Вычислитель (тетралогия)

Глава 1 Станет теплее

Прибытие корабля на такую планету, как Лусия, всегда считалось событием. Удивляться нечему: этот скудно населенный людьми мир был сущим захолустьем. Любому школьнику известно: девять десятых объема Галактики вообще терра инкогнита, а в той ее части, что считается исследованной и даже частично освоенной, девяносто семь из ста колонизированных людьми планет можно смело отнести к разряду захолустий.

Суровая борьба за самое необходимое? Унылое прозябание? Где как. На некоторых периферийных планетах колонисты устроились очень даже неплохо, порой настолько удачно, что дерзают мечтать о статусе доминиона, а то и – страшно выговорить – о независимости от метрополии. Изредка даже случается, что мечты воплощаются в реальность. Вечный, неостановимый процесс.

Лусия была не просто захолустьем, а захолустьем в квадрате, периферийной дырой. Ее оранжевое солнце, выброшенное миллиарды лет назад из диска Галактики, спокойно дрейфовало в галактическом гало вдали от ярких звезд, массивных туманностей и, разумеется, от центров цивилизации и оживленных торговых путей. Как правило, торговые корабли опускались на поверхность Лусии не чаще раза в год, но и трехлетняя изоляция никого не удивляла. Лишь продукции, предназначенной на экспорт, скапливалось на складах больше.

Незнакомый корабль, грузно опустившийся на каменистый пустырь, исстари служивший космодромом, как вскоре выяснилось, не был торговцем. Это был транспортник, и из его обширного чрева немедленно потекло столько всего, что таможенный чиновник округлил глаза и разинул рот. Всевозможные машины – от колесных, гусеничных и полугусеничных грузовиков до антиграв-платформ. Два небольших флаера незнакомого типа. Контейнеры с продовольствием, контейнеры с одеждой и лишенные маркировки контейнеры непонятно с чем. Своим ходом вышел здоровенный робот-андроид, немедленно был облаян собаками и, проигнорировав их, встал по стойке смирно. Еще какие-то ящики, какие-то тюки…

Наконец, последним из чрева корабля выплыло знакомое инвалидное кресло с антиграв-приводом, и таможенник перевел дух. В кресле чинно восседал известный всей Лусии чудак, меценат и благодетель Рауль Амбрус – сухонький, седенький, с протезами ниже колен. Он так и лучился благостной улыбкой.

Таможенник снизошел до того, что сделал два шага навстречу: все-таки прибывший был заметной фигурой на Лусии. Будь он вдобавок местным уроженцем, число шагов в знак почтения возросло бы до трех, – но Рауль Амбрус не тянул родословную от первопоселенцев и не имел лусиан в числе предков. Известен – да, щедр – да, влиятелен – тоже в некотором роде да, но высшим сортом никогда не был и не будет. Несколько лет назад прибыл неизвестно откуда, купил гражданство, построил себе усадьбу на отшибе и знай себе живет-поживает в тишине и покое… хотя все эти грузы не очень-то свидетельствуют о намерении и впредь наслаждаться покоем… Бывало, что он отбывал на личной космояхте по каким-то своим делам, но всегда на той же яхте и возвращался. Интересно, что он затеял?

Не успели эти мысли сложиться в голове таможенника во что-то определенное, как корабль втянул пандус, закрыл грузовой лацпорт и бесшумно оторвался от планеты. Проводив его взглядом, таможенник только теперь догадался подобрать отвисшую челюсть.

Ощутимо припекало солнце. Таможенник отшагнул в тень дощатого навеса над входом в таможню. Скользя к нему в пяди над землей, Рауль Амбрус снял панаму, приветственно помахал ею и немедленно нахлобучил обратно на голову. И правильно: день выдался жарким.

Сделав приглашающий жест, таможенник распахнул дверь. Рауль достиг тени под навесом и покачал головой.

– Извини, Пабло. Совершенно нет времени.

Таможенник обвел выразительным взглядом скопище механизмов и контейнеров на летном поле космодрома.

– Куда торопишься? Тут на оформление уйдут сутки, если не двое.

Естественный вопрос в таких случаях: «А нельзя ли ускорить?» – в ответ на что должно последовать глубокомысленное рассуждение, что вот если бы удалось подключить к работе Сюзанну и Лео, то дело пошло бы быстрее, но нынче не их смена, так что сам понимаешь… И Рауль, как всякий неглупый человек, понял бы, что следует отблагодарить сменщиков за труды и беспокойство, а если в числе подлежащих досмотру грузов окажется что-либо, облагаемое пошлиной, то тут и вовсе разговор пойдет особый… Но Рауль сразу поломал всю схему.

– Никакого оформления не будет. Особый случай. Получишь прямое указание от менеджера. Ты только скажи, куда все это загнать, и мой Вавила справится. Кстати, познакомься. Сообразительный парень, хоть и дурак. Пустой склад найдется?

Таможенник заморгал. Сообразительный андроид Вавила тем временем выпустил из лопаток солнечные батареи и развернул их на манер крылышек – подзаряжался, не теряя времени. Мерещилось, будто он собирался взмахнуть батареями и взлететь. Не то Икар, не то Амур-переросток.

Сверху донесся раскатистый гром: пилот корабля врубил маршевые. Инверсионный след потянулся вверх и оборвался в вышине.

Пустой склад на космодроме имелся, и не один. В начале весны грузовоз унианской торговой фирмы забрал весь экспортный товар, а время сбора нового урожая еще не наступило. Лусийский когнитивный орех – эндемик, еще никому не удалось культивировать его в условиях других планет, и если о Лусии в Галактике вообще кто-то слышал краем уха, то можно не сомневаться: только в связи с уникальным орехом. Девяносто процентов экспорта – именно орех.

– Вот как, – озадаченно молвил таможенник. – Особый случай. Понимаю. – Ничегошеньки он не понимал. – А там что? – указал он на контейнер, лишенный маркировки.

– Оружие.

– То есть?..

– Плазменное и пулевое. Боеприпасы к нему. Еще гранаты. Брал что подешевле: количество важнее качества…

Таможенник только моргал. Этот Рауль Амбрус не иначе как спятил. Ну да ладно. Как он сказал; будет указание от менеджера? Поглядим…

– Меня проверять будешь? – спросил Рауль, похлопав правой рукой по пустому нагрудному карману легкомысленной цветастой рубахи, а левой рукой проведя по карманам просторных штанов, тоже заведомо пустым.

Таможенник только рукой махнул: езжай, мол, – и решительно направился к андроиду Вавиле:

– Эй, дурак неживой, делом займись…

…Неживой дурак, умеющий, как немедленно выяснилось, беспрекословно и точно выполнять приказы, еще не успел загнать под навесы и половину прибывшего имущества, как из двери диспетчерской высунулась ошалелая физиономия. Сразу стало ясно, что диспетчер, по своему обыкновению, только-только завалился послать, да вот не дали.

– Эй! – крикнул он. – Освобождай поле!

Что такое?

– Еще один корабль запрашивает посадку…

Таможенник медленно моргнул. Два корабля в один и тот же день? Не бывает. Никогда еще не было. Два корабля в год – и то редкость. А тут…

Да что стряслось-то – мир перевернулся?

От космодрома до столицы путь недалекий – четверть часа неспешного хода. Дороги как таковой не было, да и зачем она на голой и ровной базальтовой поверхности? Залить трещины бетоном – и вся недолга, топай спокойно, а для скользящего на антиграве инвалидного кресла и бетона не надо. Рауль Амбрус добрался до резиденции менеджера за четыре минуты.

Строения безымянного поселка, именуемого столицей, широко раскинулись на высоком берегу над океаном. Ниже был длинный галечный пляж, куда в нескольких местах вели вырубленные в камне ступени. Во время зимних штормов громадные сердитые валы, накрывая пляж, с тупым упорством понапрасну таранили базальтовый обрыв. Но сейчас было тихо.

И жарко. Ни облачка на небе. Близился полдень, тени укоротились почти до предела, люди и домашние животные попрятались, если не считать двух подростков, зачем-то притащивших к резиденции менеджера дохлого несуразника, и нескольких представителей голопузой мелюзги, увлеченно тычущих в дохлятину палками.

Впрочем, нет, подростки уже смылись. Догадались, стервецы, что менеджер прикажет оттащить несуразника за пределы поселка и сбросить в океан. Ну и кому выполнять приказ? Конечно, им, кому же еще. Не поленились допереть на себе этакую тушу с пляжа – молодцы, хвалю, а теперь потрудитесь еще немного…

А теперь кому?

Менеджера звали Томас Гатри. Это был крупный пожилой мужчина с толстым бритым лицом. От жары он спасался на террасе резиденции, кое-как продуваемой бризом, сидел в плетеном кресле, пил, морщась, кислый ягодный сок и временами утирал мокрым полотенцем лицо, залысины и шею. Полотенце мочил в ведре с водой. После обеда, когда станет совсем невмоготу, он уйдет в спальню, где слабенький кондиционер с самого утра храбро борется с духотой, и устроит себе сиесту. Как и все прочие столичные жители, включая тех, у кого нет кондиционера…

Туша несуразника – белесый кожистый мешок с непонятными выростами и венчиками коротких щупалец спереди и сзади – пованивала: то ли начала уже разлагаться, то ли, что вернее, и живые несуразники пахнут не лучше. Менеджеру было плевать. Покрутив толстым носом, он лишь подумал: «Понятно, почему в море их никто не жрет», – и, заметив краем глаза движение, лениво повернул голову.

Скользя над пустынной немощеной улицей – а чего ее мостить, и так сплошной ровный камень, – к резиденции шустро приближалось хорошо знакомое инвалидное кресло с хорошо знакомым калекой. На один миг менеджер даже позавидовал ему: ишь как несется, ловит лицом встречный ветерок и не вспотел, небось…

Странный тип. С ним всегда было интересно поболтать, и удивляться тут нечему: непоседа с шилом в заднице, много где побывал, даже на Терре, если не врет. Даже на Земле! Чем-то ему понравилась Лусия, решил пустить здесь корни. В должниках по налогам не числится, наемным рабочим платит честно, а порой и щедро. В прошлом году пожертвовал деньги на ремонт школы. И раньше жертвовал на то, на се… Интересуется всем на свете, неоднократно был замечен в странном поведении, но ничего предосудительного. Словом – богатый оригинал. Случалось, покидал на короткое время планету на своей космояхте по каким-то делам, но чтобы сразу на полгода – впервые. И даже в свою усадьбу не завернул – с космодрома сразу сюда. Что ему надо?

– Кого я вижу! Старая Развалина! – поддразнил менеджер.

– Рад тебя видеть, Отвислое Брюхо, – не остался в долгу Рауль.

Оба фыркнули. Менеджер пригласил гостя на террасу.

– Надолго к нам? – спросил он не без иронии. И удивился ответу:

– Навсегда.

– Что так?

– Привел в порядок дела, – весело объяснил Рауль, обмахиваясь панамой. – Продал все, что было у меня там… – кивнул он в сторону неба, скрытого крышей террасы.

– И много чего купил, – с деланой небрежностью заметил менеджер.

– Тебе уже доложили?

– Ну а как же. Связь работает. Кстати, где твоя яхта?

– Тоже продал.

Новость. Хотя, в принципе, объяснимая: забавный старикан собирается дожить свои дни в полном покое, а какой же это покой, когда ты здесь, а твоя недвижимость и твои инвестиции – в десяти тысячах парсеков отсюда? Да ну их совсем, пора забыть о суете, понежиться в тепле возле моря. Наследников у Рауля вроде нет…

– Решил инвестировать в нашу экономику? Одобряю. Небось откроешь свое дело?

– Именно свое, – кивнул Рауль.

– Чего еще ждать от тебя… А какое? Или секрет?

Амбрус помедлил секунду, и менеджеру показалось, что он колеблется, но ответ прозвучал твердо и ясно:

– Никаких секретов. Спасательная операция.

Еще одна новость. Кого спасать, от кого спасаться? Совсем из ума выжил старик, а может, перегрелся…

– Что-то я не пойму тебя. Сока хочешь?

– Хочу.

– Аделина!

По причине малонаселенности планеты и слабости ее экономики менеджеру Лусии полагалась всего одна штатная единица обслуги – не то домоправительница, не то домработница, служащая порой и секретаршей. Шлепая тапками, дородная тетка принесла новый кувшин с охлажденным соком и второй стакан с соломинкой, а недопитый кувшин с нагревшимся соком унесла. Менеджер сам наполнил гостю стакан.

– Спасательная, говоришь, операция?

– Именно. Причем в общепланетном масштабе. Спасать придется всех.

– От какой беды?

Рауль сосал сок и жмурился от удовольствия. С сожалением поставив стакан на стол, он раздвинул вьюнки, оплетшие террасу. На востоке в дымке над океаном разгоралось неприятное красное зарево, смахивающее на ожог, – стало быть, вот-вот взойдет Кровавый Глаз.

– Вот от этой, Том, вот от этой.

Менеджер зажмурился от солнечного света.

– Закрой и поясни.

– Тебе лекцию прочесть? – осклабился Рауль. – Ладно, как скажешь. Со школьных лет тебе должно быть известно, что наша звездная система – двойная. Спутник нашего солнца – красный карлик – движется по очень вытянутой орбите, совершая полный оборот примерно за тысячу лет…

– Ровно за девятьсот девяносто семь, – сердито поправил менеджер. – Это-то я помню. Не помню, сколько это будет в стандартных годах…

– И не надо. Вся штука в том, что первые поселенцы прибыли сюда шестьсот лусианских лет назад… будь добр, не поправляй меня, точная датировка не играет роли. В то время Кровавый Глаз удалялся от солнца и никого не интересовал, разве что в смысле слабенького ночного освещения – ведь луны у Лусии нет. Никто не задумывался о том, что будет, когда звезда-спутник вновь приблизится к перигелию. Первопоселенцев можно понять: у них хватало текущих забот, а их потомки привыкли к тому, что Лусия – очень приличная, теплая, тектонически спокойная планета, отнюдь не склонная к природным катаклизмам, и что на северном побережье ее единственного материка очень приятно жить, если не считать того, что летом все-таки бывает жарковато…

– Ценное наблюдение, – проворчал менеджер, утираясь полотенцем.

– Зато зимой великолепно, – признал Рауль. – Зимы у нас просто замечательные, прохладные, но без морозов. Ты когда-нибудь видел снег, Том?

– Да зачем он мне? Вообще-то видел… на снимках. Южные горы, снежные шапки. Бесполезная красота.

– Очень полезная, Том. Если спасение вообще возможно, то мы найдем его только там.

Менеджер намочил полотенце, выжал его и вновь обтер лицо и шею. Нежданный визитер рехнулся, это не подлежало сомнению. Выпроводить его прямо сейчас?..

– Нельзя ли покороче? – буркнул он. – Дела ждут.

– Подождут, – отрезал Рауль, и в этот момент заходили ходуном стропила, посыпался мелкий мусор. Где-то залаяли собаки. Дзенькнуло лопнувшее стекло. Настил террасы качнуло туда-сюда, как палубу катера на зыби, – и все успокоилось. Вскочивший было менеджер под ироничным взглядом Рауля вернулся в пискнувшее под ним кресло. Облегченно ругнулся и услышал:

– Это не страшно, Том. Обыкновенный форшок, предшествующий действительно сильным толчкам. Очень сильным, если я что-нибудь понимаю. Кстати, по пути сюда от космодрома я видел свежую трещину, неширокую такую, в пядь шириной… Давно тут трясет?

– Третий толчок за неделю, – признался менеджер. – Или четвертый? Вроде был еще один слабенький… если не померещилось.

– Тогда еще не все потеряно. Ты меня выслушаешь?

– А я чем занимаюсь?

– Тебя дела ждут, – с издевкой произнес Рауль. – Только имей в виду: у тебя, у меня, у всех нас нет сейчас дела важнее этого. Слушай внимательно. Беда нашей колонии в том, что…

– Лусия не колония! – гаркнул менеджер. – Мы независимы от Унии!

– Потому что не нужны никому, – безмятежно констатировал Рауль. – А лучше бы оставались колонией, тогда, возможно, метрополии было бы на вас не наплевать. Между прочим, тебе для сведения: в отлучке я занимался не только куплей-продажей. Я задействовал все мои связи и все связи обязанных мне людей, чтобы хоть кто-нибудь пришел вам на помощь, – и что ты думаешь? Не добился даже обещаний. Кое-кто из больших шишек выразил сочувствие, но сочувствием людей не спасешь, Том.

Нет, подумал менеджер, кажется, он не сумасшедший. Пусть говорит. Но каков! «Вас» и «вам» – очень показательные оговорки, сразу видно: не коренной лусианин. Чужаком был, чужаком и остался.

– А ты, значит, прилетел нас спасать?

– Вот именно. – Казалось, Рауль не заметил иронии.

– Думаешь, будет сильное землетрясение? – уже серьезнее осведомился менеджер.

– И не только. – Рауль высосал половину стакана и кивком одобрил сок. – Будь так добр, не перебивай. Беда нашей коло… ну, скажем, независимой планеты в том, что здесь никогда не было ни астрономической, ни геофизической обсерватории. У нас вообще нет науки, а заезжие экспедиции интересовались большей частью флорой-фауной, современной и ископаемой. Да и сколько их было?

Одна была в прошлом году, вспомнил менеджер, и ты, умник, возле нее крутился, свою усадьбу им сдал под базу…

– Не все сразу, – пробурчал он. – Мы еще молоды. Придет время…

– Я просил не перебивать. За шестьсот лет можно было хоть раз подумать о чем-то сверх обыкновенных потребностей. Наблюдения я вел сам, расчет провел тоже сам, и его результат полностью подтвердился компьютером… не здешним, конечно. Смотри! – Рауль вновь отодвинул стебли вьюнка, и Кровавый Глаз, уже вынырнувший из океана, невольно заставил менеджера зажмуриться. – У вашего солнца всего две планеты – почему? Ответ прост: когда в результате какого-то древнего катаклизма красный карлик изменил орбиту, все внешние планеты были выброшены прочь из системы. Остались две, и Лусия – вторая. В перигелии карлик проходит достаточно близко от нее, так будет и на этот раз. Расчет показал: в результате гравитационного воздействия ваша планета перейдет на более близкую к солнцу орбиту, и год будет длиться не двести пятьдесят пять лусианских дней, а двести сорок восемь. Ни наклон оси планеты, ни скорость ее вращения при этом существенно не изменятся. Лишь сдвинется плоскость эклиптики и укоротится орбита. Спустя девятьсот девяносто семь лет – нынешних лет, не будущих – при новом визите Кровавого Глаза орбита Лусии вернется к прежним параметрам. Я уверен, что здесь имеет место резонансное или хотя бы квазирезонансное явление. Мы в галактическом гало, и другие звезды не влияют на движение карлика. Он точен, как хорошие часы, и возвращается всегда вовремя. Можно перебрать миллиард планетных систем и не найти ничего подобного. Лусия уникальна. Тебе жарко, Том? Мне тоже не холодно. А станет еще теплее – и, будь уверен, намного.

– Из-за того, что год укоротится на семь дней? – недоверчиво спросил менеджер.

– Этого хватит, поверь. Могу показать расчеты, да ведь ты в них ни черта не поймешь. Посевы зерновых сгорят, скот погибнет. И начнут умирать люди, если только не умрут задолго до всеобщего голода…

– А это еще почему?!

– Тектоника, Том, самая обыкновенная тектоника плит. Слыхал о такой? Приливное воздействие карлика – спусковой крючок для сброса напряжений в коре Лусии. Они копились тысячу лет. Накопленная энергия будет высвобождаться, она уже высвобождается, но это пока цветочки. Будут землетрясения, каких еще не знали поди на этой планете.

– И с какими же последствиями? – хмыкнул менеджер. – Мы все провалимся в тартарары, что ли?

– Базальтовая плита, вероятно, устоит, – словно не замечая сарказма собеседника, продолжал Рауль, – ну, может, растрескается сильнее, чем сейчас, некоторые береговые обрывы рухнут в море… Твой домишко наверняка развалится, как и все другие строения, включая мои. Это, в общем-то, чепуха… Цунами, Том! Ну-ка прикинь: на какой высоте над морем мы сейчас сидим?

– Ну… метров двадцать примерно.

– Восемнадцать. Этого крайне мало. Я знаю, что ты скажешь: переберемся повыше, скажем, вон на тот мыс, построим временный лагерь на семь тысяч человек на высоте в пятьдесят метров… Этого тоже не хватит. Стометровых цунами ты не видел? Знаешь, Том, что палеозоологи Унии нашли в раскопе возле самого Южного кряжа? Похороненные под наносами останки точно таких же тварей, как та, что лежит и воняет возле твоего крыльца. Ну и другие морские организмы, а также водоросли. Датировка: около тысячи лет. Наших лет. Как они там оказались, не подскажешь ли?

Менеджер набычился. Беседу пора было прекращать. Вот привязался, гусь заезжий! Лусианин только формально, а на деле как был чужаком, так чужаком и остался. Пользуется тем, что неловко его выставить после щедрых пожертвований на благоустройство. Сиди тут, выслушивай всякий вздор… Полгода болтался неведомо где, теперь свалился неожиданно, как птичья какашка на маковку, и пугает, а чем пугает? Тем, чего никогда не было и, конечно, никогда не будет. Наверняка свихнулся, это за ним и раньше замечалось. Напряг дефектную извилину и выдумал страхи! Вот разве насчет жары… но все эти расчеты-пересчеты касательно изменения орбиты надо еще проверить! И даже если правда – ну перетерпим как-нибудь. Приспособимся. С нового урожая купим побольше кондиционеров, чтобы хотя бы один был в каждом доме…

– Что ты предлагаешь? – спросил он. – Перебраться всем населением с побережья на Южный кряж, что ли?

– Если не дальше, – был ответ.

Ну точно – параноик… Здравый умом человек не предложит такой глупости. Как бы отделаться от него поделикатнее?..

И выход нашелся: пискнул сигнал вызова с космодрома. Пластинка связного устройства едва не выскользнула из потных пальцев на пути к уху.

– Да! Что?.. Еще один? Ну принимай… разберемся… Корабль Лиги идет на посадку, – сообщил он, дав отбой. – Цель прибытия не назвал. Интересно, что ему здесь надо?

– Может, это за мной гонятся, – хихикнул Рауль.

«Санитары», – договорил про себя менеджер, а вслух сказал:

– За тобой или не за тобой, но извини… сейчас я буду занят…

Рауль изобразил полное понимание.

– Как скажешь, хотя… полчаса у тебя точно есть. Потом не стану мешать, исчезну. Гляди, что я привез. – Движением фокусника он извлек из-под сиденья нарядную бутылку. – Составишь мне компанию? Лучшее десертное вино Эдема, уникальная лоза, фруктовый привкус, десятилетняя выдержка в меловых пещерах Озерного края…

Ого!.. Он и на Эдеме побывал? На сказочной планете, на земле обетованной, о коей вожделеют миллиарды и миллиарды разбросанных по Галактике людей? Однако!

– Вообще-то я на службе, – не очень уверенно проговорил менеджер, не сводя глаз с бутылки.

– С этого вина не окосеешь, проверено.

Искушение оказалось непреодолимым.

– Аделина! Принеси штопор! И два бокала!

Шлепанье тапок, звучный чпок пробки. Гость сам разлил вино по бокалам.

– М-м… интересный вкус. – Менеджер пригубил, почмокал губами с видом знатока.

– Еще бы! – подхватил Рауль.

– Дорого стоит?

– На Эдеме все дорого, зато качественно. Рай для богатых бездельников. Ну, еще научные центры. В одном из них я проверил мои расчеты.

Опять он за свое… Чтобы не ввязываться в никчемный спор, менеджер быстро осушил бокал. Рауль улыбнулся и налил ему еще.

– А ты сам что же?..

– Тяну удовольствие. – Рауль пил крохотными глотками, жмурясь от наслаждения. – А впрочем… что нам чужие изыски? Тьфу! За Лусию! До дна!

– До дна!

Бутылка быстро опустела, и гость, откланявшись, отбыл в своем скользящем над землей инвалидном кресле. Никто не видел, как, свернув за угол, он достал из малого контейнера на подлокотнике стеклянный пузырек и, сняв крышку, вылил его содержимое в рот.

Глава 2 Следствие

Ночью случился еще один подземный толчок, сильнее дневного, и здание полицейского управления, сложенное из массивных каменных блоков, дало змеистую трещину по фасаду. Андрей Илюхин, начальник полиции Лусии, выскочил на улицу едва ли не первым в поселке и уж точно единственным, кто был одет. Спать ему сегодня не пришлось. Он слышал, как осыпались оконные стекла в домах, как по всему поселку выли собаки и визжали проснувшиеся женщины, как гудела земля, а громче всех орали, колотя в двери камер, заключенные в тюремном флигеле. Но все быстро стихло, земля перестала ходить ходуном. Вот и ладно.

Крики в поселке стали тише, кое-где даже раздавался нервный смех, какой бывает у тех, кто счастливо избежал опасности, и в общем можно было предположить, что стихия не нанесла большого ущерба. Андрей приказал запыхавшимся от бега полицейским обойти поселок и оказать помощь пострадавшим, коли таковые будут обнаружены, велел подоспевшему заместителю поспешить следом и принять руководство группой, а сам остался на месте. Он знал, что ни один дом в поселке не разрушен: на Лусии с ее редкими, но яростными зимними штормами строители еще не научились халтурить. Отцы-основатели, набив себе шишек, сделали выводы и завещали потомкам строить на века. Это правильно. А правильно ли, что полиции Лусии, чей численный состав в точности равен количеству пальцев на одной руке, приходится в случае чего работать в качестве спасателей или пожарной команды? Вопрос, в сущности, риторический, но порой и риторические вопросы требуют ответов.

О своем доме Андрей не думал. Он вдовствовал, детей не имел и привык довольствоваться необходимым. Избыток личного имущества только усложняет жизнь.

Кажется, обошлось без пожаров… Через несколько минут возле управления собрались добровольные помощники полиции – все шестеро. Андрей велел им не расходиться, не расслабляться и быть готовыми выдвинуться туда, где понадобится резерв. За час до рассвета заместитель доложил: обошли весь поселок, особых разрушений не замечено, пострадали главным образом сараи и курятники, серьезно раненных нет, есть ушибы и порезы, фельдшерская бригада уже работает.

С рассветом стало ясно: доклад соответствует истине. Андрей отпустил добровольцев и с большим неудовольствием подумал: теперь он отвечает за все, и вовсе не землетрясение тому виной. Еще вчера утром он был вторым лицом на Лусии – и вчера же вечером стал первым. До выборов нового менеджера.

Он еще не решил, станет ли баллотироваться. Пожалуй, нет. На кого оставить полицейское управление? Заместитель слабоват для этой должности, остальные еще хуже: старательность есть – ума маловато. Очень, очень не вовремя умер Пузатый Том! Он был не подарок, но служить под его началом было можно.

Причина скоропостижной смерти – вот вопрос. Не инфаркт и не инсульт, а что тогда? Отравление? Не исключено. Врач не сказал ничего определенного. Анафилактический шок? Тоже возможно. Лабораторный анализ то ли покажет причину, то ли нет, – и скорее нет, чем да, учитывая слабость технической базы. Но инопланетную гостью, с которой покойный менеджер имел беседу непосредственно перед кончиной, Андрей распорядился взять под стражу.

Первый допрос дал немногое: Юлия Новак, назвавшаяся капитаном Интерпола Лиги Свободных Миров, прибыла на малом десантном катере класса «пиранья», каковым сама же и управляла. Других людей, а также андроидов на борту нет. Наличие преступных замыслов – отрицает. Как, разумеется, и вину в смерти менеджера…

В тюремном флигеле сидели шестеро: три кражи, одно вооруженное ограбление и два нанесения телесных повреждений. Следственный изолятор как таковой отсутствовал. Грабитель и два вора получили свое по суду и сидели уже давно; в отношении остальных велось следствие. Андрей, занимая по совместительству и пост начальника тюрьмы, выделил для Юлии Новак отдельную камеру.

Аделина Мопс, помощница и секретарша Тома, показала: приблизительно в полдень менеджер имел довольно продолжительную беседу с известным Раулем Амбрусом. По просьбе Тома она принесла кувшин охлажденного ягодного сока. Сок пили оба. О чем беседовали? Она не вникала, но, кажется, Амбрус настаивал на том, что всем скоро будет плохо. Потом они пили нездешнее вино, принесенное Амбрусом… то есть привезенное, он ведь как прибыл в своем летающем кресле, так и не вставал с него. Да, вино пили тоже оба, она обратила на это внимание. Потом распрощались. Бутылка осталась, да только пустая, а теперь еще и хорошенько вымытая: в хозяйстве пригодится, и не в ее, Аделины Мопс, привычках держать в доме грязную посуду, пусть неряхи зарастают грязью, а она не станет…

После Амбруса явилась эта нездешняя фря с короткой стрижкой и тоже имела беседу с Томом. О чем? Аделина не знала: по ее словам, она заканчивала уборку в доме, затем прилегла отдохнуть на сквознячке в угловой комнате, очень жарко было… Пожалуй, даже задремала. Потом – крики. Кричала эта гостья стриженая, как ее… Юлия. Звала на помощь. А бедняга Том хрипел, хватался за горло и грудь, потом, извините, обделался, свалился ничком и умер, Аделина же помчалась за фельдшером и полицией. Все.

Андрей задал Аделине с полсотни вопросов, уточнил подробности и отпустил свидетельницу, а основательный допрос Юлии Новак отложил до утра. Если подозреваемая окажется невиновной, большой беды не случится, а если она виновна в убийстве – пусть понервничает в одиночке. В этом смысле ночное землетрясение, пожалуй, на руку.

В сухом остатке – очень уж немного. От нездешнего вина не осталось и капли на анализ, а фруктовый сок явно был ни при чем: его сперва испытали на собаке, затем Андрей самолично выпил два стакана и не почувствовал ни малейшего недомогания. Значит, дело либо в вине, либо Юлия Новак – убийца.

Мотив? Вот с мотивом предстояло разобраться.

Но прежде Андрей позвонил Раулю Амбрусу. Узнав о смерти менеджера, тот помолчал, как видно, переваривая печальную новость, затем выразил огорчение и готовность прибыть для объяснений немедленно. Это не входило в планы Андрея. Договорившись, что Рауль явится в управление через два часа, Андрей приказал препроводить Юлию в допросную.

– Начнем сначала. Цель твоего прибытия на Лусию?

Не лишенная привлекательности блондинка, сидевшая по ту сторону стола от Андрея, ответила сухо:

– Выполнение служебных обязанностей.

– Допустим, что так. В чем они заключаются?

– Это совершенно не твое дело.

Думает, отбрила… Андрей усмехнулся самой жесткой из своих усмешек.

– Все, что происходит на нашей планете, – наше дело, дело лусиан. А все противоправное, что здесь происходит, – мое дело. Отвечай на вопросы.

– На вопросы, касающиеся твоих профессиональных интересов, я готова ответить.

– Еще раз: кто ты?

Блондинка столь резко выставила левое запястье, что в первое мгновение подумалось: собирается ударить.

– Имплант-сканер покажет тебе, кто я. Или у вас тут и сканера нет? – По неподвижному лицу Андрея допрашиваемая поняла, что попала в точку. – Что ж, весьма печально… я имею в виду – печально для тебя. Несладко жить на отсталой планете: ни больших дел, ни перспектив…

Пытается разозлить? Ну-ну.

– Ближе к делу, – оборвал Андрей. – Назови себя еще раз.

– Имя: Юлия. Фамилия: Новак. Звание: капитан Интерпола Лиги Свободных Миров, центральный департамент, Терра. Цель прибытия: выполнение служебного задания.

– Суть задания?

В течение какой-то миллисекунды Юлия колебалась, затем произнесла:

– Преследование преступника с целью его ареста.

– Очень интересно. Кого именно?

– Эрвина Канна.

– На нашей планете такого человека нет. – Андрей держал в памяти все фамилии, имеющие распространение на Лусии. Не так-то много их и было.

– Ошибаешься. Эрвин Канн прибыл сюда вчера на грузовом корабле «Таласса». Он опередил меня на десять часов.

«От силы на час», – мысленно поправил Андрей, но вслух произнес иное:

– Так и есть, ты гналась за другим… если твои слова соответствуют действительности. Вчера на Лусию прибыл лишь один человек – Рауль Амбрус, наш гражданин.

– Прикажи принести сюда мои вещи, – вздохнула Юлия.

Помедлив, Андрей распорядился, взглядом предупредив дежурного полицейского: будь начеку, специальное оружие может притвориться самой невинной вещицей. Правда, деваться задержанной все равно некуда, но она может сдуру натворить дел. Кто их знает, этих полицейских с главной планеты Лиги, – с коллегами из других миров Андрей никогда прежде не встречался.

Вещей оказалось немного: дамская сумочка с мелким барахлом, плазменный пистолет незнакомой модели в кобуре для ношения под мышкой, силовые наручники и матовый пластиковый прямоугольник размером с игральную карту.

– Что это? Личный компьютер?

– Он и есть. Дай сюда… Давай, не бойся. Если бы я хотела сбежать, то уже сбежала бы.

Гонор, однако! Хмыкнув, Андрей передал Юлии кусочек пластика. Изящные пальчики исполнили быстрый танец – и в воздухе над столом появилось объемное изображение мужской головы. Оно ни о чем не говорило Андрею. Лицо как лицо, голова как голова.

– Так он выглядел до пластической операции, – пояснила Юлия. – А так – после.

Ошибиться было нельзя: прямо на Андрея с самым безмятежным видом глядел не кто иной, как Рауль Амбрус – правда, не такой, каким он стал сейчас, а такой, каким был в расцвете сил.

– Настоящее имя этого субъекта – Эрвин Канн, – продолжила Юлия, возвращая пластик. – Он в розыске уже тридцать пять лет – я имею в виду стандартные годы. – «Пятьдесят лусианских», – механически перевел Андрей. – Недавно его засекли на Эдеме, там он продал дом с прилегающим участком и ускользнул буквально за минуту до того, как местная полиция получила приказ о его задержании. Я гонялась за ним по всей…

– Минуту! – перебил ошеломленный Андрей. – Ты хочешь сказать, что старина Амбрус имел недвижимость на Эдеме? Сколько же она стоила?

