Хочешь послушать, как Блинчик спас Землю от марсиан? Хорошо, приятель. Это случилось на краю Мохаве, сразу на юг от Долины Смерти. Я и Блинчик были…
— Блинчик, — проворчал я, — ты гроша ломаного не стоишь, с тех пор как разбогател. Слишком раздулся от гордости, чтобы таскаться по пустыне и честно делать дневную норму. Что, я не прав?
Блинчик не отвечал. Не обращая на меня внимания, он брезгливо смотрел прямо перед собой, на песок, на пыль, на маленькие островки кактусов. Да и что он мог ответить? Впрочем, весь его вид ясно говорил о желании поскорее вернуться назад, в Крукеро или же в Бишоп.
Я хмуро посмотрел на него.
— Иногда мне кажется, что тебе с самого начала все это было не по душе, Блинчик. Да, конечно, ты провел большую часть жизни в горах и в пустыне, как и я. И возможно, знаешь их лучше меня. Вынужден признать это хотя бы потому, что это ты, а не я, наткнулся на последнюю нашу жилу. И все равно я не думаю, что ты любишь пустыню и горы.
У меня есть основания так говорить, Блинчик. Сужу по тому, каким ты стал с тех пор, как нам заплатили за эту жилу. Теперь тебе нет нужды ходить с такой кислой физиономией — а именно это выражение не сходит с нее с того дня, когда мы получили деньги в банке. Я тебя всерьез предостерегаю. Ты ведь что делаешь, как только мы оказываемся в Бишопе или в Нидлсе? Прямой наводкой отправляешься в ближайший салун, вот что. И все в городе понимают, что у нас завелись деньжата.
Блинчик протяжно зевнул и ногой взбил облачко пыли. Он ничего не имел против моей болтовни, потому что в пустыне и тому подобных местах всегда приятно услышать хоть чей-нибудь живой голос. Но прислушиваться к моим словам Блинчик не собирался. Впрочем, это меня мало смущало. Я не я буду, если не выложу ему все, что думаю.
— И тебе мало тратить наши деньги в одной забегаловке. Стоит тебе опорожнить галлон пива в одном месте, как ты намыливаешься в следующее. Все вокруг только и толкуют о тебе, Блинчик. Но тебе и на это наплевать. Повторяю, ты так пыжишься от гордости, что тебе безразлична любая болтовня о твоей персоне.
А ведь мы получили совсем не так много денег, чтобы можно было совсем завязать с работой. Стоит нам осесть в городе постоянно, мы в два счета окажемся на мели. Учитывая твою страсть к салунам и пиву. Ну, по крайней мере, ты не напиваешься дома; полагаю, ты воображаешь, что за это я должен быть тебе благодарен.
Блинчик фыркнул в ответ на мои слова и остановился.
— По-твоему, пора разбить лагерь? — спросил я, оглядываясь. — Хотя какая разница? Это место ничуть не хуже любого другого. На дюжину миль вокруг ни капли воды.
Я снял рюкзак у Блинчика со спины и начал устанавливать маленькую палатку. Вообще-то я прекрасно обходился и без палатки, пока не наткнулся на свою жилу — конечно, благодаря Блинчику, — но тот ковбой на складе поймал меня в момент слабости с деньгами в кармане и уговорил эту палатку купить. Естественно, палатка оказалась полное барахло, зато давала Блинчику замечательный повод дуться на меня из-за того, что ему приходилось ее таскать.
Блинчик с минуту наблюдал за мной, затем легким шагом потрусил в сторону в поисках какой-нибудь ослиной еды, которую можно найти в пустыне. Я знал, что далеко он не уйдет и мне не нужно ни стреноживать его, ни за ним присматривать, и поэтому занялся своими делами, позволив ему заниматься своими.
То, что я ему говорил, вовсе не было преувеличением. Он отлынивал от работы на протяжении вот уже многих дней, и причина этого не вызывала сомнений. Блинчик хотел вернуться туда, где мог бы получать свою ежевечернюю норму пива, а заодно и еду по высшему разряду — на закуску. С тех пор как он стукнул копытом по скале и угодил прямо по серебряной жиле, во всех барах всех городков поблизости ему предоставляли кредит. Он запросто заходил внутрь, и бармен наливал ему ведро пива. Блинчик выпивал все до капли и легким шагом устремлялся к следующему бару. Он с ума сходил по пиву. И выпить мог чертовски много.
