказал:

— Вот, посмотри.

Нэлл выскочила из кровати и схватила виртуальный шлем. Посередине зрительного поля лежала ссылка на потоковое видео с визора Марики.

Каюта была ярко освещена. Биолог сидела на кровати, поджав под себя босые ноги, а по полу ходила и деловито все обнюхивала крупная угольно-черная крыса.

— Марика, сосредоточься! — сказал Том. — Сейчас она подойдет к ложементу, и я открою дверь. Прыгай и беги!

Та подняла к камере побледневшее лицо.

— Хорошо.

Но крыса не пошла к ложементу и не дала Марике улизнуть. Покрутившись по полу, она вернулась к кровати, привстала на задние лапы и, шевеля усами, с явным интересом уставилась на женщину.

— Беги! — крикнул Том.

Но Марика смотрела на крысу, как завороженная.

— Беги, пока она не прыгнула! — заорал Том.

В ту же секунду Нэлл поняла, что крыса и правда собирается прыгать. Она нетерпеливо потопталась около кровати, несколько раз то опускаясь на все четыре лапы, то поднимаясь на задние, вытянулась в струнку, потом сжалась на полу в комок. И когда она, наконец, прыгнула — Том с бешеными ругательствами вывалился в коридор.

Нэлл, забыв дышать, смотрела, как черный псевдозверь деловито забирается на колени к Марике и устраивается там. Она не понимала, почему та сидит неподвижно, почему не вскакивает, не стряхивает с себя углеродную тварь, не бежит к двери. Несколько секунд Марика молча смотрела на крысу, а потом — Нэлл не поверила своим глазам — опустила руку и осторожно погладила ее по бархатно-черной спине. А потом еще раз. И еще.

Крыса замерла, чуть выгнув спину. Марика то гладила ее, то почесывала за ухом, то снова гладила — с каждым разом все увереннее и непринужденнее. Зверюга растеклась у нее на коленях, прикрыв круглые блестящие глазки и иногда встряхивая ушами, всей своей позой выражая блаженство. А потом дверь распахнулась, и в каюту ворвался Том.

Крыса в одно мгновение взлетела Марике на плечо. Том шагнул к ним, протянул руку — но Марика гаркнула: «Стой!», и он остановился, будто налетел на стену. Крыса напружинено замерла у Марики на плече, Том застыл посреди комнаты.

— Не кричи и не делай резких движений, — негромко сказала Марика.

— Не позволяй ей приближаться к твоей голове, — почти прошептал Том.

— Магда, — тихо и очень ласково сказала Марика. — Магда, девочка моя.

Она медленно протянула руку к плечу, дала крысе понюхать свои пальцы, потом осторожно взяла ее в руки. Крыса беспокойно завертелась у нее в ладонях, не сводя глаз с Тома. Марика поднесла ее к лицу, вгляделась в выпуклые черные глазки. Потом бережно опустила ее на пол — и та мигом шмыгнула под кровать.

Том шумно выдохнул воздух.

— Марика, черт подери! — с чувством сказал он. — Ты захотела лечь в соседнюю капсулу с Алексом?

— Ты ее напугал, — с упреком отозвалась Марика.

— Да неужели! А мне показалось, что это она нас напугала.

Марика глубоко вздохнула и заглянула под кровать.

— Ушла, — пробормотала она.

Том шагнул к ней и сильно встряхнул ее за плечи.

— Марика, проснись! — резко сказал он. — Это не твоя крыса! Это в лучшем случае ее углеродная имитация!

— Да знаю я, успокойся, — ответила та. — Зубы черные, глаза тоже. Ушки непрозрачные. Живот прохладный. Шерстка… не знаю, как это описать, но тоже отличается.

Она встала с кровати, зашла в санузел, и Нэлл услышала шум льющейся воды. Том наклонился и тоже заглянул под кровать — точнее, очень внимательно осмотрел все, что там было. Через минуту Марика вернулась — умытая, с влажными волосами надо лбом.

Том живо повернулся к ней.

— Марика, давай договоримся, — сказал он. — Больше никакой самодеятельности. Если ты видишь любое углеродное существо — каплю, крысу, человека, кого угодно — ты зовешь дежурного и немедленно убегаешь.

— И долго мы будем так бегать? — не глядя на него, ответила та.

— Сколько сможем.

— Тебе не кажется, что это тупиковый путь?

— У нас есть альтернатива?

— Да, есть, — сказала Марика. — Договориться. Понять друг друга.

— Алекс уже попытался договориться.

— Что ж, возможно, у него получилось.

Они с вызовом посмотрели друг на друга.

— Нет, — возразил Том. — У него не получилось. Все, что понял Си-О, он понял в одностороннем порядке.