– Немало, можешь мне поверить. Но он продал дом и участок, записанные, кстати, на подставного владельца, гораздо дешевле их реальной стоимости. Он очень спешил. Последнее время Эрвин Канн мотался по Галактике в режиме ошпаренной кошки и, по моим данным, распродал все, что имел. Акции, облигации, недвижимость.

– Зачем?

– Он что-то задумал, и мне хотелось бы знать – что?

– А я думал, тебе хочется арестовать его, – хмыкнул Андрей. – В чем он обвиняется?

– Вооруженный мятеж. Убийство. Создание преступного сообщества. Контрабанда оружия. Похищение людей. Достаточно? Я гналась за ним четыре месяца. На Аресе он опережал меня на сутки. На Глиняной Лепешке я сократила отставание до двух часов. На Офелии-второй он снова оторвался. На Кроносе я почти догнала его, но он опять сумел ускользнуть. Могу назвать еще дюжину обитаемых планет. На Сиринге он вновь обманул меня, избавившись от своей яхты и зафрахтовав транспортник. Выиграл десять часов. Но вот я здесь, и он, насколько я понимаю, тоже.

– С той разницей, что он у себя, а ты у меня, – напомнил Андрей. – Ладно. Теперь спрошу так, между делом: зачем тебе понадобилось убивать Тома Гатри?

– Ты идиот, если думаешь, что я убила вашего менеджера, – с презрением бросила Юлия. – Зачем это мне? Назови мотив.

– Чего ты хотела от Тома? О чем вы беседовали?

– Добивалась его санкции на арест Эрвина Канна, разумеется. Все-таки у вас независимая планета, тем более находящаяся в сфере влияния Унии Двенадцати Миров…

– Мы ни в чьей сфере влияния! – Андрей в сердцах грохнул кулаком по столу. Юлия легонько улыбнулась.

– Ну, как скажешь. Тем более я должна была заручиться поддержкой вашей администрации. Непростая задача. Ведь этот Рауль Амбрус, он же Эрвин Канн, насколько я понимаю, входит в число наиболее уважаемых ваших граждан?

Внешне Андрей никак не отреагировал. Наиболее уважаемых? Вряд ли. Влиятельных – да. Наиболее странных – тоже да. Иммигранты все странные, что, в общем-то, нормально. Но в том, что Амбрус безвреден, Андрей мог бы поклясться. Просто чудак. А у него, если верить этой заезжей фифе, оказывается, вон какой «послужной список»…

Врет, наверное.

– Расскажи о беседе с Томом подробнее.

– Нет проблем. Я предъявила свои полномочия. Ваш менеджер довольно-таки спесиво заявил, что здесь они не действуют и что своих граждан Лусия не выдает. Тогда я предложила ему сладкую конфетку…

– Взятку? – перебил Андрей.

– В определенном смысле. Я пообещала ему взаимовыгодный торговый договор между Лусией и Террой. Ведь экспортом с Лусии занимаются исключительно корабли унианских компаний. Конкуренция между покупателями пошла бы вам на пользу, а уж какие преференции мог бы извлечь из нее ваш лидер – не мое дело.

– Твоих полномочий хватит и на это?

– Конечно. Извини, у вас не такая планета, чтобы вопросы торговли с ней решались на уровне правительства Терры.

– Ясно. Дальше.

– Чтобы помочь вашему менеджеру принять верное решение, я намекнула на возможные негативные последствия в случае его отказа. В конце концов, для ареста преступника Интерпол Лиги мог бы применить и силу. Кто бы нам помешал?

– Полиция Лусии и все ее граждане, имеющие оружие, – внутренне кипя, заявил Андрей.

– Не смешите! Все шансы были бы у нас, а у вас – ноль. Единственный, кто мог бы нам помешать, – сам преступник. Очень уж ловкая бестия.

– Да ну? – ухмыльнулся Андрей. – Старик Рауль?

– Старик Эрвин! Тот, кто отнял у Лиги Астероидную систему и кому там, по слухам, собираются поставить памятник. Тот, кто стал причиной вооруженного конфликта между Лигой, Унией и Земной Федерацией! Конфликта, который только чудом не привел к масштабной галактической войне!..

«А не сумасшедшая ли она? – подумал Андрей. – Похоже на навязчивую идею…» Нахмурившись, сказал:

– Ближе к делу. Итак, ты попыталась применить к Тому метод кнута и пряника. Что было дальше?

– То, чего я не ожидала. – Юлия тряхнула короткой стрижкой. – Мне показалось, что ваш менеджер проявил интерес. Потом он вдруг забубнил что-то неразборчивое – быр-быр-быр, – стал бледным, покрылся вот такими каплями пота и начал задыхаться. Я позвала на помощь. Приковыляла заспанная тетка… кто она покойному – жена? Служанка? Дальше ты знаешь.

Дальше я знаю, молчаливо согласился Андрей. И ничего, по сути, не знаю.

– Кстати, а почему ваш выборный лидер называется не президентом, а менеджером? – спросила Юлия.

– Это имеет значение?

– Просто любопытно.

– Исторические причины, – буркнул Андрей. – Наследие колониального прошлого.

– Освободились – не поменяли? Обычно на радостях меняют все подряд. Новые времена, новые порядки, новые названия, новые символы…

– Зачем?

– Народу приятно.

– Нашему – нет.

– Странный народ.

Меньше всего Андрею хотелось читать ей лекции по истории Лусии. Строго говоря, настоящей колонией она никогда не была, слишком уж бедна и далека, но кому какое дело?

– Сейчас тебя отведут в камеру, – сказал он, – и дадут письменные принадлежности. Да-да, письменные, как в начальной школе, и нечего изображать оскорбленную добродетель. Ты подробно напишешь о том, что произошло с момента твоего прибытия к нам до задержания полицией. Постарайся писать разборчиво, если не хочешь переписывать заново.

– В камере очень жарко, – пожаловалась Юлия. – Могу я написать здесь?

– Нет.

– Можно хотя бы включить кондиционер?

– В камерах он не предусмотрен.

– Послушай, тебе так уж обязательно демонстрировать гостям варварскую отсталость твоей планеты?

– Нет.

– «Нет» – твое любимое словечко?

– Нет. – Андрей кивнул дежурному полицейскому. – Отведи задержанную.

В дверях Юлия обернулась.

– По окончании этого балагана с тебя ванна и стирка.

– Море рядом. – Андрей не любил оставлять последнее слово за противником.

Следующий час он потратил на свои новые обязанности, не имеющие к полиции никакого отношения, и не раз невольно чертыхнулся в адрес Тома, вздумавшего не вовремя помереть. К счастью, единственной стоящей внимания проблемой оказалась авария на водопроводе, ее уже устраняли. Может, кое-кому и удастся простирнуть бельишко…

Точно в оговоренное время явился Рауль Амбрус – как обычно, в своем единственном на всю Лусию инвалидном кресле на антиграве. Сердечно поздоровались – Андрею Рауль всегда нравился. Умный старикан, хотя и с чудачествами. Однако среди его чудачеств никогда не было противозаконных, а вот полезные, напротив, имелись.

– Располагайся. Как твоя хибара?

– Спасибо, стоит как стояла. – Морщины Рауля искривились в улыбке. Его дом можно было назвать хибарой только в шутку. – Ни одной трещины, только стекла повылетали… и бес с ними. Бедняга Том, а? Кто бы мог подумать.

– Вот об этом я и хотел поговорить, – сказал Андрей. – Отчего он умер, как ты полагаешь?

– А какие симптомы?

Андрей рассказал. Рауль стал очень печален.

– Наверное, я виноват, – сокрушенно проговорил он. – Вино.

– Которое вы пили с ним?

– Оно. Лучшее вино Эдема, очень дорогое, на экспорт почти не идет… но я краем уха слыхал о случаях аллергии – исключительно у жителей других планет. – Рауль вздохнул. – Чему и дивиться: человечество ведь давно не едино, на каждой планете мало-помалу формируется своя раса. Сибарит на Эдеме причмокнет, облизнется, захочет повторить, и никакого ему вреда, а кто-нибудь другой на противоположном краю Галактики выпьет всего рюмку – и пузыри у него по всей роже, а то и чего похуже.

– Ты тоже пил это вино? – спросил Андрей.

– Я его и на Эдеме пил. Похоже, я не подвержен. Говорю же: моя вина.

Привез бутылочку, чтобы распить со старым приятелем…

– Что не так с вином?

– Оно содержит малую добавку эдемских фруктов и ягод. Выдерживалось в бочках из местной древесины, это тоже может влиять. Да ты на этикетке прочти, там все написано на стандартном интерлинге…

Хорошо бы на этом можно было закрыть дело, подумал Андрей. Несчастный случай, и никаких лишних неприятностей. Если экспертиза не укажет на отравление – тотчас и закрою. А эта Юлия – пусть пишет. Может, растеряет немного спеси…

– А почему ты вернулся на грузовике? – сменил он тему.

– Потому что продал яхту, – охотно ответил Рауль.

– И дом с участком на Эдеме?

– И дом с участком, и еще кое-что кое-где.

– Зачем?

Рауль всплеснул сухонькими руками.

– Странно слышать, ей-ей. Решил полностью связать себя с Лусией, а ты не рад? Наследников у меня нет, а лусиане в этом качестве ничуть не хуже других. Купил и привез кое-что полезное, да тебе уже, наверное, доложили…

Доложили, это точно. И удивили.

– Ты что же это, помирать собрался?

– А куда я денусь? Хотя вообще-то не тороплюсь.

– Ладно, не торопись, – добродушно усмехнулся Андрей. – Тут у меня к тебе еще два-три вопроса… учти, это официально.

– Выходит, у меня ответов больше, чем у тебя вопросов, – улыбнулся в ответ Рауль. – Но спрашивай.

– По-настоящему тебя зовут Эрвин Канн?

– Так меня звали когда-то, – не стал отпираться Рауль.

– Тебе известно, что власти Лиги обвиняют тебя в мятеже, убийстве, похищении людей и еще черт знает в чем?

– Вот ведь настырные… – Старик сложил руки на тощем животе и выглядел совершенно безмятежно. – Сколько лет прошло, а они все никак не могут поверить, что я помер.

– Обвинения справедливы? – настаивал Андрей.

– С чьей точки зрения? С их – пожалуй, да. А ты слетай в Астероидную систему, спроси там. Шла война за независимость, кто победил, тот и прав. Вот военных преступлений я не совершал… – Он помедлил, будто припоминая что-то очень давнее, и добавил: – Кажется.

Удивительно – и не подумал отпираться… Ладно, подумал Андрей, разберемся. Преступник он или герой, которому где-то там ставят памятник, это действительно зависит от точки зрения и особенностей юриспруденции в разных мирах. Здесь он до сих пор был чист перед законом, улик нет, задерживать нет оснований. А вот с Юлией Новак разговор не окончен… И, скорее из дотошности, чем по необходимости, Андрей спросил:

– О чем вы разговаривали с Томом под выпивку?

– Вот такие дела невеселые, – закончил рассказ Рауль. – И учти, ночное землетрясеньице – это так, легкая щекотка. Просто еще один форшок.

– Будет хуже? – насторожился Андрей.

– И намного. С трудом мы еще вынесли бы жару – посевы не вынесут. А мы не переживем одного или нескольких сильнейших землетрясений и цунами. Надо спешно переселяться на Южный кряж, нельзя терять времени. Вот эту мысль я и пытался донести до бедняги Тома.

– А он что?

– Обещал подумать. Бывают обстоятельства, когда за такие обещания надо расстреливать. Мыслитель!

Рауль стянул губы в ниточку. Сердится старикан, подумал Андрей. Разумную осторожность администратора приравнял к преступлению. А кто доказал, что он прав? По чести говоря, прав он только в том, что геофизическую обсерваторию мы у себя так и не завели, стало быть, прогнозы на основании расчетов невозможны. Но останки несуразников и прочих морских чудищ с тысячелетней датировкой в предгорьях Южного кряжа – все-таки аргумент…

– А что там твои ученые нашли в слоях с датировкой в две тысячи лет? – спросил он.

– Они не мои и не твои, – фыркнул Рауль. – Они просто ученые. Ничего не нашли.

– Вот видишь!..

– Я-то вижу, а ты нет! – вспыхнул старик. – Да, в позапрошлый визит Кровавого Глаза землетрясения на Лусии не были чересчур катастрофическими, волна не дошла до кряжа. Но в слоях с возрастом, грубо говоря, в три и четыре тысячи лет останки морской фауны были найдены. И я очень не хочу, чтобы будущая экспедиция обнаружила в раскопе наши останки!

Андрей забарабанил пальцами по столу. Опасность, о которой бубнил Рауль Амбрус, он же, как выяснилось, Эрвин Канн, мало-помалу переставала быть фантастической. И все же оставалась довольно абстрактной. «Ну почему мне? – только и подумалось. – Нашел Том время помереть!»

– Значит, цунами может смыть нас в ближайшее время? – на всякий случай переспросил он.

– В любой момент, – преспокойно подтвердил Рауль-Эрвин. – Промедление не просто смерти подобно – оно и означает смерть.

– Если я правильно понял тебя, мы не сможем вернуться на побережье и после того как землетрясения прекратятся?

– Скорее всего. Я не в силах рассчитать все изменения климата, это чересчур сложная задача, но могу гарантировать: скоро здесь станет очень жарко.

– И поэтому ты предлагаешь уходить на юг? – хмыкнул Андрей.

– В горах прохладнее. Будь добр, не притворяйся дурнем. Там есть долины для наших посевов, есть горные луга для пастбищ – с голоду не помрем!

У него на все был ответ. Андрей прекрасно знал о планах освоения Южного кряжа, до которых уже полвека не доходили руки. Наброски точно где-то лежат, можно найти и сдуть с них пыль. А только незачем: планомерное освоение и спешная эвакуация – не одно и то же.

Срочно вывести семь тысяч человек с побережья, перебросить их за пятьсот километров на Южный кряж, не имея сколько-нибудь развитой транспортной системы, – ничего себе задачка!.. Скот, пожалуй, можно спасти, а посевы? Сбор урожая должен начаться лишь через месяц. Псу под хвост? А какая-никакая промышленность и все то, что называется инфраструктурой, – их тоже бросить? И начинать на новом месте с нуля? А как насчет пионеров, этих неугомонных индивидуалистов, освобожденных от налогов взамен на освоение новых участков побережья? Известить их – и пусть выбираются оттуда, как хотят?..

– Я вижу, ты не уверен, – молвил старик.

– Не то слово, – признался Андрей.

– Ну так я подброшу тебе еще одну новость. Сегодня с рассветом я облетел на моем флаере окрестности. Стада всех без исключения диких животных уходят вглубь материка, за ними тянутся хищники и прочее зверье. Только наш скот пасется как ни в чем не бывало. У завезенных человеком пород еще нет инстинкта выживания на Лусии. У людей тоже…

Он говорил о страшном совершенно спокойно – сухонький, аккуратный, смахивающий на школьного учителя. Очень хотелось счесть его шарлатаном или умалишенным, покойный Том, наверное, так и сделал, но Том не был полицейским с опытом Андрея и мог спутать убежденность с враньем, а слишком глубокий для лусианина ум – с шизоидностью на грани шизофрении. Андрей не мог.

– Ты ведь не думаешь, что я свихнулся? – спросил Рауль, не дождавшись ответной реплики. – Конечно не думаешь. Хочешь проверить мои наблюдения – я и мой флаер к твоим услугам, он двухместный…

Андрей помотал головой. Он верил.

И не знал, что делать.

Приказать готовиться к спешной эвакуации – невозможно. Лусиане в целом добропорядочны, но независимы и терпят лишь такую власть, какую выберут сами. Им не прикажешь. Потребовать диктаторских полномочий сроком, скажем, на тридцать дней? Не дадут. Он даже не избран менеджером, а после такого требования и не станет им. Электорат охотно припомнит начальнику полиции служебные промахи (а у кого их нет?) и бабку-иммигрантку. На четверть чужой, нездешний!

Раулю бы встать у кормила власти, да где там! Он стопроцентный чужак, иммигрант в первом поколении. Что он может понимать?

А тут еще Рауль – ему бы помолчать в тряпочку! – произнес глубокомысленно:

– Один из пороков провинциальных руководителей – неспособность принимать быстрые решения. Извини, Андрей, но Лусия – далекая провинция, если не вкладывать в это слово политический смысл. У вас давно перевелись люди, умеющие думать быстро и, главное, верно. Вы погрязли в обыденности, вы дышите ею.

– Заткнись! – Крик вырвался непроизвольно, и Рауль заткнулся. Андрей подышал и успокоился.

– Что ты предлагаешь? Вопрос о переселении может решить только общий сход.

– Вот и собери его, – безмятежно молвил старик.

– Да? Ты на нем выступишь?

– Ты тоже.

– И не надейся, – отмел Андрей. – Надо мной только посмеются, а тебя, как только ты предложишь всеобщий исход, и слушать не станут…

– Могу поспорить, что станут. Ты просто не умеешь уговаривать.

– Ха-ха. Дохлый номер. Ты уже пытался уговорить Тома – и что?

– Тебе объяснить разницу между одним человеком и многими?

«Разница в количестве людей, которые будут крутить пальцами у виска», – подумал Андрей и ничего не сказал. А Рауль, не дождавшись ответа, спросил:

– Что ты знаешь о несуразниках?

– Умеешь ты сбить с толку…

– Что тебе известно о несуразниках? – упрямо повторил Рауль.

– Ну что известно… – пожал плечами Андрей. – Морские твари… довольно большие. Несъедобные. Вонючие. К счастью, довольно редкие, потому что глубоководные. Прибой иногда выбрасывает их на берег. В виде дохлятины.

– И все?

– А чего тебе еще?

– Они безопасные?

– Вроде да.

– Если позволишь, я дополню. Все они хищники, ловят разную морскую мелочь. И все они самки. Размножаются только партеногенетически. Это не наводит тебя на мысли?

– Перестань говорить загадками! – рассердился Андрей. – Говори прямо, чего тебе от меня надо, кроме общего сбора.

– Еще четверть часа твоего времени. Прогуляемся до моря?

Андрей и сам чувствовал потребность размять ноги, пока еще солнце не взобралось чересчур высоко. Стоило бы пройти по всему поселку, поглядеть своими глазами, где и что натворил ночной толчок. Пусть ни ночью, ни утром никто не прибежал, вопя о помощи, да и полученные устные доклады говорили о том, что никакой трагедии не случилось, а все же лучше взглянуть самому… Отстал бы еще этот навязчивый старикан со своими ребусами… надоел!

А впрочем, четверть часа можно потерпеть. Не все ли равно, какой избрать маршрут, можно начать и с морского берега.

– Ладно, – согласился Андрей. – Выпущу задержанную и пойдем.

– Выпустишь? – удивился Рауль. – Эту самую ищейку с Терры?

– А что еще с ней делать? Выпущу с предписанием немедленно покинуть Лусию. Доволен?

И тут старик огорошил Андрея еще раз. Вместо того чтобы выразить удовлетворение юридически безупречным и дипломатически верным решением начальника полиции, он покусал бескровные губы и объявил:

– Нельзя ее выпускать.

На мгновение Андрей даже растерялся, настолько неуместными показались эти слова. Да все ли в порядке с головой у дедули?

– Почему нельзя выпускать Юлию Новак?

– Потому что она улетит, – был ответ.

– Ну и черт с ней.

– С ней-то, может, и черт, – меланхолично ответил Рауль, – но ведь улетит и ее корабль!

Глава 3 Беда близко

За всю жизнь Андрей еще не видел такого океана. Как и прежде, ленивые пологие волны набегали на берег и лизали галечный пляж под скальным обрывом, но теперь на волнах качалось множество продолговатых белесых тел, и на всей планете, пожалуй, одна только Юлия Новак не признала бы в них несуразников. Многих выбросило на пляж, они лениво шевелились, вызывая живейшее отвращение, а поверхность океана напоминала просто-напросто суп с клецками, причем протухший. «Клецки», однако, двигались, очень неторопливо и вполне хаотично, напоминая толпу людей, ждущих какого-то события, которое, по идее, должно произойти, но когда – неясно. Жаркий дневной бриз, пока еще слабый, упирался в обрыв, полз наверх и растекался в приземном слое. Вместе с запахом.

– Н-да… – морща нос, протянул Андрей. – Сколько тут этого дерьма…

– А ты прикинь, сколько их по всему побережью материка, – отозвался Рауль, зависший в своем летающем кресле над самой кромкой обрыва.

– На черта мне все побережье… Вот же гадость! Наверное, землетрясение выгнало из глубины всю эту дрянь.

– Очень возможно.

– Ну, тогда они уберутся обратно, – уверенно заключил Андрей.

– Ты так думаешь? – прищурился старик.

– А ты думаешь иначе? – гаркнул Андрей.

– Я думаю о том, что этой вони будет недостаточно, чтобы побудить людей убраться на Южный кряж…

Кто о чем, а этот знай себе дудит в свою дуду! Резкий ответ, несомненно заслуженный надоедой, так и не прозвучал – вместо него воздух вдруг наполнился криком. Кричали в несколько голосов где-то неподалеку. Не у резиденции ли менеджера? Один особенно истошный женский вопль покрыл все другие звуки и внезапно оборвался.

Андрей с места сорвался на бег.

Возле террасы резиденции менеджера происходило то, чего еще никто не видел на Лусии. Прямо на голом камне недвижно распростерлось толстое женское тело, а на нем извивалась, мельтеша десятками гибких лапок, трехметровая черная тварь и деловито вгрызалась Аделине в живот. Два подростка и девчонка помладше, окаменев от ужаса, торчали столбами всего в нескольких шагах и безостановочно орали.

Аделина была уже мертва, Андрей понял это в падении, одновременно выхватывая плазменник. И все же он не хотел бить тварь сверху навылет. Ударившая из плазменника молния отсекла голову твари, не задев женщину. Широкая и плоская башка, несколько раз судорожно сведя и разведя две пары жвал, отвалилась от обширной раны, безголовое тело сползло с Аделины, опрокинулось на спину и принялось дергать лапками. Андрей поднялся на ноги.

– Откуда… это? – тяжело дыша, указал он стволом плазменника.

Перестав вопить, подростки только мычали. Девчонка всхлипывала.

– Отсюда вылез. – Рауль-Эрвин был уже тут как тут. С любопытством тыча подобранным невесть где прутиком в сморщенную вонючую оболочку, оставшуюся от несуразника, он покинул свое инвалидное кресло и даже не кривил нос, обоняя вонь. – Вот, значит, как… А это что?

Только сейчас Андрей заметил гибкое щупальце, похожее на тонкую кишку. Оно выходило из головы твари выше жвал и оканчивалось в груди Аделины.

– Ага, – неуместным тоном естествоиспытателя констатировал старик, – вот так они убивают своих жертв. Потом жрут. Интересно…

Взмахом ножа Андрей отсек щупальце и, выдернув из раны неглубоко засевшее в теле острие, повернулся к наконец-то подоспевшему полицейскому:

– Это – в лабораторию. Яд или электрический орган? Ответ нужен сегодня. Бегом!

И напустился на второго блюстителя порядка, приотставшего и порядком запыхавшегося:

– Не поспеваешь? Пузо наел? Молчать!.. Врача сюда, живо! Нет, стой!.. Отставить врача. Носилки и еще кого-нибудь. Аделину и эту тварь – в клинику на вскрытие. Да пошевеливайся, ты, тюфяк ходячий!

Начал сбегаться народ, послышались ахи и охи, женщины запричитали. Андрей прикрикнул, призывая к тишине, и наскоро допросил сопляков и соплячку. Видели ли они момент нападения? Видели. Девчонка даже видела, как черная тварь выбиралась из несуразника, будто нога из чулка. Тетя Аделина тоже увидела и подошла поближе, чтобы поглядеть. А тварь как кинется на нее…

Дело было ясное. Прибыли носилки, тело Аделины полицейские унесли в клинику. Носилки вскоре вернулись, но погрузить на них останки твари удалось не раньше, чем безголовое туловище перестало дергать лапками.

Мало-помалу зеваки разошлись, судача. Отбыл и Рауль. Осталась лужица крови на голом базальте. Андрей велел смыть ее водой из шланга, затем сам сунул голову под струю. Тени укорачивались. Приближался полдень, еще более душный, чем вчера.

Сколько внятных знаков нужно, чтобы заставить думать хотя бы самых понятливых аборигенов этой планеты? Десять? Сто?

Может, огненные письмена в небе?

Так они уже есть – Кровавый Глаз уже сколько дней подряд взбирается высоко над горизонтом и с каждым днем светит чуточку ярче. Нарушилось расписание приливов и отливов, навалилась необычайная для начала лета жара, один за другим пошли подземные толчки – а им все мало! Из океанских глубин поднялись полчища несуразников, и, кстати, полностью подтвердилась гипотеза о том, что они такое, – неужели и этого мало?..

Так мог бы думать кто-нибудь другой, но не Эрвин. Тупость людей не вызывала в нем ни злости, ни досады. Люди таковы, каковы они есть. Предсказуемые. Не способные удивить. Когда припрет – изобретательные, а в стабильных условиях – косные. И всегда воображающие себя намного более великими, чем это полезно хотя бы для простого выживания.

Ничего нового.

Эрвин размышлял о другом: зачем он вернулся? Ведь знал, что так и будет, тут и расчеты не нужны. Лусианам пора спасаться, а они будут спорить до хрипоты, не верить алармистам и терять время. Нормально. Таков материал, таковы его базовые качества, поддающиеся оцифровке. Но зачем здесь он, Эрвин Канн?

Поражала мысль: просчитывая – как правило, без особого труда – действия других людей, он не сумел просчитать свои. Теорема о неполноте-да, она самая. Без помощи со стороны никто не в силах определить полный набор своих параметров. Это что же – вляпался, как сосунок, в банальную истину?

Выходит, так.

Можно утверждать: хотел спокойно прожить остаток жизни на этой богом забытой планете, потому и вернулся – побороться за спокойное дожитие. Но это будет полуправдой. Можно сказать и так: стало любопытно, насколько точно оправдаются предварительные расчеты. И это тоже будет полуправдой, но две полуправды, соединившись, все равно не дадут окончательного ответа.

Привык за эти годы – так будет точнее. Как и повсюду, люди на Лусии оказались беспечны и безосновательно самонадеянны. Но он еще три года назад знал, что должно случиться с ними, – и два с половиной из них думал, не стоит ли удрать, пока не поздно.

Не удрал.

И не потому, что было некуда. Он мог бы устроиться почти на любой планете Унии или Земной федерации, где до него не дотянулись бы лапы ищеек Лиги. Но второй раз выбрал Лусию – уже зная, что ее ждет.

Что это – старческое слабоумие? Если да, то не вовремя. Если нет, то до объяснения придется еще докапываться.

Может, просто захотелось решить интересную задачу?

Да. Безусловно. Вне всякого сомнения. К старости возрастает потребность в покое, однако разум протестует, вот в чем беда. Еще не угасший разум – старческий, едкий… Жить без мозговой нагрузки нестерпимо скучно, – но разве нельзя было затеять головоломную игру на любой развитой планете?

Еще как можно. Два обстоятельства были против. Во-первых, ради чего? Денег? Власти? Деньги не были проблемой, а императорские регалии никогда не привлекали Эрвина Канна, как не привлекала и диктаторская власть. Во-вторых, никакой человеческий интеллект не сравнился бы с могущественными искинами, управляющими размеренной жизнью Земли, Терры или даже Сиринги. В таких условиях для Вычислителя осталась бы одна «экологическая ниша» – крысиная. Открытое противостояние означало бы верный проигрыш. Да и зачем оно, открытое, кому нужно? Не видно цели.

А роль крысы уже опробована там и сям – всякий раз без удовольствия.

Среднеразвитые планеты-доминионы давали больше простора. И все же – Эрвин не мог не признать – большая часть жизни была потрачена на суету и копошение. Иногда попадались интересные задачи с неожиданными решениями, но все это в прошлом.

Утомившись, он нашел Лусию, намереваясь провести остаток жизни в покое. Планета находилась вдалеке от обитаемых миров, что вполне устраивало. Колония была основана выходцами с Сиринги, одной из развитых планет Унии Двенадцати Миров, что также было хорошо. Как водится, первые колонисты были сектантами, бежавшими от гонений, но у их потомков почти вся религиозность куда-то испарилась, что было совсем замечательно. Осталась привычка жить общинами человек до ста в каждой, дружно работать в ноле или на созданном общиной предприятии, а что до совместных молений, то они больше смахивали на рабочие совещания и планерки с чисто ритуальным поминанием Всевышнего. Словом, туземцы понравились.

Заплатив за гражданство и построив себе усадьбу с неплохим домом и хозяйственными постройками, он так и жил, прослыв безвредным чудаком-меценатом, и развлекался абстрактной математикой, пока не осознал, что есть конкретная задача.

Один из важнейших параметров этой задачи – Андрей Илюхин, начальник полиции и временный менеджер Лусии – как раз входил в ворота усадьбы. Заметив Рауля-Эрвина, прячущегося от клонящегося к закату солнца под навесом, он обогнул цветник с гудящими над ним пчелами и решительным шагом направился к старику.

– Давненько ты ко мне не заглядывал, – констатировал Эрвин.

– Точно, – согласился Андрей, устремляясь в тень и утирая пот со лба. – А это у тебя что? – указал он на установленный на деревянных козлах некий ящик с торчащим из него большим раструбом.

– Это? Слушаю море.

– Не понял…

– Инфразвук. Предвестник глубинных землетрясений под океанским дном. Если нет нормальной геофизической обсерватории, так хоть это… Надеюсь предупредить людей о цунами… хотя если оно будет выше двадцати метров, то предупреждать нет смысла.

– Ясно. Тут еще эти твари… Я сразу радировал рыбакам: все на берег, срочно.

– Лучше поздно, чем никогда, верно?

– Перестань язвить! – вспыхнул Андрей. – В море всего и было две шаланды. Одна успела войти в устье Быстрицы, люди спаслись. А со второй нет связи.

– И не будет…

Андрей скрипнул зубами. Захотелось рявкнуть: «Сам знаю!» Старик, конечно, умен, но умеет вывести из себя. Люди, вероятно, погибли, а он спокоен!

Нет, даже любопытен:

– А что насчет того щупальца с острием – яд или электричество?

– Электрический орган, – буркнул Андрей.

– А насчет половой принадлежности?

– Имеется принадлежность, имеется! Самец.

– Я так и думал…

Думал он! Скажите пожалуйста!

– Я собираю общий сход, – сказал Андрей.

– Очень хорошо, – одобрил Эрвин.

– Завтра на рассвете.

– Уже хуже. Лучше бы сегодня.

– Из дальних поселений люди не успеют добраться сюда даже завтра.

– Тем более незачем ждать. А Юлия Новак?

– Велел выпустить и выдал предписание. Пусть убирается.

– Очень плохо. – Отвернувшись, Эрвин прошептал что-то в кулак.

– Не имею оснований задерживать ее, – сухо ответил Андрей. – А вот выслать в шестьдесят минут имею все основания и даже обязан. Ты что, мечтаешь поссорить нас с Террой? Чтобы оттуда к нам заявился корвет, а то и целый крейсер?

– Ничего не имею против…

– Ха! Надеешься, что чужие вояки нам помогут?

– А хотя бы.

– Первым делом они потребуют выдать Новак, причем вместе с тобой, хоть это ты понимаешь? Возьмут нас за горло.

– Ну и выдашь. – Эрвин имел самый безмятежный вид.

– А! Ну-ну… – Андрей был обескуражен. – Кстати, а что грозит тебе на Терре?

– Ничего не грозит. Я просто не окажусь там.

Манера старика изъясняться ребусами могла бы вывести из себя кого угодно. Андрей глубоко вдохнул через нос и мысленно сосчитал до десяти.

– Я надеюсь, ты выступишь на сходе? – спросил он.

Ответ удивил. Он шел вразрез с недавними словами Рауля-Эрвина:

– Не собираюсь там появляться.

– Почему?!

– Потому что это только повредило бы делу. – На сей раз старик был расположен дать более развернутое объяснение: – Рассуди сам: кто я такой? Чужак – это раз. Значит, не лусианин по духу, никому не родственник, не понимаю местных проблем и вообще не заслуживаю доверия. Такому не место на трибуне. Далее, я считаюсь богатым бездельником, то есть подозрителен для небогатых и трудолюбивых – а их на Лусии большинство. Это два. С чего это старый хрыч уговаривает честных тружеников бросить нажитое и сломя голову бежать в горы? Каким образом и сколько он рассчитывает на этом наварить? Может, рассчитывает стать полноправным хозяином планеты, этаким царьком?

– С ума сошел, – сказал Андрей. – Кто так подумает?

– Ты уже подумал, только выбросил эту мысль из головы, – едко возразил Эрвин. – Не отпирайся, не поверю. Ты отверг эту мысль, а другие не отвергнут. Я знаю.

– Откуда ты можешь знать, о чем я подумал? – втайне соглашаясь со стариком, только и спросил Андрей. – Ты мысли читаешь, что ли?

– Мне это не надо. Ты сам на четверть чужак и уже потому мыслишь несколько иначе, чем большинство лусиан. Твои деловые и личные качества плюс внешние обстоятельства – это цифры и функции, цифры и функции в их непрерывном взаимодействии. Просто немного математики. Я делаю предсказания на основе расчетов.

– В уме, что ли?

– Ну а где же еще.

– Шутишь.

– Если бы…

– Это невозможно, – твердо заявил Андрей. – Не верю.

– И правильно, – улыбнулся Эрвин. – Не верь.

– Ладно, мне наплевать… Значит, ты не придешь на сход?

– Если меня там не будет, а ты поведешь себя как лидер, люди могут и не вспомнить, что ты тоже не коренной лусианин. Если я там появлюсь – вспомнят обязательно. Чего тебе еще?

Андрей ушел, а Эрвин представил себе, как спасались рыбаки с той шаланды, что успела уйти. В устье Быстрицы каскадный водопад. В определенном смысле хорошо, что в реке сейчас мало воды, иначе люди не выбрались бы. И очень хорошо, что несуразники – теперь уже последнему дураку понятно, что это просто личинки, способные к размножению партеногенезом, – не очень-то умеют карабкаться по скользким камням.

