Глава 7

Когда дни становятся длиннее, Школа просыпается немного раньше наступления сумерек. И тогда слышится звук, который не может уловить человеческое ухо. Это звук внимания, осведомленности — и возможного насилия.

Хотя я не сильно беспокоилась по этому поводу. Прямо сейчас я была рада, что съела пиццу и теперь беспокоилась о том, чтобы оставаться на один шаг впереди Кристофа. Палки в форме малайки скользили в воздухе, почти касаясь моей толстовки, и я отпрыгнула, как кошка, нашедшая на дороге змею, ударяя его по колену. Удар не дошел до цели, но заставил его отступиться назад на полшага. Я бросилась прочь, откатилась и пришла к тому, что он выбил из моих рук палки. Я кружилась, чтобы набрать большую скорость, разрезая пустой воздух, потому что он крутанулся в сторону. Это было нормальным. Теперь у меня было достаточно пространства, чтобы вдохнуть, отстраняясь осторожно назад. Каждый раз я перемещала вес, чтобы иметь правильную опору.

Аркус гордился бы мной. «Не теряй равновесия, девочка!» — всегда кричал учитель-оборотень. Перед тем, как появился Кристоф, он был единственным учителем, который начал обучать меня тому, как я могла использовать то немногое, что было со мной, против противника из Истинного мира.

Теперь я не видела Аркуса неделями. Начиная с Судебного процесса Кристофа. Иногда мне было интересно, чем он занимался. Еще один вопрос, который я не решалась задать.

Спортивный зал был пустым, сборочно-разборочные деревянные трибуны стояли возле стен, а весь пол был застелен матами. Лучи сумеречного цвета заглядывали в высокие окна, покрытые проволочной сеткой, пыль танцевала в золотистых лучах. Я была рада, что одела джинсы, потому что я бы содрала кожу, когда делала скользящий-на-коленях трюк, чтобы уйти от него.

Он не упоминал о том, что я выходила в течение дня. Но порвал меня в течение первых двух положений малайек, а теперь надирал мне задницу по всему спортзалу. У меня появилась мысль, что все три вещи были связаны между собой.

Кристоф зарычал, когда использовал первое положение, держа палки решительно, но несильно. Его верхняя губа приподнялась, и тонкая струйка крови текла в том месте, где я ударила его в лицо, стекая из аристократического носа. Возможно, это удачный удар, но в последнее время я все чаще становилась удачливой. Если бы я могла достаточно долго оставаться на шаг впереди него, то синяки и отеки могли бы дать мне небольшое преимущество.

О, и надрать ему задницу перед тем, как он исцелился бы. Это тоже.

Я не зарычала в ответ, но усмехнулась, обнажив зубы, в этой усмешке не было никакого веселья. Мамин медальон был теплым пятном под майкой. Жажда крови дразнила меня, но не достигла того уровня, чтобы захватить контроль надо мной. Я была слишком занята. Если бы я достаточно быстро двигалась, то смогла бы удержать гнев.

— Больно, да?

— Не достаточно! — рявкнул он. — Еще! — он бросился вперед с быстрой скоростью, его палки вспыхнули. Послышался звук, похожий на тот, когда вы готовите попкорн, но с большим потрескиванием, дерево застонало и затрещало, когда столкнулось с другим деревом. Малайки были острыми, а деревяшки — нет. Это была не резня, а просто игра ударов — но я могла взять лом, или палку, или что-нибудь еще и отбиваться от чего-нибудь. Плюс, большинство движений были теми же: напрячь мышцы и уметь пользоваться малайками.

«Тебе придется думать о кругах, — всегда говорил он мне. — Эти круги, похожие на пропеллеры, — твоя защита. Ты двигаешься внутри этого круга. Тогда ты будешь готова к движению в любом направлении».

Я погнала его обратно через маты, и впервые у меня появилась идея, что он не сдерживался и не был осторожен. Теплое масло покрыло кожу, зубы дрожали, и я почувствовала изящные точки своих клыков, касающихся нижней губы.

У светочей не вырастают большие клыки, о, нет. Мы получаем небольшие, аккуратные клыки. Они выглядят достаточно бесполезно, но они чертовски острые. Хотя надо подступить достаточно близко, чтобы во что-то их погрузить.