— Она лизала мне руки, — совсем тихо сказала Марика. — Это демонстрация любви и доверия…

— И что? — повысил голос Том. — С Алексом он тоже долго разговаривал, а закончилось все иглой в затылок.

— Что ж, чему быть, того не миновать, — с горькой усмешкой отозвалась та. — Если ты заметил, они больше не боятся света.

— Да, я заметил, — ответил Том. — Но мы еще придумаем, как с этим бороться.

— Я не понимаю, — проговорила Мелисса, нервно разминая длинные тонкие пальцы. — Почему эти существа раньше боялись света, а теперь не боятся?

— Никто не понимает, — отозвался Дэн.

— Наш общий друг — он вроде как разумный, — ответил Том. — А может, и сверхразумный, кто его знает. Поэтому наше общение происходит в режиме шахматной партии. Он что-то придумал — мы в ответ что-то придумали — потом опять он — потом опять мы...

— Только играют нами, — буркнула Линда.

— Ну да, — согласился Том.

Они сидели в кают-компании и завтракали, точнее, делали вид, что завтракают. Все уже было съедено и выпито, но никто не расходился. Видео с углеродной крысой уже три часа как было отправлено на Землю вместе с подробным отчетом о ночном происшествии, но ответа пока не было.

— Миссис Сэджворт, а Вы что скажете? — хмуро спросил Макс. — Вы же занимались углеродными наноструктурами.

Нэлл подняла глаза от тарелки. Оказывается, все выжидательно смотрели на нее.

— Если бы я занималась углеродными наноструктурами на уровне Си-О, нам бы не потребовались двухнедельные расчеты в Метасфере, — ответила она. — Я не знаю, что изменилось. Могу лишь предположить.

— Предположите.

— Си-О надо, чтобы рыхлая углеродная поверхность не вступала в реакцию с кислородом. Это можно сделать, покрыв поверхность инертной пленкой. Например, графеновой. Несколько сотен слоев графена, уложенных в гибкие чешуйки — и пожалуйста, то, что под ними, будет надежно укрыто от контакта с атмосферой.

— Значит, тонкая графитовая оболочка, — пробормотал Макс. — И как ее можно разрушить?

— Огнем, — пожала плечами она.

Все переглянулись.

— Мда… А других идей нет? — спросила Линда.

— У меня нет, — ответила Нэлл.

Они замолчали.

— Если эти существа мягкие, может, они испугаются обычного холодного оружия? — через пару минут выдал Дэн. — Ножа, сабли, вилки поострее и подлиннее?

— Что-то я сомневаюсь, — ответил Том. — Помните видео с Алексом? Они не просто мягкие, они квазижидкие. Углеродная капля налетела Алексу на руку, а потом слезла с нее, и с ней ничего не случилось. Ну, налетит она на твой нож…

Они опять замолчали.

— А если к вилке прибавить высокое напряжение? — спросила Линда. — Сделать что-то вроде шокера? Втыкаешь вилку, и — шесть киловольт?

Макс посмотрел на нее с интересом.

— Слегка модифицировать сварочный аппарат? — спросил он и повернулся к другим бортинженерам. — Что скажете, коллеги?

— Их только четыре штуки, — сказал Том. — И они весят по восемь килограммов.

— Тяжелая артиллерия, — усмехнулся Дэн.

— Дамам можно вручить по ультразвуковому резаку, — продолжил Макс. — Даже если это не уничтожит углеродных тварей, то отпугнет — это точно.

— Очень опасно, — возразил Том. — Если не умеешь с ними работать, то скорее себе руку отрежешь или мозги в кашу превратишь.

Макс поджал губы и откинулся на стуле.

— Любое оружие опасно, — буркнул он.

Нэлл рассеянно прислушивалась к разговору, чувствуя — нет, не бессилие, а какой-то цепенящий пофигизм. Что бы они ни придумали, это ненадолго. День, два — и Си-О придумает что-нибудь в ответ. Том прав — он просто играет с ними. Прощупывает границы их изобретательности. А потом, когда у них уже не будет ответных идей? Что будет потом?

Через час после завтрака Том пришел к Нэлл с небольшим пластиковым контейнером в руках.

— Что-то Гринберг начинает пугать меня своим энтузиазмом, — сообщил он. — Я решил, я лучше сам тебе все покажу.

Нэлл оторвалась от статьи, откинула виртуальный шлем на спину и выбралась из ложемента.

Том открыл контейнер и достал из него портативный ультразвуковой резак.

— Никогда с таким не работала? — спросил он.

— Нет, — ответила Нэлл. — Но видела, как работают другие.

Она аккуратно надела на запястье тяжелый браслет-манжету, стараясь сделать так, чтобы раструб ультразвукового сопла лег поверх ладони как продолжение ее указательного и среднего пальцев. Том одобрительно кивнул.