На космодром Эрвин поспел вовремя. Андроид Вавила держал на весу Юлию Новак, крепко обхватив ее ручищами поперек туловища, а Юлия брыкалась, тщетно пытаясь выскользнуть из железных объятий, и звала на помощь, угрожая гневом Терры, да что там Терры – всей Лиги Свободных Миров! Возле андроида прыгал и пыхтел таможенник, так же тщетно пытаясь освободить пленницу. Вавила не реагировал ни на пинки, ни на приказы.

Некоторое время Эрвин любовался действием, не покидая инвалидного кресла.

– Ты что?! – закричал таможенник, наконец-то заметив визитера. – Это что такое? Образумь своего болвана!

– В чем дело, Пабло? – как можно невиннее осведомился Эрвин.

– Ты еще спрашиваешь! – Таможенник задохнулся от злости. – Это… это… ни в какие ворота! Ты ответишь!..

– Шел бы ты в тень, что ли, – небрежно посоветовал Эрвин. – Перегреешься.

– Это ты приказал своему дураку хватать всех подряд?! – Глаза Пабло вращались, по багровому лицу текли ручьи пота, рубаха взмокла.

– Ну почему же всех… Только некоторых.

– За самоуправство ответишь!.. Черт! Да прикажи ему отпустить женщину!

– Никакого самоуправства нет, – сказал Эрвин, – а есть точное выполнение распоряжений временного менеджера. Он предписал нашей – гм – гостье покинуть планету в течение часа, – и что мы видим с горечью и прискорбием? Прошло уже шестьдесят две минуты, а она все еще тут.

– Издеваешься? – набычился таможенник.

– Издеваюсь. А тебе придется объясняться с Андреем Илюхиным, если ты не воспрепятствуешь ей покинуть планету. Дерзкая нарушительница должна быть взята под стражу.

– Гадина! – закричала Юлия, стараясь попасть пяткой по коленной чашечке андроида, и попала. Вавиле было хоть бы хны. – Это ты подстроил!

Эрвин только руками развел – что, мол, тут поделаешь, – а таможенник подобрал давно слетевшую с головы фуражку, стряхнул с нее пыль и, хмуро пробормотав «разбирайтесь без меня, я вам не полицейский», ушел в дежурку.

Эрвин подплыл ближе, заехал слева, затем справа, полюбовался. Юлия уже не дергалась, только сверлила его ненавидящим взглядом.

– Твой корабль меня не впустит, я правильно понимаю? – спросил он.

Юлия молчала.

– Я все-таки попробую.

Спустя несколько минут Эрвин вернулся к андроиду.

– Не впускает. Что будем делать, не подскажешь?

Молчание.

– Жарковато сегодня, правда?

Он шевельнул рукой, и над ним развернулся полог. Из спинки кресла выскочила трубочка и изогнулась возле рта. Сделав глоток, Эрвин изобразил блаженство.

– Может, все-таки поговорим?

– Тебя все равно арестуют, – процедила Юлия. – Тебе не скрыться, Вычислитель. – Кличка прозвучала как ругательство.

– Я знаю, но не будем о грустном. Сейчас меня интересует одно: как скоро к нам прибудет хотя бы одно суденышко с Терры?

Молчание.

– Ты наверняка послала сообщение о том, что направляешься за мной на Лусию, – продолжал Эрвин. – С ее орбиты ты, надо думать, послала сообщение о том, что собираешься совершить посадку. Ты сделала это?

Молчание.

– Неужели не сделала? Какое упущение! Ну конечно, тебе хотелось сперва заполучить меня в наручниках, в крайнем случае ликвидировать, а уж потом слать победные реляции. Молодые и настырные все одинаковы. Очень жаль, но, по-видимому, корабль с Терры прибудет сюда не так скоро, как тебе хочется… да и мне тоже.

Юлия непроизвольно дернулась – ему удалось ее удивить.

Но она промолчала.

– Что мне с тобой делать, не подскажешь?

– Ты уже делаешь – убиваешь меня, – хрипло проговорила Юлия. – Дай воды.

– Не пугайся, я не оставлю тебя жариться на солнцепеке, – пообещал Эрвин. – У меня в гостях тебе будет приятнее. Посидишь взаперти, а вот этот парень, Вавила, за тобой присмотрит. Пистолет, что он отобрал у тебя, я оставлю себе. Твое пленение не затянется, обещаю…

Ни вечером, ни ночью не случилось новых толчков, даже слабых. Задолго до восхода оранжевого солнца на главную площадь поселка стали прибывать люди с хуторов, за ними потянулись местные жители. Диск Кровавого Глаза висел низко на западе – маленький, наглый, недобрый. Ночной бриз унес в океан вонь несуразников. Ночь не принесла настоящей прохлады, но все же дышалось легче, чем днем, а остывший базальт уже не намекал на возможность пожарить на нем яичницу. Люди садились кучками на принесенные с собой подстилки и просто так судачили вполголоса.

Кровавый Глаз закатился. С первыми лучами оранжевого солнца появился Андрей с маленьким мегафоном в руке, обозрел площадь, прикидывая, как видно, сколько людей собралось, и не выразил на лице удовольствия. Лишь очень проницательный наблюдатель мог бы заметить, что под насупленным видом временный менеджер пытается скрыть растерянность, – но проницательных поблизости не оказалось Зато встревоженных было сколько угодно.

– Подождем еще, – произнес он в мегафон, видя, как народ поодиночке и мелкими группами продолжает прибывать.

Произошло шевеление, послышалось: «А чего ждать, объявлено же было: на рассвете», – но Андрей не реагировал. Солнечный диск выполз из-за горизонта весь, кровли запылали веселым рыжим огнем. На площади стало светло и тесно. Припозднившиеся занимали прилегающие улицы.

– Теперь начнем, – сказал Андрей в мегафон, и многоголосое шушуканье мало-помалу стихло. Люди тянули шеи. – Все вы знаете о безвременной кончине нашего дорогого Тома Гатри – возможно, наиболее успешного менеджера Лусии за последнее столетие. Наша скорбь велика. Как временный менеджер я должен объявить о дате выборов нового лидера нашего народа. Я не стану этого делать по причинам, которые сейчас изложу, и можете лишить меня должности хоть сейчас, я буду только рад…

«Неплохо, неплохо, – думал Эрвин, следя за происходящим на площади через рецепторы зависшей высоко над головами крошечной „пчелки“. – Резво начал, так и надо. Не мямлит. Насчет „наиболее успешного“ – очень смешно, но уместно. Подсластил. Слушают. А теперь насторожились. Давай, огорошь их как следует…»

Андрей огорошил. Казалось, не может быть тишины, когда несколько тысяч человек кучкуется в ограниченном пространстве, – но нет, было тихо. Лишь гремел над площадью голос временного менеджера, факт за фактом вбивая в головы сограждан то, что Эрвин тщетно пытался вбить в тупую голову Тома. А с Андреем получилось. «Давай, давай, – мысленно поощрял Эрвин, – врежь им по мозгам…»

– Беда близко! – кричал Андрей в мегафон. – Я был бы рад поверить в благополучный исход, но все данные говорят о том, что землетрясения разрушат наш поселок, а волна смоет развалины вместе с теми, кто уцелеет. И даже если каким-то чудом мы переживем все катаклизмы ближайших лет и отобьемся от морских чудищ, нам все равно не удастся остаться здесь, на равнине у моря. Жара убьет посевы и плантации ореха. Мои сограждане! Дорогие мои! Мне тяжело говорить вам это, но я должен сказать: наше единственное спасение – немедленная эвакуация в горы, на Южный кряж…

Будто ветер прошел по толпе – она зашумела и заволновалась. Если Андрей рассчитывал убедить лусиан красноречием, то он заблуждался. Хотя его речь была неплоха – Эрвин оценил бы ее на семерку по десятибалльной шкале и еще один балл добавил бы за энергетику и убежденность. Но этого мало. Толпу можно убедить только в том, во что она сама рада поверить.

Не тот случай.

– Нельзя медлить! – гвоздил Андрей. – Да, я знаю: нам предстоит сделать то, чего лусиане еще не делали. Да, нам придется оставить налаженную жизнь и обустраиваться на новом месте почти с нуля. Да, нам предстоят тяготы и лишения. Да, нам придется бросить многое! Далеко не все можно эвакуировать за считаные дни. Очень больно бросать то, что было нажито трудом целых поколений, но лучше потерять имущество, нежели жизнь. Подумайте о наших детях – у них должно быть будущее! У Лусии оно должно быть! Вспомните о наших дедах и прапрадедах – для того ли они трудились, чтобы мы, их потомки, сгинули без следа?..

Его голос, усиленный мегафоном, уже с трудом заглушал ропот толпы. А когда Андрей кончил говорить и утер пот, площадь взорвалась. Кричали, кажется, все. Поморщившись, Эрвин поднял «пчелку» выше и убавил громкость.

Шум не смолкал долго. Заместитель начальника полиции Олсон, неожиданно для себя ставший теперь и заместителем временного менеджера, сорвал голос, призывая к тишине.

Эрвин спустился в подвал. Дом лишь с виду казался стоящим на рыхлой наносной земле – под ее тонким слоем фундамент опирался на ту же базальтовую плиту. В плите под домом была выдолблена квадратная яма, не затапливаемая в дождливый сезон и, как всякий подвал, служащая для хранения разнообразного барахла. Но о главном предназначении подвала говорили слои звукопоглощающего материала на полу, стенах и потолке. Синтетический материал потускнел, а местами и деградировал: с потолка неопрятно свисали рыхлые серые клочья. Проектируя дом, Эрвин предусмотрел этот подвал на всякий случай. Плюс кое-что еще, о чем можно втирать легковерным аборигенам: научное-де устройство для прослушивания инфразвуков моря…

Продолжая через «пчелку» следить за площадью, он горячо надеялся на сейсмический толчок, пусть даже едва заметный, и ненавидел себя за бессилие. Основа удачи – расчет, а надежды ничего не стоят. Очень нужен сейсм, хотя бы слабенький. Остальное сделает инфразвук.

Немного подумав, он поднялся наверх, с неудовольствием отметив поскрипывание в левом протезе, и приказал Вавиле отконвоировать в подвал Юлию. Та одарила Эрвина ненавидящим взглядом, но, знакомая с хваткой андроида, подчинилась безропотно. Эрвин указал на ящик:

– Посиди тут. А чтобы не было скучно… – Он развернул в воздухе изображение с «пчелки» и усилил звук.

На площади Андрея мешали с дерьмом. Завладев мегафоном, выступал какой-то пчеловод:

– И куда же мне с пасекой, а? Может, уважаемый временный менеджер разъяснит мне, как перевезти ульи на Южный кряж? А? Это пять сотен километров, между прочим! Ничего себе прогулочка, а? Моя община занимается скотом и медом, это все знают. Ну, скотину, положим, мы перегоним, а с пчелами как быть? А? Сотня ульев! А хоть бы и удалось перевезти – в горах небось и цветов таких нет, чтобы пчелы с них не подохли…

Площадь шумела. Глоток десять зараз кричали, что пчелы – чепуха, как-нибудь без меда обойдемся, а малых детей куда? А калек, а стариков? Транспорта мало, грузовиков едва хватит на перевозку самого необходимого, без чего и жить нельзя, а этот – пчел пожалел… Детей пожалей, жалельщик! Пчеловод кричал, что дети – это, конечно, да, и старики тоже да, никого нельзя бросать, а ты не передергивай, и ты тоже не вопи, я никого не предлагал бросать, но все ли доберутся до Южного кряжа? И удастся ли там вообще начать новую жизнь, а?

– Что происходит? – не выдержала Юлия.

– Надвигающаяся катастрофа и дураки, – неохотно ответил Эрвин. – Первые случаются нечасто, зато вторых всегда полно.

– Что за катастрофа?

– Сама увидишь. Как я вижу, что ты высматриваешь, чем бы огреть меня по затылку. Не советую.

Пленница отмолчалась, зато гвалт на площади усилился. Эрвин активировал излучатель, дал минимальную мощность и пять секунд подержал палец на вдавленной кнопке.

Шум на площади как отрезало. Затем он возобновился, но целую минуту набирал прежнюю силу.

Андрея резали на части, солили, перчили и размазывали тонким слоем. Кто-то орал, что необходимо прямо сейчас избрать нового менеджера, разумного степенного человека, а не психа Андрея Илюхина. Эрвин страдал. Ну хоть бы крохотная сейсмическая волна, чтобы только дзенькнули стекла в домах! В нем никогда не было и тени религиозности, но сейчас он был готов молиться – кому-нибудь, все равно, лишь бы помог…

И удивительно: чудо произошло, а закон подлости не сработал. Эрвин ощутил минутную дурноту и почувствовал, как под домом качнулась базальтовая плита. Тогда он добавил мощности на излучатель и решительно вдавил кнопку.

Глава 4 Везение как оно есть

Молодой горняк, почти мальчишка, швырял с обрыва в море динамитные шашки – глушил несуразников. Один ящик из-под шашек уже опустел, но на тележке рядом с дуралеем стояли еще три.

– Побереги взрывчатку, – хмуро велел ему Андрей, и молокосос сразу послушался, хотя и не отказал себе в удовольствии похвастаться: вон, мол, сколько плавает разорванных в клочья тварей. Нашел забаву!

– Верни динамит в грузовик и не подпускай дураков. Ты отвечаешь.

Мальчишка чуть каблуками не щелкнул. После вчерашнего схода, когда неожиданно качнулись стены домов, а охваченные темным ужасом люди с воплями побежали с площади кто куда, распоряжения Андрея выполнялись беспрекословно. После схода, не сулившего поначалу ничего хорошего…

Ладно. Что прошло, то прошло. Очаг землетрясения, по-видимому, находился под океанским дном. Очевидцы утверждали, что вскоре после двух подряд толчков вода прибыла метра на три и затопила пляж. Всезнайка Рауль, он же Эрвин, конечно, уверял, что это опять был только форшок, а главный катаклизм еще впереди. Андрею хотелось заткнуть ему пасть.

Зато ужас на площади убедил всех: надо поспешить с эвакуацией. И со вчерашнего утра Андрей не имел ни одной свободной минуты. Он не спал всю ночь и не был уверен, удастся ли вздремнуть в ближайшие двое-трое суток.

Неожиданно выяснилось, что Эрвин – тот еще фрукт! – помешал Юлии Новак улететь с Лусии. Но вместо того чтобы обругать его и заставить подчиняться, вместо того чтобы накрутить хвост персоналу космодрома за недонесение о самоуправстве, Андрей лишь одобрительно кивнул. Кораблик заезжей коллеги пригодится. Как и личный флаер Эрвина плюс те два флаера, что он привез из последнего вояжа. Жаль, что они маленькие. Правда, есть еще привезенные им же две грузовые антиграв-платформы…

Очень кстати! Обидно, что их только две.

Первым делом срочно перебросить на Южный кряж бригаду строителей – пусть выберут место для нового поселка – и следом материалы для постройки временных жилищ. Далее тем же транспортом эвакуировать матерей с малыми детьми, которым не одолеть пеший путь, а за ними стариков и немощных. Затем – по ситуации. Восемьдесят процентов имущества, включая не самое ценное оборудование предприятий, придется бросить, но для перевозки грузов, без которых никак не обойтись, наземного транспорта все равно не хватит. Грузовики пойдут челночными рейсами, а воздушный транспорт будет на подхвате. Разумно?

Эрвин внес в план несколько поправок, но в целом одобрил. Проработка деталей легла на плечи Андрея и Олсона.

А что делать с еще не дозревшим зерном на полях? С плантациями лусианского ореха, чуть ли не единственного экспортного товара? Голова шла кругом.

Пастухи уже начали отгонять стада на юг, держась пойменных лугов вдоль русла Быстрицы. Наиболее крепких и смирных животных наскоро приучали к ярму. С треском отдирая доски от сараев и амбаров, плотники спешно мастерили телеги и арбы с громадными колесами из тех же досок – ни дать ни взять степные кочевники из земного средневековья.

Жатки уже вышли в поле. Матвей Жмых, староста сельскохозяйственной артели, сначала орал, протестуя, топорщил бороду, топал ногами и даже изображал, что вот прямо сейчас потеряет контроль над собой и съездит менеджеру в ухо, – но все же сдался, натужно согласившись с мнением Андрея: когда срезанные колосья подсохнут, из них можно будет вымолотить сколько-то годного зерна – годного на прокорм, не на семена! Семенное же зерно надлежит беречь как зеницу ока.

– И приставить к нему охрану из надежных людей, – добавил Эрвин, с которым Андрей понемногу привыкал советоваться. – Пусть умрут, но не подпустят голодных к семенам, иначе всем конец. Найдешь таких? Полицейских у тебя всего ничего.

– Могу набрать человек пятнадцать добровольцев, – сказал Андрей, подумав. – Оружия только нет…

– Я их вооружу!

Оставался вопрос о заключенных. Эрвин только пожал плечами.

– Тех, которые сидят за увечья, – выпороть и выпустить.

– Допустим… – Андрей почесал в затылке. – А остальных четверых куда? Кражи, грабеж…

– Расстреляй их.

– Как? – заморгал Андрей, думая, что ослышался.

– Пулями, – бросил Эрвин. – Или сбрось в океан. Или оставь взаперти дожидаться цунами. Я не специалист по технологии казни.

– Но… тебе известно, сколько веков у нас никого не казнили?

– Известно, что давно, а насколько давно, не интересовался. Это не имеет значения.

Андрей топтался в нерешительности.

– Знаешь, казнь – это как-то… И с собой их брать нежелательно. А если изгнание?

– Ну и куда они денутся, по-твоему? Потащатся туда же, куда и мы. Будут красться следом, отнимать последнее у отставших. У тебя хватит добровольцев, кому можно доверить оружие для их защиты? Нет? Я так и думал. Десятки надежных парней появятся потом, когда окончательно выяснится, кто чего стоит, а сейчас они наперечет. Убей преступников и реши проблему.

– Тебя бы выбрать менеджером, – пробормотал Андрей.

– Во-первых, не выберут, а во-вторых, народный лидер – не моя роль, – отрезал старик. – Это твоя роль и твоя ноша, вот и неси ее. Не бойся жертв, бойся принять неверное решение. Не останавливайся. Отбрось стереотипы. Многие из ныне живущих проклянут тебя, зато потомки восславят. Понял? Теперь иди, не маячь, у нас обоих дел полно…

Мысленно обругав Рауля-Эрвина, Андрей все же додумался, как поступить: оставить уголовников в тюрьме, но дать каждому из них шанс выбраться. Пищу, воду и тупую пилку, чтобы помучились с решеткой суток двое. Прутья толстые. Двух присмиревших буянов, так и не дождавшихся суда, он выпустил без порки, но с напутствием:

– Возвращайтесь в свои общины. Если вы люди, то догадаетесь взвалить на себя самую тяжелую работу, а если вы дерьмо, то я о вас еще вспомню.

Солнце пекло немилосердно, люди оборачивали головы мокрыми тряпками. Поселок гудел.

На Юлию надели наручники, в катер вместе с ней набилась строительная бригада с инструментами и запасом пищи на несколько дней. Ложементов на всех не хватило, и в трюм набросали тюфяков. Зря Олсон хвастался, что справится с управлением, – Эрвин категорически заявил, что ни на секунду не оставит гостью без присмотра, и полетел сам, взяв в помощь одного полицейского, а Олсону посоветовал чесать рысью к Андрею и помочь ему хоть чем-то.

В тесной рубке кое-как разместились втроем. Юлию усадили в углу на два тюфяка – подальше от органов управления.

– Сюрпризов не будет? – спросил ее Эрвин. – Может, связать тебе ноги?

Взгляд Юлии мог бы заморозить раскаленную печку. Пожав плечами, Эрвин занял пилотское кресло.

– Ты хоть поднять-то его сумеешь? – с вызовом проговорила Юлия.

– Водил посудины и посложнее. Эй, – повернулся он к полицейскому, – я запамятовал, как тебя зовут?

– Финли.

– Вот что, друг Финли, не прячь пистолет. Я поведу, а ты не своди глаз с этой милой дамы. Учти, она горазда на всякие хитрости. Если что – прожги в ней дыру, не стесняйся.

– Без меня корабль выйдет из повиновения, – сообщила Юлия.

– Уверен, тебя это уже не будет интересовать. Как и все остальное.

Катер оторвался от грунта тяжело и как-то неуверенно, он даже качнулся, будто собираясь завалиться набок, но все же выправился и пошел вверх. Строители в трюме встретили нарастающую перегрузку дружным смехом. Дети, подумал Эрвин, как есть дети. Всякая незнакомая чепуха для них – развлечение. Ничего, голубчики, сейчас будет двойная, и ржать вам расхочется…

Перегрузка навалилась и сошла на нет, чуть только катер лег на баллистическую траекторию. Когда ненадолго наступила невесомость, из трюма вновь донеслись возгласы и смех. Взрослые детишки радовались забавному аттракциону. Эрвин задал место посадки. Понемногу возвращался вес.

– Я знаю, ты говоришь на террианском, – ни с того ни с сего сказала Юлия, а Финли дернулся, услыхав незнакомую речь.

– Конечно, – ответил Эрвин. – Правда, давно не имел случая. Как мое произношение?

– Так себе. Может, ответишь: ты потерял ноги в Астероидной системе?

– Левую – да. А правую позже.

– В Рагабарской Бойне?

– Меня там и близко не было.

– Врешь.

– Не вру. В то время я был… ну, неважно где. С Рагабара пошла утечка: мол, восстанием руководит некий Эрвин Канн. После войны в Астероидной системе это не казалось фантастикой. Я уверен, что тут постарался кто-то из правительства. Теперь уже не выяснишь: ты должна помнить, что стало с тем правительством… и с теми восставшими. Интерпол Лиги всполошился, Терра вмешалась, чего тот умник и хотел. Глупый умник. Себя не спас, а на меня началась охота. До того я неявно числился в покойниках.

– Допустим, что так, – не стала спорить Юлия. – А где же ты все-таки оставил правую ногу?

– Уже не помню, – ухмыльнулся Эрвин. – Плохо быть рассеянным, правда? Что еще тебя интересует?

– Почему ты так плохо замел следы на Сиринге?

Эрвин обернулся к Юлии и даже руками развел в показном недоумении, но перегрузка нарастала, и он уронил руки на подлокотники.

– Ну, знаешь… два и два ты могла бы сложить и самостоятельно.

– Ты хотел, чтобы я настигла тебя именно здесь, на Лусии, – сказала Юлия.

– Правильно. Продолжай.

– Ты потратил все деньги и не смог зафрахтовать грузовоз на время, необходимое для спасательной операции. Тебе был нужен мой катер.

– Вот видишь, складывать однозначные числа ты умеешь. Хвалю. У меня только одна поправка: твой кораблик нужен не мне, а людям этой планеты.

– Да какая мне разница?

– Верно. Никакой.

– Только не притворяйся бескорыстным благодетелем! – вспыхнула Юлия. – Всем известно, кто ты такой. Абсолютный эгоист и ходячий компьютер!

– На протезах ходячий, – уточнил Эрвин.

– Странно, что мозги у тебя еще белковые. Видать, они не в порядке, если ты вдруг решил спасать кого-то, помимо себя.

– Гм. – Эрвин помедлил. – У тебя есть дети?

– Нет.

– И не было?

– Раз нет, значит, и не было.

Перегрузка нарастала, и речь Эрвина понемногу становилась невнятной.

– Ты действительно считала, что я не отследил, кто гоняется за мной по всей Галактике, и не навел справки? Вспомни, как после Офелии-второй ты потеряла меня. Чем я занимался, как ты думаешь? Четыре года назад ты родила мальчика и отказалась от него. Ради карьеры, конечно, ради чего же еще. Твоя жизнь, твой выбор, мое дело сторона. Но если в тебе хоть раз, хоть на одно мгновение за эти четыре года проснулись материнские чувства, ты поймешь… – Эрвин не договорил и учащенно, с хрипом задышал.

– Гадина! – выцедила Юлия.

Больше они не разговаривали до самой посадки.

На следующий день в горы слетал и Андрей. Это был уже четвертый рейс. Юлию внесли в рубку связанную по рукам и ногам. Накануне Эрвин мудрил, но так и не добился от катера повиновения. Катеру была нужна Юлия, причем живая и здоровая. После вчерашнего инцидента веревок на нее не пожалели. Незадачливый Финли лежал с сотрясением мозга в первом же собранном строителями домике; следующим рейсом к нему отправили фельдшера. Дыра в переборке, прожженная единственным и, разумеется, запоздалым выстрелом растяпы-полицейского, уже затянулась. Управлять вручную на всем протяжении полета теперь не требовалось – катер запомнил траекторию и точно следовал ей.

– Колбасу напоминаешь, – сказал Юлии Андрей, имея в виду веревки.

– Ты ответишь за это. – Сказано было буднично, без малейшего гнева, как нечто само собой разумеющееся.

Андрей не стал вступать в диспут. Кто и за что ответит – после разберемся. И вообще – менеджер Лусии отвечает только за свой народ. Вопрос: какие средства допустимы для его спасения? Ответ ясен даже идиоту: любые. Незаконные, бесчестные… какая разница? Важен только результат.

Без реквизированного кораблика пришлось бы много труднее. Как же прав был Рауль, который на самом деле Эрвин! Видно, не зря к нему прилипла кличка Вычислитель. Парадоксален, непонятен, раздражает – все так. Но о лучшем заместителе по логистике Андрей не мог и мечтать.

Маршрут. Точнее, маршруты для разных групп переселенцев. Скот не погонишь вдали от реки – животным нужно пить, а буксируемых цистерн и бочек на колесах вряд ли хватит и на людей. Самых толковых юнцов – на курсы вождения флаеров и антиграв-платформ, и ничего, что все премудрости новой профессии им придется освоить за несколько часов. Общинам пищевиков – в течение суток насушить, насолить и накоптить столько пищи сколько получится. Домашнюю птицу забить, кроме оставленной на развод. ощипать и закоптить. Кур и гусей не погонишь через степь, как баранов. Обеим швейным общинам – шить заплечные мешки с лямками и легкие тенты для защиты от солнца. Реквизировать постельное белье и все лишние тряпки, ободрать с окон занавески. Раздать легкое оружие желающим послужить в охране, но только тем, за кого могут поручиться старейшины. Всем, кто не нужен позарез, собирать орехи, какие успели созреть, – экспортный товар необходимо спасти… И так далее и тому⁷ подобное.

Половина забот сразу упала с плеч. Но и со второй половиной Андрей подчас не знал, как справиться.

– Катер мы тебе вернем, – сказал он Юлии, – как только перестанем в нем нуждаться.

– Мне нужен Эрвин Канн, – последовал холодный ответ. – В наручниках.

– А вот этого не обещаю…

– Куда ты денешься, когда над твоей паршивой планетой зависнут корабли Лиги! – с презрением молвила Юлия.

Андрей лишь хмыкнул про себя. Зависнут корабли или не зависнут – в любом случае это случится не завтра. Найдут ли те корабли на Лусии хотя бы одного живого человека – вот как стоит вопрос, и решать его надо сегодня.

Если бы не удары по организму в режиме «перегрузка – невесомость – перегрузка», Андрей поспал бы хоть четверть часа где-нибудь в тени на ветерке.

Жара. Оранжевое солнечное пекло. Работа. Пот. И страх. Он накрыл побережье, впитался, казалось, в камни, в изнывающие от зноя растения, он сочился из каждой свежей трещины в несокрушимых, как мнилось еще совсем недавно, стенах домов, вытекал из разбитых окон. Неоспоримые, впитанные с молоком матери истины стали вдруг зыбкими. Каменная твердь под ногами перестала быть надежной, океан грозил всеобщей погибелью. Тот самый ласковый – иногда, впрочем, не очень – океан, с которым люди ладили столетиями! Даже морские твари взбунтовались. Ну кто прежде обращал внимание на никчемных и безопасных несуразников? Они и в сети-то попадались редко, потому что держались по большей части на глубине, а сейчас – вот они, явились. Воняют. Ждут.

Опустивших руки – как молчаливых, ушедших в себя, так и слезливо причитающих – одинаково подбадривали пинками и оплеухами, если слова не действовали. Люди втянулись в работу. Еще дымила труба единственной электростанции, но черные от угольной пыли барки больше не поднимались по Быстрице к тощему пласту каменного угля, вскрытому еще первопоселенцами на четверти пути к Южному кряжу. Шла спешная погрузка промышленного оборудования, скрипели блоки, пулеметно трещали храповики лебедок, слышалась ругань, а три малые барки Андрей велел грузить дровами – в степи не растут деревья, а горячая пища нужна людям хотя бы иногда. Кое-где намеченный путь эвакуации основной части населения, прямой, как иллюстрация к азам геометрии, проходил поблизости от речных меандров. Старейшина ореховодов хватался то за голову, то за сердце: лесорубы сводили под корень милые его сердцу рощи. Орех, драгоценный когнитивный орех, ценимый как деликатес, а главное, как природный мозговой стимулятор, – как же без него? Пока вырастут новые деревья на этом чертовом Южном кряже, пока они начнут плодоносить – сколько лет пройдет! Целое поколение обречено на нищету и прозябание.

Андрей знал это не хуже старейшины. «А если Эрвин ошибся?» – кусачей мухой жалила одна и та же мысль. Нестерпимая жара подсказывала: никакой ошибки нет. Рабочие на пристани то и дело ныряли прямо в одежде в мелеющую Быстрицу, выбирались довольные и обсыхали в считаные минуты. И несуразники… Там, где река, прыгая по уступам, скатывалась в океан. Андрей поставил двух наблюдателей с пулевым оружием. Он сам видел, как из белесого кожистого мешка выбирается многоножка, и, лично застрелив ее, ощутил не удовольствие, а лишь тревогу. Вся поверхность океана, насколько хватал глаз, была покрыта лениво шевелящимися на мелкой волне вонючими тварями, и от нее тошнило. Несколько мертвых многоножек валялось на базальтовых уступах, одна из них еще подрагивала лапками. «Пытались влезть наверх», – пояснил один из караульщиков, загоняя в ствол допотопного ружья новый патрон.

Эрвин, категорически настоявший на том, чтобы лично присматривать за Юлией, был занят переброской на Южный кряж грузов и людей. В живописной долине, окруженной невысокими горами, весело журчали ручьи, имелось небольшое озеро, на горах рос лес, а луга на склонах и в низинах, казалось, только и ждали, чтобы на них выпустили стада.

– Прекрасное место! – похвалил Андрей. – И не очень жарко.

– Тысяча сто метров над морем, – с удовольствием, похожим на хвастовство, уточнил Эрвин. – Это значит, что среднегодовая температура здесь будет градусов на шесть ниже, чем на равнине. Ну разве не идеально?

Но больше всего Андрея поразил штабель ящиков возле площадки, где строители заканчивали собирать первые временные дома.

– Это откуда? Вроде не наше…

– Мое, – пояснил Эрвин. – Мой транспортник совершил здесь посадку. Извини, мимо таможни.

– Что в ящиках?

– То, что нам, надеюсь, не пригодится.

– А конкретнее? – нахмурился Андрей.

– Ну, конфискуй контрабанду и посмотри сам, – возмущенно зашуршал старик. – Делать тебе нечего? Времени у тебя навалом? Говорю же: надеюсь, что это нам не пригодится. Хотя вон те два ящика пригодиться могут, там инструменты и лекарства.

Махнув рукой на «то, что не пригодится», Андрей боролся с несолидным желанием крепко почесать в затылке. Выходило, что Рауль-Эрвин заранее знал о решении эвакуироваться в горы. А ведь это было неочевидно, сход был настроен против… до подземного толчка и общего ужаса. Ну точно – Вычислитель. Может, даже Пророк. Ошибается ли он когда-нибудь? До сих пор все его действия шли на пользу…

– Ты заранее выбрал эту долину? – на всякий случай спросил Андрей.

– Точно. Неплохое местечко, правда?

– И ты не сомневался, что народ согласится перебраться сюда?

– Ну, знаешь! – возмутился Эрвин. – На планете, где живут одни дебилы, я бы не поселился – скучно же!

Словом, польстил лусианам, но на суть своего метода даже не намекнул. Неужели действительно вычисляет, вместо того чтобы доверяться ощущениям, как делают все нормальные люди, остановившиеся в изучении математики на решении квадратных уравнений?

– А тебе удобно без твоего летающего кресла? – полюбопытствовал Андрей.

– Терпимо. Протезы не устают, они только изнашиваются, хе-хе. А еще на Лусии сила тяжести на девять процентов меньше стандартной, это обстоятельство я тоже учитывал с самого начала…

Обратный рейс прошел без происшествий, разве что Юлия один раз пожаловалась на то, что веревки слишком врезались в тело и что она не чувствует ног, да еще заявила, что ей надо сходить кое-куда по естественной потребности. Хватило ироничного взгляда Эрвина, чтобы Андрей отказал ей. Потерпит до космодрома, там пленницу развяжут, и андроид Вавила отконвоирует ее в нужник.

Андрею даже расхотелось спать. Всякий, кому довелось прикоснуться к власти, знает: для управления массами одного страха мало, нужна и надежда. Даже более нужна, чем страх. Надо оповестить людей сегодня же: новая жизнь будет начата в действительно превосходном месте, лично осмотренном менеджером и весьма одобренном им. И нечего впадать в отчаяние и распускать сопли! Работайте. Спасайте себя и своих детей – у них, представьте себе, есть будущее!

А Эрвин, чуть только душащая его перегрузка сменилась невесомостью, впал в болтливость:

– Нам везет! Чего нос повесил? – Андрей не вешал носа, его просто-напросто подташнивало. – Нам еще как везет! Во-первых, катаклизм начался с форшоков, а ведь их могло и не быть, грянуло бы разом… Во-вторых, один из форшоков напугал людей и убедил их. В-третьих, в черте поселка многоножки, по-видимому, не могут вскарабкаться на береговой обрыв. В-четвертых, никто пока не погиб от сейсмов и цунами, единственная жертва до сих пор – несчастная Аделина. В-пятых, мы нашли хорошее место…

– Ты нашел, – поправил Андрей, борясь с тошнотой.

