Никогда, дал себе слово Генри Бэйдер, когда его, наконец, стиснули настолько, что двери поезда смогли закрыться за ним, никогда больше не позволю себе застревать в городе так поздно.
Он уже не первый раз давал себе подобные клятвы в полной уверенности, что никогда их не нарушит, а потом, конечно, нарушал, хотя в промежутках действительно старался делать все возможное, чтобы его редкие визиты в Сити не совпадали с часами пик.
Однако в тот день у него было столько дел в Лондоне, что оставалось только два выхода из положения: либо задержаться в городе еще позже и тем огорчить жену, либо позволить людскому потоку увлечь себя к входу в метро у здания Английского банка.
Взглянув сначала с тревогой на толпу, медленно вваливавшуюся в метро, а затем на длинную неубывающую очередь на автобус, Генри решился. В конце концов, они это делают дважды в день и не умирают. А я — чем хуже? — подумал он и бодро шагнул вперед.
Самое удивительное заключалось в том, что никто вокруг него не смотрел на поездку в метро, как на какой-то сверхчеловеческий подвиг, все относились к ней совершенно спокойно, терпеливо и довольно равнодушно так, наверно, воспринимают свою участь коровы, которых перевозят с одного скотопригонного двора на другой.
На станции метро у собора Святого Павла никто не вышел, но давление внутри вагона свидетельствовало, что еще кто-то умудрился войти. Двери попытались сомкнуться, но снова раздвинулись, так как чья-то не то рука, не то нога пыталась втиснуться в вагон недостаточно умело. Затем двери сделали невероятное усилие и наконец сомкнулись.
Поезд тяжело тронулся. Девушка в зеленом плаще, стоявшая справа от Генри, сказала, обращаясь к девушке в синем плаще, прижатой к ней вплотную:
— Как ты думаешь, мы заметим, когда у нас начнут трещать ребра?
Но это прозвучало скорее как философское размышление, чем как жалоба.
На станции Чансери-Лейн тоже никто не вышел. Однако путем усиленного заталкивания и других физических воздействий удалось достичь невозможного и посадить в вагон еще нескольких человек. Поезд с трудом набирал скорость. Он протарахтел по рельсам еще несколько секунд, затем последовал сильный толчок, и все погрузилось во мрак. Поезд остановился.
Генри выругался с досады, но ровно через секунду состав снова двинулся вперед. Однако Генри с удивлением ощутил, что его тело больше не опирается на окружающих пассажиров и вытянул вперед руку, чтобы удержать равновесие. Рука уперлась в какой-то мягкий предмет. В это мгновение снова зажегся свет, и Генри увидел, что «предметом» была девушка в зеленом плаще.
— Вы что думаете, вы… — начало было девушка, но тут же осеклась и посмотрела вокруг широко раскрытыми от удивления глазами.
Генри хотел было извиниться, но и у него слова замерли на губах, а глаза потихоньку полезли на лоб.
В вагоне, который еще минуту назад был набит людьми до последнего дюйма, теперь, если не считать его и девушки в зеленом плаще, оставались всего три человека. Пожилой джентльмен развертывал газету с таким видом, будто он наконец-то получил возможность осуществить свое законное право, дама средних лет сидела, погруженная в собственные мысли, а в другом конце вагона молодой человек дремал, прислонившись к стенке.
— Ну, уж эта мне Милли! Я ей завтра покажу! — воскликнула девушка. Сошла в Холборне и даже слова не сказала. А ведь знает, что у меня там тоже пересадка!
Она задумалась.
— Ведь это был Холборн, не правда ли? — сказала она, обращаясь к Генри.
Генри в полном недоумении продолжал глядеть на опустевший вагон. Девушка слегка потрясла его за плечо.
— Ведь это был Холборн? — неуверенно повторила она.
Наконец он обернулся.
— Вы что-то сказали про Холборн? — спросил он рассеянно.
— Ну, эта последняя остановка, где все сошли. Ведь это был Холборн, правда?
— Я… я боюсь, что не очень-то хорошо знаю эту линию метро, — сказал Генри.
— Но зато я ее знаю, как свои пять пальцев. Это наверняка был Холборн, — сказала девушка решительно, словно желая убедить себя.
Генри еще раз взглянул на качающийся вагон и болтающиеся ремни.
— Простите, но я не видел никакой станции, — сказал он.
Девушка откинула голову в красной вязаной шапочке и внимательно посмотрела на Генри. Она не была испугана, однако в ее голубых глазах появилась тревога.
— Но ведь была же какая-то остановка, иначе куда бы они все подевались?
— Да-да, конечно, — согласился Генри.
Они помолчали. Поезд продолжал нестись вперед, еще больше раскачиваясь и дергаясь на мало нагруженных рессорах.
