В маленьком садике жужжали пчелы, спеша заготовить запасы до прихода Ледяного Дракона. Усмей, сидя на корточках, отвела измазанной в земле рукой лезущие в глаза волосы. На выделанной коже перед ней лежали ее запасы. Эти травы были уже хорошо высушены.
Она поднялась и не услышала привычного звона ключей на своем поясе. Она так и не привыкла к этой потере. До сих пор она иногда пугалась, не найдя ключей на своем поясе, не потеряла ли она их во время возни в саду. Она, действительно, лишилась их, и вместе с ними тяжкой ответственности хозяйки Упсдейла, но вовсе не потому, что где-то их обронила. Нет, теперь эти ключи звенели у другого пояса. Хозяйкой Упсдейла стала Зинет. Разве можно хоть на минуту забыть об этом? И только здесь, в этом маленьком садике, Усмей все еще была хозяйкой.
Пять лет носила она эти ключи. В первые страшные годы ей пришлось научиться очень многому потруднее, чем знание трав. Зато потом были годы, которыми можно гордиться. Она, женщина, так управляла в Долине, что жители ее почти не знали лишений. Правда, и в это время над долиной висела тень страха и постоянная угроза голода, но в этом она была не виновата.
Наконец пришли сообщения, что война в Хай-Халлаке закончилась и захватчики либо погибли, либо бежали к себе за море. Стали возвращаться по домам мужчины. Но далеко не все. В ее дом не вернулись отец и брат Эвальд, они погибли уже давно. Но другой брат, Джеральд, вернулся, хоть от его отряда осталось меньше половины. И с ним приехала Зинет, дочь Орлина из Лангсдейла, а теперь нареченная Джеральда и хозяйка. Усмей облизнула верхнюю губу, смахивая горькие капельки пота. Но что значила эта горечь по сравнению с тем, как горько пришлось ей с приездом Зинет?
Теперь и в самом деле можно поверить, что она родилась под несчастливой звездой. Из хозяйки поместья она мгновенно превратилась в ничто. Теперь она здесь значит меньше, чем любая служанка — у той есть хоть какие-то обязанности, — а у нее вообще ничего. Только этот садик, да и то потому, что посадки Зинет не приживались. И как бы там Зинет ни возмущалась, но больные по прежнему шли к сестре лорда, а не к его жене. У Усмей был дар лечить и хорошие руки.
Однако все ее лечебные травы не могли облегчить ее сердечную боль и обиду. Оставалась только гордость, готовая во всеоружии встретить любые жизненные передряги. Возможно, и вправду, в будущем не ждет ничего хорошего, но оно будет таким, какое она сама выберет. При этой мысли Усмей улыбнулась. Зинет решила было отправить ее к монахини при святилище, да аббатиса Гретоль была поумнее Зинет. Она сразу поняла, что монахиня из Усмей не получится. Хоть внешне она и была холодна, но в ней чувствовался огонь, который не загасить постом и молитвами.
Порой, когда этот огонь разгорался, Усмей целую ночь яростно металась по своей тесной комнатке, пытаясь придумать, как вырваться из этого жизненного тупика. Но даже ее горничная не подозревала о бессонных ночах своей госпожи.
Не будь войны и будь жив ее отец, он бы, по обычаю, выдал ее замуж, и она отправилась бы хозяйкой в замок мужа. Вполне возможно, что ее выдали бы за совсем незнакомого лорда, и она увиделась бы с ним впервые только в день свадьбы, такое случалось нередко. И как жена она получила бы права, которые у нее никто не мог бы отнять, такие же права, как здесь у Зинет.
Но у нее нет отца чтоб устроить такой брак. И, что еще хуже, нет приданого, которое могло бы привлечь женихов. Война слишком сильно сказалась на хозяйстве Долины, и Джеральд далеко не из тех, кто будет урезать оставшееся. А сестра может идти в монастырь, или оставаться жить здесь, под ледяным присмотром Зинет.
