Я.Я.Я

День 1,5

Не знаю, с чего начать. Описать общие впечатления или сразу перейти к частным? На часах половина пятого, до вечерней встречи еще полтора часа. Решил занять свое время описанием произошедшего. В общем, все оказалось не так уж и плохо, общение меня порадовало.

Сперва я пошел к дому с красной крышей. Он действительно был рядом. Оказалось, что дом принадлежит местному врачу Никите Соломоновичу. Дом был обставлен довольно минималистично. Прием был радушный, можно сказать даже чересчур. В какой- то момент мое приглашение перетекло в полноценный врачебный досмотр. Поначалу я сопротивлялся, но затем подумал, что подобное не помешает в сложившейся ситуации. Ничего особо нового я не услышал. «Будьте спокойны и пейте больше чаю, хехе»– резюмировал станичный врач. Но все же кое- что в нашем небольшом разговоре меня насторожило. Никита Соломонович спросил у меня:

– Василе, дорогой, а вы так и не вспомнили про тот вечер?

– Что- то всплывает в памяти, но для меня это слишком травматично, если честно.

– Понимаю- понимаю, а каких- то странных позывов не было?

– В каком плане?

– Ну знаете, после различных травм у людей могут наблюдаться изменения в поведении, свидетельствующие о травмах. Например, упадет Вам на вашу светлую голову что- нибудь эдакое, вы голову почешите, пойдете дальше, а разум зародит стойкое желание съесть квашенной капусты, при этом к квашенной капусте вы до этого сто лет не прикасались, да еще бы столько же не прикасались бы. А потом окажется, что у вас там травма какая опасная, а вы- то и не придали значения позывам организма.

Меня такой подход к медицине довольно удивил:

– Никогда не слышал о таком медицинском методе, но я от медицины довольно далек, поэтому буду теперь к себе более чуток.

– Передовые методики, друг мой, хехе! Что- то я совсем закружился. Простите меня пожалуйста, нужно подготовить список покупок для Алексея Димитрича. Без лекарств сейчас никак. Приду сегодня обязательно. Спасибо вам большое, Василе, что пришли и пригласили.– ответил мне Никита Соломонович уже погруженный в свои собственные думы.

Я благодарен станичному врачу за такое чувство такта, у меня всегда были проблемы с завершением диалогов. Язык существует уже столько лет, а конец человеческой коммуникации все равно иногда чувствуется невероятно неловко, забавный парадокс.

Следующим пунктом моего маршрута был дом возле почты. Свой путь я строил по принципу- «Что будет ближе, туда и пойду». Небольшие масштабы станицы давали определенные преимущества. Дом с желтой крышей недалеко от почты был найден в считанные секунды. Он встретил меня довольно высоким деревянным забором. Такой еще красил Том Сойер. Впрочем, деревянная калитка была открыта и ставила под сомнение защитные функции забора. Вполне возможно, что он тут стоял для усыпления бдительности домочадцев. Дверь дома была заперта. Ждал я уж точно минут десять, за это время я успел обдумать свой слог. Вдруг, после того, как я выберусь отсюда мне посчастливится показать или даже издать свой дневник? На такой случай, нужно уметь удержать читателя, хотя куда уж там. Унять тряску в руках- то не могу уже минут двадцать, а тут еще незримого гипотетического читателя этими самыми трясущимися руками удерживать. Мои рассуждения прервала скрипучая дверь, отворившаяся настежь. Кое- что я осознал только сейчас, на улице не было и полудня, а внутри дома стояла непроглядная тьма. Из этой тьмы вынырнул ребенок лет тринадцати и буркнул что- то между «Здрсте» и «Дбре утро». В ответ я начал произносить типичную ритуальную пригласительную речь. Мальчуган махнул головой и резко захлопнул дверь. Обрадовавшись тому, что ничего страшного не произошло, я выдохнул и осмотрелся. Дом с черной крышей рядом с лесом был прямо по улице, мои ноги инстинктивно зашагали в его сторону.