— Отлично. Теперь входи в его рабочее пространство. Я кинул тебе ссылку.

Нэлл снова опустила на лицо виртуальный шлем и активировала программу резака. Его рабочее пространство выглядело копией реальности — будто она смотрела на мир сквозь тонкое прозрачное стекло, лишь манжету опоясала зеленая полоска индикатора, а под пальцами левой руки появилось несколько палитр инструментов. Судя по цвету полоски, манжета была надета правильно.

— Рядом с левой рукой — палитры выбора мощности и рабочих режимов, — подсказал Том. — Начни с крайнего левого, он самый простой.

Нэлл активировала самую левую иконку, и от сопла вперед протянулось вперед прозрачное голубоватое лезвие длиною с карандаш. Еще одна палитра явно отвечала за мощность ультразвукового луча: Нэлл чуть шевельнула пальцем, и «лезвие» вытянулось вперед на полметра.

— Отлично! — сказал Том. — Теперь о безопасности. Желтый ореол показывает ту область пространства, где интенсивность звука опасна для человека. Красная область — рабочая. Включай резак.

Нэлл отвела призрачное лезвие как можно дальше от Тома, развернувшись к центру комнаты, включила звук — и тут же прозрачная голубоватая указка налилась огненным сиянием. В уши плеснул негромкий, но пронзительный писк. Из сопла резака вышло прямое и тонкое красное лезвие, окруженное широким желтым ореолом.

Нэлл шагнула вперед и плавно взмахнула рукой, описав огненным лезвием широкую дугу.

— Да пребудет с тобой сила, Том, — насмешливо сказала она.

— Самый убойный режим — второй справа, — сказал тот. — У него зона поражения достигает семидесяти градусов. Большинство несчастных случаев связано с работой именно в этом режиме. Но уж если на тебя нападут…

Нэлл отключила звук и активировала указанную Томом иконку. Призрачная указка сменилась снопом бледно-голубых прутьев, веером расходящихся от сопла. Даже не активированный, этот режим внушал тревогу.

— Попробуй, — сказал Том.

Нэлл сбросила мощность до минимума, включила звук — и несколько секунд смотрела на желтое пламя, стекающее с сопла над ее указательным и средним пальцами. В пламени раскаленными прутьями горели расходящиеся красные лучи.

— Оружие маньяка, — пробормотала она, выключая резак.

— Все время носить с собой, ложишься спать — класть рядом, — сказал Том и глубоко вздохнул. — Если бы ты знала, как мне не нравится эта затея… но выхода, похоже, нет. Если ты где-нибудь видишь углеродные существа и можешь убежать — беги. Если не можешь, или если они явно атакуют…

Они посмотрели друг на друга.

— А если ко мне придет моя кошка Филлис в углеродном исполнении и, мурлыча, заберется ко мне на колени — мне считать это атакой? — невесело усмехнувшись, спросила Нэлл.

— Если к тебе придет твоя кошка Филлис, то надо, не дожидаясь ее мурлыканья на коленях, быстро взять ноги в руки, а потом позвать меня.

— А ты ее сварочным аппаратом?

Том с досадой отвернулся.

— Не знаю, Нэлли. Вот честно тебе скажу — не знаю.

День прошел в напряженном ожидании неизвестно чего — но ничего не происходило. Датчики движения, установленные Томом на все воздуховоды, ни разу не запищали, голоса не звучали, никто не шнырял под ногами, изображая милых зверюшек… Ультразвуковой резак, поставленный в режим ожидания, без дела лежал рядом.

К вечеру Нэлл немного отпустило. Вчерне закончив статью и отправив ее на согласование Майклу Бейкеру, она выбралась в «кейки» и тут же увидела, что аватарка Мишеля наконец-то ожила и налилась цветом.

Нэлл с интересом прислушалась к разговору.

— Неужели ты действительно хочешь просидеть всю вечность под одним и тем же деревом, в окружении одних и тех же гурий? — с усмешкой говорила Линда. — Проводя время в сексе и обжорстве?

— Ты воспринимаешь слова Пророка слишком буквально, — спокойно отвечал Мишель. — Не забывай, к кому была обращена его проповедь. К бедным и невежественным кочевникам из пустыни, людям, неделями видящим одни барханы и пьющим тухлую воду из бурдюков, и ту не вволю. Людям, для которых оазисы воплощали все самое прекрасное, что есть в мире. Цветущие деревья, журчание воды, красивых девушек… Просто попытка выразить бесконечную радость, что ждет душу праведника при встрече с Аллахом.

— То есть ты признаешь, что старая лиса Мухаммед просто придумал красивую сказочку для дикарей, своих соплеменников?

