4. Кассандра

Ближе к вечеру у ворот зазвонил колокольчик. Из своего окошка Конни наблюдала за тем, как ее двоюродная бабка, которая целый день решительно искореняла ростки сорняков с цветочных бордюров, бросилась посмотреть, кто это пришел. Через несколько минут она вернулась, ведя за собой двух девочек. В руках она держала связку ключей и походила на тюремщика, сопровождающего посетителей на свидание к узнику. Сердце Конни подпрыгнуло от радости: это были Джейн и Аннина, ее лучшие школьные подруги. Перепрыгивая через две ступеньки, она сбежала в прихожую им навстречу.

— Как я рада вас видеть! — воскликнула она.

— И мы тебя. — Аннина обняла Конни, выразительно оглянувшись на Годиву. — Что с тобой случилось?

— О, это моя двоюродная бабушка. Тетушка Годива, это Аннина Нуруддин и Джейн Бенедикт.

— Юная девица, — резко обратилась Годива к Аннине, — вы имеете отношение к Обществу?

— К чему? Вы имеете в виду Общество, которое посещает Конни?

Годива кивнула.

— Нет-нет, что вы.

— А вы? — Годива повернулась к Джейн.

— И я нет. — Под сверлящим взглядом Годивы Джейн застеснялась и спрятала глаза за упавшей на них светлой челкой.

— Хорошо, в таком случае я рада познакомиться с вами, девочки. Конни расскажет вам, что в ее жизни недавно произошли кое-какие перемены, но вы можете продолжать с ней дружить.

— Э… спасибо, — сказала Аннина, определенно недоумевая, по какому праву Годива распоряжается, с кем можно, а с кем нельзя дружить Конни.

— Полагаю, вы предпочтете пойти в сад? — сказала Годива, подталкивая их к выходу, как будто пытаясь убрать беспорядок, который они внесли в ее прихожую.

— Не беспокойтесь, мы пойдем в мою комнату, — сказала Конни.

Только когда Конни закрыла за ними дверь, Аннина перестала сдерживаться:

— Кол сказал, что тебя забрали от Эвелины.

— Да, забрали.

— Почему?

— Мои родители беспокоятся обо мне. Они хотят, чтобы мои двоюродные бабка и дед попытались сделать из меня нормальную девочку.

Аннина фыркнула:

— Нормальную? А что с тобой не так?

Конни пожала плечами; было видно, что для нее это тоже загадка.

Джейн рассматривала раковину.

— Так ты будешь жить здесь? И долго ли?

— Не знаю.

— Если ты останешься здесь в сентябре, тебе будет недалеко ходить в чартмутскую среднюю школу.

— Моя бабка планирует обучать меня на дому.

— Ты что, шутишь? — не поверила Аннина.

— И не думаю.

— Она что, думает, что это сделает тебя нормальной? У нее нет ни малейших шансов.

Повисло неловкое молчание — Конни закусила губу, чтобы не расплакаться. Аннина и Джейн коротко переглянулись, а потом вдвоем крепко обняли Конни.

— Вам двоим придется выручать меня, хорошо? Мне не разрешают видеться ни с Колом, ни с кем-либо другим, так что вся надежда на вас.

— Конечно, мы постараемся, Конни. — Аннина в ответ только сжала ее руку. — У меня есть идея. Почему бы тебе не поучаствовать вместе с нами в подготовке Гескомбского фестиваля? В этом году организацией занимается мой папа. Если ты согласишься, это даст тебе массу возможностей выходить из дому вместе с нами и ходить в разные места.

— Звучит заманчиво, — сказала Конни, усаживаясь на кровать рядом с подругой. В представлении Аннины все всегда выглядело очень радужно. Будущее уже не казалось ей таким унылым.

— В этом году фестиваль станет большим событием — хотя, может быть, тебе это и неинтересно. К нам приезжают «Krafted».

— Кто?

Аннина вытаращила глаза.

— Ну, группа такая, ты что, не знаешь? Последние три недели они занимали верхнюю строчку в хит-параде.

Джейн тронула Конни за руку:

— Не волнуйся, я тоже о них не слышала.

— Вы что, обе не слушаете радио? И пяти минут не проходит, чтобы не звучала какая-нибудь из их песен.

— А ты ничуть не преувеличиваешь, Анни? — поддразнила ее Джейн.

— Ну ладно, в общем, вы меня поняли. Впервые наш музыкальный фестиваль смог заполучить по-настоящему популярное имя. Кроме того, приедет куча других исполнителей — это будет великолепно.

— А зачем они сюда приедут? — поинтересовалась Конни. Она, конечно же, знала об этом фестивале, но он был вовсе не таким крупным, как Гластонбери[4] или любой из других летних концертов.

— Это все из-за акции протеста. Разве не ясно, что новая дорога пройдет прямо по полям, на которых собираются люди, приехавшие на фестиваль? Барабанщик «Krafted» сам родом из Чартмута, и его это решительно не устраивает. Мы хотим под предлогом фестиваля попытаться остановить уничтожение деревьев.

— У нее всегда все так гладко выходит, правда? — ехидно шепнула Джейн.

Аннина пропустила ее замечание мимо ушей.

