Выбор клинка

Глава 2 Расплата

Даже опытный кукловод должен быть внимателен и осторожен. Малейшая неосторожность, всего одна допущенная ошибка способна незаметно переплести нити управления марионеткой, и тогда каждая привычная манипуляция неожиданно приобретает непредсказуемые последствия.

– Ты отвратителен! Зачем всё это? Избиение, наркотики, глумление… Странно, что ты ещё никого не изнасиловал. Я бы уже не удивилась, – отчеканила Мэйли, отстраняясь от похабно распахнувшего объятия Дэя-младшего. – Не приближайся ко мне!

– Боишься запачкаться грязью, принцесса? Грязь смывается легче, чем кровь. А кровь друзей и соратников вообще нельзя смыть, – съязвил нарочито оскорбившийся учитель, пожимая плечами, и добавил безразличным тоном: – Так зачем тебе понадобилась вторая баба?

Мэйли закатила глаза, отмахнулась, не желая отвечать и отворачиваясь от своего союзника в нелёгком деле осуществления мести. Кабинет в её личном загородном доме имел выход на балкон, и она отправилась к нему, не заметив, как зло сверкнули глаза Дэя.

Мужчина одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и грубо схватил девушку за волосы, заплетённые в длинную смолянисто-чёрную косу. Рванув её вниз и вынуждая девушку неосознанно задрать подбородок вверх, он второй рукой ухватил её за горло и медленно сжал на нём длинные сильные пальцы. Втянув расширившимися ноздрями тонкий аромат, исходящий от кожи и волос Мэйли, Дэй-младший смежил веки от удовольствия и горячо зашептал:

– Ты слишком много на себя берёшь, женщина! Ты осмелилась использовать меня, да, сучка?!

Мэйли жалобно застонала и дёрнулась, но опытный наёмник легко переборол её сопротивление, ударом под колено бросив на ковёр кабинета. Намотав косу на кулак и выпустив горло, Дэй сильными и хлёсткими пощёчинами дезориентировал девушку и, придавив её грудь коленом, переспросил:

– Зачем нужна вторая баба?! Кто она такая?! Отвечай!!!

– Ты пожалеешь об этом, Дэй!!! – закричала Мэйли в ответ и сдавленно застонала, чувствуя, как колено мужчины давит на грудную клетку, выдавливая из лёгких воздух. – Ты ещё пож…

Новая пощёчина не дала ей договорить и оставила ещё один багровый след на смуглой коже девушки, а её разбитая губа медленно засочилась кровью.

– Я научу вас повиновению, твари! Ты ещё будешь радостно визжать и умолять меня о новых приказах, принцесса. И тогда я верну тебя твоему отцу, который слишком заигрался, раз решил выступить против моего клана!!! – заорал Дэй в ответ, вставая, и рывком за косу потащил закричавшую от боли пленницу за собой. – Хороший дом. Апартаментов в подвале достаточно, крысы упитанные и наглые, со стен капает вода…

Завладевшая Мэйли паника не утихала. Наёмник тащил её за волосы и орал, награждая сильными пинками по рёбрам. Не понимая, что происходит и откуда вдруг взялась такая сильная перемена в его настроении, китаянка словно позабыла всё, чему её когда-то учили, и полностью отдалась во власть охватившего её страха. Ведь первая же её серьёзная попытка бессильно разбилась о хлещущую электрическим током ладонь. Всплески боли от серии быстрых, ослепляющих пощёчин лишили её тело способности двигаться. А силы духа оказалось недостаточно, чтобы противиться этому.

Деревянные лакированные половицы пола украсили несколько зарисовок из её крови – рассечённая бровь, разбитые пухлые, карминно-алые губы, сломанный аристократичный точёный нос оставляли яркие смазанные следы в месте соприкосновений…

Дэй целенаправленно разрушал красоту принцессы, превращая её лицо в парализованную мучениями маску.

– Она… Учительница в его школе… – сдавленно простонала Мэйли, признаваясь в глупости не ему, а самой себе. – Он влюблён в неё… А я…

– А ты решила одним ударом избавиться от соперниц. И преподнести ему меня в качестве свадебного дара. Ты ещё более омерзительна, чем я. Возможно, мы даже сработаемся… Но это всё будет потом, когда я сниму шкуру с этого всеобщего любимца. Он обрадуется, когда увидит весь свой гарем у меня в руках… – свистящим шёпотом заключил Дракон, продолжая тащить вяло трепыхающуюся девушку в подвал.

