Солнце катило к вечеру. Над быстрой горной рекой нависал легкий летний туман. Затихал ветер, и только один звук упрямо бил в тиши однообразным ритмом. Мерный стук шаманского бубна далеко разносился по воде от приречного селения, состоящего из трех десятков больших землянок.
В центре селения, на площадке для сходов, горел огромный костер. Перед ним сидел усталый шаман в уборе из птичьих перьев и рыбьей кожи. Он мерно стучал сбитой в кровь ладонью по огромному бубну, что примостился на его коленях. Рядом с шаманом лежало мертвое тело, укутанное в шкуру черного медведя и накрепко перевязанное в трех местах кожаными ремнями.
Поодаль вокруг костра сидели десятка три местных мужчин. Все с копьями, с лицами, измазанными белой глиной, – чтобы не узнали злые духи и не пришли мстить после обряда. Их от костра, шамана и трупа отделял четко очерченный и просыпанный охрой защитный круг.
Только один человек не побоялся злых духов и не стал замазывать свое лицо священной глиной – старейшина. Это был огромный, широченный мужчина с кудрявой седой бородой. Он то и дело поглядывал в сторону дороги, ведущей в лес. И вот его ожидание наконец вознаградилось.
– Иду-у-ут! Посвященные идут! – раздался радостный крик сразу нескольких женщин, что были посланы к дороге смотреть вперед. Шаман, едва заслышав их, с облегчением вздохнул. Видно было, он уже на грани сознания, и только нечеловечески сильная воля удерживает его от обморока.
– Терпи, шаман! – рыкнул на него старейшина, подскакивая в испуге с места. – Терпи, чуток осталось!
Тот встряхнулся. Биение бубна продолжилось еще громче и чаще, напоминая стук сердца пробежавшего пару верст человека. Долгожданные гости скорым шагом вступили в село – четверо Посвященных в берестяных личинах, в беленых кожаных безрукавках и таких же штанах, с длинными трехгранными кинжалами из камня за широкими поясами.
– Наконец! – недовольно пробурчал старейшина, выходя им навстречу. – Чего так долго шли?!
– Черные Кабаны не хотели пускать через свои земли, пока не встретимся с их вождем Живоглотом, – ответил старший из Посвященных. Он заметно отличался от остальных своими властными манерами, был выше их на голову и шел впереди.
– Черные Кабаны? Несносные свиньи! – сплюнул со злостью старейшина. – Еще немного – и вы могли опоздать. Наш шаман уже вторые сутки сидит у… этого.
Называть умершего по имени не стоило, а лучше было и вообще не упоминать его даже обтекающими словами типа «этот», «он». О чем и дал понять собеседник старейшине коротким и резким жестом.
Посвященные вошли в защитный круг из охры и осторожно приблизились к шаману. Старший протянул руку к бубну. Камлающий поднял на него ввалившиеся усталые глаза, в которых отразилось огромное облегчение. Когда бубен оказался в руках Посвященного, он захрипел и рухнул без сил на спину. Старший Посвященный немедленно продолжил ритм, заданный шаманом. Остальные споро выдернули из-за поясов куски свернутых жил кабарги и начали сооружать носилки для умершего. Едва они закончили, старший Посвященный безжалостно отбросил прочь бубен, схватил один из концов носилок.
– Берем! Быстро понесли!
Едва перестали качаться ветки на тропе за спинами Посвященных, унесших опасный труп, старейшина подозвал к себе ближайших женщин. Он распорядился щедро накидать близ села на следы ушедших еловый лапник.
Женщин было две: молоденькая, еще не рожавшая, и уже пожилая, с щербатым ртом и впалыми щеками.
– Слушай, – прошептала молодая, косясь большими серыми глазами в сторону старейшины. – А чего так? Зачем лапником-то?
– Чтобы не вернулся, – проскрипела старшая, не отрываясь от работы. Молодая от ее слов аж отшатнулась.
– Кто… не вернулся?!