— Билеты расхватывали, едва они появлялись в Интернете.

— Но чем же я могу помочь? — спросила Конни.

Ей начало передаваться воодушевление Аннины. Может быть, и вправду это сработает? Она отчаянно хотела спасти лес — так, может быть, теперь им удастся это сделать.

— Ну, вначале, как всегда, будет карнавальное шествие. Мы еще не знаем, какая тематика будет в этом году, но обычно там много животных — лошадей и других. Ты бы могла помочь держать их под контролем.

— Ты обратилась как раз по адресу.

— Я тоже так думаю. Хочешь, я спрошу разрешения у твоей бабушки, или спросишь сама?

— Думаю, лучше, чтобы эта идея исходила от тебя — тебе всегда удаются такие вещи.

— Какие?

— Вешать людям лапшу на уши, Анни: ты на людей действуешь так же, как Конни — на животных, — пояснила Джейн.

Аннина с гордостью улыбнулась:

— Спасибо. Хорошо, я приручу ее для вас. Какие у нее слабости?

— Не думаю, что они у нее вообще есть, — сказала Конни. Она на секунду задумалась. — Ей нравится тяжелая работа и порядок.

— Отлично, я наплету ей о том, какой рабский труд тебя ждет на фестивале.

— Не волнуйся, Конни, у твоей бабушки против Аннины совершенно нет шансов, — сказала Джейн, когда Аннина сбежала по лестнице вниз. — Никто еще не смог взять над ней верх. Мне почти жалко твою бабулю.

Однако битва оказалась ожесточеннее, чем предсказывала Джейн. Годива лишь согласилась позволить Конни участвовать в подготовке фестиваля — под крышей своего дома и под ее личным надзором. Что до работы на месте проведения, это даже не подлежало обсуждению.

Аннина задумчиво жевала кончик своей длинной черной косички, докладывая о результатах своей первой вылазки на врага.

— Твоя бабушка какая-то странная, Конни. Когда я заговорила о том, чтобы она разрешила тебе ходить в Мэллинский лес, это произвело такой эффект, как будто я произнесла какое-нибудь ужасное ругательство. До тех пор она была со мной вполне мила — я уж было подумала, что убедила ее, — но тут она внезапно уперлась и заявила, что тебе нельзя позволять и на миллион миль приближаться к этому месту, что она терпеть его не может и чем скорее вырубят этот лес, тем лучше.

— Она не могла такое сказать! — Конни пришла в ярость. Ей и раньше не слишком нравилась Годива, но теперь у нее была причина ее ненавидеть. Как можно желать уничтожения всех этих деревьев?

— Так она и сказала. Но в любом случае она согласилась, по крайней мере, чтобы мы время от времени приходили тебя навестить.

Конни закрыла лицо руками:

— Это какой-то кошмар.

— Что мы можем для тебя сделать? — спросила Джейн. — Ты уже обсуждала это с родителями?

— Угу. Они сказали, что я должна пожить в режиме своей бабушки хотя бы несколько месяцев и я могу не ждать, что это окажется легко.

— Чудесно, — мрачно сказала Аннина.

— Спасибо уже за то, что ты попыталась.

— Я пока не собираюсь сдаваться. Будем надеяться, что в следующий раз мне повезет больше.


Несколько дней спустя Кол и Рэт лежали в высокой траве на лесной поляне, наблюдая за дятлом, усердно долбившим каштан по соседству. Дерево было украшено множеством листьев, похожих на широкопалые руки, и сотнями светло-зеленых шариков. Каждый раз, когда на поляне поднимался легкий ветерок, листья-руки вздымались и опускались, как будто били в ладоши в такт мексиканскому танцу. Колу казалось, что это сам Мэллинский лес веселится в прекрасный летний денек.

— Смотри, как он работает! — восхищенно воскликнул Кол, когда птица застучала клювом по коре так быстро, что ее головка стала казаться неясным пятном.

— Ага, прямо как мой папаша на рок-концерте, — отозвался Рэт. — Должно быть, у него все мозги порастряслись, как думаешь? Мать всегда говорила, что у папы не совсем все дома с тех пор, как он этим занялся.

Кол хрюкнул от смеха, а Рэт широко усмехнулся ему в ответ. Он протянул Рэту бинокль и лег на спину, глядя в голубое небо над головой и различая очертания облаков: здесь лицо, там корабль, а это — ястреб… Резко пикировали вниз ласточки, ловя насекомых.

— Эй, тебе стоит на это посмотреть, — вдруг сказал Рэт с волнением.

— Э… на что? — спросил Кол, возвращаясь в реальность, и увидел, как Рэт рассматривает что-то в бинокль через поляну.

— Кол! Только взгляни на это!

— Ну так дай мне! — Он схватил бинокль и навел его в направлении, в котором смотрел Рэт. Там была женщина в белом платье с длинными золотистыми волосами, которые кольцами падали ей на плечи. Кол выронил бинокль, как будто он обжег его.

— В чем дело? — спросил Рэт, потирая нос тыльной стороной ладони. — Она исчезла?

— Нет.

— А что тогда?

— Просто это… Хорошо, если тебе так нужно знать, это — моя мать, — сказал Кол. Вышло более резко, чем он хотел.