Может, мне не нужно было позволять ему это делать, но, как я уже сказал, жилу открыл Блинчик, поэтому я решил, что так будет честнее. Временами я, конечно, жалел об этом, как в тот раз, например, когда он по ошибке забрел в развлекательный комплекс в Крукеро и опорожнился прямо посередине танцзала. Хотя разве можно ожидать от осла, чтобы он разбирался в таких вещах, верно? Да и не танцевал там в тот раз никто, поэтому вообще непонятно, из-за чего было поднимать шум. Забавно, что Блинчик никогда не делал ничего подобного в тех местах, где к нему относились хорошо, и я иногда спрашиваю себя почему. Особенно после того случая с марсианами. Но мы еще не дошли до него.
Как бы то ни было, я ворчал и брюзжал на Блинчика; меня самого так и тянуло в город, и, наверно, поэтому я так наседал на своего четвероногого компаньона. Вообще-то посещения города нравились мне меньше, чем Блинчику, — я довольно скоро начинал чувствовать, что сыт по горло всем этим шумом, суетящимися вокруг людьми, домами, спаньем в постели и что нужно драпать оттуда обратно в горы. В этом единственное реальное различие между мной и Блинчиком — в городе он выдерживает дольше.
Спустя полчаса я готовил ужин, и Блинчик, по-видимому, решил, что я не замечу, если он сунет свой нос в палатку. В поисках чего бы стянуть, естественно. Блинчик самый вороватый из всех ослов, которых я когда-либо видел. Если что-то, решает он, его хозяину сильно нравится, то он стащит это «что-то» быстрее, чем успеваешь сказать: «Святая мамалыга». Даже если сам не любит этого и не хочет. Одно время мне смертельно надоело, что он ворует блинчики, которые я готовлю себе на завтрак, и я стал замешивать в тесто много красного перца. Думаете, это его остановило? Как бы не так! Кого угодно, только не Блинчика. Он был так счастлив, сумев благополучно смыться с моими блинчиками, что их ужасный вкус волновал его меньше всего.
Словом, Блинчик — явление уникальное, исключение из ослиной породы. Все это я рассказываю к чему — чтобы плавно перейти к истории с марсианами. Ну, пожалуй, сейчас самое время.
Приближалось утро; было это шестого или седьмого августа. Почему «или»? Потому что в пустыне иногда теряешь счет дням.
Как бы то ни было, проснулся я оттого, что услышат крик Блинчика, вроде как возмущенный. И сразу понял — что-то произошло, без причины Блинчик таким голосом не вопит. Я высунул голову из палатки и увидел эту штуку — воздушный шар, как я подумал сначала. Воздушный шар, из нижней части которого било яростное пламя. Ну, подумал я, сейчас рванет.
Но ничего не рвануло. Воздушный шар снесло в сторону не больше чем футов на пятьдесят, и пламя погасло.
— Святая мамалыга! — пробормотал я, обращаясь к себе самому и Блинчику. — Его, наверно, унесло ветром с какой-нибудь ярмарки.
Я начал выползать из палатки, прикидывая, где она может быть, эта штука. Надо же было проверить, что там такое. Людей увидеть я не рассчитывал, корзины под шаром не было. А если они и были, я имею в виду корзину и людей в ней, то зажарились до хрустящей корочки, учитывая, какой из этой штуки вырывался огонь.
Я начисто позабыл о Блинчике. Он, видимо, испугался, и вряд ли кто посмел бы его за это судить. Однако вместо того, чтобы уносить от страха копыта, он пятился к палатке. И когда услышал, что я шебаршусь у него за спиной, лягнул меня задним левым копытом. Не думаю, что специально.
Короче, на какое-то время я отключился.
Когда я снова пришел в себя, уже совсем рассвело. Я был без сознания ну, может, час, может, два. Приложил руку ко лбу, застонал от боли и вдруг вспомнил про тот самый воздушный шар. Пошатываясь, поднялся на ноги и пошел на него взглянуть.
Воздушный шар вовсе не был воздушным шаром. Как-то я видел воздушный шар в Миссури на ярмарке, а еще видел на картинках, так что эта штука была чем угодно, только не воздушным шаром. Зуб даю.
И потом, кто-нибудь разве слышал, что в воздушном шаре можно находиться внутри?