Маленький особняк в двадцати километрах от города идеально подходил на роль тюрьмы для всех трёх пленниц. Мэйли сама призналась Дэю, что отец не знает о доме, а прислугу она отправила в заслуженный отпуск на две недели. Наёмник удовлетворённо кивнул собственным мыслям, ещё раз пнул девушку, заставив её закашляться и скорчиться на полу подвального блока с камерами.

– Ты заслужила пощаду, сучка. Я займусь твоим воспитанием чуть-чуть позже. Надо подготовиться к встрече дорогого гостя. Не скучай!

– Подожди… – проскулила свернувшаяся в клубочек Мэйли. – Посади меня вместе с учительницей. Она – слабый целитель. Без её помощи я умру!

– Хорошая мысль. Но я посажу вас всех вместе. Вампирша плохо выглядит, а мне нужна живая приманка. Умница, Мэй! Ещё один шаг к моему прощению сделан, – говорил он, вскрывая дверь камеры Алексы, затаскивая полубессознательную китаянку в сырой и холодный карцер. – Помощь уже в пути! Ваш принц будет своевременно извещён о местонахождении башни с тремя принцессами и злого дракона. Голодного и очень злого дракона…

Оплеуха на прощание выбила из Мэйли остатки сил к сопротивлению, и она ощутила, как действительность уплывает от неё всё дальше и дальше. Последнее, что она услышала, – это звук шагов Дэя, скрежет замка и его слова:

– А кто это тут у нас такая красивая? А у парня хороший вкус…

И тогда тьма беспамятства поглотила её…

В самой отчаянной и кромешной тьме рождаются проблески света, вселяющие в сердца надежду и веру в лучшее…

Поднявшийся ветер разметал скученные в небесах пепельно-чёрные тучи, бесстыдно обнажая притаившееся за ними солнце. Поле недавней битвы затопило потоками ласково-жёлтого света – воины четырёх армий, победившие и проигравшие, ликующие и угрюмые, окровавленные и обугленные как головёшки, измазанные в грязи и насквозь пропитанные потом, – все они так или иначе, но подставляли свои лица нежным касаниям светила, наслаждаясь мимолётным ощущением мира, спокойствия и тепла.

Корпус подбитого моими асигару среднего МД «Враджимуши» практически остыл: разгорячённая боем броня больше не подвергалась воздействию высоких температур, а реактор переподключили на энергоснабжение лагеря. Лежать на нём становилось всё менее комфортно, металл начал вытягивать тепло из моего организма. С сожалением вздохнув, я рывком изменил положение и уселся в «лотос», оглядывая импровизированный штаб моей гвардии. Десяток просторных брезентовых палаток, ворох трофейной аппаратуры в окружении колдующих над ней специалистов, снующие туда-сюда и нагруженные различными сумками и ящиками асигару, парочка медиков в некогда белых халатах поверх камуфляжной формы, вышедшая покурить из развёрнутой на базе трофейной медицинской машины операционной…

Битва за Мацумото щедро взяла свою плату кровью. Четырнадцать тяжёлых пехотинцев, не включая командора Тарао, – вот и всё, что осталось от элитного подразделения гвардии. Ещё семеро бойцов оставались на грани между жизнью и смертью, поддерживаемые лишь медсистемой своих костюмов. Потери среди асигару были ещё более ужасающими: из двух с половиной сотен в живых осталось чуть больше сотни, но каждый имел ранение, а порой и не одно.

Козырная карта, использованная мной без зазрения совести, лишь на время уравняла наши шансы. Даже Одержимые оказались не способны разгромить численно превосходящего противника и лишь вынудили воинов врага поперхнуться собственной кровью, на время уравняв наши шансы. Исход битвы не могли решить ни измотанные наёмники, неожиданно совершившие вылазку вопреки приказу своего командира, ни жалкие остатки моих войск.

Мы были обречены. И даже пленённый стратег клана Такэда предпочитал жизни смерть, отказываясь передать своим солдатам приказ о сдаче. В его глазах я увидел только непоколебимую решимость и надежду довести дело до конца…

– Хаттори-сама! Хаттори-сама! – прокричал снизу взъерошенный и чумазый асигару, складывая ладони рупором для лучшего эффекта. – Хаттори-сама, союзники из клана Токугава прибыли для переговоров! Требуется ваше присутствие!

