Он смотрел, как она вздрагивает во сне, и внутри у него все обжигала тоска.
Прежний мир больше не существовал, остался лишь его призрак, враждебный, дурно пахнущий. Как и остальные выжившие, они превратились в перекати-поле, и впереди их ждала постоянная, изматывающая игра в прятки со смертью. Вопрос был лишь в том, насколько у них хватит сил?
Иван погладил спящую Еву по лицу, поднялся с колен, выглянул из окна. Место, где они остановились, настолько удобное, что он неосознанно ждал неприятностей. Продуктовый магазин, полный консервов, который до сих пор никто не разорил, казался крошечным раем. Но разве рай находится посреди ада? Что-то Иван упустил, и они скоро уйдут отсюда. Даже ночевать не останутся.
Из окна просматривался перекресток и противоположная сторона улицы. Ряд полуразрушенных катаклизмами, временем и выжившими людьми зданий. Тихо. Даже крыс не слышно. Странно, что в здании нет помета этих тварей. До сих пор не добрались? Разве есть такие места?
Ивану померещилось движение на улице, он прижался щекой к стеклу.
По улице кто-то двигался. «Шатун»! На последней стадии, едва переставляющий ноги, он брел, спотыкаясь, вскидывал голову, но сомнений не возникало – обречен. Еще немного, и он заснет на ходу. Заснет, чтобы уже никогда не проснуться.
Во сне застонала Ева. Иван покосился на нее, затем проводил взглядом шатуна.
Через несколько минут появился еще один. На этот раз женщина средних лет, одета тепло, несмотря на летнюю погоду. Похоже, она борется давно. Снова застонала Ева. Такое чувство, что шатуны мешают ее сну.
Иван отвернулся, посмотрел на Еву. Захотелось прижаться к ней, ласкать, благодарить и снова благодарить за то, что она есть. Господь, если это Он наслал Великую Катастрофу, наконец-то, отыскал средство, чтобы мужчина и женщина ценили друг друга, чтобы необходимость друг в друге была замешана на физической смерти. В нынешние времена человек не мог выжить один. Сейчас, чтобы проснуться, его нужно будить. Только вмешательство извне вытаскивало его из состояния, которое плавно переходило в смерть. Сон – брат смерти? Чье это изречение? Китайское? Теперь, если хочешь жить, спать можно только по очереди. Если есть с кем. В противном случае не поможет ни воля, ни хитроумные приспособления. Только человек мог сейчас разбудить человека, а не шумовое устройство, падающий тяжелый предмет, льющаяся на голову вода. Можно подумать, что лишь телесный контакт с другим живым существом способен извлечь сознание спящего на поверхность.
Мимо магазина проковылял очередной шатун – молодой мужчина. Многовато их в одном месте. Ивану это не понравилось, желание убраться из магазина окрепло. На последнем издыхании шатуны становятся агрессивными, а если их много, это может быть по-настоящему опасным. Перед кончиной у них обостряются все чувства.
Иван хотел выйти, убедиться, что шатуны скрылись из вида, сонливость вынудила его переменить решение. Лучше не рисковать. Он разбудил Еву. Иван тормошил ее несколько минут – она мало поспала, сон отпускал ее неохотно.
Он передал ей старые, до сих пор идущие часы, постучал по циферблату.
– Мне нужно поспать. Один час. Слышишь, Ева?
– Час?
– Да. Мы уйдем отсюда. На ночь здесь лучше не оставаться.
Она хотела что-то спросить, но промолчала.
– Разбудишь меня через час. Ни минуты больше.
Она коснулась губами его щеки.
– Спи, не волнуйся. Мог и не говорить ничего. Ты все время твердишь: ни минуты больше.
Она гладила его руку, дрема подхватила его сознание.
Откуда у них эта потребность во сне?
Сосед Ивана, работник какого-то НИИ, который находился в той же группе, где Иван и Ева пережили Великий Холод, высказал предположение, что именно из-за длительного бездействия, ожидания и стресса у человека в организме произошли определенные изменения. Сколько длился Великий Холод, точно не знал никто. Не было ни весны, ни лета, одна бесконечная зима. Даже ночь не сменялась днем. Был лишь один способ бороться с этим – как можно больше спать.
Засыпая, Иван вздрагивал. Он снова переживал тот момент, когда однажды проснулся от сильного подземного толчка. Ева – а она уже не спала – смотрела на него расширенными глазами и не могла говорить. Казалось, где-то глубоко под землей взорвали самую гигантскую бомбу во Вселенной. Однако многоквартирный дом, куда они с Евой недавно переехали, не развалился на части. Это выглядело противоестественно, что соседние дома стоят невредимые. Что-то тряхнуло землю, а разрушений не было. Но это оказалось только начало.
