Ядерные ангелы

Глава 1 Руки вверх

Щелчки фотоаппаратов напоминали звуки выстрелов из АПБ с накрученным на ствол глушителем.

Это малость нервировало. Да и «стреляли» тут много и постоянно, будто задавшись целью довести меня до срыва.

Но больше всего я, мужчина в расцвете лет, тело покрыто шрамами и армейскими тату, волновался из-за прикида. Как на мне сидит оранжевый пиджачок? А лиловые брюки клеш? По случаю я нацепил даже галстук в крупный белый горошек. Я вычурно пострижен и гладко выбрит. От меня, ёлы, разит одеколоном. Так что Максимка Краевой нынче клоун еще тот.

Теперь понятно, почему я чувствовал себя не в своей тарелке и заодно не в чужой миске?

– Терроризм!.. – гремело от трибуны. – Ближний Восток!

Воротник кислотно-салатовой рубашки натирал шею, туфли с узким мыском давили, пудра раздражала щеки, хотелось расчесать их до крови. Я в первый и в последний раз – выряжался! – надевал строгий черный костюм на школьный выпускной, а тут такое… Знаете ли, с молодости, как загремел в экспедиционный корпус, предпочитаю более удобную форму одежды. Пятнистые штаны, всегда модные ботинки с высокими берцами и армейская куртка, в которой летом не холодно, а зимой не жарко, – вот мой гардероб. Если бы не обстоятельства, хрен бы меня кто заставил сменить мундир – даже под страхом смертной казни.

– Обстановка напряженная, и я, как гарант, не могу позволить!.. – рокотало из встроенных в стены динамиков так, что даже глухой услышал бы в любой точке зала.

Помещение, в которое набилось пару-больше сотен человек, вроде кинотеатра. Только белый экран заменили громадным двухцветным флагом, на фоне которого неуклюже торчала синяя тумба с десятком микрофонов. Тумба по грудь прикрывала выступавшего. Между ним и журналюгами – те постоянно щелкали фотоаппаратами – полукругом пустело пространство радиусом метров семь. Наверное, чтобы уберечь оратора от микробов и вирусов, передающихся воздушно-капельным путем.

Я в который раз уже кинул взглядом по сторонам и опять не нашел пути для отхода.

Пол везде синий, стены тоже синие, даже кресла, на которых сидят репортеры из-за бугра, понятно какого цвета. А если я всажу пулю в живот толстого борова на сцене, из него брызнет не алым, да? Гипотеза, кстати, не такая уж фантастическая. Быть может, в жилах Президента – это он прячется за тумбой – циркулирует вовсе не коктейль из тромбоцитов с красными тельцами.

Потому что на руке у него весьма примечательные часы – «Bregguett»: сапфировое стекло, корпус из белого золота и ремешок из крокодиловой кожи.

– Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений… – Президент сделал паузу, все три его подбородка замерли, серые глаза, не моргая, уставились в зал. Вдох, выдох, губы вновь шевельнулись: – И прочие подобные договоры, гарантирующие безъядерный статус Украины, я отвечаю, более неактуальны!

Раздались крики, быстро слившиеся в неразборчивый шум. Все, приглашенные на пресс-конференцию, одновременно захотели задать вопрос-другой.

Журналисты отечественных массмедиа, сбившиеся в проходе, ведущем в зал, возмущенно зароптали и, работая локтями, попытались пробиться ближе к трибуне. Тем, кто сзади, вообще ничего видно не было, они подняли камеры и микрофоны над головами коллег. Чтобы не выделяться, я тоже вытянул руку с фотоаппаратом известной японской марки, оснащенным здоровенным объективом, – взял на время у одного отличного парня, скупщика краденого.

У ближайшего к трибуне ряда кресел, где восседала не голытьба какая, а приличные люди, представители иностранных теле– и радиокомпаний, возникла толкучка и молчаливая борьба за территории. Туда как раз прорвались соотечественники. Представитель «Вечернего Киева», наряженный в вышиванку[1], не поделил с вихрастым рыжим парнем из «3+2» десять квадратных сантиметров пола, возникла потасовка… За суетой наблюдали палачи. По моим прикидкам их тут около роты. В отличие от телохранителей они даже не пытались скрыть оружие под серыми пиджаками. Штурмовые винтовки и автоматы с укороченными стволами, бесстыдно доступные всем взорам, висели на плечах, как бы намекая, что каждый в зале – не человек вовсе, не гость, но всего-то мишень.

– Завтра, – Президент продолжал впечатывать слово за словом в страницы новейшей истории, – я представлю мировому сообществу межконтинентальную баллистическую ракету «Трезуб». Ракету, способную нести ядерный заряд!

Лица журналистов раскраснелись от волнения, кое-кто алчно облизывал губы и не мог скрыть радостно-взволнованной улыбки – это же сенсация! Это даже не новость дня, это новость недели минимум, а то и двух! Фотоаппараты защелкали с удвоенным энтузиазмом, видеокамеры непрерывно фиксировали каждый жест гаранта.

– Святые моторы, чего застрял?! Давай вперед, давай уже!.. – почувствовав толчок в спину, я обернулся и встретился взглядом с Гордеем Юрьевым по прозвищу Рыбачка Соня. Если кто не в курсе, он – байкер с конкретным стажем в седле. У него даже банда своя была – «Ангелы Зоны». Почему была? Потому что нет больше, все его парни погибли. Вот почему Рыбачка согласился на мое предложение и заявился сюда, в Киев – на чужую землю, за тридевять земель – из самого Вавилона. Чтобы отомстить.

Я, конечно, нынче выгляжу оригинально, но, черт побери, Рыбачка вообще красавчик! Его свернутый набок нос пришлось трижды смазывать тональным кремом и пудрить, чтобы заретушировать ярко-фиолетовый колор, вызванный многолетней непрерывной попойкой, которую он пафосно называл «моя жизнь». Надеясь отвлечь внимание от его волчьего взгляда и пивного живота, я нарядил Рыбачку в леопардовую шубу, позаимствованную из гардероба Милены, моей бывшей супруги. Получилось ну просто гламурное кисо, хоть сейчас на гей-парад. В самый раз для столицы, отличный закос под богему. «Только попробуй еще раз назвать меня педагогом!..» – пригрозил Гордей, когда я закончил творить его новый имидж.

И вот тут возникает законный вопрос – зачем мы здесь?

И еще один – на кой так вычурно надругались над своей внешностью?

А ответ простой: скучно было, мы гуляли поблизости, вот и решили зайти на минутку, чтобы убить Президента. Государственный переворот – это же весело. То есть переворачивать мы никого не хотим. Просто надо избавить страну от одной сволочи с тремя подбородками, пока эта сволочь не натворила дел.

– Есть ли в стране обогащенный уран, используемый в ракетах подобного типа? – Рыжий из «3+2» не только одержал окончательную победу над «Вечерним Киевом», но и сумел переорать коллег.

Пока все внимание сконцентрировалось на нем, я, раздвигая народ ударами по почкам и лодыжкам, подобно ледоколу в торосах, медленно, но уверенно продвигался вперед, с каждым покалеченным приближаясь к трибуне. В кильватере у меня пристроился халявщик Рыбачка, и пальцем не пошевеливший, дабы расчистить нам путь к цели. Он, как и я, косил под журналиста и потому обзавелся биометрическим удостоверением – не отличить от настоящего – и беджиком, согласно которому Гордей представлял канал «Галичина», и звали его Павло Шандрук.

