Я справлюсь один

1. Страхи страхоборца

Над частоколом торчали три головы – рыжая, белобрысая и одетая в красную кепку козырьком назад. Солнце уже опустилось к самым верхушкам деревьев, и головы отбрасывали на ведущую к крыльцу тропинку вытянутые, как огурцы, тени.

Туловищ, к которым крепились эти головы, не было видно из-за густо разросшейся в углу двора малины, и Илья поймал себя на мысли, что его забор сейчас напоминает ограду средневекового поселения с выставленными для всеобщего устрашения отрубленными головами врагов.

Эти «враги», впрочем, были вполне себе живы и имели все шансы добиться того, чтобы хозяин двора и в самом деле захотел оторвать им головы.

– А ну брысь, – спокойно, но угрожающе понизив голос, произнес Илья, пока что не двигаясь с места.

Рыжая голова скорчила противную рожу, голова в красной кепке высунула язык и издала неприличный трескучий звук.

Илья медленно поднялся на ноги.

Головы мигом исчезли. Из-за забора донеслись удаляющийся топот и уже упомянутые трескучие звуки – уже в исполнении всех троих агрессоров.

Снова усевшись на ступеньку крыльца, Илья вздохнул и вернулся к починке старого утюга. Вот же наказание свалилось на голову – в виде наступивших школьных каникул и всей этой мелочи пузатой, которую родители сослали из городов в глушь без интернета, в деревню к бабушкам! Скучно тут ребятне, вот и развлекаются как могут.

Кстати, вот вопрос: а как старушки ухитряются справляться с этими бесенятами? Вот уж воистину вековые мудрость и терпение… А может, они и не справляются вовсе. Иначе внуки не висели бы на заборе подворья, куда точно не стоило бы лезть лишний раз. И бабушке одной из этих бедовых «голов» это прекрасно известно. Лучше, чем кому-либо еще среди деревенских.

Дом Ильи стоял на отшибе, и в деревеньке в двадцать дворов недавний переселенец до сих пор мог рассчитывать на достаточные уединение и покой. Но наступило лето. И вот они… Понаехали. Илья чертыхнулся и отложил отвёртку. Руки начали дрожать. А ведь в перчатках и так сложно ухватить мелкие детальки…

Понятно, почему эти неугомонные детки к нему лезут – загадка перчаток им покоя не даёт! Столкнулись как-то раз с Ильёй в сельском магазине, где он отсчитывал непослушными, да еще и затянутыми в нитяные перчатки пальцами монетки за крупу и спички.

– Агистокгат! – картаво выговорил старший из компании – тот, что носил кепку козырьком назад. – Бгезгует голыми гуками к деньгам пгикасаться, к пгезгенному металлу!

Компания дружно захихикала – и мгновенно ретировалась, стоило только Илье начать разворот в их сторону. Продавщица Юлия Ивановна, поджав губы, покачала головой.

– Городское воспитание, – проговорила она извиняющимся тоном, будто лично отвечала за поведение троих мальчишек. – Родители на работе, а эти… В интернетах хорошему не научат!

– Да ладно, тёть Юль. – Илья махнул рукой. – Дети – они и есть дети.

– Детки из клетки. И какие взрослые из них вырастут… – пробурчала продавщица. – Ты, Илюш, смотри… Теперь они от тебя не отстанут. Знаю я эту породу. Наметили жертву – будут гнать до победного.

– Догадываюсь, – усмехнулся Илья, сгребая с прилавка остатки мелочи. – Сам таким был. – Да уж, и «интернеты», и родители, которым вечно не до сына, были знакомы недавнему приезжему не понаслышке.

Илья жил в затерянной в лесах маленькой деревеньке Мохово всего полгода. А иногда ему казалось – он родился и вырос здесь, и не было никогда большого сумрачного города, и огромной гулкой полупустой коммуналки, и смазанных теней на ее стенах – людей под странным названием «родители»…

Что-то, конечно, там было. Что-то, о чем и захочешь – не забудешь. Нитяные перчатки на руках не дадут забыть…

Солнце коснулось макушек деревьев, и тень от частокола почти дотянулась до ног Ильи. Скоро стемнеет, пора заканчивать работу на свежем воздухе, а то комары заедят. Морщась, он не без труда подцепил неуклюжими пальцами последний винтик и вкрутил его на место. Поднялся, протопав по ступеням крыльца, и в сенях сунул вилку утюга в розетку. Греется. Отлично. Можно бабу Таю обрадовать, что новый покупать не придётся. А всё остальное – завтра. На очереди ещё одноконфорочная электроплитка от Николая Егоровича и швейная машинка от бабы Клавы.