Лес монолитным рядом возвышался над близлежащими домами, укутывая их в прохладную тень. Гигантские зеленые природные изваяния создавали уют и задавали тон всей деревне. На веранде нужного мне дома стояла фигура. Меня встречал мужчина лет сорока семи с волосами, собранными в хвост. Ростом он был чуть выше меня, лицо украшали очки в стильной оправе. Его волосы поблескивали цветом каштанов, глаза были полны жизнерадостной усталости. Сочетание странное, но я не раз видел такой взгляд в своей жизни. Он замахал своей большой рукой, только стоило приблизится к калитке. В этот момент с моим сознанием произошло какое- то помутнение. Не то, чтобы произошло что- то пугающее или тревожащее меня. Очень трудно описать. Произошла дереализация, я как будто наблюдал процесс знакомства со стороны. И выглядело это так, будто кто- то экранизировал Унылую пору очей очарования в виде музыкального клипа. Речь моего собеседника покидала его рот подобно реке. Отвечать ему совершенно не хотелось, хотелось слушать. Передо мной стоял человек не ищущий, но знающий. Это выражалось совсем не в содержании его речи. Все дело было в выражениях, ударениях, темпе и композиции. С одной стороны, она была такой, будто ее произносит литературный персонаж. Все по методичке, как меня учили в университете. Но с другой стороны, эта методичка использовалась настолько свободно, что чувствовалось что- то эдакое в стоящем передо мной коричневоволосом незнакомце:

– Ва- а- а- силе, здравствуй. Рад видеть тебя в таком добром здравии! Не представляешь, как разрывалось мое сердце, когда я увидел тебя лежащим в беспамятстве на кровати в доме Богдана Алексеевича. Ты, наверное, меня не запомнил. Не до этого было воспаленному разуму. Там бы частицы себя сохранить, что уж до других? Но это все лирика жизни. Что случилось? Неужели что- то настолько срочное, что ты в своем нынешнем состоянии пришел ко мне?

– Вы были в доме Богдана Алексеевича в тот день? Если честно, я вообще не помню, как именно оказался там. Никита Соломонович сказал, что это все последствия травмы, поэтому простите. А много людей вообще слышали про мою ситуацию?

– Хм. Как сказать тебе, Василе. В Страророговской живет ровно 106 человек и 107, когда приезжает Алексей Митрич. Собственно, вот 107 человек знают о вашей ситуации, будьте уверены. К дому Богдана Алексеевича до сих пор не выстроилась вся эта толпа исключительно из- за того, что наш врач обещал бросаться с кулаками на любого, кто потревожит вас. Надеюсь, вы не привели его с собой?– довольно весело, вытирая пот со лба говорил веселый мужчина.

– Мне ничего такого не говорили. От такой заботы я только краснею. Кстати, очень рад знакомству. Как вас зовут?– помявшись спросил я.

– Будете смеяться и не верить мне, но мама подарила мне имя «Джотто», в паспорте так и написано, могу показать. Джотто Иванович. Мне, конечно, больше нравилось в детстве имя Андрей, но я как- то свыкся. Слушай, Василе, так чего ты тут делаешь?

– Ехал на практику, но завернул не туда. Поезд уехал. Потом какие- то люди в балахонах. И вот я здесь.– совершенно серьезно ответил я.

– Ты не понял меня. Что привело тебя сюда ко мне в дом?– весело спросил Джотто Иванович.

– Ой, извините! Богдан Алексеевич устраивает званый ужин сегодня в шесть вечера и вас попросили пригласить лично.Все это видимо для того, чтобы я познакомился с людьми здесь. Но я пока знаю только одного человека с какой- то профессией. Не в обиду всем, кого я тут знаю. Наверное, дело в том, что я не слишком интересуюсь. Чем занимаетесь здесь вы?

– Василе, я думал, что мы все обговорили. Можно уже на «ты», я тебя почти нагим видел, а ты стесняешься словоформ. Если оглянешься, то поймешь, чем заняты были руки мои очень долгое время – сказал Джотто Иванович раскинув руки.

– Не совсем понял. Высадка леса?– замявшись спросил я.

– Лес выстроился здесь без моих усилий. Нет. Я построил здесь каждый дом. Я знаю каждый кирпич, каждый кусочек дерева. Каждый материал встречал мои руки и ложился в основание чего- то красивого, чего- то фундаментального. На самом деле, я всегда хотел писать стихи, но на рифмы и слова мой разум скуп. Или слишком богат. Склеить что- то очень трудно. Строительство стало моим выходом в поэзию. Рифма оконных рам и дверей стали моей отдушиной, понимаешь? Тебе не хотелось никогда написать что- нибудь?– спросил он.

