Коридор уходил куда-то вниз, из него доносились слабые, как шуршание крыльев ночного мотылька по стеклу, звуки. От них даже Рубосу стало не по себе. Но, как ни странно, Сухмет не проявлял немедленного желания окунаться в этот темный и непонятный провал. Сухмет все еще не мог оторваться от стены. Наконец он с извиняющейся улыбкой проговорил:
– Нет, не могу удержаться, чтобы не увидеть их собственными глазами. Конечно, это может осложнить переговоры, но, с другой стороны, проявление силы тоже необязательно пойдет во вред.
Рубос ничего не понял. Но Сухмет и не думал пояснять. Он обернулся и попросил:
– Рубос, перед залом с треножниками стояли факелы с ярким таким, дневным пламенем. Сруби-ка штуки три и принеси сюда, пожалуйста.
Рубос отправился назад, в освещенную часть зала, нашел несколько вмазанных в стену факелов на не очень толстых, всего с руку, деревяшках и срубил их ятаганом. Заодно и силу удара в своем новом, накачанном магией Сухмета качестве проверил. Оказалось, что он не так уж и плох. Вот только хруст в кисти на самых сильных ударах его немного беспокоил. Но боли он практически не чувствовал, поэтому ничего не стал говорить, когда свалил факелы перед Сухметом, который все еще ощупывал стену маленькими, желтыми, сморщенными ладошками.
– Что дальше? – спросил мирамец.
– Ничего не чувствую, как они их там расставили?.. – Сухмет очнулся от своей сосредоточенности. – Дальше? Сейчас мы их погасим.
Восточник внимательно посмотрел на негаснущие факелы, и пламя на них вдруг стало тише и слабее. Больше Рубос не ждал, он топнул ногой, обутой в грубый дорожный сапог, и сбил пламя с одного, второго… Третий факел погас сам.
– Теперь, Рубос, разрубай эти медные колбы и высыпай порошок из них вот тут.
Сухмет указал место неподалеку от каменной статуи какого-то рыцаря с обломанным копьем. Пока Рубос работал, восточник походил около статуи, странно бормоча про себя:
– Надо же, столько лет прошло, а они копье так и не поменяли… Только передвинули, чтобы стена не казалась слишком голой… И как ему удалось это копье отломать голыми руками? Это же красный магокани, крепче не бывает, он сталь заставляет тупиться…
Но тут Рубос сказал, что все готово. Порошок, состоящий из мелких ярко-голубых и темно-красных, как рубины, чешуек, и в самом деле лежал ровной кучкой именно там, где когда-то находилась дверь.
– Теперь давай спрячемся, – предложил Сухмет.
Сам он отошел от стены в другой конец зала и щелкнул пять раз пальцами. На пятом щелчке от кучи порошка пошел дым, а потом она с оглушительным треском взорвалась. Стена, у которой эта кучка лежала, разлетелась обломками в разные стороны, и в ней образовался пролом, через который мог бы проехать всадник.
Рубос только головой покрутил.
Они прошли в следующий зал, где стояли знаменитые живые машины Хифероа. Две ближайшие от пролома машины изрядно пострадали. Один обломок ударил по кадке, из которой росло удивительное дерево, переливающееся всеми оттенками синего цвета, и кадка треснула. Дереву это определенно не понравилось, но его еще можно было спасти. А вот вторая машина была практически убита. Несколько кусков стены, острых, как каменные топоры, рассекли кожу на высоких и плоских стеблях, похожих на цветы, растущих из огромного блока малахита, пронизанного тонкими медными проводами и золотыми штырьками.
Сухмет огорченно всмотрелся в гаснущие цветы и пробормотал:
– Печально, когда такая красота гибнет… Впрочем, если он откажется, все равно многое тут погибнет.
Сухмет осмотрелся. Будь у них время, он бы вник в удивительные машины Хифероа основательно и со вкусом, но времени как раз не было. Поэтому он просто погладил некоторые из странных созданий горного колдуна и вышел из зала, поклонившись на прощание.
Рубоса позабавил этот поклон. Он спросил:
– Это все-таки не додзе, чего же кланяться?