В деревне Илья быстро сделался «внуком по вызову» для всех местных жителей: чинил им электроприборы и заборы, весной помогал копать грядки и обрезать деревья в садах. Основное население Мохово составляли старушки и их дочери – вдовые и разведённые. Дедов имелось всего трое, и один из них был полуслепым, а два других с трудом передвигались из-за радикулита, и помощи женскому населению от них не было никакой. Поэтому, когда из сельской администрации, которую здесь упорно продолжали именовать «сельсоветом», на стареньком «УАЗике» привезли нового жильца – молодого парня, и поселили в одном из заброшенных домов, у которого ещё сохранились в целости крыша и оконные рамы, бабульки быстро оценили преимущества назначения в их глушь нового почтальона.

Личность поселенца, конечно, вызвала море вопросов и предположений. Почему с виду здоровый двадцатипятилетний парень вдруг попал в почтальоны в такой глуши? Почему его привезли жить в Мохово, за двенадцать километров от райцентра, в котором, собственно, и располагалось почтовое отделение? Как он собирается развозить почту по деревням зимой – на лошади, что ли? Моховцев терзало любопытство, и они с нетерпением ждали, когда же новый почтальон приступит к своим обязанностям, начнёт ходить по дворам, разнося почту, и вот тогда его можно будет невзначай расспросить…

Не учли старушки только одного: на дворе стоял двадцать первый век, бумажных писем им никто не присылал, газет они не выписывали – почтальону нечего было делать в их домах. Через пару дней Илье привезли старенький «затюнингованный» до неузнаваемости мотоцикл «Иж-Юпитер-5», подготовленный для зимней эксплуатации. По утрам новый сосед уезжал в центр сельской территории – Перово, развозил почту по пяти остальным деревням и сёлам и возвращался только на закате, затаскивал мотоцикл по ступенькам крыльца прямо в сени и закрывался в доме до следующего утра.

А в Мохово почта не приходила. И соседям Ильи не оставалось ничего другого, кроме как проявить некоторую назойливость и просто по-соседски, по-деревенски заявиться к новопоселенцу в гости с подарками и угощением – раз уж он сам не намерен выходить к людям и знакомиться. И вот через неделю после переезда Илья, утром выйдя на крыльцо в свой первый на новой работе выходной, едва не споткнулся на ступенях от неожиданности: за калиткой стояла делегация моховцев – человек семь бабулек с накрытыми вышитыми полотенцами блюдами и подносами в руках.

– Как обустроился, внучек? – приветливо спросила высокая статная старушка лет девяноста, не меньше. Илья догадался, что она здесь за главную. – Мы вот тебе принесли кой-чего. На новоселье. Принято у нас так. Не прогонишь?

– З-заходите, – оторопело отозвался Илья. – Сейчас… – Он сделал движение, чтобы шагнуть навстречу гостям, но спохватился и, пробормотав: «Минутку…», скрылся в сенях. Вернувшись через полминуты, он с застенчивой улыбкой спустился с крыльца, подошёл к забору и распахнул перед гостями калитку. Руками в нитяных строительных перчатках.

– Ожоги сильные. – Илья ответил не на заданные вопросы, а на любопытные взгляды, которые старушки бросали на его руки, пока он разливал чай. – Я гонщиком был. Один мой товарищ в аварию попал, мотоцикл загорелся. А его от машины оттаскивал. Обжёгся. Вот и ношу на людях перчатки. Неприятно смотреть.

– Ох, беда, – покачала головой Ольга Серафимовна – та самая предводительница отряда бабулек. – Опасная игра эти гонки ваши. Спас парня-то?

Илья молча покачал головой. Ольга Серафимовна, а за ней и остальные старушки так же молча перекрестились.

Гости попили чаю с тем, что сами же и принесли – с домашними пирогами, смешными печеньицами-«каральками», посыпанными сахаром, и черничным вареньем. Рассказали новому соседу о деревне, о жителях, о себе. Илья настороженно ждал – когда же начнут задавать вопросы. Удивился: бабульки оказались неправдоподобно тактичными – или же просто с удовольствием пользовались возможностью поговорить сами, радуясь «свежим ушам».

Часа через полтора гостьи засобирались уходить.

– Давай посуду помою! – предложила Ольга Серафимовна.

– Да что вы, я сам! – Илья смущённо улыбнулся. – Ожоги-то зажили давно, я со всеми делами по дому без труда управляюсь.

– Ну как знаешь, – бабулька неожиданно хитро подмигнула хозяину дома, и тот обомлел: неужели она что-то заметила? Она что, видит сквозь перчатки?..

Да нет, не может этого быть.

Закрыв за гостями дверь, Илья проверил – плотно ли задёрнуты занавески на окнах, и только после этого, отвернувшись к глухой стене, стянул перчатки. Осмотрел кисти рук, медленно поворачивая их, будто видел впервые. Вздохнул и пошёл мыть чашки и блюдца.

Ожоги и в самом деле имелись, но выглядели не так уж страшно. Кожа на ладонях и на «хватательных» поверхностях пальцев была стянута, из-за чего кисти постоянно находились в положении «чашечкой». Тыльные стороны ладоней выглядели абсолютно нормально.

