Я и царь

1. Волшебные таблетки

Никогда ещё дорога до дому не была такой длинной, такой выматывающей. Служебный автомобиль, управляемый служебным водителем, словно специально собрал все светофоры и все пробки. Мне же каждая минута была за час. Я ненавидела километры, отделяющие меня от дома и, ей-Богу, пару раз хотела просто выскочить из машины и помчаться туда пешком. Даже в метро бы спустилась, вот честно! Не будь депутатом…

А всё из-за того, что в моей сумочке лежала упаковка совершенно нового, еще не запатентованного, еще не известного черни и еще не запрещённого вещества. «Темпорин. — гласила надпись. — Препарат для путешествия во времени».

Со мной этим сокровищем поделились товарищи по фракции. Говорили, его уже несколько месяцев употребляет Сам: то ли берёт уроки у политических деятелей прошлых веков, то ли подыскивает какую-нибудь уютную эпоху, чтобы в ней уйти на покой. Теперь вот волшебное средство дошло и до нас, депутатов. И, хоть товарищи и смеялись надо мной из-за моих чувств, да и теперь продолжают, а всё-таки в этот раз поступили по-товарищески: уступили первую партию.

И теперь до чего же мне не терпелось её попробовать! Но сделать это я смогу лишь дома.

Ужасно хотелось устроить скандал, накричать на водителя, обозвать его похлеще как-нибудь… Но я сдержалась. Вытащила мобильный, включила его и на экране заставки узрела Твой лик.

И мне сразу же полегчало.

Ваше Величество, царь-батюшка, Николай Александрович, Ники… Сама не знаю, почему, но когда я смотрю в твои восхитительно добрые глаза, то сразу сама становлюсь добрее, спокойней и как-то лучше. Вообще, за рассматриванием твоих фотографий — увы, немногочисленных — я могу провести часы. Ты прекрасен как огонь, как лес, как горы, как океан. Ты мне никогда не надоешь. Я думаю о тебе каждый день. В выходные — обычно больше. Вообще говоря, я думаю о тебе всегда, когда мысли не заняты работой, проблемами или еще чем-то срочным. Думать о тебе － это моё хобби… Но Боже мой! Почему мне приходится ограничиваться лишь думанием?! Почему я опоздала, родилась не в ту эпоху?!

Ты — не просто глава государства из прошлого. Ты мой царь, ты мой господин, мой хозяин… Эти дураки могут смеяться сколько угодно, им просто неведомы возвышенные переживания! Они не знают, что такое верноподданнические чувства, не знают, каково это — служить своему сеньору со всей душой, как прекрасно бросить жизнь к его ногам…

Если б я могла, я б это сделала.

Только прикажи, мой милый, только прикажи!

Но для начала я просто желаю увидеть тебя. Опуститься перед тобой на колени, поцеловать твою руку…

Я просунула пальцы в сумочку и погладила заветную упаковку таблеток.

Неужто и правда сработает?!

Скоро увидимся, милый!

Едва переступив порог квартиры и сбросив верхнюю одежду, я сразу же схватила свою сумку и помчалась в спальню. Плюхнулась на кровать, достала таблетки. Дрожащими руками развернула прилагавшуюся к ним инструкцию:

«Для путешествия во времени принять нужное количество таблеток из расчёта одна штука — на пять лет назад. Эффект длится от 12 до 24 часов в зависимости от массы. Возвращение большинстве случаев происходит само собой. Точное попадание в желаемую дату невозможно, однако, согласно результатам исследований, мысли путешественника о том или ином событии / историческом персонаже способствуют попаданию в данное пространство и данное время.

ВНИМАНИЕ! Чёткое соблюдение именно пятилетного интервала не гарантируется, возможно индивидуальное колебание.

ВНИМАНИЕ! Одномоментный приём более чем двадцати таблеток неподготовленным организмом может вызвать передозировку.

ВНИМАНИЕ! Обладают накопительным эффектом.

ВНИМАНИЕ! Передозировка опасна для жизни.

ВНИМАНИЕ! Получение телесных повреждений во время путешествия может привести к досрочному возвращению.

ВНИМАНИЕ!!!!!!! Помните, что у вас по-прежнему всего одна жизнь!».

Пф! Подумаешь, жизнь! Зачем нужна такая жизнь, где нет тебя?..

И всё же я решила быть разумной. Хотелось бы, конечно, встретить тебя молодым и неженатым, но двадцать — так двадцать… Сто лет получается. Что ж…

Отсчитав нужное количество таблеток, я высыпала их себе в рот, запила водой Perriеr и стала ждать.

