Высадка. Стужа

Глава III Статья 119 Уголовного кодекса Российской Федерации. «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью»

Глава III . Статья 119 Уголовного кодекса Российской Федерации. «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью»

— Дико извиняюсь, но вы в курсе, что, если выражаться корректно, сейчас вы не мертвы только благодаря мне? — максимально витиевато для критической ситуации поинтересовался я.

Мужчина посмотрел на меня оценивающе, хмыкнул, но пистолет не убрал. Помолчав, он сказал:

— Всевышнему я обязан, ты лишь промысел в его руках. Если я не умер, значит, ещё пригожусь.

В диалог вступил. Но оружие всё ещё не спрятал.

— Если это возможно… Как сказать-то? Мне приятнее общаться не под дулом пистолета! — я чувствовал себя Колючкой, потому что выражался, словно настоящий дебил.

Он не реагирует. Попробую медленно сделать шаг назад.

— Позволишь себе ещё одну наглость — и содержимое твоей головы вывалится наружу. Доступно изъясняюсь? — без сопутствующих эмоций произнёс мужчина.

Вот и помогай после этого всяким. Лежал бы я сейчас в своём изумительном доме на кровати с балдахином. Без проблем, связанных с непосредственной угрозой для моей жизни. Хотя раз он ещё не выстрелил — значит, сомневается.

— Но я же ничего плохого не сделал. Вы лежали без сознания, я привёл вас в чувство, чтобы монстр не сожрал.

Мужчина снова хмыкнул и провёл левой рукой по голове.

— Звучит неплохо. Но как мне убедиться, что ты не зомби? — спросил он.

— Зомби? — переспросил я. — Вставший мертвяк? Это же вымысел.

Мой вновь испечённый приятель хохотнул.

— Эй, ты с какой планеты вообще?

Я нахмурился. Он что, местный? Может, это вообще его дом?

— С Земли, — пришлось честно признаться.

— Во-о-от! Земляк. — Мужчина снова засмеялся.

— Ты тоже оттуда? — От волнения я перешёл на «ты».

— Я не знаю, что это за место, но судя по той синей штуке в небе, явно не Солнечная система. Тут водятся зомби, и мне надо убедиться, что ты не один из них, дружище. — Его речь звучала довольно серьёзно.

Растерявшись, я всплеснул руками, на что тут же получил тычок пистолетом по зубам. Болезненно. Надо исправлять ситуацию. Убедить, что я не опасен.

Угораздило же!

— Давай я тебе стих расскажу. Написал ещё на Земле. Работал в Федеральной налоговой службе, поэтому строчки о рутине. Мёртвые вряд ли умеют складывать и декламировать, — отрывисто пробормотал я.

— Ха-ха. Мне нравится фарс. Читай свои стихи.

Я прокашлялся, и, несмотря на направленный на меня «Макаров», с чувством начал:

— Бороться с ленью та ещё задача,

Намерен сделать дело, но потом,

Ведь в буднях очень не хватает кача,

Зачем бриллиантам путаться с гавном?

Настало утро, ты помятый, в брюках,

Стремишься на работу, точно в срок.

Но вот расклад. Нехитрая наука.

Пусть маленький, но жизненный урок:

Пока нет в мозге мысли, что досуг

Такая же по важности работа,

В плеяде грустных лицемерных сук

Вам прозябать, не получая квоты.

Бой праздности! Позволим отдыхать

Себе так часто, как и продуктивно,

Не уставай себя критиковать,

Ведь бренность от того столь и противна.

— Великолепно. Ты мне нравишься. Как зовут? — он наконец спрятал пистолет куда-то во внутреннюю часть куртки, предварительно поставив на предохранитель.

— Маркус, — с облегчением ответил я.

— Псевдоним?

— Настоящее имя. В честь Маркуса Коула из сериала «Вавилон-5».

— Ох. У меня сейчас голова не варит, чтобы воспринимать такую информацию, Маркус.

Мужчина поднялся, отряхнувшись от снега. Я разглядел его получше. Помладше, чем мне казалось. Не старше двадцати пяти лет.

— К тебе как обращаться?

— Называй меня Греховод.

Я не стал задавать вопросов. Очередное прозвище. Похоже, на этой планете к кличкам придётся привыкнуть.

— Что там за зомби такой? Кроме раненого тобой Беловеера я в этих краях никого не встретил. Ну, это я его так назвал, Беловеером.

— Горазд же ты погоняла давать, Маркус, — снова засмеялся Греховод. Но я заметил, что он нервничал. — Я вчера километрах в двух отсюда увидел тварь. Мёртвый, разложившийся наполовину, но в приличной одежде. Никаких криков «мозги-и-и», как в фильмах. Резкий, как говно при поносе. Если бы не моя ускоренная реакция, хрен бы я от него отделался. Выстрелил зомбаку в голову, практически в упор, она и развалилась. Зрелище не из приятных.

