Вейнбаум перешёл к сути дела после экскурсии по дому и лаборатории. Он носил белый рабочий халат, и что-то в нём было такое, что заставляло меня внутренне содрогаться. Он расположился в гостиной и указал мне на стул. Рэнкин куда-то исчез. Вейнбаум уставился на меня неподвижным взглядом, и снова я ощутил ледяную дрожь.
— Ты слишком туп, — сказал он. — Ты слишком туп, чтобы объяснять тебе в деталях мои эксперименты, но они имеют отношение к человеческой плоти. Мёртвой человеческой плоти.
Я начал осознавать, что его глаза горят мерцающим огнём. Он выглядел, как паук, собирающийся проглотить муху, и весь этот дом был его паутиной. Солнце заходило, вся комната была в тенях, скрывающих его лицо, но его бегающие сверкающие глаза были по-прежнему видны в устрашающей темноте.
Он продолжал говорить.
— Часто люди завещают свои тела различным научным институтам. К сожалению, я занимаюсь этим в одиночку, поэтому мне приходится прибегать к несколько другим методам.
Ужас охватил меня, у меня в мозгу появилось видение двух мужчин, копающих землю под слабым светом луны. Лопата ударяла по дереву, — этот звук леденил мою душу. Я быстро встал.
— Думаю, что сам найду отсюда выход, мистер Вейнбаум.
Он тихо засмеялся.
— Рэнкин сказал тебе, сколько стоит эта работа?
— Меня это не интересует.
— Плохо. Я думал, ты поймёшь меня. Не пройдёт и года, как ты сможешь заработать достаточно денег для возвращения в колледж.
Я вздрогнул. У меня появилось жуткое ощущение, будто этот человек изучает мою душу.
— Что вы знаете обо мне? Откуда вы это узнали?
— У меня свои способы, — он снова тихо засмеялся. — Ты передумал?
Я колебался.
— Попробуй один раз, а там посмотрим, — мягко сказал он. — Я уверен, мы получим обоюдное удовлетворение.
У меня появилось зловещее ощущение, что я разговариваю с самим дьяволом и продаю ему душу.
— Будь здесь ровно в 8.00, через две ночи, — сказал он.
Так всё и началось.
Как только Рэнкин и я положили завёрнутое в простыню тело Дэниела Уитерби на лабораторный стол, зажёгся свет.
— Вейнбаум… — я забыл сказать мистер при обращении. — Я думаю…
— Ты что-то сказал? — спросил он. Его глаза сверлили меня насквозь. Лаборатория отдалилась от меня. Остались только мы, скользящие в полумире ужаса.
Вошёл Рэнкин в белом халате и разрушил чары, сказав: «Всё готово, профессор».
У двери Рэнкин остановил меня: «Пятница, в восемь».
Дрожь, холод и ужас охватили меня, когда я оглянулся. Вейнбаум достал скальпель, в тело было уже без простыни. Они странно смотрели на меня, и я в спешке вышел.
Я сел в машину и быстро покатил по узкой грунтовой дороге. Я не оглядывался. Воздух был свежим и тёплым, с намёком на приближающееся лето. Небо было голубым, с пушистыми облаками, плывущими на волнах тёплого летнего ветерка. Прошлая ночь казалась кошмаром, смутным сном, который, как и все кошмары, кажется нереальным при ярком свете дня. Но когда я проезжал мимо изящных железных ворот Крествудского кладбища, я осознал, что это был не сон. Четыре часа назад моя лопата извлекала землю, покрывавшую могилу Дэниела Уитерби.
Впервые меня посетила новая мысль. Что сейчас происходило с телом Дэниела Уитерби. Я затолкал эту мысль в самый дальний конец моего сознания и нажал на газ. Я был рад хоть на время выбросить из головы те ужасные вещи, которые сделал, сосредоточившись на дороге.