– Вопрос понял. – На безжизненном лице Президента шевелились только губы. – Отвечаю. Да, урана более чем достаточно. Враги не все вывезли из страны в девяносто шестом[2]. Кое-что патриоты припрятали, когда в обмен на независимость и признание мировым сообществом мы разоружились. Это было большой ошибкой тогдашнего руководства, а то и диверсией. Уже ведется следствие, виновные понесут наказание…

Раз уж я да Рыбачка явились сюда, чтобы разобраться с гарантом, то логично предположить, что мы как-то пронесли в зал оружие. Но как? Ведь у входа всех обыскивали, а не только заставляли пройти через рамку металлоискателя. Я выдернул из пачки бамбуковую зубочистку и сжал зубами. Можно было, конечно, прихватить пластиковый «глок», на который не среагировал бы металлоискатель, но зачем рисковать, если в зале и так куча стволов? Тут прямо-таки оружейный магазин или филиал армейского склада. Выбирай, что нравится, и одолжи на время у хозяина.

Непонятно выражаюсь?

Намекну: господа палачи, коих на пресс-конференцию нагнали столько, что ко всем журналюгам приставить хватит, одним стволом не ограничиваются, частенько в пару к огнестрелу выбирая экзотику вроде нательного креста-кастета, австралийского боевого бумеранга или дротиков, отравленных кураре.

От экзотики я не в восторге, мне ее во время службы в армии хватило. Так что присмотрел я себе «микро-узи». «Узи» – это то, что надо, если хочешь быстро ликвидировать жертву, максимально нашпиговав ее пулями. Оставалась самая малость – изъять пистолет-пулемет у палача. Тот стоял, развернувшись ко мне гладко выбритым затылком.

Амнистия и закрытие тюрем – в закромах Родины не нашлось средств на содержание ИТК[3] – до крайности обострили криминогенную обстановку в стране. Коррумпированная милиция, о продажности которой рассказывали анекдоты, не могла защитить честных граждан, и ее упразднили. Но разве может свято место пустовать? Ментов сменили палачи. Эти отмороженные ублюдки без суда и следствия выносят приговоры правонарушителям. Обычно – смертные приговоры. У них это называется «узаконить». До последнего времени мне удавалось держаться подальше от убийц-госслужащих, но сегодня я сам иду на контакт – практически отдаюсь в руки правосудия. Шутка.

Нужный мне палач спиной загораживал проход в пустой сектор перед трибуной. Приблизившись к нему вплотную, указательным и большим пальцами я аккуратно приподнял и поддернул ремень. Негоже, чтобы ПП[4] израильского производства обременял своим весом натруженное плечо законника. Доля секунды на все. Еще чуток – и я не тварь дрожащая, но ствол имею.

Рано обрадовался.

Прихлопнув ладонью ремень к плечу, – я едва успел отдернуть пальцы – палач обернулся.

Мы замерли, глядя друг на друга. От удивления окаменели просто. Надо же, какая встреча!

Папа с мамой назвали этого палача Зауром. И череп он вовсе не брил – волосы попросту не росли. Слабое зрение законник компенсировал очками с толстенными линзами, что ничуть не мешало ему быть лучшим стрелком из тех, кого я знал. Он куда-то подевал свой неизменный плащ, поэтому я и не вычислил его среди коллег. Я-то думал, что высокий, худой и к тому же лысый очкарик в своем плаще спит, гадит и принимает душ, не вынимая рук из безразмерных карманов.

Это ж надо такому случиться – из всех палачей, призванных охранять Президента, – а их тут сотня, не меньше! – я решил отжать ствол именно у Заура. Шутка злодейки-судьбы!

Чтобы узаконить меня, он специально прилетел в Вавилон, где я осел, покинув Чернобыль навсегда. И до него многие пытались разлучить мое тело с душой, но только лысый очкарик сумел подобраться к Максу Краю так близко, что едва не отправил на тот свет. Заур почему-то решил, что я повинен в гибели его родных. К счастью, он быстро понял, что моя травленная радиацией тушка не при делах.

Плохая примета, если серьезная заварушка начинается с облома.

– Ты чего здесь?.. – повернув голову обратно, чтобы не привлекать внимания, Заур покосился на меня. Лысина и дужки очков блеснули.

Хорошо, что не назвал меня по имени. Если к слову «Макс» прибавить «Край», в сумме получится выделение слюны у палачей. Они тут же примут охотничью стойку.

– Дружище, я думал, ты помчишься с Ронином разбираться, – уклончиво ответил я, сделав вид, что покашливаю в ладонь. – Или за сестрой будешь присматривать дни и ночи напролет.

Перед тем как мы расстались, Заур поклялся узаконить Ронина, главу преступного клана «Азия». Тот имел неосторожность шантажировать палача, обещая навредить его сестренке, вот уже много лет как прописавшейся в больнице. Да и сам Заур не очень-то здоров: вместо одной руки и ноги у него протезы. Причем искусственной руки он лишился совсем недавно[5].

Так что я не удивился, обнаружив, что Заур еще не полностью укомплектован. Подбородком прижав к плечу ремень «узи», он поднес служебный планшет к уху, вроде как ему позвонили, и буркнул:

– За Танюшей… за сестрой приглядят. Начальство прямо с самолета вызвало. Срочная работа.

– С каких это пор палачи шестерят на Президента?

– С таких. Вчера всю охрану уволили, грешниками оказались… – он замолчал, потом выразительно повел плечом, на котором висел пистолет-пулемет. – Я не видел тебя никогда, если свалишь прямо сейчас. Ясно?

Типа чихнув в пальцы, – кивнув так, я согласился. Заур предложил приемлемый вариант. Не объяснять же ему подробно, корча из себя больного ОРЗ, зачем мне понадобилась аккредитация сюда. Я попятился. И это не отступление, это организованный отход на запасные позиции, как говорят вояки. Если не мозолить очки лысому палачу, можно зайти не по центру, а с фланга… Воспрянув, я схватился за фотоаппарат, как питекантроп при виде мамонта – за каменный топор. Типа я крутой папарацци, у меня даже галстук в горошек. Ай, не тот ракурс, хочу чуток левее, пропустите гения-творца!

– Здорово, Край!!! Иди сюда!!! Тут свободное место есть!!! – услышал я звонкий крик.

Так вопят от радости при встрече с другом.

Я обмер.

Составить ей компанию приглашала Хельга, любовница Заура. Даже розовое вечернее платье отказалось добавить женственности ее плоской груди и надбровным дугам. Перекачанные бицепсы и гладко выбритые виски – ни волосинки, как у подростка-панка – диссонировали с широченными бедрами. На скуластом лице застыли черные, будто ваксой нарисованные, слезинки. Чтобы скрыть от любопытных глаз десны, сплошь в кровавых язвочках, ей стоило поменьше улыбаться.

Познакомились мы в заброшенной вавилонской подземке. Хельга была предводительницей банды «червей» – изгоев, каннибалов и мародеров. Заур, тогда еще мечтавший угробить меня, враз покорил ее нежное сердце. Она оставила банду и отправилась с ним в Киев, как жена декабриста – в Сибирь. Умилительно, ёлы, сейчас расплачусь. Любовь морковью, но какого вообще фикуса он притащил ее на пресс-конференцию?! Типа вывел подругу в свет? Да она ж не знает элементарных правил поведения в приличном обществе! Ну кто – кто?! – повышает голос, когда Президент толкает речь об уране и бомбах?! И особенно – когда собравшиеся в зале вместе с гарантом перевели дух и стало тише, чем в зарытом гробу.