— Нет. Он лишь стремился выразить невыразимое, то, что выше и прекраснее любых слов.

Линда недоверчиво хмыкнула.

— Ну а если не сад с гуриями, то что? — спросила Марика. — Как, по-твоему, должен выглядеть рай?

— Не знаю, — ответил Мишель. — Это не важно. Важно то, возьмет ли Аллах твою душу к себе или отбросит ее, как смердящий труп. Важнее этого вообще ничего на свете нет.

— А я, сколько не пыталась представить себе рай, у меня ничего не получалось, — призналась Нэлл. — Самое прекрасное место, самое увлекательное занятие становятся сущим кошмаром, когда продолжаются вечно.

— Без Бога любая вечность становится адом, — негромко сказал Дэн.

— Что ж, мне остается только порадоваться, что я атеистка, — усмехнулась Линда. — Меня никакая вечность не ждет. Да и вас, боюсь, тоже, дорогие коллеги.

— Не буду спорить с женщиной, — улыбнувшись своей аватаркой, ответил Мишель.

За ужином они сидели с Линдой за одним столиком. Нэлл заметила, что коротко подстриженные ногти врача густо покраснели от нитевидных, а в седеющих — перец с солью — волосах появились красновато-коричневые пряди.

— Получается, он единственный, кто не заразился, — задумчиво проговорил Том.

Линда кивнула.

— Час назад я отправила медицинское заключение в Париж. Да они и сами все видят — анализы чистые.

— И значит, из капсулы ему нельзя…

— Нельзя, — хмуро подтвердила Линда. — Если б не это, он уже завтра мог бы начать вставать.

— Да, попал мужик, — вздохнула Марика.

— Зато он сможет вернуться на Землю, — сказал Дэн. — А мы нет.

Они переглянулись.

— Он сможет вернуться, только если Руперт рискнет прислать на ним «Луч», — возразила Линда. — А экипаж «Луча» рискнет сюда лететь. Что далеко не факт, учитывая всю живность по Гавиле, что шастает у нас в воздуховодах.

— Эдвардс рискнет, — сказал Том. — И Агава рискнет. А вот в Руперте я не уверен.

— То, что шастает у нас в воздуховодах — полная фигня по сравнению с той хренью, что болтается на орбите вокруг Юпитера и шлет нам нежные приветы, — перебила его Марика. — Если «Луч» приведет на Землю углеродный хвост, Руперта повесят на осине. Да он и сам повесится, ждать не будет.

Нэлл раздраженно бросила на пустую тарелку бумажную салфетку.

— Ты думаешь, Си-О не знает о Земле? — спросила она. — Мы своей азотно-кислородной атмосферой на станции, считай, написали ему обратный адрес. Крупными буквами.

Они замолчали, не глядя друг на друга. Линда несколько раз глубоко вздохнула и на секунду прикрыла глаза, будто ее мутило.

— Я думаю, в ближайшие несколько дней Руперт и компания примут какое-то решение, — спокойно сказал Том. — Или эвакуировать Мишеля, или оставить все как есть. Вот тогда и подумаем, что нам делать.

Весь вечер после ужина Нэлл писала письма — маме, Мэри Митчелл, Майклу Бейкеру и Джону Сэджворту, разгребая завалы, скопившиеся у нее в почте за несколько дней. Мысль о цензуре со стороны правительства раздражала ее своей грубой, наглой неотвратимостью, мешала сосредоточиться, и Нэлл по несколько раз надиктовывала и прослушивала отдельные куски, стараясь высказать свои мысли и в то же время не сказать ничего лишнего. Чем-то это занятие напоминало работу над статьей — вот только работать над статьей было куда приятнее.

В начале второго ночи она отправила последнее письмо, на всякий случай заглянула в «кейки» — и вдруг увидела активную аватарку Алекса Зевелева. Ее сердце подпрыгнуло и заколотилось.

— Алекс? — осторожно спросила она.

— Нэлл, — отозвался он.

— Как ты себя чувствуешь?!

— Чувствую? Хорошо, — и его аватарка улыбнулась.

— Надо Линду разбудить, — сказала она, глянув на пустую бесцветную аватарку врача.

— Нет, — ответил Алекс, и это «нет» прозвучало неожиданно властно.

— Почему? — растерялась Нэлл.

— Ей нужен отдых гораздо больше, чем мне — ее помощь. Пусть спит. Она и так на грани.

— На грани?..

— Разве ты не чувствуешь?

— Нет.

— Каждый заперт сам в себе, — задумчиво выдал Алекс.

Нэлл вспомнила жесткую, всегда собранную и уверенную в себе Линду... слова «она на грани» к ней подходили меньше всего. Но спорить с Алексом ей не хотелось, и она судорожно поискала нейтральную тему для разговора.

