Я начинаю путь…

Глава 4 Нарвались!

Четыре года в Машином теле скучными для меня не были. С самого начала, пытаясь понять: «А почему именно меня?», я пришла к выводу, что, видимо, ничего хорошего меня в той жизни больше не ожидало. Обидно, конечно, но постаралась воспринимать это как данность. Естественно, что мне было горько и обидно от того, что не увижу дальнейшей судьбы своих родных. Смириться с этим было нелегко, и до сих пор приходится ронять слезы на подушку, тайком от всех, кроме Маши. Вот от нее мне не скрыться. Она все про меня знает. Даже то, во что мне совершенно не хотелось бы ее посвящать. Да куда тут деться? Одна голова на двоих, и та бабья!

Чтобы совсем не раскиснуть, я сосредоточилась на Машином воспитании. Да какое, собственно, это воспитание? Прежде всего я учила ее готовить самые обыкновенные блюда. Конкуренции в этом со стороны ее матери я могла не опасаться. Сама Василиса Егоровна, как и большинство здешних хозяек, готовить совершенно не умела. Ее кулинарные таланты ограничивались лишь умением подогреть купленную в магазине упаковку с готовьм блюдом.

Поэтому, как только она убедилась в том, что блюдами, которые приготовила ее дочь, никто не отравился, она без разговоров уступила нам кухню.

Следующим занятием, не дававшим нам помереть со скуки, было рисование и лепка. Тут тоже больших проблем не возникло, ибо нужными способностями Мария обладала. Гораздо тяжелей обстояло дело с физическим развитием. В этом мире не было такого понятия как массовый спорт. Был спорт высоких достижений и спортивные клубы для сливок общества. Впрочем, те тоже не особо жаловали подобные увлечения, поэтому основными посетителями спортклубов были лишь те, кто был не на шутку озабочен красотою собственного тела: актеры, проститутки, альфонсы да разного рода извращенцы.

Были и те, кто занимался спортом самодеятельно. Но эти люди были незаметны на фоне общего бескультурья. Окружающие меня люди – это, по большей части, мужчины с пивными животами и женщины с целлюлитом. Благодаря этому обстоятельству, модельеры создавали не такую одежду, которая подчеркнет достоинства фигуры, а такую, которая скроет ее недостатки. Естественно, что в первую очередь женщины вели борьбу с избыточным весом. Как правило, с помощью диет и разнообразных препаратов. Результат этой борьбы взор не радовал. Самые успешные участницы этой борьбы демонстрировали нездоровую, в общем-то, худобу. Люди явно не понимали того, что есть разница между стройной ланью и тощей клячей. Что стройность фигуры – это прежде всего правильные пропорции тела, дополненные правильной осанкой. Что физическая красота всегда должна дополняться точными, свободными и оттого красивыми движениями.

Все это я знала не понаслышке. В прошлой своей жизни я не была ослепительной красавицей, но выглядеть выигрышно на фоне ровесниц умела. И косметика играла тут второстепенную роль. И уж коль судьба мне подарила вторую жизнь, то тем более глупо менять полезные привычки.

Итак, для начала – обычный бег по утрам и вечерам. В сопровождении недовольного братца. Тому гораздо приятней было тусоваться с пацанами. А наматывать круги в компании со свихнувшейся сестрой он явно не желал. Честно говоря, большого желания видеть его вечно недовольную рожу у меня не было. Вот только маманя была свято уверена, что в отсутствии братца я сразу стану жертвой нападения алкашей, наркоманов, маньяков и прочих злодеев. Лично я сомневалась в способности Ваньки хоть кого-то защитить. Впрочем, убежать ему тоже будет трудно. Хотя как знать? Меня он без особого труда догонял.

Главная причина Ванюшиной лени была мне известна давно. Детям скучно выполнять монотонные упражнения. Вот если внести в занятия элемент состязательности… Хорошенько подумав, я дополнила бег паркуром. Раньше я им никогда не занималась, и тут он тоже известен не был. Но разве пацану неинтересно лазить по заборам или деревьям? Сработало! Братец оживился. А когда у нас появились подражатели, то он получил все, что ему для счастья недоставало: тусовка и состязание. Так у нас начала складываться своя компания по интересам.

Вторым камнем преткновения в отношениях с братом стали мои занятия танцами. Все началось с того, что в результате настойчивых поисков, я нашла тех, кто с удовольствием стал бы учить детей тому, что умели сами. Супруги Максимовы, профессиональные танцоры, после того как вышли на пенсию, обнаружили что им нечем заполнить свое свободное время. И тут я со своим предложением! Зарегистрировать школу танцев проблем не составило. Набрать нужное количество желающих научиться танцевать – тоже. Проблема с арендой помещения – и тут был полный порядок. Как только все это было пройдено, начались занятия, а точнее муштра. Что Софья Владимировна, что Алексей Андреевич – скидок на лень и природное разгильдяйство не делали.

