— Сандаль, сволочь престарелая, куда ты так топишь?! Передохни чуток! Мухомор пожуй, а? — тщетно надрывался я, будучи далеко не в том настрое, в котором резво прыгаешь по острым камням.
Услыхав про грибную закусь, старый зануда взволнованно встряхнул прореженными годами чахлыми патлами и невольно сбавил шуструю для его лет рысь.
Рассудив, что нахожусь на верном пути, я не смог сдержать коварной усмешки. Приятно манипулировать чужими пороками, однако! Особенно если при этом извлекаешь для себя какую-никакую пользу.
Осталось подло нанести решающий удар. А потом… Что может быть прекрасней, чем блаженно растянуться на горячих камнях (предварительно выбрав местечко поровнее, желательно без осколков вулканического стекла) и утомленно вдыхать легкие пары сероводорода, лениво щурясь на зависший в небе гигантский багряный шар, в котором я упорно не хотел признавать знакомое с рождения небесное светило!.. Не ахти, конечно, какое хитрое развлечение, но ничего другого здесь не предвиделось.
Ах да!.. Возможно — только возможно, я не настаиваю на этом! — кто-то вдруг заинтересовался вопросом о моем нынешнем местоположении… Или, предположим, кому-то захотелось почему-либо выяснить, откуда взялся престарелый наркоман Стендаль, за коим я таскаюсь по многократно проклятой мною зловонной пустыне уже приблизительно неделю…
Ну что ж, если настаиваете, то пожалуйста — скрывать не буду…
— Во имя Ахура Мазды, за что мне все это?! — слабо простонал я, более-менее придя в себя после смачного удара о твердь земную.
Вокруг — непроглядная темень. Почему-то с дурацким красным оттенком…
В другой ситуации, возможно, это показалось бы даже забавным, но тут только напрягало превращенный в отбивную мозг.
Лежать было неудобно и больно, но вытащить из-под спины острую хренотень не хватало здоровья. Вспомнилась отчего-то байка про кота, севшего себе на яйца. Дабы полностью не оскотиниться, уподобившись ленивому животному, глухо матернулся и с кряхтением принял положение сидя. Голова закружилась, и я снова распластался на камнях. Острая хренотень еще сильнее впилась в ребра…
От жесточайшей обиды я шмыгнул носом и невольно совершил великое открытие: оказывается, если открыть глаза… В общем, почувствовал себя наиполнейшим кретином.
— Ахм-бр, тьфу, едрень, бхм-бр… — донеслись откуда-то из-за спины невнятные хриплые бормотания.
Будучи по природе человеком любопытным и падким на разные разности я, не замечая веселого хруста в позвонках и ребрах, развернул корпус по направлению потока белиберды.
Около небольшого костерка копошилось зачуханное существо, при внимательном рассмотрении оказавшееся старикашкой, деловито жарившим на углях крохотную зверушку. Расстояние между нами было весьма невеликим. Ползти я счел для себя унизительным и принял неразумное решение встать и гордо доковылять.
Однако совершить задуманное было вовсе не так легко, как представлялось в бурных фантазиях. Лишь благодаря не раз отмечавшимся ранее таким моим человеческим качествам, как твердость, отвага, решительность и верность собственному слову, удалось исполнить этот героический план. Впрочем, стоило мне малость приподняться, как в голову моментально полезли предательские мысли о том, что камни здесь довольно острые и при повторном падении может уже и не повезти. Взяв себя в руки, я все же проделал кошмарный путь, практически не спотыкаясь!
Старик увлеченно жарил зверушку, разговаривая сам с собой и никак не реагируя на мое прибытие. Уязвленный его хамством, я решил внести коррективы в обстановку и превратить монолог аборигена в наш диалог, по возможности разумный.
— Алле, гараж! — мрачно сказал я, шевеля угли носком сапога. — Животное давно сгорело… Общаться будем?!
— Пф! — презрительно молвил старче, скользнув по моей обувке острым, как лезвие, взглядом.
На сапоге неожиданно возникла неглубокая трещина, что не укрылось от моего внимания. На всякий случай я решил быть немного повежливее и дружелюбнее.
— Здравствуй, дедушка, — ласково оскалился я, инстинктивно отыскивая взглядом камень поувесистее (подкованные сапоги лучшей кожи обошлись мне очень недешево!). — Как ты эту пакость кушать будешь, ежели она совсем в угли превратится? О желудке подумай!
Судя по всему, внимать сторонним советам старче расположен не был. Смачно плюнув на мой многострадальный сапог (не попал!), он буквально вонзил черные клыки в не менее черную тушку, выдрав приличный клок мяса вместе с костями. Зубов у старика недоставало, посему, будучи не в состоянии пережевать откушенное, он предпринял отчаянную попытку банально проглотить лакомство. Кончилось все предсказуемо: подавившись, старик принялся крутиться на одном месте, глухо рыча и разбрызгивая вокруг потоки зловонной слюны.
Ни для кого не секрет, что Милосердие — мое второе имя. Мучения невинного человека всегда пробуждают во мне сострадание. В данном случае я опасался к тому же за свой костюм, и без посторонних соплей не самый чистый!.. Выбрав подходящий момент, я коротко треснул старика по хребту ребром ладони.
Вместо того чтобы проявить хоть малую толику благодарности, тот выплюнул злополучную жратву, выпрямился, упал, дернулся и затих. Мне показалось — навсегда.
Первым стремлением было свалить как можно быстрее подальше. Однако после пары секунд мучительного раздумья я решил, что это по меньшей мере неразумно: рядом вполне могли находиться свидетели, которые непременно истолкуют мои благородные намерения неправильно.
Осторожно осмотревшись по сторонам, я не обнаружил ничего подозрительного. Сунув руки в карманы, неспешно тронулся в путь, негромко насвистывая и рассеянно рассматривая не радующие глаз окрестности.
«Нехорошо, конечно, вышло, — терзался я. — Называется — оказал первую медицинскую помощь! Прибил, возможно, единственного на десятки, а то и сотни миль вокруг (тьфу, тьфу, тьфу!) представителя разумной или полуразумной цивилизации, способного обозначить мое местоположение и указать дорогу в Лоренгард!.. Ну, ничего уже не попишешь… Прости, несчастный друг, но карма у тебя, по-видимому, еще ху… то есть еще хуже и подлее моей собственной! Надеюсь, пожиратели падали, коим перепадет счастье найти твои бренные останки, помрут не самой мучительной смертью… Прощай, неизвестный пенсионер!» — скорбно закончил я и, расчувствовавшись, шмыгнул носом.
— Хр-мтрн… — донеслось знакомое бормотание со стороны предполагаемого трупа.
Я невольно поморщился. Ведь уже сочинена такая замечательную речь, а неблагодарный старик — мало того, что жив, — судя по увлеченному обгладыванию обгоревшей зверушки, в ближайшее время и не собирается покинуть землю!..
Пробудилось некое искушение… Воскрешение пенсионера явно не вписывалось в окружающую атмосферу, и вообще он был мне определенно неприятен!.. Все же я кое-как сдержался.
— Ну и шутник, дедуля! — притворно восхитился я. — Мне уж показалось, что ты того…
Старый что-то пробормотал — явно с угрожающими нотками! — и стал медленно поднимать седую голову. Почему-то перед мысленным взором нарисовалась трещина на крепком сапоге. Как бы подобная не украсила мое горло!
— С пробитой головой ты лучше выглядеть не станешь, — туманно намекнул я, желая предотвратить кровопролитие.
Дедок задумался и согласно рыгнул.
— Отвратительно! — прокомментировал я, присаживаясь напротив.
Старый подонок еще раз рыгнул и протянул мне — не иначе в знак примирения — наполовину обглоданную тушку.
Мой желудок жалобно заурчал, но есть такое было бы кощунством!
— Нет, спасибо, — вежливо отказался я. — Пожить хочется.
— Пф! — отозвался старик.
Чтобы не потревожить его слабый рассудок мудрыми словами, я благоразумно решил начать расспросы издалека.
— Погоды нынче изумительные стоят, — небрежно бросил я.
— Пф! — послышался знакомый ответ.
Я поморщился.
