Выродок. Часть первая

На кухне вовсю скворчала жарящаяся рыба. Аппетитный запах наполнял кашеварню и заставлял голодного Грошика глотать слюни и ждать пока тётка позовёт к столу. Во дворе был слышен голос бранившегося Детинушки. После нервного потрясения его конечности стали гораздо подвижнее (чему немало удивился знахарь, сказавший, что ждал противоположного результата), и поэтому ему всунули склянку с прилипой, отправив на улицу самостоятельно обрабатывать свои царапины. Сам же Кун сидел за столом напротив эльмы и прихлёбывал крепкий душистый отвар, затравку для которого, он также достал из своей лекарской сумки. Перед Юллин стояла такая же дымящаяся кружка, но она словно забыла про неё, задумчиво постукивая по столешнице пальцами. На самом деле она исподтишка рассматривала своего соседа. Некрасивое, но вместе с тем волевое лицо знахаря привлекало внимание какой-то внутренней силой и, вместе с тем, в глазах Куна явно читалась застарелая боль. Он постоянно лохматил свою короткую, с упорно пробивающейся сединой причёску, что не давало возможности приглядеться к нему более внимательно. К тому же, терзающее знахаря любопытство, заставляло его постоянно ёрзать на табурете, что тоже мешало наблюдениям эльмы. В конце концов, Кун не выдержал и учтиво произнёс:

–Я так понимаю, что барна – новая постоялица? Хотя…

–Хотя очень удивительно, что выродку был предоставлен кров, так что ли? – закончила за него Юллин.

–Ни в коем разе! – замахал руками знахарь. – Я, знаешь ли, широко смотрю на жизнь, и для меня не существует этих предрассудков. В своё время, я сталкивался с твоими…э-э-э… родственниками и меня немало удивляло, как совершённая когда-то глупость, привела к такому…э-э-э… повальному умопомрачению.

–Считаешь это глупостью, знахарь? – эльма смотрела ему прямо в глаза. Её взгляд был таким тяжёлым и пронзительным одновременно, что Кун растерялся и, чтобы скрыть это, уткнулся носом в кружку. Но молчал он недолго:

–А вот грайс? Давно он у тебя?

Эльма кивнула, продолжая смотреть лекарю прямо в глаза.

– Нет, я, конечно, ничего такого не имею в виду, – засуетился Кун, – просто мне интересно, как же ты с ним путешествуешь? Он же ведь не может рядом с тобой бежать по дороге – встречные в обморок попадают…

Последняя фраза развеселила Юллин и помогла сломать барьер между ними. Видя, что знахарю действительно интересно, она ответила:

–Днём он обычно в повозке спит. А ночью охотиться. Дороги-то, в основном лесами идут, вот он в них и орудует. А затем назад-теперь уже я в повозке располагаюсь, а он сторожит.

– И что, никто ни разу даже не проверил, что ты везёшь?

–Почему? Пытались пару раз. Первый раз стражий разъезд привязался, пришлось показать им кое-что. Они и отстали.

–Благоразумно с их стороны, – усмехнулся знахарь, успевший перекинуться парой слов с Касамом и поэтому уже осведомлённый о том, кем на самом деле является новая постоялица. – А второй?

–Ничего интересного. Пара разбойничков решила, что мы с мулом – самая подходящая добыча. Объяснить, что они ошиблись, так и не удалось толком – больно быстро бежали. Особенно тот, за которым Гарлин погнался.

–Догнал? – Куна распирал смех.

Юллин отрицательно покачала головой.

–Я запретила. Они и так, скорее всего на дорогу не выйдут больше. Один точно. Чего ему там без правой руки делать-то?

Кун не нашёлся, что ответить на это. От замешательства его спасло только появление варщика, ввалившегося в едовую.

–Едут к нам,– поднявшееся после подвигов грайса настроение Касама, опять заметно ухудшилось. Он понимал, – очередная встреча с подручными Рыжеблуда вот-вот состоится, но всё же в глубине души теплилась малюсенькая надежда, что после вчерашних событий старший опять отложит решающий разговор. Он стал нелепо суетиться, начал зачем-то протирать столы, вынудив эльму с Куном подняться. Крикнул Араю и велел принести из погреба холодного вина, отругал подвернувшегося под руку Грошика и вообще вёл себя как-то потерянно, толком не осознавая своих действий.

Юллин посмотрела в окно. Сначала она услышала колёсный скрип, а затем в поле её зрения появился небольшой закрытый возок, который тащили две разномастные анопы. Сзади у возка было приделано что-то вроде небольшого ящика для пожертвований, вот только взносы эти, вряд ли были добровольными. Правящий анопами Шкипер, натянул вожжи, и животные послушно остановились напротив кашеварного двора. Из возка, бранясь вполголоса, вылез Лохмоть, и тут же подставил плечо под руку того, кто олицетворял власть в этой части Заводи. Опираясь на своего подручного, на всеобщее обозрение вылез сам Рыжеблуд. Коротконогий, довольно упитанный, с рыжими волосами, постриженными под « горшок», он вызывал скорее некую брезгливость, чем уважение и определённую боязнь со стороны местного люда. Но это впечатление было обманчивым. Рыжеблуд железной рукой держал приречников, и, вместе с тем, был неплохим дипломатом. Сочетание этих качеств, позволило ему пережить уже двух Верхних, в своё время владеющих Дальней пристанью и сохранить при этом своё положение.

Опираясь на искусно вырезанную из кости какой-то громадной рыбы трость, поданную ему Лохмотем, немного прихрамывая, Рыжеблуд направился к воротинке, ведущей во двор «Сивоусого Сома». Касам, всё так же суетясь, побежал на крыльцо встречать старшего, по пути указав на один из столов, который следовало накрыть для предстоящей беседы. Широко распахнув входную дверь, он выскочил во двор и устремился навстречу прибывшим, пытаясь изобразить на лице подобие радости. Идущий следом за старшим Лохмоть усмехнулся и неожиданно подмигнул эльме, всё ещё стоящей у распахнутого окна.

–Смотри-ка, вся братия прибыла, – удивлённо протянул знахарь, стоявший сзади Юллин. – Даже с а м пожаловал, владыка рек и берегов, чтоб его…

–Что, не по нраву гость? – поинтересовалась Юллин, не поворачиваясь к собеседнику.

– Верно подмечено-не по нраву, – Кун встал так, чтобы видеть лицо эльмы. – Этот, с позволения сказать, местный упырёк, не просто так получил своё прозвище…

–Что он рыжий, я вижу,…эльма пожала плечами. – А остальное?

–Гулена,…да ещё и не брезгует ничем, если хочет добиться чьего-то расположения…

–Обычное поведение самца, – ухмыльнулась Юллин,– можно подумать, что барн знахарь не погуливал, даже если бы был женат…

–Моя жена умерла, – медленно проговорил Кун. – Она была моей помощницей и когда, здесь, в Заводи вспыхнула очередная эпидемия от занесённой беженцами болезни, она заразилась и…

–Прости, – эльма сочувственно посмотрела на знахаря, а затем перевела взгляд куда-то за его плечо – знаю, каково это …помочь другим и не спасти ближнего…

–Да? – знахарь взглянул на собеседницу и пожал плечами. – Может, ты и действительно понимаешь.…Уже немало лет минуло, а я всё живу здесь, будто надеясь на что-то,… Он задумался, потом встряхнул головой и опять уставился в окно.

–Так что насчёт прозвища? – Юллин сменила тему, надеясь отвлечь, знахаря от грустных размышлений.

–Да-да, – попытка явно удалась, Кун оживился и опять был готов посвящать новую постоялицу. – Что касаемо Рыжеблуда…приведу один пример…как-то здесь, у Касама, остановился зареченский торговец. Прибыл он надолго, со всей своей семьёй, задумав найти место на здешних торговищах. Поначалу дела его пошли в гору. Но на беду у него была дочь, и она приглянулась Рыжеблуду. Жениться на ней он само собой и не собирался, а вот…э-э-э…завлечь её в свои сети…

–Затащить в койку, проще говоря, – ухмыльнулась эльма попытке Куна избежать неловкости.