Гнев и возмущение полыхали в Усмей. Она старалась успокоиться, глубоко вдыхая аромат трав и заставляя свои мысли обратиться к повседневным де лам. И как бы ни хотелось ей сейчас рвать и метать, она бережно и тщательно перебирала высушенные травы.
— Усмей, сестрица! — неожиданно раздался приторный голосок Зинет, и Усмей вздрогнула, как от удара.
— Я здесь, — тихо отозвалась она.
— Новости! Потрясающие новости!
Усмей удивилась. Она быстро встала и начала быстро обходить грядки и ее серо-коричневые юбки вихрем закрутились вокруг ее длинных ног, которые казались изысканной Зинет такими уродливыми.
Леди Упсдейла стояла в воротах. Ее одежды были темно-голубыми, цвета осеннего неба. Шею обвивали блестевшие на солнце серебряные бусы. Очень светлые, высоко уложенные косы тоже казались серебряными. Ее можно было назвать просто хорошенькой, если б не слишком тонкие, вечно улыбающиеся губы и холодные глаза.
— Новости? — переспросила У смей и сама удивилась, каким грубым показался ей собственный голос. Так было всегда. Рядом с Зинет все в Усмей казалось неуклюжим, грубым и неотесанным.
— Да! Сестрица, будет ярмарка! Такая, как в старые времена, до войны. Прибыл всадник из Финдейла и привез приглашение.
Усмей вполне разделяла воодушевление Зинет. Ярмарка! Она смутно помнила довоенные ярмарки в Финдейле. Сквозь пелену лет в памяти просвечивал яркий праздник. Умом она понимала, что не все там было так прекрасно, но с памятью не поспорить.
— И мы все поедем на ярмарку! — Зинет сделала один из своих милых восторженных жестов, которые так неотразимо действуют на мужчин, и сложила ручки, как маленькая девочка.
Все? Неужели они хотят взять с собой и ее? Вряд ли. А Зинет тем временем продолжала болтать:
— Лорд сказал, что теперь ехать безопасно, только нужно оставить охрану в замке. Ну разве ж это не радость? Слушай, сестрица, приходи сейчас ко мне, пороемся в сундуках. Надо же одеться так, чтоб не позорить нашего лорда.
Усмей грустно подумала, что она и так знает, что можно найти в их сундуках. Но, похоже, они и вправду собираются взять и ее. На нее нахлынуло радостное возбуждение, похожее она теперь испытывала, только собирая свой урожай погожим утром.
Усмей ничуть не стала относиться лучше к Зинет, но следующие несколько дней им пришлось все время провести вместе. Зинет хорошо разбиралась в нарядах, и они сумели из старых тряпок, которые носила еще мать Усмей, сшить два очень приличных платья. И куда более изящные, чем те, что доводилось Усмей носить раньше.
В день отъезда, разглядывая себя в полированный щит, служивший ей зеркалом, Усмей подумала, что сейчас она выглядит вполне недурно.
Усмей никогда не отличалась нежной привлекательностью, как Зинет. Почти треугольное лицо ее резко сужалось от скул к острому подбородку. Рот казался слишком велик, а глаза небольшие, изменчивого зеленовато-карего цвета. Даже кожа не белая, как положено ей от природы, а загорелая, особенно в это время года, когда она целые дни работала в саду на солнце.
А кроме того, рост ее был слишком высок для женщины, и она это знала. Но в этом платье… да, в нем она выглядит не хуже многих. Платье было необычного темно-желтого цвета, словно… словно… Усмей открыла маленькую шкатулку, доставшуюся ей от матери, и вынула старый кулон. Да, этот янтарный амулет прекрасно подходил по цвету к ее платью. Правда, вещица была так стара, что грани почти стерлись, но зато цвет остался великолепным. Усмей повесила амулет на шнурок и надела на шею, но, подумав, спрятала его за кружевной ворот платья.