— Вот-вот. И закат тоже… того… — Я посмотрел на огромный багряный шар, едва касавшийся горизонта, пытаясь найти ему подходящее определение. — Необычный, да.
— Пф!
Улыбка сползла с моего лица.
— И вонь нисколько не мешает, — добавил я, имея в виду сероводород. — А?
— Пф!
Усталость… Голод… Боль каждой клеточки моего тела… Разве был я расположен выслушивать подобные дебильные звуки?! Кто меня осудит?..
— Эй, ты, зачуханный, — отчетливо произнес я и добавил несколько непечатных слов, положив руку на рукоятку меча, — ты нормально говорить умеешь?
Старик тревожно встрепенулся.
Еще немного нецензурщины из моих уст… легкий звон ножен…
Собеседник заозирался, очевидно в поисках путей отступления.
Мне вовсе не улыбалось гоняться за ним по каменной пустыне, поэтому я решил экстренно пресечь возможный саботаж. Не обращая внимания на вновь вспыхнувшую боль, стремительно подскочил к старику, схватил его за ворот хламиды, несильно встряхнул и мягко вопросил:
— Говорить будем?!
— Да! — пискнул перепуганный дед.
Я был готов ко всему, к любому сопротивлению, в том числе и, тьфу, к магии. Так что его простой ответ застал меня врасплох. Растерявшись, я отпустил ворот и замер с раскрытым ртом.
— Ну? — угрюмо посмотрел на меня старик, расправляя складки на драном рубище. — Чего прицепился? Амббхр…
Его в высшей степени глупое занятие добило меня. Рассудок начал буксовать, устремляясь в небытие. Истерический смешок сорвался с моих губ. Почувствовав неодолимую усталость, я опустился на камни и… заснул!
Вот так меня угораздило свести знакомство с престарелым наркоманом, по совместительству местным шаманом… Не раз и не два я укорял себя за доброту и врожденное дружелюбие! Многократно сожалел и глубоко раскаивался, что не дал старому обжоре загнуться, когда он подавился злополучной зверушкой! А сколько раз я душил в себе в высшей степени благородное желание своими руками освободить мир от этого паскудного человека!.. Ладно, не буду отвлекаться.
Постыдно заснув прямо на поле брани, оказавшись полностью беззащитным пред лицом нераспознанной опасности, тем не менее проснулся я в полной целости и сохранности. Не то чтобы отдохнул как следует, но выспался знатно! Руки, ноги, меч, мелочовка в карманах и гнусный старикашка имелись в наличии, что несколько успокоило, хотя одновременно и напрягло: в честность и бескорыстие старика как-то не верилось! Определенно был здесь подвох!
Я старательно зевнул, потянулся и соизволил встать.
— Ну что, дзи-сан, будем базары базарить или шутки хохмить? — культурно осведомился я, опять присаживаясь напротив старика.
Он смотрел сквозь меня остекленевшим взглядом.
Подняв с земли небольшой камешек, несильно и метко метнул его старику в лоб — с единственной, разумеется, целью: определить, жив он или нет?.. Никакой реакции не последовало.
Глухо ругнувшись, с грустью представил, как, должно быть, забавно смотрится со стороны: замученный, я тщетно пытаюсь вести разговор с покойником…
Поколебавшись, встал и шагнул к дедуле. Еще поколебавшись, брезгливо дотронулся пальцем до его шеи — пульс, хоть и слабый, присутствовал… Удовлетворившись своим открытием, вернулся на исходную позицию, намереваясь просто ждать, когда старик придет в норму.
Не прошло и двадцати минут, как он отчаянно заморгал, скрючился, хрипло прокашлялся и смачно рыгнул.
— Как здоровье? — на всякий случай осведомился я. — Печень не болит?
— Пф! — по привычке огрызнулся он.
— Еще раз это услышу, — посуровел я, — заболит обязательно! И не только печень… Начнем сначала: как здоровье?
— Сдохнешь, — насупился старик.
— Не раньше тебя, — отпарировал я.
— Не сейчас, — добавил он, сбив меня с толку.
Немного помолчали. Старик подло не желал объясниться.
— Прости, ты о чем? — решил я внести ясность.
— Сдохнешь не сейчас. Там. Потом. Не здесь, — уточнил он, как мог.
— Что ты говоришь, старый облом?! — с иронией изумился я. — Так надеялся окончить жизнь прямо здесь и сейчас!
Старик неожиданно заволновался и начал что-то выискивать в небе, отчаянно крутя головой.
Я, конечно, уважаю всех тварей божьих, но некоторых, например сидевший передо мной экземпляр, по-моему, лучше было бы набить опилками!
— Что-то стряслось? — спросил его миролюбиво.
— Я… должен говорить…
— Прекрасно! — с готовностью согласился я. — Говори!
Старик очумело уставился на меня.
— Не ты! — возмущенно взвизгнул он.
— Чего?!
— Не с ты! — внятно прошипел он, здорово напоминая беззубую гадюку.
Логика подсказала: старик пытается сообщить, что собирается говорить вовсе не со мной. С другой стороны, кроме меня, ему общаться было как будто не с кем… Задумчиво пожевав губу, предпочел разобраться более тщательно:
— Неся?
— Не с ты! — радостно подтвердил он.
— А с кто? — деградируя в собственном глазу, поинтересовался я.
— Он! — Старик неопределенно махнул рукой мне за спину.
На всякий случай оглянувшись, я, как и предполагал, не увидел никого.
— Э-э, человек-невидимка! — насмешливо вопросил я.
— ОН! — взбеленился старикашка, тыча грязным пальцем в бурое небо.
«— Посмотри на дорогу, девочка.
Кого ты там видишь?
— Никого.
— Вот. И ты тоже. Все видят этого
Никого. Один я его не вижу… »
Воображаемый друг в таком преклонном возрасте!.. О боги! Почему вы не писали объявление о раздаче мозгов большими печатными буквами?!
— Дедушка, и часто ты с ним разговариваешь? — как можно мягче осведомился я.
Старик ограничился невнятным ругательством. Потом осторожно вытащил из недр хламиды нечто, сразу показавшееся мне подозрительно знакомым и не совсем хорошим. Пока я лихорадочно соображал, где мог видеть подобную карликовую копию обезвоженного атомного взрыва, дед быстро зашвырнул ЭТО в пасть и аппетитно захрустел.
Тут-то я все и вспомнил! Рот непроизвольно наполнился слюной. Правда, в отличие от старика, уже тупо уставившегося в никуда остекленевшими глазками, мы уничтожали подобные лакомства в гораздо больших количествах. А тут с одного гриба — и так вставило!.. Невольно почувствовал к деду толику симпатии.
Оставалось ожидать, когда старика отпустит, дабы тонко выведать место сбора сей ядовитой гадости. Как выяснилось, старого не только быстро цепляло, но и быстро отпускало. Только странно все происходило, не по-человечески. Впрочем, сие вполне могло говорить о сомнительности происхождения грибов. Потому-то меня, чье еще одно имя, как известно, Предусмотрительность, ненароком посетила мысль решительно отвергнуть идею запастись грибами впрок.
Старик резво поднялся и, гордо вытянувшись, вперил в меня указующий перст:
— Ты, — зарокотал он голосом глубоким и страшным, аки дыхание ада, причем без хрипов и прочих своих заморочек, — человек из ниоткуда! Внемли мне, сын порочной земли, ибо я призываю тебя! Иди стопами моими и познай боль, ненависть и отчаяние!
— А польку-бабочку не станцевать? — поинтересовался я, на полном серьезе размышляя, не прописать ли старому наркоману парочку внушительных пинков. В целях профилактики, чтобы не зазнавался…
— Ты, Суть Порока! — не желал угомониться старик. — Внемли мне, Осквернитель Святилищ! Ложь, Злоба и Предательство — вот твоя истинная сущность! Познай страдания и очистись от скверны, тварь земная!
— Все, дедушка, достал! — заявил я, намереваясь прикрыть этот источник сквернословия на веки вечные.
Однако, к немалому своему удивлению, не смог и пошевелиться!.. Старик коварно рассмеялся, и мне стало не по себе: уж слишком чужим был его смех — не мог человек так жутко смеяться!
— Ты ничего не понял, из корысти пронзающий суть материи — время! Внимай словам моим!