–..Ну, да, – знахарь смущённо кашлянул и продолжил:– Так вот, для начала Рыжеблуд негласно запретил покупать у её отца товары, а когда тот обратился к старшему с вопросами, прямым текстом заявил, чего он от его дочери хочет. Купец возмутился и попытался напасть на сластолюбца, само собой этого ждали и ничего у него не вышло. Торговца тут же скрутили, свидетелями старшего выступила вся его братия, и бедолага через пару седмиц уже стоял на невольничьей площадке. Жена купца сошла с ума, а этот рыжий мерзавец пришёл к его дочери, пообещал выкупить отца и отправить их назад в Заречье, если она…э-э-э…ну, того…

– Понятно,– эльма уже не усмехалась, по бокам её рта возникли жёсткие складки, а странно прищуренные глаза не отрывались от фигуры старшего, разговаривающего во дворе с Касамом.

–Он его выкупил,– она не спрашивала, а утверждала.

–Да нет,– горько усмехнулся Кун. – Добившись своего, он продал торговца, а спустя некоторое время и его дочь. Заступиться-то за неё было некому, да и кто поверит отпрыску раба и помешанной…Мать-то её до сих пор бродит по местным торговищам… всё ищет их… – знахарь говорил буднично, и именно это заставляло верить ему.

–Ты про Ивию?

–Да… про неё, – знахарь тяжело вздохнул. – Ты что, знакома с ней?

Эльма отрицательно покачала головой.

– Грошик показал…ещё по дороге сюда…

Её пальцы судорожно сжали подоконник, голова повернулась к лекарю, и Кун увидел перед собой мёртвые глаза убийцы. Ему стало невыносимо страшно, и он понял, что окажись сейчас на его месте Рыжеблуд, для него всё навсегда было бы кончено: эльму вряд ли остановили бы все кодексы всех Охотников Обители. Кун отшатнулся, но Юллин глубоко вздохнула и вздрогнула, словно отгоняя наваждение.

– И что же, им всё так и сошло с рук? – знахарь сперва даже не понял, что эльма продолжает начатый разговор.

–Почему же? – через паузу ответил Кун. – Земляки торговца обратились к Чаголу, но Рыжеблуд вывернул всё дело так, что оказался в нём чуть ли не пострадавшей стороной. Торговец-то действительно ему угрожал. Правда, его подручные всё-таки получили своё. Рыжеблуд сам распустил слух о том, что именно они виноваты в истории с дочерью Ивии, мол, хотели отомстить за хозяина. Чагол не стал вдаваться в подробности, главным для него было не испортить отношений с заезжими купцами и, он обрушился на всю ту мелочь, что крутилась возле старшего. Кого казнили, а кто и до сих пор гниёт в остроге…

–Смотрю, некоторые всё же отвертелись, – эльма кивнула в сторону окна.

–Справедливости ради хочу отметить, что Лохмотя и этого, второго… как его…?

–Шкипер, – подсказала Юллин.

…да-да, Шкипера тогда в Заводи ещё не было, а Детинушка… ну что с него взять, – улыбнулся знахарь. – Его и не расспрашивали,…да и вряд ли он тогда вообще находился в Троедомье…

–Где?

– В Троедомье… так кличут жилище старшего…

–А почему Троедомье?

–Ну, своё название пристанище Рыжеблуда получило, благодаря его недюжинной коммерческой жилке,– Кун, казалось, знал о старшем всё. – Он в своё время умудрился задарма прикупить строения, прилегающие к его собственному дому с обеих сторон: бывшую кашеварню, хозяин которой отправился в Коррор и пропал там, и заброшенный склад, непонятно кем, когда и, главное, зачем построенный – слишком далеко он от пристани. Буквально за пару лет он перекроил их полностью, объединив со своим старым двором в одно целое. Это не означало, что Рыжеблуд так уж стремился упрочить свой статус – хотя таких больших жилых построек здесь не так много,– уточнил знахарь. – Просто надо было где-то содержать своих приспешников, взятое за долги имущество и скотину, принимать просителей (чем, в основном, и занимается старший), а также важных гостей…

–О чём же его просят? И что за гостей он принимает? – со стороны могло показаться, что Юллин разбирает любопытство, но, если бы на месте лекаря был собеседник з н а ю щ и й, он сразу бы сказал, что эльма проводит рекогносцировку будущего объекта.

– Да о многом,– продолжил ничего не подозревающий знахарь. – Побыстрее загрузить или выгрузить товары, нанять охрану, если на городских стражей не хватает средств, помочь обустроиться на местных торговищах… да ещё много чего…. А гости? … Приезжие и местные богатые торговцы и барны, капитаны кораблей… иногда приходят старшие с других пристаней решать какие-то свои дела…

–Что за дела? – спросила Юллин, якобы только для того, чтобы поддержать разговор.

Знахарь виновато развёл руками. – Увы… я не так близко знаю старшего, чтоб быть посвящённым в такие подробности,– Кун огорчённо вздохнул и уставился в окно. Его видимо сильно задевало, что не всё, творящееся в Заводи, было ему известно.

Тем временем во дворе разворачивался нешуточный спор. Горячился в основном Одноухий, указывая то на сломанный шест, то, на глядевшего на него с открытым ртом, Детинушку. Было понятно, чего хочет варщик: поскольку верзила входил в кодлу старшего, причинённый Детинушкой ущерб должен был возместить Рыжеблуд.

Старший с мрачным видом слушал, время от времени вставляя какие-то замечания, из-за которых Касам горячился ещё больше. Наконец Рыжеблуд раздражённо махнул рукой и направился к Детинушке, чей вид косвенно подтверждал сказанное Одноухим.

–Всё что рассказал варщик, правда? – он пристально смотрел на пытающегося подняться подручного.

–Да,– громила усиленно закивал головой.

–Смотри, башка оторвётся от усердия, хотя… – старший опять махнул рукой, – тебе, похоже, всё одно – что с ней, что без неё! И что ты теперь собираешься делать, балбес?

–Лечиться, – Детинушка сунул под нос Рыжеблуду склянку с прилипой. – Вот, барн знахарь дал, мазать велел…

–Ты бы лучше задницу себе намазал, смотрю, свербит у тебя в ней… – с издевкой заметил старший.

–Так я уже, – ирония отскочила от Детинушки, как от стенки и он стал разворачиваться – Сейчас покажу… там уже и подсохло всё…

–Сиди, придурок. И так заметно, – Рыжеблуд улыбнулся. – Я, когда тебя увидел, подумал было, что тебя пытали,…горящие лучины об тебя тушили,…а это ты лечишься у нас.… В голосе старшего явно зазвучало раздражение, но раненный этого не замечал, как и знаков, которые показывал ему за спиной Рыжеблуда Лохмоть.

–Ещё вот одёжка порвалась, – сидящий простодушно сунул под нос старшему свою драную рубаху, всю в крови и прилипших грязных ошмётках. – Надо новую достать,– Детинушка уже явно распланировал свой сегодняшний день, и никаким Касамам с Рыжеблудами места там не предвиделось.

–Ты что им за спасение пообещал, скотина? – старший навис над так и не сумевшим подняться верзилой.

–Рыбу…много, – ошалело оглядываясь по сторонам, пробормотал Детинушка. Было видно, что он лихорадочно пытается понять, в чём его вина и за что на него так злится старший. Со стороны это казалось смешным: огромный детина, могущий прибить Рыжеблуда одним сильным щелчком, явно боялся его и пытался найти защиту хоть у кого-нибудь. Но никто не смеялся, наоборот, во дворе стало очень тихо, а у Юллин, всё ещё стоявшей за окном, даже в горле запершило от вспыхнувшей к Детинушке жалости. Но тут Рыжеблуд показал, что не зря он так давно носит титул старшего над Дальней пристанью.

–Шкипер,– Рыжеблуд сделал шаг назад. – Бери это чучело и вези домой, оттуда прямиком на Приовражную сторону.…На торговище возьмёшь снеди, всякой – а не только рыбу – и портки с рубахой для… – он указал пальцем на испуганного Детинушку. – А заплатит за всё про всё… – он резко развернулся и уставился на Лохмотя,-…а заплатишь за всё, ты, Лохмоть! (И не вздумай перечить – Детинушка твой подручный, значит, и отвечаешь за него ты…). Одёжку, Шкипер, отдашь придурку, – он опять указал на Детинушку,– а жратву привезёшь барну Касаму, за спасение дружка… Понятно?