Прокричал, видимо, уже не в первый раз, так как интонации его уже превысили положенный при почтительном обращении тон. Мягко спрыгнув с плеча, лежащего на боку МД, я пружинисто приземлился, коснувшись рукой рыхлой, ещё хранящей тепло битвы земли. Избавившись от пехотного доспеха, тело буквально ликовало от счастья, не ощущая веса самой обычной полевой формы.

Благоговейный взгляд асигару, застывшего передо мной зачарованным сусликом, вызвал недовольный вздох. Blyat! Ещё один почитатель, для которого я стал живым воплощением сказок и легенд. Даже моё уродство – обезображенная плазмой часть лица, наскоро обработанная целителем и представляющая собой огромный багровый рубец – даже оно не пугало его, а, казалось, только добавляло моему облику героизма. Как всё это не вовремя!

– Показывай дорогу. И доклад. Кто, сколько, как себя ведут. – Мой усталый голос с властными интонациями вывел гвардейца из транса. – Коротко и информативно. Понял?

– Повинуюсь, Хаттори-сама! – почтительно поклонился солдат. – Следуйте за мной. Прибыло шестнадцать человек…

Выдерживая дистанцию в шаг, мы быстро прошли насквозь бивуак моей гвардии. Отстранённо отвечая кивками на редкие приветствия и пожелания моих воинов, я прокручивал в голове услышанное о союзниках. Мне было над чем подумать.

Токугава Тенри. Наследник рода Токугава. Амбициозный, хитрый как лиса, алчущий власти и более высокого положения в обществе. Полная противоположность своего отца. Память Леона подсказывала: по информации СБ рода Хаттори, Тенри не раз участвовал в сомнительных предприятиях ради извлечения выгоды или приобретения рычагов влияния на мелкую аристократию. Политика главы рода Токугава, напротив, способствовала сглаживанию острых углов и налаживанию добрых взаимоотношений, поэтому столь противоречивые методы порой сводили на нет усилия обоих политиков рода.

Времена величия канули безвозвратно. И если Токугава Нэо это понимал и пытался жить согласно законам нового мира, то Тенри всей своей сущностью отчаянно сопротивлялся действительности, надеясь воссоздать клан и вернуть утраченное. Точнее, отобрать его у виновника всех бед рода Токугава.

Императора вся эта возня у него за спиной только забавляла. Осознав этот факт, я впал в кратковременную прострацию – правитель страны самонадеянно закрывал глаза на зреющий под носом заговор, милостиво позволяя всем недовольным сплотиться и вынашивать планы переворота. Либо император держит руку на пульсе событий, либо рано или поздно его ожидает неприятный сюрприз.

Тенри прибыл в сопровождении старших офицеров и немедленно «качнул права» на долю от трофеев, намереваясь захапать себе как минимум половину от общего количества захваченных шагоходов и МПД.

Союзника было необходимо тактично поставить на место. Но как это сделать, я совершенно не представлял.

Трофейная штабная палатка представляла собой реконструированный полевой шатёр полководца эпохи Эдо. Не обошлось без обязательных ширм, остатки которых обугленными кучками валялись у входа, под ногами неподвижно застывших в карауле бойцов из тяжёлой гвардии рода Хаттори. Недовольно скривившись, я не сдержался и поморщился – поджившая рана, растревоженная мимикой, дала о себе знать пульсирующей острой болью, сверлом ввинчивающейся в мой череп.

– Всё равно в ближайшее время мне не светит улыбаться… – прошептал я, задержавшись перед караульным и жестом привлекая их внимание: – Свободны, бойцы. Вам необходим отдых. Выполнять!

Гладкие овальные личины «Ронинов» полыхнули отблеском алого пламени активированного интерфейса экстренной связи. Дисциплина взяла своё, и охранники решили оспорить мой приказ у командира гвардии. Невозмутимо проигнорировав данный бунт, спокойно дождался окончания сеанса связи и добавил:

– Дисциплинарное взыскание по возвращении на базу. В следующий раз казню на месте за ослушание…

Спустя мгновение бойцов как ветром сдуло. Мысленно поздравив себя с появлением замашек тирана и самодура, я отодвинул полог палатки и прошёл вовнутрь.

Как раз к тому времени, когда конструктивный диалог окончился, и вот-вот могла наступить активная фаза размещения возникшего конфликта.

