С божьей помощью, как принято говорить не только на Земле, мы всё-таки добрались до Алаты. Кто не помнит, это столица самого большого государства на Арли, что признают везде, ну кроме, пожалуй, Гарна, вечного ее соперника на континенте. Девяносто дней в дороге не сказать, что пролетели совсем уж незаметно, но точно обошлись без приключений, изобилующих в первой половине пути. Дорога, пыль, скудная еда и скрип потертого седла – вот все, что приходит на ум, когда вспоминаешь об этом времени. Хмм… Ну, не совсем все, мне все же есть, что добавить, но об этом чуть позже. В целом же наши мытарства, как осада древней крепости, выматывали, заставляли постоянно думать о еде, сне и воде. Мы садились в седло ни свет ни заря и сползали с коней, когда солнце начинало царапать край небосвода.
Погода нас баловала: не сказать, чтобы солнышко постоянно наблюдало за нашими потугами, но слишком уж сильные дожди обходили стороной, хмарь же можно перетерпеть, поплотнее закутавшись в плащ, чтобы сырость не проникала под плотную ткань. Уже будучи ученым, дневную жару я пережидал под сенью какого-нибудь зеленого исполина, которых природа словно специально понатыкала вдоль дорог. Наше путешествие протекало с относительным комфортом, и мы…
О, Господи! Я сказал «мы»?! Никаких «мы» больше не было. Что обычно спаивает людей в одно целое? Дружба? Общие интересы? Временно заключенный союз? Боюсь, в моём случае ни одна из вышеперечисленных причин не применима. Я остро ощущал, настроение спутников, и их чувства по отношению ко мне можно было описать каким угодно словом, кроме как «дружеские».
Валена откровенно меня сторонилась, глаза девушки изредка касались моей спины, но взгляд тут же отдергивался, как будто она трогала рукой раскаленную сковородку. Ее аура при этом слишком часто окрашивалась в белый цвет – очевидный для меня знак, что человек боится. Конечно, девушка старалась не подавать виду, но меня не обманешь – я чувствую отношение к себе лучше любого другого человека в мире. Ну, по крайней мере, когда думают, находясь поблизости.
Что касаемо инквизитора, то внешне Оррик воспринял новость гораздо спокойнее остальных, но по нему вообще было трудно что-либо понять, если только воин не напьётся как следует – тогда он немного терял контроль и мог выдать свои настоящие мысли. Бывало это не часто – он похоже, знал об этом своем маленьком «пунктике», – поэтому пил в меру, и как правило, останавливался до наступления «пдк». К тому же с нашим финансами выпивка давно перешла в разряд роскоши, которую мы могли позволить себе только редкими вечерами, когда останавливались на постой в деревнях. При этом какого-то ужаса передо мной Оррик не испытывал, но вот настороженность переваливала через край. Мне стало казаться, что инквизитор постоянно прячет за спиной топор, и случись что, смахнет мне голову на фиг. Неприятное ощущение. Поневоле будешь стараться не делать рядом с ним резких движений.
Печальнее всего дела обстояли с эльфом. Аридил словно перечеркнул все, что с нами было до этого, заново накладывая строки на лист. Вот только что это были за письмена, любому, наблюдавшему со стороны, догадаться нетрудно – чистая, незамутнённая ненависть, квинтэссенция злобы и жажды мести. Мне иногда даже приходилось натягивать «кокон», чтобы хоть немного отдохнуть от эмоционального давления, ощущавшегося как сильнейший приступ гастрита. Его чувства, случалось, пробивали мою скорлупу, и тогда я вздрагивал, а по лицу словно били доской с приклеенной шкуркой – больно и дерет до костей. Эльф никогда не садился рядом, предпочитая держаться подальше, и старательно избегал любого общения. Он бы, наверное, даже ел из другого котелка, если бы у нас были деньги на его покупку. Так что мечты о сплоченной команде можно было засунуть… – ну, вы меня понимаете. С другой стороны, опыт той, другой, жизни подсказывал мне, что вода даже камень точит, и нужно немного потерпеть. Оставалось только гадать, сколько это «немного» и хватит ли моей «терпелки» на все испытания.
Дней тридцать в пути пролетели не то, чтобы совсем незаметно, но необходимость из раза в раз выполнять одни и те же действия превратили их в один бесконечный калейдоскоп из смены луны и солнца. Как будто небо медленно трясли над головой, выбрасывая то светлую, то черную кость. Практически постоянное передвижение верхом не превратило меня в ковбоя, и запрыгивать на всем скаку на лошадь я тоже не научился, но организм, наконец, принял к сведению, что отступать хозяин не собирается, и мы с ним пришли к некому соглашению: в обморок я больше не падал, погружаясь в некое состояние полусна – полузабытья, и петрушкой покачивался в седле, не выпадая из него на каждом шагу.
Так продолжалось довольно долгое время. Я изредка ловил на себе косые взгляды всех троих своих спутников. Со страхом и настороженностью мне удалось немного свыкнуться, и они больше не прерывали мое «энергосберегающее» состояние. Эльф же привычно прожигал меня взглядом, то и дело вырывая из спасительного забвения да так резко и скоро, что я нередко хватался за поводья, чтобы не упасть под копыта своей лошади.
И в один прекрасный момент мне это до чертиков надоело.
– Задолбали! – заорал я по-русски после очередной «эмоциональной» оплеухи и попытался развернуть лошадь, чтобы перегородить дорогу.