– Наверное, хотелось. Я как раз учусь на филолога.– ответил я.

– Ах, точно…Ты мне это уже говорил в тот день. Вернее, в ту ночь.

– Я тогда мог сказать, наверное, все что угодно.– довольно холодно ответил я.

– Приятно слышать. Ты бы отдохнул. Может чаю? Или молочка?

– Нет, мне, наверное, пора идти. Спасибо за радушный прием! Я столько интересных людей даже в Москве не встречал

– То ли еще будет! Удачи!

Конечно, асфальт и красивое здание почты не казались мне чем- то фундаментальным и тем более поэтичным. Рифма окон и дверей стоят в моей эстетической иерархии рядом с рифмой «Полковник- подполковник». Но может, я просто не разбираюсь в архитектуре.

От озера веяло приятной прохладой. Мне стало забавно, потому что Я поймал себя на мысли о том, что домик действительно рифмуется с озером. Ни о чем таком все годы моей жизни я не задумывался, хотя, казалось бы, пора. Отделанный деревом фасад дома сочетался с большим толстым дубом, который стоял в метрах трёхстах от дома. Озеро стояло на том же расстоянии, что и дерево. Ощущалось что- то Левитановское. К дому была проложена дорожка из странного по цвету кирпича. В целом, весь этот дом как будто хотел слиться с окружающим пространством. Только вот для чего? Я подошел к красивой резной двери, какие видел только в вестернах. Моя рука сжалась в кулак и устремилась к двери, но провалилась в пустоту. Дверь совершенно неожиданно открыла молодая девушка, ей было явно больше двадцати, но меньше двадцати шести. Очень четкий критерий, понимаю, но я к таким вещам чуток с детства. Кисть разрезала пустоту дверного проема и опустилась прямо на плечо, тогда еще, незнакомой девушке. Я разжал кулак и поднял руку на уровень своего плеча. Получилось все так, будто я поприветствовал ее каким- то тайным, известным только мне, замысловатым образом. А еще, случилась ситуация, которая происходит только в старых советских и французских комедиях – повисла неловкая тишина. Но мне кажется, что неловко было только мне. Ее взгляд был тверд, а мой, наверное, беспорядочен и слаб. У меня вообще бывает когда- то твердый взгляд? Его нужно тренировать или он сам проявляется? Обязательно нужно узнать. Я промямлил что- то на северо- южном диалекте утопцев. Ее черные длинные до лопаток волосы немного поднял ветер. Это вызвало у меня неведомые фантомные воспоминания. Мой мозг запустил процесс визуализации, но будто никакого воспоминания и не было. Состояние было похоже на то, как когда ты удалил программу с компьютера, но оставил ярлык. Ее естественные ухоженные брови сдвинулись с места. Ее зелено- желтые глаза излучали недоумение, веснушки дополняли весь образ. Абсолютно все вписывалось в картину, кроме одного. Ее пухлые губы дрогнули в непонятном мне испуге.

– Вы кто? – с твердой уверенностью в голосе сказала она.

Ее незнание меня слегка смутило. Все, с кем я до этого имел честь разговаривать, знали меня. А здесь пришлось буквально знакомится, но может оно и к лучшему.

– Я- я- я у Богдана Алексеевича и Марины Семеновны живу, они меня подобрали. Я студент. Из Москвы. Решил съездить в другой город, вот.

– Вы их родственник?– снова спросила она.

– Не- е- е- ет. Я вообще здесь случайно! Мне сказали, что я упал с моста, но я не помню. Если честно, мне трудно все это вам сейчас объяснять. Меня сюда попросили прийти и пригласить на обед к Богдану Алексеевичу. А я все равно скоро уеду, не забивайте голову.

– Хорошо, не буду. Мне все понятно, спасибо. Извините, но можете идти, я очень хочу дописать начатое еще неделю назад, а сегодня у меня как раз возникло вдохновение.

– Э- э. Извините пожалуйста за беспокойство!– снова постеснявшись ответил я.

Я уже отошел от дома на добрых сто метров, как снова услышал ее голос.

– Эй, Василе, а когда ты отсюда уедешь…. Может еще вернешься?