Он ещё не договорил, а Лохмоть с подбежавшим дружком, уже волокли к возку, старающегося оглянуться на старшего верзилу.

–Здорово он их натаскал, – засмеялась Юллин. – Вон как ножками задрыгали…

Знахарь тоже улыбнулся: – Да уж …. А всё-таки Рыжеблуд головааа… – протянул он с невольным восхищением в голосе. – Всех наказал… и за вчерашнее в том числе…

–Знаешь, что здесь было вчера? Откуда?

–Грошик просветил… в общих чертах, – Кун опять улыбнулся. – Нет, ты только посмотри: Детинушка, за все свои выкрутасы, сейчас окажется в Троедомье – и будет дрожать, в ожидании выволочки. Лохмоть пострадает в денежном плане – как доверенное лицо, которое не справилось,…а Шкипер, за его вчерашнее дезертирство, поедет на торговище за продуктами,…что для него страшный позор – за снедью ходят лишь кухарки со слугами, да проезжающие гости, к коим Шкипер вряд ли относится. Но ослушаться Рыжеблуда они даже и в мыслях не держат-вот и пошли отбывать свои повинности…

Их разговор был прерван тяжёлыми шагами в коридорчике и постукиванием трости. Рыжеблуд вошёл в едовую с видом хозяина, которому страшно неудобно за своих бестолковых слуг, но который вынужден принимать какие-то меры для прекращения этого безобразия. Хмурое лицо варщика выглядывало из-за плеча старшего, он видимо уже держал в голове будущий нелёгкий разговор. Последним вошёл Лохмоть, отправивший своих приятелей в дорогу.

–Ну, что Касам пора нам перейти к более важным проблемам, чем сломанный шест, – Рыжеблуд остановился у накрытого Араей стола. – Но хотелось бы сделать это с глазу на глаз, – его взгляд скользнул по присутствующим, задержавшись на Юллин.

–Я поем в комнате, – знахарь ловко подхватил поданную Араей порцию рыбы на глиняном блюде, – не впервой…

–Я тоже, – эльма шагнула вслед за Куном.

–Нет-нет, что вы, – замахал руками Рыжеблуд, – постояльцы не должны терпеть неудобства из-за деловой встречи. Одноухий, там, наверху, наверняка есть пустующие помещения, где мы спокойно можем побеседовать. А к вам, дорогие гости, – он даже немного склонил голову, – мы присоединимся немного позже. Возражений нет? – и, не дожидаясь ответа, Рыжеблуд с варщиком стали подниматься по лестнице.

Юллин пожала плечами и уселась за ближайший стол. Знахарь присоединился к ней и они, наконец-то, принялись завтракать. Оставшийся в едовой Лохмоть, даже не пытался навязать им свою компанию, а прислонившись к дверному косяку, ещё и ещё раз прокручивал в голове вчерашние события и ночной разговор с Рыжеблудом.

Вечером, после поспешного отступления со двора кашеварни, они с Крючком долго не решались приблизиться к Троедомью. Сначала они делали вид, что поджидают Шкипера с Детинушкой, затем сходили зачем-то к реке, но потом, переглянувшись, направились в сторону дома для «задушевной» беседы, а в том, что она состоится, сомнений у них не было.

Маленькая надежда, что двое отсутствующих приятелей уже давно побывали у старшего и доложили ему о последних событиях, рухнула, как только они увидели стоящую во дворе телегу, что укатила от «Сивоусого Сома» при первом появлении грайса. Ни Шкипер и ни Детинушка повозку бы так не оставили, выпрягли бы аноп и оттащили телегу в угол двора. Значит, они так и не появились, и отдуваться перед старшим предстояло Лохмотю с Крючком, вернее одному Лохмотю, потому что Крючок сразу подскочил к стоящей повозке и занялся делом. Лохмоть немного постоял возле него, прокручивая в голове то, что он будет говорить старшему. В конце концов, хоть они и не справились с порученным делом, принесённые ими вести были гораздо важнее, и, тем не менее, он тяжело вздохнул, прежде чем шагнул в придомную.

Старший сидел в кресле, смотря на Лохмотя, вышагивающего по потаёнке – комнате, в которой Рыжеблуд проводил свои самые важные встречи. Первоначально он хотел дать выволочку доверенному наверху, в большой зале – при всех – чтобы Лохмоть прочувствовал всё недовольство хозяина. Рыжеблуд понял, что поход в кашеварню Касама оказался проваленным, сразу после того как увидел в окно прикатившую пустую телегу, и с того времени, занимаясь повседневными делами, он терпеливо ждал своих посланцев с объяснениями. Однако тех всё не было и у Рыжеблуда стало портиться настроение, так что к приходу доверенного он уже готов был приказать посчитать посланцам рёбра, хотя бы Шкиперу с Крючком, – заиметь врагами остальных, вряд ли бы кто согласился. Но появившийся Лохмоть сразу кивнул головой в сторону потаёнки дав понять старшему, что случилось нечто из рук вон выходящее и Рыжеблуд, хорошо зная своего доверенного, тут же приказал зажечь ещё одну лампу, вручил её Лохмотю и спустился с ним вниз.

Теперь, выслушав рассказ доверенного, он напряжённо думал. Что-то не укладывалось в его голове, что-то было не так и он, не выдержав, спросил мерящего шагами помещение собеседника:

–Тебе ничего не показалось странным во всём этом?

Лохмоть остановился.

–Показалось… ещё как показалось!

–Так не держи в себе, поделись сомнениями. Вместе– то может и найдём объяснение.

Хорошо, – Лохмоть кивнул и по своей давней привычке стал опять расхаживать по комнатке, при этом увлечённо размышляя вслух:

–Ну не укладывается у меня в голове как может выродок быть Охотником? Это, во-первых, …во-вторых, даже если предположить, что кто-то в столице рехнулся, и сейчас в гильдию набирают всякое отребье, почему она мне открылась? Ведь никому и в голову не смогло бы прийти, кто она на самом деле… В-третьих – если она действительно та, за кого себя выдаёт, почему она не остановилась в городе? Её ж вильет пригласил, чего она в Заводь-то припёрлась? Предположим, что её цель здесь, на пристанях… так опять же непонятно, почему поселилась у Одноухого? Дальняя на ладан дышит, большие корабли не пристают, народу мало, что-либо узнать очень трудно, почти невозможно.…И этот её кот… Он-то откуда взялся? Это ж не домашняя тварь. Чтоб такую зверюшку рядом держать, надо талант иметь к этому… а у кого он может быть? – Лохмоть остановился прямо перед Рыжеблудом, который следил за ним сквозь полуприкрытые веки. – Правильно, у показушек. Они ж разных зверюг на потеху показывают. А потому и продолжаю я думать, что провёл нас Касам… потихоньку нанял лицедейку, где-нибудь подальше отсюда, а чтоб мы не доставали, выдал за Охотника…

Рыжеблуд поморщился.

–Эк, тебя занесло. Кое-что в твоих словах есть, но все твои рассуждения я разобью…, не вставая с этого кресла. Кто у нас там из бывших показушек, Потешник кажется? Кликни– ка его, – старший посмотрел на пустой стол, – да заодно скажи, чтоб вина подали, новоземельного…

Лохмоть поднялся наверх и вскоре вернулся с распечатанным кувшином вина. За ним спустился Потешник, гоблин с припухшими, вечно бегающими глазами, действительно когда-то бывший показушкой. Он так бы и оставался лицедеем, если бы не был уличён в карманной краже во время выступления. Дальнейшая его участь могла быть очень тяжёлой, но тут вмешался Рыжеблуд. Чем приглянулся старшему субтильный показушка, тогда не понял даже Лохмоть. Однако Рыжеблуд оказался дальновиден: в некоторых делах Потешнику не было равных.

–Потешник, скажи, – Рыжеблуд отхлебнул вина, довольно закатил глаза и кивнул Лохмотю: наливай, мол, и себе. – В твоей прошлой жизни приходилось ли тебе слышать, а может даже и встречать показушек, у которых был бы ручной грайс?

Гоблин шмыгнул носом и уставился на кружку, в которую Лохмоть плеснул немного вина и на его долю.

