Я и мой воображаемый недруг

Глава 2. Полтергейст

Опомнилась, только когда начала задыхаться от рвущихся наружу легких. Редкие прохожие озирались, наверное, соображая, от кого я с таким усердием убегаю. Остановившись, попыталась восстановить дыхание.

Я могла придумать какое угодно объяснение открывающимся дверцам и даже медленно выдвигающимся ящикам – любое, но только не такое, которое заодно бы и пролило свет на вопрос, каким образом выкинутый в окно телефон снова оказался на моем столе. К этому моменту и спустя пару километров я готова была признаться себе, что произошло нечто необъяснимое. Надо просто продолжить жить, а там как-нибудь само собой все устаканится. Верно! Сейчас нужно сосредоточиться на собственных действиях – раз я физически не могу вернуться в ту квартиру, значит, иду ночевать к родителям. Ничего, что заявлюсь поздно, ничего, что одета в домашнее – скажу, что случайно захлопнула дверь, когда выносила мусор. У родителей как раз есть дубликат ключей. Дверь я, скорее всего, не захлопнула – и это ничего. Если туда заберутся воры, то их же беда. Ни ноутбук, да никакая личная вещь меня не заставила бы сейчас вернуться, чтобы проверить.

Конечно, пока я медленно плелась по темным улицам, голову посетила идея честно обо всем рассказать родителям – хотя бы маме. Но мысль отчего-то не прижилась. Кто в здравом уме поверит в такую историю? Да еще и оставался насущный вопрос: а я сама насколько в здравом уме? На моих глазах погиб человек – разве такое проходит для кого-то бесследно? Все могло быть галлюцинацией пострадавшей от шока психики. К такому выводу и придет каждый здравомыслящий слушатель. Я бы именно к нему и пришла. А раз так, то меня попросту сочтут сумасшедшей, что, вполне возможно, и соответствует истине. В воспаленном воображении мелькнули обшарпанные серые стены и окна с решетками – психушка, как я себе ее представляла. Психушка для меня виделась местом пострашнее тюрьмы. Поэтому, когда удалось немного успокоиться, я твердо решила, что пока сохраню свое заболевание в тайне – возможно, само рассосется. Или под каким-нибудь выдуманным предлогом выпрошу у родителей денег и запишусь к психологу. Последняя мысль показалась настолько разумной, что я даже немного воспрянула духом. Конечно, специалист мне поможет разобраться! И пока я не опасна для людей, то он вряд ли меня сразу же сдаст санитарам. А пока переночую у родителей, окончательно успокоюсь – и там уже решу, возвращаться ли мне в квартиру или соврать, что какие-нибудь пьяные соседи на меня напали или другую чепуху, объяснившую бы мой страх и желание снова жить в родном доме.

Дверь открыл Пашка, заставив отчетливо припомнить причину, по которой я так стремилась отсюда уехать.

– Ма-а-ам! Машка пришла. Вроде бы снова бухая… – равнодушно крикнул в сторону братец и пошлепал в свою комнату.

– Гандон, – тихо отозвалась я ему в спину.

Он постоянно сочинял про меня небылицы, даже предлагал родителям сделать мне тест на наркотики, рвал мои конспекты, оттаптывал только что начищенную обувь. Они все это воспринимали, как проделки подростковых гормонов, но я понимала, что все гораздо хуже: мы все были подростками, но мало кто из нас был таким мудаком. Это сорт людей особенный – мерзейшее отродье. Им хорошо только если плохо другим. Я даже не помню, любила ли его в детстве – кажется, Пашка с тех пор, как говорить начал, все время изливал только говно. Пыталась ненавязчиво воспитывать: не лупить со всей дури, а так, хотя бы подзатыльник дать, когда уж совсем наглеет – я ведь и осталавась виноватой! Удел старших детей – всегда терпеть необоснованное понимание со стороны родителей к младшим. Терпеть, терпеть, терпеть – будто своих проблем мало. Сейчас этот идиотина учился в девятом классе, так что вынужденного общения с ним у меня впереди еще года да лета.