— Мишель пришел в себя. Линда сказала, он единственный, кто не заразился.

— Но заразится, если покинет капсулу, — не то спросил, не то просто заметил Алекс.

— Да, — она глубоко вздохнула. — Через воздушные фильтры нитевидные не проходят, но их споры все равно попадают в воздух от нашего дыхания и кашля. Конечно, их мало, но боюсь, Мишелю много и не надо…

Алекс не ответил. Нэлл сверлила взглядом его аватарку, мучительно желая расспросить о последних трех днях его невозможного бытия, но и боясь невольно навредить ему бестактным вопросом. Молчание тянулось, с каждой секундой делаясь все глубже, разрасталось, как снежный ком.

— Алекс, — наконец, сказала Нэлл, и голос ее дрогнул.

— Мм?

— Как ты сам? В порядке?

— Не считая того, что до сих пор не завершил линьку — да, — с усмешкой ответил тот.

Нэлл окатило страхом, как ледяной водой.

— Линьку?

— Трансформацию из восьмой стадии в девятую, — пояснил Зевелев и рассмеялся. — Я шучу.

— Черт подери, Алекс!

— Ложись спать, Нэлл. Ты слишком нервничаешь из-за пустяков. Завтра поговорим.

«Ни хрена себе пустяки», — подумала она. И, сморгнув, увидела, что его аватарка потускнела.

Несколько минут Нэлл неподвижно просидела в ложементе, закрыв глаза и снова и снова прокручивая в памяти недавний разговор. Ее не покидало ощущение какой-то неправильности, даже нелепости происходящего, но осознать, в чем дело, у нее не получалось. От усталости мысли разбегались, суть ускользала, как шарики ртути между пальцев.

Если Алекс пришел в себя, то почему он так резко отказался будить Линду? Он не спросил Нэлл, как оказался в медицинской капсуле, он вообще не задал ей ни одного вопроса — а значит, наверняка помнил все, что с ним случилось. Или, наоборот, не помнил? Он не связался с дежурным по станции — почему? Или все-таки связался? Но почему тогда Дэн не разбудил Линду — уж он-то обязан был это сделать, просто по инструкции…

Тряхнув головой, Нэлл открыла глаза и отправила вызов Дэну Венфорду.

— Дэн, скажи мне, Алекс уже связывался с тобой?

Тот, казалось, онемел.

— Дэн?

— Нэлл, о чем ты говоришь? — дрогнувшим голосом ответил тот. — Алекс в коме.

— Нет, уже не в коме. Я разговаривала с ним пять минут назад.

— Шутишь?! Но почему тогда не было сигнала?..

— Какого сигнала?

— Сейчас.

Он перешел в режим «очень занят», и Нэлл снова откинулась в ложементе. Ощущение нелепости происходящего становилось все острее.

Через минуту аватарка Линды ожила и налилась цветом.

— Нэлл, что за фигня с тобой творится? — хриплым со сна голосом спросила она.

— Со мной? — удивилась Нэлл.

— Дэн сказал, ты только что разговаривала с Зевелевым — это правда?

— Ну да.

Линда замолчала, и Нэлл ощутила укол тревоги.

— Давно? — спустя пару минут спросила Линда уже другим — высоким и напряженным голосом.

— Десяти минут не прошло.

— Ты сохраняешь логи?

— Нет.

— Ты можешь дословно вспомнить все, о чем вы говорили?

— Дословно — нет, наверно. А в чем дело?

— Нэлли, Алекс как лежал в капсуле, так и лежит. Он не приходил в себя ни десять минут назад, ни час, вообще ни разу, и, конечно же, он не мог связаться с тобой через «кейки».

— Это что — шутка такая? — холодея, спросила Нэлл.

— Хороший вопрос.

— А ты знаешь, разговор в «кейки» действительно был, — медленно сказал Дэн. — Вызов отправлен Нэлл Сэджворт, разговор длился 5 минут 39 секунд, прерван Алексеем Зевелевым.

Они замолчали. Нэлл показалось, что ей не хватает воздуха.

— Так, — сказала Линда, и теперь ее голос прозвучал как карканье. — Вспомни все, о чем вы говорили. Если можно, дословно.

Нэлл закрыла глаза, с усилием сосредоточилась и пересказала им весь разговор. Когда она закончила, Линда замысловато выругалась по-немецки.

— Какой заботливый, аж слезу вышибает, — прошипела она.

— Трансформация из восьмой стадии в девятую, — пробормотал Дэн. — Подумать только, открытым текстом!

— Эй, коллеги, не так быстро. Может, это все-таки был Алекс? — спросила Нэлл. Альтернативная версия показалась ей слишком чудовищной, чтобы принять ее сразу и без сомнений.