Иногда я интересовалась этим.

Хотя прямо сейчас мне не было это интересно. Мир, покрытый прозрачным, вязким веществом, замедлялся, и я летела. Это не было похоже на пробежки с оборотнями — ничего подобного — но держало меня подальше от мыслей.

Когда я дралась с Кристофом, мне не приходилось думать. Мне просто приходилось двигаться и делать все возможное. Он знал, что я выкладывалась по полной, и никогда не обвинял меня в том, что я занималась недостаточно усердно.

Даже когда выражал свое, так сказать, недовольство.

ХРУСЬ! Одна его палка отлетела; он завел руку назад, как будто я обожгла его, и по тому, как он переместил вес, я увидела в нем намерение сделать что-то. Я бросилась вперед, палки размылись; он отразил мою атаку и был вынужден отступить назад. Если бы я смогла держать его подальше от палки, у меня было бы больше шансов.

Рычание превратилось в улыбку. Он вытер кровь тыльной стороной руки, рукав свитера пропитался ею. Я чувствовала кровь, медь и корицу, дразнящие то место в горле, где жила жажда крови. Жажда разлилась по костям, когда по мне пробежал толчок чистой ярости, выросли когти, и палки размылись, когда я двигалась намного быстрее, чем должна была. Звуки шагов стали похожи на барабанный бой на матах; Кристоф отошел назад, его глаза стали светиться, и трансформация с любовью разлилось по нему. Клыки вылезли наружу, волосы пригладились назад, а его оставшаяся палка расплылась, образуя в воздухе восьмерку и отбивая мою атаку.

Вскоре он окажется возле трибун, у него не будет места для отступления, пока он не сделает что-нибудь причудливое; и если сделает, то мне придется реагировать в течение секунды. Я давила на него, палки двигались в высоко технических ударах, и мир сузился до единственной точки сосредоточения.

Прямо сейчас мы не спарринговались. Нет, все заканчивалось, как обычно — я честно пыталась сделать ему больно. Вернулся гнев, закипая в моем кровяном потоке, вызванном запахом меди.

Жажда крови надежно бросала меня в трансформацию. Это также напугало меня. Я могла бы действительно причинить боль кому угодно в таком состоянии. Я почти убила Спиннинга в исправительной Школе, потому что полностью потеряла контроль.

Но под жаром трансформации Кристоф выглядел лишь задумчивым и полным решимости.

И также довольным.

— Ударь меня! — кричал он. — Ударь меня, Дрю!

Черт возьми, я делала все, что могла! Я почти прижала его к трибунам; они загремели, когда он прыгнул, его задняя нога коснулась деревянной поверхности и метнулась вперед. Он перелетел через меня, но я следила за ним. Я знала, куда он приземлится; я кружилась и делала выпады. Дважды ударила его, пока он приземлялся, его тело крутилось в попытке избежать ударов. Хорошие, достаточно сильные удары, чтобы сломать ребро.

Он приземлился и развернулся, вытягивая ногу. Я встретила ее своей левой палкой, правая опустилась вниз, чтобы ударить его по бедру. Я могла бы наброситься, но это не оставило бы мне пути для отступления. Мне бы не потребовался этот путь, если бы он не свернулся калачиком на земле, но Кристоф говорил, что надо всегда оставлять себе путь для отступления.

Папа одобрил бы это. Но я была слишком занята, чтобы почувствовать, как сжалось мое сердце от этой мысли. Это было еще одной причиной, по которой я не пыталась избегать спаррингов с Кристофом, даже если я была уставшей из-за того, что оббегала половину города в течение дня, когда мне следовало бы спать.

Потому что когда я так быстро бегала и пыталась ударить его, это заставляло меня забыть — всего лишь на несколько минут в одну ночь — все противное и болезненное. Все плохое.

Трансформация превратилась в покров теплого покалывания вместо масла, зубы ныли и стали чувствительными, а он развернулся в воздухе. Это одна из тех вещей, которую человеческое тело, как предполагается, не может совершить, но он был дампиром. Физика и гравитация для него означают кое-что другое, нежели для...