Он с таким нажимом произнёс «ускоренная реакция», что я вынужден был спросить:

— То есть ты тоже быстрый? Тренировался?

Вместо ответа Греховод достал мобильный телефон из кармана и подбросил его метра на четыре вверх. После чего, глядя мне в глаза, подставил руку и поймал его.

— На этой планете я стал супером-пупером. По-другому не сказать. Рефлексы, реакции — они на пределе. Я чувствую себя совсем иначе. Полагаю, это знак Божий, чтобы я навёл здесь порядок. Чем пора начать заниматься.

Как на это реагировать? Слишком пафосно Греховод себя преподносит.

К тому же, если гостям планеты дают способности, почему я не чувствую в себе изменений? Хотя стоп. Глазомер. Надо сопоставить факты, не делая поспешных выводов. Прощупать ситуацию.

— Где ты живёшь? — спросил я.

— Нигде. Я вольный разбойник. Как Робин Гуд. А мы с тобой в Шервудском лесу. Пошли искать богачей!

Ясно. Он рехнулся. Или уже был сдвинутый. Тащить вооружённого неадеквата в дом неохота. Хотя вдвоём сподручнее собирать растопку для камина. И относительно безопаснее. Но ведь и делиться килькой надо. К тому же, вдруг он меня застрелит, когда я усну? Лучше отделаться от этого типа.

— Тогда разбегаемся? Каждый в свою сторону? Движение — жизнь.

Греховод прищурился.

— Э-э-э, хренушки. Ты от меня теперь не отвяжешься. Я здесь три дня, еле ноги волочу от голода. Жрать нечего. Монстры водятся. А у тебя вон какая морда отъетая. Давай-ка дружить, Маркус. Ты уже начал меня спасать, так что доведи до конца дело.

Ох, как же он напрягает. Навязчивый субчик. Что б такое соврать? Но Греховод меня опередил.

— Пока ты судорожно не изрыгнул из себя ещё одну вескую причину, по которой не получится составить мне компанию, я мягко намекну. Ты что меня, за дегенерата держишь? Так вот, дегенераты не такие. Знавал я одного. Убил на месте. Но ты не ссы, того за дело. Хотя и неправильно поступил, заповедь нарушил. Это я к чему? Думаешь, я не вижу, как ты косишься вот на тот ангар?

Проницательный. Ну, тут я вряд ли что сделаю. Придётся показать ему мой милый дом.

— Что на холоде мёрзнуть? Погнали греться, Греховод.

Показав ему, как забраться на крышу, я нырнул в своё убежище. Вот раззява: спасая Греховода, даже люк толком не закрыл. Успею спрятать кильки? Скажу, что охочусь на огнебелок и жарю их в камине.

Не поверит, наверное. Тем более я тут сам ни одной огнебелки не видел. Вероятно, их сжирает Беловеер.

— Классно здесь. Против удобств ничего не имею, — радостно произнёс незваный гость. — Пока греемся, расскажи мне об этом месте. Что за планета? Что за лес? Где остальные люди? Существуют ли инопланетяне? Мне интересно всё. Но сначала дай пожрать чего-нибудь! Пожалуйста, — добавил он в конце.

Я открыл вещмешок и достал оттуда сухари. Пускай грызёт. До последнего не покажу ему кильки в томате!

— Что рассказывать? Эту планету кличут Карфагеном. Этимология названия мне неизвестна, принимаю как данность. Я здесь оказался примерно год назад. Жил в Калининграде, работал в Федеральной налоговой службе. Как и все остальные, однажды уснул, проснулся в сугробе. Неприятная ситуация. Но мне повезло, уснул я с вещмешком. Не спрашивай, как так получилось.

Так вот, тут километрах в десяти есть крохотное поселение. Там живёт около двадцати человек, в самодельных избах. Условия у них, как в концентрационном лагере. Убирают снег, рубят лес, чтобы топить костёр, который не гаснет. Вынуждены греться в избах в условиях почти постоянной зимы. Как-то безрадостно, тебе не кажется?

Греховод жадно грыз сухари и внимательно меня слушал. Он молод, но лицо излишне серьёзное. Как у уличного хулигана, который ждёт момента, чтобы ударить. Я поёжился. Греховод, не заметив моих терзаний, с набитым ртом спросил:

— Слышь, тут лето вообще бывает?

— Лето есть. Довольно тёплое, температура добирается до плюс семи. Но оно всего два месяца в году. Остальное время — зима, примерно как сейчас.

— Зомби не нападают?

— Первый раз от тебя слышу о подобном.

Вдруг он действительно двинутый? Вот зомби ему и мерещатся. Хотя Беловеер и огнебелки тоже не слишком вписываются в привычную картину мира.