— Нет, — ответила Линда. — Это был не Алекс.

— В его капсуле круглосуточно работает веб-камера, подключенная к системе анализа изображения, — пояснил Дэн. — Если бы Зевелев просто открыл глаза, пошевелился, я уж не говорю про подключение к бортовой сети — компьютер немедленно отправил бы сигнал Линде и дежурному по станции.

— Понятно, — сказала Нэлл.

Она чувствовала себя оглушенной. Череп был словно набит ватой, мысли вязко ходили по кругу и закручивались в воронку. Она вспоминала слова того, кого принимала за Алекса, и теперь они казались ей наполненными совсем другим, тревожным и неожиданным смыслом.

Дэн прокашлялся.

— Значит, теперь он говорит по-английски...

— Меня гораздо больше волнует то, что он добрался до бортового компа, — процедила Линда.

Нэлл снова почувствовала, как в ее желудке зашевелились ледяные змеи. Контроль над бортовым компьютером означал полный контроль над станцией. Над светом и воздухом, над открывающимися и закрывающимися дверьми, над любыми рабочими инструментами… над тем, что они превратили в оружие. Над их связью с Землей.

— Ладно! Раз он действует под логином Алекса, я просто заблокирую этот логин, — сказал Дэн. — Конечно, надолго это его не остановит, но…

В эфире наступила тишина. Нэлл вспомнила слова Тома про Си-О и шахматную партию, и подумала, что эту партию они медленно, но верно проигрывают.

Нэлл проснулась от ласкового прикосновения к щеке. Она подскочила на кровати, распахнула глаза — и увидела Тома, стоящего рядом.

— Нэлли, ты как? — тихо спросил он.

Она бросила взгляд на часы. Начало восьмого утра, пять часов таки удалось перехватить.

— Я в порядке. А ты?

— Я говорил с Дэном. Он рассказал мне…

— Про мою светскую беседу с Си-О? — перебила она и выбралась из спальника.

Том кивнул, не сводя с нее тревожных глаз.

— Я не знаю, насколько точно ты передала ваш разговор, но вроде бы он обещал сегодня с тобой поговорить.

— Да, было дело, — согласилась Нэлл. — Ты считаешь, он это серьезно?

— Боюсь, что да, Нэлл. И учитывая, что именно это существо понимает под словом «поговорить», я ОЧЕНЬ боюсь.

Они посмотрели друг на друга, и Нэлл укололо пронзительной нежностью. Он ведь действительно боялся. Того, что потеряет ее. Того, что она разделит судьбу Алекса…

Как ни странно, сама она больше не боялась. Как будто весь страх, что был отмерян ее душе, лился, лился — и вылился, наконец, наружу, весь без остатка.

— Все будет хорошо, Том, — сказала она. — Даже если он меня сцапает, я найду способ вернуться.

Том покачал головой.

— Больше не оставайся одна. Резак все время держи под рукой. Я не верю этому сукиному сыну ни на грош.

Нэлл только вздохнула. Интересно, поможет ли ей резак, если Си-О перехватит управление станцией? И защитит ли ее чье-то присутствие — или тот, кто будет с ней рядом, тоже получит иглу в затылок? Все-таки Марика была права — они не смогут убегать вечно. Все решится скоро. Сегодня? Что ж, может быть, и сегодня.

За завтраком Нэлл пару раз ловила на себе любопытные взгляды. Макс выглядел напряженным и собранным, Линда — совсем больной от усталости. Нэлл заметила, что мужчины все как один пришли в кают-компанию со сварочными аппаратами. Ее собственный резак висел на поясе в режиме ожидания.

— Земля все молчит? — спросила Линда.

Том кивнул.

— В полчетвертого утра они сообщили, что экстренно собирают комиссию по контакту. С тех пор тишина.

— Долго же они думают.

— Ну, быстро только кошки родятся.

Марика задумчиво крошила печенье на мелкие кусочки и складывала к себе в тарелку.

— А что, если это была шутка? — вздохнув, спросила Нэлл. — Или просто способ вежливо от меня отвязаться?

— Скорее, очередной эксперимент по проверке нашей реакции, — отозвалась Марика.

— А если нет? — спросил Том.

— Сам подумай. Глупо сообщать о готовящемся нападении заранее. Гораздо умнее сообщить, всех наколоть, поржать в кулак и напасть потом, когда никто не ждет.

— Слишком антропоморфно, — буркнула Линда.

— Он может вообще не считать это актом агрессии, — сказал Дэн. — И не думать, что это нужно скрывать.

— Агрессия — враждебный акт по отношению к примерно равному, — сухо заметила Линда. — Когда я беру из бокса крысу для опыта, это не агрессия. Я просто беру крысу для опыта.

— Ну, спасибо за сравнение, — сказала Нэлл.