— Следующая остановка Тоттенхэм-Корт-Роуд, — сказала девушка с некоторым беспокойством.
Поезд тарахтел по рельсам. Девушка задумчиво смотрела на темные окна вагона.
— Чудно, — проговорила она наконец, — очень чудно…
— Послушайте-ка, — сказал Генри, — а что, если мы спросил остальных пассажиров? Может, они что-нибудь знают?
Девушка взглянула на них. По ее лицу было видно, что она не возлагала на это особенных надежд.
— Ну что ж, давайте, — все же ответила она и повернулась, чтобы пойти вместе с ним.
Генри остановился возле дамы. Она была в хорошо сшитом пальто с меховой пелериной. На голове у нее поверх аккуратно уложенных темных волос красовалась небольшая шляпка с вуалеткой, ноги были обуты в элегантные лаковые туфли. Руки в лайковых перчатках опирались на черную кожаную сумочку, лежавшую на коленях. Взгляд у дамы был совершенно отсутствующий.
— Простите, — сказал Генри, — вы не могли бы сказать, как называется станция, где сошли все остальные пассажиры?
Дама медленно приподняла веки и посмотрела на Генри сквозь вуалетку.
— Нет, — сказала она после небольшой паузы, слегка улыбаясь, — боюсь, я не обратила внимания.
— А вам не показалось, что там было что-то не так?
— Не так? — переспросила дама.
— Да, уж очень они все быстро вышли, — пояснил Генри.
— А что в этом необычного? Мне это даже понравилось, а то здесь уж слишком много народу набилось.
— Вы совершенно правы, — согласился Генри. — Но все-таки нам непонятно, как это могло произойти…
Дама приподняла брови.
— Неужели вы думаете, что я…
Позади Генри прошелестела газета, и ворчливый голос произнес:
— Молодой человек, по-моему, вы напрасно беспокоите даму этими вопросами. Если вас что-то не устраивает, обратитесь с жалобой в соответствующие инстанции.
Генри обернулся. Он увидел человека с седеющими висками и аккуратно подстриженными усами на здоровом, розовом лице. На вид ему было лет пятьдесят пять, и все в его одежде, начиная с черной шляпы-котелка и кончая портфелем, говорило о том, что это настоящий бизнесмен из лондонского Сити. Он вопросительно взглянул на даму и получил в ответ сдержанную улыбку благодарности. Затем он встретился глазами с Генри и несколько сбавил тон. Он понял, что перед ним вполне воспитанный человек, а не какой-то нахал, как он было подумал, глядя на Генри со спины.
— Простите за беспокойство, — сказал Генри. — Но эта девушка, по-видимому, проехала свою остановку, да и вообще все это очень странно…
— Я помню, что мы остановились на Чансери-Лейн, так что, по всей вероятности, остальные пассажиры сошли в Холборне. Это совершенно ясно, сказал джентльмен.
— Но это произошло так быстро…
— Ну и отлично. Работники метро, наверно, придумали какой-нибудь новый метод регулирования потока пассажиров. Ведь они все время ищут что-то новое.
— Да, но уже прошло десять минут, как мы едем без остановок, и я абсолютно уверен, что мы не проехали ни одной станции, — возразил Генри.
— Вероятно, по каким-то техническим причинам наш поезд перевели на другой путь, — сказал джентльмен.
— На другой путь? В метро? Да это совершенно невозможно! — воскликнул Генри.
— Дорогой мой, уж это совсем не наша с вами забота. Пусть этим делом занимаются те, кому оно поручено. В конце концов, для того они и поставлены. Поверьте мне, они прекрасно знают, что делают, хотя нам это и кажется «странным», как вы изволили выразиться. Бог ты мой, уж если мы не будем доверять нашим специалистам, кому еще нам останется доверять!
Генри взглянул на девушку в зеленом плаще. Она поймала его взгляд и слегка пожала плечами. Они отошли в другой конец вагона и сели. Генри посмотрел на часы, потом предложил девушке сигарету. Они закурили.
Поезд ритмично тарахтел по рельсам. Генри и девушка смотрели в окно, чтобы не пропустить освещенную платформу, но единственное, что они могли видеть, это свои собственные отражения в темном стекле. Докурив сигарету, Генри бросил окурок на пол и придавил его ботинком. Он снова посмотрел на часы, затем повернулся к девушке.
— Уже прошло больше двадцати минут, — сказал он, — это невероятность, возведенная в квадрат!
— А поезд пошел быстрее, — заметила девушка, — и посмотрите, кажется, он движется наклонно.
Генри взглянул на ремни, свисавшие с потолка. Сомненья не было поезд явно шел под гору. Повернув голову в другую сторону, Генри увидел, что двое других пассажиров оживленно разговаривают.
— Ну что ж, попробуем еще разок? — предложил он.
