Высекательница Искр

В Галерее Высекательницы

После знакомства драконами я всё время пыталась рассмотреть его в обычном облике Высекательницы. Она больше никогда не показывалась мне драконом, но я ни разу с тех пор не забыла о его существовании. Я хорошо помнила, что сама отчасти — дракон, и какова его часть во мне — неведомо. Но я поняла, что дружить драконами совсем несложно — большинство людей только так и дружит. Просто преодолеть своих драконов, если они не подружились, умеют очень немногие люди. Потому и сказала Высекательница, что дружба драконами — самое трудное испытание.

Собственно, на тот момент оно и было для меня самым сложным. Но, когда я попала в Галерею Высекательницы и едва не потерялась в ней, я узнала, что бывают задачи посложнее.

Огромный зал, в центре его фонтаны и диковинные деревья, а по стенам развешаны картины, размером в человеческий рост. Я шла впереди, а Высекательница — позади, в нескольких шагах от меня. Так мы гуляли по Галерее.

Мне, разумеется, хотелось идти рядом с Высекательницей, но она категорически отказалась, сказав, что так мне будет сложнее сориентироваться.

Когда я подошла к первой картине, на меня взглянул острым глазом белоглавый орёл. Изображение оказалось живым: неожиданно орёл взмахнул своими большими крыльями и взлетел в небо, поколебав окружающий воздух и освежив моё лицо ветерком. Я в испуге пригнулась и оглянулась на Высекательницу, но она пригрозила мне пальцем, жестами показывая, что я не должна отвлекаться.

Только было уже поздно. Картины пришли в движение. Они, казалось, волновались и норовили запутать меня. Они кружились, менялись местами, переворачивались вверх тормашками. А мне надо было рассмотреть их, чтобы потом обсудить всё с Высекательницей.

Следующая картина оказалась обычным натюрмортом. Я не люблю натюрморты, потому постаралась рассмотреть эту картину повнимательней — знала, что она быстро выветрится из моей памяти. Я предполагала, что и натюрморт может ожить. На миг мне даже показалось, что сушёная рыба, изображённая рядом с кувшином и самоваром, начинает выпячивать на меня свои неживые глаза. Но это только померещилось. Натюрморт даже в Галерее Высекательницы не ожил. Правда, рыба с окружением улетела прочь сама собой.

Больше не было нужды ходить от картины к картине: они вертелись вокруг меня сами, словно желая рассмотреть меня или даже о чём-то расспросить.

Теперь предстал передо мной образ Царевны-Лягушки, наполовину превратившейся в Василису Прекрасную. Я улыбнулась. Придумал же кто-то такое!

Вот, наконец, живописный пейзаж: небольшая речушка, кусты, деревья, солнце. Мечта! В тот же миг налетели тучи и закрыли солнце. Потом полил дождь и началась гроза. Так странно — я промокла насквозь, словно сама попала под грозу. Но я же была в Галерее, и ко мне уже подлетала другая картина, изображавшая прекрасную Афродиту. Затем какой-то букет цветов, за ним — неуклюжая курица, завистливо смотрящая на пролетающий над ней клин журавлей.

А вот оскалившийся волк: сердитый, угрожающий, рычащий. Сразу за ним — трусливый зайчонок. Вдруг заяц превратился во льва и побежал за волком, превратившимся в змея.

Ну и Галерея! Картины, всё, что было на них изображено, и даже рамы от этих картин кружились вихрем вокруг меня. Они носились за мной повсюду, так что я никак не могла от них укрыться. Я попыталась убежать и спрятаться за деревом, потом в фонтане, опять за деревом. Но безуспешно. Рой форм и образов не отставал от меня. Я вскрикнула, позвав Высекательницу.

Передо мной появилось большое сверкающее чистотой зеркало, в котором я увидела собственное отражение. Только оно не радовало, потому что я ждала Высекательницу. Я снова закричала, прося её помощи, и сразу же услышала её голос:

— Это я! Ты видишь своё отражение во мне. Точно так же я сейчас отражаюсь в тебе.

Видение исчезло, и передо мной действительно оказалась Высекательница. Мы с ней были в саду, посреди которого били фонтаны и росли причудливые деревья. В этом саду находилась Галерея Высекательницы. По его аллеям гуляли люди, доброжелательно глядящие в нашу сторону и словно ожидающие приглашения подойти поближе.