– А я один из нас, – отбил мяч Эрвин. – В-шестых, смена сезонов на Лусии относительная, летние ночи достаточно долгие, а двигаться придется по ночам. Опять-таки в-седьмых: Кровавый Глаз скоро будет светить всю ночь, никто не заблудится впотьмах. В-восьмых, мы уже наметили оптимальные маршруты и график движения. В-девятых, путь – ровная степь без естественных препятствий. В-десятых, нам, вероятно, не придется бросить ничего критически важного…

Андрей кривился, изо всех сил сдерживая рвотный спазм, и мечтал о том, чтобы поскорее вернулась сила тяжести, хотя бы и двойная. Он уже почти не слушал.

Тяжесть вернулась на стариковском «в-тринадцатых». Послушать Эрвина, так вокруг сплошное везение и не о чем беспокоиться. Ну да, не о чем! Как же! Сколько лет пройдет, прежде чем будет хоть как-нибудь налажена жизнь на новом месте? Когда вернутся прежние достатки? Нынешнему поколению придется хлебнуть лиха, да и следующему тоже. Унианские торговцы надолго потеряют интерес к Лусии. Ближайшую тысячу лет лусианам придется ютиться в горах, потому что пропеченная солнцем равнина будет во власти черных многоножек и, быть может, других вышедших из моря тварей – должны же многоножки кого-то жрать!

А сколько слабосильных не выдержит перехода через сухую степь? А если обещанные цунами прокатятся через равнину раньше, чем люди успеют подняться в горы?

Он хочет, чтобы я сохранял позитивный настрой, понял Андрей. Нарастающая перегрузка подействовала на него благотворно: желудок перестал рваться наружу, лишь во рту остался противный кислый привкус. Настрой… Да какая разница, каков мой настрой, все равно я буду делать то, что должен делать! А где твое «в-четырнадцатых»? Почему ты не сказал, что главное наше везение состоит в том, что среди нас оказался ты – логик, всезнайка и притом гениальный математик, если верить нашей гостье? Поскромничал?

Вот уж не верю: где ты, а где скромность? Но факт не факт, а подозрение налицо, и оно крепнет: в этом нам, кажется, тоже повезло…

Может, и еще в чем-то?

– Ты уверен, что никто нам не поможет? – спросил Андрей, чуть только корабль сел и Юлия была сдана с рук на руки андроиду Вавиле.

– Оставь надежду, – буркнул Эрвин.

– Но почему? Разве Интерполу Лиги не известно, где искать Юлию Новак? За ней же прилетят!

– Прилетят, ну и что? За ней и за мной.

– Ну так…

– Ох, как хочется чуда! – Старик издевательски осклабился. – Даже тебе, а ведь ты из лучших. Дитя мечтает о фее с волшебной палочкой… Брось. С какой стати кому-то вам помогать? Прости, но до тебя как-то туго доходит. Никто не станет эвакуировать лусиан с этой планеты на более подходящую. Логика проста: ваши предки сами выбрали Лусию – почему же они не подумали о своих потомках? Вот и вините предков. Вы слишком далеко, никому не интересны и никому не нужны, никто и гроша не потратит ради вас. Максимум, на что ты можешь рассчитывать, – это поторговаться с теми, кому я нужен в наручниках. Может, что-нибудь и выторгуешь…

Помолчал, жестом прервав рвущиеся наружу возражения Андрея, и подытожил:

– На иную помощь не рассчитывай. Наше везение так далеко не распространяется.

Глава 5 Исход

Кто из людей печется о благополучии потомков, которые будут жить несколько веков спустя? Думают о детях, внуках, реже о правнуках – и считают, что этого вполне достаточно. Потомки сами позаботятся о своих детях и внуках. Так устроены люди, это такой же параметр их психологии, как, например, напряженность магнитного поля – параметр планеты. Сетовать бессмысленно: человек таков, каков он есть, и всякую попытку улучшить человеческую породу отметает с негодованием.

Были ли гонимыми сектантами основатели первого поселения на Лусии, не были ли – Эрвин толком не знал. Этот вопрос мало интересовал его. Как бы то ни было, пионеров не могло быть очень много – ну сотня, ну две… Не будь эпизодического притока свежей крови в лице, например, бабки Андрея Илюхина, у лусиан уже наблюдались бы признаки вырождения Власти Сиринги с самого начала махнули рукой на отдаленный и малоперспективный мир, но торговцы бывали здесь достаточно регулярно, чтобы нет-нет да и одарить колонистов своими генами. Да здравствует блуд! Еще в доисторические земные времена человечество не раз проходило сквозь «бутылочное горлышко», то же самое не раз повторялось на освоенных людьми планетах, и выходило по-разному. Похоже, что «горлышко» на Лусии все-таки имело минимально необходимую ширину. Наследственные болезни встречались здесь не чаще, чем где бы то ни было.

Освоив побережье, лусиане до сих пор не интересовались Южным кряжем вовсе не потому, что были тупы или анемичны, – его время еще не пришло. С юга кряж подпирала пустыня, а за ней высились протянувшиеся от океана до океана, никем из нынешних аборигенов не виданные снежные пики Туманных гор, результат столкновения северного субматерика с громадным южным материком. Со времен первопоселенцев всякий знал, что жить на материковых равнинах за горами нельзя – жарко, как в печке. Не доверяя россказням, Эрвин однажды слетал на своем флаере проверить, так ли это. Первопоселенцы оказались правы.

Нынешние были не правы – это знал Эрвин, знал и Андрей. Основная масса людей могла тронуться в путь еще вчера вечером. Испуг – испугом, а косность – косностью. Привычка жить возле океана въелась в мозги. Да и не только в привычке дело. Примитивная логика била в набат: как оставить прочные удобные дома? Как бросить нажитое не только тобой, но и отцами, дедами и прадедами?

Бранились мужчины, причитали женщины. Всякий, кто, зажавши нос, подходил к береговому обрыву, видел: океан спокоен, он по-прежнему катит медленную пологую волну, лишь на пляже выросли сугробы пены, а из-за несуразников не видно воды. Мечталось, чтобы разразился хороший шторм и разбил их белесые тела о базальтовую стену – всмятку, в клочья! Пока из них не вылупились электрические многоножки. Но лишь глупый не понимал: главная и первейшая опасность кроется не в морских гадах.

Браниться и причитать не возбранялось, лишь бы работали. Нашлись и глупые – те, кто нипочем не желал эвакуироваться. Андрей сам ходил по домам, увещевал и стращал. Кто-то с тупым упрямством не вершу в надвигающуюся катастрофу, а кто-то, по большей части старики, верил, но желал остаться, поскольку «мне все равно» или «не желаю быть обузой». Слышалось и такое: «Ты сам говорил, что ученая экспедиция выяснила: в позапрошлый визит Кровавого Глаза волна не дошла до кряжа. Может, и теперь не дойдет?» У одной полоумной мамаши Андрей конфисковал младенца – просто вынул его из колыбели и сдал с рук на руки полицейскому :

– Головой за него отвечаешь. Отправишь первым же рейсом. Вместе с этой дурой, – кивок в сторону вопящей женщины, – если она пожелает.

Согласие дуры, конечно же, было сразу получено.

Эрвин не ходил по домам – он по-прежнему мотался на Южный кряж и обратно в компании обездвиженной Юлии и радовался тому, что мозг катера примитивен и формализован: если хозяйка на борту, то дела идут нормально, а под принуждением она или нет – кого волнует?.. Кораблик был не умнее самой твердолобой лусианской старухи, разве что не шамкал.

Но днем накануне исхода рейсы прекратились.

– Теперь нашу пленницу можно освободить, – сказал Эрвин.

– Что? – не поверил ушам Андрей. – Она же улетит! А катер…

Ответ не обрадовал:

– Катер нам больше не понадобится. Он бесполезен. Остатка топлива не хватит даже для выхода на низкую орбиту. И не хватит для еще одного – безвозвратного – рейса на Южный кряж.

Андрей мысленно выругался. Сколько еще слабых и немощных не переброшено в безопасное место! Еще остались матери с детьми, старики, больные и просто слабосильные… Не говоря уже о ценном имуществе. Ладно, подумал он, справимся. Есть еще три флаера и две антиграв-платформы – будут челноками сновать туда-сюда во время марша, как и наметил Эрвин…

– Тогда не стоило перегонять корабль сюда, – сказал Андрей.

– Я нужен здесь, – очень просто ответил Эрвин и вдруг прищурился. – А ты, я гляжу, не отказался бы разграбить катер – там, на новом месте. Удивительная эволюция блюстителя закона… Брось. Незачем ссориться с Террой из-за какого-то катера.

– Здесь он так и так погибнет…

– Правильно. А мы-то тут при чем? Мы просто его одолжили.

Ладно, пусть я не блюститель, а мародер, подумал Андрей, тихо свирепея. А сам-то ты кто? Ловкач. Беспринципный ловкач и притом – надо отдать тебе должное – безукоризненный логик. Где твое человеческое? Машина ты ходячая, и раздражать людей умеешь, как никто другой, но, наверное, тебе это для чего-то надо, все последствия тобой просчитаны. И ты, конечно, доволен тем обстоятельством, что эвакуацию пришлось возглавить мне, а не покойному Тому. Случайна ли его смерть? Улик против тебя нет, я твердо знаю лишь то, что Том не подошел бы для этой работы, да и в ее необходимость поверил бы не сразу, тянул бы и тянул время…

– А что Юлия? – спросил он, чтобы даже в уме не развивать эту тему. – Бесится? Угрожает?

– Молчит.

– А и правильно, – рассудил Андрей. – Какой ей смысл теперь беситься?

За час до захода оранжевого солнца в путь тронулись повозки. Быки с могучими подгрудками ревели, жалуясь на духоту, но, понукаемые стрекалами и хлопками кнутов, с медленной бычьей мощью потянули тяжело нагруженные телеги и наскоро сколоченные арбы. Вокруг животных почем зря крутились насекомые, садились на кожу, слизывали пот. Впереди на низкорослой лошади ехал самый толковый из пастухов, назначенный проводником. Он был закутан, как личинка, в подобие бурнуса, сработанного из старой простыни, а на голове имел тюрбан из тряпок.

На закате тремя колоннами потекла пешая масса. Общее руководство Андрей возложил на Олсона. Старосты следили за порядком в своих общинах. Каждый взрослый мужчина, продев плечи в лямки, нес на спине тяжелый мешок, старики, подростки и женщины тащили меньший груз. Все еще было очень жарко, нагретый базальт не спешил расстаться с накопленным за день теплом. Когда под ноги легла тощая земля с торчащими там и сям пучками жесткой травы, стало чуточку легче.

Над степью колыхалось марево, ветерок с океана гнал на сушу не прохладу, а вонь. Люди оглядывались, чтобы в последний раз посмотреть на поселок. Вздыхали, смаргивали слезы, бормотали ругательства. Когда – спустя примерно час – поселок скрылся за пологим бугром, женщины запричитали. Кто-то прикрикнул на них, кто-то прикрикнул на прикрикнувшего, завязалась свара. Полицейскому Финли пришлось стрелять в воздух, чтобы развести готовых подраться мужчин.

– Сил много, девать некуда? Подставляй спину, я на тебя еще один мешок взвалю! Что, не хочешь? А ну, марш в свою колонну – и гляди у меня!

Оранжевая заря погасла. Кровавый Глаз понемногу взбирался в зенит, и много человеческих глаз следило за ним с ненавистью. Зачем он явился из космической дали, для чего вообще существует? Что люди ему сделали, почему он решил нарушить их покой? Как пращуры могли оказаться столь беспечны, что упустили из виду эту тусклую вредную звезду? Вопросы были однообразны, ответов не было совсем.

Грузовики с водителями сконцентрировались на космодроме. Таможня и диспетчерская пустовали, никто не позаботился прикрыть распахнутые ворота складов. Ни одного флаера, ни одной антиграв-платформы не маячило на пустыре – до рассвета им надлежало перебросить на Южный кряж привезенную Эрвином гору оборудования. После чего еще целые сутки им придется возить мешки с орехом и всякую всячину, и лишь потом они могут переключиться на людей. За платформы Эрвин не особенно беспокоился, они прочные и высоко не летают, спокойно дойдут и по радиолучу, но флаерами управляли наскоро обученные юнцы, что нервировало, как всякая частная задача, допускающая лишь вероятностный анализ вместо точного расчета.

Ждали беженцев из деревни на том берегу Быстрицы. Спустя час после заката пришло семь человек, включая двух малявок на отцовских плечах.

– Где остальные?

– Они не хотят уходить, – объяснил Андрею старший. – Говорят, будь что будет.

– Потоп им будет! Что скажешь? – обратился Андрей к Эрвину. – Может, слетать к ним, когда вернется первый флаер?

Тот покачал головой, ничего не сказав. Андрей понял его мысль: можно спасать глупцов, можно спасать упрямцев, но спасать глупых упрямцев – себе дороже. Он так же молча кивнул в ответ.

Если вовремя образумятся – может, и успеют уйти. А нет – значит, нет. Лишь детей нестерпимо жаль.

– Догоняйте остальных, идите по вытоптанной траве, – сказал он старшему в группе. – Транспорта сейчас нет. Если поторопитесь, то догоните до рассвета. Еда-вода есть?

– Есть, – тяжело дыша, отозвался старший. – А можно мы передохнем немного?

– Сам решай…

Вернулся первый флаер и брякнулся о грунт, как сундук. Едва управлявший им мальчишка выскочил из кабины, как Андрей хищно схватил его за ухо.

– Ты как с имуществом обращаешься, балбес и сын балбеса? Нежнее надо, нежнее! – рычал он, свирепо крутя ухо. Мальчишка извивался и вопил, что он-де и так старается изо всех сил.

Эрвин не вступился за своего выученика, зато неожиданно вмешалась Юлия:

– Я могу повести флаер.

– Ты? – от неожиданности Андрей выпустил мальчишку, и ухо было спасено от сеанса полицейской педагогики.

– Ну да, я. – Руки капитана Интерпола Лиги были сложены на груди, а голос звучал даже с вызовом. – Все равно мне нечем заняться, а торчать здесь надоело.

– Ты под арестом, – напомнил Андрей.

– Может, вернешь меня в тюрьму дожидаться потопа? – насмешливо прищурилась Юлия. – Нет? Весьма признательна. Если боишься, прикажи приковать меня к штурвалу флаера. А если ты еще способен соображать, го подумай: ну куда я денусь?

– Этот тип флаера тебе знаком?

Юлия звучно фыркнула.

– Примитивная колымага. Я еще в детстве водила такие.

Разжалованный юнец шмыгнул носом и потрогал вспухшее ухо. Андрей посмотрел на Эрвина – тот пребывал в задумчивости. Неужели и впрямь математически рассчитывает внезапно возникшую новую ситуацию?

– Что скажешь?

– Погоди… – Эрвин отмахнулся от Андрея, как от мухи. Помолчал еще немного. – Ладно, доверим ей флаер. Но первый рейс я сделаю вместе с ней.

Что творилось в его голове, понять было невозможно. А впрочем… Юлии Новак и впрямь некуда деваться, она заперта на Лусии надежнее, чем в камере. На миг Андрею представилась картина: Юлия вводит флаер в пике и, жертвуя собой, разбивает его вдребезги, чтобы покарать преступника. Нет, вряд ли… Ей не нужна геройская смерть, ей нужно выполнить задание и остаться в живых. Эрвин, конечно, это знает… а вот что еще он высчитал?

Спросишь прямо – отмахнется. Или с ходу выдумает убедительную причину, а об истинной причине умолчит, поскольку у временного менеджера мозги-де не доросли понять все тонкости математической модели…

Андрей угрюмо разрешил. Он вдруг осознал, что с каждым днем все больше доверяет Эрвину, и скрепя сердце принял этот факт. Нравится человек или нет, а доверие он заслуживает делами. Эксцентричный чудак Рауль Амбрус был всего лишь немножко полезен и потому терпим на Лусии – заместитель менеджера по логистике Эрвин Канн оказался полезен в крайней степени, и с этим обстоятельством приходилось считаться.

Вернулся бы только… Он ведь прав: там управятся и без него, он нужен здесь. Людям нужен. Мне нужен…

А если вдруг окажется, что никакой катастрофы нет и не предвидится, добавил про себя Андрей, – если он ошибся или, хуже того, затеял грандиозную провокацию, тогда он тем более станет нужен разгневанным лусианам. Им ведь очень захочется кого-нибудь разорвать.

Во время старта и набора высоты они не разговаривали. Юлия пилотировала лихо и совершенно без помарок. Только когда легли на курс, Эрвин разлепил губы:

– Чувствуется школа.

Презрительная усмешка была ему ответом: мол, еще бы.

– Школа есть, а индивидуального стиля не чувствую, – безмятежно продолжал Эрвин. – Почему так?

– Может, заткнешься? – прошипела Юлия.

Произошло то, чего она никак не ожидала: Эрвин замолчал. Сидел, иронически поглядывая на нее, и не издавал ни звука Противный старикашка, голову бы ему оторвать, а не ноги. Положим, так и будет – но почему потом, а не сейчас?.

И Юлия не выдержала:

– Ты в самом деле надеешься избежать правосудия?

– Неправильный вопрос, – немедленно оживился Эрвин. – Я не живу надеждами.

– Ну конечно, ты же Вычислитель! Но рано или поздно здесь появится боевой корабль Лиги, и ты это знаешь. Мы нажмем – местные сдадут тебя. На что ты рассчитываешь?

– На то, что пока невозможно рассчитать.

– На разные случайности?

– Приятно побеседовать с умной женщиной. – Эрвин улыбался. – Например, цунами может прийти раньше, чем я думаю. Или волна захлестнет Южный кряж – это маловероятно, но возможно. Наконец, главное землетрясение может оказаться столь мощным, что не понадобится и цунами – провалимся в тартарары, чем все и кончится. Без геофизических приборов и долгих наблюдений точный расчет немыслим. Прибавь к этому еще великое множество не столь масштабных неожиданностей, которые тоже могут помешать тебе – гм – исполнить свой долг. Вообще-то я рассчитываю прожить еще сколько-то лет и тихо умереть в своей постели в окружении рыдающих сограждан…

– Черта с два у тебя это получится!

– Ты собираешься спорить о том, чего мы не можем знать?

– Спорить? С тобой – нет. – Взвинтив себя, Юлия теперь успокаивалась. – Поживем – увидим. Мне одно непонятно: ты знал, что тебя преследуют, ты выяснил, кто тебя преследует, – и даже не попытался оторваться. Всего лишь выгадал толику времени. Почему?

– Ну-у… – протянул Эрвин, – на этот вопрос ты могла бы ответить и сама.

– Ради моего катера, это понятно, но…

– И ради хорошего пилота. У лусиан никогда не было воздушного транспорта, соответственно, нет и пилотов, а кое-как обученные мальчишки… ну, ты видела. А теперь ты занята благородным делом – причастна к спасению населения целой планеты.

– Иди ты… – Юлия не постеснялась назвать адрес на уголовном жаргоне Терры.

Эрвин расхохотался. Смех перешел в кашель.

– Ты даже не знаешь… кха!.. ох… не знаешь, как это прозвучало бы в Астероидной системе. Где тебе знать… кха! Ох, это смешно…

– И как бы это прозвучало? – ледяным тоном осведомилась Юлия.

– Ну, примерно как дружеское приветствие.

– Не удивлена! Помойка есть помойка. Контингент тот еще.

– Ну да, ну да… – согласился Эрвин. – Правда, за ту помойку Лига почему-то держалась всеми клешнями, войну из-за нее начала… Впрочем, это дело давнее, тебя тогда еще на свете не было. А я, представь себе, вырос на той помойке.

– С чего ты взял, что мне не известно, где ты вырос?

– Просто решил напомнить.

Юлия дернула щекой, отмолчалась. Флаер ровно шел на крейсерской скорости. В километре под его днищем лежала багрово-красная степь, тускло освещенная Кровавым Глазом, – и на первый взгляд казалось, что она действительно лежит неподвижно, а не убегает назад. Налетела стая рыбоптиц, одна, разбившись о прозрачный колпак, оставила на нем неопрятный след. Эрвин вспомнил, как биологи с Сиринги азартно отлавливали рыбоптиц как редчайший феномен природы – морских существ, по какой-то причуде эволюции шагнувших сразу в воздушную среду, минуя сушу. А для лусиан они всегда были заурядными тварями, безвредными и бесполезными. Странно, что их стаю занесло так далеко от океана…

Но если подумать – то ничего странного. Да, рыбоптицам не слишком нужна суша, они мечут икру в океане и в нем же по большей части кормятся, летающие насекомые для них скорее деликатес, чем основа питания. Но океан придет сюда сам и, схлынув, оставит богатые кормовые ресурсы: жри – не хочу. Пир недолгий, зато обильный.

Просто еще одно напоминание: надо спешить.

– Ты все-таки не ответил, – нарушила молчание Юлия, – почему ты не ушел? Мог бы запутать следы, раствориться в обитаемой Вселенной – я бы еще год тебя искала. Зачем тебе Лусия? Другой дыры не нашел?

– Стариковская прихоть.

– Это не ответ.

– Другого не будет. Кстати, поправка: если бы я захотел, ты искала бы меня не год. Ты бы меня вообще не нашла.

Юлия фыркнула, то ли соглашаясь, то ли нет.

– Добавлю еще: если бы ты не продал столь внезапно свои дом на Эдеме, то до сих пор считался бы предположительно погибшим…

– Ну конечно! – Эрвин кивнул, показывая, что сарказма тут и близко нет. – Скажу больше: время от времени я проживал в том доме, а мог бы прожить в нем полжизни, и ни один черт не заподозрил бы во мне Эрвина Канна.

– Вот это уж вряд ли, – запротестовала Юлия. Самонадеянность Эрвина сбивала с толку. Как правило, с чересчур уверенными в себе клиентами легко работать, они быстро попадаются в расставленные сети, однако «послужной список» этого старикашки говорил о прямо противоположном. – Но допустим, что такая возможность существовала, не в ней дело. Ты мог спрятаться. Ты этого не сделал. Мой катер и я как пилот – жалкая отговорка. Эти факторы по большому счету ничего не решают. Так в чем же дело?

– Сказал уже: прихоть, – буркнул Эрвин.

– Чушь. Сказки о стариковских сантиментах оставь для суда, может, кого и разжалобишь. Сказать тебе, что двигало тобой? – против воли в голосе Юлии прорезались нотки торжества. – Тебя привлекла возможность решить в твоем стиле еще одну задачу. Опасную, с неясными вводными, возможно, вообще не решаемую. Что тебе люди! Ты не смог устоять перед задачей, ты же Вычислитель! А что можешь, решая ее, отдать концы, так тем интереснее. Ты азартен. Для тебя твоя игра в математику – как наркотик, разве нет?..

Она осеклась – Эрвин тихонько посмеивался, и смех его казался гадким.

– Я не права? – крикнула Юлия.

– Нет, отчего же, совсем наоборот. Вот видишь, как ты грамотно проанализировала меня – ставлю высший балл за психологический портрет. Браво.

– В свое время ты и в Астероидной системе затеял бунт только для того, чтобы решить в уме несколько нетривиальных задач, – с ледяной ненавистью проговорила Юлия, – особенно задачу четырех тел…

– Ограниченную задачу четырех тел, – поправил Эрвин.

– Да все равно!

– Очень даже не все равно. Разница в сложности минимум на порядок.

– Наплевать. Именно ты стал причиной перелома в ходе войны, но проблемы твоих соотечественников интересовали тебя лишь как условия задачи. Ты получал удовольствие. Я права?

– Да.

– А посетил ли ты хоть раз Астероидную систему после войны?

– Нет.

– То-то же! Иначе знал бы: единственное, что изменилось на твоей родине, – это ее хозяева. Все прочее – мелочь, косметика, пыль в глаза дуракам.

– Я знаю, – спокойно кивнул Эрвин. – Но ты ошибаешься: вовсе не я, как ты выразилась, затеял бунт, и не я был в нем первой скрипкой. Там случилось то, чего не могло не случиться, – скажи за это спасибо правительству Лиги. Со мной или без меня – бунт был неизбежен. Что до моей особы, то… хм, тебе очень интересно это знать?

– Хотелось бы, – процедила Юлия.

– Я просто старался выжить, вот и все. Черт бы занес меня в Астероидную систему, если бы я вовремя унес ноги с Хляби! Я не успел. Мне оставалось только лавировать. Ты спросишь, знал ли я, пробираясь по Саргассову болоту, что окажусь на моей родине? Понятия не имел. Игра шла такая, что я мог видеть партию лишь на три-четыре хода вперед, а порой и всего-то на два.

– Ну и как тебе это – видеть лишь на два хода вперед?

– Отвратительно, – честно признался Эрвин, а Юлия издала злорадный смешок. Одно только казалось странным: откровения Эрвина. Неужели Вычислителя постиг стариковский недуг болтливости? Тем хуже для него.

Впереди по курсу обозначилась неровная темная полоса – Южный кряж был уже близок.

– И еще скажи, – спросила Юлия, – зачем ты летишь со мной? Недоверие? Это глупо. Я не собираюсь умирать тут, особенно ради того, чтобы лишить этих твоих лусиан одного флаера. Хочешь склонить в свою веру? Еще глупее. Так в чем дело?

– Ты у нас умная, вот сама и скажи, – отозвался Эрвин.

– И скажу. Я пытаюсь разложить на параметры тебя, а ты – меня. В твоих планах мне отводится какая-то роль, вот ты и присматриваешься… оцифровываешь. Да только зря.

– Почему это?

– Потому что я догадалась.

– И что? – пожал плечами Эрвин. – Это только упрощает дело… Возьми-ка правее. Видишь распадок? Или лучше уступи мне управление – есть там парочка нехороших скал.

– Сама справлюсь. – Юлия предусмотрительно сбросила скорость.

Скалы действительно торчали не там, где хотелось бы, но все обошлось.

Под утро, в кромешной тьме, когда Кровавый Глаз уже зашел, а оранжевый рассвет еще не наступил, случился еще один подземный толчок. Тряхнуло не особенно сильно, но вскоре прибежал наблюдатель, оставленный в поселке, – мокрый с головы до ног, с вытаращенными глазами. В свете ручных фонарей оказалось, что и челюсть у него прыгает.

– Вода…

Зычным криком Андрей пресек бестолковую сумятицу и насел на паникера. Оказалось, что на этот раз после сейсма с моря пришла большая волна, да не пологая, как в прошлый раз, а крутая, – и как ударит в берег! Собственно, до удара наблюдатель вообще не видел волны – да и много ли увидишь в темноте? – а как грянуло, так он и побежал со всех ног прочь от обрыва. Базальтовый обрыв устоял, но волна, взметнувшаяся вверх, обрушилась и окатила спринтера водой и пеной, после чего стекла по проулкам в океан. Разрушения в поселке? Кажется, серьезных нет…

Вернувшийся Эрвин лишь покачал головой в ответ на немой вопрос Андрея: этим не кончится, не надейся. Толчок был всего лишь очередным форшоком и породил сравнительно небольшое цунами. Пока обошлось – вот и ладно…

Работать! Работать!

Юлия улетела с очередным грузом. А Эрвин, заявив, что должен поспать, ушел в диспетчерскую, где и завалился на продавленную лежанку – рабочее место сони-диспетчера. Но вскоре после рассвета он вновь был на ногах, поспорил с охрипшим Андреем насчет очередности отправки грузов и сменил парнишку-пилота, изнемогавшего от усталости, а еще больше от груза ответственности. Дав ему передохнуть – сменил другого.

Андрею так и не удалось выкроить время на сон. Он свалился лишь под вечер, когда с пустыря, именуемого космодромом, уже исчезла большая часть грузов, а бодрый андроид Вавила заталкивал в грузовой отсек флаера последний мешок с когнитивным орехом. Как только перебрасывать на Южный кряж стало нечего, Эрвин приказал Вавиле бережно взять Андрея на руки и уложить на открытую платформу грузовика, подстелив под спящего что-нибудь помягче. Пусть отдохнет – заслужил.

На закате явилась еще одна небольшая группа бывших отказников – им указали на свободный грузовик, хотя кое-кто из валящихся с ног от жары и усталости грузчиков пробурчал с неудовольствием, что не худо бы заставить тупоумных идти пешком: пусть, мол, шевелят ногами, если не умеют шевелить мозгами.

– Но мы же пришли!.. – обиженно протестовали опоздавшие.

– Одолжили! Вот уж нам радость великая! Как же мы без вас, а? Ладно уж, лезьте в кузов…

При свете Кровавого Глаза неуклюжие грузовики местной работы с подвесными бочками газогенераторов, набитыми углем, зафыркали, задребезжали, окутались едким дымом и тронулись в путь по хорошо заметным следам пеших колонн. В свой флаер Эрвин взял инвалидное кресло, запас топливных элементов, двух грузчиков и андроида Вавилу. Лусиане побаивались неживого антропоида и молчали всю дорогу.

Глава 6 Трещина

К исходу четвертой ночи пути нестройные колонны вышли к излучине Быстрицы. Измученные люди валились под тяжестью поклажи прямо на речной песок, выползали, извиваясь из натерших плечи лямок. Отдышавшись, ползли на карачках в мелкую теплую воду, падали в нее прямо в одежде, пили вволю, стонали в блаженстве. Один нахлебался, пришлось откачивать. Мало-помалу над кучками отдышавшихся людей затрепетали на ветерке солнцезащитные тенты, и те из беженцев, кто поленился тащить на себе шесты и слеги, люто завидовали тем, кто мог укрепить тент по-человечески. У мелеющей реки росли лишь кусты – еще зеленые возле уреза воды и уже сухие, ломкие в десяти шагах от нее. Впрочем, годные на топливо.

Душераздирающе проскрипев тормозными колодками, остановился последний грузовик – остальные уже стояли в рядок, и рачительные водители рубили кусты – топливо для прожорливых газогенераторов, если паче чаяния раньше времени кончится запасенный в мешках уголь.

Андрей угрюмо опустился на песок, вытянул гудящие ноги, отер со лба пот, провел рукой по подбородку. Отросшая щетина уже не колола. Бриться было некогда, да и незачем. Ко времени, когда удастся худо-бедно устроиться в горной долине, все половозрелое мужское население обрастет дремучими бородищами.

О трудностях налаживания жизни на новом месте Андрей пока не думал – пусть Эрвин думает на несколько шагов вперед, на то он и Вычислитель. А у нынешнего никем не избранного менеджера забота одна: довести людей до той долины, желательно без потерь. Хотя без потерь уже не обошлось и, видать, еще не обойдется…

Один сердечный приступ – вчера. Как ни странно, у здорового с виду мужика. И не сказать, что он тащил непомерно грузный заплечный мешок, – нормальная была ноша, как у всех. А вот не выдержало сердце, лег и умер.

И еще один тепловой удар – позавчера на биваке. Не спасли. Впала в кому и умерла худосочная девчушка, и негде было похоронить – всюду камень. Рыдающая мать осталась у трупа, отбившись от всех попыток увести ее, клялась, что потом догонит. Не догнала…

Андрей знал: будет еще и не такое. Эрвин, очень недовольный низкой скоростью движения пеших колонн, стращал всевозможными ужасами. Андрей отругивался: люди и так выкладываются как могут. Они могут больше, с холодной бессердечностью возражал Эрвин. Интересно, как он это узнал, – вычислил, что ли? Экий биомеханик!

Андрей спорил и ругался, в глубине души соглашаясь: медленно идем, медленно! За четыре ночи прошли столько, сколько планировалось пройти за три.

– Километров сто двадцать, как ты думаешь? – с надеждой спросил он Эрвина. Тот больше не летал на Южный кряж, а, навертев на голову тюрбан, мозолил глаза в своем летающем кресле. На него посматривали с завистью – ишь, устроился! Вот сообразительный дурак Вавила зависти не вызывал, все видели, что андроид был при деле – тащил за плечами громадный мешок, по приказу хозяина сажал на плечи обессилевших и не жаловался. Минувшей ночью на нем ехала верхом ворчливая старуха с опухшими ногами.

– Сто тринадцать, – ответил Эрвин. – Жаль, место тут хорошее. Вода есть.

– Почему жаль? – не понял Андрей.

– Могли бы идти еще час или полтора.

Ну да, могли бы! Оптимист!

– Ты посмотри на них, – указал Андрей на лагерь. – До смерти хочешь людей загнать?

– Не до смерти загнать, а от смерти угнать, – немедленно возразил Эрвин. – Слабосильных среди них все меньше, а прочие втянутся. Они уже втягиваются.

Что верно, то верно: количество слабосильных уменьшалось с каждым переходом. Флаеры и грузовые платформы сновали туда-сюда, забирая детей с матерями, беременных, стариков и больных. Ни один из флаеров еще не гробанулся, что, учитывая квалификацию пилотов, казалось странным. Впрочем, трассу они изучили хорошо.

– Что ты предлагаешь? – устало спросил Андрей. Он догадывался, что скажет Эрвин.

– Начинать движение за час до заката, прекращать спустя час после восхода.

– Хочешь непременно уложиться в график?

– А ты разве нет? – Эрвин поднял бровь. – По-моему, мы составляли его вместе, ты и я. Или у меня старческий склероз?

– Ты составлял, а я, дурак, согласился! – вспылил Андрей.

– Потому и согласился, что не дурак, – моментально возразил Эрвин. – И не горячись, на нас смотрят. Сорок километров за один переход – вот что от нас требуется. С учетом отставания – сорок пять. Больше – лучше. За двенадцать переходов мы планировали дойти до предгорий – там уже есть надежда спастись. Как у тебя с арифметикой? Позади четыре перехода, мы уже должны были пройти треть пути – а прошли едва четверть. Ты правда хочешь утопить свой народ? Ты не Моисей, море не расступится…

Ох, как хотелось сунуть желчному старикашке кулак в морду! Но Андрей только пробормотал, глядя исподлобья:

– Волна может прийти и до того, как мы дойдем…

– Может! – не стал отрицать Эрвин. – Еще как может. Ты ее ждешь, что ли? С нетерпением? Шибко устал, жить расхотелось?

– Знаешь, я мог бы тебе ответить… – Андрей сжал кулаки.