Сначала мне показалось, что ничего не происходит и меня обманули.

А потом голова затрещала и стала словно пудовая гиря; тело же, напротив превратилось в невесомое. Потеряв земное притяжение, я взлетела к потолку, больно ударилась об него и отключилась.

2. Первое путешествие.

Очнулась на заснеженном перроне.

Снег был всюду: скрипел под ногами, укутывал колею, падал с неба и горой лежал на крыше поезда, стоявшего на станции. Пахло морозным воздухом, машинным маслом и дымом. Ни здания вокзала, ни лиц снующих по платформе людей я сперва различить не могла: была ночь. Немногочисленные звезды равнодушно взирали с неба и не пытались соперничать с электрическими лампами, зажжёнными в окнах вагонов. Поезд оказался тёмно-синим: цвет его мне удалось разглядеть в свете тех самых окон. А между этих окон красовались золотые двухголовые орлы…

Моё сердце забилось как молоток.

Императорский поезд!

— Он там! — выдохнула я. — Он там, внутри!

— Там, а как же, — ответил какой-то мужик из толпы. — Считай, день, как приехали. Только вот всё не выходят. То телеграммы читают, то с господами генералами беседуют…

— Обещали ведь народу показаться! — отозвался женский голос. — Охота же на батюшку царя-то поглядеть. Чай, не каждый день у нас бывает.

— Вам поглазеть, а у людей дело есть! — проворчала ещё одна женщина. — Прошение подать. А вы тут попусту…

— Да будет! Если сказано, что выйдет, значит, выйдет. Царь народу врать не станет. Ждите молча.

Только теперь, по прошествии пары минут, я сообразила, что стою на перроне не одна, а в толпе зевак, явившихся сюда, очевидно, с той же целью, что и я. Что ж, ждать молча? Ну, нет уж! Во-первых, эти люди у себя дома, в начале XX века, они смогут насмотреться на Государя Императора и потом… А кто знает, много ли времени у меня? Ну, и во-вторых, они-то — чернь, холопы, население, а я-то…

Осознав чрезвычайную значимость — свою и момента — я быстро растолкала окружавших баб и мужиков и ринулась к поезду

Вход преградили винтовки часовых:

— А ну, назад!

— Пустите к государю! Я должна! Я депутат Государственной Думы! — эти слова вырвались как-то сами собой.

Солдаты рассмеялись:

— Ну ты, баба, фантазёрка! Депутат, ишь! Может, скажешь, ты ещё министр? — сострил тот, что справа стоял, по всему, более разговорчивый.

Левый солдат просто глянул презрительно-мрачно и покрепче сжал своё оружие.

— Я не этой Думы… Я…

— А какой же? Булыгинской? Ха!

— Пропустите к Государю!

— Не положено.

— У меня к нему особенное дело! Я… не здешняя!

Толпа, слышавшая весь разговор, загудела, из неё послышались смешки.

— Угу, оно и видно. Что, с луны свалилась, полоумная? Назад!

— Позовите начальство!

— Назад, я сказал!

— Послушайте… Я знаю будущее. Я могу рассказать Государю, что его ждёт! Если он не примет мер, в России произойдёт революция, императорская семья погибнет!

Смешки стали громче, шум гуще. «Бомбистка» — буркнул кто-то из толпы.

— Ага, свежо предание. Так и знал, что ты из этих!

— Из которых?

— Из интеллигентов. Ваш брат всё грозит, да грозит революцией — а не тут-то было! Вон Распутин тоже угрожал. Теперь помер и на кладбище лежит. А Государь здравствует и всё у них хорошо. — Потом часовой покосился куда-то внутрь вагона и добавил совсем другим тоном: — Назад!

В следующую секунду оба солдата распрямили спины, а в дверях вагона показался старичок в военной форме и с потешно длинными усами.

— Что тут за шум? Почему разговоры? — строго спросил он солдат.

— Владимир Борисович…

— Ваше сиятельство…

— Вот, извольте видеть, сумасшедшая какая-то. Хочет в поезд войти.

— Членом Думы назвалась!

— Членом Думы? Ну-ну. — Владимир Борисович скептически оглядел меня, пытающуюся срочно найти нужные слова. — Наделали вы там делов, господа члены Думы, вот что я вам скажу! Двое ваших уже здесь. Шульгин с Гучковым. Государь их принимает, так что занят.