Возглас Хельги, приветливо машущей мне рукой, – она даже вскочила с кресла, хорошо хоть с ногами на него не взобралась – услышали все. Взгляды, как точки от лазерных прицелов, зафиксировались на ней, затем переметнулись на меня. Сотня вооруженных палачей увидела того, чьи данные замарали собой базу данных на самых опасных преступников страны, а то и мира.

Заглушив треск фотоаппаратов, щелкнули предохранители.

Увы, мои оранжевый пиджачок, лиловые брючки и галстук со стрижкой не обманули законников. Неужели я напрасно выскреб лицо бритвой и чуть ли не умылся одеколоном?

– Я тебя не знаю. – Рыбачка, по инерции выплывший из кильватера, шагнул обратно мне за спину.

Надо же, гламурное кисо испугалось за свою леопардовую шкурку!

Ничего, сам справлюсь.

Ощерившись, точно пес, под нос которому сунули кость, сосед Заура – мужчина лет сорока, зализанные назад волосы, носище-картошка – схватил меня за плечо.

Напрасно. Максимка Краевой не терпит панибратства. В тыльную часть его ладони, между сухожилиями и венками, я воткнул бамбуковую зубочистку. Он тотчас убрал руку и отшатнулся. Но-но, не так быстро! У меня иные планы на его счет – хочу познакомиться поближе. Схватив носатого за талию, я прижал его к себе. В глазах Заура мелькнуло удивление пополам с испугом – совсем Край рехнулся! Неспроста приоделся в яркое – сменил ориентацию?!

А вот и не угадал, дружище.

У законника, с которым я собрался станцевать танго, не было «микро-узи», зато он мог поделиться «ингрэмом». Ах, он против? Я хорошенько саданул лбом ему в шнобель, который так и просил, чтобы по нему врезали.

– Всем лечь!!! – взмахнув трофейным стволом над головой, рявкнул я.

Никто даже не пошевелился, чтобы выполнить мое ЦУ.

Я что, так неубедительно выгляжу? Или у меня дефекты речи? Ах ну да, прическа, прикид…

– Край, не дури! Брось оружие! – Заур решил вступить со мной в переговоры.

– Убедил, дружище, – кивнул я ему.

И жахнул из игрушки, сделанной в Атланте, – только гильзы посыпались.

По Президенту жахнул.

К нему как раз подбежали палачи, штук десять серых костюмов. Вовремя вспомнили, что они тут охраняют VIP-персону, а не в потолок плюют. Доля секунды – и тела законников прикрыли бы собой толстого борова, лишив меня удовольствия узнать цвет его крови.

Я не мог им этого позволить.

Тумбу разнесло в щепы, побило микрофоны на ней, досталось и двухцветному флагу, но кое-что я точно всадил в гаранта. Как и сколько я подарил ему пуль, считайте сами, под пивко просматривая запись покушения в замедленном режиме. Мой подвиг засняли бесстрашные папарацци. Ослепленный фотовспышками, я увидел, как из дыр в пиджаке Президента плещет самая обычная кровь… Неужели Максимка Краевой ошибся?!

Из-за меня погиб – или вот-вот скончается – невинный человек?

Не то чтобы я сильно убивался. Одной загубленной душой больше, другой меньше – без разницы, в аду мне бронь уже не снять. Но все-таки…

К счастью – к сожалению? – алые брызги были лишь обманом зрения. Пули поразили цель, но ни миллилитра жидкости, хоть бы даже томатного сока, из гаранта не выплеснулось. Оболоченные куски стали будто угодили в упругое мясное желе, и оно, чуть отпружинив, поглотило их.

Три подбородка вздрогнули. Президент слегка пошатнулся, но выстоял. Дай боже каждому так хорошо себя чувствовать с десятком инородных тел в жизненно важных органах.

Я крутанул головой по сторонам. Мол, видели, да?! Сообразили уже, что из гаранта такой же гуманоид, как из меня – крейсер «Аврора»?!

М-да, такое впечатление, что в зале, забитом людьми, зрячий лишь я один.

Заур наградил меня таким взглядом, что стало понятно: тут не одобряют мой поступок. Затем его кулак врезался мне в челюсть. В глазах вспыхнул фейерверк, ослепив меня вновь. Заложник вырвался из ласковых объятий. Куда ты, дорогой?! Вернись, меня же убьют без тебя! Еще удар, на этот раз по корпусу – ребра, небось, треснули – то ли прикладом вломили, то ли носком ботинка. Из легких пробкой из бутылки шампанского вышибло воздух. Колени подогнулись, я выронил «ингрэм», не жалко – магазин все равно уже пуст.

Голову заполнил звон, кто-то кричал, меня пару раз толкнули, опять ударили. Где-то вдалеке, так мне казалось, выла сирена – сигнал тревоги. Ох, по-мужски крепко ударил Заур, сотрясение наверное… А с виду – суповой набор, соплей перешибешь…

В чувство меня привел щелчок наручников. Запястьям стало тесно. Понятно, что предварительно мне завели руки за спину. Честь упаковать Максимку Краевого досталась Зауру, что он с ловкостью и проделал, пока его коллеги тыкали в меня пламегасителями автоматов и штурмовых винтовок.

Все еще жив я был лишь благодаря прессе.

Слишком много тут собралось журналистов с телекамерами. Это бомжа-воришку можно втихую узаконить в переулке, но не того, кто покушался на Президента.

В голове переключился невидимый тумблер, отвечающий за громкость, – меня оглушил рев сирены. Теперь из встроенных в стены динамиков раздавались вовсе не речи гаранта.

– Один есть. – Справившись со мной, Заур присел у впечатанного мордой в пол Рыбачки. Хоть напарник и не проявил себя в деле, ему тоже не сдобровать. Портрет главаря «Ангелов Зоны» и список его добрых дел без труда отыщется в базе палачей.

– Заурчик, ради святых моторов, что ты… – начал было Гордей, и тут же, охнув, замолчал.

Для лучшей фиксации в пространстве – чтобы не ерзал – лысый очкарик надавил ему коленом между лопаток. Это массаж такой, мануальная терапия. Затем палач споро – одной рукой! – надел на Рыбачку крутейшие «браслеты» из черного пластика или керамики. Такие для любовных игрищ в секс-шопе не купишь, по каталогу не закажешь.

Челюсть болела и не слушалась, но я, выплюнув пару зубов, – лишние были, все равно к дантисту собирался – сумел-таки из себя выдавить:

– Заур, дружище, ты даже не понимаешь, как неправ.

После чего меня стошнило на синий пол. Во рту стало еще на один зуб меньше.

– Жаль, я не узаконил тебя в Парадизе. – Заур провел ладонью по лысине. Верный признак, что нервничает. – Зря ты, Край, покинул Вавилон.

Меня уложили рядом с Рыбачкой – точнее, уронили, пребольно пнув чуть выше поясницы.

У лица то и дело мелькали каблуки – вот армейские ботинки, вот кроссовки, вот чего подороже, но пахнет это «чего» вовсе не деньгами, но запревшими портянками.

– С киллерами что? – визгливо поинтересовались наверху.

– В Управу их, грешников, – распорядился Заур.

Похоже, он у законников вроде командира, по статусу круче остальных.

– Esta bien![6] – взвизгнули вновь, но уже по-иностранному.

– И врачей к Президенту пустите. А то еще отдаст богу душу.

Меня и Рыбачку подняли на ноги. Пару раз в воспитательных целях двинули прикладами, чтобы не вздумали дергаться и стояли ровнее.

