Я заберу твои слёзы

Глава 2

Кэйа… Сестра.

Ее голос звучал как будто внутри сознания Стеина.

Он стоял у «ворот фьорда», как раз там, где она стояла в тот миг, когда он увидел ее в последний раз. Пенящиеся волны зеленоватого цвета бились о большой валун под его ногами, и ботинки его уже промокли насквозь. Ветер рассвирепел по сравнению с тем, что было утром, накрапывал мелкий и противный дождь. Норсенг продрог и стучал зубами, глядя в размытую сероватым туманом даль, в которой кое-где мелькали далекие рыбацкие лодки.

Кэйа…

Ему казалось, что она говорила ему о своих воспоминаниях из детства. О том, что смогла пронести через многие годы и чего не смогла стереть ее замужняя жизнь. Об отце, о матери, о том, как маленький Стеин и его сестренка бродили по берегу родного фьорда, сбежав с уроков…

Торстеин плакал. Он даже не предполагал, что Кэйа помнила так много.

- Вернись ко мне, сестра, - умолял он одними губами, но она неизменно отвечала:

- Я не могу вернуться отсюда, Стеин. Разве что ты придешь ко мне. Ведь со мной наша мама. Я наконец-то нашла ее…

- Значит, мне нужно всего только умереть, чтобы воссоединиться с вами? – вздрогнув, спросил Торстеин, и глаза его вдруг загорелись холодной решимостью.

- О, нет-нет! – воскликнула Кэйа. – Зачем тебе умирать? Ведь мы с мамой не умерли – мы просто навсегда ушли. Навсегда… Знаешь, Стеин, на самом деле с нашей стороны было глупостью ждать возвращения мамы. Мы должны были сами пойти и найти ее. Должны были… Я ушла. И вот мы с ней наконец-то вместе. Приди же к нам!

Приди, приди…

- Но как я найду дорогу? – спросил он.

- Ты хорошо меня слышишь, брат?

- Да.

- Тогда я буду вести тебя. Слушай мой голос – и ты не собьешься с пути. Просто слушай мой голос – и иди. Без сомнений и страхов. Иди же!

- Я иду, - выдохнул Стеин.

И, подняв повыше меховой ворот своего теплого тулупа, он решительно зашагал к берегу по скользким камням, намереваясь дальше идти на восток, ведь именно оттуда теперь звучал голос Кэйи.

- Идем, Стеин, - ласково звала сестра. – Идем, мой милый брат… Вот сюда. Скоро мы будем вместе. Опять…

Так она звала его, и Торстеин шел. Однако не успел он выйти на ровную и пологую часть берега, как зов Кэйи внезапно оборвался.

- Кэйа! Где ты? Ответь мне, сестренка. Почему ты молчишь? КЭЙААА!!!

Ему ответило лишь эхо (хотя скалистые утесы он уже оставил позади), но, прислушавшись в надежде услышать в нем голос сестры, Стеин вдруг различил отрывок какой-то песни.

Неприятный холодок пробежал по спине Стеина. Он узнал голос.

Келда.

Но ведь она ушла за Валькири…

- Когда-нибудь ты допоешь мне ее до конца, хорошо? – попросила ты, улыбаясь.

Ты всегда улыбаешься, когда она поет.

Твои глаза блестят.

- Идет, - ответила тебе та, другая. – Когда подберу нужные слова для продолжения, обязательно допою.

- Это хорошо. Я буду очень ждать…

Обескураженный и расстроенный, Стеин плелся домой, опустив голову. В уголках его глаз блестели слезы, и он старался спрятать их от любопытных взглядов попадающихся ему на пути рыбаков.

Господи, как же он устал от людей и от их постоянного перешептывания вроде:

- Да, не завидую я нашему Норсенгу.

- А ведь я тебе говорил, что с его семьей дело неладно. Как в воду глядел…

Он шел, с трудом отрывая все еще мокрые ноги от земли, и трава шелестела под подошвами его ботинок. Лишь этот мягкий звук и успокаивал его.

Ничего страшного. Как-нибудь в другой раз…

Но почему же Келда помешала ему уйти вслед за Кэйей? Почему?

- Здравствуй, Стеин.

Он вздрогнул, машинально остановился и поднял глаза. Перед ним стоял Роальд, бледный и измученный.

