Женщина и мальчик

Алина работала в маленьком магазинчике ритуальных услуг, который располагался рядом с кладбищем на самом краю села. Место было глухое и темное, а оживление наступало здесь только тогда, когда случались очередные похороны.

То, что рядом находится кладбище, никогда не вызывало у Алины страха. Во всяком случае, до этой истории. И частенько, подходя к окну и наблюдая один и тот же пейзаж, она начинала скучать и грустить. Никого вокруг; только покойники, сопровождаемые толпой родственников, раз в неделю проезжали мимо, да еще те, кому требовались товары из ее магазина, изредка нарушали тишину этого места. К своей работе она давно привыкла и любила ее так же, как любят нудную книжку.

Алине шел сорок второй год, она была в разводе и воспитывала пятнадцатилетнюю дочь — красавицу, как бы назвали ее учителя, но не слишком умницу. Девочка действительно была хороша собой. Высокая, хрупкая, длинноволосая, она всегда выделялась на фоне своих одноклассниц. Года три назад Алина заметила, что дочь стала расти не по дням, а по часам, и школа интересовала ее куда меньше, чем общество ребят, с которыми она проводила время. Как только Алина приходила в магазин и погружалась в атмосферу рабочего места, беспокойство за дочь силилось вырваться наружу. В такие моменты она думала, что лучше бы устроилась на завод, где шумно и много людей. Там есть с кем посоветоваться. Здесь же она советовалась только сама с собой. Окруженная гробами, могильными плитами и траурными венками, Алина чувствовала себя так убого, что каждая мысль, о ком бы она ни была, звенела, словно колокол.

В тот день она сидела в своем магазине, читала статью о Диане Шурыгиной, представляла на ее месте свою дочь, и молила Господа, только бы подобное никогда не коснулось ее семьи. Срам и позор. Ее сердце выскакивало из груди при мысли, как глубоко может опустится молодая девочка, если родители в свое время не постарались дать ей воспитание. В магазин зашел старик, глянул на продавщицу, уткнувшуюся в газету, взял понравившийся венок и вышел за дверь. Алина его даже не заметила. Где-то вдали от захватывающей статьи она услышала, как хлопнула дверь, и подняла голову. Но в магазине уже никого не было. Она посмотрела на кучу венков и заметила, что верхние из них подрагивали, словно их теребил сквозняк. Вскоре последнее дрожание успокоилось и венки застыли.

— Странно, — прошептала Алина и посмотрела на дверь.

Ручка не шевелилась.

Она отложила газету, потому что захотела в туалет.

В магазине не было уборной, и бежать по нужде приходилось в общий туалет на западной стороне кладбища. Несмотря на то, что вокруг не было ни души, и она могла справить свои дела хоть перед центральными воротами, Алина еще не утратила благоразумие. Она не позволяла себе ходить по маленькому даже за углом кладбища. Все-таки какой-нибудь сторож или блудный бомж раз от раза попадались ей на глаза, но случалось это очень редко. И все-таки, она помнила о приличиях. А приличия говорили ей, что если ты хочешь в туалет, то не стоит поступать как животное. Пусть мужчины делают это как собаки. Женщины должны уединяться в уборных, в каком бы положении они ни находились. И этим правилом Алина пользовалась с тех пор, как мама перестала держать ее на руках.

Она вышла из магазина, одернула юбку и посмотрела по сторонам. Алина и не ожидала кого-нибудь увидеть. Для траурной процессии было уже поздно, и в шесть часов вечера к ней редко захаживали клиенты. Но все же она закрыла дверь на замок, положила ключи в карман пиджака и быстрым шагом пошла к воротам кладбища. Когда она свернула на дорожку к туалету, ее встретил сильный ветер. Алина с трудом прижала юбку к ногам и усмехнулась.

На холмах всегда гуляет ветер, но почему-то именно на кладбище ей казалось, что ветер ее щупает.

Дорожка вела на срез. Через пару минут она вышла на вытоптанную площадку, огороженную сломанным забором, за которым простиралось поле. Кладбище осталось за спиной. Ни души, ни единого голоса. Ни птиц, ни собак. Глухо и пусто. Лишь зеленые веточки туи напоминали ей о жизни.