Платье было с разрезом для верховой езды, и это не очень устраивало Усмей, которой удобнее казались узкие юбки. Несмотря на все предосторожности, она все-таки немного опасалась Зинет, которая ехала с ней рядом. Джеральд ехал впереди со своим маршалом, а вся свита следовала сзади. Те, у кого были лошади, ехали неспешным шагом, а многие просто шли пешком. Ярмарка многих выманила из дому, и люди не жалели сбитых ног в предчувствии праздника.
Они выехали из Упсдейла на заре и к полудню подъехали к южным воротам долины. Там они сделали долгий привал и перекусили. К ночи они подъехали к границе Финдейла и там встретились с отрядом лорда Маринойта, который путешествовал вместе с женой и дочерью. Тут решили остаться на ночлег, и оба отряда занялись устройством лагеря. Дамы немедленно познакомились, и начался обычный обмен новостями, слухами и сплетнями. Усмей предпочитала помалкивать и слушать. И, по крайней мере, одно из услышанного крепко запало ей в голову.
Леди Лайрин, дочь Маринойта, смущаясь и краснея, поделилась с ней своими надеждами. На ярмарке всегда проходил своего рода смотр невест, и там заключалось много сговоров.
— Моя мать, — рассказывала Лайрин, — до войны ездила на ярмарку, в Ульмспорт. Конечно, там было гораздо шикарнее, чем здесь, туда съезжались самые высокородные лорды. Там она и познакомилась с моим отцом. Он еще до отъезда с ярмарки договорился с ее отцом, и в Праздник Полузимы они обручились.
— И вам я желаю такой же удачи, — вежливо сказала Усмей, а про себя подумала, не для того ли и ее привезли на эту ярмарку. Только кому нужна бесприданница? И откуда возьмется хороший жених? Почти половина лордов и их наследников погибли в боях, и, наверное, многие девушки так и не найдут себе женихов. Значит, остаются выскочки без роду, без племени, пришельцы без гербов? Ей приходилось слышать о воинах, захвативших брошенные долины и объявивших себя лордами, даже не спросив мнения жителей этих долин. Такие искали себе жен среди родовитых семейств, но они хотели и приданого. «А может, все не так плохо? — подумала Усмей и неожиданно развеселилась. — Может, случится что-то совсем неожиданное?»
Она подумала о том, что составляло весь ее мир, — об Упсдейле. Но теперь там хозяйка не она, а Зинет, и Усмей в душе была уверена, что если только представится хорошая возможность, она оставит Упсдейл без лишних сожалений.
Ярмарка раскинулась на старом месте, у серой каменной колонны. Этот столб стоял здесь с незапамятных времен, когда люди еще не пришли в долины Хай-Халлака. Древние жители этих мест исчезли задолго до прихода первых людей, но тут и там в долинах встречались развалины их строений, храмов и каких-то непонятных сооружений. И часто в таких местах люди чувствовали присутствие таинственных сил, и далеко не всегда добрых. Потому люди чтили эти развалины, но старались держаться от них подальше. Вот и на ярмарке в Финдейле установился обычай, чтобы каждый приехавший лорд, приложив руки к колонне, дал клятву перемирия на все время ярмарки. Это надежно ограждало праздник от ссор, выяснения старых обид и прочих беспорядков.
Позади столба широким полукругом стояли палатки торговцев, а подальше на сжатых полях располагались лагерем приехавшие лорды. Отряд из Упсдейла тоже устроил там свои временные жилища.
— Сестрица, посмотри — десять торговых флагов! — Раскрасневшаяся, с блестящими глазами, Зинет нервно похлопывала по ладони перчатками. — Десять купцов! Подумать только, может, даже из Ульмспорта приехали!