Я не увидела, как он ударил меня. В одну секунду я надирала ему задницу, пока он находился в воздухе, а в следующую — внутри головы взорвался динамит. Я осознала, что в ушах звенит, а руки Кристофа обернулись вокруг меня, когда он встал на колени на маты.

— Ты становишься лучше. Нет, не пытайся подняться, — он убрал локон с моего лица. — Просто немного полежи.

Я не знала, почему он сказал это; я не пыталась куда-то уйти. Я моргнула, и мир вернулся к прежней скорости. Я почувствовала теплую медь и надеялась, что не истекала кровью.

Полагаю, сегодня не моя ночь. Тонкая струйка чего-то теплого стекала из носа. Кристоф тяжело сглотнул, показалось его адамово яблоко, и трансформация скользнула по его волосам, как темные пальцы.

Я уставилась на него, мое сердце слабо билось: быстрые, трепещущие удары, как крылья колибри. Его лихорадочно-горячие пальцы коснулись моей верхней губы, вытирая кровь.

Мою кровь. Полную веселой фигни, которая сводит с ума парней-дампиров.

Руки и ноги не подчинялись мне. Здесь мы были одни, и если бы он сошел с ума из-за веселой фигни в моей крови, не было никакого шанса, которым я могла бы...

Мне не следовало беспокоиться об этом.

Он протянул пальцы ко рту. Закрыл глаза и начисто облизал их. Я изо всех сил пыталась двигаться, и его другая рука — одна рука была подо мной, поддерживая, — подавляла сопротивление, его пальцы как тонкие железные полосы.

Мне следовало бы быть в ужасе. Но вместо этого, я чувствовала только усыпляющий вид тревоги. Как если бы я была во сне, который не был слишком важным.

Кристоф наклонился вперед. Его глаза были все еще плотно закрыты, а губы встретили мою щеку. Они лишь слегка задели поверхность кожи, и я почувствовала острые точки его клыков, которые немного царапали кожу.

Потом он поцеловал меня.

Каждый раз, когда наши губы встречались, происходило все то же самое. Через меня проходила молния, и я забывала все остальное. Единственная вещь, которую я помнила, — это он, его руки вокруг меня, его вкус, похожий на ночь в пустыне, пряности, песок и исчезающее тепло. Один из его клыков задел мой, и толчок удовольствия спустился к горлу. Расцвела жажда крови, мои пальцы запутались в его волосах. Мои руки напряглись, и на одно мгновение я сосредоточилась на своих следующих действиях — отклоняя его голову назад, целуя линию челюсти и погружая те изящные, маленькие клыки в его горло. Все мое тело изогнулось, прибыла сила, и я боролась с той частью меня, которая хотела сорвать кусок его плоти и пить.

Рот Кристофа свободно скользнул от моего, к сожалению. Он отстранился, несмотря на то, что мои руки пытались удержать его. Я поняла, что издавала горловой звук, хныканье.

— Все хорошо, — прошептал он. — Шшш, все хорошо. Это просто голод. Это не ты. Ты все контролируешь, кохана.

Было очень мило с его стороны сказать это. Потому что на самом деле, я не думала, что все контролировала. Мои губы горели, зубы дрожали, и я тряслась, как будто мне было холодно. Но, по крайней мере, я не пыталась дернуться вперед и укусить его.

А ведь хотела. Хотя была сильнее, чем это желание. Только несколькими миллиметрами, но все же это было что-то.

По пальцам прошлась судорога. Мы вдвоем истекали кровью, и ее запах поглаживал то грубое пятно в горле, рядом с тем местом, которое предупреждало меня об опасности. Я сглотнула, но все стало только хуже. То место хотело не слюны. Оно хотело того, что текло в его венах. Это было даже хуже, потому что я знала, какое хорошее оно на вкус.

Я знала, на что это было похоже — пить его кровь: запах пустыни и ветер, врывающийся через окна машины, смутные очертания грозы и педаль газа, вжатая в пол.

Он был на вкус как свобода.

Кристоф погладил мои волосы, не заботясь о том, что я дергала его волосы. Я попыталась заставить свои пальцы отпустить их, но они не подчинялись. Это должно было быть неудобным, но он выглядел странно мирным. Его рот расслабился, а глаза были все еще закрыты.

