Пролог Сватовство

Стольный град Полоцк.

Лето 973 года от Рождества Христова.


Рогнеда, княжна полоцкая и единственная дочь князя полоцкого Роговолта, скривила нежный ротик. Лицо же сделала такое, будто ей предложили выйти замуж за мохноногого анчутку.

– Князь… – Пухлые губки княжны выговорили слово – будто сплюнули. – Наймит новгородский господин твой, а не князь!

Боярин и воевода Добрыня, политик и воин, умевший, не моргнув, принимать летящие стрелы кочевников, копья викингов и камни от буйного новгородского вече, дернул щекой, будто его хлестнули плетью.

Широкий, приземистый, мощный, с окладистой бородой и мясистым широким носом, он разительно отличался от Роговолта и его сыновей, высоких поджарых варягов с гладкими крутыми подбородками, вислыми усами и носами прямыми, как лезвие метательного ножа.

– Рабичич! – подстегнутая молчанием старшего посла и свата, надменно бросила Рогнеда. – Что он о себе возомнил? Что дочь полоцкого князя будет снимать сапоги сыну холопки?

Звонкий и звучный голос девушки был слышен не только тем, кто сейчас находился в теремной зале, но даже холопам, прибиравшим во дворе.

Послы новгородского князя Владимира, именитые люди, бояре и тысячники, известные и в Полоцке, и даже в Киеве, не смели поднять глаз.

Если бы с Добрыней приехали ближние князя Владимира, то слова Рогнеды были бы оскорблением одному лишь Владимиру. Но Добрыня не зря позвал в сваты именно коренных новгородцев. Те охотно согласились, потому что – лестно и почетно. Да и сама мысль – женить Владимира на Рогнеде – Новгороду была по сердцу. Соперничество с Полоцком недешево стоило Господину Великому Новгороду.

Роговолт в предварительной пересылке отнесся к сватовству без недоброжелательства. Поставил лишь условием: как любимая доченька решит, так и будет.

Доченька решила. Так оплевала, что тремя рушниками не утереться.

Оскорбили не только Владимира. Оскорбили Новгород.

Сваты не поднимали глаз. Стыд-то какой… И что теперь? Войну объявить?

Один лишь старший над посольскими, воевода Добрыня, дядька и наставник новгородского князя Владимира Святославовича, глаз не опустил. Глядел прямо на гордую княжну, и взгляд его был… Мало сказать – нехороший. Кабы взглядом можно было пронзать, как копьем…

Седой, величественный Роговолт, князь полоцкий, укоризненно покачал головой. Резкость дочери ему не понравилась.

Пусть мать Владимира действительно холопка, но все же Владимир – первенец великого князя Святослава, князь (пусть и выборный) града Новгорода и добрый воин, уже стяжавший себе славу человека удачливого и хитрого. А к славе в придачу – богатства немалые, железом добытые. Оскорблять Владимира – не слишком умно. Тем более говорить такое в глаза Добрыне, сестра которого и есть та самая холопка, что родила Владимира.

Новгород и Полоцк – известные недоброжелатели. Владимир, хоть и молод, а уже немало крови Роговолту попортил. Однако полоцкий князь знал: за отважным Владимиром почти всегда стоит умный и коварный дядька Добрыня. Кто из них опасней – сразу и не скажешь.

Роговолт не одобрил резкость дочери, но обрывать ее не стал – это было бы знаком слабости. А князь-варяг слабым себя не мнил. Здесь, на севере, считал, равных ему нет. Родниться с новгородским князем он с самого начала не собирался. Изрядный кусок полоцких доходов – от пошлин, взимаемых с новгородских купцов, а стань Владимир зятем Роговолта, и вполне может попросить снизить сборы на волоках. И Роговолту будет очень трудно отказать родичу.

Была еще одна причина, по которой Роговолт не хотел этого брака.

Капризно новгородское вече. А ну как пожелает себе другого князя. И куда тогда пойдет Владимир? К тестю, разумеется. И по древнему праву станет таким же претендентом на полоцкий стол, как и сыновья Роговолта. Причем претендентом очень опасным.

И наконец последний довод: такой брак вряд ли понравится Ярополку Киевскому, недолюбливавшему полубрата и коему самостоятельность Полоцка уже давно не по нраву. Как всякий христианин, Ярополк исповедовал принцип: один Бог на небе, один правитель – на земле. Однако Полоцк нужен Киеву как противовес Новгороду. А если Новгород и Полоцк объединятся, то у Киева будет лишь два выхода: либо отказаться от своих северных земель, либо прийти туда со всей силой и сделать вольных князей наместниками… Или вовсе сместить.

Драться с Киевом Роговолт не хотел. Прямо отказывать Новгороду – тоже. Рассчитывал на то, что если откажет Рогнеда, то политически такой отказ будет выглядеть мягче. Мол, не люб княжне Владимир, ничего не поделаешь.

Хотел помягче, вышло – наоборот.

– Никогда! – провозгласила Рогнеда. – За рабичича – никогда! Вот за сына законного, Ярополка Святославовича, – пойду!

Отчасти Роговолт был сам виноват. Вчера он долго толковал с дочерью, наговаривая ей против Владимира. Наговорил на свою голову.

«Надо будет потом побеседовать с Добрыней, – решил Роговолт. – Пусть он – из смердов, но ссориться с ним ни к чему. Объясню, что не мои слова говорит княжна, а собственные. С девки же – какой спрос?»

Однако эта в общем верная мысль запоздала.

Не дожидаясь очередного оскорбления, Добрыня повернулся и, не прощаясь, не сказав ни слова, пошел прочь.

За ним потянулись остальные новгородцы.

Обиделся воевода нешуточно.

«Ну и вороны с ним», – подумал Роговолт.

Невелика шишка. Вот прознает про великие замыслы Владимира (Новгород и Полоцк объединить) киевский князь, осерчает – и погонит брата из Новгорода. А наместником поставит кого-нибудь из своих бояр. Новгород, конечно, пошумит-пошумит – да недолго. С Киевом бодаться им резона нет. Мимо Киева к ромеям не попасть. Прежде через хузар ходили, но Святослав хаканат разгромил, а взять под себя великий путь не успел. Теперь там печенеги да прочие разбойники жируют. Так что придется Новгороду плясать под киевскую дудку.

Опытен Роговолт Много перевидал за свою долгую и обильную событиями жизнь. Научился предвидеть будущее не хуже ведуна. И действия Киева Роговолт угадал, и действия новгородцев.

А вот Святославова первенца недооценил старый князь.

И расплатился за свою ошибку – высшей мерой.

Загрузка...