— Ну и как, ты не собираешься подойти поздороваться? — спокойно спросил Рэт, беря бинокль. Он недоумевал, почему Кол стоит как вкопанный. Он и не догадывался, как его друг смущен и напуган одним появлением своей матери. — Тебе лучше поторопиться.

Кол кивнул и какой-то странной, неуверенной трусцой побежал к матери, как будто его ноги не могли решить — хотят ли они бежать вперед или нет. Теперь она стояла на коленях, наклонившись так, что волосы падали на ее лицо густым покрывалом, и била кулаками по земле, как по барабану.

— Что ты делаешь? — спросил Кол.

— Вызываю змей, — ответила она своим хриплым голосом, от которого Кола всегда бросало в дрожь. Она подняла на сына незабудковые глаза. — Здравствуй, Колин.

— О… э… привет, мам, — ответил он, в смущении переминаясь с ноги на ногу.

Молниеносным движением она поднялась с травы и подошла к нему. Взяв его за плечи, она всмотрелась прямо ему в лицо.

— Ты вырос, — сказала она с явной гордостью. — Ты узнал, что такое опасность, и победил свой страх.

Кол предпочел бы более традиционное приветствие, но ему было приятно, что она наконец обратила на него внимание — такого, каков он есть.

— Спасибо, — коротко сказал он, отстраняясь. Она продолжала смотреть ему в лицо, от чего у него скрутило нутро, как будто она пробудила змей в нем самом. Он попытался отвлечь ее:

— А зачем ты вызываешь змей? Разве сейчас здесь не слишком людно? Нарушение правил Общества и все такое?

Его мать была посредником змееволосых горгон, и он подумал о том, как Рэт едва не увидел ее в деле.

— Ха! — Она саркастически рассмеялась. — Когда это меня волновали правила?

«Это точно», — подумал Кол.

— Так зачем ты здесь? — Разумеется, она не для того приехала, чтобы с ним повидаться.

— Чтобы присоединиться к протестующим. Этот лес — последний дом горгон в Южной Англии. То место, куда они веками возвращались, чтобы выводить потомство. Если он исчезнет, исчезнут волосы горгоны — и она погибнет.

Кол сглотнул и невольно оглянулся: он и не знал, что в этих лесах скрываются горгоны, и ему, определенно, не улыбалось встретить одну из них прямо сейчас.

— О, это… это плохо, — пробормотал он. — И где они сейчас?

— Осталась только одна, и я ее хорошо спрятала, — сказала его мать. — Она окажется в опасности, если ее обнаружит кто-нибудь из этих протестующих или дорожных строителей.

«Ага, — подумал Кол, — не говоря уже о том, в какой опасности окажется несчастный, встретивший взгляд горгоны, который обладает силой превращать все живое в камень». Но он подозревал, что его мать это вовсе не беспокоило.

— Папа здесь, ты знаешь? — осторожно спросил он, когда она направилась обратно к лагерю, задевая папоротники длинной юбкой, на которую дюжинами цеплялись колючки. Она ничего не ответила, но по тому, как решительно она сжала челюсти, Кол понял, что это была неприятная новость.

Кол шел за ней до входа в бледно-зеленый туристический автофургон, припаркованный в дальнем конце поляны для пикников.

— Тебе лучше не входить сюда, — сказала она. — Подожди меня здесь: у меня для тебя кое-что есть.

Она исчезла внутри; Колу были слышны голоса, и он попытался представить, с кем она там разговаривает. Он сел на скамейку для пикника и запустил пальцы в волосы: он чувствовал себя ужасно — как раз так, как когда ему было пять лет и он еще жил вместе с матерью. Он не хотел признаваться себе в этом, но она откровенно пугала его. И все же часть его существа тянуло к ней, как будто она держала его на невидимом поводке, за который могла дергать в свое удовольствие. Хуже всего было то, что она, кажется, не понимала, как действует на него: он не много места занимал в ее жизни — так поглощена она была своими змее-волосыми друзьями, и она, вероятно, даже не догадывалась, что значит для него так много.

За спиной раздался крик:

— А, Кол! Вот ты где. А я тебя ищу. Бабушка хочет, чтобы к шести ты был дома.

Кол в ужасе обернулся, понимая, что у него есть лишь несколько секунд, чтобы предотвратить катастрофу. Из-за деревьев вальяжной походкой шагал его отец, приглаживая рукой упавшие на лоб черные волосы и лениво потягиваясь.

— Спасибо. Ну, тогда до встречи, — крикнул в ответ Кол, помахав отцу рукой и сделав вид, что собирается уходить.

— Погоди! — Мак перешел на рысцу, чтобы нагнать его. — Я подвезу тебя на мотоцикле. Вечером мне нужно будет уйти.

«С Эвелиной, нет сомнений», — подумал Кол и, сменив направление, побежал навстречу отцу, чтобы увести его от фургона. Он не хотел, чтобы это известие разнеслось по поляне, где его может услышать мать.

— Прекрасно… — Кол осекся. Все было далеко не прекрасно. В дверях фургона появилась его мать с пакетом в руках. Она застыла на верхней ступеньке, и взгляд ее был каменным, как взгляд горгоны, хотя, к счастью для Мака, не обладал его убийственной силой.