— …Всегда не более пятнадцати минут, даже в часы пик, поверьте мне, — говорила дама, когда они подошли. — Я боюсь, что мой муж будет ужасно беспокоиться.
— Ну, что вы скажете теперь? — спросил Генри, обращаясь к пожилому джентльмену.
— Все это на самом деле весьма странно, — согласился тот.
— Странно! Почти полчаса на полной скорости и без единой остановки. Да это просто невероятно!
Собеседник холодно посмотрел на него.
— То, что сейчас происходит, со всей очевидностью доказывает, что ничего невероятного в этом нет. Возможно, имеется какой-то запасной подземный путь, проложенный еще во время войны, и нас туда перевели по ошибке. Я не сомневаюсь, что здешние начальники скоро обнаружат свою ошибку и вернут поезд назад.
— Что-то они не очень спешат, — сказала девушка. — Мне уже давно пора быть дома. К тому же у меня вечером свидание в Палласе.
— Я думаю, нам следует остановить поезд, — сказала дама. Она смотрела на рукоятку запасного тормоза, которую разрешалось повернуть только в экстренных случаях.
Генри и джентльмен переглянулись.
— По-моему, это самый экстренный случай, — заявила дама тоном, не допускающим возражений.
— Э-э… — промычал Генри.
— Но управление метро… — начала было джентльмен.
— Хорошо, — сказала дама, — если вы, мужчины, так боитесь дотронуться до этой рукоятки, я сделаю это сама. — Она протянула руку, крепко ухватилась за рукоятку и повернула ее вниз.
Генри быстро опустился на скамью и потянул за собой девушку, боясь, что поезд резко затормозит. Но ничего не произошло.
Все трое ждали. Наконец стало ясно, что тормоз не работает. Дама нетерпеливо подняла рукоятку, а затем снова решительно дернула ее вниз. Никакого результата. Она выразила свое мнение о тормозе в довольно сильных выражениях.
— Нет, вы только послушайте, что она говорит! Надо же! — сказала девушка, обращаясь к Генри.
— Это все слова. Хотите еще сигарету? — спросил Генри.
Поезд тарахтел и покачивался на рельсах. Ремни продолжали висеть наклонно.
— Ну, — сказала девушка через некоторое время, — можно считать, что мое свидание в Палласа лопнуло. Теперь Доррис отобьет у меня парня, это точно. Я смогу возбудить против них дело, как вы думаете?
— Боюсь, что вам это не удастся, — ответил Генри.
— Вы юрист?
— Можно сказать, да. А давайте-ка познакомимся. Похоже, нам придется провести какое-то время вместе, пока они там догадаются навести порядок. Меня зовут Генри Бэйдер.
— А меня Норма Пальмер.
— Роберт Форкетт, — представился джентльмен из Сити и слегка поклонился.
— Миссис Барбара Брэнтон, — сказала дама средних лет.
— А что нам делать с ним? — спросила Норма, указывая пальцем на молодого человека, который продолжал мирно спать в другом конце вагона. Может быть, следует разбудить его и рассказать, как обстоит дело?
— Не думаю, чтобы от этого что-нибудь изменилось, — заметил мистер Форкетт. Он повернулся к Генри. — Вы, кажется, сказали, что вы юрист, сэр? Может быть, вы сумеете нам объяснить, каково наше положение в этом деле?
— Ну, не заглядывая в юридический справочник, я бы сказал, что в этом деле о задержке никакая претензия с нашей стороны не будет принята во внимание…
Через полчаса Генри почувствовал, как что-то тяжелое привалилось к его боку. Повернув голову, он увидел, что Норма заснула, положив голову к нему на плечо. Миссис Брэнтон дремала по другую сторону от него. Мистер Форкетт зевнул и извинился.
— Пожалуй, лучший способ скоротать время — это немного вздремнуть, сказал он.
Генри снова взглянул на часы. Если только поезд не двигался по замкнутому кругу, то они уже должны были проехать под несколькими английскими графствами. Все это было совершенно непостижимо. Ему хотелось курить, но, чтобы достать сигарету из кармана, надо было потревожить девушку. Поэтому он не шевелился и сидел, уставившись в темноту за окном, слегка покачиваясь в такт идущему поезду и прислушиваясь к мерному стуку торопливо бегущих колес, пока его голова не склонилась на вязаную шапочку спящей на его плече девушки.
Перемена ритма и легкое вздрагивание вагона от включенных тормозов разбудили Генри. Остальные пассажиры проснулись минутой позже. Мистер Форкетт громко зевнул. Норма открыла глаза, с удивлением огляделась и, обнаружив свою голову на плече у Генри, быстро выпрямилась…
— Ну, как же это я… — сказала она, смущенно взглянув на Генри.