И я внимал. И был напуган. И испытал столько стыда и позора, сколько не испытывал за всю свою недолгую жизнь! Чувствовал себя так, словно в чан с помоями сунули!.. Старик в деталях описал те мои деяния, о которых НИКТО НЕ МОГ ЗНАТЬ! И за которые, учитывая мораторий на смертную казнь, мне пришлось бы отбывать не менее восемнадцати пожизненных сроков!
— Все-все! Прекрасно тебя понял! — не выдержал я через пятнадцать минут. — Можешь не продолжать, хватит!
Старик замолк, и я осмелился задать вопрос:
— Кто ты?!
При этом мой голос ненароком сорвался на визг.
— Не суть важно, но позже ты узнаешь, — довольно оскалился старик. — Ступай за мной и обретешь!
Что я обрету, уточнить он не счел нужным. В принципе я и не настаивал. Не до того было…
— А если не пойду? — робко поинтересовался я.
— Тогда блуждать будешь века и не вернешься туда, куда стремишься, — объяснил он.
Вполне убедительно… Я согласно кивнул, соображая, как бы обойтись без обещанных боли и страданий.
Старик внезапно побледнел, зашатался и пал на землю.
Недостойно, конечно, гуманиста, но я искренне молился, чтобы все мои грязные тайны очутились в глубокой могиле, которую я был готов выкопать голыми руками при первых же признаках трупного окоченения у дедушки.
Вопреки моим мольбам, тот не помер. Быстро очухавшись, резво подскочил и уведомил меня:
— Я говорил!
— Помню.
— Я говорил не с ты! — возразил он.
Похоже, серьезные проблемы были не только у меня.
— ???
— Не я говорил с ты! ОН! — правильно истолковав мое недоумение, пояснил безумный старец. — Ты должен следовать за мной! Брхнн…
— Да-да, конечно, — устало отмахнулся я.
— Не я говорил. Старик воздел руки к небу: — ОН!
— Разница-то в чем? — буркнул я, не зная, как вести себя с типами, страдающими раздвоением личности.
— ОН говорит — я следую! — набычился старик.
— Ага, — поддакнул я, на всякий случай сделав вид, что согласен.
Спорить с психопатом не хотелось — вдруг и в самом деле он ни при чем? Я далеко не был уверен в реальности происходящего. Однако факты из моей биографии, которыми тут кое-кто бросался… Этот странный закат, грозивший никогда не кончиться… Эта загадочная пустыня… А мой последний полет?! Уж слишком этот мир напоминал мои представления о том, другом мире, попасть в который я вовсе не стремился.
Осторожно, чтобы старик не увидел, ущипнул себя за бедро. Боль успокоила. Ненадолго… Многократно доводилось слышать, что там, где мне, вероятно, придется находиться после того, как я завершу все свои дела земные (почему никогда и не нужно спешить!), усопшие испытывают разнообразные удовольствия в виде всяческих терзаний, в том числе и физических. Так что боль ни о чем не говорила.
— Дедушка, — обратился я к старику, — скажи честно и откровенно: я жив?
— Бр!
— А конкретней?
— Пока — да, — презрительно сплюнул он под ноги.
«Пока» немного смутило, но в целом ответом я остался доволен.
— А ты? — поинтересовался из чистого любопытства, конечно смешанного с изрядной долей подлости.
Уничтожающий взгляд в мою сторону сопровождался невнятным «бхр!», что, по всей видимости, значило: «Разумеется, благородный господин, жив и нахожусь в полном здравии!»
— Тоже — пока? — уточнил я.
Судя по бесхитростной морде, старик испытал сильнейшее искушение удушить меня на месте, но что-то его удержало от этого в высшей степени нехорошего и недальновидного поступка.
— Да ладно, дзи-сан, — посерьезнел я. — Тебя как звать-то, чтобы не материться?
— Стеридаминаль абу-Сингхаранха! — выставил он вперед подбородок.
Услышав такое непотребство, я твердо решил: не оскверню свои уста столь нечистой руганью! Никогда такого не будет! Сандаль там или, скажем, Стендаль — куда ни шло, но то паскудство — ни в коем разе!..
Вот так мы с ним и познакомились. И принялся старый паскудник наркоман таскать меня по каменной пустыне в мире, где солнце никогда не заходило, где редкие источники воды воняли тухлятиной, где подлые грызуны, призванные служить нам пищей, упорно избегали встречи, а камни были необыкновенно жесткими и острыми… Карма, бляха муха…
Шли дни. Вернее, продолжался один и тот же тусклый нескончаемый день.
Мы брели по пустыне, изредка негромко переругиваясь. Сандаль время от времени торчал «под грибами», а я душил в себе искушение подзанять у него этой заразы и готовился внутренне перерезать ему глотку при первом же упоминании о моих личных тайнах. В общем, все было как обычно. И вдруг однажды на горизонте…
— Сандаль, что за хрень впереди? — поинтересовался я, наблюдая некую пакость, напоминавшую собой нечто уродливое.
Старик присмотрелся и радостно подпрыгнул:
— Храм Ишидаи! — возбужденно всхлипнул он, прослезившись.
— Х-храм Ишидаи?! — растерялся я. — Рыбы-попугая?! Это что, ваше верховное божество?!
— ИШ-ТА-Р! — неистово прорычал Стендаль.
— Ну и?…
«Чего радуешься-то?» — хотел поинтересоваться я, но не получилось.
Не обращая на меня внимания, Сандаль, ликующе попискивая, засеменил в сторону строения с утроенной скоростью, временами даже забывая опираться на свой посох. Пожав плечами, я поспешил за ним. Кто знает, может, этот храм и есть цель нашего путешествия?
Оказалось, что нет. Хотя побывка там мне очень даже понравилась…
Четыре часа безумного галопа по камням окупились в одно мгновение. Растрескавшиеся от старости и частого использования двери пред нами радостно распахнули прислужницы.
Между прочим, лично я категорически против того, чтобы бордели именовали храмами! Возникает жуткая неразбериха!.. Впрочем, кто я такой, чтобы реформировать столь высокие материи? Тем более в данном конкретном случае!
О том, что в этом храме не практикуются религиозные служения, догадаться было не трудно. Изящные прислужницы, чьи одеяния составляли несколько тонких ленточек на каждой, при виде нас вроде как ненароком принимали ТАКИЕ позы!.. Единственно, что здорово нервировало, напоминая о моем строгом моральном воспитании, — мрачное исполнение De Profundis [2] где-то на заднем плане.
Стоявшая ближе других ко мне дева лукаво повела крохотными рожками, украшавшими ее чистый лоб, и с поклоном протянула кубок дымящегося вина. Старый Сандаль уже испарился где-то в необъятных просторах помещения.
— Ebrietas omne vitium deliquit! [3] — как можно строже отказался я, жадно припадая к кубку. После стольких дней воздержания вино резко ударило в голову — и понеслось…
Обильные яства, крепкие вина, мои горячие лекции о вреде чрезмерного употребления алкоголя вкупе с развратом, дикие пляски с обнаженными жрицами и не менее дикие оргии с ними же — все слилось в сладострастный кошмар! Меня нисколько не смутили ни отсутствие законных требований платы хотя бы за еду и питье, ни изящные хвостики дев, растущие оттуда, где у нормальных людей кончается копчик, ни жгучий интерес к моей скромной фигуре… Я расслаблялся, как мог! Пока не настал безрадостный день, когда нас бесцеремонно вышвырнули за порог и с грохотом, чувствительно отозвавшимся в больной голове, не захлопнули врата. Произошло все столь стремительно и беспричинно, что я даже растерялся.
— А? Где? Почему? — тупо бормотал я, силясь понять, что произошло.
— Время истекло, — сообщил мне гнусавый голос.
— Чего? — повернулся я в его сторону.
Омерзительный облик замершего рядом Сандаля вызвал острый приступ тошноты. Что за свинство, в самом деле?! Мало того, что нагло вышвырнули вон, так еще и старый наркоман в придачу!.. Я был просто убит горем. Ну и жуткой головной болью, конечно, тоже.
— Что сие значит? — нехотя поинтересовался я.
— Только то, что время истекло! — вышел из себя старикашка, похоже, страдавший не меньше моего.