…Если не считать слабого, но вполне различимого синего свечения, которое испускали кисти рук Ильи в полутьме деревенского дома.

***

Илья и в самом деле был мотогонщиком. С двенадцати лет занимался в секции мотокросса, в шестнадцать пересел с пятидесятикубового мопеда на настоящий специальный спортивный мотоцикл и начал готовиться к соревнованиям в дисциплине эндуро – «шестидневки» или гонок на выносливость. Его мечтой было покорить трассу ралли-рейда «Париж – Дакар». И вот чем всё закончилось…

Быстрый прогресс. Призы на районных, городских и так далее соревнованиях. Включение во второй состав областной команды. Тренировочные сборы на базе команды российского уровня. И – всё…

Конец нормальной жизни. Смерть мечты. И просто – смерть.

Шла обычная тренировка. Кроссовый участок в лесу. Товарищ по команде просто вылетел с трассы. Бывает. Недостаточно хорошо изучил легенду, не учёл радиус поворота и то, что на выходе, в выбитом колёсами углублении, скопилась каменная крошка.

Илья резко затормозил и остановился, неаккуратно уронил на обочину свою машину и бросился к примятым кустам на противоположной стороне трассы, откуда поднимался пар и доносились сдавленные стоны.

Всё выглядело на первый взгляд не так уж страшно. Шлем и щитки – достаточная защита, если ты просто упал, да не на камни, а в смягчившие падение кусты. Царапины – ерунда. Нога придавлена мотоциклом? Вряд ли перелом. Да даже если и перелом…

Но двадцатилетний Илья впервые видел, чтобы после простого падения человек был изогнут под таким углом. Казалось, его выкрутили, как мокрую тряпку. И стоны, доносившиеся из-под забрала шлема, звучали как-то…

Как предсмертные хрипы?

Илья до сих пор не был уверен, что ему не показалось. Он и сам не понял, что именно напугало его до такой степени.

Но тогда он едва не рухнул где стоял – зазвенело в ушах, мгновенно ослабели и почти отнялись ноги. С большим трудом удерживая уплывающее сознание, наклонился, чтобы поднять с тела товарища мотоцикл…

Эксперты пришли к выводу, что из бензобака упавшего мотоцикла выплеснулось горючее на раскаленные детали двигателя. Бывает и такое… Парня, которого звали Андрей, спасти не удалось. А у Ильи почему-то обгорели только кисти рук. Только ладони, если говорить точнее.

Никто тогда не обратил внимания на эту странность. Выжил, почти не пострадал – и хорошо. Наложили повязку и отпустили. Велели являться в поликлинику на перевязки каждый день.

А вышло так, что дело не закончилось ежедневными походами в перевязочный кабинет. Илья «поселился» в больницах надолго.

И не в тех, где лечат ожоги.

Эту свою «особенность» Илья заметил не сразу. Поначалу он и взглянуть боялся на собственные руки, когда с них снимали бинты. А вот врач, который делал перевязки, должен был насторожиться и хотя бы как-то выказать удивление. Почему же он никак не отреагировал?

Хотя… Может, и видят это свечение не все? Может, распознавать таких – это тоже редкая способность?

Илья долго пытался понять, кто же вывел на него тех, на кого он теперь работал.

Руки зажили быстро. Шрамы на ладонях мешали, но не сильно. Больше проблем доставляли другие «ожоги» – те, которые так и не зарубцевались. Страх, чувство вины, непонимание. Илья смутно подозревал, что это он, он сам убил Андрея, а вовсе не выплеснувшийся бензин.

Как? Чем? Он и сам не понимал, не мог сформулировать это подозрение, которое глодало ему душу и наяву, и во снах. В кошмарах Илья раз за разом протягивал к товарищу руки, и с них срывались потоки голубого пламени, охватывали лежащего человека и вмиг пожирали до остова с потёками дымящегося пластика от щитков…

Эти сны были настолько правдоподобными, что, казалось, запах горелого мяса и жжёной пластмассы ещё долго висел в комнате, когда Илья просыпался с бешено колотящимся сердцем и саднящим от крика горлом.

Наяву было не легче. Внезапно, ни с того ни с сего, будто вызванные к жизни случайным звуком, вспышкой света, мимолётным запахом, налетали обрывки воспоминаний-видений. И они были будто бы не те. Всегда что-то казалось неправильным, что-то мешало, царапалось на задворках сознания, будто воспоминания Ильи частично вытащили из его головы и неаккуратно, не позаботившись подогнать по размеру, впихнули на их место какие-то другие. Чужие.

А результат? Результат предсказуем.

Илья учился тогда на третьем курсе политеха. Учился старательно, занятия не пропускал, сдавал все работы вовремя. А после того случая всё разом посыпалось. Бессонные ночи и депрессия не способствуют хорошей учёбе. И вызвали Илью в деканат, и мягко, но настоятельно порекомендовали сходить к неврологу.