–Нет-нет…это потом,– Рыжеблуд нетерпеливо заёрзал в кресле. – Ты сначала… – он посмотрел на гоблина и досадливо махнул рукой Лохмотю: – Пусть выпьет, а то толку от него…

Потешник с достоинством принял кружку из рук Лохмотя, посмотрел на всех и выпил, вернее, выцедил, отпущенную ему норму, после чего вернул емкость обратно и хитро улыбнулся:

–Мы, что, решили теперь отловом заняться? Так я скажу… надо быть последним болваном, чтобы взять на показуху грайса, а уж что касаемо ручного… сколько живу на свете, о таком не слыхал…

–Почему болваном? – поинтересовался Рыжеблуд.

–Убытки одни, – веско проговорил гоблин. – Не живут они в клетке…столько толлей потратишь, пока его тебе поймают и привезут, а он потом посидит за загородкой пару-тройку седмиц, всё вроде в порядке: ест, пьёт, привыкнешь к нему -вот тут и пиши пропало: либо нападёт на кого, либо сбежит. А если не получится, просто жрать перестаёт… ну и дохнет с голодухи.

–Ладно, иди, – старший отвернулся от Потешника, показывая, что разговор окончен. Гоблин кивнул и умоляюще посмотрел на Лохмотя.

–Всё… выпил уже, – доверенный подтолкнул Потешника к двери и подождал, пока на лестнице не стихнут шаги, прежде чем продолжить разговор.

–Вот видишь, друг мой, насчёт кота ты ошибся, похоже… как и насчёт того, что Касам подложно выдал эту… за Охотника,– опередил Лохмотя Рыжеблуд. – Это ж надо самоубийцей быть, чтобы такое придумать. Рано или поздно его обман раскрылся бы, и чтоб тогда с ним было? Кашеварню с торгов, самого в невольничьи ряды. И это в лучшем случае! Нет, не такой он дурак, я его всё же поболее твоего знаю…

Отхлебнув из кружки старший продолжил: – В общем, с последним пунктом твоего списка мы, считай, разобрались.… Перейдём к началу. Сколько времени прошло с окончания Погибели?

–Не более года, – пожал плечами Лохмоть.

–Вот. Года ещё не прошло, как бывших рабов отлавливать стали. И где, по-твоему, за такое короткое время, регент мог набрать нормальных Охотников? Да и возможности искать рекрутов по всей Обители него не было. Вот и брали всех, кто более-менее подходил по гильдийским требованиям. А эльмы-это вообще идеальный вариант. Сам же сказал, что скрываться от них никому и в голову не придёт, родни у них нет, нет и дома.…И, вообще. Представляешь, с каким рвением они будут служить тому, кто даст им шанс забыть своё прошлое жалкое существование?! Их ведь единицы остались, остальных либо гномы с эльфами изничтожили, либо сгноили в рудниках да в острогах…

Старший наклонился к Лохмотю и понизил голос: – И то, что в башне она не остановилась, тоже понятно… мы ж не знаем, по какому поводу вильет её вызвал, может он кого из своего окружения подозревает, вот и не хочет эльмка мелькать в городе раньше времени…

А перед нами, значит, мелькать можно? – недоверчиво спросил Лохмоть.

Именно перед нами и можно, – удовлетворённо кивнул старший, видимо нашедший, наконец, ответ на мучившую его головоломку – Я думаю, что ей это было даже нужно… Сразу видно, Лохмоть, что ты вырос не на реке.

А это-то здесь причём? – Лохмоть стал всерьёз подумывать о том, что старший переусердствовал с вином.

–Да притом, друг мой, что не рыбак ты,– Рыжеблуд довольно хихикнул, наслаждаясь замешательством своего доверенного. – Когда ловят крупную рыбу, на крючок насаживают живца!

–И кто живец? – всё ещё ничего не понимая, спросил Лохмоть.

– Да эльма, придурок, эльма! – Рыжеблуд с раздражением оттолкнул собеседника. – Развела вас как последних,…думала мы тут совсем тупые… не раскусим их планы…

–Их?

–Ну, конечно! – Рыжеблуд вскочил на ноги. – Не одна она, понимаешь? Ещё как минимум один где-то осел. Смотри сам: эльмка приходит в Заводь, с а м а выбирает кашеварню Касама – бесполезное, в общем-то, место, опять же с а м а признаётся тебе, что она Вольный Охотник и заявляет, что будет ждать приезда вильета в «Сивоусом Соме». И что это означает? – Рыжеблуд требовательно посмотрел на Лохмотя и, не дождавшись ответа, продолжил сам: – Под нас они копают, Лохмоть, под нас! Она ж Охотник, погонит сейчас на засаду, где другой сидит, и тут уж они своего не упустят. Сам же знаешь, как деньги к нам плывут…

Лохмоть кивнул. Деньги к ним «плыли» по реке. Контрабанда, переправка в Заречье беглых невольников и просто преступников, да ещё много чего могли найти Вольные Охотники, если вильет решил заняться ими всерьёз. А он, скорее всего, решил и это объясняет всё: и перекопанную дорогу, и сломанный мост и, даже то, что после смены владельца пристани Рыжеблуда оставили на месте. И вот теперь Охотники…

–Я ещё после смерти Чагола насторожился, – старший нагнул к себе Лохмотя и горячо зашептал ему в ухо: – Уж больно вовремя он умер. Только-только эти… Падшие в Заводи стали появляться, искать возможность покинуть незаметно Обитель. И тут, бац, этот старый придурок умудрился элементарно заболеть – и нет его. А Бур… Скажи, ты его видел хоть раз? То-то и оно… Окопал нас со всех сторон, а сам и носа не кажет, выродка вместо себя прислал.

–И что ж теперь делать? – перспектива замаячившего вдали вильетова острога, заставила Лохмотя зябко поёжиться.

–Убрать… любыми средствами убрать эльмку отсюда, – Рыжеблуд опять опустился в кресло. – И сделать это нужно как можно быстрее.

–Есть дело?

Рыжеблуд кивнул: – Помнишь братьев Йорро?

–Ещё бы! – улыбнулся Лохмоть. Троица безбашенных братцев-орков была ему хорошо известна. Время от времени они наведывались в Заводь на своём корабле, привозя для продажи кожаные доспехи, которыми славился Коррор. Но эта торговля была далеко не основным их занятием. Большую часть своего промысла они связывали с грабежами в устье Вечной Бели, а проще говоря, были обыкновенными пиратами. Торговлей же они промышляли в те моменты, когда у властей лопалось терпение, и на борьбу с речными головорезами бросались существенные силы. В таких случаях орки быстро меняли название своей фелюги, набивали на торговищах товарами трюм и отправлялись в Обитель или Лоэ, где и пережидали опасность.

С Рыжеблудом у братьев установились довольно прочные связи. Старший закрывал глаза на кое – какие делишки Йорро, сводил их с выгодными покупателями, бывало, что и давал им наводку на корабль с ценным грузом, отправляющийся вниз по течению, за что получал с орков определённую мзду. Случалось, и Рыжеблуду пользоваться их услугами, пряча на корабле братьев тех, кто не мог покинуть Обитель законным путём.

–Давненько их не было. – Лохмоть посмотрел на старшего. – А чего они к нам-то припрутся? Им сейчас от нашей пристани толку нет. Даже товар на Приовражную сторону толком не переправишь.

Верно, – кивнул Рыжеблуд. – Вот только товара у них и не будет. Они уже пол седмицы здесь, всё давно распродали на торговищах у Белой пристани. А к нам они зайдут якобы для мелкого ремонта своей посудины – они её на сей раз «Шквал» обозвали.

– А на самом деле?

–Груз кой-какой возьмут. Пассажиров на борт примут. Помнишь, месяц назад в Торговой доле драка случилась? Ну, где ещё приказчик помер? – старший вопросительно посмотрел на Лохмотя и, дождавшись утвердительного кивка продолжил: – Так вот, учинили это безобразие хорошие друзья наших братцев. Если бы тот малый не отправился к праотцам, всё бы замяли: взнос бы конечно заплатить пришлось да убытки. А так, сам понимаешь, острогом светит. Пока с шумихой разобрались, пока стражи спохватились, дружки Йорровы прихватили там кое-что, добрались до Заводи и прямиком ко мне… от орков – то они знали к кому обратиться…

–А я ж где был? – перебил старшего Лохмоть. – И почему только сейчас об этом узнаю?