— Здравствуй, Касси, — выдавил из себя Мак, увидев ее.

— Кассандра, — отрезала она.

— Так ты, я вижу, решила присоединиться к нам, протестующим, — продолжал Мак, безнадежно пытаясь завести учтивую беседу. — Думаю, мне следовало догадаться, что ты приедешь.

— Присоединиться, да только не к тебе! — выпалила она. — Никогда больше не совершу такой ошибки.

От такого оскорбления Мак рассвирепел:

— Ха! Ты на самом деле никогда этого и не делала, даже когда мы были женаты! Насколько я помню, слишком была занята, роясь в земле в поисках змей, — странное занятие для медового месяца, согласись?

— Для меня он не был медовым, уж поверь! Ты — вечно в склизких щупальцевых объятиях своих друзей! «Давай поедем на Багамы», — сказал ты. Ох, какой доверчивой я тогда была. Мне следовало догадаться, что тебя скорее интересуют не пляжи, а Кракен[5].

— Так ты ревновала! — торжествующе вскричал Мак.

Кол украдкой огляделся: ссора уже привлекала внимание других туристов; начала собираться небольшая толпа. Кол увидел Рэта и его семью, выходящих из автобуса, и подумал, успеет ли он ускользнуть, пока они его не заметили.

— Ревновала? Ревновала — тебя? Ха! Ты, второсортный лицемер, который вечно чувствует себя на коне, оттого что с ревом носится верхом на своей дурацкой жестянке!

— А ты… ты — плетущая интриги гадюка!

Кол вздрагивал, будто уклоняясь от ударов, пока они бранились через его голову. После последней реплики Мака из толпы выдвинулся дюжий детина с бритой головой.

— Он тебе докучает, милая? — спросил он Кассандру.

«Как будто она нуждается в помощи», — подумал Кол.

— Он вечно мне докучает, — резко ответила Кассандра, — но я и сама с ним справлюсь, спасибо. — Она послала мужчине лучезарную улыбку; тот приблизился и встал у ступенек фургона самозваным телохранителем.

Понадеявшись, что обостряющийся конфликт достаточно отвлекает от него внимание, Кол попытался улизнуть, но отец схватил его за шиворот.

— Не уходи, Кол! Пусть тебя не отпугивает стыд за твою мать! — громко сказал Мак.

Теперь Кол почувствовал, что взгляды зевак обратились на него. Он готов был сквозь землю провалиться.

— Стыд за меня! — завопила Кассандра, она пулей метнулась вниз по лестнице и схватила Кола за руку. — К счастью, он унаследовал отвагу своей матери, а не слабость Клэмворси.

— Ты, как всегда, заблуждаешься, Касси: он пошел в меня. Спроси его сама!

Оба они устремили яростный взгляд на Кола, с трудом переводя дух после всех своих воплей. Кол в эта минуту больше всего на свете хотел бы оказаться где-нибудь в другой части планеты, только бы не здесь.

— Хотите правду? Я не желаю быть похожим ни на одного из вас! — выпалил он, вырываясь у них из рук. Он резко развернулся и бросился бежать во весь дух по направлению к Гескомбу — куда угодно, лишь бы подальше от них.

Когда дышать стало так больно, что он не мог больше бежать, Кол скрючился на обочине. Он желал бы бежать вечно — оставить обоих родителей далеко позади и никогда их больше не видеть. В горле застрял болезненный комок, но теперь он был слишком взрослым, чтобы плаката из-за отца и матери. И он смахнул набежавшие слезинки, негодуя на свою слабость, и медленно зашагал вниз по холму.

Рев мотоцикла ясно дал ему понять, что его догоняет отец. Кол не мог свернуть в сторону из-за высоких насыпей по обе стороны дороги, и у него не было другого выбора, кроме как топать дальше, притворяясь, что он ничего не видит и не слышит. Мотоцикл с визгом остановился прямо перед мальчиком, заставив его отшатнуться.

Мак поднял козырек шлема.

— Эй! — сказал он, протягивая ему коричневый бумажный пакет. — Твоя мать хочет, чтобы ты взял это.

Нехотя Кол взял посылку, изумленный тем, что отец соизволил выполнить поручение Кассандры. Он мысленно удивился еще одной вещи: неужто на этот раз ему удалось погасить разгоревшийся скандал своим решительным уходом?

— Забирайся, — сказал Мак, указывая на заднее сиденье мотоцикла. — До дома идти далеко. — Он протянул ему запасной шлем.

Кол помедлил. Начинать ссору сейчас было бессмысленно. Кроме того, хотя он и никогда не говорил об этом отцу, ему нравилось ездить с ним на тарахтящем байке: это было круче, чем топать пешком. Он взял шлем.


— Итак, что же нам делать с Конни? — спросил доктор Брок гескомбских членов Общества, которые собрались на кухне у миссис Клэмворси. На деревянный стол сверху падал свет лампы. Вокруг стола сидели двенадцать обеспокоенных человек.

— Джейн и Аннина пробрались в дом, чтобы увидеться с ней, — сказал Кол. — Они сказали, что она там как в тюрьме. Эта старая карга не выпустит Конни из дома.