И опять была проблема с Ванькой. Танцы ему совсем не интересны были. Необходимость отводить и встречать меня в дни занятий его откровенно бесила. Да я и сама бы отказалась от его сопровождения, но убедить родителей в том, что я и одна не пропаду, у нас не вышло.

Все изменилось в тот день, когда Василиса Егоровна, посмотрев в окно, сказала:

– Ваня, Маша! Сегодня никуда не идете!

– Мам! А почему?

– Там наркоманы во дворе сидят.

– Мамочка! А вызвать полицию нам нельзя?

Оказывается нельзя. Не имеет право полиция мешать гражданам Российской империи проводить время так, как они хотят. И что тут делать? Вариант, что мы с Ванькой тихо и незаметно просочимся мимо, был нереальным. Рассчитывать на чью-то помощь? На чью интересно?

Пришлось послушаться родителей. Но вот то, что по милости этих уродов нормальные люди будут ходить, прижимаясь к стенке, настроение испортилось совсем. С этого дня мы с братом вставали пораньше только потому, что лишь ранний выход из дома гарантировал то, что к тебе не пристанут уроды, нуждающиеся в очередной «дозе».

А один раз мы с трудом от них спаслись, когда они обратили на нас свое внимание. Спасло умение бегать и преодолевать препятствия. Ну и страх добавил сил и быстроты. Один раз повезло. Но сколько времени будет еще везти? И самое главное, кто наводил страх на детей и взрослых? Подростки, которые ничего из себя не представляли в физическом плане. Те, которые опасны, только когда собрались толпой. Чье главное достоинство состояло в подлости, жестокости и безнаказанности. Вот именно, в безнаказанности. Жаловаться на них в полицию было делом бесполезным.

По здешнему российскому либеральному законодательству, дети до тринадцати лет вообще не подсудны. Если двухметровый громила вырывает у вас сумочку и пинает ногой в живот, причем среди бела дня, то он делает это не потому, что такой смелый, а потому что знает: он ничем не рискует, ему семнадцать с половиной лет, и в худшем случае, после сотого привода в полицейский участок ему дадут три месяца условно. В газетах такого громилу будут ласково именовать «ребенок». Полная уголовная ответственность тут начинается с восемнадцатилетнего возраста. В КРОСЕТе проскользнуло сообщение, что в Автово был арестован восемнадцатилетний юноша, который терроризировал этот пригород в течение трех лет. Он вырывал у пожилых людей сумки и кошельки, а если старушка упорствовала, избивал ее. Полиции были прекрасно известны его подвиги, но она перестала его арестовывать – какой смысл? Приведут «ребеночка» в участок, и в тот же день, после душеспасительной беседы, судья выпускает его на свободу. И вот только недавно, когда милый мальчик достиг совершеннолетия, его арестовали, начали расследование и выяснили, что на совести у шалуна более пятисот ограблений и избиений. Он их совершал от четырех до семи в день. Думаю, что такая регулярность и работоспособность даже взрослому матерому преступнику не по силам.

Из-за того, что правительство без меры озаботилось правами уродов, жизнь нормального русского человека могла превратиться в кошмар. И что тут делать? Нанять телохранителя? Вообще-то не все могут себе это позволить. Да и проблему это никак не решит. Теоретически охранник может оказать сопротивление напавшим, а на практике не станет этого делать. Почему? Да потому что за избитого хулигана немедленно вступятся орды правозащитников, которые с воплями о нежном возрасте пострадавшего ублюдка легко докажут, что телохранитель превысил меры необходимой самообороны. И сидеть спасителю пять лет в тюряге. И это еще легкий случай. Если пострадавший хулиган окажется инородцем или каким-нибудь меньшинством… В общем, за инородца можно схлопотать дополнительные пару-тройку годов тюрьмы. А за «меньшевика»– десять лет вам гарантированно отвесят.

– Вот же уроды! Представляешь, Маш, если я этих уродов изобью, тогда закон будет на моей стороне. Потому как я малолетка. А как я это сделаю?

Нужно было что-то делать, ибо сидеть и дрожать из-за того, что «нарики» облюбовали именно твой двор в качестве тусовочного места, было не только страшно, но и противно.

– Ваня, миленький! Ну нельзя же всю жизнь сидеть и дрожать! Ну придумай что-нибудь! Собери своих пацанов, да побейте их!

– Как я это сделаю? Как пить дать все сдрейфят.

– Ага! Сестру твою поимеют у тебя на глазах, а ты стоять будешь и штаны дерьмом наполнять! Сволочи вы, пацаны, и трусы!