— Сколько, ты говоришь, здесь? Год? А чего ушёл оттуда? Выгнали? Или сам свалил?

— Сам. Отправился искать более адекватное общество, но нашёл только этот дом. Ни о чём не жалею, здесь тепло и уютно.

— Слышь, ты мне поясни, давно стоит-то это поселение, откуда ты слинял?

— По моим сведениям — оно основано три года назад.

Греховод хмыкнул и полез во внутренний карман куртки. Неужели опять за пистолетом? С таким соседом нервов не напасёшься.

— Я когда зомби-то замочил, обшарил одежду. Снимать с трупа не стал, побрезговал. Теперь жалею. Надо, кстати, до него дойти, раздеть. Заодно проверить, не встал ли снова Безголовый Джо. — Греховод насвистел какую-то мелодию из вестерна.

— Да, одежда не помешает. Как минимум, на тряпки.

— Кстати, женщины тут есть?

— С десяток наберётся. Они все заняты, если тебя интересуют такие нюансы, конечно. Кроме одной, но она мэр.

— Чё не губернатор? — засмеялся Греховод. — Короче, у зомби в одежде письмо лежало. Натурально, пожелтевшее, мятое. От руки написано.

Я растерялся. Письмо? Кому?

Греховод наконец нашёл его в куртке и протянул мне.

Бумага очень непрочная, того и гляди рассыплется. Этому посланию немало лет. Конверта нет. Я начал читать.

'Стойте, стопъ! Прочтите! Да, именно вы, уважаемые граждане, прислушайтесь къ моему монологу, ибо я преслѣдую безстрашную цѣль — донести хоть что-то до вашихъ головъ! Это можетъ показаться нѣсколько страннымъ занятiемъ для человѣка, оказавшагося въ ледяномъ поселенiи, но нѣтъ времени объяснять детали. Я не совсѣмъ понiмаю, какъ это мѣсто можно называть. Вы знаете, что я имѣю въ виду, правда? Ладно, не будемъ вдаваться въ дебри деталей, приступим.

Это, уважаемые граждане, — моя миссiя. Я какъ своеобразный рыцарь, несущiй правду на своихъ плечахъ, пытаюсь пробудить въ васъ сознанiе, разшевелить ваш умъ и дать возможность вамъ ощутить настоящую свободу мысли. Ха, да кто я такой, чтобъ это сдѣлать? Просто никто, оказавшiйся въ этомъ мѣстѣ, среди этихъ безразличныхъ глазъ.

Ощущенiе холода пронзаетъ до самыхъ костей, и я не могу не задаться вопросомъ: а правда ли я здѣсь? Можетъ быть, это всего лишь сонъ, и я скоро проснусь въ своей теплой постели? Но нѣтъ, всё такъ жизненно. Этѣ ледяныя стѣны, эти безжизненные лица, эта тишина, оглушающая, пугающая. Я, какъ истинный бунтарь, не могу оставаться въ стороне. Въ то темное и холодное зимнее утро я проснулся вовсе не в своей комнатѣ. Но объ этомъ, пожалуй, послѣ.

И вотъ, подъ натискомъ моего внутренняго напора, я рѣшаю написать это письмо — мой маленькiй островокъ свободы въ морѣ безысходности. Въ немъ моя ярость, моя надежда, мои искреннiя мысли о томъ, какъ мы, люди, должны бороться за собствѣнные права и свободу. Ха, да кто я такой, чтобъ опредѣлять, что такое свобода? Просто человѣкъ, чье сердце горитъ неугасимымъ пламенемъ непрiятiя.

Я пишу письмо, словно проповѣдникъ, пытающiйся передать свое посланiе черезъ слова. Улыбки и благодарные взгляды — это мой сокровенный источникъ радости. Хоть на время, хоть на мгновенiе я ощущаю, что не одинокъ въ своей борьбѣ, что кто-то другой раздѣляетъ мои стремленiя. Если осмотреться, видно, что всё вокругъ покрыто плотнымъ слоемъ снѣга.

Но, братцы и сестры, не всё такъ просто. Не всё вамъ достается такъ легко. Вѣдь есть и тѣ, кто мнѣ не просто не помогаетъ, а противодѣйствуетъ. Они смотрятъ на меня свысока, съ презрѣнiемъ, словно я ничтожество, несущее свою правду въ безнадежный мiръ. Что я имѣю противъ нихъ? Ничего, я просто хочу, чтобъ они услышали, чтобъ они почувствовали то же, что и я — этотъ огонь внутри, который не даетъ покоя. Обнаруживъ, что есть мѣсто, гдѣ ледъ съ отверстiями водъ тоньше и слабѣе, мы начали рыть туннель, надѣясь найти тропу въ болѣе теплое мѣсто. Тщетно.