— Тогда нам тоже придется проникнута внутрь, — сказал мистер Мастерсон, местный фермер и владелец земли, на которой часто разворачивалась тайная деятельность Общества.

— Мы пытались, — сказала бабушка Кола.

Она поднялась, подошла к мойке и сунула пальцы под струю воды из крана. Почувствовав, как неуловимо изменилась атмосфера в комнате, остальные притихли. Вода обтекала ее пальцы, понемногу принимая очертания одного из ее друзей — водяных эльфов. Наконец в раковине вырисовалась его фигура, переливающаяся, как прозрачный шелк. Миссис Клэмворси закрыла глаза и стала тихо напевать. Все остальные члены Общества благоговейно ждали, пока закончится их встреча.

— Я никогда раньше не видела, чтобы она так делала, — шепнула Эвелина Колу.

— И я не видел, — признался Кол.

Миссис Клэмворси разорвала контакт с водяным эльфом, и существо исчезло в сливе раковины. Она улыбнулась Колу и Эвелине:

— Кто сказал, что нельзя научить старую собаку новым трюкам? На самом деле идея принадлежала Иссуну. Ему не слишком нравится такое проделывать, но сейчас, когда я проявляю некоторую настойчивость, он готов совершить усилие и приходить ко мне домой почаще.

— Что он рассказал тебе, Лавиния? — спросил доктор Брок.

— Повидать Конни там нет никакой возможности. Сад безнадежен: там нет ни пруда, ни источника. Нет выхода к водной системе. — Она взглянула в окно на свой собственный сад, полный бегущих ручейков и маленьких прудиков. — Они следят за домом, как просили их Советники, однако делать это приходится на расстоянии.

— Но все мы знаем, что недостаточно просто охранять ее, — сказал доктор Брок. — Нужно думать об обучении Конни. Советники особенно настаивали на том, чтобы мы не пренебрегали этим. До них, как и до нас, дошли слухи о том, что Каллерво перегруппировал свои силы и мифические существа снова перетекают на его сторону. Недавно исчезла целая компания банши[6]. Мы думаем, что они присоединились к нему. Мы должны добраться до Конни прежде, чем это сделает Каллерво или его сторонники.

— Все это замечательно, Фрэнсис, — сказала Эвелина, уязвленная тем, что он упомянул об измене некоторых из существ, чьим посредником она являлась, — но не желают ли Советники явиться и самолично заняться моей теткой? Когда я попыталась это сделать, она дала мне резкий отпор, так что я не поручусь за то, что у них есть шансы.

Доктор Брок нахмурился:

— Мы знаем, что Годива — это особый случай. Она будет отрицать даже то, что она вообще могла видеть Советников, насколько я ее знаю.

— А вы что, раньше с ней встречались? — спросил Кол. Он готов был поклясться, что доктор Брок покраснел.

— Да, когда-то очень давно мы были друзьями. В юности она была очень красивой девушкой.

— Тогда, может быть, вам следует побеседовать с ней?

— Нет! — резко сказал он. — Это принесет больше вреда, чем пользы. Мы должны попробовать что-нибудь другое. Хью все еще живет вместе с ней?

Эвелина кивнула:

— Но я боюсь, что командует в доме она.

— Меньшего я от нее и не ожидал. Но у меня есть одна идея, как мы могли бы вытащить Конни из этого дома. Все, что нам нужно, — это правильная наживка.


Тетушка Годива пролистала брошюру с национальным учебным планом[7], которую взяла у местной школьной администрации.

— До чего мы дошли? — бормотала она. — Уроки гражданственности — это что еще такое?

Конни молча сидела за письменным столом, который был выделен ей в бывшей детской, пальцы ее играли со старомодной перьевой ручкой. Годива не разрешала пользоваться карандашами на своих уроках.

— Что ж, обо всем этом мы можем спокойно забыть, верно? — объявила Годива, приняв решение и отбросив в сторону брошюрку. — Речь идет о твоем исцелении от влияния Общества. Что необходимо такому юному уму, как твой, так это диета на основе грамматики и арифметики, с добавлением небольшого количества научных фактов. Мы начнем с урока арифметики, потом будет сочинение, а потом — урок латинского языка.

— Латынь!

— Конечно, это очень хороший предмет для того, чтобы научиться строгости ума. Днем мы будем заниматься естествознанием и домоводством.

— Вы шутите? — с надеждой спросила Конни, но лицо ее двоюродной бабки говорило об обратном.

— Я в жизни не была серьезнее. Ты страдаешь галлюцинациями, Конни. Несомненно, ты видишь образы и слышишь голоса, и все это поощряется сумасшедшими из Общества. Усердные занятия этими предметами вернут тебе здравый рассудок.

Ручка брызнула чернилами на пальцы Конни.

— У меня нет галлюцинаций, тетушка.

— Попрошу не спорить. Если я поведу тебя к любому медику-специалисту, он скажет то же самое. То, что, как тебе кажется, ты чувствуешь во время этих ваших собраний в Обществе, не является реальностью — это форма групповой истерии. Сначала я сама этого не понимала, но теперь я вижу, что Общество — это особо опасная секта, которая промывает мозги своим членам… Драконы и крылатые кони, я тебя умоляю! У меня нет сомнений в том, что в наше время они используют еще и запрещенные вещества, чтобы вызывать и более дикие галлюцинации.