Действительно, давненько мы в наших долинах не видели купцов из таких дальних мест. Усмей, как и всем остальным очень хотелось посмотреть, что же выставлено в этих лавках. Конечно, она ничего не могла купить, но даже просто посмотреть — это уже праздник, который будет не раз вспоминаться в скучные однообразные дни.
Зинет, Усмей и обе леди из Маринойта отправились осматривать лавки вместе. То, что предлагали купцы, теперь, после стольких лет войны и упадка заморской торговли, было достаточно бедным, но и это было много больше, чем могли себе позволить их посетители.
Леди Маринойт оставила серебряную монетку в лавке узорчатых тканей.
— Это пригодится, — жарко зашептала леди Лайрин на ухо Усмей, — хоть бы на нижнюю сорочку. Я буду хранить это до моей свадьбы.
Здесь каждый грош тратили осторожно, после долгих раздумий и ожесточенной торговли с купцом.
Они присмотрели несколько кусков тяжелого шелка. Он был не новым, со следами старого шитья. Усмей подумала, что все это было собрано воинами в разгромленных лагерях захватчиков. Значит, сначала это было у кого-то украдено. Ей понравились богатые расцветки, но покупать награбленное ей совсем не хотелось. Ей бы все время потом думалось о судьбе прежних владельцев.
Были и кружева, но их, похоже, тоже кто-то носил. Было у торговца и несколько полных кусков менее богатых тканей. Усмей особенно понравился один, темный, прекрасной выделки, он выглядел куда благороднее, чем пестрые лоскуты, которые в конце концов купила Лайрин.
Хотя переднее полотнище палатки было поднято, но все равно было очень душно. Усмей решила не расстраивать себя больше видом вещей, которые все равно не могла купить, и вышла на воздух. Тут она и увидела приезд Хейла. Зрелище было впечатляющее. За купцом тянулся целый караван верховых и вьючных лошадей, словно за высокородным лордом. Над его фургоном не было торгового флага, и он не стал подъезжать к уже поставленным лавкам, а сделал знак своим людям остановиться подальше.
Его люди были несколько ниже ростом, чем жители долин, и выделялись необычной одеждой, толстой и какой-то неуклюжей. Впрочем, она не мешала им работать споро и уверенно. Они быстро поставили шесты, натянули на них сшитые шкуры, которые стали стенами и крышей. Хотя день был довольно жаркий, никто из них не откинул капюшон, скрывающий лицо, и Усмей это совсем не понравилось.
Однако их хозяин словно нарочно красовался на самом виду. Он так и не слез со своей прекрасной лошади, которой вполне мог бы позавидовать любой лорд. Он сидел, картинно положив руку на бедро, и наблюдал за работой своих слуг.
Сидя в седле, он выглядел очень высоким, и гораздо больше был похож на воина, чем на купца. Хотя в трудные времена любому приходится быть воином, чтобы защитить свою жизнь и имущество. Меча у него не было, вместо этого за поясом виднелся длинный нож, к седлу был подвешен кистень.
Он был с непокрытой головой, и его головной убор висел на луке седла. Волосы у него были очень темные, а кожа удивительно белая для человека, который должен много путешествовать. По стандартам Хай-Халлака, красивым его назвать было нельзя, но внешность была необычная и запоминающаяся. Так и тянуло присмотреться к нему поближе и попытаться понять, что он за человек.
Черты лица у него были резкие, черные брови срослись на переносье. Цвет глаз Усмей не разглядела за спущенными веками. Он, казалось, дремал, хотя Усмей не сомневалась, что он все прекрасно видит и все замечает.
Что-то намекало Усмей, что этот человек совсем не такой, каким он кажется. Она сначала пыталась отбросить эти фантазии, но у нее осталось впечатление, что человек этот закрытый и многого о нем не узнаешь. И все-таки Усмей решила, что человек этот не совсем обыкновенный. Какой-то странный жар обжег ее щеки, и необычная, никогда раньше не испытанная тревога поднялась в душе.
