Над последней полкой своего книжного шкафа Пурпль пришпилил небольшой квадратик бристольского картона с надписью: «ОШИБКИ И ГЛУПОСТИ». Рядом со старинными трактатами по философии и естественным наукам, излагавшими теорию плоской круглой Земли, опирающейся на несколько китов, или отстаивавшими мнение, что аппарат, более тяжелый, чем воздух, не в состоянии летать, он поместил книги по геометрии, содержавшие изложение концепции месье Лежандра.
Пурпль знал, что преподаватели математики, той математики, которую навязывают ученикам, начиная с первых классов колледжей и кончая университетами, суть ничто иное, как невежды.
Он все еще слышал, как толстяк Теронд громыхает с высоты своей кафедры, что сам Господь-бог был бы не в состоянии опровергнуть постулаты Эвклида, нерушимую основу плоскостной геометрии.
В суровые времена, когда эвклидовы заповеди выглядели не более реальными, чем вымыслы Плиния, немногочисленные дипломированные марионетки все еще цеплялись за них с той же безнадежностью, с которой потерпевшие кораблекрушение хватаются за жалкие обломки.
Однажды Пурпль заявил одному из этих жалких типов:
— Жалкий разносчик ложных аксиом и ветхих теорем, неужели вы никогда не задумывались о той тайной и грозной сущности, что скрывается не только за символом интеграла, но и за любой безобидной кривой, за любым уравнением двенадцатой степени?
— Уравнение… какой степени? Да вы просто издеваетесь надо мной! Вы или пьяны, или сошли с ума, — проблеял возмущенный голос, исходивший из дремучих зарослей серой бороды.
— Как ни жаль, но эта мысль принадлежит не мне, а профессору Пельтри.
— Пельтри? Неужели кто-то еще вспоминает об этой бесполезной личности?
— Хотя бы я, — ответил Пурпль. — В то время мне не было и двадцати, и профессору было поручено прочитать нам курс лекций о бесконечно малых величинах. Его очень быстро уволили, и ему пришлось уйти на пенсию, хотя он еще не достиг соответствующего возраста.
Бородач с удовольствием ухмыльнулся:
— Вот это справедливо! Такие типы, как Пельтри могут погубить всю систему нашего образования, если попытаться принимать их всерьёз. Получилось весьма удачно, что он скончался через несколько недель после ухода из университета; еще большей удачей следует считать то, что беспутные типы, считавшие себя его учениками, стали в жизни неудачниками, бесполезными людьми, не состоялись в науке подобно вам, мой бедный Пурпль!
— Никому не нужными — да, неудачниками — верно, но лишь в том смысле, который обычно придается этому понятию. Но не бесполезными, отнюдь.
Сказав это, Пурпль пристрелил педанта, всадив меткую пулю в его медный лоб.
Пурпль был профессиональным убийцей; нельзя же требовать от него, чтобы единственным источником средств к существованию для него было преподавание.
Но он действительно прекрасно разбирался в высшей математике.
В той высшей математике, которую преподавал профессор Пельтри.
И в этот момент в комнату вошел сам профессор Пельтри.
Несколько пассов — и окровавленное тело исчезло.
— Пурпль, — сказал профессор, — в вашей профессии никогда не будет лишним умение перемещать останки убитых в другое измерение благодаря глубоким познаниям в области гипергеометрии. В будущем, мой друг, вам придется самостоятельно открыть эту формулу, потому что я не собираюсь поощрять ни лень, ни невежество. Сегодня я помог вам избавиться от этого тела, лишенного разума, выполнив за вас эту работу только потому, что вы мужественно защищали мое доброе имя, и за это я вам весьма признателен. А теперь… на чем мы остановились?
— Уважаемый профессор Пельтри, — произнес Пурпль, с восхищением глядя на призрак в черном рединготе, — я собираюсь начать с функции Е, этого натурального логарифма Неплера, которым умело пользуются многочисленные простейшие существа — например, пчелы и некоторые тропические муравьи; но я не упускаю из виду, что эта функция управляет и некоторыми космическими силовыми линиями.
— Несомненно… В общем, я вижу, что вы находитесь на верном пути, — заявил с улыбкой почтенный ученый. — Когда вы найдете верную формулу, присоединяйтесь ко мне.
— Я обещаю, что обязательно сделаю это, — ответил Пурпль.
Требования его профессии вскоре обусловили появление еще одного трупа, от которого он не смог избавиться до появления полиции, хотя и был уверен, что точно сформулировал гиперпространственное уравнение.
На основании свидетельских показаний дюжины честных лояльных граждан Пурпль был приговорен к смертной казни. Но в тот момент, когда судья закончил зачитывать приговор, он обнаружил, наконец, ту последнюю крупицу тайного знания, тот последний штрих, без которого не действует закон, приводящий в движение вселенную.
На вопрос председательствующего, не хочет ли он сказать несколько последних слов, он ответил единственным столь же древним, сколь и знаменитым словом: «ЭВРИКА!»
Несколько пассов в стиле Пельтри — и Пурпль исчез в неизвестном измерении, нечаянно прихватив с собой двенадцать присяжных, прокурора и судью.
Очутившись в мире математических реальностей, Пурпль немедленно избавился от бесполезных личностей со свойственной ему профессиональной ловкостью.