— Все хорошо, — тихо повторял он. — Шшш, пташка моя, моя принцесса. Все хорошо. Тише.

Я с рывком вернулась в себя, заталкивая жажду крови обратно в свой домик. В высоких окнах исчезал сумеречный свет; я чувствовала, что он отступал, как огромный статический звук, который сочился из неба. Дыхание превратилось в рваные вздохи, и я потела. Вся майка была скручена под толстовкой; у меня не было ни одной идеи, как это могло произойти. Плюс, цепочка, на которой висел медальон, также была скручена и впивалась в кожу.

— Очень хорошо, — он казался довольным, продолжая поглаживать мои волосы. — Очень хорошо. Ты овладела контролем. Ты знаешь, как я победил тебя?

Мой рот открылся. Из него не вышло ничего, кроме сухого кашля. Я снова кашлянула, пытаясь избавиться от того вкуса из горла. Это не помогало. Только время и успокоение помогут с этим.

Он ждал, пока я откашливалась. Мои пальцы расслабились. Из-за этого они выскользнули из его волос, правда, все равно желали схватить и притянуть его пульс ближе к моим клыкам.

Бегать с оборотнями — это одно. Иметь клыки — это другое. Я боролась с собой. Осторожно, Дрю. Осторожно.

— Ты был у меня в руках, — наконец выдавила я. — Потом ты обманул меня.

Я чувствовала себя так, будто это сказал тормоз. Обман — это название игры, в которой все доходит до победы в поединках, правильно? Вы не деретесь честно. Вы деретесь, чтобы выиграть.

Не могло быть возможным, чтобы он выглядел еще более довольным, но ему удалось это.

— Ладно, мне пришлось. Ты вынудила меня к этому!

Это была высокая похвала от него.

— Класс, — я не испытывала желания праздновать. Я чувствовала себя так, будто каждая часть меня была разделена и снова склеена, но неправильно. Я была истощена. Господи, я не могла дождаться, чтобы наконец пройти становление, если после этого ничего подобного больше не будет случаться! Мой рот продолжал весело раскрываться независимо от моего мозга. — Ты будешь делать так каждый раз, когда на меня найдет голод?

Тогда я, возможно, хлопнула бы себя по лбу. Прозвучала так, будто я согласилась на это.

— А ты бы хотела? — его лицо озарила еще одна из тех счастливых улыбок, и его глаза распахнулись. Как всегда, синева застала меня врасплох, и пальцы свободно выскользнули из его волос. Вероятно, мы вдвоем плохо выглядели, но трансформация уже затягивала его синяки и остановила кровотечение. Мой нос тоже перестал кровоточить, слава Богу. Но все же мне требовалось провести некоторое время в ваннах, чтобы избавиться от самых худших синяков.

Да. Не могла дождаться становления.

— Нет, все нормально, — я чувствовала себя так, будто сейчас могла двигаться. Разные мышцы болели и очень сильно болели, и Кристофу пришлось помочь мне. — Ай! Мне нужен аспирин.

Он кивнул.

— И, вероятно, еда. Некоторое время ты была под трансформацией. Было тяжело держаться на шаг впереди тебя. Как правило, светочи очень быстрые.

Я также достаточно быстра, чтобы играть в кролика. Тем не менее, его похвала почти заставила меня покраснеть.

— Скольких ты тренировал? — я старалась выглядеть не слишком заинтересованной. Иногда он не говорил о своем личном прошлом.

У него было забавное представление о том, что означало «личное прошлое». Конечно, он был старше. Куда более старше меня.

Это было странно. Серьезно, это действительно было странно. Иногда, когда я вспоминала, сколько ему лет, это было очень тревожно. То есть, он знал мою маму. И все время мои гормоны прыгали вверх и вниз. И он был таким... таким...

Я не могла подобрать слово, каким он был.

— Троих. Включая тебя, моя дорогая, — он поставил меня на ноги и отпустил. Я старалась не чувствовать себя лишенной. По крайней мере, когда он был так близок, я чувствовала, будто ничто противное не сможет добраться до меня.

Полагаю, такие вещи делают нечто забавное в голове девушки.