А что парень мог сказать врачу в студенческой поликлинике?..

Что ночь за ночью его душит страх, не убийца ли он?

Что днём даже на свежем ветру его преследуют запахи обугленной плоти и горелого пластика?

Что когда он просыпается, трясясь и кашляя, и подносит руки к лицу, чтобы вытереть слёзы – кисти в темноте слабо, но отчётливо светятся синим?

Он был уверен, что сошёл с ума. Но рассказать о светящихся руках всё-таки не смог. Это, как ему показалось, даже для сумасшедшего перебор.

В результате его определили «отдохнуть» в отделение пограничных состояний психоневрологического диспансера. И там, казалось бы, банальный невроз вдруг полыхнул заревом на полнеба. Теперь Илье казалось, что синий огонь преследует его наяву, обжигает и словно бы толкает куда-то, подгоняет бежать, прятаться… Или же что-то искать?

Со стороны это выглядело, наверное, жутко и жалко: здоровенный парень стонал и выл, рвался куда-то, неразборчиво кричал и плакал. Что он тогда видел, что его так пугало? Илья и сам потом не мог вспомнить. Невроз, он и есть невроз… Лекарства помогали, конечно. Огонь задыхался и гас в душной серой пелене медикаментозного отупения. Но при этом в памяти словно бы всё шире расплывалось пятно, за которым уже почти не различались не только авария и последовавшие за ней месяцы кошмаров, но и прежняя жизнь, учёба, дом, родители…

Илья не помнил, чтобы мать или отец навещали его в больнице. Он точно знал, что они приезжали: откуда-то ведь появлялись новая одежда, книги, разрешённые в стационаре продукты. Но самих визитов родителей он вспомнить не мог. И постепенно забывались их лица и голоса, и те чувства, которые были с ними связаны. И только намного позже он узнал, что так начинался процесс его вербовки на службу.

Стереть память, избавить от старых чувств. Чем меньше у человека привязанностей – тем меньше в его жизни страха.

***

Световой день в июне длинный. Уже двенадцатый час, а за плотными занавесками ещё плещутся синие сумерки. Пора спать. Но сначала, как всегда, нужно проверить кое-что.

Илья отодвинул занавеску на окне, смотрящем на лес. Неслышно поднял шпингалет и распахнул рамы. В комнату хлынул тёплый лесной коктейль запахов: травы, цветы, влажная кора. Илья перелез через подоконник, аккуратно прикрыл за собой окно и, пригнувшись, перебежал под прикрытием кустов смородины к забору, выходящему на опушку. Присев на корточки, опустил руки ладонями к земле, замер и закрыл глаза.

Слушать.

Маловероятно, что крик донесется на большое расстояние. Но если что-то происходит хотя бы километрах в пяти – есть шанс успеть.

Ни звука. Ни треска веток. Ни гвалта спугнутых птиц.

Слушать надо не звуки.

Лес молчит. Но это не спокойное, умиротворённое молчание. Будто хищник затаился перед прыжком.

Илья открыл глаза и медленно поднял руки к лицу. Они не светились.

Всё в порядке…

Он встал и вернулся к дому. Залез в окно, закрыл створки, поймал заунывно пищащего в темноте комара. Теперь можно ложиться спать.

Подъём – в полседьмого утра. Зарядка, короткая тренировка. Вместо душа – ведро остывшей за ночь воды на лужайке за домом. Смолоть кофе в старинной кофемолке-мельничке. Завтрак. Вымыть посуду. Утро расписано по минутам. Легко и не страшно жить, когда в жизни порядок – даже в мелочах.

Мотоцикл заводится мгновенно, словно радуется предстоящей прогулке, как пёс. Илья надевает шлем и перчатки, по привычке ровно и глубоко дыша. Давно уже прошли те времена, когда один только вид двухколёсной машины и треск двухтактного двигателя способны были «подбросить» пульс до ста шестидесяти. Но полезные привычки лучше не забывать. А то выйдешь как-нибудь на улицу без перчаток – а там…

А что – там?

А мало ли. Бык прибежит. Из соседней деревни. Боишься здоровенных страшных быков, а, страхоборец?..

– Здрасте, – привычно поздоровался Илья с пустой стойкой почтового отделения.

– Привет, болезный. Ничего нету для тебя, – донеслось из-за двери подсобки. Заведующая отделением, она же единственный сотрудник, Полина Юрьевна являлась народу только в особых случаях – если было что выдать или принять.

– Ну, до завтра тогда. – Илья развернулся и пошёл к выходу.

– Ой, чуть не забыла. К Семёнычу зайди! – догнал его бас тёти Поли.