Тут до Усмей дошло, что она стоит, уставившись в упор на незнакомого человека, и она смущенно отвернулась и вернулась в лавку, где как раз купец разворачивал кусок розового шелка для леди Маринойт. Здесь она быстро успокоилась.
Лавка вновь приехавшего еще не открылась, поэтому они не могли зайти и посмотреть его товар. Но за ужином о нем говорилось достаточно много, и Усмей узнала и как его зовут, и чем он торгует.
— Он откуда-то с севера, — рассказывал Джеральд, — и торгует янтарем. Говорит, у него здесь настоящее сокровище! Но сюда он все-таки зря приехал. Не думаю, чтоб и у богатых когда-то лордов сейчас нашлось достаточно денег, разве что на две-три бусины. Зовут его Хейл. Люди его держатся своей компанией, ни с кем не разговаривают и даже не раскошелились на кувшин осеннего эля!
Янтарь! Рука Усмей невольно коснулась спрятанного под платьем амулета. Да, этот купец вряд ли найдет здесь покупателей. Наверное, он везет товар в Ульмспорт, а сюда заехал по дороге, услышав о ярмарке.
Янтарь! Когда-то у Усмей был свой источник янтаря. Ей в приданое был записан ручей, где часто находили желтые камешки. Когда-то его там добывали так много, что он принес богатство Упсдейлу, но с тех пор уже минуло лет пятьдесят. А потом случился оползень, и вся долинка ручья была совсем засыпана.
Усмей грустно улыбнулась. Если бы не это несчастье, она сейчас могла бы носить не только янтарь, но и настоящее золото. И ей не приходилось бы торговаться за кусок линялого шелка из военной добычи! Но этот оползень навсегда скрыл янтарь. Случилось это еще при матери Усмей, и теперь на этом месте была голая щебенка и несколько чахлых кустиков. Вот и все ее приданое — кусок земли, который ничего не стоит!
— Янтарь! — повторила Зинет, и глаза у нее вспыхнули. С таким же жадным видом разглядывала она сегодня шелк в лавке. — Мой лорд, янтарь вещь необычная и очень могущественная, целебная. У леди из Грейфорда было янтарное ожерелье, и если у кого-то болело горло, она одалживала его. Люди носили его с молитвой и выздоравливали. А как он красив! Словно застывший мед и такой же ароматный. Позвольте нам сходить посмотреть лавку Хейла, ну пожалуйста!
Джеральд рассмеялся.
— Моя милая леди, это благоухание не для нашего кошелька! Даже если я заложу целиком весь Упсдейл, я не соберу столько, сколько спросят за такое ожерелье, о котором вы вспомнили.
Рука Усмей невольно сжалась. Этот амулет ее по праву, но если он попадется на глаза Зинет, надолго ли он у нее останется? Нет! Зинет и так забрала все, что можно, а уж это Усмей ей не отдаст.
— Вряд ли он рассчитывает найти здесь покупателей, — задумчиво произнесла Зинет, — и все же он поставил лавку… Значит, он хочет показать всем, что у него есть… И может быть… ведь покупателей все равно не будет…
— Ты думаешь, что в такой ситуации он может отдать что-то по дешевке? Вполне возможно, миледи. Только меня это не касается. Пожалуйста, не вздыхай и не делай больших глаз. Я вовсе не хочу отказывать тебе, просто у нас нет возможностей покупать такие вещи.
И хотя уже стемнело, они все-таки отправились к лавке Хейла. Вход в нее освещали два фонаря, которые держали слуги Хейла, все в тех же надвинутых на глаза капюшонах.
Усмей постаралась на этой прогулке выглядеть получше. И еще постаралась все-таки рассмотреть лица под капюшонами, но так ничего и не увидела. Только ее как-то передернуло в душе, словно она столкнулась с чем-то мерзко-уродливым, и не внешне, а духовно. Она выругала себя за беспочвенные фантазии и вошла в лавку.