Взрыв Генерального штаба

Театр на площади

Школа располагалась на краю Ато-Карна, в обширном парке. Парк на севере сливался с лесом.

В этом месте рано утром Лёна встретил молчаливый человек в камуфляже без погон. Дал холщовую сумку с продуктами, проводил неприметной тропинкой на пригородную станцию, что-то сказал проводнику вагона, когда у платформы на полминуты затормозил поезд дальнего следования. Проводник кивнул.

Сутки Лён ехал на верхней полке тесного и душного вагона. Ни с кем не говорил. Жевал сухие крендельки, какие обычно пекут своим внукам на дорогу заботливые бабушки. Запивал холодным чаем из бутылки с газетной пробкой.

Потом, следуя заученной инструкции, сошел на степном полустанке. Почему нельзя ехать дальше, а надо идти пешком, он не знал. Надо – значит, надо. Может, для того, чтобы длинный веснушчатый мальчик больше стал похож на пацана-беженца, который из пострадавшего от атаки неопознанных вертолетов поселка пробирается на юг, к дядюшке-рыбаку…

Целый день Лён шагал через обожженную зноем степь.

Это была уже Куршская территория – независимая, но без строгой границы с Империей.

Солнце казалось косматым рыжим шаром. Трава пересохла и потрескивала, когда Лён ложился отдохнуть. В колеях скопилась теплая пыль, от которой щекотало в горле. Когда становилось вовсе уж нестерпимо, Лён вспоминал генеральский кортик.

Лён пил у редких колодцев. Загорелая худая бабка на придорожном хуторе дала ему полкраюхи и горсть абрикосов…

К ночи Лён добрался до поселка Черные Вязы. Сел на автобус южного направления (деньги на билет были). Всю ночь продремал на удобном сиденье, а перед рассветом сошел на крохотной станции в километре от границы: дальше мальчишку без документов не пустили бы.

Границу Льчевской свободной области он пересек в густых виноградниках и не заметил ее. Остановился, когда увидел с холма туманное море и розовый от рассветных лучей город.

На краю Льчевска Лён выспался в беседке заброшенного сада. Доел остатки хлеба, напился из ржавой водопроводной трубы. И окунулся в пестроту приморского города.

Море, корабли и южную жизнь он видел впервые.

Но прежде всего Лён, помня четкие указания, отыскал разрушенную каменную лестницу за арками старинного водопровода. Нашел вывернутую из крепкого грунта ступень, сунул под нее руку. Нащупал похожий на согнутый гвоздь крючок.

На крючке ничего не было.

Ну, нет так нет. Ему говорили, что информация может появиться не сразу. Ладно…

Лён до одури накупался на бесплатном городском пляже. Пообедал в фанерном, пропахшем копченой рыбой буфетике на Лодочной пристани – здесь совсем дешево продавали горячие пирожки с камбалой и хрустящий картофель.

На шумном привокзальном рынке Лён обменял вельветовую курточку на рваную вязаную безрукавку, чтобы больше походить на мальчишку из рыбацкой семьи.

Вспоминались рассказы “тертых” пацанов, которые он слышал еще до гвардейской школы, в интернатах. Безусловно, гвардейская школа – это самое лучшее место на свете, но… В жизни приморского беспризорника была своя прелесть. Кто же не любит свободу и приключения?

Напялив безрукавку, Лён ощутил себя настоящим жителем Льчевска. И, полный любопытства, направился к центру. Белые причудливые дома с балконами и галереями беспорядочно громоздились среди зелени. Подымались в небо башни старинных церквей. На холмах грелись под солнцем желтые полуразрушенные крепости. Над крышами виднелись корабельные мачты и трубы – узкие синие бухты глубоко входили в город и перепутывались с улицами…

Пестро одетые люди казались беззаботными. На веснушчатого оборванца никто не обращал внимания.