Сирена продолжала выть – с оттяжкой, противно.

Ругаясь и размахивая оружием, палачи выпроваживали журналистов из «кинотеатра». Наших-то всех уже вытолкали взашей, не опускаясь до церемоний и любезностей, а теперь пытались без членовредительства избавиться от импортных. Те же старательно играли «твая мая не панимай» – и при этом стояли насмерть, микрофоны и фотоаппараты не прятали, снимали на видео все, что происходило в зале.

Растолкав иностранцев, в зал ворвалась белоснежная медбригада с носилками наперевес, капельницей на стойке и алюминиевыми чемоданами лекарств.

Зазвучало:

– Подготовить к реанимации… посторонним удалиться… антисанитария…

Зондеркоманда в халатах действовала так уверенно и агрессивно, будто ее члены собрались не жизнь гаранту спасти, а зачистить территорию – вплоть до микроорганизмов.

Появление докторов встретили криками.

Поначалу я не понял, что случилось.

Ну, кричит себе народ и пусть. Рот есть, так чего ж не открыть? А потом сообразил: не держат меня, не норовят ударить. Пусто стало вокруг: я, Рыбачка – и все.

Кричали палачи – те, что Президента собой прикрывали во избежание дальнейших посягательств на его государственную жизнь. Недолго, бедолаги, надрывались – секунду, две от силы. Когда я обернулся к расщепленной пулями тумбе, они уже были мертвы. Все. Лежали поломанные, разорванные, смятые, через одного извергающие алые фонтаны из обезглавленных тел.

Вооруженные мужчины, опытные бойцы, чья работа рисковать постоянно жизнью, – и вот так?!

– Святые моторы, Край… – пробормотал Рыбачка, умудрившись встать на колени. – Ах дерьмо!

На все сто согласен – от твари, что еще минуту назад была Президентом, несло, как от сельского нужника в июльский полдень.

Враз медиков точно приколотили гвоздями к полу. Ни шагу дальше! Капельница и чемоданы рухнули на пол, выскользнув из разжатых пальцев.

Представьте себе ангела, потустороннее существо из детской библии или голливудского блокбастера о небесном воинстве, брошенном в бой с силами зла. Представили? Перенесите его в зал для пресс-конференций, на трибуну, и сделайте не белым аки лебедь, но насыщенно-зеленым, как майская травка. А ростом этот хлорофилльный заоблачный посланец метра два с половиной. За считаные секунды вымахал, накинув чуток к метру девяноста исходника-гаранта.

Из спины «ангела» выпирали то ли рудиментарные крылья без перьев и пуха, как у ощипанного бройлера, то ли дополнительные верхние конечности, но тоже недоразвитые, зато с когтями на концах – по три штуки на крыло-руку. Каждый матово-черный коготь сантиметров пятнадцать длиной – мечта мастера маникюра, есть где пилкой разгуляться.

Прежде я видел путника – так называют себя «ангелы» – в начальной стадии трансформации. А эта тварь продолжала изменяться. Драными лоскутами с псевдогаранта сползала одежда, лопнул по швам продырявленный бронежилет, не сумевший защитить слабую плоть сапиенса. С хлюпом всасывало под кожу волосы, разглаживались подбородки. Челюсти деформировались, превращаясь в подобие клюва и удлиняясь, как нос Пиноккио, когда он говорил одну лишь правду и ничего кроме правды.

Вот он какой – разведчик-метаморф, заброшенный в наш мир. Писаный красавчик, м-мать!

С каким же удовольствием я всадил бы очередь-другую промеж фасеточных глаз, пылавших лютой ненавистью не только ко мне и всем людям, но к каждой былинке на Земле!

Понимая, что разоблачение неизбежно, – медики вмиг бы вычислили чужака – он показал свою истинную сущность – на глазах у сотен людей, перед камерами ведущих мировых телеканалов. Небось ему некомфортно в таком виде, ведь его тело вовсе не предназначено для обитания в нашем мире.

– Отходим! Все отходим! – под очками глаза Заура лихорадочно блестели.

Докторишки с радостью подчинились: не рискуя повернуться к метаморфу спиной, попятились к выходу, где угодили в затор. Журналисты отказывались покидать зал, хоть на них и напирали палачи. Представители массмедиа – это отдельный вид хомо сапиенсов с кастрированным инстинктом самосохранения. Нормальные люди при виде путника убрались бы подальше, но только не журналисты – фотоаппараты щелкали, камеры снимали.

Засвербели запястья. Из-за наручников, не иначе.

Сирена наконец заткнулась.

Путник шагнул из-за обломков тумбы. Напряглись смазанные слизью мышцы, обвитые жгутами вен. Трехпалые стопы чвякнули, погрузившись в лужу крови, – много ее натекло из покореженных тел. Слуховые мембраны путника, бледно-зеленые с легким голубым отливом, – располагались они вовсе не на черепе, но чуть ниже выпирающих ребер – завибрировали. Сначала едва заметно, потом с все большей амплитудой и частотой.

Плохая примета, когда путники начинают так делать.

Я-то всего лишь почувствовал сильную боль в запястье, будто его свело судорогой, и больше ничего. Вокруг же происходило что-то не то. Вопя, как ошпаренный, Рыбачка шагнул к выходу из зала, рухнул на колени, а потом лицом вперед, и затрясся в припадке – тело его выгибало дугой, он бился о пол, глаза выпучились.

Заур замер куском мрамора, от которого отсекли все лишнее. Он не дышал, не моргал даже.

С законниками и гостями страны творилось черт знает что. Кто-то рыдал, размазывая сопли по роже, другие хохотали взахлеб. Один палач, низенький, чернявый – из рыдающих – ударил другого, уже икающего от смеха, ножом в живот, чем вызвал у жертвы новый приступ веселья. Это было дико: рукоять финки торчит из брюха, а палач никак не уймется, все ему забавно. Рыжий парень из «3+2» – как тут оказался, «наших» ведь выгнали? – поднял с пола здоровенный матово-черный пистолет, брошенный кем-то из «серых пиджаков». Сунув ствол весельчаку в рот, он нажал на спуск.

Грохот выстрела разбудил меня, хоть я и не спал.

Надо действовать! Пора покончить с этим массовым психозом! Это же тварь зеленая нанесла ментальный удар. Я метнулся к Рыбачке – не очень-то удобно бегать со стянутыми за спиной руками – и пнул его ногой в бок:

– Гордей, хорош припадочного корчить! Вставай!

От боли в запястьях я зашипел – на миг показалось, что кость треснула. Потом стало чуть легче. К моему удивлению, пинок помог – Рыбачка прекратил извиваться выброшенным на берег угрем, на красном от напряжения лице появилось осмысленное выражение.

Один вроде оклемался, уже хорошо. Следующий пункт нашей программы – палач Заур. Его я ткнул плечом в грудь. Очкарик неожиданно легко подался назад и рухнул навзничь – вот только на пол упала уже не статуя, а нормальный человек, что и требовалось.

От боли я стиснул зубы. Надо снять наручники как можно скорей. Нерв там, что ли, защемило?..

– Край, что здесь… – потирая ушибленный затылок, начал было Заур, но тут же замолчал.

Быстрого взгляда по сторонам ему хватило, чтобы оценить обстановку и принять решение. «Микро-узи» затрясся, выпуская очередь за очередью. Сначала лопнула мембрана на левом боку путника, потом пули отрикошетили от костяной пластины, успевшей прикрыть мембрану справа.