- У тебя паршивый вид, - мрачно заметил Торстеин, вновь опуская голову.

- Мой дедушка умер, - еще более мрачно сказал Роальд.

- Сожалею. Из-за чего?

- Не знаю. Он долго болел… Должно быть, сердце совсем ослабело.

Роальд, как и его собеседник, смотрел в землю.

- Ты слышал Кэйю? – спросил он после довольно длительной паузы. – Она опять говорила с тобой?

Стеин горько усмехнулся.

- Да. Говорила. Вот только наш разговор был внезапно прерван… Келдой.

Роальд напрягся и побледнел еще сильнее, его синие глаза уткнулись в ледяные очи двоюродного брата и смотрели со страхом и беспокойством.

- Ты говорил с Келдой? – негромко спросил Роальд.

- Нет. Я слышал ее голос, но она обращалась не ко мне. Она просто пела.

- Пела? А я… я могу ее услышать?

Стеин поглядел на Роальда с тревогой. Паршивый вид? Это было еще мягко сказано. Абель исхудал, и изрядно потертая одежда висела на нем мешком, волосы были взлохмачены, да и выбрит Роальд был плохо. Губы потрескались, глаза покраснели и воспалились от длительного недосыпания, под ними темнели большие круги. Он весь дрожал.

- Ты сильно изменился за последние три недели, - буркнул Торстеин. – Ты когда хоть в зеркало на себя смотрел?

- Знаешь, мне было как-то не до этого, Стеин, - спокойно ответил Абель, однако под конец фразы голос его дрогнул.

- Прости.

Стеину было известно, что происходило в доме у Валенов. Бедняга Отто болел и вот теперь умер. Его сына, Карла Валена, вместе со всей их бригадой строителей все чаще стали отправлять в соседние деревеньки, так что он почти не бывал дома. Ребекка хворала, пусть и не так тяжело, как Отто, и все же Роальд жутко за нее беспокоился. А сам он… Он ходил к фьорду так же часто, как его двоюродный брат. Один раз Стеин даже был свидетелем его разговора с Холдором Сорбо. И разговор этот был далеко не из приятных. Каждый раз, возвращаясь после очередной прогулки вдоль узкого залива, Роальд на весь день запирался у себя в комнате и не желал никого видеть. Ребекка замечала его ужасное подавленное состояние и от этого только сильнее переживала и хуже себя чувствовала. Единственным адекватным человеком в доме был Кай, которому пришлось бросить в школу и стать рыбаком. Он пошел в команду к Петтеру Буллю, сдружился с Коли и Гарольдом, но под родной крышей обычно чувствовал себя не в своей тарелке.

И почему Роальд продолжает ходить к фьорду, если это приносит ему все новые и новые переживания? Ему, Стеину, голоса матери и Кэйи хотя бы дарят светлые минуты радости.

Поддавшись этим невеселым размышлениям, Норсенг не сразу заметил, что Роальд уже прошел мимо него и побрел дальше, к заливу. Пожав плечами, Стеин отвернулся от его удаляющейся фигуры, и пошел в противоположную сторону.

Сегодня он не смог уйти следом за ними…

Но, может быть, завтра…

Справа от него шумел океан…

Жди, Стеин… У тебя пока есть еще выбор. Но только пока.

Выбирай быстрее.

Времени мало…

Роальд сидел на камнях у самого обрыва, и ноги его висели прямо над пропастью. Он смотрел на поверхность воды и думал: «Если закружится голова – мне конец». Какой близкой и какой желанной показалась ему смерть в эту минуту…

В руках он держал отцовскую брошь. Пальцы непроизвольно поглаживали гладкую белую жемчужину, в то время как губы едва слышно шептали:

- Ну где же ты? Отзовись… Ты ведь обещал, что придешь сегодня.

И Холдор пришел. Не сразу, но все-таки пришел.

- Зачем ты опять позвал меня?

- Я больше не представляю своей жизни без твоего голоса, отец.

- Ты сам слышишь, что говоришь? Разве должно мужчине так унижать себя? Разве ты забыл, что ты – Сорбо?

Роальд промолчал и еще ниже опустил голову. Да, он унижал самого себя и понимал это, и ему было противно осознавать себя таким… жалким. Но он ничего не мог с собой поделать, ведь если бы он теперь отпустил отца… если бы он позволил ему уйти – он бы умер.