На всякий случай Алина оглянулась. Пусть туалет и был разделен на мужской и женский, но двери в нем отсутствовали. Более того, в нем не было и перегородок. Внутреннее пространство ограничивалось кирпичной стенкой и уголком, закрывающим женщин от кладбища. И то в определенном месте можно было заглянуть внутрь. За одиннадцать лет Алина так и не поняла, с какой целью строители оставили этот прогал. Может быть, чтобы женщины могли следить за своими детьми, а может быть, чтобы мужчины могли следить за своими женщинами.

Так или иначе, Алина еще раз убедилась, что вокруг никого нет, зашла в туалет и присела над первой дыркой, как раз в том месте, откуда сквозь прогал в заборе виднелся край поля. Она наклонила голову, вдыхая смрадные запахи сельского туалета, и мысли о Диане Шурыгиной снова пришли ей на ум. Она закусила губу и попросила Господа, чтобы он уберег ее дочь от такой беды. В следующий момент, когда она подняла голову, чтобы посмотреть на далекое поле и почувствовать себя одинокой, Алина увидела перед туалетом мальчика.

От неожиданности она чуть не подпрыгнула.

Мальчик стоял в том самом прогале между угловой стеной, закрывающей вход в туалет с торца, и лицевой стороной, где находились заколоченные окна. Секунду назад она видела там другой конец поля… и вдруг появился этот мальчик! Он смотрел на нее с таким же интересом, с каким на уроках биологии дети разглядывают разноцветных бабочек. От неловкости у Алины пропал дар речи. Она застыла, даже не пытаясь прикрыться, и первое слово, которое вырвалось из нее, было:

— Уйди!

Почему-то она не сказала ему «отвернись» или «как тебе не стыдно». Чуть позже Алина подумала, что возраст мальчика едва ли приблизился к тому, когда нужно начинать стыдиться. На вид ему было лет пять. Может, шесть. Но глазенки, смотревшие на нее, казались намного старше. Им она бы дала лет пятнадцать.

Мальчик продолжал стоять и с интересом смотреть на нее.

Тем временем Алина пришла в себя и, прежде чем натянуть трусы, предприняла еще одну попытку.

— Мальчик! — выкрикнула она. — Отвернись!

Никакой реакции. Мальчик не сдвинулся с места. Он ничего не говорил и, как показалось Алине, даже не дышал. Его тело напоминало блеклую восковую фигуру, но удивительно четкую на вид, вплоть до ссадин на коленях и мелких царапин на лице.

— Ты меня слышишь? — Алина повысила голос. Туалет аккомпанировал ей, как гитарная дека. — Отвернись! Иди к своей маме!

«Как я его могла не заметить?!» — проклинала себя Алина. Каким бы маленьким ни был этот засранец, он не имел никакого права стоять и смотреть на нее в таком виде. Она взрослая женщина, и кое-чего стесняется. Даже глупый бы понял, что сейчас самое время прикрыть глазки и дать ей привести себя в порядок!

Но никакой реакции не последовало. Тогда Алина сжала кулаки и выдохнула.

— Ну, ладно, — процедила она сквозь зубы.

Она встала, натянула трусы так, что резинки врезались кожу, одернула юбку и спрыгнула на пол. На мгновение лицевая стена туалета загородила прогал.

— Сейчас ты у меня получишь! — пробормотала она. — Чему мамочка тебя не научила, научит чужая женщина!

Она вышла из туалета… и увидела привычную картину кладбища. За забором начиналось поле, с остальных сторон ее окружали могилы, оградки и редкие деревья.

— Эй! — выкрикнула она и побежала к мужскому туалету. — Ну-ка, иди сюда! Мальчик!

Перед входом она остановилась. Не будет же она вламываться в мужской туалет из-за какого-то невоспитанного мальчишки! Какой бы сильной ни была ее злость, она должна оставаться порядочной женщиной.