Вибрации прекратились, ментальная атака сорвалась.

Рыжий парень удивленно уставился на пистолет в руке. Его тотчас обезоружил тот самый чернявый палач, что ударил коллегу ножом. Рыжий дернулся – и тут же получил рукояткой по затылку.

Все завертелось в ритме ускоренного диджеем вальса, смиксованного с ударниками и басами и бессовестно прерываемого дабстепом.

Щелкнув клювом, путник прыгнул в зал.

Прямо на меня!

И то ли подвели его ноги неокрепшие, только что сделанные, то ли оскользнулся он на крови, но занесло монстра конкретно в сторону – метра на три вправо. Махнув недоразвитыми крыльями в попытке удержать равновесие и достать меня, он рухнул на первый ряд кресел, опрокинув пяток и сломав столько же.

– Край, Рыбачка! Уходите! – Гильзы из «микро-узи» Заура, задорно звеня, сыпались на пол.

Повернувшись к палачу спиной, успевшей обрасти чешуйками костяных пластин – каждая размером с тарелку, метаморф-разведчик прикрылся от пуль. Те лишь выбивали искры из твердого кератина, не в силах продырявить его и добраться до внутренних органов.

Рыбачка перевернулся на живот и встал на колени.

Патроны в «микро-узи» закончились, грохот выстрелов смолк.

Поднимаясь с раздавленных кресел, заворочался путник.

– Арестованным оставаться на своих местах! – держа перед собой пистолет, выкрикнул чернявый палач, зарезавший коллегу.

Голос у него был противный, писклявый. И вопил он с едва заметным акцентом, который, вкупе со смуглой кожей и прической, выдавал в нем отпрыска иммигрантов из Латинской Америки. Рожу чернявого покрывали рытвинки оспин, он то и дело облизывал губы, отчего они влажно блестели.

Заур перезарядил «микро-узи» – одной рукой не очень-то удобно менять пустой магазин на полный.

Ломая и опрокидывая кресла, путник попер на меня и Рыбачку. Недоразвитые лапы-крылья со свистом когтили воздух.

Стараясь не делать резких движений, дабы не дразнить палачей, мы попятились к выходу, закупоренному журналюгами. Эти придурки все еще отказывались покинуть поле боя. Чернявый в растерянности переводил пистолет с Рыбачки на меня, потом на путника, потом опять на меня. Его полтора метра с надбавкой за вредность и каблуками могуче возвышались на пути метаморфа. Когда же монстр приблизился к нему настолько, что вонь стала невыносимой, латинос толкнул арестованного журналиста-рыжика прямо в когтистые лапы.

Тварь походя отмахнулась от репортера. Точно тряпичную куклу его отшвырнуло с прохода – пролетев с десяток метров, тело врезалось в стену и упало без признаков жизни.

Палачи вмиг прекратили попытки выпроводить медийщиков. Те сами уже сообразили, что пора бы и честь знать, а потому одновременно ринулись из помещения, мешая друг другу, толкаясь и ругаясь на десятках языков. Да и мужчинам в сером уже было не до них. Палачи дружно навели стволы на чуждую нашему миру тварь. Это они хорошо сделали. А вот то, что оставили меня и байкера в шубе без своего лестного, но все же чрезмерного внимания, – это вообще отлично.

Пригнувшись, чтобы не попасть под грядущий залп, мы с разбегу врезались в толпу отступающих журналистов.

– Pare![7] Задержите киллеров! – чернявый наконец определился с целью. – Блокировать salida[8]! Не должны уйти!

Заур взглядом попрощался со мной и сделал то, чего ему ни один палач не простит никогда, – навел оружие на коллегу.

– Мигель, убери ствол. – Затем, повернувшись к остальным законникам, он рявкнул: – Не трогать, пусть уходят! Или башку Мигелю продырявлю!

О том, что очкарик отлично стреляет, знали все тут – даже путник. Если уж Заур пообещал всадить пулю в черепушку, то именно туда и всадит, а не в горло или в грудь.

Палачи замешкались. Вроде бы следовало перехватить беглецов, но и обезвредить монстра надо. Тот, кстати, не стоял на месте, ожидая, пока сапиенсы определятся. А еще – святое дело! – не помешает наказать ренегата, поправшего неписаные законы профессии. Да и Мигелю угрожает смертельная опасность…

Доля секунды, еще одна.

Монстр все ближе.

Движения его увереннее. Трансформация близка к завершению, пластины на животе покрылись толстым слоем студнеобразной слизи. Кто знает, на что разведчик-метаморф способен в своем истинном обличье, без примесей человеческих генов?..

– Мадам, разрешите! Прости, дружище! – Воспользовавшись замешательством палачей, Гордей и я проталкивались к выходу. Одного журналюгу боднуть плечом, второго ударить в лодыжку, чтобы не тормозил, третьему – вздумал возмущаться! – врезать лбом в усатое лицо. – Ради святых моторов, господа! Не толпитесь!

Мы достаточно уже вклинились в толпу, чтобы палачи не рискнули по нам стрелять из-за опасения зацепить гражданских. До выхода оставалось метра два, когда сзади все же загрохотало. Не знаю, как Рыбачка, но я не рухнул на пол только потому, что со всех сторон меня держали локти, спины и животы.

К счастью, стволы законников долбили не по толпе, но в путника.

Слишком поздно.

Тело его покрылось защитными роговыми пластинами и слизью – пули отскакивали от бронеплит либо вязли. Метаморф подмял под себя одного палача, когтями рассек надвое того бедолагу, которого я брал в заложники, еще один законник упал с распоротым брюхом… Я отвернулся. Надо поскорее выбраться отсюда, избавиться от наручников – и тогда путник мне за все ответит! Максимка Краевой сделает из него здоровенную зеленую курицу-гриль.

– Стоять! – прорвалось сквозь грохот выстрелов. – Pare!

Вот ведь прилипчивый латинос. Никак не отвяжется.

Рыбачка и я – парочка гламурных подонков – одновременно вывалились в просторный холл.

Теперь осмотреться.

Здоровенные вазоны с пальмами – отличное прикрытие, из-за них можно вести огонь. Кожаные диванчики тоже сгодятся не только для отдыха. Две мраморные лестницы вниз и две наверх. По лестницам, держась за перила, спешили перепуганные люди. В основном – стремились вниз, но были и такие, кому нравится сверху. Светло. Потому что стены из алюминиевых перегородок и толстого стекла.

Сейчас и мы по лестнице… Я повернулся к Рыбачке, чтобы скомандовать спуск, и увидел, как лицо его исказилось, мышцы на нем напряглись, вздулись – гримаса получилась еще та.

В глазах у меня потемнело.

Боль была такая, будто из меня вынули все кости и заменили их раскаленными арматурными прутами, кровь слили, а вместо нее закачали кислоту.

Пришел в себя я уже на полу. Стоя на коленях, пытался унять дрожь, охватившую тело.

– Это наручники… Током. Тебя и меня… – Рыбачку тоже колбасило по-взрослому.

Хай-тек, чтоб его! «Браслеты» запрограммированы останавливать задержанного разрядом, если тот непозволительно удалится от палача, их надевшего.

Крики ужаса и грохот выстрелов слились в какофонию.