Впрочем, существ, выскакивающих из этой штуки и впрыгивающих в нее обратно, обычными людьми назвать было трудно. Первое, что мне пришло в голову, — может, все это как-то связано с цирком? У них же там куча всяких жутких уродцев, зверей — ну и странных приспособлений вроде этого шара. Только я никак не мог разобрать, кто передо мной — уродцы или животные. Наверное, что-то среднее.
Как бы там ни было, эти существа выскакивали из того, что я посчитал поначалу воздушным шаром, и вбегали обратно, кто на задних лапах — или ногах? — а кто на всех четырех сразу. Те, что перемещались на двух конечностях, ростом достигали где-то четырех футов, те, что на четырех, были едва по колено телке. Они таскали всякие диковинные устройства и устанавливали их прямо здесь, в пустыне, примерно на полпути между мной и этой шарообразной штуковиной. Трое из них собирали то, что приносили другие.
Тут я заметил Блинчика. Он стоял совсем рядом с ними и вовсе не казался испуганным. Просто любопытным, как и полагается ослиной породе.
Я собрал все свое мужество и поплелся туда, чтобы посмотреть, что же они там собирают. И ничего не понял. Я сказал им: «Привет!» — но они не ответили и обратили на меня не больше внимания, чем если б я был койотом.
Держась на расстоянии, я обогнул стороной их компанию, приблизился к шару и потрогал его рукой. Святая мамалыга! Он был сделан из гладкого, твердого металла, что твое дуло кольта, а размером был с двухэтажный дом.
Одно из низеньких забавных существ подбежало и прогнало меня, размахивая чем-то вроде фонарика. Я вообще-то подозревал, что это был совсем не фонарик. Но не горел особым желанием проверить, так ли это на самом деле. Поэтому отошел от шара на двадцать футов и продолжал наблюдать оттуда.
Довольно скоро они вроде бы закончили собирать ту штуку, над которой трудились. Блинчик стоял от нее всего в каких-нибудь пяти футах. Я тоже начал подбираться поближе, но один из них снова взмахнул «фонариком», и я отступил.
Двое стояли возле возведенной штуковины, оттягивая рычаги и крутя какие-то ручки. На самом верху устройства имелось что-то вроде громкоговорителя — ну, знаете, наподобие тех, что использовали в старинных граммофонах. Внезапно из него раздалось:
— Теперь все настроено правильно, Мэнду.
Меня словно кипятком окатили. Это что же получается? Какие-то непонятно откуда взявшиеся в пустыне типы, к тому же выглядящие так, будто сбежали из зоопарка, и у них — говорящая машина! Я сел на землю и уставился на громкоговоритель.
— Да, похоже на то, — продолжал голос. — Теперь мы сможем установить с ним связь. Разумеется, если тип интеллекта этого землянина соответствует нашему.
Тут все они отошли от устройства, остался только один. Он посмотрел на моего Блинчика и сказал:
— Приветствую тебя.
— Приветствую и тебя тоже, — ответил я. — Блинчик осел. Как насчет того, чтобы поговорить не с ним, а со мной?
— Эй, кто-нибудь! — заявил громкоговоритель. — Пожалуйста, сделайте так, чтобы прирученное создание прекратило издавать этот чудовищный шум!
Насколько я мог слышать, Блинчик не издавал вообще никакого шума. Тем временем кто-то из этой чудной компании уже махал фонариком в мою сторону. Понятно, я замолчал и стал глядеть, что же будет дальше.
— Позволю себе предположить, — продолжал громкоговоритель, — что ты — представитель преобладающей формы разумной жизни на этой планете. Приветствую тебя от лица обитателей Марса.
Забавная штука с этим их говорящим устройством: каким-то образом оно заставило меня запомнить каждое слово — и те, что слышались из него, и те, которые говорились вокруг, даже если не все эти слова мне были понятны.
Я пытался придумать, что бы такое сказать в ответ, и тут, чтоб мне провалиться, Блинчик опередил меня. Он открыл рот, обнажил зубы и издал громогласный рев.
— Спасибо, — отозвался громкоговоритель. — Отвечаю на твой вопрос. Это акустический телепатор. Он, грубо говоря, озвучивает мои мысли, и они воспроизводятся в сознании слушателя на его языке. Звуки, которые ты якобы слышишь, не в точности соответствуют тем, что он издает; телепатор испускает некое сочетание звуков, а уж твое подсознание, с помощью несущих колебаний, воспринимает их как произнесенные на твоем родном языке. Он действует неизбирательно, то есть разные создания, говорящие на разных языках, способны понимать мои мысли. Мы лишь регулируем настройку приемной части устройства — вот она-то носит избирательный характер, соответствующий модели твоего разума.