— Хорошо, — сказала себе Алина. — Я подожду, — добавила она совсем тихо. Лишь ветер дернул ее за юбку, и забор заскрипел, как старое дерево.

Алина вернулась на площадку перед туалетом. На Пасху и в родительские субботы здесь собирается куча народу. И, несмотря на то, что женский туалет мог принимать по четыре женщины одновременно, к нему всегда была очередь. В этом она немного завидовала мужчинам. Но не более того.

На площадке Алина простояла непозволительно долго. Она не спускала глаз со входа в мужской туалет, пока ее терпение не лопнуло.

— Маленький мерзавец, — произнесла она, а ветер, точно отвечая за мальчика, толкнул ее в спину.

Алина схватилась за юбку.

— Решил поиграть со мной?

Но кое-что ее удивило. Поблизости не было взрослых. Мальчик пришел своим ходом неизвестно откуда. За то время, пока Алина топталась на площадке перед туалетом, ее ноги успели окоченеть от апрельского ветра. Она больше не хотела ждать. В шесть тридцать заканчивается ее рабочий день. Чуть раньше приедет хозяин за выручкой, коей сегодня нет, а до этого она должна вернуться за прилавок, чтобы не выглядеть полной дурой и не объяснять сорокалетнему мужику, куда она пошла и из-за чего бросила магазин.

Алина подошла к туалету и заглянула внутрь. Мужская часть ничем не отличалась от женской. Тот же прогал между угловой и лицевой стенкой, откуда виднелось первые две дырки. Правда, окна здесь не были заколочены. Свет лился через рамы, и внутри было светло, как днем.

— Эй, если ты думаешь, что я уйду, то ты ошибаешься! — пригрозила она.

Ответом ей был только тихий свист ветра. Каким-то образом, видимо, через дыры, ветер умудрялся закручиваться в выгребную яму, и каждый раз, присаживаясь по нужде, Алина чувствовала, как потоки воздуха поддувают снизу. Но свист исходил не оттуда. Из выгребной ямы вообще не доносится никаких звуков. Ветер свистел в крыше, словно грозил оторвать ее. И иногда туалет вздрагивал, если порыв достигал определенной силы.

Алина уже хотела войти, и тут спросила себя:

«А если там будет мужчина?»

Мурашки пронеслись у нее по коже. Она почувствовала стыд и отошла от туалета. Еще несколько минут она проторчала на площадке, не спуская глаз со входа. Потом глянула на часы. Шесть пятнадцать.

— Черт побери! — шепотом выругалась она.

Если она хочет отругать мальчика, то действовать нужно немедленно. Иначе есть риск пропустить приезд хозяина.

Алина снова подошла к мужской половине и остановилась.

«Я взрослая женщина, — сказала она себе. — Откуда такая неуверенность в себе?»

Из туалета не доносилось ни шороха. Только ветер гудел под балками крыши. Она сцепила кулаки и приблизилась к дверному проему. Навстречу ей, словно отпугивая, бросилась тошнотворная вонь. Алина прикрыла нос. «Как ни отмывай мужской туалет, там все равно будет вонять, — подумала она. — Даже если бы дырки здесь были метровыми, мужик все равно промахнется!»

Алина поморщилась, но больше терять время не стала. Если малолетний проказник и был там, то он давно уже сделал свои дела. Столько не сидят даже женщины.

Алина подобралась к дверному проему и заглянула внутрь.

Обратно она шла еще быстрее, чем в туалет. Ее гнали злость и ветер, который теперь толкал в спину и словно смеялся над ней. Во-первых, она не понимала, как мальчишка мог скрыться, пока она натягивала трусы. Во-вторых, она была рассержена на свою глупость. Простоять рядом с туалетом столько времени ради того, чтобы заглянуть туда и не увидеть ничего, кроме обделанных стен и кучек говна рядом с дырами? Более загаженного туалета она никогда в жизни не видела.

Алина вернулась к магазину, и через несколько минут подъехал хозяин. Произошедшее быстро растворилось в ее памяти. Хозяин проверил пустую кассу, покачал головой и сел на одну из могильных плит, выставленных на продажу.

— Пора закрывать этот бизнес, мать его.