Я занес было ногу для пинка, но вовремя передумал — в таком состоянии мог легко промахнуться и упасть на камни. Горестно вздохнув, осторожно, чтобы не зацепиться за собственный плащ, прервал движение конечности.
— Слушай, Сандаль, — многозначительно промямлил я, чувствуя во рту загадочный привкус (то ли зарина наглотался, то ли ручку медную дверную глодал?), — так хочется кого-нибудь убить! Вот хоть даже тебя…
Разумеется, преувеличил! Никого убивать и не собирался, разве что себя. Да и физически просто не смог бы.
Однако Стендаль, у которого и без того не шибко шустрая соображалка работала еще медленнее обычного, поверил и объяснил, как смог:
— Когда жрицы берут свое — время выходит… Возрадуйся! Ты будешь иметь продолжение!
Туманно как-то… Неудовлетворительно…
Старательно, чтобы Сандаль фиксировал каждое мое движение, выбрал камень потяжелее и взвесил его в руке, выразительно глядя на дедушку.
Старик и не подумал испугаться! Наоборот, замахнулся на меня увесистым посохом, которым обычно имел привычку лишать жизни мелких и не очень грызунов.
Запахло серьезным смертоубийством.
Два дурака стояли посреди каменной пустыни друг против друга и готовились пролить живую кровь, драгоценную хотя бы уже потому, что ее в этом мире оставалось вовсе не так много! Один был в отчаянии, потому что его оторвали от любимого дела, вышвырнули на улицу и испортили настроение показом жуткой образины второго… Другой негодовал, потому что… Да просто в силу своей природной тупости!
В небе завыл мертвый ветер. На земле вокруг, хрипя, подыхали крысы и гады, не выдержавшие могучего перегара… Время шло…
Неутомимые герои с мрачной решительностью в глазах стояли лицом к лицу, ожидая роковой ошибки в действиях противника. Не было на свете сил, способных умерить их гнев. Они источали ненависть черной слизью. Ими владела только одна цель — убить, изничтожить врага! И время шло…
Секунды текли и текли в бесконечность… Они забыли о своей усталости… И час настал!
Никак не меньше, чем через три минуты, я не выдержал и выронил камень. С бешеным ликованием Сандаль вскинул руки к небу и замертво рухнул на твердые камни, захрапев мгновением спустя. Равнодушно плюнув на распростертое у моих ног тело врага, я осторожно присел около стены храма, блаженно прикрыл глаза и отключился с сознанием честно выполненного долга.
… Я опять лежал посреди мраморного бассейна, наполненного мертвой, пронзительно голубой водой, распространявшей страх смерти. Не боязнь умереть — нет! Это был именно страх — дыхание матери всего сущего, прародительницы хаоса, повелительницы кошмаров. Той, что выше людей, демонов, древних богов… Той, которая придет в самый последний день… Той, что дала жизнь всему сущему и заберет ее по праву… И я, чужак в этом мире, человек, который никогда не рождался, был ее очередной жертвой!
С небывалой ясностью я понял, что был здесь уже не раз. Не помнил этого, но знал. Я знал, что будет дальше: скоро из черного прохода выйдет ненавистный пикт — вновь и вновь забирать мою жизнь, как он делал это неоднократно. Я предвкушал боль, которую он мне принесет, — боль, заставлявшую стонать каждую клеточку моего тела, приносящую странный, пугающий, но вместе с тем желанный покой…
Из открывшегося в стене прохода вышел мой мучитель и направился ко мне. Я смотрел в его равнодушные мертвые глаза, овладевавшие моим сознанием…
Сильный удар в висок вырвал меня из сладостных оков сна.
— Ау, блеб, скотина! — возопил я, корчась от жестокой боли.
Кровь хлестала из рассеченного лба и заливала лицо. Зажав рану рукой, я попытался вычислить замысловатую траекторию радостно прыгавшего около меня Сандаля, чтобы покончить с ним одним стремительным ударом. Уловив подходящий момент, стиснул зубы и ринулся на него, словно молния, метя кулаком в горло. Увы, старик ловко ускользнул из моих рук, в которых на память об этой бесславной попытке остался лишь клок гнилой ткани.
— Погоди, гад, я тебя достану! — прошипел я, готовясь к следующему прыжку.
— Нет! Нет! — прокричал безумный старик, размахивая посохом над головой и брызгая слюной.
— Да, да, клоун старый! — процедил я. — Пришел час расплаты!
Вторая попытка была более удачной — горло Стендаля оказалось в моих когтях. Я встряхнул старого, как терьер крысу, и радостно оскалился:
— Молился ли ты на ночь, Дездемон?!
— Нет, нет! — прохрипел полузадушенный старик.
— А надо было! — огорчился я, почти забыв обо всех своих страданиях.
Догадываясь, что Сандаль не захочет просто так отправиться в мир иной, конечно, я ожидал яростного сопротивления и подлого саботажа. Но то, что сделал старый кретин, не могло привидеться и в самом страшном сне! Извиваясь, этот паскудник ловко выгнулся и яростно плюнул мне в глаз!
В любых ситуациях во все времена я очень и очень брезглив. Всегда щепетильно относился к своей внешности и очень переживал, когда кто-то на нее покушался.
С отвращением отбросив едва живого Сандаля подальше, старательно принялся скрести лицо грязным рукавом, молясь, чтобы его плевок не занес какую-нибудь злостную и неизлечимую заразу.
— Что же ты творишь, гнида старая?! — возмутился я, успокоившись лишь тогда, когда лицо стало буквально гореть огнем.
— Нет, нет… — слабо бормотал Сандаль, на всякий случай не рискуя подниматься.
Подойдя к нему, стенающему, несильно пнул его по ребрам — исключительно в целях профилактики.
— Поднимайся, скотина, — мирно предложил я, — не буду тебя убивать. Пока.
Мигом прекратив стоны, старик резво подскочил и как ни в чем не бывало принялся скакать на месте, плюя мне под ноги и бормоча свое странное «нет». Видно, некоторые и в самом деле с трудом поддаются дрессировке!
— Могу ведь и передумать! — пригрозил я.
Старик предпочел угомониться. Во всяком случае, прыжки прекратились. А вот перестать плеваться он, по-видимому, посчитал ниже своего достоинства. Ну, хоть старательно избегал случайно или намеренно попадать в меня…
— Нет! — категорически заявил он.
Дебил, однако!
— Могу, дзи-сан, очень даже могу! — Я раздражался все больше и больше и уже готов был в самом деле передумать.
— НЕТ! — прорычал Сандаль.
— Чего нет, образина тупоголовая?!
— Нет, — ровно повторил старик, глядя на меня честно и искренне.
— Наверно, все-таки придется взять грех на душу! — решился я, вытаскивая меч. — Если не услышу четкого объяснения твоему «нет»!
Сандаль отчаянно замотал головой, всем своим видом показывая готовность сотрудничать.
— Итак?
Старик заинтересованно посмотрел на меня, ожидая продолжения фразы.
— Ты вроде что-то хотел пояснить? — зашел я с другого конца, осторожно дотрагиваясь до края раны.
На этот раз Стендаль понял меня правильно и скрипуче заявил:
— Ты спал.
Он бесхитростно показал гнилые зубы, очевидно считая, что больше меня интересовать не может ничто.
— Да что ты?! — поразился я. — В самом деле?! А я то думаю: чего вдруг меня огрели дубиной по голове? Местный обычай для спящих, да?
Старик иронии не понял и отрицательно помотал головой, сохраняя самое серьезное выражение лица.
— Ну и на хрена ты ударил спящего, чучело?
Стендаль задумчиво пожевал губу, подыскивая нужные слова. Нашел лишь одно:
— Сон! — радостно вспомнил он.
Кажется, я начал понимать причину его необоснованной агрессии. Такое случалось уже неоднократно и принесло мне немало неприятностей. Хотя пока, надо сказать, дубиной не били.
— Проясним ситуацию, хорошо? — предложил я, не собираясь дожидаться согласия. — Значит, я тихо-мирно спал, ворочался во сне, говорил странным голосом, а ты испугался, что я тебя могу покусать, и решил оглушить, да?
Старик отрицательно помотал головой, что меня немного смутило: обычно все было именно так.