– Отставить, командор! – хриплым карканьем ворона мой голос нарушил гармоничную какофонию угроз и последних предупреждений, коими участники спора обильно сотрясали воздух. – Отставить! Мечи в ножны, воины рода Хаттори! Мечи в ножны!

Образное на первый взгляд воззвание, присущее скорее романам века эдак девятнадцатого, на самом деле было актуально как никогда – трое моих Клинков уже практически выудили свои модифицированные гатаны и готовились пустить оружие в ход.

– Рад приветствовать вас, Тенри-сан, – холодно, опуская градус интонаций заметно ниже ноля, произнёс я, обращаясь к лидеру союзников, словно не замечая полутора десятков воинов за его плечами. – И да будут милостивы боги к вашей семье! Все переговоры по разделу трофеев стоило бы отложить до лучших времён, но раз вы настаиваете, я готов провести их немедленно. Вы же не думали, что решение будут принимать мои люди?

– Радость нашей встречи, Леон-сан, не омрачит даже это маленькое разногласие! – покровительственно произнёс Тенри, делая шаг мне навстречу, и едва обозначил приветствие лёгким наклоном головы. – Разве у нас есть что по-настоящему делить? Мы хотим лишь того, чего заслужили по праву победителей.

Его угловатое и вместе с тем слегка приплюснутое лицо, слегка вытянутое книзу, излучало высокомерие и снисходительность. Оттенявшая узкие, мертвенно-бледные губы тонкая чёрная полоска усов плавно перетекала в изящную и ухоженную бородку – Тенри слыл щёголем даже в чересчур внимательной к внешнему облику среде аристо.

Английский МПД «Эсквайр», в котором он явился ко мне в лагерь, блистал хромом и позолотой, нетронутый ни одной пулей или осколком. Вложив всё презрение к уклонившемуся от схватки аристократу, я медленно проговорил, стараясь как можно меньше шевелить ртом:

– Мы чтим тех, кто пришёл нам на помощь в отчаянные времена. Мы чтим память тех, кто пал вместе с нашими воинами. И нет достойной оплаты, что мы могли бы предложить взамен их жизней. Благородные поступки не имеют цены, а попытку её обозначить я сочту за оскорбление памяти героев. Раздела трофеев не будет. Часть из них будет передана роду Токугава в качестве дара, а остальное пойдёт на восстановление боевой мощи рода Хаттори и разрушенного замка, что отныне и навсегда станет вотчиной рода Хаттори. Слово сказано!

Что ни говори, Тенри умел держать удар и принимать быстрые и, что немаловажно, правильные решения. Его поклон на этот раз был значительно более глубок, но в глазах мелькнула затаённая злоба на подростка, вырвавшего у него из пасти вожделенный кусок. В свете произнесённой речи начинать торг для него означало потерю лица. А добить остатки рода Хаттори ему не позволяла репутация. Такого не простят ни одному роду, ни одному клану.

– Война с кланом Такэда не входила в наши планы. Род Токугава не станет принимать в ней участие. Мы сполна оплатили свой долг, Хаттори… сан, – прозвучало решение Тенри, а нестройный аккомпанемент согласного шёпота его офицеров словно придал ему уверенности: – Отныне и навеки между нашими родами нет ничего общего. Слово сказано!

Устало прикрыв глаза, я выразил тем своё согласие. Общее количество врагов рода только что приросло ещё одним. Рано или поздно, но Тенри придёт отобрать то, чего он сегодня лишился.

– Всего доброго, Токугава-сан. И да будут милостивы к вашей семье боги! – попрощался я, обращаясь к спинам уходящих, и добавил вполголоса: – Что-то мне подсказывает, что без милости богов вам никак не обойтись.

Но это была уже совсем другая история…

Принимая всё происходящее в жизни как вызов, поневоле обретаешь внутреннее умиротворение. Нет ни хорошего, ни плохого, есть только проблема, решение которой нельзя отложить на потом. Решение, сокрытое в самом человеке. Познавая себя, человек разгоняет тьму неизведанного светом своего сердца, навсегда принимая сделанный им выбор и отрекаясь от того, что он должен был сделать. Ведь доводы сердца не совпадают с велением разума.

Бросив всё и примчавшись на помощь наёмникам, захватившим Мацумото ради выполнения плана полковника Танаки, я сделал свой выбор и более не имел права сожалеть о содеянном. И всё же достигнутая цель имела свою плату, с истинным размером которой мне только предстояло столкнуться в самое ближайшее время.