— Пал Палыч, апрель…

— Апрель, май, июнь — какая разница! Ты загляни на это кладбище. Кругом одно старье. Памятники по восемьдесят лет! Неужели люди не хотят почтить память своих родных, установив новую мраморную плиту?

Он провел пальцами по холодному камню.

— На такой памятник приятно смотреть. Он выглядит, как настоящая реликвия. А тот хлам, что занимает большую часть кладбища, давно пора вывезти на свалку.

Алина промолчала. Пал Палыч тяжело поднялся и кинул взгляд на кучу венков.

— Если так продолжится еще пару месяцев, я думаю, придется все распродавать и искать другую работу. Терпеть больше сил нет. Я даже не могу купить дочке на день рождения сотовый телефон.

Она пожала плечами.

— Дерьмо, а не работа! — С этими словами он вышел, а Алина стала собираться домой.

Ей было жаль хозяина магазина, потому что она знала его, как человека доброго и понимающего. Он не раз выручал ее деньгами, давал зарплату с доплатами за всякую мелочь. Отпускал с работы домой раньше времени, когда у ее дочери были проблемы со школой. Она помнила много моментов, за которые была ему благодарна, но всему приходит конец. И терпение Пал Палыча рано или поздно тоже закончится.

Дома, переодеваясь перед зеркалом, Алина вновь почувствовала на себе чей-то взгляд. «Это нервы, — сказала она себе. — Я не могу почувствовать себя женщиной, потому что у меня нет мужчины, зато есть бессмысленная работа и беспокойство за дочь».

Перед тем, как снять юбку, она посмотрела в окно. Темнело; в лучах заходящего солнца была хорошо видна дорога. На другой стороне улицы резвилась детвора. Алина подошла к окну и задернула шторы.

— Не хватало, чтобы еще какой-нибудь мальчишка увидел меня полуголой, — усмехнулась она и вдруг поняла, что закрытое окно не лишило ее ощущения взгляда со стороны.

Она провела ладонью по волосам и повернулась к зеркалу. Да, ей уже за сорок, но она не плохо выглядит. В меру пышное тело, совсем немного морщинок, крепкие волосы. Такой женщине никто не даст настоящий возраст. Она казалась моложе. Алина стянула юбку и пошла в душ. Дочь она ждала только к ужину.

Алина уже не раз замечала, что желание пойти в туалет возникало у нее перед обедом и в конце рабочего дня. Скучная работа в магазине приучила организм работать, как часы: обед в двенадцать, два перерыва на чай и, конечно, прогулка в туалет. Иногда появление клиентов нарушало отлаженный механизм, но уже через пару дней все восстанавливалось. Алина читала газету или любовный роман до десяти утра, потом выпивала кружку чая и к одиннадцати тридцати чувствовала знакомую тягу в знакомое место. Сегодняшний день не стал исключением. В одиннадцать тридцать Алина вышла из магазина, заперла дверь и пошла к воротам кладбища.

На площадке перед туалетом она остановилась.

«За мной подглядели впервые за сорок лет жизни, — усмехнулась она. — И теперь это превращается в фобию».

Кладбище было светлым и безлюдным. Ветер дул с запада, волосы женщины путались, по ее плечам бежали мурашки, и она с трудом верила, что снова вспоминает вчерашний случай.

«Откуда взялся тот мальчик?» — недоумевала Алина. Так стыдно ей не было еще ни разу в жизни.

Она отошла к дороге и заглянула за густую тую — единственное место, где можно было спрятаться в непосредственной близости от туалета. За туей она увидела свежую могилу, украшенную парой венков. Рядом никто не сидел, но для надежности она прошла дальше, к большим гранитным памятникам. Потом ее повело еще глубже, к кустам можжевельника, и она наткнулась на длинный ряд старых железных гробниц. Так Алина углубилась настолько, что потеряла туалет из виду. Наконец она решила, что ребенок способен спрятаться где угодно и искать его бесполезно. Взрослый же человек прятаться не будет из принципа. Это несерьезно. Подглядывать за сорокалетней женщиной в туалете — не позволительно для уважающего себя мужчины. Алина вернулась на дорогу и пошла к туалету.