Я обернулся, почесал затылок и четко прокричал в ответ с улыбкой на лице- «Конечно! Обязательно заеду». Только отойдя на приличное расстояние, я вспомнил, что не называл свое имя. Не то, чтобы меня преследуют параноидальные мысли, но на фоне произошедшего со мной стоит перестраховываться. А что со мной вообще произошло? Я вернулся к дому и увидел, что она сидит под дубом возле озера с большой книгой и яростно записывает в неё что- то. Не в моем темпераменте беспокоить кого- то. Я бы не побеспокоил и доктора, если бы умирал. Какая- то древняя услужливость соседствовала в моей душе с постоянным ощущением несправедливости мира ко мне. Нужно было тогда подойти и спросить. Нужно было. На моем пути остался последний дом.

Дом с небесно- голубой крышей возле поля. Он стоял поодаль от других домов, и это меня насторожило. Но что меня не настораживает? Я сам себя иногда настораживаю, если честно. Дневник все равно мой, что уж там. Меня до сих пор настораживает, что десять лет назад на празднике в честь дня рождения Вики я ударил того мальчика, разбил ему нос и мне за это не стыдно. Хотя убеждаю себя в обратном. Если писать все мои мысли, то у меня есть одна навязчивая мысль. Нет, на самом деле меня преследует много мыслей. Я много думаю о своей «потере памяти», о своем «путешествии», о людях в балахонах, о моей первой ночи здесь, о власти в глазах той девушки, о том, существовал ли вообще до поездки. Но есть одна мысль, которая как осколок от гранаты застряла где- то между сосцевидным и миндалевидным телом в моем мозге. Мне кажется, что будто бы здесь умру. Не могу объяснить, как и почему, но осознаю это только с помощью навязчивой мысли. Все чувственное во мне молчит.

В доме с небесно- голубой крышей была открыта дверь. Я все равно постучал. Очень знакомый голос приказал из глубины дома- «Входите. Как видите, открыто». Нужно было еще тогда разворачиваться. Меня теперь выворачивает просто от всего его вида и даже от голоса. Внутри домик был очень даже уютно обставлен. Из общей атмосферы выбивалась только картина, висящая в зале. Какое- то абстрактное искусство. Что- то похожее на пейзаж, нарисованное крупными резкими мазками. «Проходите сюда. Чай уже заварен». На кухне, в той же одежде, что и утром, за столом сидел Ий. Это важно. С этого начался наш разговор. Мне показалось, что он сумасшедший. Но сейчас я начал чуть- чуть слабо понимать.

– А почему вы решили, что я должен быть в другой одежде?– начал разговор Ий.

– Что?– опешив спросил я.

– Вы зашли сюда с мыслей- «Он в том же костюме, в котором был утром», я не прав?– снова насмешливо спросил он.

– Я должен оправдываться за мысли?– огрызаясь ответил я.

– Нет- нет, что вы. Мне просто, как исследователю интересно. Вы просто не первый с такими мыслями. Интересует только, почему именно у вас они возникли.

– Мне просто показалось утром, что вы оделись специально, чтобы встретиться со мной. Потом встреча произошла, и я думал, что надобность в костюме отпадет.

– Как видите, я встречаюсь с вами снова. Если это так диссонирует в вашей голове, то этот костюм до сих пор на мне только потому что этого требует должность. Вы так далеко от дома, в богом забытом месте без связи, как попали сюда- помните отрывочно, а вас волнует только то, что я не сменил одежду? На самом деле, это похвально. Но мне стоит хвалить скорее ваш рептильный мозг, который выработал отличную систему психологической защиты. Как вам люди, с которыми вы встретились сегодня? Кто больше всех понравился? Кто меньше всех? Запомнили имена? Джотто Ивановича застали?

– Ой, а я пока ходил, уже забыл, что его так звали. Если честно, слишком мало времени прошло для знакомства с каждым. Но могу сказать, что каждый понравился по- своему. Каждый с какой- то изюминкой. В Москве из- за плотности населения таких не так много. Но вот только в одном доме не застал хозяев, там лишь мальчик был какой- то. Но он обещал, вроде как, передать приглашение.

– Мало времени говорите? А если бы вы провели с каждым, скажем, недельку? Этого бы хватило?

– Вы к чему? Но вообще, недели, конечно, хватит, чтобы уловить все самое основное в каждом человеке.

