Взлом сияния

Глава 1

Я рос тихоней. Послушным ребенком, который следовал указаниям, не смел перечить и хорошо, очень хорошо учился. Обязанность – стать отличным учеником. Лучшим в классе таких же лучших учеников. Мы все – хорошие мальчики и девочки, которые должны стать примером идеала. Никакой конкуренции и никаких эмоций, просто галочки, проставленные в тех пунктах теста, в которых следует им оказаться. И это грустно, а еще горестно – что бы сказал учитель, когда узнал, что испытываю эмоции. Вскрыл бы мозг. Без сомнения. Мне весело от шутки – его бы такое нахальство тоже смутило.

***

За окном шел снег – весенний морозный бунт, не отпускающий на волю тепло. Я кончиками пальцев проводил по стеклу окна и ощущал холодок. Окно запотело, взгляд неотрывно следил за линией, которую оставляет мокрый мягкий палец. Как приятно ощущать в теле тепло. Все-таки очень хорошо маскирует леденящую тревогу.

Вацлав был приветлив – как и всегда. Я обернулся и спрыгнул с подоконника тут же, как только он меня окликнул. Наблюдение за Вацлавом доставляло особенное удовольствие. Нравилось изучать глубину морщин на лице старика. Гамму тусклых седых волос, которые диким взрывом разлетались во все стороны. Хотелось взяться за кисть, краски и запечатлеть, именно запечатлеть, а не изобразить, этапность красоты увядания. Удивительно, как время оставляет отметины.

Как же так. Слишком тяну с паузой, но ничего не могу поделать – трогаю собственное лицо, ощущаю и представляю старение. Вацлав снова приветливо меня подзывает.

Зафиксировал смятение в лице Вацлава. Старик кружил по воздуху носом, будто пытался унюхать, что со мной происходит. Или подбирал нужный для обзора ракурс. А когда поймал мой взгляд, тут же опустил плечи, расплылся в улыбке и смахнул исследовательский интерес с лица. Я прекратил витать в облаках и с усилием сконцентрировался на том, какие там слова подбирает Вацлав. Кажется, старик заметил эту неловкую натужность.

– Не в духе сегодня?

– Ерунда, дорогой Вацлав, – дивился самому себе, тому, как легко удавалось говорить звонко и бодро, учитывая странные мысли, которые кружили в голове.

Я огляделся по сторонам. Проверил все ли в порядке. Обычное дело – следить за порядком. Провел кистью по воздуху в направлении столика, на котором стояла чашечка кофе. Аромат тянулся и распространял свой терпкий шлейф по всей светлой рабочей комнате. Снова провел анализ, все ли в порядке. Стеклогибкий планшет скручен и поставлен на электросберегающий режим. Чертежи с новыми разработками Вацлава тоже скручены – покоятся в тубусах. Карандаши наточены – как любит Вацлав, ножом. Проверено. Сделано.

Вацлав дружески кивнул и подошел к столику. Чуть замедлил шаг на пушистом белом ковре, который очень любил. Выбирали ковер вместе – я определил подходящий для мастерской тон. Вацлав нарядился в отутюженные мною твидовые брюки и кремовую рубашку с длинными рукавами, которая в свете утреннего солнца напоминала луговой цветок. Последние восемь месяцев носил только рубашки с длинными рукавами, а порой – свитеры с высоким горлом. В заметках я оставил запись, что Вацлав может стесняться лишенной упругости кожи, которая стала напоминать гармошку. Осмотрел волосы на затылке – средство от облысения помогло, тоже указал в заметках – рядом с пунктом о коже. Нужно присмотреть крем.

Вацлав плюхнулся на стул, вытащил из нагрудного кармана планшет и двумя легкими касаниями указательным пальцем развернул гаджет. Растянулось бледно-голубое полотно, на экране заскакали обзоры рецензий в дизайнерских и интерьерных журналах, сводка главных мировых новостей, курс валют, прогноз погоды, а еще выскочило маленькое окошко со спамом, сигнализирующим о выгодной поставке оружия, микросхем и деталей для процессоров. Смахнул назойливую рекламу мизинцем, а свободной рукой плавно указал в мою сторону. А спустя миг – одарил меня лучезарно-упоительной улыбкой. Провел игривыми пальцами по воздуху и жестом пригласил устроиться напротив – будто специально повторил движения, которыми я угостил его несколько мгновений назад.

Чем-то встревожен. Очевидно. Кожа над бровями сложилась в домик, а губы смешно вжались в помятое жизнью лицо. Вацлав пробормотал себе под нос язвительные замечания. Тихую речь я разобрал без труда, но из вежливости поинтересовался, с чего такая обеспокоенность. Аренда зданий, твердил он, дорожает, бюрократы имеют всех. Я улыбнулся – из вежливости. И чтобы дать то, чего так хочет старик – образ беззаботного завтрака.

– Иди причешись, – сказал он, и я без промедления вышел из мастерской.

Я – идеальная картинка, которая напоминает Вацлаву о том, как когда-то он был хорош. Черные волосы лоснятся от шика, а грудь пышет здравием и силой. Щеки налились здоровым румянцем, губы напоминают цветом спелую вишню, а глаза сверкают жизнью. Старику неприятно видеть совершенство и вечную молодость. Или слишком сильно заботится о возрасте.