На этот раз она не стала присаживаться на том же месте. Вид бесконечного поля хоть и помогал ей расслабиться, но за одиннадцать лет надоел. Алина углубилась в туалет и присела над последней дыркой. Она не торопилась и ругала себя за глупые мысли, которые не выходили у нее из головы.

— Забудь ты о нем! Забудь! — убеждала она себя.

Ветер дунул снизу, обдав голые ноги женщины холодом. Алина вздрогнула. За столько лет она опробовала все четыре дырки, и из каждой ветер дул с одинаковой силой. Она облизала губы и посмотрела в проход.

От увиденного ее ноги одеревенели, а колени прижались друг к другу. Наглый мальчишка вновь наблюдал за тем, как она писает, только на этот раз он не остался за угловой стенкой. Причина была ясна: сейчас Алину не было видно через прогал, потому что она сидела в глубине туалета. Маленький засранец зашел внутрь и остановился у входа, словно ожидая, когда она освободит место.

— Ах, ты… — у нее перехватило дыхание.

От злости Алина надулась и покраснела. Ей надоело оказываться в идиотском положении. Она вскочила, натянула трусы и с задранной юбкой спрыгнула на пол. Мальчик не стал ждать, пока злая тетка схватит его за шкирку, и выбежал из туалета. Алина кинулась за ним, едва не поскользнувшись у входа. Но снаружи она не увидела ничего, кроме двух фантиков, которые ветер гнал от могил к забору.

Женщина в недоумении озиралась по сторонам.

«Как такое может быть? — размышляла она. — Я выбежала из туалета ровно через секунду. За это время физически невозможно добежать до ближайших могил!»

Она потопталась на месте. Сердце судорожно билось в груди. Как только благоразумие к ней вернулось, она заметила, что край юбки непристойно задрался и видом ее трусов наслаждается часть разрушенного забора. Алина исправила недоразумение и прямым шагом направилась в мужской туалет. Сегодня ее не волновали грани приличия. Она зашла внутрь, как к себе домой, и увидела те же самые грязные стены и кучи на полу возле дырок. В остальном мужской туалет был пуст.

— Я… — Алина не знала, как продолжить фразу.

Происходящее не умещалось в ее голове. Мальчишка исчез среди бела дня, словно его сдул ветер. Она дважды обошла туалет, заглянула за забор, вернулась к туе, осмотрела несколько ближайших могилок. Чем дольше Алина искала мальчишку, тем больше понимала, насколько это абсурдно. В конце концов, она выругалась и поспешила к магазину.

Домой она пришла поздно и без настроения. Дочь гуляла, в холодильнике было пусто, где-то на линии отключили свет, и момент полного одиночества, испуга и обреченности заставил ее расплакаться. Она вновь подумала о том, какую роль играет в семье мужчина, и вновь обвинила себя в том, что поторопилась с разводом. Не такой уж плохой он был. Все можно стерпеть, но когда ты приходишь домой, а здесь так пусто, остается только поплакать.

Минут через десять она взяла себя в руки, собралась с мыслями, но, прежде чем переодеться, сходила в магазин и купила к ужину макарон. Пока они варились на маленьком огне, Алина вернулась к шкафу, стянула с себя все, кроме нижнего белья, и по привычке глянула на окно.

На улице уже сгущались сумерки, а детвора продолжала бегать, прыгать, смеяться и кричать. При виде детей душа Алины разжалось, и она подумала, что детство — самое лучшее время в жизни. Только в детстве ты по-настоящему счастлив, потому что твоей судьбой управляет кто-то другой. С годами руль переходит к тебе в руки, и все идет наперекосяк. Так случилось с ней и со многими другими женщинами, не один год живущими в одиночестве. Сейчас она молилась, чтобы по ее стопам не пошла дочь. А та уже становилась упрямой, и в ее компании появились не самые надежные молодые люди.

Алина задернула занавески. Ей ужасно хотелось есть, а потом лечь в кровать и посмотреть сериал про любовь.