– Ответь себе, – и Эрвин, заставив свое кресло взмыть над почвой на пядь, отплыл подальше.

Вот всегда он так. Взбесил – и нет его, а ты оставайся и решай проблему! Неужели он думает, что проблема решится скорее, если ее будет решать обозленный человек? Надо спросить у Юлии, когда она вернется, подумал Андрей. Хотя ясно, что она ответит: он не думает, он вычисляет, у него машина вместо мозга. Может, в чем-то Эрвин и прав – по-своему, по-компьютерному…

Но что он будет делать, если на эту равнину вообще не хлынет никакое цунами? Его же разорвут голыми руками, и никто не придет ему на помощь, потому что, во-первых, никто не захочет, а во-вторых, это бесполезно.

Андрей ядовито ухмыльнулся. Затем стер ухмылку, воздвигся, кряхтя, на ноги, окинул бивак требовательным взглядом, помрачнел и пошел распоряжаться.

Издали донеслось мычание – подходило приотставшее стадо, и животные издали чуяли воду.

Челночные рейсы флаеров и антиграв-платформ прекратились на шестом переходе. Еще оставались слабосильные, с великим трудом и стенаниями умудрявшиеся не отстать от своих колонн и ни на что не годные на биваках, их бы тоже перебросить по воздуху, но Эрвин категорически заявил: хватит. Надо поберечь топливо, в горах оно будет нужнее. Самых слабых – сажать на грузовики. Да, грузовиков на всех желающих тоже не хватит, они и без людей много чего везут, прежде всего дрова, перегруженные с застрявших на мелях барок. Стало быть, установить очередность: сегодня едет один слабосильный, завтра другой. Потерпят!

Колонны двигались по широкой полосе, вытоптанной и унавоженной стадами местных копытных, на что не преминул указать Эрвин; смотри-де и радуйся – мы с тобой разработали оптимальный маршрут, дикие животные уходят в горы не абы как, а следуя генетической программе, и, конечно, много-много тысяч возвращений Кровавого Глаза они проторили наилучший путь. Не станешь же ты спорить с природой! Или станешь?

С природой Андрей не спорил, а вот с Эрвином – приходилось. И почти всегда умный старик умел добиться своего. Иногда Андрей столбенел от его решений и ругался сквозь зубы, но спустя какое-то время приходило понимание: старик был прав, только так и следовало поступить. Он что же, вообще не ошибается?

Чего было больше – доверия или раздражения, – Андрей и сам не мог понять.

С каждым днем становилось все жарче. От жары и бескормицы уже пало несколько лошадей. Приказ трогаться в путь за час до захода солнца люди приняли с ворчанием, и этот час был самым мучительным. Пот струился по спинам, катился по лбам, выедал глаза. Спустя час-полтора после оранжевого заката начинала ощущаться ночная прохлада, и люди понемногу втягивались в монотонную ходьбу по плоской равнине. Кровавый Глаз, почти не грея, освещал путь, но лишь притягивал к себе проклятия с полным к ним равнодушием. Помогало облегчение ноши – запасы пищи мало-помалу таяли. Хуже было с питьем: возимые на арбах бочки быстро пустели, и до следующей речной излучины приходилось довольствоваться носимым запасом воды, набираемым во все, что не протекает. Советы, требования и, наконец, приказы экономить воду действовали слабо – каждый упрямо желал учиться на своих ошибках. Уже отмечались случаи отказа поделиться глотком воды. До столкновений не доходило лишь потому, что жажда пока еще оставалась терпимой.

Удобное антиграв-кресло было брошено – иссяк запас энергии. Вычислителя теперь нес на плечах андроид, топливные элементы к нему еще не кончились. Давешнюю ворчливую старуху еще вчера отправили в горы: бабка прочь – Вавиле легче.

На седьмом переходе колонну догнала первая многоножка.

Ее застрелил пастух, но она успела убить электрическим ударом корову. Андрей распорядился усилить охрану стад. Эрвин не возразил, но выглядел озабоченным.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Андрей.

– Нет, все правильно.

– В чем тогда дело?

– В пищевой пирамиде.

Разговор шел во время перехода, и Эрвин, покачиваясь на плечах верного Вавилы и держась руками за его уши, возвышался над Андреем, как ходячий монумент.

– Не объяснишь?

– Пожалуйста. У несуразников партеногенетическое размножение, все они самки и в самцах не нуждаются. Такое встречается среди достаточно сложных организмов, но лишь как временное явление. Иногда – обычно строго периодически – рождается поколение, состоящее из самцов и самок. Это на нормальных планетах. Скажем, тли, которых люди куда только не завезли по неаккуратности и дурости вместе с земными растениями… впрочем, и среди эндемиков такое бывает. Но Лусия – ненормальная планета, у нее особый цикл. Тысячу лет несуразники – по существу, особая экологическая форма этих организмов – живут в океане, размножаются без самцов и никому не мешают, но с приближением красного карлика и изменением орбиты Лусии они превращаются в многоножек, осваивают сушу и размножаются половым путем. Мне бы хотелось знать только одно: намерены ли они остаться на суше всю следующую тысячу лет?

– А мы не из-за них топаем в горы, – возразил Андрей, – а из-за жары. Плюс опасность цунами.

– Мы – да, – согласился Эрвин, – но инстинкт гонит диких животных впереди нас. И травоядных, и хищников. Всех. Жара, цунами – это верно, это очень большие неприятности. Но от скольких напастей уходит дикое зверье – от двух или от трех?

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился Андрей. – Говори уж прямо, не тяни.

– Я хочу сказать, что большая волна забросит несуразников на материк, как малая волна забросила вот этого… и в степи будет полным-полно многоножек. Если эти твари в экологической форме «многоножка» существуют лишь одно поколение, если их яйца или икринки – уж не знаю, что там у них, – скатятся по рекам в океан, – тогда нам повезло. Одному короткоживущему поколению худо-бедно хватит пищи в степи – сожрут слабых и отставших копытных, может, начнут рвать друг друга, а потом все разом дадут потомство и сдохнут в соответствии с генетической программой. Это было бы просто замечательно. Но есть и другой вариант: многоножки поселятся на суше на всю тысячу лет и станут давать потомство в виде многоножек, а не несуразников. Тогда они полезут в горы за добычей, а нам придется вечно отбиваться от них… – Эрвин помолчал. – Проблема в том, что это невозможно вычислить заранее. Я не знаю ответа.

Андрей лишь дернул щекой. В словах старика имелся резон… но сначала успеть бы дойти до гор! Малая волна уже дала понять: большое землетрясение может случиться когда угодно, а вслед за ним придет и большая волна. Вот уже пятые сутки нет сейсмов, чему рады только дураки, а у менеджера сосет под ложечкой. Между прочим, теперь понятно, зачем Эрвин привез на Лусию столько оружия! Авось отобьемся…

Но вслух он сказал другое, с подковыркой:

– По-моему, ты впервые признался, что чего-то не знаешь…

– Не от тебя первого я слышу эту фразу. – последовал холодный ответ.

– А от кого еще?

– Так… дело давнее. – Андрей напрасно ждал продолжения – предаться воспоминаниям старик не пожелал.

– Ну ладно… А какой вариант ты считаешь более вероятным?

На сей раз ответ был получен сразу:

– Худший.

Десять тысяч шагов, не меньше, под увесистым грузом. Неудобные лямки режут плечи, поклажа в заспинном мешке как будто намеренно перемещается по своим, только ей ведомым законам, но неизменно норовит выбрать самый острый угол самого твердого предмета и вонзить его в поясницу. Между мешком и спиной хлюпает кислое болото пота – даже ночью, даже перед рассветом, когда адская жара наконец-то сменяется привычной теплынью. Корка засохшего пота на лицах. У многих натерты ноги, кос у кого разваливается обувь. Кто-то охромел, кто-то мается поясничным радикулитом, а у кого-то радикулит шейный – словом, наружу вылезли все болячки, мешающие идти. Стоны, жалобы, многие не выдерживают темпа, отстают. Десять тысяч шагов… шагов начальника колонны, идущего впереди с таким же грузом, как у всякого здорового мужчины. Сколько это в километрах – около семи, наверное? Лишь фантазер может воображать, что прошли больше, а на самом деле, наверное, и семи не наберется. Сбросить бы с плеч проклятый груз, зашагать свободно – тогда будет и восемь километров, если не девять, да кто же бросит пищу, воду, самый необходимый инвентарь? Только окончательно рехнувшийся.

Десять тысяч шагов по счету начальника колонны – и малый, на четверть часа, привал. Стоны, хрипы, вздохи. Отдышались – вперед. Подтягиваются отставшие – им отдыха не будет, сами виноваты. Еще десять тысяч шагов – теперь получасовой отдых. Можно снять лямки, полежать на теплой земле, сжевать кусок вяленого мяса с хлебом, выпить глоток-другой воды. Кровавый Глаз стоит в зените, и вся равнина выглядит как залитая кровью, лишь чернеют пучки жесткой травы. Верзила Вавила с мешком за плечами и Эрвином на плечах уходит далеко вперед, у Эрвина в руке плазменный пистолет. Стремительно бегут минуты отдыха… вспышек выстрелов не видно, путь безопасен… Крик начальника: привал окончен, вперед! Никому не хочется вставать, даром теряются минуты – но мало-помалу колонна начинает двигаться. Стискиваются зубы, мрачнеют и без того мрачные лица: всякий знает, что следующий отдых будет четвертьчасовым. Они чередуются, и пошел второй цикл.

Сколько их сегодня будет, известно лишь приблизительно. Ясно лишь, что не меньше четырех. Последний закончится уже после оранжевого восхода и станет самым мучительным. Снова едкий пот, жжение в глазах, воздух над степью дрожит, как над горячей плитой, и надо идти по этому пеклу, чтобы выгадать еще несколько километров пути…

Эрвин сказал, что отставание от графика удалось ликвидировать, Андрей подтвердил, и эта весть разлетелась в один миг. Приободрила? Нет. Была принята к сведению, и только. Не страстное желание уложиться в кем-то составленный график двигало людьми и не перспектива угодить под колоссальное цунами, которое никто из лусиан не видел, – многоножки! Нельзя сказать, что их было безумно много, но они преследовали, они нападали ночью и днем. Три человека и несколько голов скота стали их жертвами, а пастушьи собаки, привыкшие отгонять от стад пятнистых клыканов, похожих на гигантских виверр, и бесстрашно вступавшие в бой с бронированными вампирами, боялись многоножек до жалобного скулежа. Самого храброго пса после многих понуканий удалось-таки натравить на многоножку – та взмахнула щупальцем, и живое стало мертвым даже без предсмертного визга.

Андрей ругался с Эрвином: оружия не хватало, большая часть арсенала была переброшена в горы – а зачем оружие в горах? Эрвин возражал: оружия как раз хватает, чтобы раздать его людям, умеющим с ним обращаться, на обучение дополнительного контингента бойцов нет времени, да и сил у людей нет, плетутся едва-едва…

Откуда взялись эти многоножки, Андрей не спрашивал. Может, их прародителей-несуразников забросило на береговой обрыв локальное цунами, но, скорее всего, они явились с дальних участков побережья, где обрыв не слишком крут или вовсе отсутствует, какая разница! Они нападают, и приходится отбиваться.

Восьмой день был ужасен. Срезая очередную излучину реки, остановились на дневку в голой степи. Солнце жарило так, будто собралось испечь людей заживо. Ни ветерка. Выцветшие полотняные тенты обвисли, спасающиеся под ними люди лежали неподвижно, истекая потом. Проваливались в сон просыпались, прикидывали, сколько времени осталось до заката, мечтали о лишнем глотке воды и мрачнели, понимая: новой воды не будет до конца следующего перехода.

Один болван зачем-то разжег костер, не расчистив под него площадку, – порохом вспыхнула сухая трава, затаптывать ее пришлось всем миром. Затоптали, а болвана даже не побили – не было сил. После полудня, когда жара стала совсем уж невыносимой, горизонт заволокло мглой, и вскоре из земли в небо поднялись хоботы сразу нескольких смерчей. Будто играя, они бродили туда-сюда, прихотливо изгибаясь, сталкиваясь и сливаясь друг с другом, вновь разделяясь и весело подметая равнину. Один подобрался близко, вызвав панику, но, к счастью, прошел мимо людей, вильнул было в сторону стада, но сменил направление и ушел на север. Мечталось о том, чтобы он всосал, закрутил, поднял повыше и уронил оттуда наземь хоть сколько-нибудь черных многоножек.

Возможно, так оно и было, но в этот день многоножки убили еще двух человек, и еще двое скончались от теплового удара.

Черный от усталости Андрей бродил от навеса к навесу, подбадривал унылых, покрикивал на раскисших и даже находил в себе силы шутить. Выше нос! Пройдено две трети пути, теперь до гор вдвое ближе, чем до океана. Неужто не дойдем? Одиночка не дошел бы, но мы-то – сила! Жара? Ну что жара? Перетерпим и будем помнить: в горах нас ждет прохлада! А если ночью хорошо пойдем, то к утру доберемся до притока Быстрицы…

– Если он еще не пересох, – шепнул ему на ухо случившийся рядом Эрвин, в ответ на что Андрей лишь дернул щекой: сам, мол, знаю. Но люди мечтают услышать другое – и они услышат. Ими движет надежда, и пусть так и будет. Сомнения разъедают, лишают сил и ведут к обреченности – надежда пробуждает волю к жизни, заставляя двигаться даже тех, кто воображает, что нет больше никаких сил.

– А ты прирожденный лидер, – сказал Эрвин, когда никто, кроме Андрея, не мог его слышать. – Будем выбирать нового менеджера – проголосую за тебя.

– Не стану я баллотироваться, – буркнул Андрей. – Очень надо!

– Станешь, куда ты денешься. Впрягся – тяни.

Спора не вышло – с пересохшими ртами много не наспоришь. За час до заката Андрей скомандовал подъем.

И сейчас же с коротким протестующим вскриком упал навзничь. Какой-то негодяй одним могучим рывком выдернул из-под ног землю. Она шаталась и тряслась, как припадочная, в низком подземном гуле утонули крики людей. Облако пыли поднялось над равниной, и в нем смутно, как во сне, виделось небывалое: по земле неторопливо пробегали пологие волны. Андрей попытался встать на ноги и был снова брошен на землю. Только и подумалось: вот оно, то самое, что сулил всезнайка Эрвин. Эх, как не вовремя!.. Пройдет немного времени, и по равнине прокатится колоссальная стена воды, уцелеют лишь те, кто был переброшен в горы…

Когда толчки прекратились, выяснилось, что об этом подумали многие, но сделали неправильные выводы: вместо того чтобы как можно скорее двигаться к горам – сели и стали ждать конца, кто-то молча, а кто-то жалобно подвывая. Андрей рассвирепел. Он орал, грозился, пинал сидящих ногами, раздавал плюхи и в конце концов добился своего: еще до заката лагерь был свернут, и люди, построившись в три колонны, двинулись на юг. Следом под хлопки кнутов потянулись мычащие и блеющие стада, за ними – цепью – охрана с оружием. Вперед, вперед! Быстрее! Шевелите ногами! Еще неизвестно, до каких мест дойдет волна, – может, успеем уйти. Эй, ты заснул, что ли? Прикажешь плетью тебя расшевелить? Я могу!..

– Большой волны не будет, – сказал Эрвин, восседая на плечах Вавилы.

– Это еще почему? – сварливо спросил Андрей, как будто услыхал нечто неприятное.

Ответ прозвучал туманно:

– Я так думаю.

Думает он так, видите ли! Мыслитель!

– Может, поделишься?

– Пожалуйста. Сила толчков недостаточна, вдобавок мы уже далеко от океана, а землетрясение, как я полагаю, мелкофокусное, да и гипоцентр, вероятно, в пределах материковой плиты. Нужно бояться глубокофокусных землетрясений под морским дном.

Андрей помолчал, усваивая информацию. Только бы Эрвин оказался прав…

– Ты это вычислил, что ли? – спросил он.

– Расчет, конечно, прикидочный, вероятностный… Но вероятность хорошая. Это опять был форшок, правда, сильный.

– А может, главного землетрясения вообще не будет? – не выдержал Андрей, чувствуя, как против воли внутри него проснулась и затрепыхалась надежда.

– Надейся и жди, – отбрил Эрвин. – Ждать лучше в горах.

Трещина была свежая, она разверзлась во время вчерашнего землетрясения. Свет клонящегося к закату красного карлика позволял оценить ее ширину метров в двенадцать-пятнадцать, а глубина осталась неизвестной, да и никого особенно не интересовала. Андрей объявил привал и вызвал по радио флаер для разведки. Флаером тут же завладел Эрвин. Вдвоем с Андреем они до темноты успели разведать местность к востоку, где обнаружили, что трещина пересекла русло Быстрины и вода, низвергаясь водопадом, пропадает где-то под землей. С первыми лучами рассвета слетали в противоположном направлении. К запад от лагеря трещина то сужалась, то вновь расширялась, а километрах в шестидесяти начинала понемногу забирать на север. Дальше не полетели, не было смысла.

На обратном пути Эрвин заставил флаер зависнуть над трещиной.

– Перебираться будем здесь. Всего-то метров восемь. Вызови-ка антиграв-платформу… нет, обе платформы! С питьевой водой, сколько поднимут, и с шанцевым инструментом.

Андрей прикинул: до выбранного Эрвином места колоннам придется тащиться часа три.

Он много чего сказал мысленно, но не возразил. Дотащатся!

И люди дотащились. Шатаясь от усталости, страдая от пока еще утреннего, но уже нестерпимого зноя, падая, поднимаясь, забыв обо всем, кроме тупого животного инстинкта идти во что бы то ни стало за себе подобными, – они дошли. Мычала, жалуясь, скотина. Ей не досталось ни капли воды – всю привезенную воду распределили по людям. Первую разгруженную платформу Андрей немедленно отправил вдоль трещины – подбирать отставших, оказывать помощь тем, кому еще можно ее оказать. Привезли троих полуживых и нашли еще с десяток мертвецов. Некоторых уже глодали многоножки. По тварям постреляли больше для самоуспокоения, чем по необходимости.

Вторую платформу привела Юлия, ювелирно приземлив ее поперек трещины. Носовую аппарель заело, пришлось резать крепления, и она рухнула, едва не помяв крышу пилотской кабины. На дно платформы лопатами швыряли землю, утаптывали и выравнивали. Первым через импровизированный мост пойдет скот, и вовсе не нужно, чтобы животные пугались, ощущая металл под копытами.

– Прямо как мост Ксеркса через Геллеспонт, только покороче, – иронически заметил Эрвин. – Решения диктуются обстоятельствами.

– Какого еще Ксеркса? – насторожилась Юлия.

– Того самого, древнего. В школах Лиги уже не проходят земную историю?

Юлия не удостоила его ответом. Ишь, чем интересуется! Что-то такое было в начальных классах, но кому оно нужно? Это же не история Лиги, воспитывающая ее патриотов. А если всезнайка любит показывать свое интеллектуальное превосходство, то и на здоровье. Между прочим, в этом его слабость. Надо учесть.

Черта лысою его занимают школьные программы, поняла Юлия. Ему нужна моя реакция, он – как информационный вампир: послушает, увидит, впитает и оцифрует. И появится в его непостижимой голове еще один более или менее существенный штришок, будет внесена поправка в какой-нибудь коэффициент, в один из тысяч коэффициентов в системе из сотен дифференциальных уравнений, или как он там считает… Нормальному человеку все равно этого не понять, и не надо. Но вот что удивительно: на Хляби он спасал только себя, в Астероидной системе, если верить его словам, – тоже себя, но уже есть подозрение, что он привирает, как актер, который вышел из образа и пытается убедить зрителей, что им это померещилось, – ну а здесь? Зачем ему Лусия и все эти люди? Каприз художника от математики? В это можно было бы поверить, если бы он не разделил с лусианами труды, лишения и риск. Здесь не Астероидная система – сюда он прилетел добровольно.

Неужели ему попросту нравится роль благодетеля? Вот уж вряд ли. Не соответствует психологическому портрету. Он – Вычислитель с могучим холодным разумом, ему недоступны простые человеческие чувства, но вместо ощущения своей ущербности он неколебимо убежден в своем превосходстве, всю жизнь он плевал на людей как на низших существ…

Не всю жизнь, добросовестно поправила она себя. Целый пласт его жизни выпал из поля зрения, мы о нем ничего не знаем. Анна-Кристина Шульц, до сих пор проживающая на Тверди, однажды разоткровенничалась в беседе с агентом: мол, Эрвин однажды сказал, что умный эгоист слывет альтруистом. Да, это так, но фальшивый альтруизм – да и не фальшивый тоже – имеет свои пределы. И тут одно из двух: либо психологический портрет Эрвина Канна безнадежно устарел, либо чертов старикан затеял совсем уже головоломную игру.

Исходить, понятно, следует из второго предположения. Проблем больше, а риска ошибиться меньше. Дурачка, который поверит, будто Вычислитель размяк на старости лет, он легко и с удовольствием обведет вокруг пальца. В данном случае – не дурачка, а дурочку, что несущественно…

Глава 7 Бегом!

Жечь их, гадов! Жечь!

Если Андрей Илюхин еще мог гадать, откуда в степи вдруг появилось столько многоножек, если умник Эрвин Канн уже наверняка знал ответ на этот вопрос, то Юлия Новак не задавалась и вопросом. Перед ней был противник, а в руках оружие – чего же еще? Надо драться.

И она дралась. Погонщики уже перегнали скот на ту сторону трещины, теперь по импровизированному мосту текла человеческая река, и Юлия, отобрав плазменник у хлипкого парнишки и жестом приказав взять ноги в руки и дуть на ту сторону, била по многоножкам короткими импульсами, экономя энергозапас. Как и положено хорошему стрелку, она тратила не более секунды на прицельный выстрел – не то что местные бодрящиеся растяпы, недавно получившие в руки оружие и вообразившие себе, что с его помощью можно решить любую задачу. И уж тем более не то что местные робкие растяпы, потерявшие от страха голову и палящие куда попало. Вокруг Юлии хватало и тех и других. Цепь стрелков выстроилась полукольцом, его края упирались в трещину, а радиус понемногу сокращался: толпа на этой стороне трещины таяла. У моста распоряжались Андрей и Олсон с десятком добровольных помощников полиции. Орали, подгоняли, сдерживали, без особого успеха пытаясь переформатировать волнующуюся толпу в колонну по три. Кто-то с воплем падал в трещину, кого-то ловили в последний момент и вытягивали. Разгруженные грузовики отогнали в сторону – их не переправить. Одну застрявшую арбу сбросили в пропасть со всем грузом, пожалев лишь упряжных животных. Эрвин верхом на своем андроиде был уже на той стороне. В воздухе барражировала вторая платформа, время от времени стегая равнину молниями – стрелкам было велено уничтожать или хотя бы рассеивать скопления многоножек, не отвлекаясь на одиночек. Неожиданно выяснилось, что мерзкие твари склонны объединяться в стаи. Нашлось применение динамитным шашкам.

Черти бы взяли эти отсталые миры с населяющими их упрямыми идиотами! Юлия злилась. На любой порядочной планете вся эта равнина была бы аккуратно и радикально простерилизована, и плевать, если впоследствии окажется, что многоножки для чего-то необходимы местной экосистеме! Им нашлась бы замена. Спецы по терраформированию давным-давно насобачились творить чудеса. И возникли бы здесь не чужие охотничьи угодья, где человек – дичь, а безопасный и приятный для прогулок сад… то есть он возник бы, если бы не дурацкая небесная механика этой двойной звездной системы! Коррекция звездных орбит – дело сложное и дорогое, проще забросить эту колонию и начать заново на новом месте. Впрочем, можно вообще уничтожить звезду-спутник…

Так и было бы сделано, не будь эти кретины помешаны на независимости. Она имеет цену, порой непомерно высокую. Метрополия не придет на помощь, поскольку у Лусии нет метрополии. Вообще никто не ринется спасать лусиан. Они сами выбрали свою судьбу.

Мысли простые, очевидные, нисколько не мешающие отстрелу многоножек. Упал парнишка слева – Юлия тут же поджарила его убийцу. Секундная задержка едва не стоила жизни ей самой: очередная тварь, напружинившись, взметнулась в воздух, вытянув перед собой электрическое щупальце, как копье, – Юлия поднырнула под щупальце и всадила заряд в сегментированное брюхо. Вскочила, расправилась еще с двумя… Вот же пакость! Человеку приходится защищаться от конвергентных подобий сколопендр и мокриц! И он, назначивший себя царем природы, бежит в горы, преследуемый по пятам безмозглой фауной, умеющей только жрать и плодиться, он с трудом удерживает оборону, несет потери…

Жечь! Жечь!

Шаг назад. И еще два шага. Какие-то мелкие коричневые существа вроде насекомых, иссушенные солнцем, как крошечные мумии, едва копошатся в выгоревшей траве. Коровий навоз уже превратился в сухие лепешки. Переправа заканчивается, люди поверили, что успеют, и Андрею больше не приходится надрывать горло, а Олсон уже на той стороне помогает Эрвину построить народ в походные колонны… Жара несусветная, аж кожа трещит, а надо идти дальше на юг, бивак еще вчера был намечен возле ручья, петляющего по степи и впадающего в Быстрицу где-то на востоке. Только бы он не пересох… Еще минута, ну две – и последние люди окажутся на той стороне, тогда все, кто остался, по команде рванут на платформу, сама в кабину – и взлет! Землю с платформы убирать некогда, будет перегруз, но небольшой, антиграв потянет…

– Все на мост! – Крик Андрея прозвучал даже раньше, чем ожидала Юлия. Поджарив еще одну многоножку, она повернулась и побежала.

– Скорее! Скорее! – кричал Андрей.

Как будто чувствовал то, что должно сейчас произойти.

Юлия упала, потому что земля ушла из-под ног. Новый сейсм случился именно теперь, как будто не мог повременить еще минуту! Кто-то кричал, где-то поблизости с громким шорохом сыпался в трещину грунт. Подняв голову, Юлия увидела, как сделанный из грузовой платформы мост внезапно просел с кормы, немного помедлил, как бы раздумывая, и начал крениться, сползая еще ниже. Юлия взяла старт из положения лежа, первые шаги ей пришлось пробежать на четвереньках. Только бы успеть! Поднырнуть под аппарель, запрыгнуть в кабину, включить антиграв…

Андрей сбил ее с ног, и вовремя: осыпающиеся края трещины устали поддерживать края платформы, и она с грохотом рухнула вниз. Новый подземный толчок повалил его самого, и Андрей растянулся поперек тела Юлии. Сейчас же что-то жесткое рухнуло на него сверху, воняя горелой плотью. Юлия дергалась и придушенно ругалась. Андрей вскочил, с гадливостью сбросив с себя мертвую многоножку. Кто убил ее?

На той стороне трещины стоял, расставив для устойчивости ноги, андроид Вавила с плазменником в механических руках и методично отстреливал многоножек, а на его плечах помещался Эрвин Канн и тоже вел огонь. Подземные толчки прекратились. Над сухой степью клубилась пыль. Прижавшаяся к обрыву кучка уцелевших бойцов прикрытия плевалась молниями, как грозовая туча.

Отобьемся, с облегчением понял Андрей, выцеливая очередную тварь. Где вторая платформа? Ага, вон она, уже летит сюда…

Остаток дня закрепился в памяти Андрея как мутная, смазанная, неприятная глазу картинка, где не разобрать ни фигур, ни действия, но все навязчиво напоминает о мучении. Выбросить бы ее, забыть – ан не тут-то было. Помни, что жизнь бывает жестока. Лечь бы и умереть – нет, и этого нельзя: ты в ответе за людей. И ради любви к ним ты должен быть безжалостен, ты должен ненавидеть их, заставлять двигаться, понукать, подгонять, даже бить. Вперед! Вперед! И тебе жаль, что ты не механизм наподобие Вавилы, потому что он может действовать бесстрастно, а ты нет…

Зной. Пот. Жажда.

Кое-как дотащились до русла ручья – разумеется, пересохшего. У большинства не осталось сил даже на то, чтобы натянуть тенты. Андрей ходил и пинал людей ногами: «Лодыри! Шевелитесь! Смерти захотели?» – и знал, что многие уже согласны умереть, только бы не двигаться.

Нескольких человек удалось заставить копать в русле ямы. Под растрескавшейся глиняной коркой обнаружился песок. На метровой глубине он стал мокрым – на дне начала собираться мутная вода. К ямам стали подтягиваться даже самые обессиленные, и – откуда что взялось? – то тут, то там начались драки. Олсон охрип, пытаясь унять безумцев, пытался разнимать, сам получил в морду. Выстрелы в воздух из пулевого оружия кое-как и не сразу образумили волнующуюся человеческую массу.

– Копать! – орал Андрей в уши тем, кто успел утолить первую жажду. – Копать! – и прибавлял слова, отнюдь не приличествующие ни менеджеру, ни полицейскому.

Копали. Черпали ведрами, кастрюлями, кружками, ладонями и чем попало мутную воду с привкусом железа и пили, пили… Не в силах дождаться, когда вычерпанная со дна вода накопится вновь, сосали грязь. Мученически ревел скот: чтобы напоить стада, пришлось бы вырыть целый пруд, а где взять силы? Пилот уцелевшей платформы улетел, забрав больных, и обещал вернуться с несколькими бочками воды. А! Капля в море

Но лучше, чем ничего.

Эрвин был категорически против. Нельзя так щедро тратить топливо, бубнил он, платформе не следует возвращаться. Андрей послал его ко всем чертям.

Юлия осталась. Приглядывать за преступником лучше отсюда, чем с Южного кряжа. Никто не знает, какой фортель выкинет в следующую минуту Эрвин Канн. Не давал покоя вопрос: зачем он спас ее, явившуюся на Лусию с ордером на его арест? Допустим, Вычислитель спасал не ее, а Андрея… да, это логично, ему нужен авторитетный руководитель из местных… но что стоило Эрвину попутно, якобы по дурной случайности застрелить настырную гостью, преследовавшую его едва ли не по всей Галактике? За оправданием дело не стало бы: в горячке боя возможно всякое, да и кого на Лусии волнует судьба капитана Интерпола Лиги? Руки, что ли, дрожали у старика, тремор одолел? Не похоже…

Она поблагодарила Андрея, а на Эрвина лишь взглянула со значением: спасибо, мол, но ты же понимаешь, что это ничего не меняет… Он, конечно, понимал.

Пришлось забить несколько голов скота. Мясо резали тонкими ломтиками, сушили на нагретых – не притронуться – камнях. Взятый с побережья запас дров иссяк еще вчера, а в долине пересохшего ручья не нашлось даже кустов. Ревизия запасов продовольствия показала: пищи осталось на один день.

– Еще три перехода, – сипел Эрвин, страдающий от жажды наравне со всеми. – Хорошо бы пройти их за две ночи, а не за три…

«Выдержим? – спрашивал себя Андрей и сам же себе отвечал: – Придется».

Хорошо было только андроиду Вавиле: он заряжался, не теряя времени понапрасну, а в тени его солнечных батарей прятался от солнца его хозяин. Андрей присел рядом и несколько минут молчал, приходя в себя. Как и все, он гадал, скоро ли прибудет платформа с водой, ждал ее с великим нетерпением и негодовал на солнце, слишком уж медленно ползущее по горячему небу.

– Трещина позади нас – это к лучшему, – хрипло проговорил он, с трудом шевеля сухим языком. – Барьер.

– К лучшему, – согласился Эрвин.

– Многоножкам ее не одолеть.

– Обойдут.

– Так-то оно так, но день-другой можно не беспокоиться. – Эту фразу Андрей произнес в полувопросительном тоне. Очень хотелось надеяться, что одна беда отступила хотя бы на время.

– А я не о многоножках беспокоюсь, – был ответ.

Понятно… О волне он беспокоится, о гигантском цунами, что прокатится по равнине и омоет склоны гор. Землетрясение следует за землетрясением, равнину рассекают трещины, а этот оракул всякий раз говорит, что все это щекотка, очередной форшок, а настоящая беда впереди. Может, он все-таки ошибается?

Но даже если так, то в главном он прав: ушли с побережья – и очень хорошо сделали. Яснее ясного: те, кто остался возле океана, уже дней пять как мертвы. Все. Поголовно. Понятно и то, что надо как можно скорее добраться до гор: там уютная долина, сочные травы, прохладные ручьи… Туда не дойдет волна. Но жара и жажда гонят людей вперед надежнее, чем цунами, которого никто не видел. Уже послезавтра к числу погонял добавится голод. Сильные – дойдут, дотерпят. А слабые телом и духом? Если все время гнать их пинками и побоями, то за этим занятием ослабеют и сильные…

Но все-таки Андрей спросил о цунами:

– Трещина задержит волну?

– Она что, бездонная? – пробурчал Эрвин. – Так, царапина на земной поверхности. Волна ее и не заметит.

– Равнина плоская, но ближе к горам местность должна повышаться, – рассудил Андрей. – Мы ведь уже поднялись на сколько-то выше берегового уровня?

– Недостаточно.

– Ты это точно знаешь?

– Я знаю, что ископаемые останки несуразников были обнаружены в предгорьях Южного кряжа, – с ядом ответил Эрвин. – Я их видел. Чего тебе еще – точных топографических данных? Их нет. Чуда? Его не будет.

– А если волна окажется слабой и вдобавок нахлынет, когда мы уже будем в горах? – помечтал Андрей.

– Хорошо, считай это чудом, если тебе так хочется. А я, не имея надежных геофизических данных, не могу предсказать место, время и силу основного землетрясения. Знал бы ты, как меня бесят случайности! Твоих предков я бы драл лозами, спустив штаны: эти простофили обходились не только без геофизиков, но и без картографов! Беспечные кретины! Из-за них ничего не известно!

Заперхав, Эрвин замолчал. Пустые разговоры вообще бессмысленны – и вредны, если усугубляют страдания. Нужно просто терпеть. Вода в количестве по литру на человека должна прибыть еще до ночи, этого хватит на ночной переход. Только бы доморощенный пилот-неумеха не разбил последнюю антиграв-платформу, только бы он довел ее в целости…

Платформа с водой прибыла на закате.

