Яррик: Цепи Голгофы / Дурной Глаз

ГЛАВА VII Несгибаемый

Мы стали червями, прокладывающими свои ходы сквозь тьму шахт, каналов и сервисных люков, которые связывали корабли, входившие в состав космического скитальца. Мы двигались вслепую и первое время даже не представляли, в каком направлении. Мы заходили в тупики, где вентиляционные шахты кончались, упираясь в внешние корпуса, и нам приходилось возвращаться назад по собственным следам и пробовать наугад другие пути, пока не находился такой, который приводил нас к связующему пролому в обшивках судов. Куда бы мы ни пошли, за стенами мы слышали орков. Звуки зеленокожей погони преследовали нас по кружным тропкам нашего маршрута. Временами грохот ботинок и угрожающие выкрики ксеносов звучали далёким эхо. Порой же пленение представлялось неизбежным. Но кажущиеся расстояния всецело обуславливались фокусами трубопроводов, будучи случайными капризами акустических искажений. Некоторые металлические магистрали, которыми мы странствовали, имели достаточный размер, чтобы по ним можно было идти. Большинство позволяло передвигаться лишь ползком. Примерно через час, когда я рассудил, что мы уже надёжно оставили за спиной рабский загон и были вне досягаемости любой возможной погони, я дал добро на то, чтобы отправиться к источнику света. Нам требовалось выяснить, где мы находимся.

Свет исходил из щели в колене воздуховода, по которому мы ползли. Я прижал ухо к трещине. Никакие звуки не указывали на близость орков. Я извернулся так, чтобы лечь на спину, и начал бить ногами по щели. Шум от моих ударов казался мне ужасно громким, и я останавливался через каждые полдюжины пинков, чтобы прислушаться снова. Никто из зеленокожих не явился разузнать, в чём дело. Я бил ещё с минуту, после чего труба расступилась достаточно, чтобы я мог просунуть голову. Я глядел вниз с потолка безликого коридора. В том направлении, куда я смотрел, проход кончался переборкой где-то в шести метрах от меня. На правой стене коридора виднелся обзорный блок.

Я отполз назад, ещё сильнее расширил отверстие пинками и спрыгнул вниз. Я попросил Полиса пойти со мной. Мы направились к обзорному блоку. На открывшейся нам картине господствовало капище. Я смотрел, как Полис осмысливает тот ракурс, с которого мы видели это строение. Его губы шевелились в безмолвных подсчётах, глаза остекленели. Минуту спустя они прояснились, и он поглядел на меня.

— Ты знаешь, куда нам нужно идти? — спросил я.

Он кивнул. Лохмотья униформы Муниторума и лазерная винтовка, которую он стискивал в руках, придавали ему слегка нелепый вид. Маленький человечек, играющий в войну и отчаянно боящийся этой игры... Но он сохранял дееспособность, и когда я сказал: "Тебе придётся нас вести", он снова кивнул. Может статься, что это согласие делало его самым храбрым членом нашей группы.

Мы вернулись к дыре в трубе. Бериман и Беккет затащили нас наверх. Полис занял место в голове. Характер нашего путешествия изменился. Хотя Полису приходилось делать частые остановки, чтобы совладать с бившей его дрожью, он обратил наше блуждание в продвижение вперёд. Мы больше не были червями. Мы превратились в пауков, а шахты и соединения между кораблями стали волокнами нашей сети. Мы следовали связующими нитями, которые — я в этом поклялся — принесут Траке гибель. Через три часа после того, как Полис один-единственный раз взглянул на мир за пределами нашей шарящей, ползающей и карабкающейся тьмы, мы снова добрались до света и до очередной прорехи в корпусе. Полис потеснился в сторону, чтобы я мог увидеть ожидающее нас.

Я сдержал горький смешок. Передо мной, отделённый от нас несколькими сотнями метров открытого пространства, стоял "Несгибаемый". Полис был прав: его очень мало что соединяло с другими кораблям. Он покоился на своих шасси. От пола поднимались безыскусные строительные леса, достигавшие высоты фонаря кабины. К лихтеру вроде бы не было прикреплено ничего такого, что помешало бы ему взлететь.