Разведчик-метаморф не стал наклоняться, чтобы протиснуться в дверной проем. Зал для пресс-конференций он покинул с гордо поднятой головой – двинул напролом, вынеся кусок стены, обрушив ее и тем самым подняв облако пыли. Ах, если бы путника вырубило куском гипсокартона, удачно свалившимся на темечко! Увы, развеяв мои надежды, зеленая туша – сплошь костяные наросты в слизи – покинула клубы взвеси. Щелкнув клювом, монстр обратил на нас взор припорошенных фасеточных глаз.

Не сговариваясь, Гордей и я вскочили. И даже успели сделать пару шагов, прежде чем новый разряд свалил нас с ног.

Вдох, выдох, опять вдох. Воздух не желал задерживаться в легких.

– Давай, Край!

– Дружище!..

Поднялись плечом к плечу, иначе не получалось. Пошатываясь, сделали шаг, еще… И опять разряд.

Мой мозг небось расплавился, из ушей повалил дым. У Рыбачки вон из носа потекло. Красное…

Метаморф пер за нами, точно танк, обвешанный блоками противокумулятивной защиты. Не обращая внимания на молотящие по спине и бокам пули, он сшибал вазоны и переворачивал кожаные диваны.

Но самое главное – с каждой секундой расстояние между нами сокращалось.

– Дружище!..

– Край, я больше…

– Надо, Рыбачка, надо!

Не вставая с коленей, руки за спиной, мы, как могли, двинули прочь от преследователя. Нас то и дело корчило от разрядов. Чертовы наручники! Гореть в аду тому, кто их изобрел. Я боялся упасть лицом вперед. Если упаду, уже не встану. Не смогу.

Мы обречены. От путника не уйти. Но это еще не повод сдаваться.

И потому мы умудрились чуть ли не ползком пересечь вестибюль.

Из-за боли и Гордей, и я ни хрена не соображали, а потому не видели, куда направляемся. Уткнувшись лбом в стекло, я не сразу понял, что дальше отступать нам некуда. Каждую мою клетку, каждую молекулу трясло, в глазах вспыхивали молнии. Хотелось сдохнуть прямо здесь и сейчас. Но я все же обернулся к подступающему монстру. Привык, знаете ли, встречать врага лицом к его мерзостной роже.

И путник не заставил себя ждать.

Он согнул нижние лапы в коленях, сложившись в нечто, напоминающее лягушку, и прыгнул. Рыбачка не успел, а вот я поднялся в полный рост за миг до того, как монстр сграбастал нас своими лапищами. Перед смертью хотелось увидеть как можно больше. Часть нашей реальности навсегда пропечатается в душе, и я, бестелесный, смогу просматривать картинки-слайды. Справа и слева на лестницах – палачи и журналисты, прямо передо мной распластался в прыжке монстр, клюв его раскрыт, я вижу в нем ряды мелких зубов. А за спиной у меня стена из стекла. За стеклом – город.

И серые фигурки, и крики: «Руки вверх! Руки! Иначе – огонь на поражение!» Да я бы с радостью, но вот беда – мешают «браслеты», будь они трижды прокляты!..

Мне некуда бежать. Всё.

Время спрессовалось в одно мгновение, вместившее в себя множество событий.

Палачи открыли огонь.

Схватив меня и Гордея, монстр прижал нас друг к другу и к пластинам на животе – будто мы трое давно не виделись, рады встрече и с удовольствием обнимаемся. Только бы тварь не надумала похлопать нас по плечам своими когтями. Плохая примета, если в плечо впиваются когти монстра.

Пули защелкали по бронированной спине. Сам того не желая, метаморф прикрыл нас. Но вот беда – он чуток не рассчитал свой прыжок, да и тычки пуль его подтолкнули – со мной и Рыбачкой в объятиях разведчик врезался в стеклянную стену.

Даже толстяка, прыгни он на эту стену с разбега, стекло выдержало бы, но не громадного монстра с двумя спасителями человечества в придачу. Оно уже покрылось трещинами из-за пуль, в него попавших, – не все достались спине путника, – а под нашим напором не смог бы устоять и небоскреб. Вместе с каскадом сверкающих осколков мы отправились в полет с четвертого этажа.

Случись такое в кино, обязательно найдется навес из полосатой ткани или брезента. Он порвется, но все же смягчит падение героев. Или они нырнут в бассейн, подняв фонтан красивых голубых брызг. Сгодится даже мусорный бак, содержимое которого спасет от смертельной деформации костей и внутренних органов.

Но мы не в кино.

У самых бетонных плит внизу путник кошкой вывернулся, приземлившись не на лапы, но на бронированную спину. И все же удар был настолько сильным, что панцирь хрустнул. Меня и Рыбачку вмяло в толстый слой слизи, наросший на животе чудища. Затем нас всех подбросило метра на полтора над плитами и вновь на них опустило.

Когтистые лапы разжались.

Метаморф больше не подавал признаков жизни. Не думаю, что виной тому падение, просто условия нашего мира очень ему не подходили. Представьте, что вас в исподнем закинули на планету с гравитацией в девять «же» и с метановой атмосферой. Сколько вы там протянули бы?..

Чертыхаясь, не веря еще, что жив, я сумел-таки отлипнуть от чрева путника. Рыбачка тоже радостно сквернословил, обретя свободу.

– Святые моторы! Ты говорил, что завалить тварь будет проще простого! – Гордей скатился на плиты. Искусственный мех его леопардовой шубы свалялся, пропитавшись слизью метаморфа, и пах отнюдь не фиалками. Судорожный рывок – и Рыбачка встал на колени. Глаза его бешено сверкали, от пудры на багровом от напряжения лице не осталось и следа. Нос Рыбачки стал насыщенно сизым, будто отыгрываясь разом за весь тональный крем, который я в него втер. М-да, теперь даже сильно обдолбавшись нельзя было принять гордого байкера за гламурное кисо. – И это как два пальца об асфальт?! Да я тебя, Край!..

Мне показалось, что Гордей немного нервничает, поэтому я поспешил его успокоить:

– Дружище, это какой-то неправильный путник. Я в Парадизе другого завалил без проблем.

Не считая того, что перед этим метаморф угробил моего сына. Ну, почти.

Хоть разведчики и способны изменять свои тела, они все же не пришельцы с Альфы Центавра или Тау Кита. Они, как и мы, земляне. В том смысле, что живут на нашей планете, в ином ее варианте, ощущая реальность рецепторами, которых у нас попросту нет. К тому же их цивилизация подчинена одной цели – Всеобщему Единению. Путники верят, что однажды, закончив свой Путь, – захватив все параллельные миры, – они вернутся в исходную точку. В тот же миг реальности объединятся, образовав мир Прародителей, когда-то расслоившийся на великое множество миров. Произойдет Всеобщее Единение.

Как раз следующий Прыжок – из нашего мира дальше – будет последним, кольцо сомкнется.

Вот только кое-кто считает, что единение миров станет катастрофой для нашей планеты – она будет уничтожена…

Сверху, из пролома в стеклянной стене, нами любовались журналисты. Целясь камерами и ведя прицельный огонь из фотоаппаратов, они не давали палачам подступиться к дыре, иначе бы нас уже расстреляли кое-чем посерьезнее, чем баланс белого и фокусное расстояние. Зато от центрального выхода из здания тяжело затопали ботинками вооруженные мужчины в серых костюмах. Метров двести до них по открытой площадке, застеленной тротуарной плиткой. По площадке народ прогуливается. Студенты, рабы в оранжевых робах, мамочки с колясками. И всем интересно, что тут происходит.