– Вас понял! – Илья, вздохнув, снял мотоцикл с подножки и покатил по тропинке к соседнему зданию, в котором располагался «сельсовет». Что-то случилось всё-таки…

Михаил Семёнович Попов, глава администрации Перовской сельской территории (в продолжение темы «сельсовета» именуемый не иначе как «председателем»), услышав шаги на скрипучем крыльце, сам вышел встретить посетителя.

– Здоров будь, проходи, – он пожал Илье руку, уже привычно не обращая внимания на перчатку. – Таня в магазин убежала. Сахар кончился. Ты же кофе без сахара пьёшь?

– Да я кофе только без воды не пью, – Илья засмеялся, – потому что тогда его жевать приходится.

– Ну, я так и понял. – Председатель указал Илье на стул у стола для совещаний и нажал кнопку на кофемашине – диковинном в здешней глуши агрегате. – Вот сейчас заправлю тебя кофейком – да озадачу. Уж прости. Дело появилось.

– Случилось что-то? – Илья напрягся.

– Случилось. – Председатель шумно вздохнул. – Но хоть не стряслось, и на том спасибо. Ты же слышал – в Варакинском районе один из ваших пропал?

– Ну само собой, слышал. Он же уже месяц как пропал. И непонятно, с чем это связано. Может, и не с нашей службой вовсе.

– Так вот. – Председатель поставил перед гостем чайную чашку, наполненную кофе от силы на треть. Над столом поплыл дивный аромат, и Илья с нескрываемой завистью покосился на столик с кофемашиной – что за марка зёрен у начальства, интересно?.. – Итальянский. Хочешь – закажу и тебе, – прокомментировал этот взгляд председатель. Илья с благодарностью закивал. – Дорогущий, зараза… Но того стоит. Так вот. Тот ваш сотрудник – Бекетов – недавно объявился в городе. И выяснилось это совершенно случайно. То есть он не пошёл в вашу контору, а просто явился в ЖЭК и оформил временную прописку у своей тёти. И встал на учёт в службе занятости. Вот так.

Илья замер с чашкой у рта.

– Эт-то как понимать?

– Да кто бы знал. Мне вот сейчас позвонили из Варакинской администрации – к ним пришёл запрос по его зарплате за год, предшествующий увольнению. Они там, пардон, офигели – какое увольнение, если он у них пропавшим числится? Ну и начало всё раскручиваться. Он, оказывается, вообще ничего не помнит. Он уверен, что уволился и сразу же уехал в город. У него и трудовая на руках. С записью! Бурцев своих на уши поставил – кто и когда расчёт делал, запись вносил? Никто ничего не знает и такого не помнит. Дошло до того, что он вызвал полицию и попросил определить, чей в трудовой почерк. Ну а за полицией и ваши примчались. Я даже удивился – почему не они первыми. А потом сообразил – у вас же никаких бумаг на сотрудников не ведётся. Как-то по-другому всё…

– Да уж… – Илья поёжился. – Контракты кровью не подписываем, и на том спасибо.

– Да кто вас знает, я бы не удивился. – Председатель хмыкнул, но глаза его не улыбались. – В общем, Илья, ваша контора, как я понял, не очень-то рвётся идти с нами на контакт, поэтому я тебя и попросил зайти. У нас подделка документов, а возможно, к кому-то вашу силу применили. Если уж до полиции дело дошло – надо по-человечески, по закону разбираться. А вашим главное – информацию придержать. С них станется и память кому-нибудь стереть. А может, они и самому Бекетову стёрли…

– Ну, вы уж как-то сильно нас переоцениваете. – Илья растерянно улыбнулся. – Мы же не «Люди в чёрном» – память стирать…

– Ты – может, и не «в чёрном», – мрачно отозвался председатель, – а вот вышестоящие… чины – ты сам-то толком знаешь, на что они способны?

Илья не нашёлся, что ответить. Допил кофе, поблагодарил председателя и вышел на крыльцо. Постоял с полминуты, щурясь от солнца и ровно дыша.

Ну и дела… Председатель даже не подозревает, насколько всё может оказаться серьёзно. Но – не для его ведомства и не для сотрудников бухгалтерии и отдела кадров, которые не помнят, как оформляли документы на увольнение бывшего водителя. А вообще для всех. Для всего района.

Если страхоборец потерял память – это неспроста. И первая причина, которая приходит на ум – то, что страх всё-таки одержал верх.

А страх нельзя кормить. Даже одной победы, да ещё и над специально обученным противником, достаточно, чтобы страх усилился многократно.

Илья потряс головой и натянул шлем.

***

Сначала – проехать по стандартному маршруту. Три деревни, три села. Дороги – едва намеченные в траве колеи в обход околиц. Первая из деревень – Вешки. Два десятка домов по берегу пруда с ряской, утками и ивняком. Спокойствие…

Не доезжая до начала деревенской «улицы», Илья заглушил двигатель, закатил мотоцикл в кусты на опушке и углубился в лес.