Кроме одной вещи: "Несгибаемый" не был присоединён к другим кораблям, поскольку он сам теперь находился внутри одного из них. Мне не следовало бы удивляться. Лихтер был слишком маленьким, чтобы его можно было использовать как-то по-другому. Орки модифицировали судно, превращая его в своё собственное творение, и поэтому окружили его сляпанными на скорую руку лесами. Раскинувшееся перед нами пространство было ещё одним грузовым трюмом — гигантским, имеющим километры в высоту. Потолка не было видно, и, учитывая состояние Полиса, не приходилось удивляться, что он принял мрак наверху за черноту самого космоса. Может, это и не смертельное препятствие, подумал я. Если "Несгибаемый" всё ещё вооружён, нам, возможно, удастся прострелить себе путь к бегству через корпус этого фрахтовика.

Мне было видно, что над "Несгибаемым" работает где-то с полдюжины орков. Остальная палуба, которая до того, как корабль оказался в опрокинутом положении, была переборкой, представляла собой свалку разнообразных конструируемых объектов в разных стадиях сборки и разрушения. Газоразрядные сферы, бочки-факелы с горящим в них топливом и полыхающие сварочные горелки освещали ещё десять-двенадцать кораблей схожего с лихтером размера. Ближе к дальнему концу трюма виднелся изувеченный силуэт «Громового Ястреба», и я содрогнулся при мысли о трагедии, которую подразумевало его присутствие. Начиная где-то с тридцатиметровой высоты, стены разлиновали новенькие, топорно собранные мостики. Они проходили мимо входов, уводивших куда-то внутрь гигантского корабля, но я не увидел никаких лестниц, спускавшихся вниз. Либо эти мостики были всего лишь смотровыми платформами, либо они являлись частью какого-то более масштабного строительства, которое наскучило оркам и его забросили.

Я отодвинулся обратно вглубь трубы, чтобы переговорить с остальными. Нам не требовалось беспокоиться о том, что нас услышат. Нас прикрывал шум нескончаемого извращённого конструирования. Я очертил ситуацию с кораблём.

— Мы почти на месте, — сказал я после этого. — Но чтобы добраться до "Несгибаемого", нам придётся себя обнаружить.

Мы могли свести риск к минимуму, проделав какую-то часть пути вдоль стены, но в конце нам придётся пересечь открытое пространство до корабля.

Полис задрожал, но кивнул самым первым. Возможно, это был просто нервный тик, но он послужил залогом того, что все остальные с готовностью его поддержали. Я махнул рукой Вэйлу, приглашая его проследовать со мной вперёд. Мы задержались у выхода из трубы, чтобы он мог хорошенько разглядеть свой корабль.

— Досадно, что мы не на том конце, — сказал он. На нас смотрели двигатели, а не пилотская кабина.

— Он взлетит? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Непохоже, чтобы они покушались на его полётопригодность. Не узнаю, пока не попробую улететь, — он огляделся по сторонам. — Комиссар, вы уверены, что мы вообще сможем отсюда убраться?

— Нет. Но я уверен в том, что попытаться необходимо.

— Понимаю, — негромко сказал он.

Я верю, что он и в самом деле понимал. Я верю, что он уже знал, на какой путь он вступил.

Вэйл повернулся ко мне.

— Комиссар, — произнёс он, — если позволите, мне хотелось бы идти во главе.

— Это твоё право, — сказал я ему. — Ты наш пилот. Тебе и честь вытащить нас из этого места.

Мы оба знали, что говорим о чести совершенно другого рода. Пилот грозно стискивал челюсти, взгляд его глаз был жёстким, режущим, словно наточенное железо, крепкое от полученной закалки, которая послужит ему поддержкой в грядущие минуты.

Мы понаблюдали за окрестностями нашего убежища. Тени здесь были глубокими, и поблизости не имелось ничего представлявшего какой-то особый интерес с точки зрения конструкционных работ. Минуло несколько минут, мимо не прошло ни одного орка. Я выскользнул наружу ногами вперёд. Спускаться было меньше двух метров, и мне с моей одной рукой проще было дать себе упасть, чем слезать вниз. Прочие последовали за мной. Вэйл направился прочь, поглядывая назад, чтобы удостовериться, что мы не отстаём.

Рогге глазел на "Несгибаемого" с нездоровой настырностью.

— Что-то не так, полковник? — спросил я безразличным тоном.

— Нет.

Он потряс головой.

— Нет, — произнёс он снова, словно бы не поверив самому себе в первый раз.

Трауэр фыркнул. Я перевёл свой глаз на него.

— Прошу прощения, комиссар, — откашлявшись, сказал он.

Я смотрел ему в глаза ещё несколько мгновений, прежде чем перестать пришпиливать его взглядом к месту. Я не допущу разлада и неуважения в наших рядах. Мы всё ещё оставались солдатами Империума, и мы будем вести себя как таковые. Я ожидал от людей под моим надзором, что они будут поддерживать такую же дисциплину, даже когда предстанут перед Золотым Троном.

Мы двигались гуськом, держась стены, окутанные тенями. Нас не засекли. Через несколько сотен метров Вэйл остановился и присел за грудой металлолома. Он не отрывал глаз от "Несгибаемого", его губы кривились от боли и гнева. Когда я увидел, на что он смотрит, то ощутил ответный всплеск бешенства. Передняя половина правого двигателя, которая до этого момента оставалась скрытой от нашего взгляда, была частично разобрана. Его кожух был вскрыт, и даже мой ненамётанный глаз мог видеть отсутствие важных элементов. Там было слишком много пустого пространства. Но двигатель не был демонтирован целиком. Мне даже не хотелось представлять, что случится, если кто-нибудь попробует взлететь. Мне не хотелось, но я заставил себя это сделать.

А затем раздался крик. Он не был испущен кем-то из нас, но прозвучал на нашей стороне трюма. Я поднял взгляд вверх как раз вовремя, чтобы увидеть фигуру, летящую вниз с мостика над нашими головами. Орк врезался в землю с могучим тошнотворным хрустом. Я услышал гогот нескольких зеленокожих, но это было единственной реакцией товарищей этого существа. Орк лежал неподвижно. Вместе с ним упало и оружие: винтовка с длинным стволом. Мне не доводилось слышать об орочьих снайперах, — не в их природе было воевать на таких неинтересных дистанциях, — но это было оружие, способное поражать цели на значительном расстоянии.

По крайней мере, таком, какое было от мостика до земли.

Мой загривок напрягся. Я ощутил фантомный поцелуй так и не сделанного выстрела. Мы торопливо отползли назад под стену, ища укрытия в более глубоких тенях. Я запрокинул голову, вглядываясь в мерцающий сумрак. У меня возникло смутное впечатление, что сквозь решётчатый пол мостика виднелась гигантская фигура, уходящая прочь. Металл скрипел под тяжёлыми шагами. После этого больше не было ничего. Я снова посмотрел вниз, на труп орка. Как он упал? Я не мог представить, как можно быть таким неловким, пусть даже зеленокожему. Его не обстреливали. Там, наверху, вообще ничего не происходило.

Орк, должно быть, каким-то образом поскользнулся. Так я сказал сам себе, и я чувствовал жизненную необходимость в это поверить. Никаких других возможных объяснений не существовало. Ни одного, которое вписывалось бы в любую здравую концепцию Вселенной.

Мы ждали, держа оружие наготове. У нас была плохая позиция. Единственным укрытием являлись груды металлолома, и те из них, что находились поблизости, имели высоту не более чем нам по грудь. Если на нас сейчас нападут, то у нас не остаётся времени переместиться на лучшую позицию. Меж тем по всей ширине гигантского трюма бесперебойно продолжалась работа характерного для орков толка, в которой стиралась разница между конструированием и крушением. Нас не засекли.

Вэйл вернул своё внимание на "Несгибаемого".

— На этой стороне работают всего три зеленокожих. Как считаете, вы сможете меня прикрыть, пока я гружусь на борт? — сказал он.

— Да, — ответил я. Я не пытался отговорить пилота от его затеи. Его поступок, на самый худой конец, будет стратегически выгодным.

Я услышал рядом с собой судорожный вздох Рогге.

Вэйл рехнулся, а Яррик и того хуже. Это открытие было мучительным, ужасающим и неизбежным.

Когда выяснилось состояние "Несгибаемого", Рогге ощутил себя в тисках отчаяния, которое расползалось внутри, как раковая опухоль. Предполагалось, что корабль будет его средством спасения. Став вторым пилотом судна, он таким образом поквитается с орками, восстановит свою честь и покинет это ужасное место. Но лихтер изуродовали враги. Здесь не на что было надеяться, и, следовательно, надежды не было нигде. Чего может добиться маленький отряд Яррика, кроме как самоубиться особенно тяжким способом? Раньше Рогге думал, что для восстановления своей чести ему необходимо добиться уважения комиссара. Но высокая оценка психа не стоит и ломаного гроша. Вэйл уже готов парадным шагом отправиться навстречу смерти, и Яррик собирается ему в этом помочь.

Рогге вспомнил своё предложение быть вторым пилотом и испугался, что сейчас получит приказ. Яррик не бросил ни единого взгляда в его сторону. Он тихо переговаривался с Вэйлом, словно то, что вот-вот произойдёт, было разумной стратегической операцией. Рогге водил глазами туда и сюда между двумя мужчинами и раненым кораблём. Он видел безумие и ничего более, и хуже всего было не то, что случится, когда Вэйл в одиночку припустит навстречу оркам, а то, почему он сейчас выбросит свою жизнь на ветер. Вэйл собирался пойти на смерть из-за Яррика.

Рогге ощущал себя так, словно с его глаз сорвали повязку. Раньше он был ослеплён репутацией комиссара и мощью его личности в той же мере, что и все прочие. Но теперь он мог видеть этого человека в истинном свете: самодур, ведущий смертельные игры с чужими жизнями, потому что это в его власти. Будучи на Голгофе, он возложил грандиозную армию на алтарь своей маниакальной гордыни. Сейчас он действовал по той же схеме. Сколько пленников погибло по ходу того ерундового мятежа? И куда поведёт их этот однорукий и одноглазый выродок войны сейчас? Каким способом он решит усладить себя смертями своих новых последователей?

"Моей он не усладится". Но по пятам за этой мыслью пришла другая: "Что мне теперь делать?" Ему некуда было идти. Он оглядел лица других своих попутчиков и осознал, что они с бездумной преданностью последуют за Ярриком. Здесь нечего было искать ни помощи, ни здравого смысла.

Яррик обратился ко всей группе. Он говорил тихо, его голос не был бы слышен уже в паре-тройке метров, но он овладел сознанием Рогге столь же полно, как если бы гремел из батарей вокс-вещателей. Лицо Яррика было наполовину скрыто наросшими за прошедшие месяцы волосами и бородой. От голода оно стало ещё костлявее, чем было когда-либо прежде, в его кожу въелись синяки и раны, а веко над пустой глазницей не закрывалось до конца, являя чёрную щель. Лицо Яррика напоминало кручи обветренных утёсов, на нём были вычерчены десятилетия войны во всех её формах: славной, бесчеловечной, отчаянной, победоносной, истребительной. Рогге подумалось, что это было лицо, уже не знавшее ничего помимо войны. В памяти Рогге вспыхнули воспоминания о роскоши и удовольствиях Аумета. Некоторые из них относились не к такому уж давнему прошлому и всё ещё были достаточно свежи, чтобы породить надежду, что они не окажутся последними из своего рода.

Но хотя Рогге и таращился на Яррика со страхом, этот голос и питающий его пыл завораживали. Яррик сказал: "Мы нанесём удар здесь, и мы уязвим зеленокожих", и Рогге ощутил опасное волнение в груди. Яррик сказал: "Пока орки справляются с этой раной, мы принесём битву в самое сердце этого уродства, и они будут бояться нас до самой смерти", и Рогге ощутил, как в нём вспыхивает чувство поставленной задачи.

Затем он вспомнил, чем эта задача непременно должна закончиться, и пришёл в себя. С космического скитальца не выбраться. Единственная правильная задача заключалась в том, чтобы оставаться в живых между этим мигом и следующим.

Яррик повернулся к Полису:

— Ты сможешь провести нас к капищу?

Поллис закивал — часто и мелко, как грызун. Его губы шевелились от беспрестанного беззвучного комментирования, но глаза были ясными, сияя убийственным пылом. Яррик обратился к Вэйлу:

— Когда ты окажешься на борту, сколько времени тебе понадобится, прежде чем ты сможешь взлететь?

Он так говорит, подумал Рогге, словно лихтер и впрямь окажется способным на полёт.

— Немного, — ответил Вэйл — Сколько времени понадобится вам, чтобы убраться отсюда?

— Полис? — спросил Яррик.

Гном из Муниторума изучил стену позади них. Он указал на проём примерно в ста метрах впереди. В отличие от отверстия, из которого они вылезли, это была не прореха в обшивке судна. Это был настоящий дверной проём, сейчас наклонённый вбок.

— Вон там, — забормотал Полис. — Вон там, — он прочистил горло, ни на миг не переставая шевелить губами. — Хорошая отправная точка, хорошая, найти от неё маршруты, да-да, разделаться с капищем, двадцать метров до "Несгибаемого", три видимых противника, разобранный обтекатель двигателя производства Армагеддонского мануфакторума Мегиддо III...

Его бормотание затихло, вновь став беззвучным шевелением губ.

"Ему становится хуже", — подумал Рогге. Затяжное путешествие сквозь стены без встреч с зеленокожими его успокоило, но после падения того орка его беспрестанная каталогизация возобновилась. Но он не дрожал, а в его глазах сиял тот же пыл, что и у Яррика.