– Машуль, ты чего так поздно?

Мама вытерла руки о фартук, чуть прищурилась, оценив мой растрепанный внешний вид, но комментировать не стала. Я выдала историю о захлопнувшейся двери, за что была утешена, заботливо обругана, накормлена, напоена, опрошена об учебе и уложена спать. Благо, мою комнату еще не успели переоборудовать под какие-нибудь тупые Пашкины нужды.

Как ни странно, но мне удалось отвлечься и уснуть. Утром мама разбудила, так как я по глупости ляпнула, что мне к первой паре. Даже отец спозаранку подскочил, чтоб подвезти меня. Теперь не отмажешься – надо или признаваться, или ехать с ним в квартиру – ведь учебники и одежда для института там. Я, наверное, очень хорошо выспалась, раз решилась на второй вариант.

К сожалению, папа даже не предложил составить мне компанию в переодевании и собирании учебников. Просто шлепнул чмоком в щечку на прощание и укатил по своим делам. Дверь все же оказалось запертой – то ли я вчера, выбегая, захлопнула, то ли очаровательный выдвигатель ящичков позаботился об этом сам. При дневном свете было не так страшно – я очень быстро схватила сумку, отметив, что телефон так и лежит на краю стола, еще быстрее переоделась и вылетела в подъезд, только там начав дышать. Лучше посижу лишних сорок минут в институте: мне не помешает дополнительное время, чтобы настроиться.

Настраивалась я на протяжении всего учебного дня, впервые в жизни пожалев, что сегодня у нас не восемь или хотя бы не шесть пар. Но все же какая-то внутренняя сила во мне за это время встрепенуться успела. Я даже возгордилась собой, когда почти уверенно открыла дверь и зашла в квартиру. Просто орден заслужила «За храбрость»! И именно самоуважение от того, что я все-таки не оказалась конченой трусихой, мне еще больше прибавляло смелости. Включила свет везде – это ничего. Ничего даже, что еще день. Не все же сразу. Вытерла со стола и пола вчерашний чай. Сцепила кулаки и зашла в комнату, подошла к столу. Я смелая! Я не какая-нибудь там… леди или фифа, падающая в обморок! Я – Мария Потапова, девчонка, которая с детства не давала спуска ни одному пацану во дворе! И если я просто спятила, то признаю это со всей присущей мне смелостью, а не стану прятаться от себя самой. Телефон не вибрировал и не издавал ни малейшего звука, отчего я почувствовала некоторое облегчение, когда положила его обратно на стол. Снова выкинуть его в окно я не решилась – во-первых, там еще полно народу, и кто-нибудь может начать скандально возмущаться, а во-вторых, я не была уверена, что он не вернется обратно – а это уже слишком пугающе.

Сварганила себе легкий ужин и уселась перед телевизором. Честно высмотрела целую комедию – правда, не смеялась, но зато и перестала постоянно озираться по сторонам. Возвела собственный боевой настрой в режим «максимум» и решилась: сегодня я с этим и разберусь. Если галлюцинаций больше не будет – отлично. Если они повторятся, то не стану убегать. Напевая под нос неуместную «На границе тучи ходят хмуро» я снова прошлась по всему помещению, чтобы на этот раз свет выключить. За окном стемнело – самое время для галлюцинаций. Для паранормальщины – тем более. И к столу во второй раз подошла уже куда уверенней. Мне даже не стоило брать телефон в руки, чтобы убедиться, что он не шумит. Но я это сделала – в очередной раз самой себе доказать, что могу.

– Ладно, – громко, уверенно и отчетливо произнесла я, обращаясь к сотовому. – Говори, что ты там хотел мне сказать? Давай еще раз поиграем в твои игры разума!

Телефон, к вящему облегчению, не ответил. Я даже усмехнулась.

– Ну же, давай покончим с этим здесь и сейчас! Я больше не убегу! – мне нужно было это произнести самой себе – поставить точку для собственного мозга, если он решится на очередные свистопляски.

– Правда?