— Тогда что?
— Сон.
— Что — сон?!
Искушение раздавить этого типа, как клопа, не только не исчезало, но, напротив, с каждым его ответом становилось все сильнее и сильнее.
— Что твой сон? — вопросом на вопрос ответил Стендаль.
— Э, в смысле, что мне снилось? — переспросил я.
Старик радостно кивнул, щедро окропив землю собственными блохами. На всякий случай я отпрянул назад.
— Какая тебе разница?
— Что? — упрямо повторил он.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Вернее, не помню.
Старик состроил рожу, показывающую, что он мне не верит.
— В самом деле, не помню, — вяло подтвердил я. — Не запоминаю сны — не получается.
— Совсем? — старик все еще сомневался в моей искренности.
— Ну, почти, — уточнил я. — Так, отрывками… Помню воду, и все.
— Воду? — непритворно изумился Сандаль.
— А что мне должно было сниться? — возмутился я. — Твоя немытая образина?!
Стендаль всерьез воспринял мои слова и принялся обдумывать ответ.
— В общем, так, старый, еще одна подобная выходка — и твой труп никто никогда не опознает! — предупредил я, собираясь вновь погрузиться в дремоту.
— Нет! — воскликнул подлый старикашка, хватая меня за плечо. — Не спать! Идем!
— Высплюсь, и пойдем! — возразил я, чувствуя себя совершенно разбитым.
— Нет, сейчас! — яростно отверг мое предложение Сандаль. — Спешим, пока поздно не наступило!
В его глазах читался неподдельный испуг, и я решил последовать за ним без обычных препирательств. Может, и в самом деле на то есть причины.
— Ладно, — кивнул я, поглаживая корку застывшей крови, — потопали.
Сандаль типа сочувственно хмыкнул и протянул мне замызганную тряпку, очевидно служившую ему портянкой, пока не стала слишком уж грязной.
— Совсем охренел?! — взбеленился я, отвергая приношение. — Пошел вон, животное, а тряпку свою засунь себе… поглубже! Ампутации головы мне только и не хватало!
Сандаль огорченно хрюкнул, но обижаться благоразумно не решился.
Опять бесконечная ходьба по треклятой пустыне… Положение осложнялось тем, что Сандаль упорно не давал мне спать, начиная яростно вопить на всю округу при любой моей робкой попытке устроить привал с ночлегом. Под такие дикие завывания ни один человек чисто физически заснуть не в силах! Старый паразит ни в какую не хотел жрать свои грибы, несмотря на мои намеки и прямые угрозы покончить с ним, ежели он немедленно не зажует мухомор!.. Я, конечно, приспособился дремать на ходу, практически не спотыкаясь, но разве можно это считать полноценным отдыхом?!
Сколько продолжалась пытка, не могу сказать даже приблизительно…
Может ли быть более дебильное занятие, чем считать пройденные мили? Не знаю… Что до меня, то я и не пытался.
Все глубже погружался в депрессию, испытывая странное наслаждение от сложившейся ситуации. С превеликим тщанием пытался постигнуть смысл возникавших от усталости, бессонницы и паров сероводорода галлюцинаций. К слову сказать, среди них были очень даже интересные… Но даже такую мелочь, как полная потеря рассудка, довести до конца не удалось.
Мы остановились около подозрительного колодца. Сандаль принялся обнюхивать землю вокруг дыры среди камней. Из нее тянуло гнилью.
Понаблюдав за ним, я глубокомысленно сплюнул.
— Ну что, старый, так и будешь всякую гадость обонять? — поинтересовался я. — Смотри, добром это не кончится. Заскочит какая насекомая в носоглотку, тут и подохнешь в страшных муках… Давай-давай, нюхай тщательней, вдыхай поглубже! Хоть повеселюсь напоследок…
С негодованием глянув на меня, Сандаль тем не менее проигнорировал мой мудрый совет, предпочтя приблизить окончание своих безрадостных дней старым проверенным способом: с ловкостью фокусника проглотил, паразит, грибок и мигом впал в транс.
Первое мое желание было простым и естественным, как сама жизнь. Прикинув расстояние от Сандалика до колодца, я рассчитал, что одного сильного пинка вполне достаточно, чтобы подарить деду радость последнего затяжного полета в вонючие недра небытия. Второе желание было гораздо более сильным, чем первое: поспать. Вспомнив, что я почетный член общества пацифистов данной пустыни, оставил старика в покое.
Мои биологические часы показали, что прошло никак не больше десяти — пятнадцати минут с момента благополучного засыпания до неблагополучного пробуждения. Отвратительный скрип сломанной бормашины, который Сандаль научился за последние дни воспроизводить с небывалой точностью, врезался в больной череп, и зубы сами собой заныли.
Плотно закрыв уши ладонями, вежливо попросил Стендаля утихомириться, поскольку я уже вполне проснулся для того, чтобы наслать на его дурную голову семь казней египетских.
Выслушав мою тираду, старик обиженно засопел, главным образом потому, что не мог расшифровать загадочное слово «египетских». Проводить с ним ликбез меня как-то ломало.
— Чего тебе надобно, старче? — зевая, спросил я.
Сандаль с умным видом указал посохом на колодец.
— Ну, это твои личные проблемы, — отреагировал я. — Чего тебе от меня надо?
— Идем! — Старик кивнул на зловещую дыру в земле и спихнул в нее ногой среднего размера булыжник.
Минуты через полторы снизу донеслось слабое эхо. В дикий восторг меня, разумеется, сей опыт не привел.
— Если желаешь туда отправиться, пожалуй, помогу с превеликим удовольствием, — ласково улыбнувшись, уведомил я дедушку. — Только попроси вежливо.
— Ты — туда, и я — туда, — не оценив юмора, сообщил Сандаль.
— Щаз-з! Портянки только замотаю! — отказался я от предложенной чести. — А почему это сначала я, а ты — после?!
Сандаль призадумался. Через пару минут нашел выход из создавшегося сложного положения:
— Я — туда, ты — туда! — наивно предложил он.
— Так-то лучше! — буркнул я, но тут же поправился под честным взглядом старика: — Чего?! Кто тебе сказал, что я туда полезу?!
— Надо! — безапелляционно заявил он.
— Тебе надо — ныряй! — уперся я, намереваясь не отступать не менее пяти минут.
Вышло даже лучше, чем я ожидал: моего упорства хватило на четверть часа. Лишь потом я внял слезным мольбам, невнятным угрозам и нелепым посулам.
— Ладно, — наконец смилостивился я, разглядывая практически отвесные стены колодца. — А как спускаться-то будем, дзи-сан? Или у тебя веревка припасена? Где ты ее прячешь?
Сандаль задумчиво почесал тыковку, после чего буркнул, что таковой у него не имеется. Не говоря более ни слова, он бесстрашно прыгнул вниз.
— Как все запущено-то! — тихо промолвил я, ожидая услышать из глубин колодца предсмертные хрипы.
«В принципе, — решил я какое-то время спустя, — старик не так уж много весит, чтобы эхо падения бренных останков оповестило о его безвременной кончине».
— Сандаль! Как ты там? — крикнул во мглу колодца на всякий случай, прежде чем свалить.
— Жду, — донесся спокойный ответ.
— Второго пришествия? — поинтересовался я.
Прошла пара минут.
— Тебя, — соизволил откликнуться старик.
Вздохнув и перекрестившись, я зажмурил глаз и неустрашимо сиганул в колодец.
Ничего сколько-нибудь примечательного во время полета не произошло. А приземлился я в большую кучу песка, пребольно отбив коленки. Бессердечный Сандаль без тени сочувствия наблюдал за моими попытками вправить обратно коленные чашечки. Пришлось реагировать:
— Я тоже не в восторге от лицезрения тебя живым и здоровым… Был бы ты нормальным человеком, сломал бы себе ногу. А еще лучше — шею! — размечтался я. — Тогда бы мне не пришлось сюда прыгать.
Сандаль с сомнением пощупал свою цыплячью шею.
— Да ладно, шутка это, — успокоил я. — Хотя, если захочешь вдруг удариться головой о стену, останавливать не буду… Что дальше-то?