– Машка! Заткнись! – достало брата все-таки.

– Ага! Сестре рот затыкать ты умеешь, на это у тебя смелости хватает… А как постоять за нее, то сразу: «Я не мужик!»

Тут Ивана натурально затрясло. А я продолжала сама заводиться и его заводить. Все, что я могла придумать обидного в его адрес, выплеснула ему в лицо. В итоге он не выдержал и ударил меня по лицу. Все, что я смогла сделать, это вскочить и размазывая сопли вперемешку со слезами, внезапно напасть на него и укусить. Впервые в своей жизни, что в той, что в этой, я с кем-то дралась. На шум прибежали родители и разняли нас. Разнять разняли, а вот успокоить не могли. Поэтому, перед тем как нас разогнали по своим спальням, я крикнула:

– Отныне ты мне не брат! Слышишь, чмо нерусское? Больше не зови меня своей сестрой!

Повеселились, елки зеленые! Обидно было. Впервые в жизни меня ударили. И кто? Родной человек? Но разве в нем все дело? Остальные были ничем не лучше. Там, в прошлой жизни, я твердо знала, что в случае чего меня защитит отец, муж, сын. А здесь на кого надеяться? Неужели главной целью развития является превращение людей в трусливое стадо? Есть ли здесь те русские мужики, которые умели не пятясь встречать лицом к лицу любую беду? Неужели это потомки тех, у кого враги пощаду вымаливали? Остались ли еще тут богатыри духом?

– Тетя Ира! Неужели все так плохо и безнадежно? Ну придумай же что-нибудь! Ведь ты такая умная!

– Не поможет тут, Маша, ничей ум, если мужики храбрость утратили. Понимаешь, нормальным мужикам труда не составит решить эту проблему. Да и не проблема это вовсе. Там, где правильные пацаны, сволота на Божий свет не лезет.

Половину ночи мы не могли уснуть. А потом открылась дверь, и в спальню тихо зашел Ванька.

– Машка! Ты не спишь? – спросил он шепотом.

– Че приперся? Я тебя не звала!

– Маш, ты прости меня, вот крест святой – никогда больше пальцем тебя не трону! – И братец перекрестился, скрепляя данное обещание.

– Что? Совесть заела? А как маленьких бить, она в гостях была?

– Ну что еще мне сделать, чтобы ты простила?

По уму, нужно было прекращать вспыхнувшую внезапно вражду.

Честно говоря, нам это было нелегко. Прекрасно заметный «фонарь» под глазом, который еще нужно было как-то скрыть, не располагает к всепрощению. И все-таки примирение пусть и не сразу, но состоялось. В кои-то веки, братец был добр и внимателен к своей сестре. Остаток ночи мы просто сидели и говорили о том, как нам теперь быть. Так ничего толкового и не придумав, мы пошли в школу. В классе меня все замучили вопросами по поводу внушительного бланша. Но если от одноклассников удалось отбиться, то от вызванной учителем дамы из Департамента социальной службы отделаться не вышло. Все мои уверения в том, что родители не имеют никакого отношения к случившейся со мной неприятности, на нее не произвели ровно никакого впечатления. Чиновница начала оформлять протокол о том, что я живу в неблагополучной семье и родители мои подвергают меня избиениям. А раз я отрицаю все это – запугали меня изуверы! А затем, после того как в протоколе в качестве свидетелей расписались два педагога, мне сообщили, что в семье мне пока делать нечего, что меня сейчас отвезут в интернат для девочек – жертв домашнего насилия… Попала! А что будет с родителями? А их, оказывается, будут судить! И суд еще посмотрит, стоит ли за ними сохранять родительские права! Ну, братец, натворил ты дел! Жаль, что тебя рядом нет, придушила бы собственными руками! Что? И его в интернат?

– Маша! Ты куда? Постой!

– Идите на…

Рванув резко с места, я выскочила из учительской и побежала прямиком к Ванькиному классу. Плевать, что сейчас идет урок! Брата спасать надо!

Ей богу, это была не моя реакция, а Машина. Я тут ничего поделать не могла, все-таки настоящей хозяйкой этого тела была именно она. Перехватить управление телом? У меня не вышло. А моих увещеваний она не слушала. Ворвавшись в класс посреди урока, Маша отчаянно закричала:

– Ваня! Бежим отсюда! За нами эсэсовцы пришли, хотят нас в сиротский дом отправить, а маму с папой в тюрьму посадить!

Вот те на! Знакомое словечко! Оказывается, им тут родители пугали непослушных детей. «Вот вызову эсэсовцев, и они отправят тебя в сиротский дом!» Эсэсовцы – тут так прозвали инспекторов социальной службы.

– Вот она! Помогите ее отвести в машину! – услышала я позади себя голос запыхавшейся чиновницы.

В ту же секунду я была схвачена школьным охранником. Начала вырываться – бесполезно! Его силы и мои даже сравнивать не стоит.

– Отпусти ее, сука! – это уже подскочивший к нам Ванька. – Кому сказал, отпусти ее!

– А вы тоже собирайтесь с нами, – противным голосом начала эсэсовка.

И тут произошло то, чего я совсем от брата не ожидала. Внезапно, с прыжка, он влепил кулаком охраннику в переносицу. Лицо охранника залила брызнувшая из носа кровь, и от неожиданности он выпустил меня.

– Бежим, Маша!

Гнался ли кто за нами, я не знаю. Да если бы и пытался, все равно у него ничего бы не вышло. Все-таки занятия бегом и паркуром сделали свое дело. Не разбирая дороги, с ходу преодолевая препятствия, мы добежали до двери родной квартиры. Родителей в это время, естественно, дома не было.

– Что делать теперь будем? С эсэсовцами шутки плохи. Они действительно нас могут в приют упечь.

– А здорово ты ему врезал! Как это у тебя вышло?

– Сам не знаю. Наверное, потому, что испугался за тебя. Так что делать теперь?

– Почему ты меня спрашиваешь? Ты у нас старший! Тебе и думать.

– Не лезет ничего в голову. Может, у тебя что выйдет? Ты ведь у нас еще та выдумщица.

– Уже вышло! Явились соколики! – А это уже не Маша, а я. Как только стресс прошел, я попросила Машу во всем довериться мне и ничего не делать самостоятельно.

Между тем в окно было видно, как, распугав тусовку гопников, во двор въехал полицейский микроавтобус.

Стоило ему остановиться, как из него быстро выскочили штурмовики спецназа. Следом за ним такой же микроавтобус скорой помощи, а за ним… Боже мой! Когда это они узнали! Телевидение пожаловало!

– Так что, Маша, делать будем?

– Одеваемся, закрываем квартиру. И сдаемся.

– Зачем тогда бежали?

– Верхнюю одежду захватить. Ты ведь не хочешь простуду подцепить. Хватит таращиться, одевайся быстрей, пока они на штурм не пошли!

Штурм нам действительно был не нужен. Ведь спецназу все до лампады. Дверь выломают, нас схватят и уведут, а за квартирой кто присмотрит? Тем временем по громкоговорителю раздался призыв к добровольной сдаче, а спецназовцы уже вошли в подъезд.

– Собрался? Пошли, чего заставлять людей ждать?

Пока спускались по лестнице, ведь лифт наверняка уже обесточили, я провела быстрый инструктаж:

– Сейчас сдаемся без сопротивления. Рыпаться и качать права незачем. Далее, о том, что это ты мне глаз подбил – ни слова! Нас тогда просто разведут с тобой, а родителей все равно накажут, за то, что эсэсовцам про это не донесли. Понял?

– Понял. А дальше…

– А дальше я говорю, что эта эсэсовка ко мне на улице приставала, а когда я начала вырываться, она меня ударила.

– Машка, да кто тебе поверит?

– Все, молчим и сдаемся.

Вопреки тому, что показывают по ТВ, спецназовцы не стали нас ни класть на землю, ни надевать наручники. Нас просто окружили и проводили до отсека для задержанных.

А потом было разбирательство, во время которого я и обвинила эсэсовку в домогательствах. С точки зрения закона, грош цена была моим показаниям, ведь мне не было еще двенадцати лет. Но, как говорится, осадочек остался. Тут я попала в самую точку. Инспекторов и воспитателей этого департамента и раньше ловили на нарушении этики. Так что поверили скорее мне, чем этой мегере. Тут и адвокат наш подсуетился, собрав свидетельства о благонамеренном поведении что нашем, что наших родителей. Ну а то, что Иван бил охранника, защищая сестру от домогательств… Вообще-то здешний закон не любил, когда граждане оказывали сопротивление должностным лицам. Просто сочувствие судьи, женщины семейной и обремененной детьми, было на нашей стороне, а не на стороне незамужней бездетной стервы. Приговор был вынесен по принципу «ни вашим, ни нашим». Каждый остался при своем мнении и без последствий, если не считать возмещения охраннику за разбитую переносицу.

Вы спросите, а не совестно ли мне было поклеп на эсэсовку возводить? Не совестно! Потому, что у той совесть начисто отсутствовала. Жалеть стерву, готовую при малейшем подозрении и без проверки доноса рушить семью, я не собиралась. Нормальный человек за такую работу браться не будет. Ну а ненормальным нечего потакать своей покорностью.