– Край, ты понял, что твари зеленые надумали? Президент говорил про ракеты, про удар по террористам. Это война, Край… – Рыбачка озирался по сторонам, высматривая, куда бы нам податься, как скрыться с места преступления. – Зачем тварям ядерная война? Что за интерес жить среди руин?

– Ты думаешь как человек. – Я поднялся на ноги, ощущая тревогу. Что-то не так. Но я никак не мог понять, что именно. – А путники не люди. Они из параллельного мира, у них там климат иной, жизнь другая. Вот и хотят сделать из нашей Земли подобие своей. Горы долой, моря не нужны, и главное – повысить уровень радиации. А как это проще всего сделать? Вот именно, дружище.

Из-за облаков вынырнул вертолет. Винтокрылая машина неприлично качнула пилонами с дырчатыми кассетами. Это намек от пилотов, что они не прочь поделиться с нами парой-тройкой НУР[9] класса «воздух – земля». Еще одна вертушка села на крышу здания. Третью я заметил над проспектом слева. И палачи все ближе, а мы тут лясы точим.

– Слышь, Край, а чего это всех зацепило там, в зале, когда у твари пузо трястись начало, а тебя нет? – Рыбачка кивнул в направлении стоянки неподалеку от здания, из которого мы выпали. То есть предложил уходить тем же способом, как мы сюда прибыли. – Ты что, особенный?

– А те, кто Зону топтал, все особенные. – Я обещал Рыбачке разработать дерзкий план отхода, – гениальный план! – исходя из обстоятельств. Действовали мы нахрапом, наобум и без подготовки. Разве что документами успели разжиться. А все потому, что у нас совсем не было времени. Так что в итоге вся гениальность моего плана состояла в том, что никакого плана не было и в помине.

– Святые моторы, так ведь и я топтал!

Я не стал говорить Рыбачке, что совершать дерзкие вылазки на запретную территорию – это одно, а родиться на зараженной земле – чуточку другое.

Ощущение тревоги усилилось до такой степени, что у меня по лбу заструился пот. Гордею тоже было не по себе. Оба мы знали: что-то не так. Потому-то и все эти беседы по душам и за жизнь, когда действовать надо, а не торчать у зловонной туши метаморфа. Но иногда поспешить – это не людей насмешить, а прямо в гроб угодить, извините за рифму.

– Наручники… – начал Рыбачка.

– Больше не бьют током, – закончил я.

И тотчас «браслеты» у нас на запястьях противненько задребезжали, как мобильники на вибровызове. Кто бы знал, как мне это не понравилось.

Не говоря больше ни слова, мы стали спиной к спине.

Вынужден признать: мозги у Рыбачки не до конца перцовкой выело, талант так просто не пропьешь. Да и я за годы мирной жизни не разучился избавляться от «браслетов» – какими бы крутыми они ни были, принцип действия всегда тот же. Секунда, еще одна – и мы помогли друг другу вновь стать свободными людьми.

Пока что свободными.

И пока что живыми.

Только наручники упали на бетон, как из внутренней поверхности «браслетов» с щелчком выдвинулись иглы, из которых брызнуло прозрачной жидкостью. В лучшем случае это была седактивная дрянь для успокоения особо бурных преступников. В худшем – примерно то же, но с необратимым эффектом. Твою мать, чего только палачи не придумают!

Загрохотали выстрелы.

Падая и пригибаясь под свистящими над головами пулями, чуть ли не ползком мы бросились прочь от слуг Закона и навеки замершего монстра. Во взгляде Рыбачки я прочел торжественную клятву – он божился надругаться над моим хладным трупом при первой же возможности.

Ободрав одежку и руки, мы перелезли через сетчатый забор, огораживающий стоянку.

И вот тут настала моя очередь ругаться на чем свет стоит.

Голова раскалывалась, меня мутило, во рту не хватало зубов, в меня стреляли, но все это ерунда в сравнении с тем ужасом, который меня поджидал на асфальте, размеченном белыми полосами. Нет! Только не это! Не может быть! Ну за что, господи?!.

Танка не оказалось на месте.

Если кто не в курсе, Танк – это джип 4×4, под капотом мощный турбодизель. Прожекторы на крыше, тонированные стекла и телевизор в салоне. Полный фарш. Если совершенство существует, то это Танк. Иногда мне кажется, что свою тачку я люблю больше чем сына, а сына я обожаю беспредельно.

– Твою мать!!! – Там, где еще недавно стоял мой джип, прямоугольник асфальта выглядел осиротевшим, покинутым. Я завертел головой, мечтая высмотреть, куда телепортировался Танк. Вдруг – хотя быть такого не может – я что-то перепутал.

Грохот автоматных очередей, мусорный ветер, поднятый «вертушкой», Рыбачка, отрывающий мне рукав пиджака… Все это тлен, всего этого больше не существовало для меня.

Я будто попал на заводскую стоянку КРАЗа – сплошь черные громоздкие «Вепри» рядами. Каждый агрегат с агрессивными рогами-бамперами и пафосным кожаным салоном. На подножку встать сможет разве что каратист, умеющий задирать ноги выше затылка. Палачи обожают отечественные «тазы». Как же они свои от чужих отличают? Все «Вепри» одинакового цвета, вообще внешне – как под копирку. Только номера разные.

Ряды тачек-клонов аж до самого выезда со стоянки. Там у будки для охранника притормозил пикап-эвакуатор с краном сразу за кабиной. Он только что вырулил из-за размалеванных расписанных автобусов, на которых сюда примчали телевизионщики. У шлагбаума, перегораживающего выезд, тусовались встревоженные заварухой палачи – с десяток, автоматы сняты с предохранителей, приклады к плечам.

Закрыв глаза, – в них попала пыль, поднятая вертолетом, – я выдал полный отчаяния стон и, как мог быстро, побежал к шлагбауму, к палачам и – главное! – к эвакуатору. Все равно через сетку ограждения уже карабкались парни в серых пиджаках.

– Край, ты чего?! Совсем рехнулся?! – раздалось сзади.

– За мной! – велел я, вскинув над головой руки в универсальном жесте признания поражения и чуть ли не христианской покорности. – Есть гениальный план.

Высокие сапоги Рыбачки забухали по асфальту следом.

На бегу я чуть обернулся:

– Что бы ни случилось, не останавливайся. Понял?!

Тяжело сопя, он кивнул.

– Никого не впускать, не выпускать, сдаемся! – проорал я, приближаясь к палачам у шлагбаума. Руки я не забывал держать высоко над головой.

Палачи настолько офигели от моей наглости, что не подумали даже открыть огонь. Небось впервые видели, чтобы преступники так торопились лишиться свободы, а то и жизни – резво, чуть ли не спотыкаясь. Один из офигевших – какой хороший человек, обожаю таких! – махнул охраннику стоянки, чтобы не поднимал шлагбаум. Пожав плечами, тот подчинился, чем разозлил водителя эвакуатора, здоровенного бородача в клетчатой рубахе, которую он, видать, ни разу не снимал и не стирал с того момента, как впервые надел лет двадцать назад.

Вертолет кружил над стоянкой. Через забор перелезло уже с десяток законников. Рыбачка и я спешили к шлагбауму. А бородач выбрался из своего эвакуатора и, размахивая монтировкой, принялся рассказывать о своих правах и о том, что чихать он хотел в серые пиджаки и подтирался он ими же. Зря он так. То есть нам это, конечно, на руку, а вот ему…

Крики бородача отвлекли часть слуг Закона, заблокировавших выезд со стоянки. Уж больно грозно выглядел здоровяк с куском железа – того и гляди, проломит кому-нибудь череп. На него навели оружие. Увы, пяток законников продолжали следить за спринтерами, что духу мчавшими к ним, то есть за мной и Рыбачкой.