На следующий день она пришла на работу раньше времени. Заварила себе крепкий кофе и принялась за новую статью, посвященную Диане Шурыгиной. На этот раз ее сравнивали с историей Ирины Сычевой. Статья полностью поглотила Алину: около часа пролетело незаметно, и кофе остыл нетронутым. Она еще не закончила читать, когда в магазин вошла женщина примерно ее лет.

Женщина подошла к прилавку и обратилась:

— Здравствуйте, — послышался тихий печальный голос. — Я бы хотела заказать табличку…

— Здравствуйте, — отвлеклась Алина.

Она отложила газету и указала на стенд с табличками самых разных видов.

— Мне нужен портрет средних размеров на могилку. Надписи с датами, наверное, лучше сделать позже, вместе с памятником.

— Обычно берут вот такие. — Алина сняла со стенда небольшую овальную табличку. — Или такие. — Она показала на квадратную.

Женщина вздохнула. Алина подумала, что если она заплачет, в магазине есть холодная вода, чай и успокоительное. Есть телефон, чтобы вызвать скорую помощь — такое тоже случалось за ее практику. Но женщина лишь всхлипнула и коснулась одной из табличек.

— Мне понадобится фотография, — сказала Алина.

— Да, конечно, — ответила женщина и полезла в сумку.

Она перевернула все, что было внутри, и, наконец, вытащила кошелек, а из него — маленькую фотографию.

— Вот. — Она протянула фото Алине. Та положила его в конверт, а сверху написала сегодняшнюю дату, тип и размер таблички.

— Срок исполнения заказа — одна неделя. В следующий четверг табличка будет готова.

— Спасибо, — почти шепотом произнесла женщина.

Она поправила на голове черную повязку и удалилась из магазина.

Алина видела таких прежде. Женщина была еще не в том возрасте, чтобы привыкнуть к подобного рода потрясениям. Скорее всего, у нее умер отец или мать. Умер недавно, потому что она до сих пор носила повязку и при каждом упоминании была готова расплакаться. Родители Алины были еще живы. Маме она звонила два раза в неделю. С отцом почти не разговаривала. Но, случись что с ними, Алина не представляла, в каком состоянии будет находиться сама.

Ей хотелось хотя бы кому-нибудь рассказать, как ей надоело жить одной, работать одной и все тяготы переносить одной. Когда она попыталась объяснить это дочери, та даже не отвлеклась от телевизора.

Алина вернулась к газете, отхлебнула холодный кофе, несколько минут пыталась погрузиться в события статьи, но ничего не вышло. Она думала о женщине, и ее терзала странная уверенность, что этот случай выходит за рамки. Алина отложила газету и вернулась к прилавку. Вытащила конверт с фотографией, но, перед тем как открыть, вспомнила одну вещь. Хозяин запрещал распаковывать конверты. По правилам их должен был открывать только мастер, выполняющий заказ на табличку.

«Что чувствует человек, когда действует не по правилам?» — подумала Алина.

Под столом лежала стопка новых конвертов. Их никогда не пересчитывали, чтобы сравнить с количеством заказов. Нужно было выбросить порванный конверт и переложить фото в новый. Все просто.

Алина посмотрела на время. В десять часов начинался кофейный перерыв. На всякий случай она закрыла дверь на замок, не желая, чтобы кто-то поймал ее с поличным, особенно если той женщине вдруг захочется вернуться обратно. Алина взяла ножницы, отрезала торец конверта. Фотография выпала и легла лицевой стороной на стол.

— Ты не хочешь, чтобы я на тебя посмотрела? — со смехом спросила она.

Неожиданно за ручку двери кто-то дернул, и от испуга Алина вздрогнула. За ручку дернули второй раз, после чего кто-то выругался у порога и пошел прочь.

«Если хозяин узнает, что я без причины запираюсь в десять часов утра, мне устроят нагоняй», — подумала она и покачала головой.