— Мою маму. Меня. И... Анну? — это не было выстрелом в темноте. Они, должно быть, проводили некоторое время вместе, правильно?

Некоторое время они были парой, однако это было давно.

— Тренировки не сильно интересовали ее, — он пожал плечами. Даже с засохшей кровью и синяками на лице он выглядел идеально завершенным. Как будто кровь просто украшала его. — Но я старался как мог. Это самое большое, что может сделать Курос, когда сталкивается со светочей.

Что это должно означать? Я заметила свои палки, брошенные в середине спортзала. Одна из них превратилась в щепки.

— Здорово! Мне снова нужны новые палки. Хорошо, что мы не практикуемся с настоящими малайками.

— На данный момент настоящие малайки — только для практики положений. Через шесть месяцев или около того, ты будешь готова спарринговаться с ними, — он уже шагал прочь, ища свое собственное оружие.

— Шесть месяцев?! — мой голос отскочил от трибун, флуоресцентные лампы, висящие над головой, горели неравномерно. Но уже прошли недели, и я должна... Я остановилась, смотря вверх на лампы, убирая с лица прядь волос. Даже из косы, заплетенной Натали, вылезает несколько прядей, когда сталкиваешься в борьбе с Кристофом.

Он даже не оглянулся.

— Пока ты не будешь готова? Да. А может и дольше.

— Ты сказал, что я делаю успехи! Ты сказал, что я быстрая! Я убила ту фигню прошлой ночью...

— Ты быстрая. Но перед тем, как я разрешу тебе спарринговаться с холодным оружием, тебе нужно быть быстрой и точной. Не говоря уже о контроле, который надо соблюдать все то время, пока у тебя лезвия. Один удачный удар в молодого носферату — между прочим малайками, которые твой друг-оборотень украл — недостаточно, чтобы убедить меня, — он нашел одну палку и развернулся. — Анна никогда не хотела идти, когда ее можно было нести, твоя мама хотела идти, когда смогла бы летать, а ты хочешь убежать, прежде чем сможешь идти. Это, — еще одно быстрое движение, и у него в руках оказалась вторая палка, — иногда невыносимо. Сперва защита, Дрю.

Я думала, что мы закончили. Но я схватила обе палки и выпрямилась, кружась, как раз вовремя, чтобы уловить его удар.

Снова грязный бой. Он набросился на меня, как будто хотел причинить мне боль, и я отплатила ему тем же. Возможно, он должен был восполнить поцелуй или что-то еще.

Что интересно, я никогда не знала, с какой стороной Кристофа встречусь в комнате для практики.

Мне удалось удерживать его целых две минуты, прежде чем я растянулась на матах. Одна из его палок была прямо под моим подбородком, касаясь нежно. Если бы это была малайка, то она порезала бы кожу.

— Полгода, — сказал мягко Кристоф. — Не меньше. Больше, если ты хочешь играть в сорваться-с-поводка в течение дня; тебе нужен отдых, если ты хочешь хорошо работать в течение ускоренного обучения, — его голос немного повысился. — Требуются годы, чтобы полностью изучить эту технику, Дрю, и я не пойду с тобой по короткому пути, даже если позволю тебе ограниченное участие в стремительно-разрушающей миссии, чтобы утешить твою гордость Лефевров. Не спорь со мной. Не насчет этого.

Так он знал! Конечно он знал; он шел прямо в пиццерию. Он просто не сразу застал нас. Тем не менее, с запахом оборотней — и меня — который был по всему зданию, ему не пришлось заходить туда.

И Лефевр. Мамина фамилия. Как если бы папы вообще не существовало. Конечно, он ведь был просто человеком, правда?

Господи!

Иногда ты такая задница, Кристоф! Я ударом выбила палку и прыгнула на ноги. Если я буду кричать на него, то это не принесет никакой пользы; он просто еще раз вытер бы мной пол. Вместо этого, я направилась к выходу, бросив оба оружия с глухим стуком.

Больше он ничего не сказал. Ему и не нужно было. Мои зубы дрожали, рот горел, глаза были полны слез. Ни одна слезинка не упала, они просто заставили мое зрение дрогнуть.

И я все еще не могла избавиться от его вкуса на своих губах.

Загрузка...