В таинственном полумраке удалось рассмотреть ничем не примечательное небольшое круглое помещение. Единственным его украшением являлась куча песка. Ни дверей, ни щелей, ни прочих проходов в стенах не наблюдалось. Выбраться наверх не представлялось никакой возможности.
— Дедушка, делать-то что будем? — раскаляясь, повторил я, чувствуя, как потеют мои зубы.
— Пойдем! — вытаращился на меня, аки на безумца, Сандаль.
— А куда?
У Стендаля вытянулось лицо: похоже, старик серьезно засомневался в моем рассудке. Я же, наоборот, полагал, что остатков ума лишился он.
— Дедушка, тут ведь сплошная стена! Дверей нет!
Поняв мои сомнения, старик облегченно оскалился и, подойдя к стене, ткнул в нее посохом.
Возможно, Сандаль был не кем иным, как очередным загробным воплощением Моисея. Во всяком случае, в точке соприкосновения посоха и стены медленно возникла приличных размеров дыра. Достигнув высоты человеческого роста (примерно), она медленно стала закрываться.
Сандаль схватил меня за рукав и потянул за собой. Едва мы перешагнули границу, проход закрылся, и все погрузилось во мрак ночи.
Старик выпустил мою руку и поскакал вперед. Куда мне с разбитыми коленями до его прыти!
— Сандаль! — окликнул я. — Ты где?!
— Здесь я, — равнодушно донеслось издали, — жду. —
— Ждешь?! Ни хрена же не видно!
— Иди прямо, — скучно посоветовал старик.
Делать было нечего. На всякий случай держась за стену, осторожно побрел, тщательно изучая ногой пол.
— Далеко идти-то? — поинтересовался я.
— Не знаю, — честно ответил Сандаль.
В очередной раз искренне захотелось его придушить, но при данных обстоятельствах это было невозможно.
К великому моему счастью, шли не так уж долго — всего-навсего пару треклятых миль. Правда, в абсолютной темноте, к которой глаз никак не хотел привыкнуть.
Чтобы скрасить скуку нудного перехода, я негромко засвистел пошлый мотивчик. Сандаль, к немалому удивлению, отреагировал сперва паскудным смешком, а потом разошелся настолько, что вспомнил слова забытой в веках песни!.. Не скажу, что после этого мое желание убить его стало хоть на толику меньше, но поход сделался несколько более культурным.
Старик так увлекся пением, что потерял бдительность и в кромешной темноте здорово впечатался в преградившую нам путь стену. Лицезреть это мне, к сожалению, не удалось, но звук смачного удара и хлынувшие затем потоки непристойностей доставили непередаваемое" наслаждение!
— Что такое, дзи-сан? Не больно тебе, а? — не отказал я себе в удовольствии позлорадствовать.
Передавать ответ Сандаля не стану. Скажу одно: крайне грубый и далекий от этики!
Вскоре старик успокоился и постучал в стену посохом. Как и следовало ожидать, открылся проход, в который мы незамедлительно вошли. А дальше…
— Все, старик, приехали… Немедленно открой стену — я сваливаю!
— Пф! — презрительно отозвался он.
— Отворяй, Зараза, пока мозги не вышиб!
Старик ловко уклонился от удара и отскочил на безопасное расстояние.
— Надо, — зевнул он.
Дикий ужас распространился по мне холодными волнами. С превеликим трудом удалось сдержать панику…
Передо мной был квадратный зал — тот самый! Большую его часть занимал огромный бассейн, заполненный тяжелой серой водой, источавшей непередаваемое зловоние. В середине стоял ржавый алтарь, украшенный сгнившими цепями. Грязь — даже не грязь, а какая-то замшелость! — царила вокруг, словно сюда никто не наведывался уже не одну сотню лет. Каждый сантиметр помещения внушал настоящее омерзение.
Мне все же удалось взять себя в руки, хотя холодный пот продолжал струиться по спине.
— На хрена ты меня сюда затащил, старый выродок?! — как можно спокойнее поинтересовался я.
— Ты был здесь? — Старик, как всегда, прямо не ответил.
— Не был! Отвечай, зараза, или тебя ничто не спасет!
— Вспомни, — будто бы попросил Сандаль.
— Я уже сказал — НЕ БЫЛ! И вспоминать нечего! — Я подбирался к Сандалю все ближе. — Лучше бы тебе ответить по-хорошему!
— Надо! — бросил он, отскакивая еще дальше.
За спиной раздался скрежет. Я резко обернулся и замер — из дыры в стене вылез уродливый высохший скелет карлика, обтянутый мертвенно-серой кожей. Он с ненавистью смотрел на меня мертвыми глазами. Было в нем что-то такое, отчего я возненавидел его еще сильнее Сандаля.
— Бэлл, — расплылся в улыбке Сандаль, — не подох?
Карлик махнул рукой, и Сандаль, охнув, свалился на пол грудой безжизненного тряпья.
— Бэлл?! — поразился я.
Имя вспомнил моментально: именно оно не давало мне заснуть долгими ночами, когда я с наслаждением грезил, как будут выпучиваться глаза его носителя, как вывалится распухший язык из ненавистного рта, после того как руки мои сомкнутся на гнусной шее… Все мои страхи испарились начисто!
— Тот самый Бэлл, который спер к-капсулу? — уточнил я, радостно скалясь. — Тот самый, из-за которого я не могу вернуться домой? Тот самый, которому предписано звездами сдохнуть от моих рук в этой дыре?
— Что ты знаешь о звездах, чужак? — прозвучал холодный голос в моей голове.
— Будь уверен, гораздо больше тебя! — рассмеялся я. — Не хочешь ли перед смертью признаться, где моя к-капсула?
Карлик молчал. Я нарочито медленно вытащил меч.
— По крайней мере, она в Солонаре?
Карлик вступать в контакт упрямо не желал. Пожав плечами, я коротко замахнулся и что есть силы опустил сталь на лысый череп Бэлла.
Это было весьма самонадеянно с моей стороны. Совсем выпустил из виду, что передо мной — маг, которого не так просто убить! Вот и поплатился…
Меч со звоном вывалился из онемевшей руки, в которую словно сотни раскаленных игл вонзились! Прижав парализованную конечность к груди, попытался отдышаться.
— Я убью тебя, как убивал прежде, чужак, — заявил ничуть не пострадавший Бэлл, по-прежнему не пользуясь голосом. — Мы возродим власть Дагона во всей его силе.
— А ху-ху не хо-хо? — нашел я силы усмехнуться, нащупывая здоровой рукой любимый костяной нож.
Попытка, как говорится, не пытка!.. Хотя в данном случае неудачная попытка означала только пытку. Со мной — в роли жертвы!.. Расстояние между нами минимальное; левой рукой я владею гораздо хуже правой, однако тоже очень прилично.
Глубоко вздохнув, собрал в кулак оставшиеся силы и ударил последней надеждой, метя карлику в глаз.
О, этот неописуемый восторг, это дикое наслаждение!.. Что может быть прекрасней, чем почувствовать, как беззащитная плоть врага поддается совсем не великому усилию!.. Я с упоением провернул лезвие в глазнице, чувствуя, как черная кровь заливает мою руку.
Однако так просто карлик подыхать не собирался! Он тихо хмыкнул, и неведомая сила, оторвав меня от пола, пригвоздила к стене вверх ногами.
— Глупец, — прошипел Бэлл, — я мертв уже не одну сотню сотен лет. Я был мертв задолго до рождения человеческой расы. Ни ты, ни кто иной не можете причинить мне вре…
Тень бесшумно пролетела между нами, — и Бэлл рухнул на пол.
— «Вре» — повторил я, удивленно глядя на не подававшего признаков жизни мага, валявшегося на полу с размозженным черепом. — Это что?
— Дерьмо! — Живой и невредимый Сандаль плюнул на труп, деловито счищая с посоха сгустки мозгов и черной крови.
Неведомая сила неожиданно иссякла, вследствие чего я упал, чудом не свернув шею. Отыскав в луже крови нож, брезгливо вытер его и сунул обратно в рукав.
— Признаться, надеялся, что ты благополучно подох, — разочарованно протянул я, имея в виду, разумеется, не Бэлла, а Сандаля.
— Я тоже, — загадочно ответил последний, громко шмыгнув носом.