Жизнь итак потеряла для него всякий смысл. Зачем жить? Он не понимал.

Он убил Отто. Своими страданиями, своими пустыми глазами он его убил. Он убивает Ребекку… Он губит всех, кого любит. И это началось еще двадцать семь лет назад, когда он погубил свою мать.

Всю свою жизнь, на которую у него изначально не было прав, Роальд посвятил тому, чтобы расквитаться с Томасом за смерть отца, чтобы доказать вину презренного старика всем, кто принимал его за святого. Двадцать долгих лет последние слова Холдора сталью звенели в голове мальчика, а затем юноши: «Отомсти за отца и деда».

Отомсти…

И Роальд мстил. Мстил так, как только мог, учитывая моральные принципы, делая поправку на то, что не был до конца уверен… Но все, что он делал, он делал со словом «отец» на губах, все ЭТО было ради НЕГО!

Роальд боролся ради него. Ему пришлось многое в себе поломать, чтобы дойти до конца, но он все-таки дошел. И вырвал победу из лап судьбы, несмотря на все ее преграды: его происхождение, фамилию, время… Вырвал, выцарапал, завоевал. Для него. И даже когда отец отвернулся от Роальда, даже когда отец плюнул на все, махнул рукой, бросил его, предал, он не отступил, не сошел с пути, а пошел дальше. И победил, и, как обещал, сложил эту победу к ЕГО ногам вместе со всеми своими жертвами. Всю свою жизнь он отдал отцу…

Но ОН не взял.

Все было напрасно.

Роальд добывал победу потом и кровью. Настоящей кровью… Его победа стала отчаянным, яростным криком израненной души – души истерзанной, разорванной на части… Ему пришлось заплатить такую огромную цену…

Но когда отец увидел все то, что его сын завоевал ради него, у своих ног, что он сделал? Он лишь презрительно обронил:

- Мне не нужно это, глупый мальчишка.

Но чего же тогда он хотел? Зачем приходил даже тогда, когда Роальд не звал его?

- Роальд! – голос Холдора вернул молодого человека к действительности. – Если ты действительно хочешь сделать мне подарок, сын, отдай мне не жизнь свою, а душу.

- Зачем ты просишь об этом? Моя душа итак давно уже твоя.

- О, нет! – голос отца превратился вдруг в почти змеиное шипение. – Нет… Я имел в виду, отдай в буквальном смысле. Следуй за мной. Когда ты дойдешь до нужного места, ты поймешь. Место то называется Омганг, и это туда отправилась твоя любимая. Там ты отдашь мне душу. И только тогда я скажу тебе: наконец-то ты осчастливил своего отца-мертвеца, сынок! Идем же за мной… Прямо сейчас.

Тяжело дыша, Роальд встал и отошел от края обрыва.

- Идем! – настойчивее повторил Холдор, и ветер унес его голос на восток…

На восток. В Омганг.

Роальд сделал глубокий вдох и шагнул вслед за ветром.

- Я иду, отец, - обреченно и безнадежно прошептал он и вытянул вперед руку, будто пытаясь схватиться за мелькающий впереди незримый хвост ветра – быстрейшего из скакунов. Чтобы не сбиться с тернистого пути…

Но внезапно будто светлый луч солнца пробился сквозь тучи его потемневшего сознания и озарил затуманенный разум дивным и теплым светом. Перед глазами Роальда вдруг ясно встал образ Келды, и ее лицо было встревоженным и бледным.

- Нет, Роальд, - прошептала она, качая головой. – Нет… Не надо…

Он остановился.

- Роальд! – крикнул отец. – Ты идешь? Ты слышишь меня? Роальд!

Тонкая струйка холодного пота сбежала по виску Роальда, сердце билось как бешенное, а в ушах шумело. Отдернув протянутую руку, он резко развернулся и, стремительно сорвавшись с места, бегом бросился к деревне.

- Келда, ты разговаривала во сне этой ночью.

- Разговаривала во сне?

- Да.

- И о чем это я, интересно знать, говорила? О многом?

- Вовсе нет. Ты сказала всего несколько слов: нет, Роальд, нет. Не надо.

- Ах, вот оно что…

- Да… Что с тобой, Келда? Ты плачешь?

- Нет