— Вы ведь тоже когда-то были членом Общества, да? — тихо спросила Конни. Загадочное поведение ее двоюродной бабушки начало как-то проясняться.

Годива прошествовала к окну и стала смотреть в него. Ее молчание, казалось, подтверждало догадку Конни.

— Для какого вида существ вы были посредником?

Годива в ярости обернулась:

— Я ничьим посредником не была — как и ты. Чем скорее ты осознаешь, что тебя одурачили, Конни, тем лучше. А моя задача — заставить тебя увидеть истину; и я это сделаю, даже если это будет стоить мне жизни! — Она тяжело дышала, волосы ее выбились из тугого узла, который она закрутила на затылке. Приглаживая их руками, чтобы устранить беспорядок, она продолжила: — Открой книгу на первой странице и решай задачи на деление в столбик, которые на ней найдешь, пока я не скажу тебе остановиться. Я хочу, чтобы ты думала о числах — и ни о чем больше, кроме чисел.


Утро практически было на исходе, когда у ворот зазвонил колокольчик.

— Я выйду! — сказала Конни, покидая свой пост за партой: ей отчаянно хотелось глотнуть свежего воздуха.

— Нет, не выйдешь, юная леди. Выйду я. Никогда не знаешь наверняка, кто там может оказаться, — сказала Годива.

Когда она вышла, Конни подошла к окну. Шел сильный дождь. Она видела, как Хью успел к воротам раньше бабушки и проводил в дом двух людей, держа над ними большой зеленый зонтик. Гостями были пожилой уроженец Вест-Индии с седеющими волосами и девочка с туго заплетенными косичками. Конни на цыпочках вышла на лестницу, чтобы послушать.

— Что им нужно? — спросила Годива Хью, пока он стряхивал зонтик на ступеньках.

— О, здравствуйте, мисс Лайонхарт! — послышались раскаты знакомого голоса. — Я друг Конни. Я так понимаю, что она здесь проводит лето, вот я и подумал: не захочет ли она познакомиться с моей внучкой Антонией?

Годива открыла дверь пошире, и на крыльце оказался Гораций Литтл, с которого капала дождевая вода, а рядом с ним — девочка с умными карими глазами. Посредник селки[8] и его внучка пришли навестить ее.

Годива подозрительно повела носом.

— А откуда вы знаете мою внучатую племянницу, сэр? Вы один из членов этого Гескомбского общества?

Гораций улыбнулся, радуясь тому, что на этот вопрос можно ответить совершенно правдиво.

— Нет-нет, я из Лондона. Время от времени я приплываю сюда на своей лодке.

— Любите мореходное дело, да? — радостно спросил Хью.

— Это моя великая страсть. Я служил на флоте.

— И я тоже! На каком корабле? — Хью явно настроился на долгую беседу на тему моря и флота.

Годива наградила брата снисходительной улыбкой.

«Так у нее все-таки есть слабость! — подумала Конни. — И это Хью».

— Что ж, тогда тебе лучше пригласить их в дом. Можешь провести их через кухню, — поджав губы, сказала Годива, глядя, как на ее безупречно чистом каменном полу собираются лужицы воды.

Не веря своему счастью, Конни сбежала по лестнице вниз.

— Мистер Литтл, как я рада вас видеть!

Гораций потрепал ее по плечу, испытующе глядя ей в лицо — проверяя, все ли с ней в порядке. Она слабо улыбнулась ему.

— Итак, Конни, как твои дела? — громко спросил он.

— Отлично, — коротко ответила она, боясь, как бы Годива не догадалась, что один из членов ненавистного Общества тайно проник под ее кров.

— Ну, мистер Литтл, не желаете ли обсохнуть в кухне? — спросил Хью. — Вы промокли до нитки.

— Ох, подумаешь — немного сырости! Мне не привыкать.

— Ну а как насчет чашечки чаю?

— Не откажусь. Конни, почему бы тебе не показать Антонии дом? Он кажется очень интересным. — Он кивнул на окна у парадного входа.

— Можешь повести ее наверх, в свою комнату, — сварливо возразила Годива. — Мы продолжим твой урок позже.

Конни повела Антонию по лестнице в свою спальню.

— Слушай, да это просто классно! — воскликнула девочка, любуясь множеством плакатов с изображениями животных — от единорогов до дельфинов и чаек, — которые Конни развешала по стенам, чтобы хоть как-то смягчить аскетизм комнаты. Антония села на краешек кровати и пристально посмотрела на Конни; личико ее было нетерпеливым и живым, как мордочка зверька, поводящего носом в предвкушении веселья. И на что это похоже — быть универсальным посредником?

Конни почувствовала огромное облегчение: наконец-то здесь был кто-то, с кем она могла поговорить после всех этих дней, когда она вынуждена была притворяться «нормальной».

— Это удивительно. Думаю, это немного похоже на то, что чувствуешь при своем первом контакте с мифическим существом, но только это повторяется снова и снова. — Конни присела на край металлического стола и улыбнулась, вспомнив всех существ, с которыми она встречалась за последний год.