Пожилая женщина остановилась, зло прищурилась на глупую.
– Сама как думаешь?
В это время четверка Посвященных быстро неслась по темнеющему прямо на глазах лесу, следуя еле заметной тропинкой. Люди здесь ходили редко. Путь до Кладбища Шаманов шел по местам недобрым, а конечный пункт за шатким мостиком вообще считался запретным. Нарушившему запрет угрожало изгнание из рода и племени на веки вечные. Почему? Кто знает… Установили так еще прадеды ныне живущих по причинам, давно забытым. Но прадеды не были дураками, потому чтить их запреты следовало неукоснительно.
Внезапно бегущие позади Посвященные заметили, как из шкуры высунулась тощая желтая ступня умершего. Она мелко задрожала, затем ее пальцы начали сгибаться один за другим.
– Старший! – едва не хором крикнули оба задних Посвященных в испуге. – Он оживает!
– Ускорьтесь, ребята! – только и мог сказать старший. – За поворотом уже мост, а там… Быстрее, в общем!
И они помчались так, что ветки по сторонам тропы замелькали, сливаясь в единую темно-зеленую стену. А вот и мост. За ним святая земля, где никакой мертвый шаман не вздумает оживать после смерти. Потому там их и хоронят.
Они взбежали на крутой берег, и тут внезапно раздался дикий треск.
Мост – три толстых, но уже гниловатых длиннющих бревна поперек глубокой и быстрой реки с утробным стоном покосился, а затем ухнул в воду прямо у ног передних Посвященных. Вверх ударил столб брызг.
Все четверо опустошенно проводили тоскливым взглядом уносимые течением бревна.
– Мы опоздали, – убито произнес старший Посвященных. – Вы знаете, как теперь быть.
По его команде Посвященные опустили носилки. Каждый отступил на шаг от ноши.
Достали по трехгранному каменному кинжалу и замерли, глядя на лежащее тело. Мертвец уже вовсю ворочался, пытаясь выбраться из плена ремней и тяжелой медвежьей шкуры.
Где-то в горах тревожно завыли волки.
Род Орла славился охотниками. Далеко они уходили от своего селения, били дичь, мелкого и крупного зверя. На радость детворе, на сытость всем родичам. Но даже среди этих славных охотников Ястреб, молодой парень, своенравный и самоуверенный, считался самым выдающимся. В отца, говорили, покойного пошел.
Его отец, Сокол, любил гордую присказку: «Сокол мелочь не бьет!» Промышлял исключительно крупного зверя и совершенно повывел их в округе. Причем сам мяса почти не ел, предпочитая рыбу, на которую и менял свою добычу у рыбака Цапли или в соседних селениях. В зрелые годы он ходил на охоту уже вместе с сыном. Один из таких выходов стал для него последним. Медведь попался очень резвый. Свалил охотника, подмял, сын пришел на помощь, да было поздно.
Почти никогда не возвращался Ястреб без добычи. Но сегодня как раз и было это самое «почти». Вошел он в селение весь мокрый, ошарашенный, но со счастливой улыбкой, не покидавшей его лица весь путь до дома.
Его тотчас окружила резвая ребятня, заглядывая в руки и за спину. Неужели и впрямь никого не поймал? Даже завалящего зайчика?!
– Ястреб! Где волк, где лиса, кого взял сегодня?
– Медведя завалил, одному не принести? Позвать дядьку Кулика, он народ соберет, вместе вытащим?
– По домам, сопливые, – весело рассмеялся Ястреб. – Сегодня я без добычи.
– У-у-у, – разочарованно отозвались дети.
В ответ молодой охотник махнул на них рукою. Он уже был рядом со своим домом: большой круглой полуземлянкой, выдающейся над поверхностью до человеческого роста. Остов ее состоял из крепко врытых дубовых бревен, обтянутых звериными шкурами. Делали ее для нескольких семей, да большинство жильцов решило податься ниже солнца, где еще была хорошая непуганая дичь. И теперь тут коротали вечера мать да сын. Соколиха и Ястреб.