Расчесал идеальные локоны, распрямил клетчатую рубашку на стройном теле и убрал несколько ворсинок с брюк. Наклонил голову вправо и влево. Размял руки. И в один миг замер и прервал утренний ритуал. Что-то смущало во внешнем виде. Снова потянул шею, провернув круговой маневр головой. Идеально ровная черная полоса выглядывает в ямке ключицы. Будто шов, мастерски оставленный хирургом. Потянулся пальцами к чужеродной нити, но тут же одернулся – от отрезвляющего ум стука в дверь.

Возвращать взор нелепице у шеи не стал. Бросил затею исследовать внешние неполадки и вернулся к утреннему ритуалу. Застегнул рубашку до конца, чтобы скрыть отметину. Похлопал по плечам, дабы очистить рубашку от опавших волос. И вышел из уборной – к заждавшемуся Вацлаву. А тот и правда заждался. Всем видом показывал, что ждет долго. Руки недовольно сложил на груди, а указательным пальцем нетерпеливо постукивал по бицепсу. Средней упругости бицепсу. К тому моменту Вацлав весил 82,3 килограмма. Нормально, но подправлю программу тренировок и скорректирую диету, чтобы улучшить его самочувствие. Выглядит нервным. Цвет лица не нравится.

– Сегодня торчал там дольше обычного на тридцать секунд, – сказал Вацлав совершенно безэмоционально. Выставил бедро, опирался на одну ногу. Поза самого настоящего заждавшегося человека. Я не стал заставлять старика и дальше ждать. Выхватил из кармана сьютджет, скользнул по экрану пальцем, и из устройства полились струи тканей, окутывавшие меня в серое двубортное пальто.

– Готов, – сказал я без дрожи в голосе, которую ловко удалось подавить. Боялся, что не удастся. Старик ответил улыбкой. Чистой. Правильной. Подходящей в миг, когда нужно разрядить вдруг возникшее напряжение.

Вацлав похлопал меня по плечу и толчком отправил по конкретному направлению. На мое удивление, не к входной двери, хотя, согласно расписанию, мы должны выдвигаться. Курс построил к месту питания и восстановления. Чтобы не терять времени зря, я тут же сел на стул, положил ладонь на углубление в столе и надавил на панель. Контуры пальцев засветились желтым. Старик присел напротив.

– Помню, как впервые увидел процедуру, – с улыбкой говорил он мне, но больше на самом деле себе. Я просто это знал, – тогда увидел тебя в этой же позе. Чудное свечение так будоражило. Сколько удивительных открытий подразумевало.

Я понимал, что старик хочет сказать. Но не стал прерывать. Осознавал и кое-что поважнее – как для него это ценно. С каждым годом старику хотелось все чаще возвращаться в дни, когда не считал их – дни.

– Хотел дотронуться до свечения. Возникала жажда узнать, из чего создан особый свет. Как работает. Именно тогда впервые увлекся наукой. Жаль, не срослось. Слишком сложны цифровые технологии и вся чушь с гаджетами, маджетами, фуджетами, черт их побери.

Я рассмеялся, поскольку знал – старику понравится. И напомнил, что наука просто не его. Архитектура – другое дело. Великое искусство создавать величественные сооружения, которые играют законами физики, дабы выжить и не свалиться от мощных ударов могучего ветра.

– Да-да, – ласково произнес Вацлав, – рисунки. Всегда знаешь, о чем и как нужно сказать. Тогда в школе, когда увидел тебя на переменке, тоже знал, какие слова подобрать. Не могу вспомнить, что именно мне сказал, но помню чувства, которые подарили наставления. Ты просто обновлял систему – занимался штуковинами своими цифровыми. Но не плюнул на мальчишку, сославшись на технический перерыв. А выслушал детские бредни, мечтания – воодушевил стремиться и искать себя…

Замкнулся старик. Выглядел печальным. Я понимал, что ему нужно растянуть паузу. Вспомнить, как часто мы играли. Как учителя нас объединили, когда увидели, что находим общий язык друг с другом. Вацлава, конечно, наругали – все-таки без спросу зашел в технический отдел. Дети не должны видеть, как обновляются молодые люджеты. Следует вместе расти, привыкать к андроидам и обучать их быть людьми – а технические специалисты следили, чтобы люджеты оставались полезными приборами, которые гармонично вписываются в быт человека. Однако Вацлав был непослушным ребенком, а я стал тем единственным, с кем мальчик нашел путь к личной гармонии – душевной, не бытовой. А ведь достаточно было сказать, что он особенный юноша с большим сердцем.

– Я особенный, – будто прочитал мои мысли.

– Понимаю, тебе это нужно.

– Что?

– То, что сидим тут вместе.

– Люджет должен обновляться, дурила, – над улыбкой Вацлава нависла зловещая тень, – сегодня ты сам не свой. Как бы не сдать в утиль. Не собирался я ничего… вспоминать. Долбанный урод. Вставай.

Взял меня за воротник и потянул к себе. Да так резко, что панель от неправильного отключения слегка закоротило, и меня шибануло током. Больно. Особенности органического материала, из которого я сделан. Больно. Особенности души, свет которой пробирался сквозь холодное железо.