Что именно он подразумевал, выяснять я не стал, гораздо больше занятый другим вопросом.
— И что теперь? — спросил я Сандаля, старательно изучавшего небольшой, врезанный в стену трон.
С неудовольствием оторвавшись от увлекательного занятия, старик указал на бассейн:
— Туда.
— В смысле? — не понял я, поскольку обстановка не располагала к плаванию.
— Ты иди туда, — терпеливо пояснил он.
— А ты?
Сандаль вместо ответа уселся на трон, всем своим видом показывая, что ему весьма комфортно.
— Ты уверен?
— Пф! — презрительно фыркнул он, что могло означать лишь абсолютную степень его непоколебимости.
Все еще сомневаясь, я посмотрел на свинцовую рябь. Нырять не хотелось — уж слишком холодной казалась вода на вид!.. Но попробовать не мешало. Вдруг старик прав?
— Стало быть, пора прощаться? — вздохнул я. — А, Сандаль?
Ответа не последовало. От нехороших предчувствий мурашки размером со взрослую собаку протопали по моей спине. Выхватив меч, я резко обернулся…
Все было очень просто: старик уже успел заглотить гриб-другой и теперь торчал по полной программе!
— Стало быть, прощай, Стеридаминаль абу… тьфу ты, прости господи!.. Сингхаранха. Надеюсь больше тебя никогда не увидеть. Вкусных тебе грибков и приятных видений…
Я смахнул ненароком набежавшую слезу… Просто воняло вокруг так, что глаза резало!
Нырнуть?.. Или остаться здесь и окончить свои дни в голоде, холоде и общении с вонючим Сандалем? Выбор, прямо скажем, не отличался разнообразием.
Поколебавшись еще малость для порядка, я проклял все на свете и шагнул в бассейн.
Вода только выглядела холодной. На самом деле она оказалась еще холодней! Я очень быстро узнал, что чувствует покойник при погружении в жидкий азот. Холод сковал меня до последней косточки. Мир стремительно сузился до крохотной светлой точки. Ну, кажется, благополучно умер… И вдруг все неожиданно кончилось.
Мокрый и продрогший, стоял я посреди грязной улицы — той самой, на которую не чаял вернуться и к которой каждый миг были обращены мои мысли. Наконец-то родной дом!
Серый день, запах гнили и гари и никого вокруг… Что может быть прекрасней? Мне стало так хорошо, что я был готов обнять первого, кто попадется на глаза!
Щелкнул автопилот, ни разу не подводивший меня в самых экстремальных ситуациях. Ноги стремительно понесли к невзрачному пятиэтажному строению, которое ранее я именовал «обителью многого зла и одного Фенрира Озолиньша».
Миновав очередной переулок, воочию узрел свой вечно окрашенный в неопределенные цвета, грязный и потертый дом. Сердце радостно замерло в груди: долгожданное возращение состоялось!
Мир изменился…
Я остановился вместе с сердцем, с недоумением созерцая черно-белые цвета. Низкие облака неестественно быстро пролетали над головой, и за ними плескались черные разводы…
Звук умер…
Оглушительная тишина навалилась на плечи невиданной тяжестью…
Металлический гул, нарастая, пронесся по улице, растревожив клочья серого пепла, покрывавшего все вокруг.
Вздыбленные воронки в оплавленном асфальте… Искореженные остовы проржавевших машин… Следы пожарищ… Кости, рассыпавшиеся в прах под ногами…
— Разве ты не к этому стремился?
Еле различимый шепот вывел меня из оцепенения:
— Кто здесь?
Тени бесшумно скользили вокруг, рассматривая меня со страхом. Обреченность чувствовалась в них.
— Разве не это результат твоих грез? — продолжил допрос шепот.
— Кто ты?
— Получил то, о чем вожделел?
С трудом раздвигая облепивший меня вязкий воздух руками, я попытался идти к дому, но он лишь удалялся с каждым шагом.
— Посмотри, ты этого хотел?
Клочья пепла ожившей массой обволакивали мои ноги липкими щупальцами, затягивали в себя, соединялись на шее в тугой узел…
— Твои мечты сбылись… Почему ты не рад?
Осмелевшие тени обступили меня и смотрели с ненавистью.
— Никогда не думал ни о чем подобном! — прохрипел я, срывая с себя щупальца пепла.
Мир замер… Время остановилось… Лишь где-то впереди размеренно, отчетливо и громко стучал камертон.
— Тогда зачем…
Все вернулось на свои места. Пепел унесло порывом ветра. Я не удержался на ногах и рухнул на грязный асфальт.
— Что за хрень такая? — обратился я к самому себе, созерцая почти возрожденный мир.
Вернулись цвета и оттенки. Между домами подвывал ветер. Но облака по-прежнему слишком быстро мчались над головой. А еще улица была до неприличия чистой, просто стерильной — чего прежде никогда лицезреть не доводилось.
Собрав остатки самообладания в кулак, я быстро зашагал к своему дому, нервно прислушиваясь к каждому шороху.
Дверь выглядела вполне обычно. С двух метров… Ближе — хуже.
Несколько минут безуспешно старался проникнуть в подъезд, используя руки, ноги и меч. Потом присмотрелся к даже не шелохнувшейся преграде: ба, да она же нарисована с небывалым мастерством! Как и окна — в этом я не замедлил убедиться, попытавшись разбить несколько ближайших рукояткой меча.
Мир-пустышка… мир-копировщик… Здания, авто, деревья — все было искусственным, фальшивым и, судя по глухому звуку, полым изнутри.
Несколько раз обошел дом вокруг, пиная по пути макеты наиболее дорогих машин. Происходящее меня никак не устраивало, более того — напрягало! Особенно странные облака…
Устав ходить, присел на скамейку — точную копию той, на которую в нормальных условиях садиться брезговал. По курсу маячила копия ларька. Через бутафорскую витрину манили иллюзорные пачки сигарет, сигар, сигарил и неимоверное число жестянок разнообразнейшего хинина… Какая тоска!
Чтобы не мучиться, устало откинулся на спинку и прикрыл глаз, ощущая неожиданно возникший во рту хвойный привкус.
— Не хочешь смотреть? — с усмешкой прошелестел невидимый кто-то в ухо.
От неожиданности я подскочил, яростно озираясь в поисках шутника, создавшего для меня этот мир.
— Дать другую картинку?
Мир вновь переменился. Иные дома, архаичный транспорт, вокруг неторопливо прогуливались люди, не обращая на меня ровно никакого внимания…
Я замер, боясь шелохнуться и спугнуть видение, боясь, что все исчезнет в одно короткое мгновение, точно так же, как много лет тому назад.
— Помнишь это?
Я молча кивнул… Еще бы мне не помнить!
Отыскал взглядом среди прочих прогуливающихся одну семью среднего достатка. Эти люди ничем не выделялись из толпы. Но не для меня! Я не мог рассмотреть их лица, скрытые пеленой тумана, но знал, кто они и что с ними произойдет через несколько минут…
— Останови, — севшим голосом произнес я, чувствуя, как растет в горле жесткий комок, — не хочу больше смотреть…
Зачем тревожить старые раны? Мои воспоминания касались только и только меня. Никому другому в них не было места!
— Что так? — насмешливо удивился шепот. — Чудное место и чудное время. Прямо идиллия…
— Останови! — не выдержав, вскричал я. — Иначе…
— Что иначе? — радостно перебил голос.
— Иначе найду тебя! Чего бы это ни стоило!
— М-м, — промычал голос — мир замер. — Решил попугать? Ты ведь уже находил меня. И стоило тебе это не так уж дорого.
Тишина и покой… Покой и полная тишина… Совершенный покой и абсолютная тишина…
Я закрыл глаз, погрузившись в безопасную тьму.
— Расскажи, что было потом? — без злорадства тихо попросил голос.
— А ты не знаешь?
Потом была война… Самая короткая за всю историю человечества! Три часа страха — и свыше полутора миллиардов унесенных жизней, выжженные радиоактивные пустыни и никто не знает сколько поколений слабоумных идиотов… Ни тогда, ни сейчас я не сожалел о безвинно пострадавших — мне до них просто не было никакого дела!
— Я хочу знать, что ТЫ делал дальше.