Медицинские бригады из Нагано прибыли ранним вечером. Вызванные из города специалисты немедленно развернули полевой госпиталь и начали готовить тяжелораненых к транспортировке, не делая разницы между моими солдатами и клановцами. Имперское подданство медиков служило им лучшей защитой и позволяло не особо считаться с моим мнением по этому вопросу.

Но я и так не хотел новых смертей, считая их количество более чем достаточным для одного дня.

– Господин! – негромко окликнул меня командор Тарао. – Командиры наёмных подразделений просят вас оказать честь и принять их для доклада.

Сухощавый Такихиро устало массировал виски, полагая, что проявление моей усталости останется для меня тайной, ведь в его понимании у меня отсутствовал третий глаз на затылке. Но прерванная им медитация позволяла видеть значительно большее, чем то, что происходит у меня за спиной. Астральное тело почти час невесомо парило над полем битвы.

Достигнутая цель начинала взимать свою плату.

Мешанина брони, человеческой плоти и костей там, где грудь на грудь сошлись тяжёлые гвардейцы, теперь лежащие на земле, перепаханной взрывами и ногами шагоходов. Застывшие в агонии лица и оскаленные рты за потрескавшимися забралами шлемов, противоестественные и противоречивые позы изломанных смертью тел, чернильная тьма обгорелых стволов и расколотые на части элементы композитной брони в обрамлении человеческих внутренностей…

Три неясные тени на огромном камне возле выжженного дотла пятачка земли. Техника Огня не оставила бедолагам ни малейшего шанса…

Хриплое карканье воронов над разрубленными на части асигару, что лежали вповалку, словно скошенные серпом снопы там, где прошли разъярённые тэнгу, среди разорванных и втоптанных в грязь багровых знамён с белыми ромбами…

Подтаивающие ледяные скульптуры среди палаток китайских наёмников – выглянувшее не по-зимнему тёплое солнце ещё не успело обнажить скованных лютой стужей людей, и они медленно истекали талыми ручейками слёз…

Дымящийся остов обглоданного до руин замка…

– Господин?..

– Пригласите командиров, Тарао-сан. Интересно на них взглянуть, – ответил я, вынырнув из медитативного транса, внутренне содрогаясь от увиденного, и встал с постеленной на земляной пол циновки.

Часть вины за произошедшее лежала на мне. И от осознания этого факта мне было негде скрыться, как, впрочем, и негде искать оправдания для содеянного.

Вопреки ожиданиям, в палатку, где обустроили место для совещаний, вошло всего двое. Мужчина и женщина. Верно истолковав мою приподнятую бровь, жгучая брюнетка с невообразимо сексуальной внешностью латиноамериканского типа одёрнула полы распахнутой кожаной куртки и глубоко поклонилась, чётко докладывая:

– Наш коллега в бессознательном состоянии и потому не может предстать перед вами, господин Хаттори. Говорить от лица отряда «ушкуйников» буду я, Каталея Браво, командир отряда «Conquista».

– Командир отряда «Ультрамарины», Стивен Флэшмен, – тотчас отреагировал аристократично-бледный блондин, чей поклон был значительно менее уважительным, что было неудивительно, если взять в расчёт его древнюю фамилию британских аристо.

– Жаль, что наше знакомство произошло при столь печальных обстоятельствах. Мои соболезнования, господа командиры. Мы воздадим честь павшим и позаботимся об их семьях, – чувствуя неимоверную усталость, сказал я. – Подробный отчёт о проведённых в рамках контракта действиях вы можете сделать позднее или предоставить его в письменной форме. Контракт закрыт, его требования признаны исполненными в полной мере, но пролонгировать его я не стану. У меня есть лишь один вопрос.

Наёмники удивлённо переглянулись. Каталея безмолвно пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд своего коллеги. Дождавшись окончания пантомимы, я заговорил, объясняя и задавая, наверное, самый бесполезный из всех вопросов:

– Из отчётов, предоставленных мне полковником Танакой, мне стало очевидно, что партизанская война имела чёткий план и осуществлялась поэтапно. Всего этого можно было избежать. Полковник Танака говорил, почему вы не уничтожили верхушку клана первым ударом? Сил на осуществление одной операции подобного типа у вас было предостаточно…

Наёмники вновь переглянулись. Латиноамериканка неожиданно приблизилась, преодолевая разделявшие нас несколько метров, и упала на одно колено, успев подать сотоварищу какой-то знак парой непонятных мне жестов. И заговорила. Сбивчивым, едва слышным шёпотом, так, словно не хотела, чтобы замерший на своём месте Флэшмен услышал её.