— А когда освободится? — крикнул кто-то из толпы.

— И выйдет скоро?

— Мы замёрзли!

— Так ступайте домой, раз замёрзли!

— А выйдет когда?

— Когда будет угодно Его Величеству, — ответил старик, а потом обратился к часовым: — И разговоры прекратить! Совсем уж с ума посходили, ей-Богу…

Мне же Владимир Борисович велел вернуться в толпу и стоять вместе со всеми, а не мельтешить возле входа. Сначала я упиралась, но Его Сиятельство пригрозил, что прикажет солдатам стрелять, и я решила не испытывать больше его терпение. Впрочем, угроза выглядела не очень убедительной: старичок казался чем-то расстроенным и грозил лениво, словно мыслями не здесь был. Он вообще был странно мягок с явно не по уставу ведущими себя солдатами: как будто уже мысленно смирился с тем, что «строить» их бесполезно. Однако я решила отступить и взять небольшую паузу, чтобы выработать новый план проникновения в вагон.

Сомкнувшаяся вокруг меня толпа, разумеется, загудела, зашикала, стала сыпать проклятиями и колкими остротами в мой адрес. Решив проявить смирение по примеру святых страстотерпцев, я не стала отвечать. В конце концов, просто стоять в каком-то десятке метров от поезда, где находится мой любимый, было невероятным счастьем. Мне казалось, что поезд так и лучится теплом. Только вот в каком именно вагоне прячется Мой Господин, я не знала. Так что на всякий случай беспрестанно ощупывала взглядом окна всех обозримых вагонов в надежде заметить взглядом серую шинель, любимую бороду и глубочайшие в мире глаза.

— Ну когда ж уже?.. — вздохнули справа.

— Только б к ручке приложиться, — пробубнили слева.

— Дождёмся царя-батюшку во что бы то ни стало… — добавили сзади, и с тем верноподданным, кто это произнёс, я ощутила праздничную и радостную солидарность.

Оглянулась, чтобы посмотреть в его лицо… И тут услышала:

— Идут, идут, идут!

Я мигом обратила взгляд опять к вагону. Двери его в самом деле открылись, но вышел оттуда не царь, а два хорошо одетых господина. Первый — с усами, второй — с бородой и в очках. И второй прокричал, помахавши какой-то бумажкой:

— Русские люди, обнажите головы, перекреститесь, помолитесь Богу… Государь император ради спасения России снял с себя своё царское служение. Россия вступает на новый путь!

3. Второе путешествие

Очнулась на кровати. Всё болело.

Мне привиделось? Что это было вообще? Странные галлюцинации от таблеток? Или я действительно только что слетала в день 2 марта 1917 года?..

Голова трещала, тело тоже — как при гриппе. Понять, что это было — следствие побоев на перроне от толпы или побочное действие таблеток — не представлялось возможным.

Впрочем, всё равно. В любом случае, это был недолёт. Я не хочу в революцию. Я хочу в благословенное, сладостное самодержавие… Пусть это будет, к примеру, идеальный 1913 год…

Я дотянулась до упаковки и съела 21-ю таблеку.

И тотчас опять взлетела к потолку.

***

В этот раз был день и было лето.

Я очнулась среди зелени.

На небе не было ни облачка. Солнце светило торжественно-сосредоточенно, и ещё до того, как осмотрелась и толком поняла, где нахожусь, я ощутила разлитое в воздухе напряжение и ощущение значимости момента. Это напряжение мерещилось и в цокании копыт о брусчатку, и в трамвайных звонках, и в криках извозчиков, и в гомоне катящейся по улице толпы.

Секунду спустя до меня дошло, что улица эта — Невский проспект. Меня обнимали крылья Казанского собора, зелень была сквером возле него, а по ту сторону проезжей части, забитой лошадными экипажами с примесью пары автомобилей высилось напыщенное здание в стиле модерн с читаемой даже отсюда вывеской: «Швейныя машины компании Зингеръ». Но главное — слева как по тротуару, так и по проезжей части, распевая песни и размахивая плакатами, перекрыв половину движения, игнорируя всё вокруг, не обращая внимания на растерянных лошадей и застрявший трамвай, двигалась огромная толпа.