На пороге стояла мать Ястреба: невысокая, еще не старая женщина с приятным лицом и черными длинными волосами. Ее шапку из кожи дикой лошади щедро украшали тонкие круглые бляшки мамонтовой кости, платье до колен из крапивы покрывала медвежья безрукавка с меховой оторочкой. А ноги утопали в коротких мягких сапожках, выделанных из оленьей шкуры. Весь этот наряд так и кричал, что в ее семье живет хороший охотник, да и сама хозяйка рукодельница.
Она осмотрела детвору и зычно спросила:
– А чего так грустно воете? Или вы оголодали, непрокормыши?
Дети отлично знали о крутом нраве матери Ястреба, потому отвечать не стали, мигом испарившись. Сам охотник остановился, нерешительно перетаптываясь на месте. При этом короткие сапоги предательски зачавкали водой.
– А ты, сынок, рассказывай, что случилось.
– Мм, – неопределенно отозвался Ястреб.
Мать слегка опустила голову, глядя чуть исподлобья на своего сына.
– Ведь что-то же случилось, раз ты пришел мокрый, без добычи, но с улыбкой до ушей?
– Ишь, какая хитрая. Так тебе все и скажи, – лукаво ответил Ястреб. – Сначала накорми, напои…
– …По хребтине палкой протяни, – в тон ему продолжила мать, уходя в дом. – Ладно, иди сушиться и есть, потом расскажешь.
Через некоторое время они уже сидели перед очагом. Ястреб жадно счищал длинной тонкой дощечкой кашу из глиняной плошки. Мать возилась со старым туеском, пытаясь заделать в нем дыры пучками травы. Она дождалась, когда молодой охотник доест, и повторила свой вопрос:
– Так что произошло на охоте?
Ястреб вздохнул, поняв, что от матери не отвертишься, и начал рассказывать.
В этот раз он решил зайти дальше обычного, углубившись в земли Черных Кабанов. Их он очень не любил: это спесивое племя возомнило себя главным в долине и запретило остальным убивать диких свиней, поскольку считало хрюшек своими двоюродными братьями. А как тут не бить кабанов, если они, обнаглев от подобного родства, крутились чуть ли не у самого селения, благо в него путь закрывала высокая ограда, как раз для таких случаев. А то бы по домам шастали.
Ястреб засел у звериного водопоя, рядом с горной речкой Громотушкой, в этом месте довольно узкой, но глубокой. Его тщательно скрывала трава. Запахом он себя вообще никогда не выдавал, поскольку перед охотой тщательно мылся в горячих ручьях и пах песком, листвой, но никак не человеком. Безрукавка из крапивы и кожаные штаны древесного цвета позволяли ему полностью сливаться с окружающими зарослями.
Короткое копьецо держал оттянутым назад для резкого броска.
Долго сидел. Уже сороки, признав его право на место, перестали сердито стрекотать и подались по своим делам. Тут-то и вынырнула из зарослей к берегу осторожная лисичка. Что ж, мяса с нее мало, зато шкура хороша. Ястреб весь подобрался, готовясь к смертельному удару. Но лисичка встрепенулась, навострила уши, посмотрела назад и дала стрекача в кусты, только ее видели.
Ястреб ругнулся про себя, но вылезать из засады не спешил. И осторожность была вознаграждена. Мимо него грузным шагом, ломая хворост под ногами, прошли три мужика из племени Черных Кабанов. Пузатые дядьки с черными кудрявыми бородами тащили большой кожаный мешок, в котором билось живое существо. Похоже – человек.
– Ишь, как дергается, слабо по башке стукнули, – загоготал один из Кабанов и всадил в мешок свой кулак. Мешок охнул и замер неподвижно.
– Ой да ла-а-адно, – протянул второй. – Сейчас в воду бросим, а там сама окочурится. Как миленькая. Я внутрь камней наложил будь здоров.
Третий утвердительно хрюкнул.