– Ты и в гимнастическом додзе кланяешься лишь потому, что зал – священное место постижения истины. Так вот, представь себе, этот зал – тоже место истины. И она тут выступает в еще более ошеломительных обличьях. Только не всем дано это постигнуть… Нет, не думай, в первую очередь я имею в виду себя. – Сухмет помолчал. – Жаль, я не выучил как следует магию живых существ, мне было бы легче понять, какую красоту я только что видел.
Рубос с уважением кашлянул.
– А то, что пару этих штук мы все-таки расколошматили, не помешает?
Сухмет вздохнул:
– Еще как помешает. Но уж очень я хотел увидеть, что и как тут живет. Вот и решил, что стоит рискнуть. К сожалению, они перетащили некоторые машины на новое место, а свой взрыв я рассчитывал по старому положению…
– Ты уже бывал тут?
– Я был ментальным наездником моего господина. Да и давно это было, так что они в самом деле могли тут многое изменить. Меня смутило неисправленное копье, но оказалось, что машины – не копье. Машинами они как раз занимались.
Рубос уже ничего не понимал:
– Какое копье?
– Да так, не важно. Теперь, почтенный Рубос, приготовься. Мы отправляемся прямиком в приемный зал здешнего хозяина.
С этими словами Сухмет раскрыл двери, ведущие в зал, где некогда Лотар устроил отменную свалку между драконами. На этот раз драконов не было. В этом зале вообще никого не было. Быстро, даже не заглядывая за колонны вдоль стен, за которыми вполне могла прятаться засада, Сухмет пошел вперед, прямиком к двери, за которой находился Хифероа.
Рубос едва догнал его. Сухмет посмотрел на мирамца, серьезно, как на похоронах, подмигнул ему, беззвучно спрашивая поддержки, а потом одним движением распахнул двустворчатые двери. Они откатились в разные стороны, но не до конца. И все-таки в образовавшуюся щель Сухмет прошел рядом с Рубосом, плечом к плечу.
В зале, раскинувшемся перед ними, со времен Лотара кое-что изменилось. Не было полок со странными штуковинами, не было столика с разными подручными вещами. Лишь трон Хифероа остался прежним – целиком вырезанным из монолитного куска горного хрусталя, чистого и прозрачного, как северное стекло. И несмотря на это – теплого, уютного, успокаивающего.
Хифероа тоже изменился. Теперь он сидел, выпрямившись как истукан. И даже от дверей было ясно, что обе его ноги пребывают в полном порядке. За семь лет, которые прошли после гибели Цвана, он сумел избавиться от увечья.
У его плеч, затянутых в серебристо-серую драгоценную парчу, стояла Гепра, бывшая Держательница Ближнего Покрывала бывшего архидемона, а слева на странной каменной скамейке восседала Сроф.
Рубос, который прекрасно помнил, как птица некогда атаковала его, связанного сетью по милости Азмира и не способного защититься, вздрогнул и положил руку на эфес меча. Но Сухмет, не глядя, снял его руку с меча. Затем он сделал несколько шагов вперед и поклонился:
– Приветствую тебя, великолепный Хифероа. Я рад видеть, что ты пребываешь в добром здравии, и еще раз с благодарностью вспоминаю по этому поводу моего прежнего господина.
Хифероа глазом не моргнул:
– Рабам всегда свойственно искать господина. Пожалуй, если ты искренне предлагаешь свои услуги, я могу найти тебе место, но не рассчитывай на многое. У тебя не очень хорошая репутация, старик, к тому же… – Колдун не удержался: – Ты поранил одну из моих любимых машин. И даже убил другую.
Рубос понимал, что ему не следует очень уж мешать Сухмету, который вел собственную игру, но не удержался. Отчетливо, так, что было слышно во всех углах помещения, но все-таки и не в полный голос он произнес:
– Мы еще не вошли во вкус, колдун.
Хифероа посмотрел на Рубоса яростным, горящим взглядом. Сухмет отчетливо представил себе, что в них вот-вот загорится красный демонский огонь, и тогда жажду крови этого существа будет трудно подавить. Поэтому он довольно поспешно произнес:
– Мой друг хочет сказать: мы не ищем нового господина. Мы явились как послы… Если угодно, послы, взывающие к доброй воле.
Хифероа дрогнул бровями, пытаясь изобразить веселье. Но, должно быть, он так давно смеялся последний раз, что забыл, как это делается, и у него ничего не получилось.