Великий Холод пришел, когда первоначальная паника сходила на нет. Дальше небольшого шока и кое-где локальных беспорядков дело не пошло. Холод ударил внезапно, и все-таки какие-то часы – пока температуры не стали зашкаливать ниже всех мыслимых пределов – у людей были. Другой вопрос, что мало кто понимал, куда бежать, какое убежище надежней и как быстро его надо достичь, чтобы не оказаться отрезанным от последнего призрачного шанса.
Ивану и Еве повезло лишь потому, что они пошли на поводу у своих соседей. Те бежали к ближайшей станции метро, паника заразила Ивана и Еву. Так они оказались в числе спасенных, но кто знает, не лучше ли было умереть еще тогда?
Почему-то Ивану вспоминался и снился именно подземный толчок, бегство к метро при первом морозе посреди лета. Это был предел, разделивший Прежнюю Жизнь и теперешнее существование. То, что происходило в метро, превратилось во что-то смутное и неправдоподобное. Казалось, Иван слышал эту история с чьих-то слов, историю неинтересную и потому плохо запомнившуюся. Сплошное ожидание и нервная, изматывающая дележка принесенных извне продуктов. К счастью, группа, где оказались Иван и Ева, избежала кровавых разборок. Стычки, мелкие, без серьезных последствий, случались всего пару раз. Потом возникла еще одна проблема – они все чуть не умерли во сне. Каждый хотел спать, и они спали, спали, спали – так было легче, меньше хотелось есть, пить, меньше оставалось времени на раздумья и терзания. Вскоре они заснули все. Если бы не случайность – разбитый спящим соседом нос, Иван не проснулся бы и не разбудил остальных. Но дальше появилась еще одна причина для споров: дежурить одному или нескольким? Каждый хотел урвать себе лишние минуты сна, но как разделить дежурства поровну и проконтролировать, что все честно?
Когда появилась весть, что Холод ушел, и люди поднялись на поверхность, Иван и Ева прибились к новой группе. Ими двигала тщетная надежда, что где-то будет лучше, чем раньше. Вся их прежняя жизнь проходила под знаком принадлежности к какой-то группе, не так ли? Избавиться от этого оказалось непросто.
На поверхности были такие же растерянные люди, они наблюдали множество оттаивающих трупов и замерший технический мир. Без человеческого фактора все превратилось бы в ненужный хлам даже без последствий от низких температур. Теперь, в новых условиях, группы напоминали скорее стаи, беспредел явил себя быстро. Иван и Ева отбились от своей группы, едва не став жертвами. Окружающая действительность лишь подтверждала, что отныне по доброй воле люди не создадут сообществ, они разобьются на пары или мелкие группы. Сколько это продлится, неизвестно, но теперь никто и не планировал на годы или месяцы вперед.
Иван и Ева были вместе изначально. Молодожены, общие интересы, на мир смотрят одинаково, психологическая и сексуальная совместимость. Но любой из этих факторов давно превратился в набор слов, важным было лишь осознание факта, что поодиночке их ждет смерть. Все остальное – интересы и взгляды – вдруг превратились в вещи, что остались в брошенной квартире. Они бы не помешали, но их нет, и лучше не терзаться, забыть о них навсегда.
Иван медлил, не желая оставить Еву одну даже ненадолго.
Он выглядела такой беззащитной. Бодрствующая она казалась девчонкой, которую легко обидеть. Худая, голенастая, небольшая грудь, удлиненный, неправильной формы подбородок, большие глаза. Волосы грязные – только ради этого надо устроить ей ванну в ближайшее время. Ее никак не назовешь шикарной, но для Ивана она была родная – это перевешивало многое другое. Кроме того, понятие женской красоты теперь стало иным.
Иван оглядел себя. Застиранные джинсы, старая клетчатая рубашка, доживающие свой век ботинки. Лица своего он не видел давно, но, судя по всему, последний год внешности его не улучшил. Чтобы меньше возиться с гигиеной, Ева брила ему волосы на голове и вполне серьезно планировала делать то же с собой. Пока Иван ее отговаривал, но с каждым разом все с большим трудом.
Он подходил к двери, когда Ева повернулась во сне, легла на спину, раскинув руки. Иван замер, вернулся, присел на корточки. Он потрогал ее живот. Живот казался еще более выпуклым, чем раньше. Его уже можно рассмотреть под одеждой.
И как Иван не заметил этого до признания Евы?
Пять недель назад Ева впервые сказала, что вроде бы беременна. Вроде бы! Иван лишь усмехнулся. Во время Великого Холода пронесся слух, что дети больше не рождаются. Это казалось естественным – какие дети в такое время? Время шло, женщины не беременели. Маленьких детей уже не осталось. Выжившие выросли. И это не выглядело странным и зловещим катаклизмом. На кого рожать новое поколение? Кто стал бы родителем в здравом уме?