— Пожалуйста, — ответила Линда.

И тут дверь отворилась, и в кают-компанию вошел Алекс Зевелев.

— Я приветствую всех, — мягко сказал он.

Чашка выпала из рук Линды и грохнулась на пол. Врач посмотрела на Зевелева, как на привидение. Дэн живо развернулся к двери — и у него отпала челюсть.

Алекс подошел к лотку, взял стакан с соком и, как ни в чем не бывало, подсел к ним за столик.

— Ну что, господа дипломаты? — улыбнулся он. — Сварочные аппараты в полной боевой готовности?

Спустя мгновение Гринберг вскочил на ноги.

— Представь себе, да, — прорычал он, одним движением подхватывая аппарат и вдевая правую руку в трубу-манжету наручного крепежа.

— Макс, — предостерегающе сказал Том.

Алекс поднял к Гринбергу безмятежное лицо.

— Максим, — дружелюбно сказал он, — давай не будем устраивать безобразную сцену.

— Все в сторону, — приказал Гринберг, и лицо его словно окаменело.

А потом его пальцы шевельнулись, включая электрическую дугу… но ничего не произошло.

— Я его отключил, — сказал Алекс.

Макс побагровел и шагнул вперед. Том и Дэн вскочили на ноги, с грохотом отбросив стулья. Еще мгновение — и стол опрокинулся набок, а капитан и бортинженер повисли на Максе, заломив ему руки за спину.

— Прекратите! — заорала Марика.

Полминуты Макс в бешенстве смотрел на Алекса, тяжело дыша и будто не видя ничего кругом, потом на его лице мелькнула брезгливая гримаса, и он повел плечами.

— Отпустите меня, — буркнул он.

— Только без глупостей, — сказал Дэн.

Зевелев рассеянно стряхнул со своих колен опрокинувшийся стакан с соком, его взгляд по-прежнему был прикован к Максу.

— Максим, — мягко сказал он и добавил несколько фраз по-русски. Гринберг дернулся, но ничего не ответил.

— Изумительно! — ядовито заявила Линда. — Великолепно! Господа дипломаты покушаются на убийство и бьют друг другу морды. Просто блеск! Руперт будет счастлив.

Гринберг что-то пробормотал по-русски, явно помянув Руперта недобрым словом, и отошел в дальний конец кают-компании. На Алекса он больше не смотрел.

— Может, мы все успокоимся, наконец, и поговорим, как разумные существа? — ровно сказал Том, поднимая стол и один из стульев.

Алекс перевел на него взгляд и улыбнулся.

— Я бы с радостью поговорил с тобой так, как разговаривают разумные существа, Том, но боюсь, что ты будешь против.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и Нэлл заметила, что Том побледнел.

— Если речь идет об углеродной антенне в затылок, то да, я против, — ответил он.

— Есть несколько мемов, примерно очерчивающих то, о чем мы сейчас говорим. Осанвэ у Толкина, вулканское слияние разумов в Стар Треке, охайя в Тауг Кса, ноа цхахеум в Аркаландской трилогии. Соприкосновение разумов, переплетение разумов, слияние разумов... Я буду называть это слиянием, но для лучшего понимания следует иметь в виду все названные мемы. Во время слияния личности переплетены и неразделимы, как переплетены и запутаны волновые функции двух взаимодействующих элементарных частиц. Поэтому Максим не прав, считая Алексея мертвым. Просто сейчас мы — одно, — и Алекс переплел пальцы обеих рук.

— Все разумные существа, о которых я знаю, используют ту или другую форму слияния для общения, фиксации жизненного опыта и объединения разумов. Все разумные существа, о которых я знаю, имеют для этого специальные органы. У вас их, к сожалению, нет. Вы слепы и глухи даже друг к другу, — и он снова взглянул на Макса, угрюмо сидящего в углу.

В кают-компании наступила тишина. Алекс перевел взгляд на свои залитые соком брюки и посмотрел на них удивленно, будто впервые увидел.

— Ну а речь? — осторожно спросил Дэн спустя минуту. — Чем тебя не устраивает общение с помощью слов?

— Слова, как и любые другие знаки, не способны передать совершенно новый опыт, они лишь обращаются к памяти того, кто их слышит или иным образом воспринимает. Это перетасовка элементов старого опыта. Для повторяющихся ситуаций, не требующих глубокого проникновения в субъективное пространство другого, этого может быть и достаточно. Но вы претендуете на большее, не так ли?

Они переглянулись.

— Сейчас мы претендуем только на то, чтобы выжить и остаться самими собой, — хмуро заявила Линда.

— Это вопрос? — улыбнулся Зевелев.

— Да, — ответила та.

— Меня вы можете не опасаться. Я не хочу и не собираюсь причинять вред никому из вас.

— Как я поняла, это твое «слияние» ты вредом не считаешь.

— Нет, не считаю.

— А если мы его не хотим? — с вызовом спросила она.

Алекс взглянул на Линду, как показалось Нэлл, с сожалением.

— Этого вы тоже можете не опасаться. Я приглашаю всех, но навязывать свою личность и свою память никому не буду.

Линда сузила глаза и подалась вперед.

— Предлагаешь поверить тебе на слово?

— У меня нет необходимости лгать вам. Я уже сейчас могу взять все, что мне нужно, не спрашивая вашего согласия. Но Алекс этого не хочет, а значит, и я не хочу.

Они быстро переглянулись.

— Ну что ж, — медленно сказал Том. — Спасибо.

— Не за что, — рассеянно ответил Зевелев.

Он подобрал с пола пустой стакан с парой тарелок и отнес их на лоток. На его затылке по-прежнему чернело асимметричное пятно, похожее то ли на бабочку, то ли на странный цветок.

Нэлл проводила его взглядом. Тысяча вопросов плясала у нее на языке, но задавать их было все равно, что прыгать, зажмурившись, в ледяную воду. «Не собираешься ли ты атаковать Землю?» Бриллиант, а не вопрос. Да и остальные немногим лучше.

— Ну, а что ты собираешься делать дальше? — осторожно спросила она, наконец, и сердце ее заколотилось.

Алекс обернулся, и Нэлл заглянула в бездну, лежащую за его зрачками.

— Смотря какой временной интервал рассматривать, — улыбнувшись, ответил он.

— Ну, например, сегодня.

Он, казалось, задумался.

— Поговорю с вашей комиссией по контакту. Это совсем не так интересно, как разговаривать с вами, но Алекс считает, что это важно.

— Это действительно очень важно, — подтвердил Том.

Они молча смотрели, как Зевелев берет себе новый стакан с соком и возвращается за стол.

— Ну а потом? — небрежно спросила Линда.

— Потом?..

— Останешься здесь, на орбите Юпитера, или отправишься еще куда-нибудь?

Алекс поднял глаза на Линду.

— Это была осторожная попытка выяснить, не представляю ли я угрозу для человечества?

Нэлл с изумлением увидела, что на щеках Линды вспыхнули красные пятна.

— Да, — ответила она.

— У меня нет абсолютно никаких планов, связанных с Землей и человечеством, — мягко сказал Алекс. — Мне нужно закончить трансформацию, потом я уйду. Поднимусь к… — он запнулся, — ну, скажем так, к станции метро, и отправлюсь дальше по своим делам.

— А что будет с Алексом? — спросила Марика. — Он вернется?

— Да, конечно.

Макс шевельнулся в своем углу, но ничего не сказал.

— Слияние не разрушает личности и разума, если только это не являлось специальной целью, — сказал Зевелев, глядя на Макса. — Когда оно завершается, личности возвращаются к своей независимости и замкнутости. Я отпущу Алекса, когда поговорю с Рупертом и Гурьевым. Это займет день, может быть, два.

Он поставил на стол пустой стакан и вышел из кают-компании.

Едва за ним закрылась дверь, Дэн повернулся к Гринбергу.

— Макс, черт тебя подери! Какая муха тебя укусила?!

Тот угрюмо посмотрел на него.

— Он был моим другом. Лучшим другом. Я знаю его с восьми лет. А теперь он сожран заживо этой углеродной тварью. Чучело, кукла на пальце…

— Перестань! — воскликнул Дэн. — Он же сказал, что это всего на пару дней!

— И ты поверил?

— Даже если ты прав, что с того? — холодно спросила Линда, поднимаясь из-за стола. — Мы будем думать о собственных чувствах или все-таки о нашей цивилизации?

— Ты крутая, да? Вот и думай о цивилизации, если больше подумать не о ком…

— Хватит!! — рявкнул Том, тоже поднимаясь.

Они замолчали, злобно глядя друг на друга.

— В спортотсек, всем вместе, — предложила Нэлл. — Отмотать десятку, подумать о вечном.

— Кстати, да, — согласилась Марика.

— Я лучше спать лягу, — ответила Линда, с легкой гримасой потирая левый висок.

Макс молча подобрал свой сварочный аппарат, прицепил его к поясу и шагнул к выходу.

— Макс, — жестко сказал Том. — Стой.

Тот остановился и с ненавистью посмотрел на капитана Юноны.

— Иди к себе и не покидай каюту до моего разрешения. Это приказ.

Губы Гринберга изогнулись в брезгливой гримасе. Он молча повернулся и вышел из кают-компании.

— Совсем мужик с катушек слетел, — буркнула Марика, проводив его взглядом.