Только смертный может избежать Сумерек Богов!
Брэй взволнованно позвал меня с передней палубы шхуны.
— Кейт, ваша догадка оказалось правильна. В этом трале есть что-то подозрительное!
Непреднамеренно я задрожал от внезапного холода опасности. Так или иначе, я знал, что трал поднимет что-то из ледяного Арктического моря. Чистая интуиция заставила меня убедить Брэя опустить трал в этом неперспективном месте.
— Поднимай, Брэй! — попросил я, и поспешил через мусор, сани и рычащих собак.
Наша шхуна, крепкий вспомогательный ледокол «Питер Саул», находился на якоре в Море Линкольна, в четырех сотнях милях к югу от Полюса. В сотне ярдов вдалеке протянулись к северу великолепные белые области льда, — обширное, замороженное, едва исследованное место.
Когда мы сюда добрались, то ночь покрыла лед, но так или иначе я предложил идею, что Брэй, океанограф, должен попробовать свою удачу здесь. Брэй сначала смеялся над моей догадкой, но, наконец, согласился.
— Ты что, псих Кейт? — спросил он. — Взгляни, что поднял трал!
Тяжелый, выглядящий древним, золотой цилиндр, приблизительно длиной восемь дюймов, был извлечен липким, в замороженной грязи. На его сторонах был выгравирован ряд подозрительных, почти стертых символов.
— Что это, во имя мира? — выдохнул я. — И что за письмена на нем?
Халсен, большой, бородатый норвежский моряк, ответил мне.
— Те письмена написаны на моем собственном языке, сэр.
— Ерунда, — возразил я резко. — Я прилично знаю норвежский. Те письмена — не на вашем языке.
— Не на том, на котором мой народ пишет сегодня, — объяснил Халсен, — а старый норвежский — рунное письмо. Я видел такое же письмо на старых камнях в музее Осло.
— Норвежские руны? — пробормотал я. — Тогда они, должно быть, прокляты древними.
— Давайте покажем это Дубману, — предложил Брэй. — Он должен быть в состоянии перевести нам.
Дубман, язвительный маленький археолог экспедиции, посмотрел в раздражении на наше эскимосское собрание, когда мы пришли. Сердито, он взял цилиндр и впился взглядом в него. Немедленно его глаза зажглись позади толстых очков.
— Старо-норвежский! — воскликнул он. — Но эти руны — наиболее древней формы, довальдштейнонские! Что это?
— Возможно, руны на нем помогут дать нам разгадку, — сказал я нетерпеливо.
— Я скоро выясню, что они означают, — объявил Дубман.
С лупой, он начал исследовать символы, выгравированные на золотом цилиндре. Брэй и я ждали. Я чувствовал себя необычно напряженным. Только не мог понять, почему я был так возбужден относительно этой находки, но все относительно нее, было подозрительным. Постоянный внутренний голос продолжал сообщать мне: «Заставь Брэя подвести трал сюда!». И первый раз, когда это было сделано, трал поднял золотую трубу, которая, должно быть, лежала на ложе океана в течение столетий.
— Получилось! — заявил Дубман, смотря. — Эта вещь стара, с наиболее древней формой рун. Перевод не сообщает многого. Послушайте это:
«Рунный ключ — это я,
Формирование цепочки темного зла,
Мидгард — змея,
Фенрис, и Локи — хитрый дьявол.
В то время как я лежу далеко,
Озиры — в безопасности,
Не принеси меня домой,
Чтобы Рагнорок не прибыл со мной.»
Холод слегка прошел через меня, как если бы перевод тех древних рун мог ужаснуть меня. Нетерпеливо я стряхнул это чувство.
— Что означают письмена относительно озиров и Локи? — спросил я.
— Озиры были древними норвежскими богами, вечно юными и мощными. Правитель Один и озиры жили в легендарном городе Асгарде. Локи воевал против них. Со своими двумя близкими — чудовищным волком Фенрисом и большой змеей Мидгардом, Локи присоединился к джотанам, врагам гигантов-богов. Боги в конце победили, и приковали цепью Локи с его волком и змеей. Но было предсказано, что, если Локи когда-либо сломает свои оковы, это вызовет Рагнарок — гибель озиров.
— «Не принеси меня домой, чтобы Рагнорок не прибыл за мной», — указал он. — Этот ключ утверждает, что является тем, что заперло Локи и его домашних животных. Вероятно, какой-то древний норвежский священник выбросил его в море.
— Я не понимаю этого, — пожаловался Брэй. — Что заставило тебя, сказать мне, выпустить трал именно в этом месте, Кейт?
Когда я поднимал золотой цилиндр, поток подозрительной власти управлял моей рукой. Так это или иначе, но казалось, что-то предупреждало меня опустить его назад в море. Но я не повиновался, потому что кто-то чужой приказал, чтобы я держал рунный ключ.
— Я могу изучить его в течение нескольких дней? — спросил я резко. — Я буду обращаться с ним с сильной осторожностью.
— Я не знал, что Мастерс имеет археологические вкусы, — произнес удивленно Дубман. — Но Вы ответственны за его обнаружение его, так что Вы можете подержать его некоторое время. Тем не менее, не потеряйте его, или я сдеру с Вас кожу.
Через небольшое кольцо на одном конце цилиндра, я пропустил шнур и повесил его вокруг своей шеи. Он был холодным и холодил мою кожу, а также угрожающе постоянно предупреждал…
Естественно я не был суеверным типом. Помимо моих тридцати лет самовоспитания, исследовавшего очевидные истины, я унаследовал осторожный скептицизм моих шотландских предков. Во всяком случае, ученые не могли признать существование сверхествественного. Подобно большинству других физиков, я утверждал, что имеется все еще много сил, которых наука не имела времени исследовать. Когда она это сделает, не будет никакого места для суеверия, для веры в сверхествественное — а так, просто невежество естественных законов.
Я стал работать вдвое больше чем кто — либо еще, загружая наш маленький ракетный самолет для моего первого разведывательного полета на север. Но даже интенсивная физическая работа не могла заставить меня забыть зловещую холодную силу относительно рунного ключа под моей рубашкой, хотя…
Угрожающий поток чувствовался более сильнее, когда я стоял на палубе той ночью. Наверху пульсировало Северное Сияние, перемещаясь знаменем неземного света, изменяя огромный замороженный океан от белого до зеленого, фиолетового и темно-красного. Подобно безумному музыканту, замораживающий ветер играл на реях шхуны, делая звуки и глубокие голоса из мачт.
Но рунный ключ под моей рубашкой мучил меня со своими противоречивыми требованиями. Он приказывал, чтобы я бросил его в ледяные воды. Беспомощный, я выдирал его и тащил на шнуре, пробуя выбросить его. Затем более сильная команда заставляла меня отложить это.
Я проклял момент, когда расстегнул рубашку. Почему я должен хотеть уничтожить что-то потенциально ценное для науки? Тем не менее, для себя я понял, что требования рунного ключа были более сильные, чем мои собственные.
— Это можно объяснить с научной точки зрения, — пробормотал я тревожно. — Все имеет научное объяснение, как только мы сможем изолировать это.
Но как мог маленький, золотой цилиндр проникнуть через мое сознание и управлять им, подобно манипулятором? Что заполняло мое сердце сомнением и страхом?
Для всего моего осторожного скептицизма и научного обучения, я не мог ответить ни на те настойчивые вопросы, ни предохранится от мучений проклятой вещи…