Алина подождала еще с полминуты. Ручка двери не дернулась, и тогда она перевернула фотографию. Ком встал в горле, когда она поняла, что со снимка на нее смотрит тот самый мальчишка, которого она видела в туалете. Он был в рубашке, аккуратно застегнутой на самую верхнюю пуговицу. Алина не сомневалась, что в той же рубашке он стоял перед туалетом и смотрел на нее, как на муху, запутавшуюся в паутине.

Дрожь пробежала по ее рукам. Алина сунула фотографию в новый конверт, запечатала его и бросила под прилавок. «Мне страшно», — сказала она себе и сделала последний глоток кофе. Чашка едва не выпала из ее рук.

Через несколько минут испуг улегся. Алина отомкнула дверь. Вернулась за прилавок, но не смогла вернуться в тихий, спокойный уклад своей жизни. Она знала, что в одиннадцать тридцать она пойдет в туалет и снова увидит мальчишку-мертвеца. Ее хватит удар, если он приблизится к ней. Ее сердце уже выпрыгивало из груди, как только она вспоминала его лицо. А время клонилось к обеду, и сегодня Алина впервые сделала то, чего не совершала очень давно. Она не пошла в туалет перед обедом, а осталась в магазине.

После двенадцати прошли две похоронные процессии. Благодаря им Алине удалось продать полтора десятка венков. Люди развеяли ее страх, и часов до трех она не вспоминала о мальчике. Но потом ей захотелось в туалет, и она поняла, что от неизбежного не уйти. Можно было бы обойтись кустами или укрыться за тыльной стороной магазина, но старая фобия и там заставит ее подумать, что за ней подглядывают. Эта болезнь появилась у Алины после развода. С тех пор она закрывалась даже дома, в своем собственном туалете.

В пять тридцать она вышла из магазина и заперла дверь. Через две минуты она стояла перед туалетом и озиралась по сторонам. Тот же ветер и пустота вокруг. Качались деревья, скрипел забор. С холма виднелась трехэтажная школа.

— Я знаю, что ты меня слышишь, — сказала она кладбищу. — Оставь меня в покое!

Алина не пошла вглубь туалета и уселась на первой дырке. Она ждала мальчика, сама не зная, зачем. Она смотрела на вход, и ей казалось, что на стене качается чья-то тень. Она дрожала, а ветер свистел в крыше и дул из дырок в полу. В этот момент Алина вспомнила свежую могилу за туей, где она искала мальчика. Тихая музыка заиграла в ее голове, когда она поняла, что он не придет. Он уже сделал все, что хотел. И тень на стене у входа — лишь плод ее воображения.

Она оправилась, одернула юбку и вышла из туалета. Ее встретила та же пустота. Алина пересекла площадку по направлению к туе и углубилась в заросли.

Прогалы между могилками были вытоптаны, но кое-где осталась прошлогодняя трава — сухая, желтая, но крепкая, как леска. Чтобы подобраться к могиле, ей пришлось вернуться и обойти тую с другой стороны. Она убедилась в том, что не ошиблась. Куча венков, цветы, ленты и большой деревянный крест. На кресте, наполовину скрытая траурными лентами, висела фотография.

На обратном пути Алина несла с собой упругий комок боли и страха. Она думала о детях.

Дети бывают плохими и хорошими, ленивыми и трудолюбивыми, простыми и сложными. Дети бывают упрямыми и безответными, как ее дочь. И какими бы их ни считали родители, они все равно останутся любимыми и неповторимыми — если бы Бог всем, без исключения, давал шанс вырасти и повзрослеть.

За воротами кладбища Алина повернулась и прошептала: «Мы начинаем играть в рулетку с самого рождения, а никто этого до сих пор не понимает».

В пять сорок пять приехал хозяин и забрал выручку. В шесть Алина заперла магазин и пошла домой. В шесть двадцать она стояла в прихожей и расстегивала сапоги. Дочь смотрела телевизор. Она не заметила, в каком подавленном настроении пришла ее мать с работы, и не поднялась с дивана, чтобы хотя бы поставить на огонь чайник. Она вообще не посмотрела в сторону матери, и лишь вздох последовал с ее стороны, когда Алина сказала «Привет, дочка!» и пошла к себе в комнату.

Загрузка...