–Ты в тот день со своими обалдуями с перевозчиков налог снимал, а потом… Завертелся я что-то, забыл сказать. Да и мало ли у тебя своих дел, чтобы такой чепухой голову забивать! Проблема – то пустяшная…– ответил Рыжеблуд, не обращая внимания на недовольное лицо доверенного: – Гм, о чём, бишь, я? А....так вот. Через день – самое большее через два – «Шквал» будет здесь. И такой неприятный сюрприз, как Вольный Охотник, ни мне, ни оркам, не нужен. А потому думать надо, Лохмоть, сильно думать, как же нашу опасную гостью отсюда сопроводить. Самое простое, это конечно пристукнуть – и в реку… Но никто ж не знает, где второй Охотник залёг, – размышлял вслух старший: – А вдруг они договорились, кто куда направится?

– Нет, убивать нельзя. За убийство Охотника даже судить не будут. Сразу на небеса… Можно деньгами задавить,– подумав немного, сказал Лохмоть.

Рыжеблуд озадаченно посмотрел в его сторону:

–Ты, что, подкупить ратника хочешь? Головой нигде не ударялся последние дни?

–Да не эльмку, а Одноухого, – терпеливо проговорил Лохмоть. – Он же нам должен, и мы ему долг этот простим…

–А взамен пусть выставляет выродка за дверь,– подхватил Рыжеблуд. Он возбуждённо потёр руки и продолжил: – Таа-к, денег Касаму, чтоб эльмке вернуть я дам – не обеднеем… и куда она потом пойдёт, а? – старший захохотал, откинувшись в кресле: – А идти то ей, по сути, и некуда. Мне сегодня рассказали, как новая постоялица Касама у зазывального столбика Блинюка подпортила. Этот злопамятный гадёныш теперь в жизни её в «Рыбное место» не позовёт! Так что придётся эльмке убираться чуть ли не к Белой пристани, если она, конечно, вообще сумеет остаться в Заводи. Не будет же она во всех кашеварнях жетоном своим похваляться, а о том, что выродка просто так кто-то поселит и думать нечего, это только наш Одноухий кинулся…

–Постой, а если она к тебе как к старшему заявится? Ну после того, как её из «Сома» попрут? – поинтересовался Лохмоть. – Варщик – то ей вторую заповедь сказал…

–Гм, не подумал, – растерянно проговорил Рыжеблуд. Он наклонил голову набок, размышляя, но уже через мгновение произнёс: – А чего её вообще к Касаму занесло? Зазывала привёл – так с него пусть и спрашивает. Вымпела-то на гостевом шесте у «Сома» нету, и давно уже, а значит и постояльцев там не ждали. Скажу, что варщик прав, и дело с концом, в этом случае меня любой сход поддержит.

–Значит, на том и порешим? – спросил доверенный, ставя кружку на стол.

–Угу, – старший тоже допил вино. – Завтра с утра съездим в кашеварню, поговорим с Одноухим и к обеду, я думаю, вздохнём свободно… хотя бы на ближайшие дни, а там…

«Тебе похоже безразлично, что будет «там», – неприязненно подумал Лохмоть. – Ты уже всё решил, и не только за себя. Не зря же ты скрыл от меня этих беглецов… отступление, похоже, готовишь хромоногий, а остальных, под топор и рабскую плеть подставить намереваешься, не впервой ведь тебе другими за свои грехи расплачиваться…Ладно… посмотрим…»

Лохмоть так углубился в свои мысли, что старшему пришлось повысить голос.

–Прости, задумался, – виновато улыбнулся Лохмоть.

Вижу, – раздражённо проговорил Рыжеблуд. – О наших делах думал, надеюсь… Я вот, что спросить у тебя хотел… Ты чего лыбиться начал, когда я про Йорро упомнил? Надул их, когда, что ли? Смотри, они ведь припомнят рано или поздно.

–Да нет, опять улыбнулся Лохмоть. – У них, если и есть претензии, то только к Детинушке.

–Это ещё почему? – удивился старший.

–Ну, ты ж орков знаешь, они себя непревзойдёнными воинами считают…

–По справедливости, – отметил Рыжеблуд. – Не зря команды на многих судах наполовину из них состоят. Берут они дорого, но и речные пираты на такие корабли редко нападают.

–Может быть, – пожал плечами доверенный: – Так вот, в прошлое своё посещение Дальней, они на пристани столкнулись с Детинушкой, перед самым отплытием. Йорро, как увидали его, так и стали задирать: такого верзилу на землю свалить – это ж у них сродни подвигу…

–И что? – заинтересованно спросил старший.

–Да, ничего, – усмехнулся Лохмоть. – Детинушка постоял, послушал… а потом перекидал всех троих в реку и пошёл по своим делам. Пока они из воды вылезли, его и след простыл. А бегать за ним по берегу времени у них уже не было.

–Значит, теперь разыскивать будут, – захихикал Рыжеблуд. – Честь свою вонючую отстаивать…

–Вот-вот, придётся Детинушку с их глаз долой. Лишний шум нам ни к чему, я думаю, – тоже засмеялся Лохмоть.

Так, смеясь, они поднялись наверх и отправились по комнатам, обдумывая каждый своё.

Лохмоть и сейчас глубоко задумался. То, что выродку придётся убираться, он не сомневался, варщик и сам будет рад избавиться от такого постояльца. Но вот то, что может случиться потом, заставляло его сомневаться в правильности вчерашнего решения.

«Нет, зря я поддержал старшего, – думал Лохмоть. – Про эльмку мне почти всё понятно, можно просто проследить и узнать, что она будет делать дальше. А теперь неизвестность, темнота впереди. Ничего ведь не узнаю! А до вильета дойдёт? Как-то он ещё к этому отнесётся? И с орками непонятность какая-то,– Лохмоть даже вздрогнул от вспыхнувшей догадки: – Нет никаких беглецов, и груза никакого нет! Рыжеблуд сам в дальние края отчаливать собрался и, похоже, не с пустыми руками! Всё ведь до мелочей продумал, старая сволочь: и Йорро, и груз с беглецами, а как этого… Охотника убрать отсюда на это время, я же сам ему и подсказал, дурак! Кто после Рыжеблуда главный? Я, и спрос соответственно с меня будет. Ну, положим, я выкручусь. А остальные? Даже подкупить дознатчиков не получиться, хромоногий всё с собой упрёт, с голым пузом оставит. Да нет, уж! Хрен тебе, а не «Шквал»! Если эльмка здесь останется, Йорро вряд ли рискнут с тобой связываться – у самих грехов выше мачты их фелюги. А то, что поблизости Охотник, я уж постараюсь до них довести. И пока Рыжеблуд уговаривать их будет, можно много полезного для себя узнать… Теперь самое главное решить, как провернуть всё это…»

Лохмоть подумал ещё немного и решительно подошёл к сидящим за столом. Юллин и знахарь прекратили вялый разговор и недоуменно посмотрели на него.

–Тише, – приложил палец к губам доверенный и сам невольно прислушался. Сверху не раздавалось ни звука, лишь через открытое окно доносились чертыханья Грошика, помогавшего Фильту заделывать изгородь.

–Что надо? – сдвинув брови, спросила эльма, невольно понизив голос.

–Разговор есть, очень важный…

–Мне уйти? – знахарь стал приподниматься из-за стола.

Лохмоть мгновение поколебался, но потом махнул рукой, – мол, оставайся – и, собравшись с духом, быстро пересказал постояльцам вчерашнюю ночную беседу.

–Вот так…, – закончил он, обращаясь уже непосредственно к Юллин, – придётся тебе либо уходить отсюда, либо помочь Одноухому оплатить его долги… других путей нет. Только решать надо быстро, пока они сюда не спустились.

–И много он должен? – поинтересовался Кун.

–Да тебе-то какое дело? – отмахнулся от него Лохмоть: – Ну, двадцать толлей – по десять за прошлое, и ещё пять – нынешний срок-то тоже уже подошёл, а постояльцев у него теперь двое.

–Двадцать пять толлей?! – невольно ахнул знахарь: – Да где ж их найдёшь и притом быстро? У меня есть, конечно, богатые пациенты в городе, но одолжить такую сумму…

–До них ещё добраться надо! – огрызнулся Лохмоть. – Ну, Охотник, решай скорей, что делать-то?