Раздалось тихо, едва слышно, со спины. Я вскрикнула и подскочила на месте, оборачиваясь. В комнате была не кромешная тьма, и сквозь открытый проем я видела часть зала. Никого. Естественно, первым порывом было тут же сорваться с места, но я нашла в себе силы остановиться. Если снова сбегу, то это будет просто очередной бессмысленный круг – я не на это настраивалась. Только вот голос мой заметно поутих и дрожал:

– Д-да.

И он ответил почти сразу же – голосом, который я, конечно, не могла не узнать.

– Ты только не бойся, Маш. Я не причиню вреда, – темнота ответила теперь чуть громче.

Если это и подстава моего сознания, то оно явно мне хочет этим что-то сказать. Значит, нужно продолжать. Тем более, что пережив запредельный шок, волнение почему-то начало спадать – психика высвобождалась от излишка переживаний, абстрагировалась, успокаивалась.

– Сережа… ты?

– Ты видишь меня?! – на этот раз совсем рядом, но я почти даже не вздрогнула. И снова, уже почти в полный голос: – Ну славтехоспади! Это ж кабздец какой-то – быть невидимкой! Юху-у! Как я выгляжу?

Захотелось истерично хихикнуть, но голосовые связки пока к этому не были готовы.

– Я… не вижу тебя. Слышу.

– У-у-у-у, – протянул он. – Ну че за хрень, а, Потапова?! Я три дня учился хлопать дверцей, думал, что стану прям полноценным… Это ж скукота, когда тебя вообще никто всерьез не воспринимает!

– Ты… призрак?

– Так вроде того… Хотя нет! Я – полтергейст, раз дверцей хлопать научился! Шикарно, да?

И он рассмеялся. Я теперь отчетливо понимала, откуда точно раздается его голос, даже нашла в себе силы ступить ближе и сосредоточиться. И теперь мне казалось, что воздух в том месте чуть плотнее… или чуть светлее. Я не выдержала и шагнула к выключателю, зажигая свет. Тут же осмотрелась. Все произошедшее снова стало казаться нереальным.

– Ты еще тут?

– Тут-тут… – ответил, и я снова повернулась к тому месту, где он должен был находиться, но ничего не увидела. – Ты чего, Маш? До сих пор боишься? – это прозвучало несколько обиженно.

И вдруг я перестала чувствовать этот ужас – вот так просто, словно оторвала от себя пульсирующий страх и отбросила подальше. Мне стало даже немного стыдно, поэтому и сказала:

– Нет! Но я хочу разобраться, так что… дай мне время.

– В чем разобраться? – судя по удалению звука, он направился в зал, а я последовала за ним, удивившись, что колени уже почти не дрожат. – Сама ж все равно не разберешься. Давай меня спрашивай! А то я намолчался на всю оставшуюся смерть.

Я села на диван и попыталась расслабиться:

– Где ты был все это время? Ну… после…

– После того, как вывалился из окна? – голос его был бодрым – совсем неподобающе для трупа. – Сначала вообще в каком-то тумане блуждал. Я сразу понял, что умер, вот и искал, согласно сериальной традиции, какой-нибудь свет в тоннеле или дверь там… Нет ничего! Точнее, я не нашел. И нескоро в этом тумане я наткнулся на собственный телефон, потом выяснил, что могу на него влиять как-то…

Теперь его голос звучал так отчетливо, что если бы я закрыла глаза, то вполне могла представить, что говорю с человеком. И, кажется, в воздухе я теперь видела почти прозрачную белую тень – но настолько прозрачную, что уверенности в этом не было. Возможно, я просто захотела ее увидеть. Вздрогнула – нет, точно! Белое пятно!

– Сереж, я… кажется, вижу тебя…

– Вау! – пятно подскочило, а потом снова застыло в воздухе. – У меня такая теория возникла: мои силы прибавляются потому, что ты веришь! Понимаешь? Когда ты впервые услышала мой телефон, твой мозг уже приготовился верить, потому-то я и смог потом научиться хлопать дверцей! А вчера ты окончательно поверила, поэтому наконец-то услышала и мой голос… а теперь…

Я, не сводя глаз с белого пятна, которое будто вытягивалось по вертикали, покачала головой:

– Я не верю.