– Шире шаг! Шевелись! Завтра мы увидим горы! – подбадривал Андрей. Ему помогала Юлия, а бодрящийся из последних сил Олсон и вечно бодрый Вавила с Эрвином на плечах шли впереди, показывая дорогу. Русло пересохшего ручья должно было вывести к нужному ущелью в горах, но ручей петлял, заставляя спрямлять путь от меандра к меандру с риском потерять русло. Оно понадобится на дневке. Ровно и недобро светил Кровавый Глаз. Когда он скрылся за горизонтом, небо косо прочертила колоссальная линза Галактики с волшебным рисунком спиральных рукавов, звездных скоплений и облаков светящегося газа – но на всей равнине не было ни одного человека, способного любоваться небесной феерией.

Под утро Млечный Путь потускнел с северного края. Захватывая небо, с океана шла туча – и сожрала Галактику. На севере сверкало и громыхало. Люди невольно ускорили шаг, не зная, чего ждать – облегчения мук или новых страданий. Порывы горячего ветра налетали со спины, помогая торопиться; один из них едва не сбил с ног андроида Вавилу, а Олсона все же сбил.

Ливень хлынул на рассвете. Упали первые капли, а через несколько секунд с неба рухнула стена воды. В ней скрылись бредущие к горам колонны людей, скрылись повозки, скрылся скот, скрылось все. Шум ливня погасил и звуки: кричи не кричи – никто не услышит.

Колонны остановились. Напрасно Андрей кричал, требуя продолжать движение, – люди топтались на месте, не зная, радоваться им или страшиться. Под струи подставляли любую посуду, и она наполнялась в считаные секунды. Задрав головы, раскрывали рты. Такого ливня не помнили и старики. Сухая степь в пять минут превратилась в глинистое месиво. Механические ноги андроида разъехались, Вавила пал на четвереньки, а Эрвин с коротким проклятием шлепнулся в грязь.

Зато – вода! Жизнь!

Стихия бушевала всего полчаса, затем тучу унесло, и вновь начало палить солнце. Одежда высыхала прямо на глазах. Андрей скомандовал: вперед! Нельзя терять ни минуты. Ливень задержал движение, но он же и помог: люди и животные утолили жажду и взбодрились, они смогут идти и час, и два, сегодняшний переход может оказаться рекордным. Шевелитесь, люди, спасение уже близко!

Было жарко и влажно, как в парной. Дрожал воздух, и кривлялись фигуры в земных испарениях. Скоро влага улетучится в небо, зато жара усилится.

– Никогда в это время года у нас не было дождей. – сообщил Андрей, догнав Вавилу. – Тем более таких.

– Климат меняется, – ответил Эрвин, деловито отколупывая корку с рубахи. – Ты ждал чего-то другого?

– Нет, но…

– Значит, все-таки ждал.

К моменту, когда даже Андрею стало невмоготу и он объявил привал, на прояснившемся горизонте проступила туманная неровная полоса. Горы.

Южный кряж! Он был уже близок и после десятого перехода отнюдь не казался недостижимым. На рассвете воздух над степью прозрачен и позволяет видеть на десятки километров в любую сторону. Чуть позже он начнет дрожать, помутнеет, и горы растворятся в мареве, но ранним утром ничто не мешает любоваться, надеяться, предвкушать. Вон они, вершины, не слишком высокие с северной стороны кряжа, но чем дальше, тем выше, а вон тот малоприметный распадок – не искомое ли ущелье, ведущее к благословенной долине? Держаться, не киснуть! Конец пути близок, самое трудное осталось позади, а что ждет впереди, о том и говорить излишне. Горная прохлада. Сколько угодно чистой воды. Отдых! И долгая-долгая работа по восстановлению нормальной жизни, но прежде всего – отдых…

Наполнившийся после ливня ручей успел обмелеть, но еще не пересох. Пили сами, поили скот. Ночной переход был тяжел, зато спокоен. Напала лишь одна многоножка, да и та была застрелена раньше, чем успела кого-нибудь убить. Как она преодолела трещину – обошла или уже была на этой стороне, когда треснула земля? Эрвин лишь махнул сухонькой ладошкой в ответ на вопрос Андрея – это, мол, несущественно и ни на какие расчеты не повлияет.

– Завтра будем уже в горах, а? – зачем-то спросил Андрей, хотя знал ответ. Но очень уж хотелось услышать подтверждение. И народных лидеров порой охватывают детские желания.

– Дорого бы я дал, чтобы оказаться там сегодня, – проворчал Эрвин, заправляя в бедро верного Вавилы свежий топливный элемент, и принялся устраиваться в тени солнечных батарей андроида.

Через минуту он уже спал, а Андрей укрылся от солнца под арбой на куске грязного полотна, служившего когда-то занавеской. Кто-то легонько пнул его в подошву.

– Эй! Местечка не найдется ли?

Юлия. Андрей подвинулся.

– Устраивайся, только не рядом. Жарко.

– Я заметила…

– Ты только не думай, что я вообразил, будто ты обниматься пришла.

– С чего бы? – заинтересовалась Юлия, заползая под арбу.

– А я почем знаю? Может, взятка должностному лицу при исполнении. Лигисты хитры и коварны, это всем известно. Между прочим, официально ты все еще считаешься задержанной. – Андрей ухмыльнулся, показывая, что к его словам не стоит относиться серьезно.

– Да ну? – не приняла игры Юлия.

– Я сказал: официально.

– Очень тут все официально, как я погляжу! Прямо ступить некуда, везде разбросаны предписания и циркуляры.

Андрей хохотнул. Почему-то стало легко. А Юлия, поерзав и привалившись к избитому самодельному колесу арбы, спросила, помолчав:

– Ты правда думаешь, что тебе не придется в конце концов отдать нам Эрвина Канна?

– Если он спасет людей, то станет национальным героем, – сердито сказал Андрей, и вся легкость вмиг улетучилась. – У какого народа есть традиция сдавать своих героев? Назови.

– Пожалуй, таких в самом деле нет, – согласилась Юлия. – Ну а если он ошибется?

– Смотря какая ошибка. Погубит людей – суд над ним будет здесь, скорый и правый. Народный суд. А погубит всех – некому будет судить, да и некого. – Андрей поболтал фляжкой, отпил глоток. – Черт, жарко-то как… О чем я?.. Да! Пока все идет примерно так, как он предсказывал. До самого тупого дурня уже дошло, кто наш спаситель, и ты его отсюда не увезешь…

– Даже в обмен на существенную экономическую помощь вашей несчастной планете? – ухмыльнулась Юлия.

– Даже.

– Ну-ну. Поглядим. Впрочем, сейчас меня интересует другое. Ты не заметил, что наш Вычислитель какой-то не такой?

– А что с ним не так? – лениво проговорил Андрей. – Он просто вымотан, как и все мы. Ну, правда, едет, а не идет… и что с того? Он ведь калека на протезах.

– По-моему, он не вычисляет, вот что с ним не так.

– Так ведь нечего вычислять! – Андрей не знал, смеяться ли ему или накричать на дуру. – Все, что нам нужно, он уже вычислил.

– Ты не понимаешь, – вздохнула Юлия. – Я хорошо изучила его. Он не может не вычислять каждую минуту, просто не умеет. В Саргассовом болоте на Хляби он вычислял, будучи едва жив, и не упустил свой шанс. В Астероидной системе он вычислял, когда вокруг него все паниковали, – и опять выиграл.

Он ходячий компьютер, уникальный человек-счетчик с талантом крупного математика. Других таких нет. Его мозг должен все время работать, так уж он устроен. Ему почти не нужен отдых. А сейчас… может, мне кажется, но, по-моему, он бездействует. Странно, правда?

Андрею не казалось это странным.

– Знаешь, Рауль… то есть Эрвин все-таки уже старик. Притом эта жара…

– Да, – сказала Юлия, – жара.

Андрей повозился, устраиваясь поудобнее. Еще утро – а все тело уже мокрое, под мышками противно хлюпает. Вчерашний ливень случился очень кстати, иначе от менеджера воняло бы, как от старого козла. А сейчас воняет, как от молодого козлика, что в общем допустимо. Пять лет жизни отдал бы за то, чтобы прямо сейчас очутиться в горах, найти прохладный ручей, окунуться с головой в бочажок под крошечным водопадиком…

– Скажи, – потребовал он, – ты уверена, что наш Рауль Амбрус – тот самый Эрвин Канн, за которым ты гоняешься?

Юлия фыркнула.

– Кто бы добровольно назвался именем человека, находящегося в розыске Интерпола Лиги?

– Ну… не знаю. Ты сама только что сказала: он не вычисляет, а это странно.

– А ты сказал: старик, – напомнила Юлия. – И жара. К тому же ты отчасти прав: все самое необходимое он уже вычислил. Уверена: он сделал это еще до возвращения на Лусию. Ты бы лучше спросил: кто убил Тома Гатри, вашего прежнего менеджера?

– Анафилактический шок его убил, – пробурчал Андрей. – Просто несчастный случай в быту.

– Возможно. Но знаешь ли, на Эдеме произрастает одно растение, в соке которого содержится необычный алкалоид, безусловно смертельный для человека. Симптомы отравления очень напоминают анафилактический шок, точную причину смерти может определить лишь квалифицированный криминалист в хорошей лаборатории.

– Что? – Андрей привстал на локтях.

– Только то, что я сказала. Кстати, существует и эффективное противоядие.

– Так ты думаешь…

– Ничего я не думаю и копать не стану, – отрезала Юлия. – Просто версия. Преступление, если оно имело место, было совершено на планете, не входящей в Лигу. Это ваши лусианские дела.

Целую минуту Андрей размышлял. Чудаковатый старик Рауль Амбрус не мог хладнокровно отравить Тома Гатри, это просто не укладывалось в голове. Ну а Эрвин Канн, если все, что рассказала о нем Юлия, – правда? Он мог? Человек с холодным мозгом-компьютером, желающий спасти народ Лусии, легко мог просчитать: Том – помеха, якорь, гиря на ноге. Ленив, косен, недоверчив. Останься он менеджером – и к текущему моменту все лусиане, кроме, может быть, жалкой горстки пока еще уцелевших, но все равно обреченных людей, уже были бы мертвы: меньшую часть смыли бы пока еще небольшие цунами, а большую часть сожрали бы многоножки, потому что ополоумевший народ двинулся бы к Южному кряжу с фатальным опозданием и без всякой подготовки… Так кто же он, Эрвин Канн, – преступник или спаситель?

Глупости, подумал Андрей. Нелепа сама постановка вопроса, зато понятна цель этой Юлии Новак: она еще не рассталась с надеждой заполучить Эрвина, вот и сеет сомнения на его счет. Хитрая стерва! Но была полезной в качестве пилота, показала себя умелым бойцом при обороне моста через трещину, а сейчас терпит и не ноет, проблем с ней нет… вот и ладно.

Андрей закрыл глаза и минуту спустя начал похрапывать. Юлия уже спала.

Катастрофа разразилась на рассвете следующего дня. Горы были рядом, кряж придвинулся и навис, местность начала повышаться, вновь появились корявые кусты, некоторые даже с листвой, а главное, теперь даже близорукий различил бы впереди распадок – проход меж двух невысоких вершин, откуда вытекал ручей. Все знали, что дальше тянется длинное ущелье, а за ним – долина, цель пути и конец всем мучениям. Никто не роптал, хоть Андрей, сам шатающийся от усталости, и объявил в мегафон, что не время устраиваться на дневной отдых, надо идти, пока не истрачен последний запас сил…

Он не знал, что это решение спасает его народ, и не возгордился собой раньше времени. Это ему еще предстояло.

Эрвин молчал весь переход. Андрей заметил, что он обвязал себя веревкой вокруг пояса и накинул петлю на шею неутомимого Вавилы, как будто хотел удавить его. Механическому истукану было все равно, он шагал как ни в чем не бывало, зато старик теперь не мог свалиться с его плеч. Досталось ему… но он сам выбрал этот путь и стойко проделал его вместе со всем народом. Какой он чужак! Он настоящий лусианин, благодетель и палочка-выручалочка.

Какие бы интриги ни плела Юлия Новак, Эрвина она не получит, пусть даже над Лусией зависнет весь военный флот Лиги.

Так думал Андрей, со сложной смесью досады и радости отмечая, что уклон местности понемногу увеличивается, что идти стало труднее, что там и сям попадаются валуны, вынесенные на равнину с гор селевыми потоками, что солнце жарит все сильнее и что надо потерпеть еще час, ну хотя бы полчаса, чтобы после дневки достичь ущелья еще до заката оранжевого солнца и устроить следующий большой привал уже в безопасности…

Тут-то все и случилось. Минутная дурнота, заставившая Андрея остановиться и приложить ко лбу ладонь, сперва показалась всего лишь следствием жары и усталости, но почему-то разом заблеял и замычал скот, а Эрвин неизвестно зачем положил Вавилу на землю и лег сам. Не прошло и пяти секунд, как почва содрогнулась с такой силой, какой никто из лусиан еще не ощущал и даже не предполагал, что родная планета способна на такое. Всех до единого мгновенно сбило с ног, а Вавилу с Эрвином подбросило на метр. Низкий подземный гул заглушил крики. Над равниной поднялось облако пыли. Второй толчок… Третий… Сотрясения уже закончились, когда с гор донесся продолжительный грохот, похожий на отдаленную канонаду, – там что-то рушилось.

Андрей не подошел – подполз к Эрвину на карачках.

– Это оно и есть, а?

– Оно.

– Будет волна?

– Будет.

Кряхтя, Эрвин взгромоздился на свои протезы. Отряхнул одежду. Аккуратист… Сейчас Андрею хотелось убить его. Кто виноват в том, что начали эвакуацию так поздно? Менеджер? Несомненно. Но виновен также и этот сморчок, виновен в том, что не был достаточно настойчив! Вполне могли выйти на сутки раньше – были бы уже в горах…

О горных обвалах как-то не думалось.

Да что обвалы! Кого-то убило бы, кого-то нет. Зато на равнине цунами утопит всех, как слепых котят, и похоронит искалеченные трупы под аллювием на радость будущим археологам… или палеонтологам. Из всего населения планеты выживут – и то лишь на первых порах – лишь те, кто уже переброшен в горную долину.

– Поднимай людей, – ровным как ни в чем не бывало голосом сказал Эрвин, – и сам поднимись, лидер четвероногий. Придется немного напрячься.

Андрей поднялся. Что он говорит, на что надеется? В голове было пусто.

– Возьми себя в руки! – прошипел Эрвин, взбираясь на плечи андроида, павшего на четвереньки без голосовой команды. Похоже, Вавила мог управляться биотоками мозга хозяина. – Очнись! На тебя уже смотрят. Прими бодрый вид. Шане у нас есть, и неплохой. Волна будет здесь никак не раньше, чем через пять часов. Возможно, что и через десять. Успеем подняться по ущелью как можно выше – уцелеем.

– А… – Андрей ничего еще не понимал, крутил головой.

– Ты оглох, что ли? – не унимался Эрвин, в то время как андроид выпрямился, вознеся его над людьми. – Соберись, менеджер! Пришло время жестких приказов. Командуй!

Жестких? Куда уж жестче. Но, кажется, есть куда…

– Встать! – чужим, незнакомым голосом скомандовал Андрей в мегафон. Он пустил петуха, откашлялся и начал делать то, о чем прежде не имел самое туманное понятие: хрипло орать, как сержант на новобранцев. – Встать, я сказал! Толчки кончились. У кого есть силы – поднимите соседа! Можно и пинком. Шевелитесь! Сюда идет цунами, нам нужно успеть укрыться в горах. Кто там нюни распустил? Дайте ему в морду. Не ныть! Ну, ноги в руки – и пошли! В темпе!

Было слышно, как кричит Юлия, понукая обессиленных. На нее огрызались: ишь, какая! Прошла бы сама весь путь от побережья! Ножками. Топ-топ. Не слишком-то трудно сновать туда-сюда по воздуху и явиться на трассу к самому финишу. Раскомандовалась!

Что ж, раз есть силы огрызаться, значит, найдутся и силы идти. Андрей послал Юлии одобрительный кивок: умница, молодец, шевели их, шевели! А Эрвин учудил такое, чего Андрей совсем не ждал.

В спине Вавилы чуть ниже тощего зада старика раскрылись створки. Оттуда грянул марш. Гремели трубы, били барабаны, выли и визжали какие-то совсем незнакомые музыкальные инструменты. Кто-то сердитый и непреклонный рявкал в такт музыке отдающие металлом слова на чужом языке.

И против воли, вопреки жаре и усталости, колонны пошли быстрее: раз-два, раз-два… Ровнее спину, выше голову, живот втянуть! Раз-два, раз-два! Мы – сила, нас не сломить, мы всем покажем!..

– Марш рагабарских мятежников, – прокомментировала Юлия, чуть только музыка стихла. – Мерзость какая…

– Зато идут, а? – подначил Андрей. Юлия хотела было возразить, но тут из спины андроида грянул новый марш, и она махнула рукой.

Два часа спустя колонна – теперь уже одна, собранная из трех, – начала втягиваться в ущелье.

Идти сразу стало труднее – мешали нагромождения камней, прихотливые петли ручья, кусты и сухие колючие растения, свешивающиеся со скал. Между Андреем и Эрвином произошла перепалка: менеджер хотел вызвать из долины весь летающий транспорт, чтобы забрать тех, кто обессилел или подвернул ногу, а заместитель по логистике резко возражал:

– Мало топлива.

– У нас сколько угодно топливных элементов! – бушевал Андрей. – Я видел, как их грузили на космодроме!

– Все равно недостаточно.

– Что ты задумал?

– Ничего особенного, просто разумная бережливость. Истратишь резервы раньше времени – потом будешь кусать локти.

– Потом тебе свернут шею родственники погибших! Ты как хочешь, а я вызываю платформу и флаеры. – Андрей взялся за рацию.

– И кто их поведет? – кричал Эрвин. – Кое-как обученные мальчишки? Скажи сам: они посадят здесь флаер, не говоря уже о платформе? Не слышу! Юлия еще могла бы, но она здесь, а не там.

Андрей лишь выругался. Старикашка был прав, как всегда. Пусть жара в ущелье уже не та, что на равнине, но от адской усталости у всех мозги набекрень, а этот – гляди-ка! – сохранил способность к элементарным суждениям, не то что злосчастный временный менеджер…

– А если мы наткнемся на завал в ущелье? – все же спросил он. – Слышал, как грохотало?

Эрвин указал на журчащий ручей:

– Выше нас серьезных завалов нет, пройдем и скотину проведем.

– Ну а если…

– Вот тогда и рискнем вызвать транспорт. Не раньше.

Оставалось надеяться, что он не ошибся и на этот раз.

Так прошел час, и другой, и третий. Привалов не было. Иногда ущелье расширялось, крупные камни под ногами сменялись щебнем, сцементированным затвердевшим илом, и тогда черепашью скорость движения человеческой змеи удавалось увеличить. Время от времени андроид Вавила бодрил людей звуками лихих маршей. Где есть военные, там в ходу и бравурные марши; Лусия – исключение. Юлия узнавала музыку Терры, Рагабара, Сиринги, Ареса, Тверди, Глиняной Лепешки. При звуках маршей Земли и Унии ей хотелось плюнуть, но было нечем. И некогда напиться, хотя ручей – вот он, журчит меж валунов и весело прыгает с каменных ступенек.

Вперед, только вперед и вверх! Нет лишней минуты. Никто не замечал, что воздух стал прохладнее. Никто уже вообще ничего не замечал.

В малой долинке все же пришлось дать роздых и людям, и скоту. Мало-помалу подтягивались отставшие, кое-кто из них полз на карачках. Долинку подпирала с запада округлая вершина. Эрвин указал на нее Андрею:

– Думаю, оттуда просматривается степь. На вершину надо послать наблюдателя.

Андрей, всклокоченный, с безумными глазами, не оскорбил умника ни словом, ни действием лишь потому, что на это уже не осталось сил.

– Понял, – вздохнул старик. – Ну, тогда я сам.

Что бы ни говорил разум, какие бы ужасы ни сулил, а в глубине души Андрей возликовал: значит, можно продлить отдых до получаса как минимум, а то и больше.

Было видно, как Вавила с Эрвином на плечах поднимается по склону горы. И было видно, как, не достигнув вершины, андроид повернул назад и понесся вниз под уклон гигантскими прыжками Тогда люди услышали многократно усиленный голос Эрвина:

– Волна идет! Волна!

Немедленно грянул марш, самый быстрый из хранящихся в памяти Вавилы. Когда андроид спустился с горы, марш сменился разудалой плясовой. Люди уже шли, шатаясь, спотыкаясь, но все же шли, постепенно ускоряя шаг в такт безумной музыке, а Андрей надрывался, стараясь перекричать Вавилу в мегафон:

– Бегом! Бегом!

Глава 8 Нашествие

Потеряли всех, кто отстал от колонны, все до одной телеги и арбы и до сорока процентов поголовья скота. Жутко было представить, как волна, прокатившись по равнине, достигла гор, как миллионы тонн взбесившихся морских вод, будто под давлением колоссального поршня, ворвались в ущелье. Там не могло уцелеть ничего живого. Много выше, куда волна добралась уже обессилевшей, она настигла хвост колонны, мычащий и блеющий хвост. Тем, кто произошел не от обезьяны, трудно карабкаться по скалам, спасаясь от потопа. Погибли часть стада и несколько пастухов, самоотверженно, но тщетно пытавшихся загнать измученных животных еще чуть-чуть дальше вглубь ущелья, еще чуть-чуть выше…

Великое счастье, что землетрясение не породило в этом ущелье ни одного крупного обвала! Всезнайка Эрвин вновь оказался прав: все, что могло скатиться с гор, скатилось давным-давно. Он преувеличил, далекие обвалы все же были слышны, но где-то там, не здесь…

Как только миновала непосредственная опасность, Андрей объявил привал. Мог бы и не драть глотку: достигнув крайнего предела человеческих сил, люди падали сами, кто ничком, кто навзничь. Умер, надорвав сердце, молодой здоровяк, без единой жалобы проделавший весь путь с тяжелым мешком за плечами. Вечером стены ущелья дали тень, а ночь принесла вожделенную прохладу. Горы! Какая-никакая, а уже высота. Какое же это счастье – не вариться в собственном поту!

Наутро Эрвин верхом на безропотном Вавиле спустился по ущелью ниже, чтобы посмотреть, что натворила там волна, и спустя час вернулся, как показалось Андрею, удовлетворенным.

– Зачем ходил? – спросил Андрей.

– Так… проверить кое-что.

– Проверил? – Андрей иронически поднял бровь.

– Там несуразники, – буднично сообщил Эрвин.

– Много?

– Видел двух разбитых и с десяток живых. У них прочные шкуры, держат удары о скалы. Лежат, воняют. Из одного уже выбиралась многоножка.

Андрей посерьезнел.

– Я надеюсь, ты…

– Правильно надеешься: она уже не выбирается. Я и остальных поджарил.

– Как достигнем долины, надо будет сразу организовать кордон в ущелье, – сказал Андрей. – Взорвем скалу, устроим в узком месте завал, а поверх эту, как ее… баррикаду.

– Устраивай, – согласился Эрвин.

– Надо думать, в долину ведет не один доступный многоножкам путь?

– Не один.

– То-то и оно. Укрепим подходы…

– Укрепляй.

– Установим круглосуточное дежурство на опасных направлениях, – импровизировал Андрей. – Парней с оружием туда, посменно. Это хорошо, что ты привез много оружия, а я-то, дурак, поначалу гадал – для чего? Спасибо тебе. От всего народа Лусии спасибо.

– Да пожалуйста…

Старик явно не был в настроении строить планы, и Андрей, не дождавшись ценных указаний, связался с долиной и приказал выслать в ущелье антиграв-платформу. Едва он успел передать приказ, как андроид Вавила, подскочив к нему с неожиданной прытью, выхватил из руки рацию, передал ее злобно оскалившемуся Эрвину, а тот с размаху шваркнул коробочку о камень – только осколки брызнули.

– Ты что делаешь?! – заорал Андрей.

– То, что должен делать заместитель по логистике, – со злобой ответил старик. – Только я опоздал. Плохой я заместитель.

– Сердца у тебя нет!

– Вообще-то есть, но думать я предпочитаю головой, а не ливером. Ну вот что: пусть этот рейс платформы будет единственным!

– Иначе что? – крикнул Андрей. Он не был уверен в том, что для перевозки всех слабых и охромевших удастся уложиться и в пять рейсов.

– Иначе ищи себе другого зама по логистике. Вон Олсона возьми.

– И возьму! – Оба знали, что Олсон не справится, но Андрей подумал о Юлии. – Считай себя уволенным.

Эрвин круто развернул Вавилу, и тот пошел прочь.

…После седьмого и последнего рейса платформы злость Андрея мало-помалу улетучилась. Все шло как надо. Олсона он не назначил и с Юлией не поговорил – она и без того помогала как умела, а умела она неплохо. И разве имело значение то, что Лусия отпочковалась от Унии, а Юлия – офицер Интерпола Лиги? Лига и Уния – враги, но при чем тут Лусия?

Отдых! Пища, вода и сон – вот что отчаянно требовалось всем без исключения спасенным людям. Главное – сон. Вода была, сохранилась и толика пищи, но кто способен жевать, когда умирает от усталости?

Отдыхали остаток дня и всю ночь. А утром двинулись дальше, и к вечеру стены ущелья раздвинулись. Все. Дошли.

В лесах по горам вокруг долины обозначились проплешины – лесорубы заготавливали бревна. Их скатывали вниз. Работала лесопилка, стучали топорами плотники, и уже более сотни домов – не слишком больших и довольно неказистых, но все же домов – вытянулись в четыре нитки вдоль двух будущих улиц. Большое землетрясение – хоть Эрвин и уверял, что гипоцентр располагался глубоко под морским дном, – наделало дел, и здесь, и будь дома каменными, они бы развалились. Бревенчатые же строения большей частью устояли. Плотники умели соединять бревна в кривую лапу.

Андрей приказал старейшинам общин произвести перекличку и сложил результаты. Вышло, что удалось спасти пять тысяч девятьсот семьдесят семь человек обоего пола и всех возрастов. Почти шесть тысяч… Значит, погибло не меньше тысячи. Андрей лишь приблизительно знал, сколько их ушло в никуда по глупости, отказавшись эвакуироваться с побережья, сколько легло на пути к горам и, наконец, скольких настигла волна. Только сейчас нашлось время заняться подсчетами…

Одна женщина разрешилась от бремени здоровым ребенком, и эта новость моментально облетела всю долину. Первый! Пока что первый младенец, родившийся не у моря, а в горах, но лиха беда начало. Потомки забудут, как выглядит океан, следующее поколение сочтет своей малой родиной Южный кряж. Немного жаль, но что тут поделаешь. Да и не важно это! Важно, что оно вообще будет, следующее поколение людей на Лусии! Важно, что мы дошли, дотерпели, вынесли немыслимые лишения и победили!

На новорожденную девочку хотели взглянуть все. Фельдшер выставил дюжего медбрата, чтобы не пускал зевак, норовящих потревожить роженицу с ребенком. Потом, потом! После рабочего дня вынесем младенца на воздух и покажем всем – умиляйтесь на здоровье. Но руками не трогать!

Отощавшая скотина так и набросилась на сочные травы. Андрей высчитывал в уме, какую часть стада в ближайший год придется пустить под нож, как скоро восстановится поголовье при нормальной динамике приплода, – и мрачнел. Как ни крути, а без жесткого нормирования рационов не обойтись. На побережье здорово выручала морская рыба – а здесь? Можно выяснить, годная ли в пищу рыба водится в горных озерах, но это, конечно, не спасет. Это крохи… Охота! Инстинкт загнал в горы тьму-тьмущую степного зверья, а значит, мясо, в принципе, есть, бегает где-то неподалеку. Найти метких стрелков, раздать им пулевое оружие, привезенное Эрвином – умница он все-таки! – и со временем, вероятно, узаконить новую общину охотников и собирателей…

Голова работала, приказы отдавались, свободного времени не было совсем. Андрей еле-еле выкраивал несколько минут в день на бритье и умывание. А вот Эрвин начинал раздражать, причем не сам он, а его отсутствие. Хоть он и умница, а вернее, именно поэтому мог бы помочь, подсказать, направить. Но нет – устранился от всех дел, коих невпроворот, и отдыхает в наскоро сколоченной специально для него хибаре. Только и видишь умника, когда повара орут, что каша поспела, и зовут народ к котлам. Ребенку понятно: отлеживается старик, вымотался до предела, честно заслужил отдых и личную хибару, да что там, он заслужил вечную признательность народа Лусии… но сколько можно бездельничать? Третий день уже! Помогала Юлия, подменяя Олсона там, где надо было присмотреть за работой артелей и куда не поспевали ни Олсон, ни Андрей. От Юлии был толк. А от Вычислителя его больше не было.

На четвертый день Андрей сам зашел в хибару Эрвина.

– Валяешься? – осведомился он, разглядев в полутьме лежанку на земляном полу и старика поверх лежанки.

– Как видишь, – последовал холодный ответ.

– Обиделся? Простить и забыть не можешь?

– Спина побаливает, потому и лежу, – молвил Эрвин. – Не болела бы – все равно отдыхал бы. Уволенный имеет право. А на дураков не обижаются. Просто принимают к сведению.

– По-твоему, я дурак? – Андрей нашел в себе силы усмехнуться. Хотел сотворить усмешку ироническую, а получилась напряженная, вымученная.

– Ты дурак во власти, а это намного хуже, чем просто дурак, – со вздохом промолвил Эрвин. – Ты тоже не обижайся, это просто констатация. Ну зачем ты меня тогда послушал?

– Когда? – не понял и даже слегка растерялся Андрей.

– Когда я говорил тебе, что надо уходить с побережья. Не ушли бы – и все уже кончилось бы. Для всех. И не было бы напрасных мучений.

– Напрасных?!

– Именно напрасных, – легонько кивнул старик. – Имей в виду: сейчас мы в большей опасности, чем были на берегу океана.

– Почему??!

Андрей возопил, зато голос Эрвина был ровен. С такими интонациями не ведут спор, а доказывают перед туповатой аудиторией какую-нибудь простенькую теорему:

– Потому что ты не пожертвовал частью, чтобы спасти целое. Потому что ты не понимаешь: добрый пастырь время от времени просто обязан быть бесчувственным. Побудь добрым хоть сейчас, оставь меня в покое.

– В чем проблема? – заорал, не сдерживаясь, Андрей. – В истраченном топливе, что ли?

– Именно в нем.

– И тебе плевать на людей?

– Теперь умрет гораздо больше людей, чем могло бы.

– Да почему??!

– Потому что ты не добрый пастырь, – по-прежнему равнодушно заявил Эрвин. – Ты добренький.

Андрей ошалело заморгал. Ничего себе добренький… Кто вел людей по сухой степи к горам, не жался ни их, ни себя? Кто гнал их вверх по ущелью, когда каждому хотелось только одного – лечь и умереть? Старик окончательно спятил, ну его.

Он уже хотел повернуться и молча уйти, как вдруг, сам себе удивившись, выпалил:

– Ты отравил Тома Гатри? – и заметил, что в глазах старика вспыхнул огонек.

– Юлия тебя просветила? – спросил Эрвин после короткой паузы.

– Неважно.

– Ну конечно, Юлия… Ну так вот: да, я его отравил. Это было убийство, и прошу заметить: с заранее обдуманным намерением. Напыщенный дундук оказался глух к моим предостережениям. Но я честно попытался не довести дело до крайности!

– Ты тоже пил то вино, – напомнил Андрей.

– А! – Старик слабо махнул сухонькой ручкой. – Противоядие. Примитивная схема. Изобретать что-то более заковыристое у меня просто не было времени. Мне еще надо было убедить тебя, что пора всем уносить ноги с побережья. Вспомни: ты поверил мне не сразу.

– Между прочим, народ не поверил бы и мне, если бы не своевременный форшок…

– Очень своевременный.

– Ты только не ври, будто то землетрясение – твоя работа.

– Оно – нет. А вот инфразвук – моя. Примитивно, но действенно. Паника оказалась очень кстати.

Эрвин ухмылялся. «Почему он вдруг признался в убийстве?» – в замешательстве подумал Андрей, и ухмылка старика помогла ему понять почему. Никто, никакой менеджер и никакой диктатор не посмеет тронуть того, кого народ справедливо почитает как пророка и спасителя. С каждым прожитым в безопасности днем его авторитет будет только расти, в то время как временная диктаторская власть никем не избранного менеджера начнет мало-помалу съеживаться. Преступление? Убийство? Закон? Да кому это интересно, когда цель всех и каждого проста, как вдох: выжить! Никто не поверит в виновность Эрвина, хоть кричи на всю долину: «Убийца! Убийца!»

Преступник и вдобавок наглец. Но… спаситель.

Ладно. Потом разберемся. Что он там пел о топливе?

– Объясни, почему ты думаешь, что умрет много людей, – хмуро потребовал Андрей.

– Я не думаю, я знаю, – был ответ.

– Ладно, объясни, откуда ты это знаешь.

– Расчет очень прикидочный, но…

– Перестань уже! – рявкнул Андрей. – Если есть что сказать – говори!

– Криком взять хочешь? – прищурился Эрвин. – Ну-ну, покричи. Только будь добр, кричи где-нибудь в другом месте, не здесь.

Андрей подышал, сосчитал в уме до десяти.

– Извини, – пробормотал он. – Я ведь полицейский, в моем деле крик часто помогает. Бывало, наорешь на задержанного – он тут же в штаны напустит и во всем сознается. Ну так что говорит твой прикидочный расчет?

– Мы не удержим долину.

– Уверен?

– Не до конца. Предполагаю.

– Многоножки?

– Ну конечно. Эти твари могут карабкаться по скалам. Ты думал перекрыть опасные направления? Тут нет безопасных направлений. На круговую оборону у нас не хватит ни оружия, ни людей. Неточность прогноза была обусловлена незнанием врага. Мы, например, не знали, есть ли у многоножек стайный инстинкт, умеют ли они координировать свои атаки. Я предполагал, что нет, а оказалось – да. В какой-то степени. Но и без этой неприятности нас не ждет ничего хорошего.