Он уверил ее, что ему было очень приятно. Она стала приглаживать волосы и приводить себя в порядок, глядясь в темное окно, как в зеркало. Миссис Брэнтон достала из-под своей пелеринки маленькие часики и взглянула на них.
— Боже мой, почти полночь! Мой муж, наверно, совсем с ума сошел от беспокойства, — заметила она.
Изменившийся стук колес указывал на то, что поезд замедляет ход. Постепенно за окнами начало светлеть.
По сравнению с освещением внутри вагона свет был какой-то красноватый; с каждой минутой он становился все сильнее.
— Вот так-то лучше, — сказала Норма. — Терпеть не могу, когда поезд останавливается в туннеле.
Свет стал еще ярче, скорость движения уменьшилась, и поезд подошел к станции. Все пассажиры прильнули к окнам, стараясь разглядеть ее название, но нигде не было никакой таблички. Внезапно миссис Брэнтон, которая смотрела в окно по другую сторону вагона, вытянула шею и воскликнула:
— Вот!
Все быстро обернулись, но уже было поздно.
— Это была какая-то авеню, — сказала она.
— Ну, скоро мы все узнаем, — заметил мистер Форкетт.
Тормоза тяжело вздохнули, и поезд наконец остановился. Но двери открылись не сразу. В конце перрона поднялась какая-то суматоха и, немного погодя, чей-то голос прокричал:
— Конечная остановка! Всем выходить!
— Вот еще, всем выходить, — проворчала Норма, поднимаясь и направляясь к двери. Остальные последовали за ней.
Двери внезапно раскрылись. Норма взглянула на стоящую на платформе фигуру и в ужасе отпрянула, чуть не сбив шедшего за ней Генри.
— Ой-ой-о! — завопила она.
Фигура была почти нагой. Это было угловатое существо мужского пола с темно-красной кожей. Единственную его одежду составляли ремни, к которым были пристегнуты какие-то инструменты. Этнически его лицо напоминало североамериканских индейцев, только вместо убора из перьев на голове была пара рогов. В правой руке существо держало вилы, а в левой — большой сачок.
— Всем выходить, — заявило оно, отходя в сторону.
Норма минуту поколебалась, а затем быстро прошмыгнула на перрон. Остальные вышли вслед за ней более спокойным шагом, но с настороженными взглядами. Так как существо стояло лицом к двери, пассажиры не смогли рассмотреть его сзади. Оно медленно и рассеянно помахивало хвостом, острые колючки на конце которого выглядели довольно угрожающе.
— Э-э… — начал было мистер Форкетт, но передумал. Он бросил взгляд на каждого из своих спутников в отдельности и задумался.
Существо заметило молодого человека, который продолжал спать в другом конце вагона. Оно подошло к нему и ткнуло в него вилами. Последовала небольшая перебранка. Существо слегка пырнуло молодого человека вилами еще раз, тот, наконец, поднялся и вышел из вагона. Вид у него был заспанный.
Кто-то что-то прокричал в конце перрона, затем послышался топот бегущих ног. Какой-то человек строптивого вида бежал им навстречу. За ним гналось с сачком другое краснокожее существо. В конце концов сачок просвистел в воздухе, и человек, запутавшись в сетке, грохнулся на перрон. Там дружно захохотали.
Генри посмотрел по сторонам. В тусклом красноватом свете он, наконец, разглядел и прочитал название станции.
— Какая-то авеню, — сказал он вполголоса. — Ничего себе, какая-то!
Миссис Брэнтон услышала, что он говорит, и тоже посмотрела на дощечку.
— Но ведь тут написано «авеню», значит, это и есть авеню, — сказала она.
Прежде чем он успел ей что-либо возразить, чей-то голос прокричал:
— Выход в эту сторону! Выход в эту сторону! — И существо, держа свои вилы наготове, показало жестом, куда идти.
Молодой человек с другого конца вагона зашагал рядом с Генри. Это был сильный мужчина интеллигентной наружности, который все еще не мог окончательно проснуться.
— Что это за суматоха? Пожертвования собирают для какой-нибудь больницы, что ли? Теперь, когда у нас принята новая программа здравоохранения, в этом, кажется, нет особой нужды?
— Нет, это что-то совсем другое и не очень приятное, по правде сказать. — Генри указал пальцем на название станции. — Да к тому же взгляните на эти хвосты. Не знаю, что и подумать…
Молодой человек внимательно посмотрел на волнообразные движения, которые производило своим хвостом одно из краснокожих существ.
— Но право же… — запротестовал он.
— Кто же это еще, если не черти? Как по-вашему? — спросил Генри.
Не считая служащих, у барьера собралось всего человек двенадцать. Пассажиров пропускали по одному, в то время как пожилой черт, сидевший в будке, отмечал каждого в списке. Так Генри узнал, что заспанного молодого человека зовут Кристофер Уотс и что он физик.