«Мокрые» от геля волосы палачей были зачесаны назад. Такое впечатление, что эти парни только что из душа. Правда, один из них – бунтарь! – свой жидкий пушок зачесал влево с пробором. Вот он-то и очнулся первым.

– Стоять! – Бунтарь выстрелил поверх наших голов.

Его требование шло вразрез с моим планом.

Памятуя о наказе ни в коем случае не тормозить, Рыбачка заковылял быстрее. И правильно сделал. Внезапность – вот что нас спасет.

Выходка бунтаря неимоверно возбудила бородача – грохнуло ведь у него над ухом. Выпучив глаза, с криком «Вы чего это?!» он обрушил монтировку на ближайшую зализанную прическу, тут же окрасив пробор алым. Уронив автомат, ушибленный палач схватился за голову. На водилу, размахивающего железякой, тут же накинулись двое законников. Нет чтобы просто пристрелить, пока не покалечил себя или еще кого. Вот что значит эффект неожиданности!

Из будки выскочил охранник – что ж вы моего кума бьете, сволочи?! – и ввязался в потасовку, оттянув на себя последних палачей, не спускавших глаз с меня и Рыбачки. Да и чего на нас пялиться? Мы не вооружены, сдаемся, угрозы вообще не представляем – в отличие от бородача и его родственника.

Вот что значит – гражданские.

В палачи не берут тех, кто отслужил в армии. Это условие необходимое, но не достаточное…

Не о том думаю. Надо незаметно проникнуть в Танк, а Рыбачке… Просто отлично, что мы знакомы много лет. Гордей уже мысли мои читает, а потому могу пасть не разевать. Что весьма ценно, когда действовать надо быстро, почти рефлекторно.

Хрипло дыша, я взобрался на эвакуатор. Вернусь домой – начну бегать по утрам трусцой, в трусах и с «калашом» на плече. На кой я полез на пикап? Да потому что на его платформу погрузили мой любимый джип! Открыв дверцу, я проскользнул за руль Танка. Ключ в замок зажигания… Ну давай же, дружище, давай!

Отцепив крюк крана, Рыбачка занялся рычагами управления платформой. Гидравлика – ее жужжание не было слышно в той кутерьме, что творилась вокруг, – приподняла ближний к кабине край. Танк задом скатился на асфальт, едва не задавив первого подоспевшего преследователя из тех, что одолели ограждение. Движок рыкнул. Гордей запрыгнул в салон, беспардонно плюхнувшись измазанным в слизи задом на соседнюю сидушку. Вандал!

Потасовка у шлагбаума тут же прекратилась. Палачи не ожидали от нас такой прыти, поэтому замешкались, сразу не открыли огонь.

А миг иногда – это целая жизнь.

Оранжевый – очень приметный – Танк сорвался с места, снес шлагбаум и проехал метров пятнадцать, прежде чем нам пришлось полагаться на меткость стрелков. Загрохотали автоматы, очередью вынесло заднее стекло. Рыбачка и я одновременно пригнулись. Пальба беспорядочная, никто не догадался жахнуть по колесам, так что – не дай боже! – попадут еще случайно. А оно нам надо?..

– Жми, Край! Жми, ради святых моторов! Газку давай! – Рыбачка не мог усидеть на кресле, аж подпрыгивал. Дай ему волю, выбросит меня из машины на ходу и сам за руль усядется. Байкер хренов, алкоголик несчастный. Уже вытащил из бардачка флягу с вискарем и присосался. Не может потерпеть, пока выберемся из передряги.

Я глянул в зеркало заднего вида. Вертолет снизился и, вращая лопастями, сел прямо на дорогу за нами. Пригнувшись, его оббегали палачи. Дверца винтокрылой машины откатилась, и наружу выпал черный ком, который мгновенно распластался по асфальту живым нефтяным пятном, расплывающимся, меняющим очертания. Вот пятно достигло одного палача, второго, третьего…

Вывернув руль, я швырнул джип в переулок. Из-под колес метнулись в небо потревоженные голуби.

– Что это было?.. – прохрипел я.

– Где? – глотнув из фляги, Рыбачка блаженно откинулся на кресле.

Наверное, показалось. Столько всего случилось. Да и по голове меня очкарик сильно ударил. Точно – показалось. Я еще раз посмотрел назад, а потом джип выскочил из переулка на проспект, заставив с визгом притормозить пару авто. Никого следом. А ведь должна быть погоня. Палачи на «Вепрях» или хотя бы мотоциклах. На велосипедах, в конце концов, или скейтбордах. А то как-то несерьезно. Мы что с Рыбачкой зря устроили покушение?

Ну и бред лезет в голову. Наверное, всех палачей сейчас стягивают к Дворцу заседаний, операцию «Перехват» вот-вот объявят, если не уже.

Сбавив скорость, чтобы не привлекать внимание, на перекрестке свернул налево. Потом направо. Мелькали улицы, вдоль бордюров тянулись к небу каштаны и приглашали выбросить мусор мимо урны. Разок мои нервы не выдержали, показалось, что нас преследует красная «девятка». Утопил педаль газа, Танк промчался на красный под аккомпанемент клаксонов.

Свернув во дворы, покружил немного. Нашел тихое местечко, остановился.

Выскочив из Танка, вместе с Рыбачкой живо сменил номерные знаки. После чего я уже сам – Гордею такое доверить нельзя – принялся сдирать с джипа пласты оранжевой липкой пленки, обнажив родной черный цвет и знак радиационной опасности на капоте. Теперь, если не обращать внимания на разбитое стекло сзади, внешне мой Танк неотличим от тысяч тачек, колесящих по Киеву.

Вернувшись в салон, поспешили убраться с места перевоплощения.

Отхлебнув из фляги, Рыбачка включил телевизор, встроенный в приборную панель, и задумчиво уставился на экран, показывая тем, что дискуссия окончена.

– Оторвались вроде? – Я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. – Ну и отлично.

– А что толку? – Рыбачка не разделял моего оптимизма. Типа жутко недоволен тем, что зеленый монстр нас не сожрал, а палачи не пристрелили. – Из города нам теперь не выбраться…

Накануне Президент объявил призыв, снизив возрастной порог до четырнадцати лет. Так уж получилось, что моему сыну Патрику как раз столько исполнилось. Но в армии ему делать нечего. Он на мотоцикл копит, чтобы девчонок катать. И раз уж я по часам вычислил, что Президент наш – путник, следовало решить вопрос быстро и жестко. Это потом уже, на пресс-конференции, я понял, что все куда серьезней, ведь вот-вот разразится тотальная ядерная война.

Так что одним махом два дела сделали, завалив метаморфа!

– Что толку, говоришь? – Я подмигнул Рыбачке. – Дружище, мы с тобой не просто Президента грохнули, мы чужака разоблачили. Сейчас по всему миру такой вой поднимется! Столько ж людей видели, а главное – столько камер снимало его настоящую рожу.

Мы свернули в очередной неприметный переулок.

– Тихо что-то, – буркнул Гордей, глядя на экран телевизора. – Ни один канал ничего такого не передает. А есть же оппозиция, ей вообще в радость и без повода Президента в говно втоптать. Молчат все. Как и не было ничего.

У меня появилось нехорошее предчувствие.

– Быть такого не может, дружище. – Притормозив у обочины, я отобрал у него пульт и сам принялся листать каналы.