— Это безумие! — завопил я. — Почему вы не настроили свой проклятый аппарат так, чтобы он понимал мою речь?
— Пожалуйста, уйми это животное, Ягарл, — сказал громкоговоритель.
Блинчик бросил на меня укоризненный взгляд. Да плевал я на него. Другое дело, что одно из существ снова замахало «фонариком». К тому же громкоговоритель снова затарахтел, и я был не прочь послушать.
— У нас на Марсе с этим тоже трудности, — говорил он. — По счастью, мы сумели решить проблему, заменив прирученных животных роботами. У вас, однако, явно другая ситуация. Не имея ни рук, ни щупальцев, вы сочли нужным приручить представителя низшей расы, обладающего пригодными для работы конечностями.
Блинчик коротко взревел, и громкоговоритель ответил:
— Понятно твое желание знать, какова цель нашего визита. Нам нужен ваш совет в разрешении жизненно важной для нас проблемы. Марс — умирающая планета. Вода, атмосфера, полезные ископаемые — все практически на исходе. Если бы мы могли совершать межзвездные путешествия, то где-нибудь в галактике нашли бы свободную планету. К несчастью, это не так: наши корабли способны покрывать расстояние лишь до других планет этой системы. Только открытие абсолютно нового принципа перемещения помогло бы нам достичь звезд, но пока у нас нет даже никаких догадок на этот счет.
В Солнечной системе ваша планета единственная — кроме самого Марса, — где могли бы жить марсиане. На Меркурии слишком жарко, на Венере вообще невозможно высадиться, и атмосфера там для нас ядовита. На Юпитере сила тяжести просто раздавит нас, а все его луны — как и ваша — лишены атмосферы. На внешних же планетах царит невыносимый холод.
Поэтому, если мы хотим выжить, нам нужно переселиться на Землю. Мирно, если вы не станете оказывать сопротивление; с применением силы, если вы вынудите нас ее использовать. И учтите — мы располагаем оружием, способным всего за несколько дней уничтожить население вашей планеты.
— Погодите! — заорал я. — Если вы хоть на мгновение воображаете, что сможете…
Существо, нацелившее на меня свой «фонарик», опустило его до уровня моих ног и, едва я сделал шаг к тому, кто работал с их говорящим устройством, нажало на кнопку. Колени у меня сделались как резиновые, и я рухнул на землю. Говорить я тоже не мог.
Ноги вообще не работали, и только с помощью рук у меня получилось сесть, чтобы видеть, что будет дальше.
Блинчик взревел.
— Благодарю вас, — ответил громкоговоритель. — Гениальная идея! Даже представить себе не могу, почему мы сами до этого не додумались. Наша благодарность не имеет границ. Мы улетаем с надеждой в наших сердцах. Больше мы не вернемся.
Ноги у меня заработали снова, я поднялся, но не мог сдвинуться с места. Это продолжалось, наверно, с минуту. Я подумал, если бы этот гад нацелил свой «фонарик» немного выше и у меня на время остановилось сердце, о коленях мне больше беспокоиться уже не пришлось бы.
Блинчик взревел еще раз, на этот раз очень коротко. Существа принялись разбирать свое устройство на части и таскать их обратно в шар.
Через десять минут вся их компания уже скрылась в воздушном шаре, который не был воздушным шаром, и дверь за ними захлопнулась. Из днища снова показался огонь, и я отступил к палатке. Их машина со свистом взлетела вверх и растаяла в небе.
Блинчик приковылял ко мне, но смотреть в мои глаза вроде как избегал.
— Думаешь, ты умнее всех? — спросил я.
Он не ответил.
Я был уверен, именно так он и думает. А несколькими часами позже он опять стащил мои блинчики.
Вот, приятель, и вся история. Про то, как Блинчик спас Землю от марсиан. Тебя, наверно, очень интересует, что же он им такое сказал. Извини, я тоже не прочь это узнать, но от него разве дождешься ответа? Эй, Блинчик, иди-ка сюда. Хватит тебе на сегодня пива.
Так что вот он, собственной персоной, приятель. Спроси его сам. Может, тебе он и скажет. А может, нет. Блинчик ведь не просто осел. Блинчик, он осел уникальный. Но ты не стесняйся, спрашивай.