По другую сторону барьера начинался эскалатор какого-то древнего образца. Он двигался вверх довольно медленно, и благодаря этому пассажиры могли прочитать рекламы и объявления, развешенные по стенам. В основном тут рекламировались всевозможные средства от ожогов, порезов, ссадин и ушибов, порой они чередовались с рекомендациями каких-то тонизирующих средств.
У верхнего конца эскалатора стоял довольно жалкого вида черт. На груди у него висел лоток, уставленный целым рядом жестяных коробочек.
— Патентованное средство. Качество гарантировано, — монотонно бубнил он.
Мистер Форкетт, который шел впереди Генри, посмотрел на объявление на лотке и внезапно остановился. Объявление гласило: «Аптечка первой помощи. Цена: один фунт стерлингов или полтора американских доллара за каждый комплект».
— Что за возмутительный курс! — воскликнул мистер Форкетт с негодованием.
Черт нахально посмотрел на него и произнес:
— Ну и что?
Сзади на мистера Форкетта нажимали, заставляя двигаться вперед, но он делал это весьма неохотно, бормоча что-то о стабильности и необходимости верить в устойчивость фунта стерлингов.
Пройдя через вестибюль, пассажиры, наконец, вышли на улицу. В воздухе слегка пахло серой. Откуда-то сверху сыпался пепел, и Норма натянула на голову капюшон своего плаща.
Черт с вилами в руках собрал всех пассажиров в небольшой вагончик, огороженный проволочной сеткой. Несколько чертей последовали за ними. Последний из них остановился у ворот поболтать с охранником.
— Царица небесная, неужто это автобус опять опаздывает? — спросил он.
— А ты помнишь хоть один случай, когда бы он пришел вовремя? — в свою очередь спросил черт-охранник.
— В те времена, когда старик Харн гонял свой плот, никто и слыхом не слыхивал ни о каких опозданиях, все шло как по писаному, — проворчал первый черт.
— Так то же было в старину… — пожал плечами охранник.
Генри присоединился к остальным пассажирам, которые стояли, вглядываясь в окружающий ландшафт. Направо простиралась бугристая равнина, по которой стелился дымок. За ней, в конце долины, дымился вулкан, и маленькие ручейки раскаленной лавы непрерывно стекали вниз с краев кратера. Где-то посреди долины возвышались два утеса, на одном из них висела ярко освещенная реклама, которая советовала употреблять средство от ожогов Хупера, в то время как реклама на другом утесе гласила: «Как избежать ожогов? — вот в чем вопрос. Наша фирма даст вам исчерпывающий ответ».
Недалеко от правого утеса часть долины была огорожена колючей проволокой, и на каждом углу этого концентрационного лагеря стояла наблюдательная вышка. Время от времени из одной из них вылетал, подобно трассирующим пулям, поток огненных стрел, который падал на огороженный участок. Легкий ветерок доносил оттуда запах серы, вой человеческих голосов и демонический смех. Прямо против автобусной остановки находилась казарма, во дворе которой черти толпились в очереди к точильному камню, чтобы наточить свои вилы и колючки на хвостах. Генри все это показалось чем-то очень знакомым и обыденным.
Напротив казармы высилось нечто вроде виселицы, с ее перекладины вниз головой висела, прикованная цепями за ноги, нагая женщина. Пара чертенят раскачивалась, уцепившись руками за ее распущенные волосы. Миссис Брэнтон пошарила в своей сумочке и вытащила очки.
— Боже мой… — прошептала она. — Неужели это… — Она пригляделась к женщине более внимательно. — Конечно, трудно узнать кого-нибудь в таком странном положении, да еще когда по лицу текут слезы. А я-то всегда считала ее такой милой особой…
Она обернулась к стоящему неподалеку черту и спросила:
— Эта женщина убила кого-нибудь или совершила какое-нибудь другое тяжкое преступление?
Черт отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Просто она без конца твердила мужу, что он должен завести себе любовницу, чтобы она могла подать на развод и получать с него алименты.
— Вот как? — сказала миссис Брэнтон суховато. — И это все? Но, наверно, дело обстояло куда более серьезно…
— Да нет же, — ответил черт.
Миссис Брэнтон задумалась.
— И часто ей приходится так висеть? — спросила она с легкой тревогой в голосе.
— Только по средам, — сказал черт. — В остальные дни она выполняет другие задания.
Внезапно кто-то прошептал Генри что-то на ухо. Он обернулся и увидел, что один из чертей-охранников делает ему знаки. Генри подошел к нему.
— Хотите купить настоящий товар? — спросил черт.
— Какой товар? — поинтересовался Генри.