Андрей поискал глазами, куда бы присесть, не нашел и сел прямо на земляной пол.

– Значит, надо свернуть все работы, кроме самых необходимых. Так? Всех здоровых мужчин – на периферию. Задействовать все оружие, так? Мало его? Знаю, что мало. Понаделать пик, накопать ловчих ям. Костры для отпугивания. А может, удастся сварить какую-нибудь отраву, а?

– Может, и удастся, если очень повезет, – ответил Эрвин. – Но если хочешь знать мое мнение, наше везение иссякло. У нас просто нет времени. Еще день-два – и начнется.

Что именно должно начаться, Андрей мог представить себе очень хорошо. Многоножки уже лезут в долину по главному ущелью, замечены они и на перевалах – и пока что успешно уничтожаются. Но если Эрвин прав, то вскоре проклятые твари покроют склоны окружающих долину гор шевелящимся ковром – и это будет конец. А прав ли Эрвин? Надо слетать поглядеть, много ли несуразников вынесло в предгорья, подумал было Андрей и тотчас понял, что пытается ухватиться за соломинку. Он помнил, сколько белесых мешков со щупальцами качалось на волнах в ожидании цунами. Воды не было видно! Значит, в предгорьях их полным-полно…

– Ладно, – мрачно проговорил Андрей. – А при чем тут топливо?

Пять минут спустя он уже бегал по хижине и орал так, что тряслись сколоченные из горбыля стены.

– И ты знал? Ты знал это с самого начала?!

Эрвин молчал с грустно-сочувственным видом. Конечно, он все знал с самого начала. Рассчитал в первом приближении – но рассчитал. И наглухо молчал о том, что в долине, любовно выбранной и уже худо-бедно обустроенной, людям не удержаться – придется отходить всем народом дальше на юг. С арьергардными боями. Сначала через перевал, затем еще через один, на южную сторону кряжа и далее – через пустыню к Туманным горам.

– Почему не сказал?! – бушевал Андрей.

– Сейчас говорю, – вклинивался Эрвин в паузы. – А раньше было попросту вредно. Людям нужно показать ближайшую достижимую цель, тогда от них можно ждать максимального напряжения сил. Скажешь нет? Это психология. При всем том сложная задача решается не в пример легче, если ее разбить на ряд более простых. Это уже математика.

Андрей вне себя кричал о том, куда Эрвину следует засунуть его математику. Он не сразу заметил Юлию, вошедшую в хибару и тщательно прикрывшую за собой щелястую дверь.

– Орешь, как… – сказала она недовольно. – В чем дело?

– В нем! – рявкнул Андрей. – Вот в этом умнике! Ты только держись на ногах, не падай: он говорит, что надо уходить еще дальше на юг, через пустыню! Он это заранее вычислил, понимаешь ли! Циферками!

– А кричать-то зачем? – кротко осведомилась Юлия.

– Ты что, тоже знала это? – взвился Андрей.

– Не знала. Предполагала. И не ори, тебя издали слышно. Наш Вычислитель не так прост, как некоторые, не стану указывать пальцем… Я его хорошо изучила. Он и тактик, и стратег, причем как стратег он вообще не имеет себе равных, а уж «циферки» тому причиной или чутье – дело десятое. Ну так вот: похоже, он прав. Ты не забывай: он с нами в одной лодке и думает о себе не меньше, чем мы с тобой.

– Пусть думает о чем хочет, только не о бегстве в пустыню! – рявкнул Андрей.

– Тише, тише… – выставила ладонь Юлия. – Ты бы его выслушал, а? Между прочим, час назад стайка многоножек прорвалась через восточный перевал. Не дергайся, их всех уже перебили, я тоже участвовала. Но и мы потеряли троих. К западу от нас два перевала, там пока тихо, но не сегодня завтра попрут и оттуда. Знаешь что?

– Что?

– Надо готовиться к новому походу. Ничего пока не объявляй, но дай-ка ты выходной день хотя бы лесорубам и строителям, нечего им надрываться раньше времени…

Прежде Андрей никогда не считал себя тупым и уж тем более наивным, но сейчас в сравнении с Эрвином он чувствовал себя ребенком, причем отстающим от сверстников в развитии. Лишь на второй день после разговора с Эрвином – того памятного разговора, в котором участвовала и Юлия, – Андрей понял всю чудовищность истинного, изначального плана спасения. Вот тебе и Рауль Амбрус, чудаковатый безвредный старичок! Из тихого омута вынырнул черт с рогами.

Не вставая с лежанки, Эрвин спокойно изложил свой план. Даже Юлия раскрыла рот от столь неприкрытого цинизма, ибо план предусматривал гибель примерно половины населения Лусии. Выяснилось, что зафрахтованный Эрвином грузовоз совершил первую посадку в Туманных горах за пустыней, там же была оставлена добрая половина груза: машины, инструменты, генераторы на изотопных источниках, а главное, продовольствие. Вторую посадку корабль совершил здесь, в этой самой долине, выгрузив половину от оставшейся половины, и лишь потом сел, как полагается, легально, на пустыре, гордо именуемом космодромом. Эрвин изначально знал, что Южный кряж с высокой вероятностью окажется всего лишь промежуточным этапом, вехой на пути эвакуации. Откуда он мог это знать, если лишь по возвращении увидел, на что способна черная многоножка? Неизвестно. Сам не скажет, а надавишь – начнет сыпать такой заумью, что у всякого нормального человека заклинит мозги.

Переход через пустыню – это не переход через степь. Настоящее пекло – там, а не в степи. Эрвин планировал переброску флаерами и платформами детей, женщин репродуктивного возраста, немногих мужчин и лучших животных из племенного стада. Все прочие должны были идти пешком. Жара. Раскаленные пески. Литр воды в день. Таким образом, старики, больные и увечные заранее обрекались на более или менее скорую и неизбежно мучительную смерть. И главная причина тому – всего-навсего ограниченный запас топливных элементов к флаерам и платформам…

Андрей хватался за голову. Почему Эрвин не позаботился о достаточном запасе топлива? Старик лишь молча отвернулся вместо ответа на прямой вопрос. Ответ был известен Андрею: во-первых, личные средства частного лица не безграничны, а во-вторых, топлива было взято ровно столько, сколько следовало из расчетов, плюс малый резерв. Экономному расходу помешала проклятая трещина, но главное – помешал он, Андрей Илюхин! Сколько раз Эрвин говорил ему, увещевал, требовал и бранился: не гоняй туда-сюда флаеры и платформы, не надо…

А я гонял, вспоминал Андрей. Да и как было не гонять? Спасал людей, не думая о каком-то там расходе. Просто спасал, как сделал бы всякий на моем месте, и переживал, если не мог спасти, и гордился тем, что все-таки спас многих, кого план Эрвина неявно, но безоговорочно зачислял в покойники… Людоед он!

Но вот что хуже всего: по его плану должна была спастись примерно половина народа Лусии, – а сколько спасется теперь? Четверть? Хорошо, если так. Многие, кого следовало бы избавить от мучительной гибели в песках, не будут избавлены от нее. Не убивать же их из милосердия! Через несколько дней придется решать, кого отправить в горы последним рейсом: женщин с малыми детьми или удойную корову рекордных статей с лучшим быком-производителем? А кому решать? Менеджеру. После такого решения ему только и останется, что заглушать телесными страданиями душевные муки и с облегчением сдохнуть на последнем переходе…

Сукин ты сын, Андрей Илюхин! Никчемный человеколюбец. А ведь всю жизнь мнил себя жестким мужиком, каким и должен быть начальник полиции!

…Прибежал запыхавшийся мальчишка с известием: на западном краю долины замечены многоножки, их много, не худо бы послать подкрепление.

Через десять минут Андрей уже поспешал в указанном направлении, имея в руке плазменник, через плечо – сумку с гранатами, а за плечами – десяток бойцов. Он бежал ровной небыстрой рысцой, сохраняя силы для боя, стараясь думать только о защите рубежа, о предстоящем истреблении электрических многоножек, и был рад тому, что какое-то время, пусть недолгое, можно не думать о ближайшем будущем. Сейчас надо отбиться – вот и все мысли, радующие простотой и определенностью. Ночью – жечь длинные костры в самых удобных проходах на перевалах. И барьер, и освещение. Кровавый Глаз светит теперь всю ночь, но недостаточно. Кажется, он уже удаляется и, понятное дело, тускнеет…

Хорошие мысли, дельные и бодрящие. И лишь одна противная мыслишка портит всю картину: никакими убеждениями и никакими приказами нельзя убедить людей идти в пустыню до тех пор, пока потери от многоножек не станут ощутимыми!

Спустя четыре дня передовое охранение достигло первых песков. За охранением двигалось то, что осталось от коровьего и овечьего стад после убоя многих голов и заготовки мяса впрок. И после многоножек… Только потом – люди. Теперь они шли одной длинной колонной, имея боевое охранение на флангах и в тылу, и охранению не приходилось скучать. Словосочетание «боевое охранение» вошло в обиход с подачи Юлии – Андрей и не знал таких терминов.

С натугой тащились в гору, трусцой сбегали с горы. Расчищали путь, отбивались с флангов и тыла – особенно с тыла. В узостях взрывали за собой скалы, ненадолго преграждая путь членистоногой орде. К счастью, выяснилось, что многоножки не брезгуют пожирать своих мертвых собратьев. Это немного задерживало преследователей. Спустившись в сухую жару на краю пустыни, подожгли за собой лес: жарьтесь, твари!

Лес пылал с веселым треском, горы заволокло дымом. А впереди лежало волнистое море песка, и кривлялся над ним горячий воздух.

Жара – в лицо. Опять жара… Спросите у тех, кто облизывал сухим языком потрескавшиеся губы в иссушенной солнцем степи, – понравятся ли им раскаленные пески? Лучше и не спрашивайте, чтобы не убегать от кулачной расправы.

А сколько всего пришлось бросить! Машины, оборудование… Раньше на Лусии была хотя бы чахлая промышленность, вызывающая усмешки унианских торговцев, но все же обеспечивающая население самым необходимым, – теперь не будет никакой, а будет примитивная обработка даров природы и натуральное хозяйство. Да и это когда еще будет!

Но жизнь стоит того, чтобы начать сначала. Она хорошая штука.

Страдая от духоты, дожидались заката оранжевого солнца. Набирали воду из теплого мутноватого ручья, скатывающегося из распадка и исчезавшего в песках, сами много пили, перераспределяли ношу, готовились. Всяк понимал: спасение, если оно вообще возможно, – в максимально протяженных ночных переходах, привалов не будет. На закате заметили вдали стайку каких-то животных – те сторонились гор, но и в пустыню не шли. Нашли выеденный изнутри панцирь бронированного вампира. Со стороны тылового охранения слышались отдельные выстрелы. Всего лишь дважды прогрохотала пулеметная очередь. Можно считать – передышка… лесной пожар сильно помог.

Когда солнечный диск упал за горизонт, Андрей прошел по пескам шагов сто и вернулся, утираясь рукавом.

– Как на сковородке, через обувь жжет… Ждем.

– Пески, как правило, остывают быстро, – утешила Юлия.

– Да? А ты откуда знаешь?

– Служба в Интерполе расширяет кругозор.

Ну да, ну да. Она же бывала на разных планетах. Расспросить бы ее о них, подумал Андрей, интересно ведь. Ну, может, еще будет время…

– Наверное, Лусия не слишком расширила твой кругозор? – ревниво спросил он.

К его удивлению, Юлия задумалась, прежде чем ответить.

– Как тебе сказать… Такой патриархальной планеты я еще не видела. И при этом такой благополучной – я имею в виду, до катаклизма. Общины, старейшины, все всех знают, любят детей, – тут Юлия почему-то запнулась, а почему – Андрей не понял, – уважают стариков, преступления редки и, как правило, несерьезны… С профессиональной точки зрения – неинтересно. А вот чисто по-человечески – наоборот. Даже жаль, что я не этнограф. – Она улыбнулась. – Я бы здесь поселилась, если бы не этот ваш Кровавый Глаз… Ты не думал, что Лусии было бы неплохо попроситься в Лигу?

– Зачем еще? – Способность женщин стремительно менять тему разговора, случалось, и прежде сбивала Андрея с толку.

– Лига обладает туннельным оружием, – пояснила Юлия. – Слышал о таком? Нет? О чем вы тут вообще слышали? Короче говоря, на короткое время индуцируется сингулярная трубка. В нее можно засосать планету – и ее выбросит черт знает где, вряд ли даже в нашей Галактике. Тем же способом можно убрать и ненужную звезду, скажем, ваш Кровавый Глаз. А другой туннельной бомбой исправить орбиту планеты. Правда, вас опять потрясет немного. Если все сделать аккуратно, то более высокая орбита позволит вам мало-помалу заселить весь материк. – Юлия вдруг прыснула. – Видел бы ты себя сейчас!

Андрей и правда выглядел ошарашенным в предельной степени. Знать бы раньше…

Но что это изменило бы? Знать надо было не просто раньше, а намного раньше! Не мы, подумал он, а деды и прадеды наши должны были знать – и стучаться в эту самую Лигу, молить и канючить: возьмите нас, вы не пожалеете, мы хорошие! Или проситься в Унию, надеясь, что ее правительство не злопамятно.

– Зачем мы Лиге? – спросил он.

– О! – просияла Юлия. – Умный вопрос. Только зря ты задал его таким безнадежным тоном. Шансы есть. Видишь ли, в обитаемой части Вселенной существуют только три силы: Лига Свободных Миров, Уния и Земная Федерация… Сам знаешь? Ну и молодец. Какое-то время Лига считалась сильнейшей из трех – теперь, увы, уже нет. Она потерпела крупное поражение в Астероидной системе – скажи спасибо своему Эрвину! – затем последовал ряд дипломатических неудач. Тридцать лет борьбы с сепаратизмом, и он еще не подавлен окончательно. При таком раскладе добровольное присоединение новой планеты, какова бы она ни была, прибавит Лиге очков. Это как минимум, а о максимуме гадать не хочу, политика – не мое ремесло…

– Скажи… – Андрей помедлил. – Ты… точно уверена, что за тобой прилетят?

– Должны. Но когда? – Юлия вздохнула.

– А найдут?

– По импланту – найдут, если будут искать.

– Ладно, – сказал Андрей, – будем надеяться на лучшее. А не пора ли нам?..

Первыми на песок ступили животные. Хлопали бичи, мычали коровы. Единственная уцелевшая собака лаяла и носилась, гоня в пустыню овечью отару. Параллельно, держась левее и немного отстав, двинулась колонна людей во главе с Олсоном. Примерно десять минут ничего не происходило, лишь мычал и блеял скот, да люди негромко проклинали сыпучий песок.

А на одиннадцатой минуте крупный бугай, вожак стада, вдруг провалился в стремительно расширяющуюся воронку, испустил рев мучительной боли и исчез. Еще секунду или две на дне воронки были видны его рога, затем исчезли и они. Лишь сыпался струйками песок, медленно скрывая ловушку.

Истошными голосами закричали пастухи. Стоять! Стоять! Назад! Олсон остановил колонну и пошел взглянуть, что там стряслось. Никто не сообразил подсказать ему, что лучше этого не делать.

Он прошел около половины пути и издал короткий возглас удивления, когда под ним разверзлась новая песчаная воронка. А предсмертный крик, если Олсон вообще успел его издать, заглушил песок.

Глава 9 Ошибка в расчетах

Какие хищники таились в песке, так и осталось неизвестным. «Крупные», – только и сказала Юлия по поводу песчаных упырей и непроизвольно передернулась. Нулевая информация: и так было ясно, что в песке сидят немаленькие твари – голодные, ждущие, настороженные, бесконечно терпеливые. И не упустят своего: не для того ждали.

Ждали тех, кого черные многоножки выгонят в пустыню…

Вытащить бы наружу хоть одного упыря, поэкспериментировать с ним по-инквизиторски, понять, как обезопасить проход… Но нечем вытащить, и нет времени изобретать что-то мудреное.

Эрвин выглядел задумчивым.

Люди и скот ушли с песка. Безудержно рыдала жена Олсона. К утру она, молодая еще женщина, выглядела старухой.

Что делать? Вопрос засел в голове гвоздем. Ответа не было.

Идти вперед – погибнуть всем. Идти назад – то же самое. Оставаться на месте… ну, можно продержаться несколько дней. А дальше что?

Ночью юг озарился дрожащим красным светом. Донеслись приглушенные удары, похожие на раскаты грома, – где-то в Туманных горах проснулся вулкан. Это туда менеджер с его замом предлагали идти? Туда? Через ад пустыни – прямо в огненный ад?!

Утром стало видно, что ощущение безысходности овладело всеми. Кое-как спрятавшись от солнечных лучей под вылинявшими тентами, люди почти не шевелились. Один лишь Вавила торчал на солнцепеке как ни в чем не бывало. Он успел почиститься от пыли и сажи, заряжал свои батареи и бодрым видом прирожденного дурака выражал готовность исполнить любой приказ хозяина. Робот, что с него взять, даром что человекоподобный. Верзила без эмоций, истукан. Транспортное средство для старого умного калеки.

А старый умный калека сидел в тени солнечных батарей своего транспортного средства и молчал. Далеко на юге из песчаного моря вырос хобот смерча, за ним еще один, и оба пошли гулять туда-сюда, извиваясь, будто в танце, и какая-то женщина вскрикнула, когда один из них приблизился, и кто-то шумно выдохнул, когда хобот начал удаляться, – а старик молчал, молчал…

Андрей прятался в тени флаера. Всю ночь он ждал: вот сейчас придет Эрвин и скажет, что надежда не потеряна, он все рассчитал, и рано вешать нос, и тупик не тупик, поживем еще… Да куда там!

Очень хотелось взять старика за плечи и хорошенько потрясти его, чтоб голова моталась, – думай, гад! Думай! А не умеешь думать, как все люди думают, – тогда вычисляй, на то ты и Вычислитель! Строй свои головоломные модели, обсчитывай их со всех сторон! И дай результат!

Да только трясти его бесполезно, разве что сорвать на нем злость… Но это тоже бесполезно.

И как же хотелось Андрею, чтобы вместо Эрвина подошел к нему старый чудак Рауль Амбрус и что-нибудь добродушно посоветовал не на основании расчетов, а просто так!..

Вместо Рауля подошла Юлия.

– Можно?

– Садись.

Усевшись на нагретый грунт, Юлия принялась обтирать лицо какой-то тряпкой. Светлые волосы потемнели и торчали короткими сосульками – значит, мыла голову в ручье. Андрей наблюдал за женщиной искоса.

– Чучелом выгляжу, да? – с вызовом спросила Юлия.

– Симпатичным чучелом, – почти не покривил душой Андрей.

Юлия легонько усмехнулась: врешь, мол, но я тебе благодарна.

– Наш Вычислитель опять какой-то не такой, – сказала она. – Ты заметил?

– Ясно, не такой. Завел нас в ловушку и сам не знает, что делать дальше. Где он? – Андрей высунулся из-за флаера и сразу зажмурился от яростного света. – Ага, там же. Сидит, считает, да пока все без толку.

– А я с ним сейчас поговорила немножко, – сообщила Юлия. – То есть не то чтобы поговорила… больше слушала. Ничего он не считает, просто бормочет всякую чушь: мол, я не тот, сам на себя не похож, и неизвестно, я это или не я…

– Иссяк старикан, да и перегрелся, – без тени сочувствия сказал Андрей. – Небось переживает, что второго Моисея из него не вышло. Манны тут нет, а упыри есть. Посоветуй ему окунуться в ручей.

– Сам и посоветуй. Кто я такая, чтобы он меня слушал? Явилась, чтобы арестовать его. Недруг по определению. Да и не в перегреве тут дело…

– А в чем?

– Не знаю! О, черт…

Затрясло. Толчки были сильные, хотя с главным землетрясением, конечно, не сравнить. Земля колебалась минуты две. Над сожженными горами поднялось облако сухого пепла.

– Афтершок, – сказал Андрей, чтобы что-нибудь сказать. – Они будут еще повторяться, может, год, может, два.

– Я знаю, – безразлично отозвалась Юлия.

Они долго молчали. Андрей сходил к ручью, умылся и напился, потом то же самое сделала Юлия. У ручья было тесно, люди жались к нему как к единственному источнику жизни. Теплая мутная вода отдавала какой-то щелочью. И наплевать: было бы просто свинским издевательством, окажись вода чистой, холодной и вкусной. Смахивало бы на последний пир накануне казни.

Крупное, неизвестно откуда взявшееся насекомое, каких не видывали люди ни возле океана, ни в горной долине, громко прожужжало возле самого уха Андрея и, вовсю работая неразличимыми крыльями, зависло перед лицом Юлии. Та махнула рукой, и насекомое умчалось.

Но и не улетело восвояси. Видно было, как оно покружилось вокруг Эрвина, привлеченное, вероятно, запахом пота, как оно зависло перед ним с таким же грозным гудением, как перед Юлией, и как Эрвин замахал обеими руками. Только тогда насекомое унеслось прочь, а Эрвин поднялся на свои протезы и произнес торжествующе:

– Ага!

– М-м? – немедленно отреагировала Юлия, и Андрей понял, что она, как и он, все это время надеялась на старика. И сейчас они оба надеются на то, что стариковское «ага» вообще что-нибудь означает…

Он встал, и солнце тотчас ударило его в голову. Вот зараза! Затылок моментально стал горячим. Не надо было разматывать чалму…

– Вот, значит, как тут все устроено, – задумчиво проговорил Эрвин, обращаясь больше к пустыне, чем к приблизившемуся менеджеру обреченного народа. – Знать бы заранее…

– Что устроено? – сипло и зло спросил Андрей.

– Местный круговорот жизни. – Старик вдруг заговорил как по писаному. – Как только красный карлик загоняет Лусию на короткую орбиту, жара дает диким животным равнины понять, что пора уходить в горы. Уходят жвачные, за ними тянутся хищники. Этот инстинкт вырабатывался миллионы лет. Затем кору планеты начинает трясти, плиты сбрасывают накопившиеся напряжения, с моря приходит громадная волна и забрасывает на равнину полчища несуразников. Из них вылупляются черные многоножки и первым делом выедают в предгорьях отставших животных. Не более чем легкая закуска. Затем они ползут в горы за настоящей добычей…

– Мы это уже видели. Ты дело говори.

– А ты меня не перебивай! – рассердился Эрвин. – Или слушай, или поди займись чем-нибудь… Слушаешь? Итак. Нормальной сухопутной фауне Лусии есть чем прокормиться в долинах Южного кряжа, но противостоять электрическим многоножкам не в силах даже самые свирепые хищники. Куда животным податься? Некоторые, вероятно, лезут выше, в горные неудобья, но большинство отступает в пустыню, мы их видели…

– Где кормятся песком и пьют его же? – мрачно съязвил Андрей. – Ты ума лишился?

– Они там терпят, – возразил старик. – Просто терпят. Выжидают. Слабые мрут, бестолковые становятся добычей песчаных упырей, а сильные и осторожные выживают, чтобы вернуться в горные долины, как только многоножки перемрут.

– Что-о?

– Между прочим, я уверен, что у песчаных упырей тоже тысячелетний цикл…

– Наплевать на упырей! – закричал Андрей и даже ногой притопнул в нетерпении. – Что ты сказал о многоножках?

– А то. Данных для прикидочного расчета уже достаточно, а он хоть и прикидочный, но в своей основе верный, за это я ручаюсь. Ты сам мог бы сообразить: кого будут жрать многоножки, когда схарчат всю доступную фауну? Это первое. Почему местные сухопутные животные вообще существуют? Это второе. Вывод может быть только один: многоножки долго не живут. Это не особая экологическая форма местной жизни, я ошибался. Несуразники просто личинки, а многоножки – имаго. Им только-то и нужно, что нажраться от пуза, накопить энергию для размножения, отложить в стекающие с гор ручьи яички или икринки – не суть важно – и сдохнуть. Вода донесет икринки до океана, из них вылупятся крошечные несуразники, подрастут и станут размножаться партеногенезом, а через тысячу лет цикл повторится, потому что сила вида заключена в половом размножении. Вот так.

Андрей только моргал. Переведя дух, Эрвин ждал, когда менеджер разложит информацию по полочкам в своей не самой глупой, но, увы, заурядной голове.

– Значит… надо просто выждать? – с надеждой спросил Андрей.

Эрвин покачал головой.

– На краю пустыни? Не дождемся, перемрем. У нас один реальный выход: пойти и отвоевать себе место в горах. Хотя бы одну более-менее изолированную долину, на первое время нам больше и не надо. Там мы займем оборону и продержимся до того момента, когда многоножки начнут издыхать, в этом мы им охотно поможем. И тогда – весь Южный кряж наш! На тысячу лет.

«На девятьсот девяносто семь», – механически поправил про себя Андрей, радуясь вспыхнувшей надежде и уже прикидывая в уме, какая из виденных им долин годится для захвата и удержания, но все же спросил строптиво:

– А через тысячу лет – все заново?

– Да, но уже на новом уровне, – наставительно произнес Эрвин, подняв кверху коричневый стариковский палец. – Наши потомки будут знать, что их ждет и когда. На ближайшую тысячу лет у нас уйма работы: сделать Южный кряж зоной, комфортной для развития цивилизации. Тут должны быть рудные месторождения. В долинах – сеять, развести плантации когнитивного ореха, на склонах пасти скот. Получше приглядеться к местным животным – может, кого-то из них стоит одомашнить. На горных речках – малые электростанции, на вершинах – ветряки. Без спешки, но методично укреплять северный рубеж на всем его протяжении и в следующий раз не допустить прорыва многоножек в горные долины. А через тысячу лет – вернуться на побережье, но не вдруг и не всем. Часть населения должна остаться в горах. Придется подумать о дорогах, связывающих горы с побережьем, и еще о многом другом… но я, пожалуй, думать об этом не стану. – Эрвин улыбнулся. – Мне незачем. Люди столько не живут.

– Говоришь, ты ошибся? – спросил Андрей. – А сейчас не ошибаешься?

– Вряд ли.

– Тогда это была не самая худшая твоя ошибка… хм… Ты вообще когда-нибудь ошибался по-крупному?

– Один раз, – сухо ответил Эрвин, и по тому, как изменилось его лицо, Андрей понял, что Вычислитель вспоминает что-то очень давнее. Но продолжения не последовало, делиться воспоминаниями Эрвин не пожелал.

И не надо. Зато стало ясно, как надо действовать, и шансы на победу сразу увеличились. Отбить долину… какую? Ясно, не ту, откуда пришлось бежать. Надо найти долину, которую будет легче оборонять. Придется полетать над Южным кряжем, выбрать подходящее место… как только прекратится пожар, а то вон сколько дыма…

Может, именно полет большого глупого насекомого разбудил дремлющую мысль старика и запустил цепочку умозаключений, расчетов на их основе и новых умозаключений?

Не все ли равно!

Все три флаера и антиграв-платформа нарезали круги над облюбованной долиной, щедро плюясь огнем. С платформы лупил пулемет. Стрелки то и дело орали, чтобы пилот держал ровнее и не рыскал. Доморощенные пилоты очень старались.

Во всей долине не было видно никакой мало-мальски крупной фауны, кроме многоножек. Там и сям валялись выеденные изнутри черные панцири – твари уже принялись жрать друг друга. Но живых было больше. Не снабженные инстинктом удирать от угрозы с воздуха, они лишь приподнимали переднюю часть туловища, угрожающе шевеля лапками и жвалами, – и позволяли безнаказанно расстреливать себя.

Долина была маленькая, выбранная после тщательной авиаразведки и долгих споров. Пришлось совершить марш вдоль края пустыни и прорываться через перевалы, чтобы выйти к ущелью, ведущему с юга к облюбованной долине. В нее, правда, вел еще один проход, с запада, но узкий и удобный для обороны. С севера и востока над долиной нависли отвесные скалы, непреодолимые, как хотелось надеяться, для многоножек.

Но долину еще нужно было отвоевать.

На остатках топлива бывший личный флаер Эрвина, им же и управляемый, пошел на вынужденную как раз тогда, когда в долину ворвался и сейчас же развернулся в цепь отряд пеших бойцов. В бойцы рвались многие – нехватка ручного оружия вынудила отдать его тем, кто уже держал в руках плазменник или карабин и показал себя в прежних боях дисциплинированным солдатом, а не героем-одиночкой. Покорность судьбе сменилась бодростью, уныние – веселой злостью. Бей гадов, расстреливай, не давай им уйти! Не уходят? Да это же прекрасно!

Над обездвиженным флаером, севшим на лысую проплешину, кружила антиграв-платформа с очень внимательной Юлией в кресле пилота. С платформы срывались вниз молнии, тарахтел пулемет. Пять минут – и цепь стрелков уже здесь, больше не нужно прикрывать Вычислителя, он выжил и должен жить, чтобы рано или поздно предстать перед судом на Терре. Теперь разворот – и вон туда, там нехорошая низинка, вся в густых кустах, надо ее вычистить…

Долину удалось захватить даже легче, чем предполагалось. Потери – один убитый и один оглушенный электрическим ударом издыхающей многоножки. Оклемается. Андрей был весел.

– Мы сделали это! Как мы их раскатали, а? Песня!

И лучше многих понимал: надо прямо сейчас выстраивать оборону, блокировать оба прохода – южный и западный. Медлить нельзя.

Два дня прошли относительно спокойно. Эта долина оказалась более жаркой, чем та, из которой пришлось уйти, но куда прохладнее песчаной пустыни. Спали прямо на земле под открытым небом, а некоторые понаделали себе шалашей. Вечером второго дня разразилась гроза, ветвистые молнии били в утесы, шалаши снесло штормовым ветром, а упало всего несколько капель. Не так уж важно: в долине имелись родники с приличной водой.

– Спасибо за поддержку, – еще в первый день сказал Эрвин Юлии. – Очень хорошо, когда служебные обязанности не идут вразрез с естественными порывами. Тебе везет.

Он еще шпильки подпускает! Юлия нахмурилась.

– Зато тебе крупно не повезет, когда за мной прилетят.

– А, ну да, ну да… Арест, наручники, и плевать на то, что Лусия независимая планета, так?

– Андрей согласится.

– Разумеется. Я с самого начала это ему советовал. А народ?

– Народ промолчит.

– Умница! – расцвел старик. – Теперь так и случится, тут нет сомнений. Людей я порядочно помучил. Может, потом они пожалеют о том, чего уже не вернуть, ну так то потом. Может, даже памятник мне поставят… еще один. Верхом на Вавиле. Кстати, его можно взять в натуральном виде, все равно он скоро отключится.

– Ты этого не увидишь, – бросила Юлия.

– Но помечтать-то могу. – Глаза старика, запавшие и выцветшие, смеялись. – Кстати, твое положение ненамного лучше моего. Гонялась за мной, гонялась, вроде настигла – а тут такая незадача, планетарная катастрофа.

И ты застряла на дальних задворках Галактики, и ради тебя приходится тратить бюджет, отправлять черт знает куда спасательную экспедицию…

– Результат окупит!

– Правда? Знаешь, что скажет тебе начальство? «Неважная работа, капитан». Ты не оправдала. Начальство любит победные рапорты, ему плевать, что с таким противником, как твой, трудно рассчитывать на успех. Оно тебя задвинет. Будешь до пенсии перебирать бумажки или расследовать квартирные кражи. Как тебе такая перспектива?

– Тебе-то что?

Эрвин пожал плечами.

– Да, в общем-то, ничего. Так, праздные мысли.

– Ну и держи их при себе! – выпалила Юлия.

Тем и кончился разговор. А след остался – этакая заноза от осознания простой вещи: по сути Эрвин прав. Хуже того, он все понимает, все просчитал, интеллект Вычислителя отнюдь не скис. Но тогда он должен иметь в голове план, как оставить Интерпол в дураках!

И наверняка такой план у него есть, причем не один, а несколько: основной, парочка запасных… хорошо, если только парочка!

Трудно.

Про себя Юлия решила: всякое общение с Эрвином нужно прекратить, ибо он получает от общения куда больше информации, чем она. Слова, интонации, паузы, случайные оговорки, мимика, жесты и многое другое – все это оцифровывается в гениальных мозгах гениального преступника, заносится в бесчисленные многомерные матрицы и служит материалом для непрерывных зубодробительных расчетов. Часто их результат оказывается аналогичным тому, что получен другими исходя из здравого смысла, но мозг Вычислителя работает иначе. И если в принципе существует парадоксальное решение, сулящее успех, такое решение, до которого никто другой не додумается, то можно не сомневаться: он его найдет. Опять вывернется, проскользнет меж пальцев и оставит в дураках своих преследователей.

Точнее, в дурах…

На третье утро пальба на подходах к долине стала слышаться чаще, а в полдень с западной стороны прибежал посыльный с просьбой о подкреплении – и скорее, скорее!

– Ты-то куда собрался? – отправив отряд, рыкнул Андрей на Эрвина. Верзила Вавила недвижно, как вышколенная лошадь, стоял на карачках, а старик с лучевиком в правой руке устраивался у него на плечах.

Не сидеть же мне без дела! – был ответ, и Вавила выпрямился, а Эрвин левой рукой вцепился ему в ухо. Неизвестно зачем он стукнул андроида протезами по бокам, будто хотел пришпорить.

– Слезай! – велел Андрей.

– Это еще почему?

– Незачем тебе лезть в драку. Отдай-ка плазменник, он пригодится бойцу помоложе.

– А я, значит, уже ни на что не годен? – повысил голос Эрвин.

– Ты годен на большее, чем жарить многоножек, – нашелся Андрей.

– Особенно на то, чтобы сдать меня в обмен на… дай угадаю… в обмен как минимум на зачистку от тварей всего Южного кряжа, а как максимум, наверное, на присоединение Лусии к Лиге, верно? Быть может, даже на исправление ее орбиты?

– Ошибаешься, – солгал Андрей.

– Ошибаешься ты. – Старик вдруг едко рассмеялся. – А я теперь точно знаю, что я прав. Минуту назад всего лишь предполагал, а теперь знаю. Интересная она женщина, эта Юлия Новак, и красивая, и деловая… Что молчишь? Идея, конечно, поступила от нее, и ты ее принял. Правильно сделал, молодец. Я сам тебе советовал сдать меня, помнишь?