– В смысле? – пятно явно озадачилось.

– Я не верю, что ты призрак. Я верю, что сошла с ума.

Теперь в белой тени можно было четко увидеть, где ноги, а где голова, которая теперь склонилась.

– Ну ёхарный бабай… Маш, чего мне только стоило притащить назад свой телефон! А ты вот так, да? Такой банальной херней все себе и объяснишь? И как же мне тебя убедить? А мне очень важно убедить… потому что я не хочу обратно в туман.

Возможно, я даже могла разглядеть, как тень недовольно сводит брови. Но это уж точно игры воображения!

– Я не знаю как. А ты… ты собираешься теперь быть тут?

Белесая голова вскинулась:

– Прости, но за это время я многое успел обдумать. Я не встретил никого из своих сотоварищей по кончине, а значит, что, скорее всего, они куда-то уходят. Но я остался – не знаю зачем и почему. И я буду тут, пока не отвечу на этот вопрос. Или всегда. Но я больше не могу быть совсем один.

Я молчала, не зная, что ответить. Какие слова подобрать в утешение парню, который уже три месяца лежит под землей? Он продолжил сам:

– Возможно, с тобой я научусь быть более отчетливым? И тогда другие люди… Артем… Артем уж точно от меня не отвернется!

Артем для начала обосрется – может, и в переносном смысле – как я вчера, а потом примет – как я сегодня. При условии, что призраки все-таки существуют!

– А может, я этот… гребаный медиум? – предположила я. – И никто больше не сможет тебя увидеть?

Он ответил задумчиво – профиль теперь был очерчен так ясно, хоть рисуй. Возможно, что он и прав: чем больше я верю, тем больше в нем силы.

– Может, и гребаный медиум… Но хлопал я не тобой, а дверцей от шкафа… В любом случае мы сможем это проверить только потом.

Я смирилась со всем, что в мою голову просто не помещалась. Смирилась и кивнула.

– Но почему ты… не можешь уйти? Какие-то незаконченные дела? – меня озарила догадка, что я аж вскочила на ноги. – Тебя убили?!

– Не-е-ет! – он отмахнулся теперь уже почти настоящей рукой. – Я жил, как идиот, и умер, как идиот.

Наверное, я пришла в полный порядок, раз смогла неловко улыбнуться.

– Арендную плату делим пополам? – ого, у меня даже получилось произнести это с издевкой!

– Ага, размечталась, – он ответил тем же тоном. – В общем, пока сожительствуем, а как только что-то изменится – я свалю и сможешь вздохнуть спокойно!

Теперь мне его повелительный тон уже не нравился:

– А если откажусь? Как-то мне не улыбается идея жить с тобой… мы ведь даже друзьями не были!

– Потапова, – белый силуэт – уже не тень – приблизился. – А как ты меня выгонишь, а? Я ж тебя задолбаю хлопающими дверцами!

– Вот же… – я опешила от наглости, но попыталась вернуться в дипломатическое русло. – Тогда обговорим правила! Например, не пугай меня! И, естественно, никаких подглядываний… когда переодеваюсь или в ванной…

Он вполне себе натурально фыркнул:

– Я тут не первый день чалюсь, родная! И уже такого насмотрелся, что мне захотелось повторно выброситься из окна!

– Чего?! – я вытаращила глаза, представляя, как сижу на унитазе, а он… стоит рядом и лыбится.

– Ладно, Маш, ты нервная какая-то… Я пойду, соседей обойду. Кажется, радиус увеличился…

– Какой еще радиус?! – спросила это уже у стены, в которой он и растворился.

Если я сошла с ума, то это какое-то совсем невеселое сумасшествие! А если все произошедшее было на самом деле – так вообще грусть-тоска. Кажется, я не боюсь призраков. Кажется, я боюсь только психушки.