Ха, да кто я такой, чтобъ судить? Новая глава въ моей жизни начинается съ осознанiя, что я не долженъ судить мiръ. Судьбы другихъ — это их собственное дѣло, и я не имѣю права навязывать свою точку зрѣнiя. Вмѣсто этого я рѣшаю фокусироваться на своей собственной борьбѣ и на томъ, какъ могу быть полезнымъ окружающимъ меня людямъ. Когда вокругъ ледъ, деревья, усталые люди, значенiе рецептуръ блюдъ обезцѣнивается. Дни превратились въ недѣли, а недѣли — въ мѣсяцы. Но мы не сдавались. Выжить въ такихъ условiяхъ непросто. Женщины научили меня, какъ охотиться и ловить животныхъ, чтобъ добыть пищу. Мы строили укрытiя, чтобъ защититься от суроваго холода.

Я избѣгаю паденiя въ яму самоѣдства и стараюсь оставаться открытымъ для разныхъ точекъ зрѣнiя. Вѣдь именно из этого разнообразiя мнѣнiй возникаютъ идеи и открытiя. Стремленiе къ приключенiямъ, побѣдитъ всѣ трудности, даже заснѣженные холмы и ледяныя преграды.

Чувство внутренняго огня не дѣлаетъ меня выдающимся. Я буду искать своихъ соратниковъ и единомышленниковъ, чтобъ вмѣстѣ двигаться впередъ. Даже въ томъ случае, если они живутъ значительно позже меня.

Но я не сдаюсь. Я продолжаю бороться, пишу это письмо, словно мой послѣднiй рубѣжъ сопротивленiя. И пусть это не бенефисъ, а скорѣе исповѣдь безумца, но я не могу молчать'.

Прочитав, я несколько минут молчал. Захлестнула какая-то апатия. Это же, получается, вовсе не три года длится. И не пять, если верить байкам Кассандры об умирающих людях, построивших первые избы в Городе. Я ведь дотошный. Однажды удалось вывести её на разговор. В сердцах мэр призналась, что успела познакомиться с теми, кто жил в поселении на момент высадки самой Кассандры. Но она давила на то, что ни порядков, ни общины тогда не было.

Это письмо написано лет сто назад! Или больше. Я ещё раз с отвращением посмотрел на впечатливший меня носитель информации.

Письмо забрызгано чем-то похожим на гной и кровь, определить точнее не берусь. Наверняка от зомби осталось. Бумага, на которой оно написано, толстая и грубая. Она казалась старой и пожелтевшей, словно пребывала в пыльных подвалах веками. Её поверхность выглядела так, будто её не раз мяли.

Чернила, которые использовались для написания письма, были тёмно-фиолетового цвета и имели густую консистенцию. Текст размазан, что свидетельствует о том, что письмо написано в спешке. Буквы заострённые и вытянутые, будто пытались проникнуть сквозь бумагу, чтобы передать своё отчаяние.

В тексте множество помарок и исправлений. Перечёркнутые фразы намекали на то, что кто-то постоянно пытался выразить свои мысли более точно. Это письмо несло с собой предупреждение адресатам о том, что мир, в котором жил автор, изменился.

— Прикольно? — нарушил тишину Греховод.

— Ты понимаешь, что вообще это значит? — тихо спросил я.

— Не совсем. Я тут недавно. Обучаюсь экстерном.

— Людей сюда отправляют уже целый век. Я сначала считал, что это пространственные дыры из-за того, что учёные с чем-то напортачили. Но теперь картина совсем другая. Это какой-то эксперимент. На Карфаген привозят и бросают выживать. Наверняка за нами смотрят. Тут не природа виновата. Мы — подопытные приматы!

— Не кипешуй ты так. Ну, телепортировали нас на другую планету. Надо выбираться. Теперь ты знаешь больше, ха-ха. Погнали, разденем зомбяру. Заодно, может, ещё чего пронюхаем. Оптимизма добавь, брателла. Стакан наполовину полон пивом!

Как он не теряет такой настрой? Или бравирует? Слишком молодой, не чувствует опасности? Мне нечего возразить.

Мы отправились на указанное Греховодом место. Сейчас он меня там пристрелит, а сам вернётся жить в доме припеваючи.

— А ты кем работал на Земле? — я спросил только ради того, чтобы разбавить гнетущую обстановку.

— Воровал, — спокойно ответил Греховод. — Потом обнёс кого не надо, меня чуть не грохнули. Бог спас, поэтому теперь в завязке с криминалом.

Ох, повезло же мне. Я аж содрогнулся. Почему сюда не отправили молчаливого физика-ядерщика с монтировкой в руке?

Зомби лежал на месте. Джемпер с узором в виде оленя, поверх какая-то несуразная жилетка с двумя пуговицами. Верхней одежды на нём не было. Джинсы клёш. Массивные ботинки красного цвета. Какой-то неформал, что ли? Откуда у него письмо из позапрошлого века?