Моё сердце вновь заколотилось так, что, кажется, его могли услышать даже у «Зингера», а то и возле Спаса-на-Крови. С одной стороны, меня захлестнул восторг: эти яти и еры на вывесках, эти старинные автомобили, эти коляски, эти господа с тросточками, эти похожие на тарелки цветов и фруктов дамские шляпки, так подходящие к чёрным юбкам до пола, кружевным белым блузкам, закрывающим шею и гордой осанке здешних дам… Это было так прекрасно, это был лучший мир из возможных, это было как свадьба, как Новый год! А с другой… Неужели таблетка сработала не так, как надо, неужели я опять угодила в революцию? Что за толпа иностранных шпионов, неблагодарных холопов, бузотёров и нарушителей общественного порядка несётся в сторону Зимнего? Мне стало страшно — и от происходящего, и от того, что ещё лишь грозило случиться. Тем не менее, полная решимости сделать для спасения монархии всё от меня зависящее, я вылезла из кустов и смело встала на тротуар, готова противостоять толпе.

Между тем, голова толпы уже оказалась в нескольких от меня метрах. По той стороне проспекта она поравнялась с домом Зингера — и вдруг в модернистского монстра из моря людей полетели камни. Стёкла празднично зазвенели. Хруст стекла под ногами перекрыли крики:

— К чёрту немцев!

— Убирайтесь!

— Долой кайзера!

Тут толпа настигла меня, поглотила и принялась обтекать с двух сторон, вопя в уши:

— К победе! Вперёд!

— На защиту братской Сербии!

— Да здравствует государь император и русское воинство!

Меня пронзило счастье. Да ведь это же свои, а не предатели! Роднулики! Братья по разуму! Я скучала по царю — но и по вам! Наконец-то я среди своих!

Не колеблясь, я присоединилась к мирному шествию.

— Слава царю-батюшке! — воскликнул шедший рядом старичок.

— Слава!!! — я присоединилась.

— Ураа-а-а-а! — слились мы все в едином порыве.

— А куда же идём-то? — спросила я старичка.

— Как куда? Известно. На Дворцовую.

— Государя императора речь слушать, — подтвердила дама слева.

От счастья у меня перехватило дыхание. Я онемела. А когда снова обрела дар речи, то сразу же затянула:

— Бо-о-о-оже, цар-я-я-я-я храни…

— …Си-и-и-ильный держа-а-а-авный, — загудели окружающие.

Я была на седьмом небе.

Когда мы миновали арку Главного штаба и через Большую Морскую улицу, словно вода через носик чайника, вылились в чашу Дворцовой площади, я была уже готова плакать: от предвкушения, от радости, от волнения, от передавшегося мне общего настроения дорогих братьев по разуму. Не сговариваясь, но, однако ж, и не толкаясь, выстроились стройными рядами за спинами специальных жандармов так, что от первых, от самых счастливых, до входа в Зимний было всего несколько шагов.

Мне не так повезло. Я стояла возле Александровской колонны.

Стояла — и смотрела безотрывно.

Смотрела на непривычного красного цвета фасад, на золотых орлов, украшавших еще не тронутые святотатственной рукой Эйзенштейна кованые ворота, на заветный балкон. Боялась даже на чуть-чуть отвести взгляд, упустить момент его появления… Ползла через секунды, считала удары собственного сердца, слушала дыхание… Я шла к этой встрече годами, но последние мгновения до неё показались дольше этих лет…

И вот он вышел!

Тут слёзы, конечно же, хлынули сами собой.

Мой царь, мой господин, центр моего мира… да что там! Весь мир для меня! Даже больше! Он стоял сейчас передо мной — живой, реальный, царственный, во всей своей красе… То есть, всей его красы-то я не видела, а видела лишь крохотную фигурку на отдалении. Но фигурка эта, словно маленькое солнце, светила, грела и придавала всему происходящему смысл.

Окружающие чувствовали то же. Несколько человек справа и слева встали на колени. Я последовала их примеру.

Повисла почтительная тишина.

— Объявляем всем верным Нашим подданным…

Голос Его Величества звучал недостаточно громко для площади таких размеров. Но разобрать слова мне всё-таки удалось.

— Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского Правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда…

4.1 Третье путешествие (начало)

Вновь упав на кровать, я убедилась в том, что болит тело именно из-за побоев полученных там (или тогда?): хуже всего было тем местам, по которым прошлись сапоги и ботинки полиции и прохожих. Вот болваны! Блин, кругом одни болваны! Ну чего ради они на меня напали?! Ведь я не представляла для Его Величества никакой опасности, я всего лишь выразила восторг… не совсем уместным способом. Да, сама, пожалуй, тоже виновата. Надо будет вести себя сдержанней… в следующий раз… Вернее, в предыдущий. Определённо, мне стоит отправиться в еще более ранний период, ведь с началом Мировой войны судьба России и династии была предрешена. Золотое время — это до неё.