— Дедушка действительно беспокоился за тебя — и все они тоже. Доктор Брок попросил нас попробовать зайти к тебе в гости, потому что нас-то твоя бабушка не знает. Он подумал, что дедушке, может быть, удастся очаровать их и уговорить отпустить тебя погулять немножко.

— Надеюсь, у него получится. Моя бабушка считает Общество чем-то вроде зловредной секты и пытается излечить меня. Если бы она заподозрила, что он состоит в Обществе, он бы сейчас не сидел у нее на кухне.

Антония пролистала фотоальбом, лежавший на кровати, разглядывая фотографии Гескомба, портреты Кола, Аннины и Джейн. Она задержалась на моментальном снимке чайки Скарка, сидящего на своем любимом буйке. Конни пронзила печаль: это была ее единственная фотография птицы. Она сделала ее незадолго до того, как Каллерво растерзал чайку за то, что птица пыталась ее спасти.

— Не много же у тебя шансов на исцеление, верно? Я и представить себе не могу, чтобы мои родственники не разрешали мне этим заниматься, — добавила Антония. — Они были так взволнованы, когда я оказалась посредником древесных духов: никто из моих братьев не унаследовал этот дар.

Конни была заинтригована: она никогда не встречалась раньше с семьей, помимо своей собственной, в которой некоторые члены не унаследовали дар.

— Разве для твоей семьи это не является проблемой?

— О нет, — усмехнулась Антония. — Ты моих братьев не знаешь. Им в высшей степени наплевать, чем я занимаюсь. У них своя жизнь: футбол, музыка, ну ты понимаешь, — и они думают, что моя работа в Обществе — это только мое дело.

— А много древесных духов в большом городе? Должно быть, в Лондоне нелегко быть их посредником.

— Не так трудно, как может показаться. Каждое дерево, по сути, как отдельный мир. Даже в Брикстоне[9] можно найти древесных духов во внутренних садах и парках.

— Я бы хотела повстречаться с древесным духом. Какие они?

— Они… — Антония осеклась, посмотрела на Конни и расхохоталась. — Нет, тебе я этого рассказывать не буду. Ты же универсальный посредник: ты сама можешь встретиться с ними. Зачем тебе получать информацию из вторых рук? — Она выглянула в окно. — Однако здесь их нет. Ни деревца не видать, да?

Конни подошла к окну и посмотрела на бесплодный, безжизненный сад. Вот что с ним было не так: здесь не было ничего дикорастущего, где могли бы обитать мифические существа. Неудивительно, что последние несколько дней она чувствовала себя такой ослабевшей: ее связь с миром природы разорвалась.

— Конни, — нерешительно прервала Антония ее размышления, — дедушка рассказал мне обо всем, что случилось в прошлом году: о тебе и Каллерво. Ты не будешь возражать, если я спрошу, какой он?

У Конни побелели костяшки пальцев, которыми она держалась за подоконник.

— Я столько слышала о нем всю мою жизнь — папа и мама вечно говорили о нем, но он никогда не казался мне чем-то реальным. Я ушам своим не поверила, когда узнала, что ты встречалась с ним. Я даже не могу себе вообразить, на что он похож.

Конни обернулась и посмотрела на Антонию. Лицо посредника древесных духов выражало любопытство, она жаждала информации.

«У нее был бы совсем другой вид, встреться она с ним сама», — подумала Конни.

Радостное выражение лица Антонии померкло.

— Извини. Какая глупость с моей стороны. Конечно же тебе не хочется об этом говорить.

— Нет, все в порядке, — вздохнула Конни. — Ты не виновата в том, что хочешь это узнать. — Она уставилась на ковер. — Он не похож ни на одно из прочих существ, с которыми я встречалась. Он темен — как море. В его присутствии ты чувствуешь себя кораблем, который разбивает на куски о скалы. Все, что ты знаешь, это что он ненавидит тебя за то, кто ты есть, и все же нуждается в тебе.

Антония содрогнулась.

— Ты очень храбрая, Конни. Я хочу сказать, нужна большая смелость, чтобы жить, зная о том, что он в любой момент может снова захватить тебя. Мне было бы очень страшно.

— А мне и страшно. Но какой у меня выбор? Я не могу изменить тот факт, что являюсь Универсалом, только потому, что боюсь.

— Нет, конечно. Но я все равно считаю тебя храброй.

По молчаливому согласию, девочки сменили тему и болтали о более приятных вещах, перед тем как через несколько минут спуститься в кухню. Там дядюшка Хью и дедушка Литтл вели приятельскую беседу, оживляя в памяти свою юность, проведенную в открытом море.

Гораций полез в карман своей куртки.

— У меня есть кое-что, что может заинтересовать вас с Конни, Хью. Мне от моего старого командира достались бесплатные билеты на выставку лодок в «Олимпии»[10]. Не хотите ли поехать с нами?

Лицо Хью оживилось было, но потом помрачнело, когда он вспомнил о сестре.

— Не знаю, Гораций…

— Мы отправляемся в Лондон завтра. Вы можете поехать вместе с нами на поезде. В конце концов, у Конни летние каникулы.

Хью взглянул на Конни:

— Ты бы хотела поехать, милая?

— Да, если можно.