– Мы выполняли устное дополнение от нанимателя: способ победы – вопрос чести! Полковник Танака счёл необходимым сберечь репутацию рода Хаттори и не замарать её участием в геноциде. В качестве искупления за невыполненный до конца контракт он стал «священным ветром ярости».

– Узнаю своего отца, – помолчав, проронил я. – Мне нечего добавить к своим словам. Перевод премиальных и похоронных денег уже инициирован. Полковник Танака навсегда войдёт в историю моего рода как его преданный воин, а семье будут оказаны соответствующие почести. Есть какие-либо пожелания?

– Мы хотим завершить начатое, – подал голос молчавший до той поры Стивен. – Все три отряда готовы продолжить войну под вашим началом в качестве единого военного формирования.

– Я не буду продлевать контракт, – отрезал я. – Погребальная церемония состоится после заката. Мы продолжим разговор после того, как начнётся рассвет следующего дня…

Память неотделима от личности. Утрата одного влечёт разрушение другого. Обретённая полностью, память брата несла в себе его послание.

Он попрощался и просил завершить начатое им дело – своими руками восстановить свой собственный внутренний мир.

Одинокая слеза застыла в уголке глаза. Сморгнув её, я прикоснулся к одному из неприметных камней в подвале чудом уцелевшей башни и надавил на него всей ладонью. Прямоугольный кусочек стены с натугой ушёл в глубину стены, активируя скрытый механизм.

Слуха коснулось едва слышное гудение сервомоторов, сдвинувших стену вокруг своей оси для создания широкого прохода, пригодного даже для транспортировки крупногабаритной мебели или бытовой техники. Тьма дохнула в лицо кондиционированным воздухом. Рой миниатюрных светлячков сорвался с моей ладони и густым пчелиным роем промчался под потолком прохода, растягиваясь по всей его длине вереницей крохотных пульсирующих истинным Светом маячков. До тех пор, пока часть этой цепи не канула в темноте.

Лестница. Миновав длинный коридор и преодолевая её ступени, я мысленно взывал к богам, продолжая отрицать очевидное.

Минус третий этаж.

В памяти цветной каруселью проносились обрывки воспоминаний…

Отец, водивший Леона этими ходами и тщательно следивший за тем, чтобы сын наизусть заучил алгоритмы смены паролей в убежище.

Строгая серо-стальная панель, вмонтированная в стену рядом с мощным шлюзом.

Танцующие по кнопкам пальцы.

Восемнадцать цифр кода на основе системы исчисления, пригодной лишь для открытия дверей, подобной этой.

Открытие дверей убежища занимало у механизма около пяти минут. Усевшись в медитативный лотос, я погрузился в спасительную пустоту, вышвырнув из головы всё лишнее. Грохотали шестерни механизмов, шипели разгерметизируемые диафрагмы шлюза, открывались вентиляционные люки, тоненько пищали приборы анализаторов. Я был взвешен, я был измерен и признан имеющим право входа в самую защищённую часть замка. Высокотехнологичные методы определения личности соседствовали с древним мистическим способом проверки принадлежности к определённой родовой группе.

Только Маэда и Хаттори могли пройти защитный периметр так, словно его не существовало. Гипотетический шанс устоять перед защитой места Силы в прямом противостоянии имел разве что виртуоз.

В каждом по-настоящему древнем японском замке есть подобное родовое место Силы. Требовалась перемена нескольких поколений, прежде чем замок перенастраивался на новых владельцев.

Это был МОЙ замок. По праву Крови и Силы.

Но сейчас я должен был в этом убедиться. Потому что память брата явственно намекала, что недурно было бы проверить главное убежище Мацумото.

Лепестки диафрагмы шлюза разошлись в стороны с тихим металлическим шелестом. В залитом белым светом идеально круглом коридоре уже стоял рослый широкоплечий мужчина в одеяниях правителя. Вышитый чернильной нитью цветок из пяти крупных точек вокруг одной маленькой на белом фоне. Породистое благородное лицо с аккуратной бородой… Очень знакомое лицо.