Черт сунул руку в сумку на животе и вытащил тюбик, похожий на зубную пасту. Он наклонился к Генри и зашептал:
— Это настоящий товар — лучший болеутоляющий крем. Стоит только нанести немного на кожу перед адскими муками, и вы ничего не почувствуете.
— Спасибо, не надо, — ответил Генри, — я, по правде сказать, уверен, что тут какая-то ошибка и меня скоро выпустят.
— Брось, друг, — сказал черт, — так не бывает. Ну, хочешь, отдам всего за два фунта? Ты мне нравишься.
— Спасибо, не стоит.
Черт нахмурился.
— Подумай лучше, — посоветовал он, ощетинив хвост.
— Ну, давай за фунт, — сказал Генри.
Черт несколько удивился.
— Ладно, забирай, — сказал он, отдавая Генри тюбик.
Когда Генри снова присоединился к своим, он увидел, что все они с большим интересом наблюдают, как три черта с гиканьем и улюлюканьем гоняются по горам за толстым розовощеким мужчиной средних лет.
Мистер Форкетт, однако, был занят другим — он анализировал создавшееся положение.
— Несчастный случай, — говорил он, повысив голос, чтобы перекрыть усилившийся вой грешников в концентрационном лагере, — очевидно, произошел между станциями метро Чансери-Лейн и Холборн. Это ясно. Но что мне неясно — это почему мы здесь. Несомненно, где-то произошла ошибка, но я надеюсь, что ее скоро исправят.
Он снова бросил на остальных оценивающий взгляд. Все задумались.
— Это должно было быть что-нибудь очень серьезное, правда ведь? — спросила Норма. — Ну, например, не пошлют же сюда человека за такую мелочь, как пара нейлоновых чулок?
— Принимая во внимание, что это была всего одна пара… — начал было Генри. Но его прервала миссис Брэнтон:
— Посмотрите! — воскликнула она.
Все обернулись и увидели женщину, одетую в великолепное норковое манто. Женщина неторопливо шла по улице.
— Может быть, во всем этом есть еще и светлая сторона, о которой мы пока ничего не знаем, — сказала миссис Брэнтон с надеждой в голосе. — Если тут носят норковые шубки…
— Но, по-моему, эта женщина не очень-то рада своей шубке, — заметила Норма.
— Это шуба из живых норок, — любезно объяснил один из охранников, — а у них очень острые зубы.
Внезапно позади пассажиров раздался дикий вопль. Все обернулись и увидели, как Кристофер Уотс накручивает хвост одному из чертей. Черт снова завопил и выронил тюбик с болеутоляющим кремом, который он пытался всучить Уотсу. Он попытался пырнуть Уотса вилами.
— Э, нет, не выйдет! — воскликнул Уотс, ловко увертываясь. Он схватил вилы за палку и вырвал их у черта.
— Вот так-то! — сказал он с удовлетворением. Затем он отбросил вилы в сторону и обеими руками снова ухватился за хвост. Он дважды прокрутил черта у себя над головой и отпустил. Черт перелетел через забор из колючей проволоки и с воем грохнулся на землю. Остальные черти развернулись и начали наступать на Кристофера Уотса, держа вилы наперевес и сетки наготове.
Уотс приготовился защищаться и мрачно наблюдал за их приближением. Вдруг выражение его лица изменилось. Он перестал хмуриться, широко улыбнулся, разжал кулаки и опустил руки.
— Боже мой, какая же это все ерунда! — воскликнул он и повернулся к чертям спиной. Те остановились в недоумении.
На Генри вдруг снизошло откровение. Он совершенно ясно понял, что Кристофер прав. Это действительно была ерунда. Он рассмеялся, глядя на ошеломленные лица чертей, и Норма рассмеялась вслед за ним. Вскоре все пассажиры смеялись над чертями, которые сначала смотрели настороженно, а потом совершенно сконфузились, не зная, что делать дальше.
Кристофер Уотс шагнул к той стороне загончика, откуда открывался вид на долину. Несколько минут он стоял там, всматриваясь в зловещий дымный пейзаж. Затем тихо произнес:
— Я в это не верю.
Огромный пузырь пламени поднялся из озера и тут же лопнул.
Раздался звук взрыва, и грибовидное облако дыма и пепла поднялось над вулканом, из кратера которого потекли еще более яркие потоки лавы. Земля задрожала. Кристофер Уотс глубоко вздохнул и повторил на этот раз громко:
— Я в это не верю!
Послышался сильный треск. Скала, на которой висела реклама мази от ожогов, закачалась и рухнула в долину. Черти, гонявшиеся по горам за розовощеким человеком, прекратили свою забаву и с криками ужаса бросились вниз. Земля сотрясалась. Огненное озеро начало вытекать в огромную трещину, которая образовалась на дне долины. Из гейзера поднялся колоссальный столб пламени. Скала на другой стороне долины тоже рухнула. Кругом все рокотало, сотрясалось и дышало огнем. И сквозь этот содом голос Кристофера Уотса прогремел еще раз:
— Я В ЭТО НЕ ВЕРЮ!!!