Когда спустя неделю Ева подтвердила собственный диагноз, признавшись, что месячных нет более трех месяцев, но она сама долго не верила в истинную причину, Иван не знал, радоваться ему или горевать. Он решил не заглядывать так далеко, постарался об этом забыть.
Напоминанием стал живот Евы, не ее слова. Иван погладил ее живот, нехотя поднялся, вышел из здания. Он вытянул из-за пояса топор, перехватил поудобней. Далеко он не пойдет. Надо убедиться, что в нужном направлении тихо, безлюдно. Из города лучше уйти на рассвете. Если ночь застанет в пути к другому населенному пункту, есть риск стать жертвой собак. Крысы так не хозяйничали в городах, как собаки, сбившиеся в стаи, на дорогах. Неужто раньше это были друзья человека? Сейчас они превратились в самодостаточную массу. Они размножались, чтобы пожирать самих себя. Если рядом не было иных существ. Именно из-за собак, не только из-за крыс, люди не могли оставаться на одном месте подолгу.
Вечером из города выходить нельзя. Надо найти новое пристанище. Менее приметное и простенькое, но пристанище. Можно устроить там склад консервов. На всякий случай. Они с Евой уже возвращались туда, откуда, казалось, уходили навсегда. Все, что нашлось в магазине, с собой не унесешь, и смысл оставить тайник с припасами есть.
Насколько все было бы проще, будь у них возможность осесть на одном месте! Не надо постоянно куда-то идти, можно сделать запасы продуктов и необходимых вещей, многие из которых не возьмешь с собой в путь. Но это нереально. Сидеть на одном месте – еще опасней, чем куда-то идти. Собачьи стаи все чаще появляются в городах. Если они учуют человека даже в большом многоквартирном доме, можно не сомневаться – кольцо оцепления обеспечено. Не помогут ни разные выходы, ни этажи. Но даже не будь собак, не дадут жить крысы. Сначала появится одна, затем с десяток, а после, если человек по-прежнему будет находиться в этом месте, они полезут сотнями, обнаглев, не обращая внимания, что кто-то убивает их сородичей. Всех не убьешь, и каждая гадина рассчитывает на собственную удачу. Своих тоже можно жрать, если не перепадет с человеческого стола.
Иван шел медленно, часто останавливался, оглядываясь, прислушиваясь к тишине. Заходящее солнце грело ему спину. Он ориентировался, что они выйдут из города в восточном направлении. Значения это не имело, но всегда приятно начинать переход, когда солнце светит в лицо. Они постепенно шли из родных мест в юго-восточном направлении: день начинается с того, что идешь навстречу солнцу, оно незаметно смещается, человек вместе с ним смещается в южную сторону. Ева однажды заметила, что ощущает эту странную потребность – как можно чаще подставлять лицо солнцу, если день не пасмурный.
Подумав о Еве, Иван улыбнулся. Человек в силах привыкнуть к чему угодно. Вот и Иван привык. Сколько было раньше терзаний по мелочам в Прежней Жизни? Сейчас все страхи и тревоги направлены на то, чтобы выжить, чтобы Ева была сыта, достаточно поспала, чтобы ее не жгла та же тоска, что иногда не дает покоя Ивану. Страхи и тревоги растворяются в этой беготне наперегонки со смертью. Временами Ивану казалось, что все не так плохо, а то, что всегда может быть хуже, эту истину он не забывал. Когда ему довелось видеть, как падает в забытьи шатун, чтобы вскоре умереть, Иван понял, что не имеет права жаловаться ни на что.
На широком перекрестке Иван задержался. Дальше он идти не собирался – помнил, что Ева спит и беззащитна. Пристанище нужно искать до этого перекрестка, чтобы недалеко носить консервы. Его внимание привлекло трехэтажное кирпичное здание. Похоже на супермаркет в Прежней Жизни. Облезлое, с дырявой крышей, но выглядит крепким, кое-где в окнах даже уцелели стекла! Там наверняка есть несколько выходов и масса мелких подсобных помещений. Можно оборудовать тайник, устроиться самим. Возможно, они с Евой уйдут не завтра, а через день-два. Надо отдохнуть, пока есть возможность, никогда не знаешь, что ждет впереди. Собачьих следов нигде не видно, нет признаков присутствия банд, которые ищут рабов. В этом городе вообще минимум признаков того, в какую помойную яму превратился мир.
До возвращения нужно заглянуть в супермаркет. Иван повернулся, что-то на асфальте впереди привлекло его внимание. Он приблизился. Это был какой-то знак и надпись мелом, разобрать мешали многочисленные трещины на асфальте. Иван пригнулся.
Жирная неровная стрелка указывала в восточном направлении.
Рядом была надпись корявыми буквами: «ИДИ ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ».