Янтарь из Куэйта

3

В большом зале горели все лампы, был зимний вечер, и тени летали длинные. Джирерд не поскупился на свадебный пир, о чем свидетельствовали не только выжженные светильники, но и изобилие на столах.

Исмей радовалась, что обычай предписывает невесте сидеть, опустив глаза на общую с женихом тарелку. Хилле был любезен, все спрашивал, что ей нравится, и подкладывал еду, но она из вежливости попробовала лишь несколько кусочков.

На ярмарке она приняла его предложение, сегодня поклялась быть его женой, но теперь хотела лишь одного: бежать, бежать из этого зала и от этого мужчины. Почему решилась она на такое безрассудство? Неужели только затем, чтобы избавиться от мелочных придирок Аннет? Правда, Джирерд был весьма увлечен возможностью открытия янтарных залежей, и ее отказ возымел бы отнюдь не пустячные последствия.

Таков закон жизни. Женщина выходит замуж с выгодой для своего дома, своего рода. Если она находит счастье, значит, ее благословила судьба. Лишь надеяться на это могла Исмей, хотя и не считала само собой разумеющимся. Замужеству не обязательно быть счастливым. Только над очагом и хозяйством по закону властвует хозяйка.

На свадьбу Хилле приехал с небольшой свитой и дружиной, слуг в капюшонах среди них не было. Их нанимали для охраны, пояснил он, ведь его народ не искушен в воинском деле. Утром, пока морозное дыхание Ледяного Дракона еще не обратило землю в камень, его люди возьмутся за раскрытие завала.

Хилле рассчитывал не на кирки и лопаты. Под напором Джирерда он признался, что полагается на некий секрет, собственное открытие, — подробностей излагать не стал, но сказал, что уверен в успехе.

Исмей еще так и не глянула на него с той самой минуты, когда их руки соединили перед нишей духа Дома. Муж хорошо смотрелся в этой золотистой, почти янтарного цвета, тунике; запястья, воротник и пояс на нем были украшены янтарем. Она чувствовала на себе тяжесть его подарков: пояса, ожерелья, обручи на распущенных волосах — в цветы и листья складывался разноцветный янтарь украшений.

Пир длился уже долго и близился к завершению. Будь на то ее воля, вернула бы она время на несколько часов назад… чтобы не настал тот миг, когда он встанет, возьмет ее за руку, и гости поднимут чаши, а потом с лампами и свечами в руках проводят их до кровати в отведенную новобрачным палату.

Сердце ее билось толчками, рот пересох, ладони же взмокли… Ей хотелось вытереть их об юбку, но гордость препятствовала этому. В гордости была ее последняя опора.

Знак был дан, гости встали. На секунду перепуганной Исмей показалось, что дрожащие ноги не удержат ее, что не хватит сил даже пройти по зале, подняться по лестнице. Однако она одолела этот путь — и без его помощи. Он не должен заметить ее страх, даже догадаться о нем!

Он не должен заметить… — только об этом могла она думать, когда оказалась рядом с большой, задернутой пологом кроватью. Запахи разбросанных по полу душистых трав мешались с дымом горящего в лампах масла, от гостей пахло вином и потом… Ей стало нехорошо. И так старалась она сохранить самообладание, что даже не слышала непристойных шуток.

Будь Хилле таким же, как гости, шуточки бы продолжались. Но в присутствии чужака гости не очень-то распускали языки, он внушал всем уважение и некоторую опаску. Поэтому их оставили в спальне одних, даже не отпустив всех привычных теперь, после войны, непристойностей. Когда все ушли, оставив в палате две большие свечи по обе стороны сундука в ногах кровати, Хилле подошел к двери и задвинул засов.

— Госпожа моя. — Он повернулся к сундуку, на котором стоял кувшин с вином и блюдо с медовыми пирожками. — Теперь я должен разделить с вами важный секрет.

Исмей заморгала. Нетерпеливым женихом его назвать было трудно, говорил он с ней так, словно торговался о приданом с Джирердом. Она успокоилась.

— Я говорил, что обладаю неким секретом, с помощью которого сумею расчистить завал. Но я не рассказывал, откуда мне известно и это, и многое другое. Да, я купец, да, я лорд Куэйта, можете не сомневаться. — Он словно бы спорил с ней. — Но есть у меня и другие занятия. Я астролог и алхимик, и познания ищу на неизведанных путях. Я умею читать знаки звезд и земли.

Именно поэтому и приходится мне отказываться от многого, что присуще обыкновенному человеку. Чтобы преуспеть в своих занятиях, не могу я быть мужем женщине. Понимаете?