Андрей помнил. А вот что творится – не понимал. Неужели Вычислитель думает вывернуться, оказавшись в лапах этого самого Интерпола Лиги Свободных Миров? О нем Андрей имел самые смутные представления, но знал наверняка: организация более чем серьезная, не то что полиция Лусии…

– Слезай, – скомандовал Андрей, чувствуя себя гадко. – Ты арестован за убийство Тома Гатри.

Он был готов увидеть направленный ему в голову ствол плазменного пистолета и даже желал этого. Но вышло иначе. Андроид качнулся и зашагал на запад, а Эрвин улыбнулся и помахал Андрею сухой ладошкой. Кто бы на месте седока не понял, что стрелять в него не будут ни при каких обстоятельствах! Несколько мгновений Андрей размышлял, не подстрелить ли Вавилу, затем подумал, что Эрвин, вероятно, предусмотрел и такую возможность. Кто знает, какие инструкции даны андроиду на этот случай? Лучше воздержаться. И эта мысль показалась Андрею очень приятной, потому что появилась логически оправданная причина не делать то, к чему не лежит душа.

– Он что, драться пошел? – спросила незаметно подошедшая Юлия, следя за взглядом Андрея.

– Точно.

– Не следовало бы ему.

– Я знаю.

Вдаваться в подробности не было нужды – Юлия поняла все прекрасно

– Не нужно терзать себя, – мягко сказала она, коснувшись его руки. – Будь ты простой человек – тогда да. Но ты менеджер Лусии, для тебя быть просто человеком – запретная роскошь и даже преступление.

Андрей непроизвольно дернулся, и Юлия убрала руку.

– Сам знаю, – пробурчал он. – Ты все еще думаешь, что мы тут, на Лусии, такие дикари? Понимаем кое-что. Власть – она везде власть, а ответственность – везде ответственность. Я никогда не хотел быть менеджером и сейчас не хочу. Я полицейский. Меня, между прочим, никто не выбирал!

– Ты менеджер, и тебе придется быть им, – сказала Юлия. – Тебя заставят, даже если ты не выставишь свою кандидатуру на выборах. Уговорят. Уломают. Смирись и тяни лямку. Сам подумай: ну кто, кроме тебя? Олсон погиб…

– Олсон не годился, а вот среди строителей есть один бригадир… – начал было Андрей.

Юлия хохотнула.

– Нет. Ты. Только ты.

Дикая мысль внезапно пришла в голову Андрея.

– А если… Эрвин?

На этот раз Юлия рассмеялась громко и заливисто.

– Ваш главный товар в торге с Лигой? – Видя, что Андрей нахмурился, она продолжила: – Ну, допустим, лусиане решат защищать его… вряд ли, толпа в нем разочаровалась, но допустим… неужели ты способен допустить хоть на миг, что его все равно не отнимут? Когда Лига чего-то хочет, она этого добивается, особенно от слабых и незащищенных… И еще одно: Эрвин Канн не лидер по природе, он закулисный манипулятор и азартный игрок. Глупо делать его менеджером. Он и сам не захочет. Нет уж, забудь. Менеджер – ты.

-– А кто станет начальником полиции? – недовольно и с ехидцей спросил Андрей. – Мои бывшие подчиненные – дубы. Может, ты возьмешься?

Его голос внезапно дрогнул, и Андрей удивился. Вот уж не ожидал от себя!

Юлия качала головой – как-то печально. Неужели с сожалением?

– Знаешь, я…

– Ничего не говори, – сердито оборвал Андрей. – Все знаю. Считай, что я дурачусь. Просто шутка такая. Ха-ха.

– Смотри-ка! – Юлия указала на клубы дыма, поднимающиеся с южного фаса долины. Горел подожженный древесный завал – значит, массовая атака началась и с юга.

Очень скоро оттуда прибежал запыхавшийся гонец и, само собой, потребовал подкрепления. Андрей грубо выругался, не стесняясь Юлии. Приходилось бросать в бой последний резерв: десяток бойцов с настоящим оружием и вдвое больше мужиков, вооруженных лишь длинными пиками.

– Я тоже пойду, – вызвалась Юлия, тряхнув отросшей челкой в знак того, что не потерпит никаких возражений.

– Вместе пойдем…

Западный проход был ущельем – узким и глубоким, с почти отвесными гранитными стенами не то чтобы головокружительной высоты, но все же достаточными, чтобы многоножка, свалившись с такой стены на камни, треснула пополам и перестала жить. Что одна из них и подтвердила. Ручей, когда-то протекавший по дну ущелья, пересох, но сырость в воздухе еще держалась. Было душно.

Рубеж обороны логично проходил в самой узости, где ущелье стиснули две скалы – монолитная левая и трещиноватая правая. Времени хватило лишь на то, чтобы соорудить невысокую баррикаду из камней и древесных стволов и кое-как расчистить подходы к ней. От идеи огненного заграждения пришлось отказаться: ветер в ущелье ровно и упрямо гнал воздух в долину, не хватало еще клубов едкого дыма в лицо защитникам баррикады…

Нельзя сказать, что многоножки появились внезапно, – они никуда и не уходили. Правда, вначале их было мало, нападали они порознь, так что баррикаду удалось построить без особых проблем, не потеряв ни одного бойца. Проблемы начались на третий день.

Твари полезли толпами. Вдруг. Вероятно, Эрвин был прав, предположив, что у них имеются начатки стайного инстинкта. Никого это не интересовало, как не заинтересовала бы никакая теория, а практика была такова: стреляй, пока тебя не убили. Но береги боезапас, целься точнее, твари юркие, они буквально струятся по камням, а где их гуща, туда кидай гранату или динамитную шашку. Все очень просто, на уровне «кто кого», а потому забудь о спокойной жизни у ласкового моря, выброси из головы лишние мысли и уж подавно не вспоминай о том, что ты царь природы, пока не докажешь противнику, что ты именно царь, а не мясо.

Пусть так! Инстинкты многоножек – их проблемы. Но ты – очень неуступчивое, очень упорное, больно жалящее мясо, и это тоже их проблемы. Выстрел! Выстрел! Молния из плазменника убивает многоножку мгновенно, а пуля – не сразу и не всякая. Тварь встает на хвост, выпускает в агонии электрическое щупальце, хлещет им туда-сюда, корчится и замирает. Выстрел! Еще одна. Ага, а вон туда – ручную гранату…

Замолчал пулемет. К раскаленному стволу не притронуться. Второй, снятый с навеки приземленной антиграв-платформы, еще работает, огрызаясь скупыми очередями, парни берегут патроны, – но уже бежит подмога, тащит коробки с патронными лентами… Отбились?

Вроде да. Но это еще далеко не конец, твари вскоре полезут снова. Неужели им не хватает мяса убитых сородичей, свежего и жареного, чтобы нажраться им от пуза? Или оно невкусное?

Наверное, дело в том, что многоножек – миллионы, а людей лишь тысячи, и перебитых ими многоножек – тоже всего лишь тысячи… Простая арифметика.

Эрвин прибыл на место боя в разгар второй атаки. Неуверенная расхлябанная рысца Вавила порядочно растрясла его. Человекоподобному роботу было худо, он попросту износился, не имея в достатке ни времени, ни энергии для самовосстановления.

Сам Эрвин выглядел не лучше. Ныла спина, режущая боль поселилась в правой стороне живота, где печень, прямо в сердце какой-то подлец напихал иголок, и вдобавок кружилась голова. Эрвин внезапно испугался, осознав, что он больше не считает в уме. Это было ново. Всю жизнь, сколько он себя помнил, он мыслил исключительно математически, и там, где другие оперировали словами и образами, он привычно обходился формулами, символами и цифрами. Тот или иной расчет шел в его голове постоянно, его можно было лишь направить в нужное русло или заменить другим, более интересным или важным, но не отключить уникальный природный процессор.

Ничего, подумал Эрвин, это ерунда. Хорошо, что сейчас нужно только драться. Математика больше не нужна. Последний бой, достойное завершение…

С дракой проблем не было: лезь на баррикаду, целься, жми на спусковой крючок. Чего проще? В какой-то момент, когда многоножки поперли всей накопившейся в ущелье массой и буквально покрыли каменистую землю текучим ковром, Эрвин заметил боковым зрением обреченность на лицах бойцов, – но сам он ощущал лишь азарт, очень спокойный азарт, без дрожи в руках и горящих глаз. Должно быть, какая-то извилина в его голове все же продолжала упражняться в расчетах, иначе как объяснить ту потрясающую рациональность, с которой он вел бой и о которой впоследствии рассказывали те, кто сражался рядом с ним? Ни одного промаха!

Впрочем, наверное, привирали…

За одно можно поручиться наверняка: когда дымящийся слой убитых тварей достиг гребня баррикады, когда вновь замолчали оба пулемета, когда орда сплошной текучей массой уже готова была перевалить через гребень, когда сразу трое защитников ущелья один за другим опрокинулись навзничь, а прочие в панике подались назад, Эрвин закричал больным старческим голосом, чтобы отступали все, – и остался на гребне один, по-прежнему верхом на андроиде. Оглядываясь на бегу, люди видели, как он отстреливался, как многоножки с тупым алчным упрямством бросались на Вавилу и тот, содрогаясь от электрических ударов, неловко топтал их. Эрвин что-то крикнул людям – никто не разобрал что. Он больше не стрелял – по-видимому, в его плазменнике иссяк запас энергии.

А потом, когда уже казалось, что вот сейчас последний защитник ущелья упадет и скроется под черной шевелящейся массой, Вавила резко повернулся вправо. Его грудь распахнулась, как шкаф, и из нее в скалу ударили три фиолетовые молнии. Или четыре? Никто не мог сказать точно.

Да и не надо.

Скала рухнула, подняв тучу пыли. Могилой Вычислителя стали килотонны породы, обрушенной по его приказу в проход меж двух отвесных скал. Правая скала превратилась в огрызок, и проход расширился, но зато дно ущелья оказалось заваленным такими валунами, что и многоножки пробирались через них с трудом и поодиночке. Их отстреливали без спешки, с холодной яростью.

И уже на следующий день заметили в атаках многоножек некую вялость, а еще через два дня по долине начала распространяться невероятная новость. Ей верили, потому что очень хотели верить, но она не была пустой фантазией, а отражала сущую правду:

– Они дохнут, дохнут!.. Сами мрут!

Последний расчет Эрвина Канна оказался верным.

Глава 10 Заместитель по общим вопросам

К немому изумлению Юлии, на Лусию прибыл не кто-нибудь, а сам Тревор Стиннес, начальник Интерпола Лиги, низенький, щекастый и вечно всем недовольный, а с ним его заместитель по общим вопросам Хуан Постиго. Этот был худ, немолод, сед и, насколько знала Юлия, не особенно вникал в оперативные вопросы, зато слыл непревзойденным управленцем и умницей. Кое-кто в Центральном управлении поговаривал, что напрасно Стиннес держит такого зама – тот его подсидит. Эти домыслы Юлия отметала как глупые: Стиннес очень хитер, но он не параноик, чтобы лишиться своей правой руки, причем руки верной! Иное дело, будь Постиго помоложе… но он уже стар, чтобы карабкаться выше.

Корвет грузно опустился в долину – в ту, прежнюю, выбранную покойным Эрвином долину, где теперь вновь стучали топоры строителей и где санитарная команда только вчера закопала последнюю яму с трупами многоножек.

Дожди подпитали ручей и наполнили озерко. Как ни в чем не бывало пасся на лугах скот, и, защищенные от него свежей изгородью, уже взошли первые ростки на опытной плантации когнитивного ореха. Домов в новом поселке стало больше, но две трети населения еще ютились в шалашах, и никто не жаловался. Хорошие люди, добрый народ. Он вынес такое… естественно, не без жалоб, как же иначе, но ведь и без малейшей попытки бессмысленного, хуже того, губительного бунта! Вытерпели – и победили. Юлия перебирала в уме известные ей планеты – могло ли их население повести себя столь же достойно в схожих условиях? Вряд ли.

Она отрапортовала устно. Высокие чины пожелали осмотреть место гибели Эрвина Канна, и она полетела сопровождать и показывать. Командир группы прикрытия все допытывался, не осталось ли в горах живых многоножек, и, не удовлетворившись ответом, приказал бравым коммандос быть готовыми к бою. На месте те мигом обеспечили охрану периметра.

От кого? Все уже, все. Многоножки передохли, ничего страшного уже не будет… но откуда высокому начальству об этом знать? От подчиненной, которая не смогла выполнить задание?

– Неважная работа, капитан, – морща капризный рот, изволил проронить Стиннес, осмотрев завал в ущелье. – Значит, он там?

– Так точно, там, – подтвердила Юлия.

– Вы сами видели, как он погиб?

– Нет, но видели многие, я опросила каждого. Он сам завалил на себя скалу.

– Героическая смерть, – с иронией произнес Постиго.

– Да! – выпалила вдруг Юлия, хотя минуту назад сама от себя этого не ожидала. – Именно героическая! Он…

Она хотела добавить, что именно Эрвин Канн спас население этой планеты, – и не сказала ни слова, поняв, что никого из визитеров это не интересует.

– Остыньте, капитан! – буркнул Стиннес и с сомнением обратился к заму: – Ваше мнение?

– Могу только сказать, что героическая смерть мало соответствует известному нам образу Эрвина Канна, – неспешно, как бы жуя слова, проговорил Постиго. – Однако следует принять во внимание два обстоятельства: во-первых, психологический портрет мог устареть, а во-вторых, могла иметь место ситуация, когда он сознательно искал смерти. В то, что он случайно загнал себя в безвыходную ситуацию, я не верю. Допускаю, что негодяй был болен, смертельно болен, знал это и предпочел славную смерть смерти жалкой.

Стиннес кивнул.

– А вы что скажете, капитан?

– Согласна! – выдохнула Юлия. Она была не вполне согласна, но чего уж теперь! Вычислитель мертв, он не предстанет перед судом, она провалила задание, и по возвращении на Терру ее не ждет ничего хорошего. Может, и не накажут, но и карьерных перспектив уже не просматривается. Эрвин был прав: задвинут. Перебор бумажек… Квартирные кражи…

– Будем разбирать этот хаос? – спросил Стиннес, брезгливым щелчком сбивая пылинку с лацкана.

Постиго покачал головой.

– С нашими средствами тут работы суток на десять, а вызывать корабль с горной техникой – стоит ли? Думаю, можно признать смерть Канна свершившимся фактом.

Он не добавил «наконец-то», хотя это, несомненно, подразумевалось. Стиннес даже просветлел лицом. Незачем торчать на этой убогой планете целых десять дней, а дело – закрыть и в архив. Давно пора.

Вернулись к корвету. Махина, возвышающаяся в центре долины и придавившая край только что засеянного ячменного поля, приковывала всеобщее внимание. Охранение из отборных десантников несло службу, не подпуская аборигенов. Те проявляли любопытство, и было отчего: никогда еще корабль таких размеров не опускался на поверхность Лусии. Телескопическая лапа опоры, угодившая на поле, ушла в грунт на человеческий рост. Казалось, что веселенькие облачка, проплывающие над долиной, вот-вот заденут носовую надстройку корвета. Что по сравнению с такой громадиной низкорослые пузатенькие грузовозы унианских торговцев! Карлики. Блохи.

А ведь это всего лишь корвет. Тот, кто не вовсе лишен фантазии, поневоле задумается: каковы же крейсера и линкоры Лиги?

Конечно, явление корвета произвело фурор. Строители, лесорубы, огородники, даже пастухи – все бросили работу и сбегались к колоссальному чуду. Андрей тоже был тут и даже не рычал на лодырей, а улыбался во весь рот. В один миг собралась толпа. Каждому хотелось подойти поближе, прикоснуться к слишком долго ожидаемому небесному гостю, погладить его обшивку заскорузлыми пальцами, как самое дорогое, что есть на свете. Матери поднимали на руки детей. Смотрите, вот оно! К нам наконец-то прилетели, нас не бросили, о нас не забыли, нам помогут, теперь все будет хорошо…

И вдруг раздался выстрел в воздух.

– Не приближаться! Запрещено! Отойди назад!

Кто-то из особо нетерпеливых проник за оцепление. Его вышвырнули наружу, как котенка. Толпа заволновалась. Вернувшаяся к кораблю группа прикрытия по команде офицера разделилась надвое: половина усилила собой оцепление, а вторая половина обеспечила ближнюю охрану начальника Интерпола. Оружие было наведено на толпу.

Протолкавшись вперед и разумно держась за оцеплением, Андрей поднял руку, привлекая внимание Юлии. Он что-то кричал, но в общем шуме не было слышно что.

– Прошу пропустить вон того мужчину, – почти прокричала Юлия на ухо Стиннесу. – Это менеджер Лусии.

– Кто? – Его превосходительство поднес ладонь к уху.

– Правитель этого народа! – крикнула Юлия.

– А! – отозвался Стиннес. – Я думал, он просто босяк, как все эти оборванцы, – указал он на толпу. – Вам тоже следовало бы принять приличный вид, капитан.

Еще бы! Юлия почувствовала, что краска заливает ее лицо, но краска не стыда, а гнева. Да кто он такой, этот индюк заезжий, чтобы разговаривать через губу с этим народом? Разве он вынес то, что вынесли мы? Окажись он здесь единственно своей персоной, без охраны и обслуги, – небось дал бы дуба еще до Южного кряжа. Это Андрей Илюхин – босяк?

Это она – оборванка, мало чем отличающаяся от аборигенов?

Пусть так!

Два дня назад прошел сильный ливень, теплая вода низвергалась с небес водопадом, и голопузая ребятня бегала под разверзшимися небесными хлябями с веселыми криками и визгами, а потом с наслаждением сохла на солнышке. Взрослым тоже понравилось. Отмывшись, Юлия не особенно колебалась перед тем, как после заката зайти в хижину Андрея, ту самую, что была наскоро сколочена для Эрвина и из которой менеджер нипочем не желал перебраться в более приличный дом, пока кровом не обеспечена последняя семья. Они любили друг друга и потом спали обнявшись, снова любили и снова спали. Минувшей ночью повторилось то же самое.

Юлия постепенно привыкала жить по-лусиански на новый даже для лусиан лад. Раздражало отсутствие колоссального количества полезных мелочей, но с каждым прожитым в долине днем раздражение мало-помалу испарялось, как кусок сухого льда. Она думала о том, о чем настрого запретила себе думать четыре года назад. Ее сын – как он там, на Терре? На кого стал похож? Как говорит, как бегает, долго ли ревет, рассадив коленку? У него другие родители, которых он зовет мамой и папой, и более чем вероятно, что он знать не знает, что его настоящая мать – не эта, а другая. Беглянка, сбежавшая от материнства в карьеру. Отступница. Предательница. Лучше бы ему и не знать. Но если бы можно было отправиться в прошлое, чтобы изменить одно-единственное решение…

Но тогда она не оказалась бы здесь!

– Прошу пропустить его! – вновь крикнула Юлия.

– Не орите мне в ухо! – рявкнул Стиннес. – Он хочет что-то сказать? – Было видно, как Андрей, забывший взять с собой мегафон, тщетно призывает народ к спокойствию. – Его никто не слушает. А мне зачем?

– Речь идет о будущем Лусии! О принятии ее в Лигу!

– Правда? А при чем тут Интерпол?

Разумеется, не Интерпол решает такие вопросы, но его начальник мог бы обнадежить лусиан здесь и представить свои рекомендации там, на Терре. Дело могло бы выгореть.

Юлия вдруг поняла: ничего этого не будет. Стиннес и пальцем не шевельнет ради чумазых неудачников и их дурацкой планеты, а умный и дальновидный Хуан Постиго… нет, и не он. Юлия видела, как заместитель Стиннеса по общим вопросам быстро переводит внимательный взгляд со своего начальника на нее, затем на Андрея, затем на толпу, на десантников и снова на начальство. На один миг что-то знакомое почудилось ей в этом быстром лоцировании – но что? А, чепуха…

Она отметила, что Андрей прекратил орать, – наверное, сорвал голос. А потом она увидела, как он пробился через волнующуюся толпу, попытался – только попытался! – сделать шаг за невидимую линию охраняемого периметра – и отлетел назад, нелепо взмахнув руками после удара прикладом в лоб, и повалился навзничь. Последняя песчинка упала на чашку весов, и коромысло качнулось.

Толпа ахнула. Затем вскипела. Десантникам пришлось стрелять в воздух, и лишь это спасло их от нападения и неизбежной кровавой работы. Офицер повернул напряженное лицо к Стиннесу – ждал приказаний. Тот показал рукой: немедленно грузимся и взлетаем.

– Что вы стоите столбом, капитан? Надеюсь, вы с нами?

Шутка начальника. Просто шутка.

– Я с ними! – Юлия взглядом указала на лусиан. Ее голос был тверд.

– Что-о?!

– Я остаюсь.

Целую секунду Стиннес не мог понять, что это не ответная неуместная шутка.

– Это неподчинение! – проревел он по истечении секунды. – Дезертирство! Вы отдаете себе отчет в своем поведении? Потом поговорим. Марш в корабль!

Покачав головой, Юлия отступила на шаг, потом еще на один. Ее рука как бы невзначай легла на потрепанную кобуру плазменника. Постиго наклонился к уху Стиннеса и что-то зашептал. Было видно, как быстро двигаются его губы и как Стиннес стремительно багровеет.

Что именно Хуан Постиго донес до слуха своего непосредственного начальника, осталось неизвестным, но тот недовольно дернул головой и, не глядя больше на Юлию, направился к корвету. За ним последовали заместитель по общим вопросам и непосредственная охрана. Напоследок Постиго зачем-то подмигнул Юлии и крикнул:

– До встречи, капитан!

Площадка подъемника вознесла их ввысь, и они исчезли в туловище корвета. За ними в полном порядке отступили десантники с офицером. Площадка вознеслась еще раз и вросла в обшивку. Медленно-медленно корвет потянулся в небо, три опоры оторвались от каменистого грунта сразу, а четвертая, увязшая в пашне, казалось, вросла в планету – но вот и она выдернулась с сочным чавкающим звуком, как из вязкого болота, и пошла вверх с налипшими на нее комьями земли – выше, выше… Корвет поднимался на антиграве. Когда он стал точкой в небе, людей оглушил внезапный рев заработавших маршевых. Инверсионный след потянулся вверх и оборвался. Скоро рассеялся и он.

Андрея тошнило. Кружилась голова, шумело в ушах. Он не жаловался и даже пытался встать с лежанки и пойти руководить работами. Юлия врачевала его медикаментами из распотрошенного, но далеко еще не опустевшего контейнера, привезенного Эрвином. Сотрясение мозга – не такая уж мудреная травма, чтобы бывший офицер полиции не знал, как с ней быть. Юлия на все корки честила недотепу-менеджера: лежи, травматик, тебе только и надо, что лежать, какое-то время обойдемся и без тебя. На вот, проглоти таблетку и не вставай, скоро будешь как новенький.

Она сама бродила по долине, выслушивая просьбы и советы старейшин, перебрасываясь шутками с тем и другим, решая мелкие вопросы и запоминая то, что надо будет передать Андрею, когда ему станет получше И этот день наступил выздоравливающий вышел из хижины и сел на обрубок бревна, подставив оранжевому солнцу желвак на лбу, сильно уменьшившийся и уже не багровый, а бледно-зеленый.

– Как дела… там? – неопределенно спросил он.

– В основном неплохо, – и Юлия вывалила на него все нерешенные проблемы, одну за другой.

Андрей долго молчал.

– Мне нужен заместитель по общим вопросам, – сказал он наконец. – Ты возьмешься?

– Тебе нужен только заместитель? – В глазах Юлии он заметил то ли лукавинку, то ли усмешечку. – Тогда нет.

– Дьявол! – Поморщившись, Андрей помассировал пальцами виски. – Мне не помешал бы еще новый начальник полиции. Совместишь?

– Если тебе нужно только это, то нет.

– Дьявол! Дьявол! Ты выйдешь за меня?

Юлия смотрела на него с веселым интересом и молчала.

– Что скажешь? Роскошной жизни я тебе, правда, обещать не могу, но все, что в моих силах…

– Это ты мне?

Сбитый с толку Андрей почесал в затылке.

– Ну… да.

– Извини, я не поняла. Ты вроде обращался к дьяволу… – Андрей набычился и задышал. – Ладно, прости. Ничего, если я немного подумаю?

– Долго собираешься думать?

– Минуты полторы мне хватит. – Глаза Юлии смеялись. – Это много?

– Очень.

– А дети у нас будут?

– От тебя зависит, а я бы не возражал…

– Тогда согласна!

Кое-кто жалел о неудаче с гостями из Лиги и спорил до хрипоты; большинство же из пяти с половиной тысяч уцелевших лусиан если и жалело, то молча. О визитерах говорили мало, как будто их и не было. Если для лигистов мы немытые дикари, то кто они для нас? Господа? Полубоги в роскошных одеждах и с надменными мордами? Высшие существа, достойные командовать и помыкать низшими? А не пойти ли им куда подальше? Найдутся другие.

При общем одобрении Юлия установила радиомаяк – его сигналы укажут путь унианским торговцам, ниточка связи с галактическим человечеством не оборвется, по этой ниточке можно выйти на правительство Унии, а если окажется, что и там правят бал надменные сверхчеловеки, то существует ведь еще Земная Федерация! Так рассуждала вслух Юлия, успокаивая склонных к пессимизму. Прорвемся! Может, удастся разжечь конкуренцию за обладание Лусией между тремя основными галактическими союзами – тогда мы выберем самый выгодный вариант: и Кровавый Глаз от нас уберут ко всем чертям, и орбиту планеты исправят. Туннельные бомбы есть не только у Лиги. Надо лишь потерпеть. Скудные рационы и бросающаяся в глаза бедность – это надолго, но все же не навсегда. Да и променять такого мужчину, как Андрей, на мелкие житейские удобства – это ж какой ненормальной теткой надо быть! На Терре таких мужчин днем с огнем не сыщешь. Он надежный и смешной. Переживает, что получил по лбу на глазах у всех, боится за свой авторитет и даже не понимает, что каждый лусианин воспринял тот удар прикладом как личное оскорбление, что прилюдное унижение менеджера сплотило народ не слабее, чем все скитания и лишения. Глупый. Мужчины порой очень забавны, и логика у них странная.

Как только у Андрея рассосался желвак, старейшина общины ткачей, взявший на себя обязанности духовного лидера, при ликовании всего народа провел над Андреем и Юлией обряд вступления в брак. К некоторому разочарованию общины строителей и одобрению всех прочих, Андрей наотрез отказался принять свадебный подарок – только что построенный дом. Юлия поддержала мужа – ей как правой руке менеджера надлежало укреплять авторитет.

Андрей бурчал, что нипочем не выставит свою кандидатуру на назначенных им выборах, – однако никуда не делся, как и было предсказано. Альтернативный кандидат отнекивался, упирался всеми четырьмя, но был взят измором и предсказуемо набрал всего-то с десяток голосов.

В имуществе, давным-давно снятом с катера, брошенном при отступлении из долины и оказавшемся целым после нашествия черных многоножек, Юлия нашла не только радиомаяк, но и свой чемоданчик с необходимыми криминалисту аксессуарами и личный интерполовский компьютер. Он еще работал. Теперь можно было проверить одну версию.

Идея, осенившая Юлию дня через два после отлета корвета, едва не была забракована как безумная. Но плох тот сыскарь, кто не проверяет все возникшие версии, сколь бы невероятными они ни казались. Не так-то легко сразу отрешиться от прошлого, и Юлия по закоренелой привычке все еще считала себя офицером полиции. Цепляясь за старое, легче свыкнуться с новым.

Лишь спустя много дней у Юлии нашлась возможность уединиться на час. Она давно уже нашла и припрятала обрывок старой занавески, служивший Эрвину чалмой, – теперь же, внимательно исследовав его, обнаружила седой волос. Тонкая пластинка компьютера услужливо выдвинула крошечный приемный лоток. Осторожно поместив в него пинцетом корневой мешочек волоса, Юлия выбрала в меню «Анализ ДНК». Секвенирование заняло всего несколько секунд.

Затем она извлекла из кармана грязный высохший пластырь, наклеенный Эрвином на случайную ссадину еще там, в степи, позднее выброшенный им и подобранный Юлией из профессиональной дотошности. Вставив в глаз сильную лупу, действуя очень аккуратно, она отскребла стерильным лезвием несколько крошечных ороговевших чешуек и проделала с ними ту же операцию. «Совпадение 99,998» – выдал компьютер результат. Отлично. Значит, случайная ошибка исключена, а приборная погрешность такая, какая должна быть. Все-таки полевой прибор, не лабораторный.

Задав сравнение с ДНК-кодом Эрвина Канна из интерполовской базы, она ожидала увидеть примерно такой же результат – тут бы и сомнениям конец. А увидела – ноль. Прячущийся внутри компьютера миниатюрный секвенатор не сумел выявить даже очень отдаленного, колене этак в тридцатом, родства между носителями этих двух биологических проб, с одной стороны, и той пробы, чьи данные фигурировали в базе, с другой. Либо в базе – что до крайности маловероятно – хранился ДНК-код не Эрвина Канна, а неизвестного постороннего человека, либо – что намного вероятнее – человек, выдававший себя за Эрвина Канна, им не являлся. Рауль Амбрус – самозванец.

Так…

Первый вариант казался весьма сомнительным. ДНК-код вполне официально был считан с молодого Эрвина Канна дважды; на Новой Бенгалии и на Хляби. Совпадение стопроцентное. Известно даже детям: с возрастом генетический код человека не меняется. Этот-то код и хранился в полицейской базе. Подделка? Практически невозможно. Базы данных Интерпола надежны, как… даже подходящее сравнение не вдруг найдешь. Любой, кто пытается проникнуть в них, оставляет след, и если это посторонний, то не позавидуешь такому постороннему. Нет, Эрвин Канн не пошел бы на это.

Второй вариант наводил на размышления. А еще больше на них наводил Хуан Постиго, заместитель Стиннеса по общим вопросам. Зачем он подмигнул на прощанье? Фрондирует? На него не похоже, он всегда слыл лояльным и всегда был ценим высшим руководством больше за лояльность, чем за незаурядный ум…

Догадка пришла в голову внезапно и в первый момент показалась столь несуразной и дикой, что едва не была выброшена вон: Рауль Амбрус был подставлен Интерполу именно им, Хуаном Постиго. Самый заурядный обыватель, подходящий по возрасту, росту, комплекции и инвалидности, был разыгран втемную. Где, на какой планете, в каком скрытом от любопытных глаз учреждении ему сделали пересадку новой личности, начисто стерев истинную память и заменив ее памятью другого человека? Какая хитроумная операция была провернута незаметно, как был получен доступ к специальной аппаратуре? Этого теперь уже не выяснить. Такая аппаратура секретна, о ней мало кто знает. Ясно только, что в момент пересадки настоящий Рауль Амбрус умер как личность, а Вычислителей стало двое.

Тут существенно другое: левая голень Хуана Постиго – искусственная, он и не думает скрывать этот факт. Рауль Амбрус был лишен обеих ног, однако подкорректировать ему память, добавив искусственное воспоминание о потере второй ноги уже в образе Эрвина Канна, – не чересчур сложная задача для специалиста.

Но память – поддела, ему был закачан уникальный интеллект Вычислителя!

«А это вообще реально?» – спросила себя Юлия и вспомнила, как на краю пустыни лже-Эрвин впал в прострацию, поскольку утратил, пусть на время, способность вычислять. Тогда подумалось: жара, старость… А разгадка кроется в том, что заурядные мозги заурядного человека не смогли полностью вместить интеллект гения! Да и слабовато вычислял этот Амбрус – хоть и превосходил намного любого человека, но ведь ошибался чаще, чем полагается Вычислителю! Тоже думалось: старость. А он, бедняга, мучился, не понимая, что с ним происходит, кто он на самом деле и зачем ему все это? Несчастный человек, жертва…

Именно жертва. Мысль о суициде также была внушена ему, причем годилось не всякое самоубийство, а только такое, после которого не останется ничего для лабораторного анализа. И недаром Постиго убедил Стиннеса в том, что незачем раскапывать завал. Как он, наверное, потешался про себя! Теперь, несомненно, доволен: Эрвин Канн признан покойником, охота на него прекращена.

Тщательно продуманная и притом долгая операция… Ведь надо было купить Раулю усадьбу на Эдеме, надо было как-то побудить его обосноваться на всеми забытой Лусии – ради достоверности, конечно, – надо было выждать, затем навести Интерпол на его след, заманить сюда преследовательницу… Трудно! Чревато осложнениями. Однако сработало, и побочным результатом оказалось спасение пяти с половиной тысяч лусиан. Хуан Постиго, он же Эрвин Канн, не зря выглядел довольным: даже ему приятно мимоходом сделать доброе дело.

Хорошо он устроился: ну в чью дурную голову заберется подозрение, что заместитель Стиннеса, заслуженный работник и одновременно самый светлый ум Интерпола, – на самом деле легендарный Вычислитель? Нет таких сумасшедших. А чего он хочет? Только ли обезопасить себя и каждый день давать привычную нагрузку мозгам? Возможно. Или, всю жизнь ненавидя Лигу Свободных Миров, где, по чести говоря, со свободой миров как-то не очень, он пытается разрушить ее изнутри? Тоже возможно. Для бывшего капитана Интерпола это, в общем-то, уже безразлично.

Она ничего не сказала Андрею о своих подозрениях – у мужа, как всегда, было полным-полно дел, да и незачем ему знать. Но что означала прощальная фраза Постиго: «До встречи, капитан!»? Проще всего предположить, что она предназначалась для ушей Стиннеса: мол, не жди добра, дезертир, мы за тобой вернемся. А может быть, у нее был второй смысл?

Если так, то что ж… до встречи!

«Он ведь должен был понимать, что я догадаюсь! – мелькнула пугающая мысль. – Что значу я в его расчетах? И Лусия, и Андрей, и мой нерожденный, но уже, кажется, зачатый ребенок?»

Можно гадать – невозможно знать. По итогам жизни Эрвина Канна о нем наверняка известно только одно: если Вычислитель может не делать зла, то он его и не делает. Значит, есть надежда на лучшее.

А это главное, что нужно людям.