Звездочка в принципе поняла, что я от нее хотел, но сделала вид, что моя просьба ее не касается, продолжая неторопливо плестись по дороге. Видимо, это обстоятельство и послужило последней каплей: я саданул ей пятками изо всех сил, и уже приготовился изрыгать проклятия, когда лошадь доказала, что рождение сверхновой из белого карлика – процесс, свойственный не только звездам. Вы когда-нибудь прыгали со всего маху на неподвижный, тихо-мирно стоящий скейт после того, как вам предложили первый раз в жизни на нем прокатиться? Вот-вот, схожие ощущения, а самое главное, результат одинаковый: не ожидавший такой прыти от смирной клячи, я вылетел из седла, как кегля, и, перекувыркнувшись в воздухе через голову, со всей дури грохнулся в пыль лицом.
На удивление, сознание осталось со мной вместе с желанием откусить побольше воздуха, ставшего внезапно таким плотным, что не лез в горло. Словно со стороны послышалось мое сипение. Несколько секунд спустя тишину разорвал испуганный вскрик волшебницы, и выругался сквозь зубы Оррик. Чьи-то сильные руки перевернули меня, заставив болезненно охнуть.
– Ты шо ж это творишь, недоумок?! – взревел Оррик, и в его голосе прорезались те самые «прежние» нотки. – Убиться вздумал?!
– Он бессмертный! – презрительно бросил эльф, так давно не говоривший ни слова, что даже я на миг позабыл о саднивших ребрах.
В следующий миг все повернулись ко мне, на лицах застыли совершенно разные выражения: Валена закусила губу, Оррик весь подобрался, как перед броском, а Аридил брезгливо скривил губы. И все чего-то от меня ждали. Я же всматривался в их лица, и до меня вдруг дошло, что все эти дни мои спутники ждали, когда же мне, наконец, надоест строить из себя простака и «своего» парня, и на свет полезет жуткий монстр о двенадцати головах с туловищем быка, крыльями, когтями и зубами размером с локоть.
Я закатил глаза, откинулся на спину, насколько позволял горб, и устало закрыл глаза ладонью. Сил не осталось. Как убедить человека в том, чего нет?! Как?! Что бы я ни делал, что бы ни говорил, ничего не поменяется – Убийца останется убийцей. Если до сих пор не убивает, значит, скрывается, значит, измышляет что-то совсем уж страшное. Мне до того стало тошно, что я всхлипнул, но даже заплакать не получилось – любые мои действия будут восприниматься только, как отягчающие. Как там в какой-то песне поется? «Безнадега точка ру»?
Но тут мне внезапно представилось, как над калекой трясутся от страха трое взрослых, здоровых людей. Он лежит неподвижно оттого, что не в силах пошевелиться, а те принимают его слабость за «игру» и подозревают в еще большем коварстве. До того нелепа и гротескна оказалась картина, до того смешны эти скорчившиеся от ужаса люди, что меня пробрал смех. И теперь я трясся от беззвучного хохота, больше похожего на истерику, чем на приступ веселья.
– Ему больно, он плачет! – голос Валены пробился сквозь завесу из слез.
– Дуреха! Да он глазом не моргнул, когда ему по голове мечом врезали! – яростно прошептал Оррик. – А вот по башке ему часто били, может, и повредили чего.
Странно, на этот раз баронесса пропустила уничижительное обращение между ушей. Прослушав ещё несколько версий, я открыл глаза и с усилием сел. На меня были обращены все три пары глаз.
– Ты… это… нормально все? – Оррик покрутил пальцами у виска.
Я мрачно на него посмотрел.
– Устал я от всей этой фигни. До смерти устал.
– Так давай привал…
– Слушай, ну ты ведь не такой тупой, как стараешься показать, – мной вдруг овладело странное безразличие. – Там, у себя, в другом мире мне двадцать четыре года было. Меня никто не спрашивал, хочу ли я оказаться здесь. Я заснул там – проснулся весь в грязи, почти голышом в этом дурацком теле! Но мне наплевать на все ваши былины долбанные с мифами в придачу. Я Убийцей быть не планировал и не планирую! – взорвался я, так что все мои спутники вздрогнули – даже Аридил на мгновение смутился. – Я жить хочу, не там, так здесь. Как человек жить, чтобы потом не стыдно было друзьям в глаза посмотреть.
Кто придумал эту ересь: выговоритесь, и станет вам легче. Не стало, вот ни на грамм не полегчало. Моя бывшая команда продолжала настороженно буравить меня глазами. Как будто за моей спиной второй горб вырос. Такое поведение Черного Властелина, похоже, пугало их даже больше, чем крылья, лапы и хвост. Хотя… что-то я всё-таки пропустил. Какое-то неуловимое, едва заметное изменение – страха больше не ощущалось. Валена смотрела на меня с жалостью, казалось, вот-вот бросится и погладит, как какого-нибудь щенка, едва не раздавленного колесом телеги.
Я вгляделся в спутников – над их головами крутился какой-то хоровод из цветов. Мне даже на миг показалось, что их ауры слились.
– Ладно, неважно все это, – кряхтя, я поднялся и пошел ловить свою клячу, мирно пощипывающую травку шагах в сорока отсюда. А что? Поговорку про бабу помните? Я хоть и не баба, но смысл тот же.