Исмей согласно кивнула, но страх шевельнулся в сердце. Доводилось ей слышать о подобных магах.

— Хорошо, — отрывисто сказал он. — Я знал, что вы разумная женщина и сумеете принять все, как есть. Я уверен — мы поладим. Только хочу, чтобы с этой минуты вы знали: есть в моей жизни такое, что должно быть только моим, и не следует вам спрашивать меня об этом или пытаться подсмотреть. Часть Куэйта останется за мной, и даже ступать в нее вы не должны. Иногда я буду уезжать по делам, а зачем и куда — вам не следует знать.

А за это вы будете править моим домом. Я думаю, это понравится вам. А сейчас ложитесь в кровать. Этой ночью я должен изучать звезды, чтобы определить время, когда следует обратить мою силу против упрямых скал, заваливших ваше приданое.

Исмей устало откинулась на подушки, своей рукой Хилле задернул полог вокруг нее. Теперь она не могла видеть его, но слышала, как он ходит по комнате, время от времени позвякивая металлом о металл или о камень. И чувствовала лишь облегчение без малейшей примеси любопытства.

Она подумала, что подобная жизнь подойдет ей. У него будут его секреты, а у нее — хозяйство. Она подумала о сундуке с семенами трав и кореньями, перевязанном и готовом к отъезду в Куэйт. Алхимиком назвался он… что ж, искусство перегонки и настаивания и ей не чуждо. Если в Куэйте нет хорошего сада, он там появится. Так, предаваясь мечтам, она заснула, нисколько не беспокоясь о том, что творилось за пологом.

В полдень следующего дня люди Хилле выкатили из лагеря повозку. Они не останавливались в замке, а сразу же разбили шатры в верхней части долины, поближе к завалу. Хилле велел жителям долины держаться подальше, ведь сила, которую он выпустит на свободу, может вырваться из-под контроля.

Джирерду, Аннет и Исмей он позволил подойти поближе, чем прочим, но все равно они стояли вдалеке от завала и могли видеть лишь фигурки людей в капюшонах, снующих между глыб. Когда Хилле свистнул и все люди его разбежались кто куда, горящим факелом он прикоснулся к земле, а потом рванулся прочь большими прыжками.

В наступившем вслед за этим молчании было слышно лишь его тяжелое дыхание. А потом… что-то загрохотало, загромыхало, рвануло… в воздух взметнулись скалы, даже земля задрожала. Разбитые вдребезги обломки камней дождем посыпались туда, где только что находились люди Хилле. Аннет заткнула уши руками и взвизгнула. Исмей смотрела на хаос, оставленный взрывом. Крупные камни были раздроблены в мелкую щебенку, люди в капюшонах с ломами и носилками уже принимались за дело. Джирерд спросил у Хилле:

— Какой же демон сотворил такое, брат?

Хилле усмехнулся.

— Демоны не повинуются мне. Свои знания приобрел я долгими трудами. Но секрет мой, и всякий, кто, не спросив меня, попытается овладеть им, — погибнет.

Джирерд качнул головой.

— Кто захочет связаться с подобным! По-твоему, выходит, это не демон… Все же, я полагаю, это не так. Впрочем, у каждого свои секреты.

— Согласен. Пока этот секрет работает на нас. Чьи руки, скажите мне, могли бы убрать эти скалы?

Хилле использовал свой секрет еще два раза. Когда были расчищены обломки от последнего взрыва, они увидели расселину, по которой когда-то протекал ручей. Люди в капюшонах торопливо убирали обломки скал. Хилле присоединился к ним и вернулся обратно с горстью синей глины.

— В ней-то и находят янтарь, — с торжеством сказал он. — Скоро мы будем вознаграждены за наши труды.

Люди в капюшонах продолжали копать. Хилле оставался в лагере и в замок более не возвращался. Исмей одна собиралась к отъезду в таинственный северный край. Хилле предупредил ее, что может потратить на янтарную залежь не более десяти дней, ведь приближалась зима, а ехать предстояло по диким местам.

Но добыча за дни и ночи непрестанной работы (люди Хилле работали с факелами и, похоже, не спали) оказалась невелика. Джирерд и прочие были разочарованы, Хилле же только пожимал плечами и говорил, что все зависит от звезд и удачи.

В конце концов Хилле предложил Джирерду, к тайному удивлению Исмей, весьма выгодную сделку.

За несколько извлеченных из глины кусков янтаря он отдал тому несколько собственных, куда более дорогих. Джирерд для вида запротестовал, но живенько согласился. И когда предводительствуемый Хилле отряд выезжал из Аппсдейла, весь найденный там янтарь уместился в седельные сумки коня самого Хилле.

Пообещав возвратиться с началом весны, люди из Куэйта повернули в дикие земли на севере. Этих краев никто не знал. Когда народ Долин появился в Высшем Халлаке, люди старались держаться у побережья, опасаясь удаляться в глубь страны. Медленно, поколениями двигались они на юг и на запад и почти никогда на север.

Слухи об удивительных краях, где еще живы прежние обитатели, всегда указывали на север и запад. Во время войны Великие лорды искали союзников, где только могли, и вблизи какой-то окраины обнаружили кочевых оборотней. Когда война кончилась, оборотни удалились на северо-запад. И кто же мог знать, что там, за ближайшим хребтом?

Но Исмей держалась не столь осторожно, ехала беззаботно, хотя и было от чего насторожиться. Еще бы, она так мечтала вырваться из постылого дома. И Исмей с интересом глядела по сторонам.

Два дня они ехали по возделанным землям. Первый раз заночевали в селении Трудная Пашня, разрушенном во время войны и покинутом из-за нехватки мужчин. Но на третий день вступили в неизвестные, по крайней мере, народу Исмей, края. Впрочем, Хилле, похоже, прекрасно знал их. Встречных не попадалось, возвращались по проложенной ими же колее.

Безотрадный простор насквозь пронизывал ветер; плотно закутавшись в плащ, напрасно искала она взглядом хоть что-нибудь, нарушающее единообразие неоглядной равнины. Такой простор потрясал воображение. На взгляд Исмей, они двигались теперь не на запад, а на север, делая крюк к морю. Ей хотелось бы разузнать о Куэйте и его окрестностях, есть ли у них соседи. Но Хилле редко бывал с нею, а в лагере он часто доставал исписанный свиток и читал, водя пальцем по строчкам, шевеля губами, но никогда не выговаривая слов. Окружавшую его стену отчужденности она пробить не могла.

Все более и более задавалась она теперь мыслью о том, как сложится жизнь ее с человеком, который даже не разговаривает с ней. И предупреждение, высказанное им в брачную ночь (тогда она с облегчением восприняла его), теперь оборачивалось другой стороной. У нее не было даже служанки, ведь Хилле отказался взять для этого женщину из Аппсдейла и сказал, что в Куэйте с прислугой проблем у нее не будет, а служанка из родных мест постоянно будет напоминать о себе.

Предоставленная самой себе, Исмей много размышляла. Зачем Хилле женился на ней? Не ради же нескольких кусков необработанного янтаря… При своем богатстве он не нуждался в этих жалких крохах. Не могла она найти ответа, мучилась и гадала, а неизвестность порождает страх.

Не принадлежал Хилле и к тем, у кого нет щита и кто стремится породниться со знатной семьей. Что еще, кроме имени, могла предложить ему Исмей? Он сам дал ей понять, что не ради тела взял ее в жены.

Теперь тропа тянулась через лес. Резкий ветер не хлестал более в лицо, но и лес нисколько не радовал глаз. Из-за повозки им приходилось петлять между древних высоких деревьев, могучие стволы их были покрыты наростами лишайников — зеленых, белых, ржаво-рыжих и просто красных, как кровь. Исмей они не нравились. Опавшие листья за столетия смешались в бурую массу, издававшую неприятный запах под копытами коней.

Целый день ехали они по лесу, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекусить и отдохнуть, дать отдышаться лошадям. Хилле не торопил караван, он упорно и размеренно продвигался вперед. Тишина в лесу невольно заставляла насторожиться. Говорили теперь немного, и случалось, вымолвив слово, спутники ее невольно оглядывались по сторонам, словно опасаясь, что его услышит кто-то, затаившийся неподалеку.

Деревья стали редеть, дорога пошла вверх. Ночь они провели в горах. Следующие дни были однообразны настолько, что Исмей потеряла им счет.

Дорога в горах оказалась нелегкой. Тем не менее Хилле находил время по ночам удаляться из лагеря с металлической трубкой под мышкой; через нее он одним глазом смотрел на звезды. И велел теперь поторопиться, так как близится непогода.

Он не ошибся. Снежные хлопья начали падать еще до рассвета. Путники, не мешкая, поднялись и выступили в темноте. К радости путешественников, склон понижался, хотя Хилле все же подгонял их.

Из-за обилия поворотов Исмей уже и не представляла, куда они держат путь. Но еще задолго до полудня ветер донес к ним новый запах. Воин, которому назначено было сопровождать госпожу (сам Хилле ехал рядом с повозкой), сказал:

— Подуло с моря.

Они вступили в глубокую ложбину меж двух гребней, прямую, словно древняя дорога. Здесь ветра не было, только снег ложился потолще.