– Маэда-сама… – я плавно перетёк из «лотоса» в позу «сэйдза» и церемонно коснулся лбом гранитных плит. – Самурай из рода Хаттори, Леон, сын Хикару. Мой меч и моя жизнь принадлежат вам…

– Встань, Леон, встань, – тихо произнёс Маэда Ючи, лучший друг и сюзерен моего рода. – Дай мне обнять тебя, сын рода Хаттори…

Сотни крохотных и дрожащих в ночи огоньков усыпали собой тёмную громаду разрушенного замка Мацумото. Десятки людей стояли на обломках стен и башен, образовывая широкий круг вокруг осыпавшегося основания донжона крепости. Ветер трепал многочисленные флаги, пылали церемониальные факелы, установленные с соблюдением всех традиций – подвальные кладовые замка щедро одарили людей всем необходимым для прощания с павшими, чьи тела были сложены на подготовленных погребальных кострах. Так велела древняя традиция.

Воины уходили в иной мир через очистительное пламя…

Каждая свеча в руках пришедшего на церемонию символизировала огонь души павшего в бою воина. Сотни и сотни, они мерцали в темноте, разбрасывая лучики света, тщательно оберегаемые руками людей от любой угрозы. Кто-то мысленно обращался к ушедшему другу и соратнику, кто-то к брату или сестре, кто-то к родителям или детям…

Каждый имел свою утрату.

– Провожая тени наших товарищей в иной мир, мы отдаём им должное, поминая в молитвах или желая благого посмертия. Провожая тени наших врагов, мы избавляем мир от зла и ненависти, избавляя их от гнёта мести и неупокоенной ярости, – речитативом заговорил я, обращаясь к собравшимся у расчищенного крыльца донжона. – В том состоит наш долг. Долг живых перед мёртвыми.

Огоньки выхватывали из темноты их руки и лица. Они слушали, стараясь не издавать ни звука. Только изредка передавая слова дальше тихим шёпотом, они переводили услышанное – мужчины и женщины разных национальностей, разных убеждений и религий стояли плечом к плечу, единые духовным братством воинов, что не ведало различий между братьями и сёстрами.

– Смерть ждёт каждого из нас, воины. В наших силах сделать эту встречу осознанной и достойной. Вы сражались во имя свершения справедливости, защищая тех, кто нуждался в этом, исполняя данные клятвы и соблюдая постулаты Пути. В том ваше предназначение, ваша сущность, ваш дух! Наши братья и сёстры будут наблюдать за нами, наши предки и потомки узнают, чем закончится эта война! И пусть пламя погребальных костров отблеском сохранится в ваших душах, подпитывая её полыхание праведным гневом! – мой голос звенел от напряжения, накатывая на людей частыми волнами, впечатываясь в их сознание. – Почтим же павших, братья и сёстры. И да возгорится пламя…

Тридцать четыре погребальных костра вспыхнули в единый миг – взревевший огонь охватил сложенные на деревянных помостах тела, окутывая их саваном из рыжего пламени и спиралей чёрного дыма и разгоняя сгустившуюся ночную тьму.

Ночь особенно темна перед рассветом.

Пламя свечей задрожало в бесноватом танце, вытягиваясь вверх искрящимися языками, извиваясь на ветру и пульсируя, словно бьющиеся сердца. Дыхание ветра пахнуло могильным холодом, мрак сгустился, пытаясь поглотить источники тепла и света.

Люди шептали слова различных молитв или попросту обращались к душам павших, плакали или молча смотрели на огонь, мыслями пребывая вне своих тел. Тихий гул их голосов переплетался с гудением пылающих костров. Неуловимое и беспощадное истечение времени лишило ощущения минут и часов. Зачарованные церемонией люди погрузились в священный транс.

Тёплое рыжее пламя натужно ревело, устремляясь к небесам, испепеляя тела воинов и очистительным огнём исцеляя их души. Мерцание свечей протянулось к ним тонкими искристыми струйками, напитывая собой костры и отдавая себя без остатка. И так до тех пор, пока всё не угасло.

И вновь навалилась ночная тьма. На несколько долгих мгновений она воцарилась на поле боя и руинах замка Мацумото. На несколько долгих мгновений перед тем, как на востоке забрезжили первые лучи солнца.

Даже самую долгую, тёмную и холодную ночь сменяет рассвет…