Они раскачали мешок, с силой швырнули в воду – прямо на середину неширокой реки. Мощный поток мгновенно поглотил жертву, вода сошлась над мешком, будто ничего и не было. Черные Кабаны еще некоторое время постояли, затем удалились прочь. Дождавшись их ухода, Ястреб выбрался из укрытия и не раздумывая погрузился в ледяную воду. Он одним сильным гребком сблизился с местом, куда Кабаны кинули ношу, нырнул, нашарил и схватил мешок, без особых усилий потянул за собой к берегу. Ястреб слыл отличным охотником и обладал сказочной силой. Потому вытащить мешок с человеком внутри для него не составило большого труда.
Швырнул ношу на прибрежную травку, одним движением копья вспорол завязку. Из плена мешка, откашливаясь и тяжело дыша, выбралось нечто растрепанное, в кроваво-грязной, а когда-то белой рубашке-безрукавке из тонко выделанной шкуры.
Это была девушка с неумело обрезанными по плечи волосами. Кроме безрукавки до колен у нее еще были когда-то белого же цвета сапожки, да сейчас остался только один.
Грязное лицо хранило следы сильного удара, виднелась кровь. Но невзирая на раны, двигалась спасенная очень живо: она быстро вскочила на ноги и осмотрелась. Ее зеленые глаза смотрели спокойно, без капли страха.
– Ты спас меня, охотник. Чем отблагодарить тебя за это?
Разговаривала девушка слегка шепеляво из-за разбитых губ. Ростом она была примерно с Ястреба, только тоньше. В отличие от девушек рода Орла, которые уже к первому материнству сгибались от постоянного сидения у костра за шитьем и готовкой пищи, спасенная обладала прямой осанкой. Смотрела смело в глаза и не особо обращала внимания на раны. Еще удивляло полное отсутствие оберегов на ее одежде, без которых разумный человек из дому не выйдет, не то что в лес ступать. Первый же дух гнилого пенька сожрет.
Ястреб пожал плечами.
– Не знаю, чем отблагодаришь. Может, удачи в охоте дашь? Большое стадо мамонтов пригонишь в долину. Или оленей. Хотя нет, оленей мы и так каждую весну на переправе кучами бьем. Вот мамонты другое дело!
У девушки заметно задергался левый глаз. И кажется, не от раны.
– Что?
– Ты же дух! – уверил ее Ястреб, стараясь говорить громче и раздельно, как и полагается с побитым в голову существом. – Горный или лесной. Ясно, что не водный. Водный бы в Громотушке не тонул.
– С чего ты взял, что я дух? – удивилась его собеседница.
– Обычную бабу Черные Кабаны кидать бы в воду не стали, – как ребенку, терпеливо разъяснил Ястреб. – Они вообще любят себе женщин брать где ни попадя и каких ни попадя, главное, чтобы нарожали побольше кабанят.
Некоторое время девушка стояла в легком замешательстве. Потом все же поинтересовалась с усмешкой:
– Тебя как зовут в твоем селении, охотник?
– Ястреб, – самодовольно представился спаситель горного или лесного духа. Тем явив свою смелость. – Лучший охотник долины! А ты кто? Ушана, Смирана? На худой конец и дух холмов Вама пойдет, хотя мамонтов с нее нет толку ждать. Ты не Вама, надеюсь?
– Рысь. Белая Рысь, – гордо отвечала спасенная.
– Белая? – в лицо ей рассмеялся Ястреб. – Да какая же ты белая! Скорее грязная.
Он протянул кисть, ткнув пальцем в волосы Рыси, вымазанные в глине. Та резко отбила его руку и отступила в сторону реки. Быстро бросила взгляд назад, чтобы оценить, далеко ли вода.
– Надеюсь, тебе не представится возможности увидеть, как я становлюсь белой, – туманно сказала Рысь, отступив еще на шаг. – Мама есть у тебя?