Он причмокнул, жадно глядя на билеты.

— Посмотрю, что можно сделать. Поездка в Лондон ведь вреда не принесет, верно? Я объясню сестре, что там ты будешь вдалеке от разрушительного влияния из Гескомба.

— Но, дядюшка, я не уверена… — начала Конни. Она не хотела лгать ему. По крайней мере, он должен знать правду, если собирается выступить против Годивы.

— В конце концов, — продолжал Хью, подмигнув Горацию, — она сказала мне, что не желает только, чтобы ты встречалась с членами Общества из Гескомба. А Гораций — из Брикстона: это совсем другое дело.


Конни, дядюшка Хью, Гораций и Антония стояли напротив схемы метро на станции Паддингтон.

— Я только проверю еще раз билеты, — сказал Гораций. Он хлопнул себя ладонью по лбу. Антония усмехнулась и стиснула руку Конни. — Вы только посмотрите на это! Я, должно быть, вовсе выжил из ума: мне следовало прочитать написанное мелким шрифтом: «Специальное предложение действует только для ветеранов флота — эксклюзивный закрытый просмотр».

Хью с несчастным видом зашаркал к выходу.

— Что ж, тогда, думаю, нам следует посмотреть, когда отправляется ближайший поезд обратно.

— Не говорите глупостей, дядюшка, вы непременно должны пойти на выставку, раз уж мы сюда приехали, — сказала Конни, чувствуя, что этот момент был давно запланирован.

— Да-да, это я виноват, дружище. Почему бы вам не отправиться дальше в «Олимпию», а я отвезу девочек в библиотеку, которую посещает Антония. Они там будут в полной безопасности, а днем мы заберем их оттуда.

— В библиотеку, говорите? — переспросил дядюшка Хью, заподозрив неладное. — Какую библиотеку?

— Обычную, с книгами, — улыбаясь, сказал Гораций. Он знал, о чем думает Хью.

— А с ней там ничего не случится?

— Ну что, вы думаете, может случиться в библиотеке, Хью?

Хью поскреб подбородок, разрываясь между желанием целый день наслаждаться лодками и своим долгом защищать Конни от воздействия Общества.

— Ты обещаешь, что останешься там, Конни, и не будешь искать никаких глупых приключений?

— Ну конечно, дядюшка Хью.

— А что вы будете делать целый день?

— Думаю, что читать.

— Хм. Ну хорошо. Я верю, что ты сдержишь слово. И не рассказывай моей сестре, что я оставлял тебя одну.

— Не скажу.

Сняв с себя ответственность, Хью ткнул пальцем в карту метро.

— Ага, «Олимпия» здесь. Встретимся там, Гораций.


— Куда мы едем? — спросила счастливая Конни, совершая побег вместе с Горацием и Антонией по линии Бейкерлоо[11].

— В Чаринг-Кросс[12], — ответил Гораций.

— Чаринг-Кросс? Это ведь прямо в центре города, разве нет? Зачем нам туда?

— Ну, — начал Гораций, оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, — когда Советники узнали, что тебе не позволяют продолжать практические занятия, они решили, что мы должны попытаться начать знакомить тебя с теорией. Вот почему мы везем тебя в штаб-кваратиру Общества: там есть нечто исключительное, что тебе следует увидеть.

Выйдя из поезда на станции Чаринг-Кросс, Гораций повел девочек вверх по эскалатору и через людской поток, стремившийся на Трафальгарскую площадь. Почувствовав присутствие Конни, из парка прилетела стая голубей. Они вились в воздухе, образовав над ее головой столб, который мог бы посоревноваться с колонной Нельсона[13]. Она кивнула им, отвечая на приветствие, а затем помахала рукой, чтобы они разлетелись, прежде чем на это обратили внимание люди вокруг. Гораций и Антония ничего не сказали, только улыбнулись друг другу. Гораций ускорил шаг и повел девочек вдоль стен большой церкви с впечатляющим портиком, а затем в загазованную суету улицы Странд[14], пока еще кто-нибудь из представителей животного мира Лондона не решил отметить прибытие Конни ярким шоу. Они шли по улице минут пять, а потом свернули направо, в переулок между двумя магазинами. С забитой транспортом улицы Странд они попали в совершенно иной мир — в тихую заводь, где еще сохранился дух старого Лондона. Здания теснились так близко друг к другу, что тротуар у них под ногами был в глубокой тени, холодный и негостеприимный.

Гораций резко повернул налево и распахнул богато украшенные ворота, которые Конни не заметила бы, если бы он не подвел ее прямо к ним.

— Сюда, — сказал он, показывая Конни дорогу под аркой и на вымощенный булыжником внутренний двор, и они вышли из тени на яркое солнце.

Там, прямо перед собой, они увидели изысканное здание, стены которого время окрасило в цвет спелого ячменя. Солнечные лучи отражались от высоких, разделенных средником[15] окон, которые симметрично располагались в три яруса вокруг поддерживаемого колоннами входа. Конни это здание показалось чем-то средним между храмом и маленьким дворцом. Его венчал купол с центральным фонарем и флюгером в виде компаса.

— Вот мы и в штаб-квартире Общества защиты мифических существ, — объявил Гораций.

Загрузка...