Надеюсь, ещё одна таблеточка не будет означать передозировку…

Ну, поехали!..

***

В этот раз я вновь попала в лето. Вернее, погода была совершенно летняя, но листья на деревьях уж пожелтели. Деревья эти были высажены вдоль улиц города, который казался мне знакомым, но название которого я не решалась произнести даже мысленно. А прямо передо мной было пышное здание в псевдорусском стиле. Кажется, театр, да? Яркие афиши подтвердили мою догадку. Судя по одной из них, сегодня давали «Сказку о царе Салтане» Римского-Корсакова.

Было ещё не темно, день клонился к вечеру, и в театр на моих глазах съезжалась публика. Несколько минут я стояла, заворожённая видом пальцев в белых перчатках, подхватывающих чёрные цилиндры, декадентских струящихся платьев античного вида, эгреток со страусиными перьями, породистых лошадей и открытых автомобилей… А когда из одной из машин вышел Он… вместе с Александрой… такой кроткий, такой царственный, такой обыкновенный и одновременной такой светящийся… меня словно холодной водой окатили!

Я бросилась следом! Государь коротко поздоровался с охранявшими театр полицейскими и скрылся внутри. Он был в паре метров от меня!!! Я не успела. Дверь закрылась.

— Пропуск! — буркнул охранник.

— В смысле? — растерялась я. — Билет?

— Пропуск! Нынче вход по пропускам! Важные персоны на спектакле. Обстановка беспокойная… Так что без пропуска велено не пущать!

— А где его брать?

— В охранном отделении! — ухмыльнулся представитель правопорядка.

Мои попытки объяснить, что я должна увидеть Его Величество, что я прибыла издалека специально ради этого, что люблю Государя и представляю собой вовсе не то, что могли подумать, привели лишь к тому, что он снова обозвал меня интеллигенткой, сказал, что театр охраняют как раз от личностей наподобие меня, и велел отойти подальше, если я не хочу, чтобы вызвали подкрепление.

История с поездом повторялась! Царь был рядом со мной, всего в нескольких шагах, но меня к нему не пускали! Что за несправедливость?! Это всё из-за них, из-за них, из-за чёртовых свободолюбцев! До времен Александра Второго императоры ходили без охраны! Террористы всё испортили! Из-за них я страдаю, из-за них я не могу соединиться со своим Государем! Будьте прокляты, враги России!..

Чувствуя бессилие и разочарование, я села на землю возле театра и разрыдалась. Мне было всё равно, что подумают про меня съезжавшиеся господа. Впрочем, и им, кажется, не было до моих слез и страданий никакого дела. Я ненавидела этот город, эту полицию, эти тупые надутые физиономии и уже собралась возненавидеть саму себя… Когда подошёл мой спаситель.

— Сударыня, что-то случилось? Помочь вам? — спросил приятный юноша в очках, заботливо наклонившись ко мне.

— Меня не пускают в театр, — пробормотала я настолько внятно, насколько позволяли это сделать текущие слёзы, забитый нос и общее моё настроение.

— А вам так не терпится посмотреть спектакль? — с умилением произнёс он.

— Мне не терпится увидеть Государя.

— В самом деле?

— Я больше никого так не люблю, как его. Я приехала издалека… Много лет я мечтала хотя бы перекинуться с ним парой словечек!..

— И вот он совсем близко, но войти за ним нельзя?

— Вот именно!

— Я проведу вас.

— Что?

— Вставайте, — парень подал руку. — Ну давайте, поднимайтесь!

— Я не ослышалась?!

— Нет, — он мило улыбнулась. — Я как раз искал спутницу, знаете? У меня есть билеты.

— А пропуск?

— Кроме билетов, у меня есть связи в охранном отделении!.. Идёмте же! Опера скоро начнётся.

Не веря в происходящее, я позволила незнакомцу взять меня под руку и снова подвести к парадному входу в театр. Он предъявил свой пропуск, а в ответ на подозрительные взгляды Цербера сказал:

— Ну ты же меня знаешь, Ваня! Это моя спутница. Кулябко разрешил.

— Ну если Кулябко… — пробормотал полицейский и сделал шаг назад.

И вот я шагнула через порог… туда, где наконец должно было состояться главное свидание моей жизни!..