В центре – на Кольцевом бульваре и на площади с серым гороподобным собором – кипел праздник. Какая-то смесь карнавала, веселой торговли и концертов, которыми развлекали публику бродячие музыканты и клоуны.

Носилась в толпе ребятня в пестрых колпаках и звериных масках. Дымно палили игрушечные пистолеты. Улетали в небо отпущенные воздушные шары – иногда целыми гроздьями. Призывно голосили продавцы жевательной резинки и жареных каштанов. Звенели гитары и гремели электронные усилители.

Коротко стриженная очкастая девчонка сунула Лёну за ворот остатки мороженного. Он взвизгнул с недостойным военного человека испугом. Впрочем, он не был уже юным гвардейцем с приличными манерами. И, как истинный беспризорник, вознамерился дать нахалке крепкого леща. Но та искренне изумилась:

– Ты что! Это же карнавальная шутка!

Тьфу ты!.. Ну ладно. Может, и правда здесь так полагается.

Неподалеку, на некрашеных подмостках шло кукольное представление. Перед маленькой шаткой сценой толпились взрослые и ребятишки. Было много пацанят с пестрыми сумками и в парусиновых костюмчиках с матросскими воротниками. Воротники – всяких цветов и с разным количеством полосок. Лён сообразил, что это здешние школьники, у которых кончились уроки.

Он протолкался поближе к сцене.

На фоне размалеванного задника приплясывали и кривлялись пять кукол – два солдата и три генерала в форме, похожей на имперскую. Генералы в блестящих касках с тремя перьями – лиловым, золотым и серебряным. Солдаты делали строевые приемы, вертели головами с лупоглазыми бессмысленными лицами и горланили песню (вернее, она неслась из динамика):

А генералы – низенький толстячек, тощий дохляк и длинноногий горбун – в ответ голосили свое:

Втроем они учили маршировать армию из двух человек.

Было смешно, ничего не скажешь. Но… это было и надругательством над имперскими вооруженными силами. И если юный гвардеец Бельский не мог сейчас вскочить на сцену и крикнуть наглым актеришкам-кукловодам, что они подлецы, то беспризорник Лён вполне мог швырнуть в них гнилым бананом. Тем, что под ногами! Лён стремительно нагнулся, боднул чью-то спину с матросским воротником… И грянула автоматная очередь!

Опытное ухо военного человека сразу узнало голос десантного короткоствольного Б-1

Ребятишки и взрослые метнулись кто куда. Некоторые ничком упали на брусчатку. Лён сидел на корточках и видел, как с машины, декорированной под старый фаэтон, лупит по кукольному театру дядька в клетчатом костюме арлекина. Длинными очередями, от живота. Профессионально! “Бэодин” бился в его крепких пальцах и злорадно ревел!

Ага, значит есть и здесь люди, которые не дадут в обиду военную славу Империи…

С машины дали по сцене еще одну очередь и кинули взрывпакет. Холщовый задник пылал, сыпались доски. С помоста прыгали. Один кукольный генерал висел, зацепившись нитками за перекладину…

Люди кричали и бежали. Их почему-то делалось все больше. Несколько раз на Лёна с размаху налетали и наконец повалили. Он вскочил и тоже побежал. Пуля провыла над головой. Вот сволочи, по людям-то зачем?!

Лёна закрутило в людском месиве. Он растопырил локти, рванулся, оказался у бугристого каменного возвышения. Его толкали, наваливали грудью на гранитную кладку.

Эта кладка круто уходила вверх. Лён уцепился за выступ, заскреб по камням ботинками (давно не чищенными, разбитыми в дороге). Вверх, вверх! И наконец схватился за могучее бронзовое копыто.

Лён понял, что это памятник. Гранитный постамент в виде неровного холма и конная статуя какого-то полководца. Конь прочно стоял на четырех ногах. Лён ухватился за левую заднюю ногу. А рядом – за правую ногу – ухватился растрепанный школьник.