Доверенный бил наверняка. Даже если эльмка ничего не придумает и ей придётся убираться из кашеварни, она, несомненно, как-то выдаст себя. Ну, а если не получится, что ж, невелика потеря. За Рыжеблудом-то теперь есть кому приглядеть. Сам глаз с него не спустит. Но рисковать всё же не стоило. Неизвестно, что на самом деле у выродка на уме.

–А ты то, что так волнуешься, Лохмоть? – эльма внимательно смотрела в лицо доверенного: – Что, вчерашняя трёпка так понравилась, что ты и жить без этого не сможешь?

–В самую точку попала, – ухмыльнулся Лохмоть, не забывая прислушиваться к звукам сверху. – Я теперь не засну, пока кота твоего не увижу… Давай потом поговорим, а? – уже серьёзно сказал Рыжеблудов подручный. – Нету у нас времени на болтовню.

–Или на правду времени нету? – опять вмешался знахарь. – Может ты, просто хочешь долги варщика за её счёт покрыть?

–Да пошли вы… – Лохмоть раздражённо отмахнулся от сидящих и стал поворачиваться в сторону двери. – А ты… – он остановился, глядя на задумавшуюся Юллин. – Не говори потом, что… – он опять махнул рукой.

–Погоди, – эльма вскочила из-за стола и схватила Лохмотя за плечо: – Всё, что ты рассказал, правда?

–Почти… про кота соврал.

–У меня таких денег сейчас нет, – спокойно проговорила Юллин: – Но может быть в счёт долга Рыжеблуд возьмёт что-нибудь? Драгоценность, например?

–От тебя не возьмёт, это точно. Ты для него как кость в горле. И Касаму ты предложить ничего не сможешь, так как уже заплатила.

–А может я решила здесь подольше остаться?

–Не выйдет. Рыжеблуд не позволит варщику взять у тебя ничего: ни повозку, ни мула, ни даже драгоценность – будь это хоть сама Берегиня!

–Вы абсолютно не обращаете внимания на мою скромную персону,– сказал неожиданно присоединившийся к ним знахарь. – Драгоценность при тебе? – он посмотрел на Юллин.

–Да…

–Давай сюда,– Кун протянул руку. – Я давно не плачу за постой, и не будет ничего удивительного (в том числе и для Рыжеблуда), что наконец-то во мне взыграла совесть.

Лохмоть тихо и замысловато выругался, с восхищением смотря на лекаря.

–Прекрати, – поморщился Кун: – всё-таки здесь Юллин.

–Кто? – не понял Лохмоть.

–Да я это, я! – эльма лихорадочно пыталась расстегнуть ворот фаниты.

–Вот и познакомились. А то вчера как-то не до этого было, – ухмыльнулся Лохмоть. – Помочь?

–Сейчас добесишь! Дам по мордасам несмотря на всё твоё «большое умение», – в свою очередь усмехнулась эльма, не прекращая своего занятия. – Замучитесь потом всей кодлой зубы тебе собирать!

–Да быстрее же,– произнёс Кун, услышав, как наверху скрипнула дверь.

Эльма наконец справилась с неподвластными пряжками, и закинула руки под косичку, расстёгивая что-то на шее. Над их головами уже послышались шаги, перемежаемые с постукиванием трости. – Не успеем, – выдохнул Лохмоть, пятившийся к двери.

–Справимся, – ответил ему знахарь, поглядывая наверх: – Рыжеблуд сейчас последние наставления варщику давать будет.

И действительно, шаги затихли у лестницы, и послышался негромкий голос старшего, что-то вдалбливающего Касаму.

Юллин убрала руки с шеи и пристально посмотрела на знахаря, затем быстро кивнула, как бы в подтверждение собственных мыслей. Зажав что-то в кулаке, она запихнула снятое в подставленный знахарем мешочек и, сжав руками расстёгнутый ворот, опустилась обратно за стол. Кун невозмутимо направился к своему месту, сел, положил кошель на столешницу и принялся доедать остывшую рыбу, как будто ничего и не было. Лохмоть же, потихоньку отступив к распахнутому окну, облокотился на подоконник и сделал вид, что страшно заинтересован происходящим во дворе ремонтом.

Ступени, наконец, заскрипели и растерянный Касам спустился вниз. Он помог сойти старшему, а затем повернулся к постояльцам, опустил голову и начал что-то бормотать себе под нос.

Рыжеблуд недовольно поморщился:

–Погромче варщик. Дай и другим порадоваться решению твоих проблем. Да, дорогие мои, Одноухий почти расплатился со мной, вернее с налогами нашего достопочтенного барна Бура. Для окончательного расчёта ему надо только кое-что произнести… Ну, Касам…. Не заставляй нас ждать.

Варщик набрал в грудь воздуха, открыл рот, но его опередили.

–Дорогой барн Касам! – знахарь поднялся на ноги и вышел на середину комнаты: – Я хочу кое-что тебе сказать. Все, здесь присутствующие – за исключением, пожалуй, новой постоялицы – знают меня давно. Скоро уже почти два года случиться, как я живу у тебя, не ведая никаких забот. Ты меня кормишь, поишь, предоставляешь крышу над головой и я, к своему стыду, стал принимать это как должное. Ведь за всё время я заплатил тебе лишь однажды – это когда я впервые появился на пороге «Сивоусого Сома». Настала пора исправить эту вопиющую несправедливость! Денег, к сожалению, у меня немного, но есть кое-что взамен и, учитывая тяжёлую ситуацию, в которой ты оказался (отнюдь не по своей вине), я думаю, что ты не откажешься принять мой скромный дар.

Кун говорил витиевато, но без запинок, что не давало никому возможности его перебить. Кроме того, хитрый лекарь воспользовался неписаным правилом кашеварни: сначала проблемы постояльца, а потом уж свои. Поэтому даже Рыжеблуд сохранял видимое терпение на лице, делая вид, что он может и подождать со своим вопросом.

А Кун всё говорил и даже Лохмоть забеспокоился: как бы не забыл, увлечённый собственной речью лекарь, о том, ради чего эта речь собственно и произносилась. Привлечённый голосом знахаря, со двора примчался Грошик, думая, что барн Кун опять рассказывает что-то интересное, и лишь только увидев его, лекарь довольно резко оборвал свой монолог и, развязав кошель, вынул находившуюся в нем вещицу, которую и протянул Касаму.

Все находившиеся в едовой дружно уставились на изящный кулон, лежавший на ладони Куна. На золотой цепочке покоился клык какого-то зверя, также инкрустированный золотом. Но самую большую ценность кулону придавал небольшой камень, вделанный в клык, драгоценный радужник, меняющий свой цвет в зависимости от того, где он находился. Сейчас камень как раз переливался из зелёного, каким он стал в темноте лекарского кошеля, в небесно-голубой, свой обычный цвет на свету.

–Ух, ты! – восхищённо произнёс Грошик, протиснувшийся между остальными.

–А в воде он становится красным, – хрипло произнёс Лохмоть, не сводивший с кулона глаз.

–Так. Это всё замечательно, но хотелось бы всё же послушать нашего друга Касама…, – начал было Рыжеблуд, но его довольно невежливо перебили.

–Скажи, сколько это может стоить? – знахарь обратился к Лохмотю, не обращая внимания на потуги старшего.

–Смотря где, – Лохмоть прокашлялся и продолжил: – В Заводи дадут толлей сорок пять-пятьдесят…в Абелине – у знающего купца Торговой доли-от семидесяти и выше, а вот где – нибудь Корроре-в два раза против городской цены…

Рыжеблуд бросил на доверенного свирепый взгляд:

–Да что ты распинаешься? Откуда в этой дыре настоящий радужник? Их в вильетовой казне по счёту, а тут у нашего знахаря в кармане… Старший повернулся к лекарю: -

– Ты прости барн Кун, я тебя обидеть не хочу, но сам подумай. Ну откуда у тебя такое сокровище? Им что, за лечение кто расплатился? Так надо покойника оживить, чтоб получить такое…

–Это принадлежало моей жене. – Кун вздёрнул голову и надменно посмотрел на старшего. Сказано это было так, что Лохмоть сам бы поверил, если бы не знал правды. Пользуясь тем, что Рыжеблуд стоял к нему спиной, он восхищённо помотал головой и подмигнул эльме, безучастно смотревшей на всё происходящее.

–Врёт, врёт! – визгливый голос раздался так неожиданно, что Рыжеблуд выронил свою палку. Подскочив к нему Лохмоть наклонился, чтобы подать трость владельцу и Юллин сумела разглядеть говорившего. Маленькая женщина средних лет, одетая по-дорожному, стояла у выхода с кухни.

–Цыц, Ракушка! – свирепо рявкнул пришедший в себя Касам.

–Не было у него такой вещи! – не обращая внимания на его слова, опять заверещала кухарка, указывая на кулон, продолжавший лежать на ладони знахаря. – Я знаю, это… – она вдруг неожиданно закашлялась. Кашель, перемежающийся с чихом, бил её долго и Рыжеблуд торопливо отодвинулся в сторону, опасаясь вылетавших из её рта капелек слюны.

–Она, что у тебя, больная? – старший брезгливо кивнул в сторону задыхавшейся от кашля Ракушки, обращаясь к варщику.

–Ракушка-то? Да хрен её знает. Раньше вроде не наблюдалось такого. Эй, ты! – Касам посмотрел на кухарку: – Собралась уходить – проваливай. Нечего заразу тут разносить!

–Позвольте, позвольте, – засуетился знахарь, пробираясь к Ракушке, попутно всучив украшение варщику: – Это, похоже, раздражение у неё…, и я даже знаю, отчего оно появилось. Кот нашей новой постоялицы постарался: ну запах там, шерсть выпавшая.… Пойдём-ка со мной, у меня есть чудесное снадобье – как раз на подобный случай.

–Подожди-ка барн Кун,– вмешался Рыжеблуд, – она сказать что-то нам хотела. Видишь, уже и кашлять перестала…

–Да? – остановился знахарь, уже взявший Ракушку под руку: – Ну, что ж, если барн старший просит…

Рыжеблуд выжидательно посмотрел на маленькую кухарку. Но Ракушка уже успела понять, что кашель случается у неё каждый раз, когда она пытается что– нибудь произнести. Поэтому она лишь отрицательно мотнула головой и первая, опережая Куна, чуть ли не бегом кинулась к лестнице.

–Вот ведь, – огорчённо развёл руками Касам: – Навела напраслину на порядочного человека – и в кусты. Сам подумай, барн старший, откуда ей знать, что было у знахаря, чего не было… Это ж надо в вещах его рыться.

–А если и так? – подал голос Лохмоть: – Может на самом деле копалась?

–Ну, это вряд ли! Ракушка у меня давно работает. Если бы она нос совала в комнаты постояльцев, рано или поздно кто-нибудь да заметил. А за такое, сам знаешь барн Лохмоть, что бывает. Да и видел я эту цацку у знахаря, давно ещё.

–И я видел, – неожиданно влез позабытый всеми Грошик: – Барн знахарь всегда клык на шее носил, вот Ракушка про него и не знала.

Юллин с удивлением посмотрела на Касама, потом на мальчика. При разговоре с Лохмотем их в едовой не было, но каким-то, неясным ещё ей озарением, они прочувствовали ситуацию и сказали именно то, что было необходимо.

–Вот, барн Рыжеблуд. Я вручаю тебе эту вещицу в погашение своих долгов,– Касам протянул кулон старшему.

–Это что же? Получается, я теперь тебе должен, Одноухий? Украшеньеце-то подороже твоих повинностей будет, – усмехнулся старший, подкидывая кулон на ладони. – Даже не знаю… – он наморщил лоб, раздумывая.

Все затаили дыхание. От решения Рыжеблуда сейчас зависела дальнейшая судьба не только Юллин, но и того же Лохмотя, фактически предавшего своего хозяина. Если старший заупрямится, значит, ему действительно необходимо выжить эльмку из этой части Заводи и может быть слова о беглецах не пустой звук, а вот если возьмёт, да ещё без проверки тогда… Лохмотю даже думать было противно о том, что «тогда».

–Ну, что ж, друг мой варщик, – сказал Рыжеблуд, доставая из своего кармана небольшой кошелёк из дорогой тисненой кожи. – Принимаю я твой кулон и при всех заявляю: Касам, хозяин кашеварни «Сивоусый Сом», больше не является должником ни передо мной, ни перед казной и, – он ещё раз подкинул украшение, – освобождается от двух последующих уплат. Кроме того, за наш счёт будет куплен и установлен новый шест в его дворе. Пойдём, Лохмоть, всё разрешилось, к общему удовольствию, вон и Шкипер приехал, вовремя прям…

Действительно, в окно было видно подкатившую повозку и Шкипера, несущего в дом два больших плетенца. Увидев это Лохмоть скривился: видно не пожалел его подручный чужих денег, отоварился на славу. Шкипер подошёл к возившемуся во дворе Фильту, поставил плетенцы у его ног и заорал что было мочи, тыча пальцем в сторону дома:

–Это вам от барна старшего! Возьмёшь это, – Шкипер сделал жест, будто забрасывал плетенец за спину,– и отнесёшь в кухню. Там жратва, – он энергично заработал рукой у рта, изображая движения ложкой.

– Барн Лохмоть, объясни хоть ты своим придуркам, что Фильт немой, а не глухой и тупой, – поморщился Касам. – Ишь как надрывается, бедолага, аж посинел весь…

–А, – махнул рукой Лохмоть, – им, что говори, что не говори… Сам же сказал – придурки!

–Кого набираешь, с теми и работаешь, – назидательно поднял палец, повеселевший Рыжеблуд. – По ним ведь и о хозяине судят. Вот посмотри Лохмоть, кто у тебя в подручных ходит: Крючок, Детинушка и этот… оратор. Даже специально такую компанию не соберёшь, а эти около тебя прям так и вертятся…

–И что ты хочешь сказать? – набычился Лохмоть.

–Успокойся, друг мой, это я так… шуткую, – улыбнулся старший и направился к выходу. У лестницы он столкнулся с Ракушкой, державшей в одной руке баул с вещами, а другой судорожно прижимая к груди склянку с лекарством, выданную ей Куном. Знахарь спускался следом, продолжая наставлять свою незадачливую пациентку.

–Вот и больная наша, – обрадовался Рыжеблуд. – Как, полегчало тебе? Сказать мне ничего не желаешь?

Ракушка, выпучив глаза, только отрицательно промычала и кинулась в дверной проём, по пути, довольно невежливо, оттолкнув старшего. Тот, невольно пошатнувшись, ухватился за перила, при этом его трость, описав полукруг, задела вертевшегося тут же Грошика, который невольно вскрикнул и схватился за ногу. Знахарь с Касамом бросились к ним. Туда же устремился и Лохмоть, но его резко дёрнули за рукав. Невольно наклонившись, он услышал слова, сказанные быстрым шёпотом: – Если клык пропадёт – голову сверну! Рукав тут же отпустили, и он ошарашенно уставился на эльму, безмятежно смотревшую на него. Юллин подмигнула, и Лохмоть понял, что фраза ему не послышалась, а к угрозе, высказанной с таким спокойствием, следовало отнестись очень серьёзно. Тем не менее, тряхнув головой, он поспешил к выходу из едовой, где усилиями остальных уже был наведён определённый порядок: Кун осматривал Грошика, отведя того в сторону, а варщик успокаивал разозлённого Рыжеблуда.

–Карга паршивая, недоносок! – старший пыхтел как самовар. – Из-за неё мальца покалечил…. Как он, барн знахарь?

–Ничего страшного, барн старший. Синяк, конечно, пристанет, придётся немного похромать, но мои примочки быстро его восстановят. Будет бегать как раньше, – улыбнулся Кун.

–Хвала всем богам, – Рыжеблуд закатил глаза к потолку, но наткнувшись взглядом на сомовью голову, вздрогнул и заторопился к выходу, махнув рукой Лохмотю. В коридоре им ещё немного пришлось потолкаться с Фильтом, несущим на кухню плетенцы со снедью, но преодолев все препятствия, они наконец-то выбрались из дома. Шкипер уже поджидал их, сидя на облучке возка. Рыжеблуд раздражённо оттолкнул руку доверенного, залез внутрь и пихнул возницу тростью в спину. Возок тронулся и Лохмоть еле успел запрыгнуть на ящик, прикрепленный сзади. По его движениям можно было догадаться, что ездить на этом приспособлении для него не впервой. Немного поёрзав, он устроился поудобнее, и затем, неожиданно даже для себя, взмахнул рукой, прощаясь с обитателями кашеварни, смотревшими на него из окна.