Внезапно наступила такая тишина, как будто выключили звук. Кругом стало темно, и единственное, что можно было разглядеть, это освещенные окна поезда метро, который стоял на насыпи позади пассажиров.
— Ну, — сказал Кристофер Уотс с чувством глубокого удовлетворения, с этим покончено. Поехали домой, что ли? — И он стал карабкаться вверх по насыпи, направляясь к поезду.
Генри и Норма двинулись вслед за ним. Мистер Форкетт колебался.
— В чем дело? — спросил Генри, оборачиваясь.
— Не знаю, но мне кажется, что это не совсем, не совсем…
— Но ведь вы не можете здесь оставаться, — заметил Генри.
— Пожалуй, и правда — нет, — согласился мистер Форкетт и несколько неохотно стал подниматься по насыпи.
Не сговариваясь, все пятеро пассажиров, которые раньше ехали в одном вагоне, снова сели вместе. Едва они вошли, как двери сомкнулись и поезд тронулся. Норма вздохнула с облегчением и сбросила с головы капюшон.
— Мне кажется, что я уже почти дома, — сказала она. — Не знаю, как и благодарить вас, мистер Уотс! Но это мне послужит хорошим уроком. Уж теперь я и близко не подойду к прилавку с чулками, разве только, когда у меня будут денежки в кармане…
— Я присоединяюсь к благодарности, конечно, — сказал Генри. — Хотя мне все еще кажется, что здесь какая-то ошибка. Официальная и общепринятая точки зрения где-то перепутались, но я вам чрезвычайно признателен за то, что вы, как бы это сказать? Поломали всю эту бюрократию…
Миссис Брэнтон протянула Кристоферу затянутую в перчатку руку:
— Конечно, вы понимаете, что я попала сюда по какому-то глупому недоразумению, но вы спасли меня от долгих и томительных разговоров с бестолковыми чиновниками. Надеюсь, вы как-нибудь отобедаете у нас? Мой муж, несомненно, захочет поблагодарить вас лично.
Наступила длительная пауза. Постепенно до всех дошло, что мистер Форкетт не торопится благодарить Уотса, и все уставились на него. Форкетт сидел, опустив глаза, погруженный в собственные мысли. Затем он поднял голову, посмотрел сначала на остальных пассажиров, а потом на Кристофера Уотса.
— Нет, — сказал он наконец, — мне очень жаль, но я не могу с этим согласиться. Боюсь, что я рассматриваю ваш поступок как антиобщественный, граничащий с подрывной деятельностью.
Уотс, который был весьма доволен собой, сначала удивился, затем нахмурился.
— Прошу прощения! — сказал он с выражением искреннего недоумения.
— Вы совершили очень серьезный проступок, — сказал мистер Форкетт. Как можно говорить о прочности существующего порядка, — продолжал он, если мы перестанем уважать наши традиции и институты? Вот вы, молодой человек, только что разрушили такой институт. А ведь ад — это весьма солидное общественное установление, и мы все верили в него, в том числе и вы сами, пока не взяли и не поломали. Нет, я никак не могу этого одобрить!
Остальные пассажиры смотрели на мистера Форкетта, ровно ничего не понимая.
— Но, мистер Форкетт, — сказала Норма, — ведь вы не хотели бы снова оказаться там, с этими чертями?
— Милая девушка, дело вовсе не в этом, — сказал мистер Форкетт с упреком в голосе. — Как человек, обладающий чувством гражданской ответственности, я категорически протестую против всего, что может подорвать уверенность общества в правильности установленного порядка. Поэтому я еще раз повторяю, что я рассматриваю поступок этого молодого человека, как нечто весьма опасное, граничащее с подрывной деятельностью.
— Но если это общественное установление дутое… — начал было Кристофер Уотс.
— Это тоже неважно, сэр, так как, если имеется достаточное число людей, верящих в определенный институт, значит, этот институт им нужен, независимо от того, дутый он или нет.
— Значит, вы предпочитаете правде слепую веру? — спросил Уотс презрительно.
— Когда есть вера, будет и правда, — убежденно ответил мистер Форкетт.
— Как ученый, я нахожу вашу точку зрения совершенно аморальной, возразил Уотс.
— А я, как гражданин, считаю вас человеком, лишенным каких-либо принципов, — сказал мистер Форкетт.
— То, что существует на самом деле, не исчезнет и не развалится от того, что вы перестанете в него верить, — заметил Уотс.