Вдруг дорога повернула, правый гребень крутым откосом ушел вниз, оставив путников на скале. Вокруг поблескивали кристаллы соли, внизу тяжело били о скалы волны. Возле дороги высились три громадных, высеченных из камня трона — несомненно, творение чьих-то рук, а не прихоть природы. Мягкие снежные подушки на сиденьях смягчали жесткую суровость удивительных кресел.

Тоже работа Древних, подумала Исмей. Конечно же, это была дорога.

Дорога вновь повернула, теперь уже от моря. Впереди скалой среди прочих утесов громоздилась крепость. Рядом с массивными стенами и башнями крепость лорда любой Долины показалась бы крошечной.

Из снежной пелены появился Хилле. Рукоятью кнута он показал на гигантскую крепость:

— Вот и Куэйт, моя госпожа.

С внезапным испугом Исмей поняла, что домом ее отныне будет один из уцелевших оплотов Древних. И вопреки природе, верованиям, чувствам своего народа вынуждена она жить в чуждой ей обстановке. Но пути назад не было. Она постаралась скрыть свои чувства.

— Очень уж велика ваша крепость, господин мой.

— И не только размерами, госпожа моя, — внимательно вглядывался он в ее лицо, столь же внимательно, как и при первой встрече, и было видно, что испуг доставил бы ему удовольствие. Да только Исмей не желала радовать его. Тогда он сказал:

— Одна из тех старинных крепостей, что построили Древние. Время пощадило этот замок, не то, что другие. В нем уютно, удобно жить, увидите сами. Ха… домой!

Усталые кони перешли на рысь. Через громадные мрачные ворота они въехали на огромный, окруженный стенами двор, по углам которого высились четыре башни.

Две из них были округлыми, та, в которой были сделаны ворота, — квадратной. Ничего подобного странным острым граням четвертой башни она не видывала.

В узких окнах кое-где светились огоньки, но навстречу им никто не вышел. Обеспокоенная и окоченевшая, Исмей спустилась с седла в протянутые руки Хилле и под его присмотром проковыляла к двери в подножии ближайшей круглой башни. Остальные разошлись по двору в разные стороны.

За дверью оказалось тепло, в очаге пылал огонь. К удивлению Исмей, пол был устлан не толстым слоем тростника и сухой травы, а меховыми коврами, сшитыми вместе, — темная шкура со светлой, так что получался причудливый узор.

Меховые дорожки разбегались по полу, главная из них вела к спасительному островку тепла у очага, где стояли два высоких кресла с цветными подушками и с пологами от сквозняков. Рядом стоял стол, уставленный блюдами и бутылями. Хилле подвел Исмей к очагу, она расстегнула плащ и, блаженно жмурясь, протянула руки к теплу.

Внезапный мелодичный звон заставил ее вздрогнуть. Она обернулась. Хилле дергал за язычок колокольчик, стоявший в резной изогнутой подставке на столе. На винтовой лестнице, завивавшейся в центре башни, появилась фигура.

Исмей не видела, кто спускался и идет к очагу, а когда увидела, то прикусила губу, чтобы смолчать.

Это создание ростом по плечо Исмей оказалось той самой Нинкве, которая бормотала ей свои пророчества в шатре, где решилась ее судьба. Только теперь на пророчице было не причудливо расшитое платье, а меховая безрукавка поверх рубахи и ржаво-бурая юбка. Голову тесно облегала шапочка, застегнутая брошью под подбородком. Не на пророчицу, на уличную побирушку походила она.

— Приветствую лорда и госпожу, — прозвенел мягкий голос, так не вязавшийся с непристойной тушей. — Доброй удачей вы успели домой к началу первой метели.

Хилле кивнул, а потом обратился к Исмей.

— Нинкве будет прислуживать вам, госпожа. Она весьма предана мне. — Странно прозвучала в ее ушах последняя фраза, но она думала теперь лишь о том, что Хилле бросает ее с этой отвратительной жабой.

Гордости в Исмей уже поубавилось, и она было потянулась к его руке, чтобы обратиться с просьбой, но вовремя остановилась. Он был уже у двери, когда она вновь обрела голос.

— Вы не отдохнете… поужи… здесь, господин мой?

Негодуя, сверкнул он глазами.

— У властителя Куэйта свое жилище, и никто не смеет беспокоить его там. Здесь вы будете в безопасности, о вас позаботятся, госпожа. — С этими словами он вышел.

Исмей неотрывно глядела на закрывающуюся дверь. Темные мысли одолевали ее. Зачем привез он ее сюда? Что же нужно ему от нее?