– Странное выражение – добрая воля, ты не находишь, старик? Он подразумевает, что имеется и злая воля, и, вероятно, какие-то иные образцы воли… Мне не нравится то, что ты сказал. Если ты не пришел с покорностью в сердце, тебе здесь делать нечего.
На последних словах голос Хифероа затвердел, как река покрывается льдом, который уже не всякая сталь может проломить.
– Странное дело, те, на входе, тоже сказали, что мы должны убираться, – снова вмешался, на этот раз погромче, Рубос. – Но теперь их пепел ссыпается в пропасть.
Хифероа понял, что суровыми взглядами пришельцев не пронять. «Он забыл не только о веселье, но и о мужестве некоторых людей», – решил Рубос.
– Это угроза? – спросила ласковым голосом Гепра, поскольку пауза действительно затянулась.
– Ну что ты, смертельно прекрасная Гепра. – Сухмет вежливо поклонился, но, так сказать, с отчетливым западным акцентом. – Рубос просто позволил себе вспомнить кое-что.
– Хорошо, – продолжила, наверное, уже Держательница Ближнего Покрывала Хифероа, – что вы хотите просить у нашего господина?
– Мы пришли требовать трон, украденный некогда из оазиса Беклем, который еще несколько раз менял владельца и оказался, как показали мои изыскания, здесь, в твоем дворце, великолепный Хифероа.
Птица Сроф вдруг опустила полупрозрачную пленочку на глаза, словно собиралась спать. Это заставило Рубоса напрячься, потому что стало ясно – она чего-то ждет.
– Почему ты решил, что он находится у меня? – спросил Хифероа.
Рубос простодушно развел руками:
– Да потому, что он просто где-то тут.
Колдун перевел взгляд на мирамца. Глаза его стали узкими, как лезвия магадирских кинжалов, после которых, как рассказывают, не всегда даже кровь выступает на коже – настолько тонко они режут.
– А на каком основании ты пришел требовать что-то?
Сухмет кратко, но толково изложил все позиции требования, разумеется в собственной интерпретации. Рубос признал, что в этом зале с хорошей акустикой перед колдуном и его подручными вся история звучит весьма убедительно. Если, конечно, она могла тут кого-то хоть в чем-то убедить.
Тогда Хифероа потер коленки, словно хотел убедиться, что после рассказа Сухмета они все еще остаются при нем. Должно быть, очень уж явно он припомнил времена, о которых рассказал Сухмет.
– А если я скажу нет?
– Тогда мне придется, невзирая на твою волю, обыскать этот дворец, – спокойно и рассудительно проговорил Рубос. Теперь он не считал нужным понижать голос.
– Даже так? – удивилась Гепра. Впрочем, она с самого начала знала, что так получится.
Сухмет кивнул, опять по-западному. Чувствовалось, он очень хочет подчеркнуть свою непохожесть на тех существ, с которыми вел переговоры.
– Именно так, – подтвердил Сухмет, чтобы его поняли правильно.
– Тогда… – Хифероа задумался, но каждому стало ясно, что игры кончились. Внезапно он вскочил на свои недавно приобретенные ноги и указал на пришельцев пальцем: – Взять их! И казнить на моих глазах самой лютой смертью!
Тут же из потайных дверей, открывшихся по всему залу, стали выскакивать стражники. Тут были и сарофаты – волосатые большеноги, которые привыкли разрывать своих противников за ноги, чересгамы – круглые на вид воины, закованные в естественные роговые пластины, способные раздвигать их, захватывать и переваривать противника целиком, отиссы – закованные в странные доспехи тонкие и злые красавицы, ведущие бой на невероятной скорости, любящие грызть еще живое, трепещущее под их зубами мясо, и много другой нечисти. Но все они опоздали. Рубосу удалось затолкать Сухмета в самый узкий угол зала, где на них не могли нападать больше двух стражников одновременно, и прикрыть его собой. А потом, отбивая первые атаки слуг Хифероа, он заорал через плечо:
– Колдуй, Сухмет, колдуй! Долго я не продержусь, их слишком много!
Сухмет послушно, не выпуская посоха Гурама, положил обе ладони на свои виски и опустил голову.