— Вы в этом абсолютно уверены? Ведь Римская империя, например, существовала до тех пор, пока люди верили в нее, — возразил мистер Форкетт.
Спор продолжался еще некоторое время, причем мистер Форкетт произносил все более громкие слова и фразы, в то время как Уотс пытался докопаться до самой сути вещей.
Наконец мистер Форкетт подвел следующий итог своим высказываниям:
— По правде говоря, ваши нетрадиционные, я бы даже сказал революционные, взгляды мало чем отличаются от большевизма.
Кристофер Уотс встал:
— Укрепление общества путем слепой веры вопреки научной правде — это метод Сталина, — заявил он и отошел в другой конец вагона.
— Ну, право же, мистер Форкетт, — воскликнула Норма. — Не знаю, как вы можете быть таким грубым и неблагодарным! Стоит только вспомнить всех этих чертей с вилами и ту бедную женщину, что висела вниз головой совсем голая…
— Все это совершенно соответствовало назначению данного места. А вот он — весьма опасный молодой человек! — твердо заключил мистер Форкетт.
Генри решил, что настало время переменить тему разговора. Все четверо начала болтать о разных пустяках, в то время как поезд шел с хорошей скоростью, хотя и не так быстро, как когда он несся вниз. Но постепенно разговор иссяк. Повернув голову в другую сторону, Генри обнаружил, что Кристофер Уотс снова спит, и решил последовать его примеру.
Он проснулся от крика: «Отойдите от дверей», — и увидел, что вагон снова полон народу. Не успел он открыть глаза, как Норма толкнула его локтем в бок.
— Смотрите! — сказала она.
Прямо против них, держась за подвесной ремень, стоял человек и читал газету. Так как его, по-видимому, больше всего интересовали результаты скачек, опубликованные на последней странице, первая страница была повернута лицом к Генри и Норме, и там крупными буквами был напечатан следующий заголовок:
«КАТАСТРОФА В ЧАС ПИК. 12 ЧЕЛОВЕК УБИТО.»
Под заголовком были перечислены фамилии. Генри вытянул шею, стараясь прочитать, что там написано. Владелец газеты опустил ее и с возмущением посмотрел на Генри. Но тот уже успел найти в списке свое имя и имена других пассажиров. Норма встревожилась.
— Прямо не знаю, как я все это объясню дома, — сказала она.
— Ну, теперь вы понимаете, что я имел в виду? — сказал мистер Форкетт, обращаясь к Генри. — Только подумайте, сколько будет хлопот, пока в этом разберутся, — и шумиха в газетах, и еще Бог знает что. Да от такого парня только и жди беды — абсолютно антиобщественный элемент!
— И что только подумает мой муж! Ведь он меня ужасно ревнует! — заметила миссис Брэнтон с некоторым удовлетворением.
Поезд остановился на станции у собора Святого Павла. Толпа в вагоне несколько поредела, и поезд двинулся дальше.
Мистер Форкетт и Норма стали продвигаться к выходу. Генри решил, что он, пожалуй, тоже сойдет на следующей остановке. Поезд начал замедлять ход.
Внезапно мистер Форкетт схватил Генри за плечо.
— Смотрите, вон он идет! — сказал он, указывая на Кристофера Уотса, который шагал в толпе впереди них.
— Вы можете уделить мне несколько минут? Что-то не доверяю я ему…
Они поднялись по эскалатору и вышли из метро напротив здания Биржи.
Оказавшись на улице, Кристофер Уотс остановился и оглядел все вокруг оценивающим взглядом. Его внимание привлек Английский банк. Он шагнул вперед и остановился против него, подняв голову кверху. Он что-то прошептал. Земля под ногами слегка задрожала. Из трех окон верхнего этажа вылетели стекла. Одна статуя, две урны и часть балюстрады закачались и обрушились вниз.
Уотс расправил плечи и глубоко вздохнул.
— Боже мой! Ведь он… — начал мистер Форкетт и бросился вперед, так что Генри не расслышал остальных слов.
— Я… — заявил Кристофер Уотс громовым голосом. — В ЭТО… продолжал он, не обращая внимания на зловещее дрожание земли, — НЕ…
Но в этот самый момент сильный удар кулаком в спину бросил его на мостовую перед несущимся автобусом. Раздался скрежет тормозов, но было уже поздно.
— Это он! Я сама видела, как он толкнул его! — закричала какая-то женщина, указывая рукой на мистера Форкетта.
Генри догнал его как раз в тот момент, когда к ним подбежал полицейский.
Мистер Форкетт стоял, с гордостью взирая на фасад Английского банка.
— Что только он мог натворить! Этот молодой человек представлял большую опасность для общества, — заявил он. — Конечно, меня следовало бы наградить, но боюсь, что скорее всего меня повесят. Что поделаешь, надо же чтить установленные традиции и институты!