– У вас такая возможность будет! Не пугайтесь только, впереди еще больше. Этот дом. Этот дом совсем не мой, как вы могли подумать. Он ваш. Вы так травмировались, столько всего прожили. А этот дом стоял попусту. Я, как староста станицы, решил немного его отреставрировать его и отдать на время вашего пребывания здесь. Оно продолжится дольше, чем вы думали. Простите, но, во- первых, Алексей Дмитриевич сильно задерживается. Во- вторых, вы еще не отошли от того, что произошло. А, в- третьих. В- третьих, вы узнаете сегодня за ужином. Могу лишь сказать, что наша деревушка находится намного дальше от вашей стартовой точки. Вряд ли в ближайшее время она станет ближе. У вас сейчас много вопросов, но советую придержать их, пойти обратно к Богдану Алексеевичу и записать все в свой дневник.

– Ч- ч- ч- ч- то? Не понимаю вообще ни одного слова из того, что вы говорите. Какая неделя? Какой дом? Но я лучше сам пешком пойду отсюда. Я и так уже напуган по полной, просто до тряски. А от вас еще страшнее. Что мне помешает просто пойти по дороге? Я же приду куда- нибудь, вы же не другая цивилизация, за миллион километров от других не живете. Найду просто в другом месте тех, кто отвезет меня. Вы меня простите, но мне тут уже страшно- дрожа от страха сказал я.

– Извините меня пожалуйста, Василе. Василе, я не стремлюсь вас устрашить или напугать. Мне сейчас стало очень стыдно, простите пожалуйста. Всё что делается, всё делается для вашего блага. Вы можете, конечно, прямо сейчас попытаться пойти по дороге отсюда. Может так даже будет ближе до Богдана Алексеевича. Но предупреждаю – еще сильнее не пугайтесь, всё хорошо. Клянусь своей жизнью, здесь никто и ничто не принесет вам вреда. Но правда, лучше вам будет задать все вопросы до обеда. Прогуляйтесь! У меня, между прочим, тоже много вопросов, но я тоже потерплю. Вы еще раз простите меня, но вам лучше сейчас правда пройтись. Да и я пойду.

С этими словами, он похлопал мне по плечу, мне стало противно, и я правда захотел сам выйти. Но дальше меня ждал клондайк панических атак. Я даже не буду описывать, как мы вышли из дома и как немыслимое до этого момента наитие повело меня по ровнейшей дороге из асфальта на выезд из станицы. Что- ж. Я шел где- то час, погруженный в свои мысли. Думал преимущественно о том, что буду говорить первым встречным сельчанам. О том, как буду падать им в ноги и просить увезти куда- нибудь подальше. Но мои мысли прервала закончившаяся неожиданно дорога. Впереди была даже не проселочный путь, а настоящая лесная тропинка. Уже это меня напугало. Там даже машина не проедет, о чем речь? Может я пропустил какой- то поворот? На это мне уже плевать. Я прошел вперед буквально метров двести и увидел его. Я увидел обрыв и оборванный веревочный мост. Внизу бурно текла река. Справа в метрах четырехстах был виден дом Богдана Алексеевича, а еще дальше та самая ровная дорога, приведшая меня сюда. Я побежал обратно, но лесная тропа оборвалась перед большим густым лесом. И тут в меня, как тысяча ножей, ударило всё забытое. Этот детский лагерь, эти сумасшедшие сектанты, мой побег. Что с моей жизнью не так? Почему ситуация такая идиотская? Почему такое не происходит с теми, кто правда этого хочет? Я дошел до дома Богдана Алексеевича абсолютно бледный. Мария Семеновна охнула, побежала на кухню и принесла какие- то таблетки. Я жестом отказался от них и поднялся наверх. В зеркале на меня смотрел бледная не похожая на человека тень. От обеда тоже отказался. Я устал, меня все достало. Если это какая- то неведомая потусторонняя дичь, то пусть только попробуют. Тысяча мистических хорроров в моем багаже, разберу всё по кусочкам. Никаких манер приличия перед лицом опасности извне. А если я умер? Если умер на том мосту? Если это чистилище, то дело еще страннее. Почему бы сразу все не сказать? Зачем мне писать все это? Как мне ответила тогда мама? Боль, вроде, чувствую. Усталость и голод- тоже. Не сильно похоже это на чистилище. Но по правде говоря, я и не видел ни одного за всю жизнь. Все ближе и ближе ужин. Сил уже нет. Лучше морально подготовлюсь к тому, что может и не может произойти.