– Есть. Так ты пришлешь мне стадо мамонтов? – гнул свое Ястреб. – Только откормленных, смотри! А то зима не за горами, надо запасы делать.
Рысь тряхнула грязно-кровавыми волосами.
– Передай своей маме, что зря тебя в детстве головой роняла. Ой, зря…
Ястреб хотел было ответить, да Рысь уже повернулась и, стремительно разбежавшись, нырнула в горный поток. Только ее и видели.
– Ну да, ну да, – недоверчиво буркнул Ястреб. – Не дух. Как же!
– Так и сказала: «Зря мама тебя головой роняла»? – мать прыснула в ладошку, после чего насмешливым тоном объявила:
– Мой сын – великий охотник за девичьими сердцами!
– Ой, мама, – поморщился Ястреб, оставляя опустошенную плошку. – Это дух! Нормальная девка разве бросилась бы в реку? Тем более от такого красавца как я?
– Когда я уже внуков увижу, красавец? Тетерка тебе слишком рябая, Сойка слишком плоская, Трясогузка вообще…
Мать покачала головой, продолжая чинить свой туесок. Ястреб посмотрел на него.
– По ягоды завтра собралась?
– А чего дома сидеть? Ты на охоту уйдешь. Я черники соберу. Не все же мясо лопать.
– Давай его огню отдадим. Старый, дыра на дыре. А я тебе новый сплету за вечер.
– Что ты! – испуганно вскинулась мать. – Это твой отец плел! Рука Сокола… Когда прикасаюсь, чувствую его тепло. Жаль, что он так быстро ушел от нас в Мир мертвых. Но с другой стороны, это и правильно.
– Чего тут правильного, – хмыкнул непонимающе Ястреб. – Да он сам виноват, рогатину надо было ниже держать. А так косолапый нырнул и подмял его. Но ведь он же знал, что долинные чернобрюхие медведи так и нападают? Я подоспел, да поздно.
Мать, устало вздохнув, пояснила, что имела в виду:
– Правильно, когда родители уходят раньше детей, а деды раньше внуков. Горе, когда наоборот.
Она хотела продолжить свою мысль, но тут извне раздался дикий треск, земля содрогнулась, словно недалеко в горах ухнула подточенная водой и ветром отвесная скала. Оба поспешно выбрались из дома, посмотрели в сторону шума. Где-то у самого Кладбища Шаманов шла нешуточная гроза: били короткие вспышки молний, гремело, ухало. Словно свора горных людей долбила о землю своими тяжелыми дубинками.
Рядом с Ястребом встал старейшина, толстый и высокий Кулик.
– Что там творится, дядька Кулик, не знаешь? – спросил его охотник.
Тот вместо ответа сам спросил:
– Слышал, два дня подряд в приречном селении бубен бил?
– Конечно. Умер кто-то?
– Шаман их старый умер.
– Бык? Я думал, он бессмертный.
– Шаманы живут очень долго. Но они не вечны. А когда умирают, их непременно нужно похоронить на Кладбище Шаманов. Они за жизнь столько всякой дряни себе на душу берут, пока по Миру мертвых шатаются и со злыми духами говорят…
– Так нельзя же на Кладбище Шаманов людям. Кто его туда мертвого доставляет?
– Посвященные Мруны, бога смерти. Умирает старый шаман, новый, переняв его силу, берет бубен и бьет особым образом. Его слышат Посвященные, приходят и забирают тело на Кладбище Шаманов, там хоронят.
– Как-то громко они его хоронят, – буркнул Ястреб и повернулся обратно к дому. Старейшина издал протяжный долгий вздох. Он видел молодого охотника насквозь.
– Ястреб! – окликнул в спину.
– Чего?
– Ты не ходи к мосту завтра, Ястреб. Нечего там простым людям шляться.
– Я подумаю над твоими словами, – бросил, не оборачиваясь, Ястреб. Этот оборот речи означал вежливый отказ.
– Не ходи туда, слышишь? – повторил Кулик, уже понимая, что охотник его не послушает.