Мне хотелось спрятаться от всех этих людей, и я демонстративно повернулась к ним спиной. В душе ощущалось неприятное опустошение. Я хотела побыть наедине с единственно близким мне человеком — Высекательницей.

— Ты в порядке? — спросила она неуверенным голосом.

— Не знаю! Я вообще не понимаю, кто я и что со мной.

— Ты — маленькая Высекательница! — с нежностью произнесла Высекательница.

Я заплакала, и плакала довольно долго, не понимая, о чём и почему. В голове кружился калейдоскоп галерейных образов, и я никак не могла остановить его. Мне не удавалось вспомнить собственное отражение, которое было последним образом, явленным мне в Галерее.

— Что это было? — всхлипывая, спросила я.

— Отражения тебя… Отчасти, все эти образы — ты, вероятности тебя. Это были отражения тебя в других людях.

Я была на грани того, чтобы снова зареветь, а, может быть, рассмеяться. Это было похоже на истерику. Но я всё же рассмеялась, вспомнив, как чудно сушёная рыба пучила глаза.

— Я могу быть натюрмортом? — спросила я, скорее ужасаясь, чем веселясь, хотя улыбка на моём лице ещё присутствовала.

— Да, — спокойно ответила Высекательница. — Каждый из нас может стать просто натюрмортом.

У меня внутри всё похолодело. Я знала, что Высекательница не врёт. Никогда не врёт!

— А что значит «вероятности» меня?

— То, кем мы становимся, отчасти зависит от людей, в общении с которыми мы пребываем. Мы отражаемся друг в друге, как в зеркалах…

— Но я не курица!

— Ты — юная орлица! Но в тебе живёт вероятность курицы. Ты можешь стать курицей, если позволишь ей осуществиться в себе.

Меня начало трясти. Образ курицы слишком глубоко врезался в мою память. Её глаза выражали такую тоску и зависть, что я никак не хотела отождествить её с собой. Высекательница это поняла и повторила:

— Ты — не курица! Это вон та дама, в жёлтом платье с кружевами, видит тебя курицей. Она общается с тобой, как с курицей, потому что иначе не умеет. Но ты принимаешь от неё эту роль, потому что не замечаешь в ней самой курицы. Ты её вообще не замечаешь и не видишь. Ты и себя не видишь по-настоящему. Именно поэтому ты так хочешь ещё разок взглянуть на своё отражение во мне. Ты узнала себя в этом отражении и хочешь запомнить его. Верно?

Я была поражена. И снова увидела себя в зеркале Высекательницы. Я не поняла даже: вспомнила себя, или мы на миг вернулись в Галерею, чтобы я смогла увидеть себя.

Если бы меня спросили в тот момент: «Кто ты?», я бы с полной уверенностью ответила: «Высекательница Искр». У меня на голове был знакомый сказочный фонарик, только светил он, кажется, немножко иначе. А может, мне так только почудилось.

— Так какое отражение ты выберешь своим? — глубокий голос Высекательницы словно пробудил меня ото сна.

— Разве все они настоящие? Я выбираю то зеркало, которое отражает меня правильно. Другие зеркала — плохо начищены.

— Так кто же ты? — с лукавым пафосом спросила Высекательница.

— Наверное, маленькая Высекательница! — неуверенно и смущённо пробормотала я.

— Хороший ответ! Не самонадеянный, но смелый. Я в своё время ответила так же.

Фонарик Высекательницы блеснул своим лучом, на миг ослепив меня. И она исчезла, словно растаяла в воздухе.

Я осталась одна посреди многолюдной толпы. Поток людей обтекал меня, как столб. Странно, что никто не возмущался и не толкал меня. Меня словно не было в этом мире, словно меня не существовало на свете.

Зато я стала видеть по-новому. Рядом шли уже не безликие, но облечённые в разные образы индивиды. Кто-то походил на тигра, кто-то — на кролика, кто-то — на оранжерейный цветок, кто-то — на пулемёт…

«Кто в ком отражается? — думала я. — Они во мне или я в них?». Ответить на вопрос, увы, было некому. Однако, на голове у меня сиял собственный волшебный фонарик, который внушал надежду, что когда-нибудь я найду нужную искру и открою эту тайну. Только бы не навсегда покинула меня Высекательница…