Сговор

–Наконец-то сопровадили, – устало вздохнул Касам, вернувшийся со двора в едовую. – Арая, глянь, что там нам перепало от Рыжеблудовых щедрот, да накрой на скорую руку. Праздновать будем…

–Я уже поела, – Юллин встала с табурета: – Надо Гарлина проведать и…

–А ну сядь назад, – неожиданно рявкнул варщик: – Успеешь на кота своего полюбоваться. Лучше мне объясните, постояльцы мои дорогие, что за представление вы тут устроили? Зачем ты эту вещицу старшему отдала, она ведь, поди, как память у тебя, я не прав?

– Позволь, барн варщик, а с чего ты взял… – начал было лекарь, но тут же заткнулся под свирепым взглядом Касама.

– А с того я взял, барн знахарь, – передразнил Куна хозяин кашеварни, – что у меня только ухо одно, а вот с глазами всё в порядке. Пока вы все – и ты барн Кун в том числе – на украшеньеце таращились, я кое-что другое увидел, а потом уж и об остальном догадался.

– И что ж ты увидел? – невольно улыбаясь, спросила эльма.

– Ворот твой расстёгнутый, вот что! – раздавшийся мальчишеский голос заставил всех вздрогнуть.

– А ну-ка иди сюда, – знахарь пошарил под столом и вытащил на всеобщее обозрение Грошика. – Смотрю, нога поджила уже…

– Уши у него давно не болели, – вмешался Касам: – Похоже, покою им нет никакого, дай чужие разговоры подслушать.

Грошик недовольно засопел, но на всякий случай прикрыл уши руками и спрятался за спину лекаря.

– Подожди, барн Касам, – Юллин удержала встающего варщика. – Грошик, а ещё что ты заметил?

– Да то же, что и хозяин,– Грошик немного высунулся из своего укрытия, чтобы видеть эльму. – Барн Кун сказал, что это его кулон, а сам смотрел на него, как будто первый раз видел. И вообще, я с тобой не разговариваю,– неожиданно заявил Грошик и демонстративно уставился в стену.

–За что ж такая немилость? – удивился Касам.

–А чего она побрякушку отдала? – обиженно проговорил Грошик. – Она ж Охотник – врезала бы им пару раз по шее или грайса натравила…

Сидящие за столом переглянулись и начали смеяться: так искренне зазывала выразил свои несбывшиеся надежды. На смех из кухни выглянула Арая и, увидев готового вот-вот разреветься племянника, всплеснула руками.

–Опять чего натворил? – тётка огорчённо смотрела на Грошика: – Ну– ка на кухню бегом, дай спокойно поговорить старшим.

–Нет-нет Арая, тут у нас вопрос, требующий немедленного разъяснения, – всё ещё посмеиваясь, проговорил Кун. Развернувшись, он подхватил уже хлюпающего носом мальчугана и усадил на колени эльме: – Вот, успокаивай.

–Маленький ты дурачок, – ласково произнесла Юллин, вороша Грошику волосы. – Охотники машут кулаками и оружием только когда уверены, что перед ними враг. Те, кто был здесь, тоже нехорошие люди, но пока я не выясню, в чём они виноваты, никто не даст мне права давать им по шее и уж тем более натравливать Гарлина. А если бы я это всё-таки сделала, в первую очередь пострадал бы барн Касам, как хозяин кашеварни.

–Но ты же Охотник, – продолжал слабо сопротивляться Грошик, уткнувшись в фаниту эльмы.

– Вот именно поэтому, я должна сто раз подумать, прежде чем поднять на кого-то руку. Я – закон! В самом крайнем его проявлении, понимаешь?

Грошик кивнул, хотя не совсем уразумел сказанное. Но обиды на Юллин у него уже не было. Оказывается, она не испугалась Рыжеблуда, а просто боялась за Одноухого. А значит и за них с тёткой. И он ещё плотнее прижался к вкусно пахнущей коже фаниты, мысленно поклявшись никогда больше не расстраивать Юллин.

–Ну вы тут миритесь, – растерянно крякнул варщик, глядя на эту сцену,– а я пойду, гляну как там у Фильта дела. Арая, чего стоишь? Еда сама собой не приготовится. Барн знахарь ты вроде хотел Грошику примочки наложить, а ты, девонька, на кота взглянуть собиралась. Давайте-давайте, только скоренько, а потом снова соберёмся, за обедом… думаю, есть что обсудить.

–Юллин, а можно с тобой к Гарлину? – Грошик отнял лицо от груди эльмы и умоляюще посмотрел ей в лицо.

–А примочки? – напомнила эльма.

–Честно-причестно, вот сходим, грайса проведаем, а потом я всё сделаю, всё-всё, что барн лекарь скажет.

–Тогда и я с вами, – кивнул знахарь: – Любопытно, знаете ли, посмотреть на грайса поближе. Уж больно интересный зверь.

Они разошлись. Касам пошёл на крыльцо, Арая в кухню, а весело болтающая троица к выходу на скотник. Выйдя на задний двор Юллин огляделась.

–Что, утром не насмотрелась? – улыбнулся Кун. – Так Грошик сейчас нам тут всё покажет. Покажешь?

Грошик важно кивнул и, прихрамывая, зашагал по дощатым мосткам, приглашая остальных следовать за ним.

–Ну, перед нами хлев, – начал он. – Тут скотину всякую держат, когда есть, а в пристройке жратва ейная, значит. Это сарай, тут мы всякую всячину складываем, по хозяйству которая. Здесь вот телеги стоят, – он показал на навес, под которым действительно стояли две телеги – большая и малая, и повозка эльмы. Обогнув сарай, Грошик вывел их к странному на вид сооружению: на столбах, высотой со знахаря, находилась площадка с посаженными на ней кустами. Ветви кустов торчали вверх и в стороны, переплетаясь друг с другом, и тянулись к тонким жердинам, прикреплённым к таким же тонким перекладинам. Некоторые же побеги опускались вниз, окутывая столбы настоящим покрывалом из листьев, каждый из которых был шириной с ладонь Юллин.

–А это… – начал, было, Грошик, но эльма его перебила.

–Я знаю, – она как-то по-детски обрадовалась, будто встретила старого знакомого. – Это садик. У нас тоже такой был…

–А вот и нет! – Грошик даже в ладоши захлопал от избытка чувств. – Это винник. Помнишь, ты говорила, что тебе вино у барна Касама нравится? Вот здесь он его и делает.

–Там, наверху, кусты липкой цатры, – вмешался Кун. – Её ягоды собирают, замачивают, ждут, пока они набухнут и ссыпают в бочонки. В каждый наливают немного забродки (её варщик делает сам, а из чего – великий секрет). После этого бочонки плотно закрывают, закапывают в землю и через пару месяцев вино уже можно пить. Не трогай! – вскрикнул он, увидев, что Юллин протянула руку к листочку. – Этот кустик не зря зовётся липким. Приклеиться и всё, будешь ножом с ладони срезать. Так цатра защищается от внешних врагов, типа гнуси. Знаешь, как визжат, когда в объятья этих милых с виду листочков попадаются? Ужас просто! Начинают себя грызть, чтоб освободиться. Но раз в полгода листья осыпаются. Вот тогда-то варщик урожай и собирает. Да и мне работёнка находится-из опавших листьев я делаю прилипу, которой Детинушка царапины смазывал. Так что грайсу твоему надо поосторожней быть, заденет ещё ненароком…

–Думаю, он уже сам всё понял, – рассмеялась эльма.

–Вот как?

Эльма только кивнула и опять засмеялась. Смех очень шёл ей, но Кун отметил, что радоваться Юллин, видимо приходится нечасто, и сейчас она наслаждалась каждым моментом какой-то внутренней свободы.

–Конечно, понял. Он, барн знахарь, знаешь какой умный! – Грошик готов был грудью встать на защиту зверя. – Вчера Юллин сказала рыжеблудовых не трогать, так он утром нынче Детинушку даже не поцарапал, вот как. А гнусей он сколько подавил? Скоро всех переведёт!