— Понял, — сказал Вэйл.

"Ничего ты не понимаешь, — подумал Рогге. — Безумцы. Безумцы. Все вы".

И пока что у него не было никакого выбора, кроме как следовать за ними.

Всё ещё сидя на корточках за грудой металлического хлама, Вэйл повернулся лицом к Яррику и сделал знак аквилы. Яррик ответил ему тем же в одноруком варианте. Это было всё. Больше они не обменялись ни словом. Рогге почувствовал, как от его лица отливает кровь, когда увидел, как буднично Вэйл принял как должное свою предстоящую смерть, и как легко Яррик его на неё отправил.

Вэйл выпрыгнул из укрытия и понёсся к "Несгибаемому". Яррик навёл пистолет на орков. Остальные подняли своё оружие и прицелились.

— Ждите, — сказал Яррик.

И они ждали, не открывая огонь.

Ему дали свободу. Ему пожаловали дар знания своей судьбы и последнего долга. Его плен закончился. Ему были предназначены пламя и слава. Его сердце прыгало в груди, охваченное таким неистовым счастьем, что телу едва удавалось удерживать его внутри. Его конечности были напитаны энергией, какой он не чувствовал со времён своей вынужденной посадки. Он спрашивал себя, касаются ли вообще его ноги трюмной палубы. Он летел. Вдруг поднялся ветер. Так и должно было быть. Вэйл чувствовал, как он стегает по его лицу, пока он сам коршуном мчится к оркам и кораблю. Зеленокожие не знали о его приближении. Он чуть не рассмеялся. Он нёсся к кульминационному моменту своей жизни под взглядом Императора, и это делало его неудержимым. Он мог бы растерзать зеленокожих голыми руками, но за ними шёл пламень Императора.

Один из орков заметил его и закричал. Остальные обернулись и потянулись к своему оружию. Вот теперь Вэйл действительно рассмеялся.

Сзади полетели выстрелы его союзников. Один орк упал, его глотка была вырвана метким выстрелом. Два других начали отстреливаться, вопя по ходу дела. Вэйл увидел, как ещё один орк, выбежавший из-за носа "Несгибаемого", рухнул на землю с разнесённой головой.

В левое бедро Вэйла врезалось что-то зверски твёрдое, округлое и обжигающе-холодное. Он впился негодующим взглядом в орка, который его подстрелил. Его нога лишилась своей силы. Бег свёлся к хромающим скачкам. Его тело содрогалось от боли, которая разбегалась от раны, плодясь во фрактальном подобии. Последние метры до лихтера всё тянулись и тянулись. Сцепив зубы, он волочил вперёд безжизненную ногу. Когда он переносил на неё вес, весь мир взрывался белым пламенем. По его подбородку стекала кровь из прикушенного языка.

Ещё три шага. Два других орка погибли. На подходе было гораздо больше. Трюм гудел в переполохе. Орки стреляли по "Несгибаемому", по позиции Яррика, по Вэйлу. Огонь пока что не был плотным, у них всё ещё имелись драгоценные секунды, прежде чем численность орков сыграет свою роль.

Он достиг "Несгибаемого". Фонарь кабины был открыт. Он заволок себя вверх по стремянке, оставленной орками, и отшвырнул её ногой, сваливаясь в кабину. Ещё несколько секунд, и фонарь опустился, когда он запустил двигатели. Он перекрыл подачу топлива в правый двигатель. "Ещё нет", — подумал он. Левый двигатель завывал со сдерживаемой яростью. Он проверил вооружение. Всё ещё на месте, всё ещё действует.

Боль в ноге притупилась. Теперь из раны потихоньку расползалось кое-что похуже: цепенящая тьма. "Ещё нет", — пробормотал Вэйл заплетающимся языком, дыша с присвистом. Он посмотрел налево. Остальные уже покинули своё укрытие и бежали к проёму в стене.

Тьма распространялась по рукам к кистям и пальцам, высасывая из них силу и ловкость. Картина перед глазами потускнела, став зернистым серым тоннелем. Времени уже не оставалось. "Сейчас", — подумал он. Его руки бездействовали. В глазах смеркалось. Он выжал из себя последний крик. "Сейчас!", — взвыл он, и руки отозвались.

"Несгибаемый" дёрнулся вперёд. Вэйл изменил вектор тяги. Теперь он дал прометию хлынуть в правый двигатель.

Тьмы больше не было. Остались только свет и жар и боль, и секунды самой жуткой, самой потрясающей радости, какую он только знал в своей жизни.