Солнце уже поднялось высоко, неподвижный воздух под сомкнутыми кронами деревьев постепенно нагревался. Стояла ленивая тишина, и только неугомонные осинки тихонько похлопывали листьями-ладошками, где-то жужжала то ли оса, то ли крупная муха, да похрустывали под ногами мелкие веточки. Отойдя от опушки шагов на двадцать, Илья остановился, внимательно огляделся и прислушался. И только после этого стянул перчатки.

Усевшись по-турецки на землю, он положил ладони на пружинящий слой прошлогодней листвы между стеблей папоротника и закрыл глаза.

Слушать…

Кожу ладоней щекотали и покалывали сухие травинки и веточки. Илья сосредоточился на ощущениях в кистях рук – не станет ли горячо, не зазвенит ли в кончиках пальцев, перетекая в ладони, а потом в запястья, отзываясь неприятной вибрацией в суставах, недобрая чужеродная энергия?

Не слышно. Спокойствие.

Подождав пару минут, Илья поднялся, отряхнул ладони от налипших травинок и вернулся к мотоциклу. Следующая остановка – большое село Чирково. Там придётся останавливаться два раза – на въезде и на выезде. Тому же Косте Бекетову хватило бы и одной позиции – посередине. Он умеет слышать километров на десять.

Умеет… Или умел?

Бывают ли страхоборцы бывшими?

***

[Год назад]

Илья готовился к выписке из больницы. Чувствовал он себя хорошо – спокойно – и надеялся, что эта выписка наконец уже станет окончательной. Отстранённо размышлял о том, чем он будет заниматься и где жить. Мысль о том, чтобы вернуться в родительскую квартиру, почему-то вызывала смутное, но стойкое отторжение. Может, из-за того, что за последние месяцы Илья уже отвык от общения с матерью и отцом, не скучал, если они долго не приезжали, не испытывал какой-то особой радости от их редких визитов. И это даже не казалось странным – отвык и отвык, наконец-то повзрослел, возможно. После такого долгого лечения память вообще очень сильно размылась – например, воспоминания о тренировках и гонках напоминали скорее путаные, неправдоподобные сны «по мотивам» просмотренного фильма. Казалось, будто ту часть памяти, в которой хранились самые яркие воспоминания о прошлой жизни, накрыли толстым поцарапанным листом оргстекла. Вроде бы и видно всё – но нечётко, как через слой пыли.

Выписать Илью должны были с двенадцати до часу, до начала обеда. Соседи по палате попрощались с ним заранее и ушли на обязательную прогулку. Собрав пожитки – одежду и книги, ожидая вызова к лечащему врачу за выписным листом, Илья сидел на своей (уже бывшей «своей») кровати и ровно дышал, стараясь не сосредотачиваться ни на одной мысли. Сейчас ему почему-то казалось очень важным не начать беспокоиться о будущем, о мире, который встретит его за воротами больницы, о людях, которые будут смотреть на него и чего-то от него ожидать… О том, как жить дальше. О необходимости зарабатывать деньги и зачем-то каждый день есть и пить, ложиться спать и вставать по утрам.

Нельзя было думать об этом. Потому что думать о будущем, когда ты лишился прошлого – слишком страшно.

– Илюш, пойдём. – В дверях палаты показалась медсестра, махнула рукой. – Юрий Петрович всё подготовил. И… Там за тобой приехали.

– Мама? – У Ильи неизвестно почему вдруг зашлось сердце.

– Нет, кто-то с работы, – равнодушно отозвалась медсестра и ушла.

С работы? В каком смысле – с работы? Из команды, что ли?.. Илья торопливо подхватил сумку, выскочил в коридор и почти побежал к кабинету врача. И вдруг остановился и резко обернулся. Впервые в жизни он понял, что это значит – «затылком чувствовать чей-то взгляд». От основания шеи вниз по позвоночнику покатился холод.

В паре шагов позади стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти в чёрных джинсах и летней бежевой куртке. Он выглядел совершенно обычно – аккуратная стрижка, неприметное лицо. Но Илья почему-то сразу же подумал, что перед ним военный – то ли из-за жёсткого взгляда, то ли из-за того, как незнакомец стоял – вроде бы расслабленно, но в то же время в его позе явственно ощущалось напряжение, полная готовность немедленно сорваться с места, напасть, защититься или догнать.

– Илья Артёмович Велесов, – сказал незнакомец. – Добрый день. Рад познакомиться. Я – Петров Станислав Аркадьевич, твой командир.

Илья молча кивнул. «Командир». Значит, и в самом деле военный. Но вот зачем ему только-только выписавшийся пациент психоневрологического диспансера, провалявшийся в стационаре в общей сложности почти год? Теперь ему даже права не восстановят, о какой военной службе речь?

– Пойдём, поговорим. – «Командир» указал в сторону холла с креслами, монстерой в кадке и низким столиком.

– Меня врач ждёт, – пробормотал Илья, растерянно оглядываясь в противоположную сторону коридора.

– Я забрал твою выписку. – Петров похлопал себя по груди – видимо, по внутреннему карману. – Врач в курсе, не волнуйся.

– В-вы забрали… А как вам её… А где мои родители? – Илья забеспокоился: глухо и невнятно, как голос через обитую войлоком дверь, к сознанию наконец пробилась мысль, что происходит нечто странное. – Вы вообще кто?..

– Только не волнуйся, – понизив голос, сказал Петров, и взгляд его на мгновение сделался ещё острее, но тут же смягчился. «Командир» слегка улыбнулся и снова указал на кресла. – Давай присядем. Мы ведь в больнице, здесь полно народу, есть и куча персонала, и охрана. Тебе тут нечего бояться. Поэтому я и приехал прямо сюда, а не заявился к тебе домой уже после выписки.

– Н-ну ладно, давайте сядем. – Илья вдруг почувствовал себя персонажем какого-то шпионского фильма. Любопытно…

Неторопливо опустившись в кресло, Петров оглянулся на окно, в которое лился жизнерадостный солнечный свет июньского полудня, и нахмурился.

– Нет, так не получится, – сказал он будто сам себе. – Неубедительно выйдет… А ну-ка, пойдём. – Он снова поднялся и махнул рукой Илье, не успевшему ещё сесть. – Где туалет? А, вот, вижу. Иди сюда. – Распахнув дверь и не зажигая света, он шагнул в тесный закуток с раковиной.

– Это ещё зачем? – Теперь Илья испугался по-настоящему.

– Иди сюда, – повторил Петров, оглядываясь. – Да чего ты перепугался-то так? Просто темнота нужна. Показать тебе кое-что хочу, а на свету не видно будет. Да ты не заходи даже, просто загляни.

Илья нерешительно приблизился к двери туалета и заглянул внутрь. Петров стоял спиной к нему и лицом к стене, согнув руки в локтях.

Илья моргнул. Показалось, или в полутёмной комнатушке стало чуть светлее? Голубоватое свечение отразилось от поверхности больничного кафеля. Петров начал медленно поворачиваться, по-прежнему держа руки согнутыми перед собой.

Илья отшатнулся и едва не упал – колени вмиг ослабели и подогнулись.

Кисти «командира» сияли в полумраке. Холодное, чуть подрагивающее на кончиках пальцев голубоватое свечение было точно таким же, как у Ильи – но намного ярче.

– Тихо, тихо, парень. – Петров, чьи руки уже выглядели совершенно нормально, едва успел подхватить покачнувшегося Илью. – Ещё не хватало – грохнуться прямо перед выпиской. И застрять тут ещё на пару недель. Так… Так. Дыши медленно. Ровно, без пауз. Вот так, молодец. Испугался? – В голосе «командира» звучали забота и сочувствие, но взгляд серых глаз царапал, как заусенец на металле. – Ничего… Все боятся. В этом-то наша с тобой проблема и состоит. – Петров оглядел пустынный коридор и махнул рукой. – Пойдём всё-таки на улицу. Думаю, сильнее ты уже не испугаешься.

Илья вяло кивнул и позволил утащить себя за рукав на лестницу, затем через холл – в больничный парк. Короткая волна панического страха оставила после себя заторможенность и оцепенение, как бывало после приема лекарств. Казалось, будто Илья погружён в слегка подслащённую тёплую воду – вроде бы ничего не мешает, но всё же некомфортно. И мысли разбегаются, да и «ловить» их не очень-то хочется; и даже идёшь как будто не по своей воле, просто кто-то сказал: «Пойдём», – значит, надо переставлять ноги одну за другой, не путая последовательность.

На улице стало чуть легче. Илья с удовольствием вдохнул пахнущий лиственничной корой и цветами воздух – парк при больнице был отменный, настоящий лес, только ухоженный, без кустарников, подлеска и валежника. Илья всё разрешённое время проводил здесь – территория была огромной, и можно было часами неторопливо бродить по рыжим тропинкам и не встретить ни одного человека.

– Прогуляемся здесь? – спросил Петров. – Торопиться нам некуда – ни мне, ни тебе. У меня выходной… А тебе некуда торопиться в прямом смысле.

– В… в смысле?.. – глупо переспросил Илья.

– Я же сказал – в прямом, – усмехнулся «командир». – Домой ты не вернёшься.

– Почему это я домой не вернусь? – возмущение наконец «слило» через невидимую воронку сладкую водичку, в которой, как законсервированный препарат в формалине, плавало сознание Ильи. – А родители?.. Они должны за мной приехать! Они, наверное, меня уже ищут! – Он растерянно заозирался, словно надеясь увидеть выходящую из-за деревьев мать.

– Никто тебя не ищет. – Петров крепко взял Илью за локоть, вынуждая остановиться, и повернул к себе. – Мы всё уладили. Тебе надо меня выслушать. – Он поднял руку в предостерегающем жесте, заметив, как отреагировал Илья на слово «уладили». – Родители знают, что больше ты с ними жить не будешь. Конечно, ты с ними увидишься – вещи-то надо забрать. Да и вообще – ты не арестован, волен делать что хочешь. Просто для того чтобы ты понял, чего именно ты хочешь – и что можешь, – тебе придётся меня выслушать. И сделать выводы.

– Да что ж такое-то… – прошептал Илья, косясь на руку Петрова, стиснувшую его локоть. – Куда я влип… Это что, какие-то правительственные эксперименты? И я… оказался подопытным? Но как… я ничего не делал, я ничего не знаю…

– Ну вот, опять испугался, – вздохнул «командир», отпуская руку Ильи. – Ты точно наш человек. Сочувствую тебе. Да, в каком-то смысле это эксперименты. Но уж точно не правительственные. Знать бы – чьи… Да, светящиеся руки – это некая метка, если угодно. Так мы находим своих. Позже узнаешь подробно – возможно, когда-нибудь будешь заниматься поиском новобранцев. Но главное – не это. Ты помнишь, из-за чего ты уже год по больницам валяешься?

Илья вскинул на Петрова затравленный взгляд.

– Значит, всё-таки… Я его убил? Да?.. – Пульс снова подскочил, бросило в жар, кончики пальцев закололо.

– Тихо, – внушительно произнёс Петров, глядя Илье в глаза. И тут стало понятно, почему «командир» – самое подходящее к этому человеку слово. Илья мгновенно успокоился – не полностью, сердце по-прежнему выстукивало частую дробь по рёбрам, но уже хотя бы не давила обморочная ватная глухота и не мутнело на краях поля зрения. – Нет, ты его не убивал. Веришь мне?

Илья закивал, а скорее, мелко затряс головой.

– Вот и хорошо. А теперь слушай. – Петров повернулся и медленно зашагал по дорожке, заложив руки за спину. Илья, злясь на самого себя за предательскую слабость в коленках, заковылял рядом. – Ты всю жизнь считал себя трусом, так? Постоянно от чего-то обмирал, трясся, бледнел, тошнило даже. И тебе это надоело. Ты боялся ревущей, быстрой, опасной техники – и записался в мотоклуб. Верно?

– Но бояться я не перестал, – пробормотал Илья.

– В том-то и дело. Есть люди, которые избегают даже смотреть в сторону того, что их пугает. А есть такие, кто постоянно стремится наступить своему страху на горло. – Петров покосился на собеседника. – Нам такие и нужны.

– Кому – вам? – В речи командира возникла пауза, и Илья догадался, что от него ждут вопроса. – И зачем?

– Вот ты всё это время боялся, что ты – убийца, – продолжил Петров. – Ты бросился на помощь товарищу – и вдруг ни с того ни с сего машина загорелась. Ты не понял, что произошло – явных предпосылок для возгорания не было – и испугался ещё сильнее. Так? – Илья снова молча кивнул. – Но вспомни-ка хорошенько. Чего на самом деле ты тогда испугался? До того, как всё вспыхнуло?

Илья потёр лоб. Он очень и очень не любил вспоминать тот момент. Голова начинала просто раскалываться. Врачи говорили – внутричерепное давление повышается. Непонятно почему, но факт. И все прочие прелести в комплекте – тахикардия, тошнота, потеря равновесия.

– Я помню трассу… – наконец выдавил он. – Там не с чего было так вылетать. И не обо что так расшибиться. А он… Как будто не в кусты отлетел, а с горы по камням долго катился. Весь изломан был… – Илья замолчал и начал медленно и ровно дышать.

Петров положил ему руку на плечо.

– Всё верно, – мягко сказал он. – Ты заметил несообразность – объективных причин для таких травм не было. Ты испугался – и, скорее всего, почти потерял сознание. Так ведь? Но всё-таки не отключился и попытался оказать помощь пострадавшему. То есть ты победил страх. Именно в тот момент ты показал страху, кто тут главный.

– Ну да, я дико испугался. Но надо же было что-то делать, вот я и полез… Хотите сказать – не надо было?

– Не хочу я такого сказать. Отчасти пожар и вправду спровоцировало твоё вмешательство. Но если бы ты не вмешался – парень всё равно погиб бы. Не от огня, а от того, что его так перекрутило и изломало. А что это было? Вот этим мы и занимаемся. Есть некая аномалия, особое энергетическое поле, или уж как это обозвать-то. Наука… Кхм. Пока наука ничем не может нам помочь. Они стараются, но… Пока работаем по старинке. В общем, коротко говоря – твоего товарища убил страх. И тебя едва не убил. Но ты справился, отбился. И теперь ты должен стать одним из нас. Страхоборцем.