Лично я?.. Да просто выживал! Что я мог делать еще? Строить планы мести? Кому?.. В той плоскости остались единицы людей, к которым я испытывал ненависть, и до них гораздо раньше добрались другие мстители. Правда, я этого не знал…
Меня никто не интересовал тогда. Был только я. Да еще ленивый Черч. Даже желание — маленькое! — тоже было одно.
— А после? Что ты делал после?
— После чего? — переспросил я, понимая, куда клонит голос.
Открыл глаз и глубоко вздохнул. Земля распростерлась где-то далеко внизу. Я стоял на невидимой опоре среди холодных звезд, равнодушно наблюдавших за мной. Через несколько лет умрет единственная ниточка, связывающая меня с прошлым, и я навсегда останусь таким, как сейчас, — совершенно одиноким и полностью свободным.
— Скольких ты убил?
— Не знаю, — пожал я плечами.
На далекой Земле стремительно вырастали великолепные красные цветы. Материки расходились, не выдержав их огненной тяжести.
— Миллионы… А может, миллиарды… Какой прок знать это?
Люди были для меня пустышками, кусками неодухотворенного мяса, пешками, которые я использовал в своих происках.
— А может, десятки миллиардов? — не успокаивался голос. — Или сотни?
— Какая разница? А-миры нереальны! Искусственная жизнь.
— Почему?
— Потому что их создавал я. Сам создавал — сам и уничтожал.
— Зачем?
Тишина и покой… Я давно забыл, что это такое. А сейчас я был совершенно спокоен, паря в холодном мраке вечной ночи, ни в чем не сомневаясь и ни о чем не тревожась. Как будто свалилась с плеч вся та тяжесть, которую я нес многие века…
— Зачем тебе знать это? — поинтересовался я.
— Чтобы понять.
— Что? Или кого?
— Тебя.
Меня никто никогда не понимал… Даже я сам!
— Кто ты? Бог? Демон? Совесть? — спросил я, усмехаясь.
Моя одежда исчезла. Холод покалывал кожу, но не вызывал никаких неприятных ощущений, скорее, наоборот. Я расслабился, наслаждаясь тьмой.
— Я — тот, кто наблюдал за тобой и пытался понять.
— Что именно?
Я смотрел на безжизненные звезды обоими глазами и дышал полной грудью. Ничто не удивляло и не тревожило…
— Зачем? — прошептал голос.
— Зачем? Я искал.
— Что?
Покрытая черными рубцами кожа сползала с меня, появилась новая — розовая и беззащитная.
Боль… Дикая, адская боль возникла вдруг! Но тоже холодная, нисколько не потревожившая…
— Я искал А-мир, в котором бы не было войны, где бы я смог обрести счастье…
Каким бы я стал, если бы нашел такой мир? Встретил ли бы там живыми тех, кого потерял? Избавился ли бы от боли, голода, страданий?..
— Ты нашел его?
— Нет…
Слой за слоем отсыхала черная плоть, исчезали рубцы, шрамы, даже воспоминания о них…
— Потому и уничтожал?
— Да. Все миры оказались бесполезными — прошлое изменить нельзя.
Прошлое изменить нельзя… Я знал это, но упорно продолжал поиски…
— Зачем?
— Чтобы обрести смысл жизни.
— А люди, которых ты убивал с А-мирами?
Люди?! Скорее тени, старавшиеся внушить мне ложную надежду! Они становились не нужны всякий раз, когда я разочаровывался…
— Разве в них текла не такая же кровь, как в тебе?
— Точно такая, — не стал я спорить, — но они были моими творениями! И я полагал, что могу распоряжаться их жизнями как угодно!
— Неужели? — язвительно уточнил голос.
Я лгал. Самому себе. И меня это устраивало. Раньше…
— Возможно, я не прав. Но почему они должны быть более счастливы, чем я?!
Звезды… Всегда холодные и безразличные… Мне никогда не достигнуть их… Внизу пролетали века. Земля полыхала сотни раз…
— Почему бы нет?
Потому что я не хотел!..
— Что ты ждешь от меня? Чтобы я признал свою ошибку? Чтобы извинился? Перед кем?
Огонь… Красный… Почти как кровь…
Красный — цвет памяти, боли воспоминаний… Не люблю его!..
А дожди тушили пожары…
— Нет. Мне нужно понять тебя. И помочь тебе понять самого себя.
Небо… Темно-синее, голубое, серое, черное… Всегда спокойное, манящее… Аой? Реоку? — Синее или зеленое?..
Я часами лежал на спине и смотрел вверх, но так и не увидел зеленого неба!..
Вода возрождала жизнь из пепла…
— Что мне надо понять?
Я совершенно очистился. Стало немного грустно…
— Как получить шанс.
Цветы… Яркие, благоуханные, бесполезные… Никогда не обращал на них внимания, считая безделицами земли…
А ведь растения, насекомые, птицы, животные, люди — все связаны между собой!..
— Шанс?
Зачем он мне, усталому?..
— Кто ты? — еще раз спросил я.
Жизнь… Она не имеет смысла, если нет цели…
Я потерял свою цель. Разочаровался… И получил долгожданную свободу!
Что дальше? Петля?
— Аой — это синий или зеленый?
— Синий. И зеленый. Единый.
Мне не изменить прошлого. Что бы я не делал, сколько бы козявок не передавил! Все равно обречен на одиночество…
— Не понимаю их единства.
Все исчезло. Я стоял совершенно один посреди ледяного мрака Вселенной. До рождения самой первой звезды еще должны были пройти сотни миллиардов лет. Предо мной медленно и величественно разворачивалась живая материя, распыленная Большим Взрывом на сотни и тысячи парсеков.
— А что было до Взрыва?
— Еще не понял?..
Мокрый, голодный, грязный, оборванный, одноглазый, измотанный, я стоял в узком и темном коридоре, вызывавшем какие-то неприятные ассоциации.
Что со мной? Воздействие недосыпания, недоедания и холодной воды проклятого бассейна? Или что-то еще?..
Признаюсь, в моей практике бывали прецеденты, когда, например, снились шикарные застолья, а наутро я обнаруживал, что ночью обожрал весь холодильник… Может, и сейчас — ненароком разорил Сандаля на грибок да и скушал его?
Как бы там ни было, я чувствовал совершенную опустошенность, к тому же жутко болела голова…
— Эй, — слабо крикнул я, — живой кто есть?
Даже эхо не соизволило ответить.
«В конце концов, — подумал я, пожав плечами, — не первый раз! Привычка уже выработалась, однако».
В самом деле, если вдуматься (так не хотелось напрягать мозги именно сейчас!), обыкновение исчезать в самый неподходящий момент и являться в самом неподходящем месте переросло у меня в устойчивую тенденцию, причем с каждым разом ситуация складывается все хуже и хуже!.. Вздохнув и сплюнув под ноги (еще одна новоприобретенная привычка!), медленно направился в сторону коридора, показавшегося более освещенным.
Сколько я брел, сказать не могу даже приблизительно, потому что полностью углубился в свои тяжкие мысли. На развилках поворачивал автоматически, надеясь исключительно на шару. По всей вероятности, времени прошло немало. Так что, когда передо мной выросла массивная дверь, я был не просто уставшим, а очень уставшим.
Толстая железная обшивка вызвала острый приступ депрессии и страстное желание последовать примеру кумиров моего детства — совершить таинственный обряд харакири. По счастью, сначала я решил испытать удачу и толканул дверь. И ведь открылась!
В принципе ничего удивительного. Подумаешь, кто-то старался, мучился, ставил такую громоздкую защиту от неведомого врага, а запереть забыл — типа, заходи кто хочет!.. С кем не бывает, в самом деле?
Имелся в наличии и часовой — молодой, наивный, в синей тунике с зеленым драконом. Он невинно посапывал, опершись на копье шагах в десяти от меня.
Хотел спокойно пройти мимо, чес-слово! Но неведомая сила распорядилась иначе…
В общем, после того как копье неосторожно соприкоснулось с моей ногой, стражник не удержал равновесие и случайно разбил себе нос о каменные плиты. Некрасиво получилось…
— Аккуратнее надо быть, юноша, — посочувствовал я, — нельзя выставлять преграды на пути мирных прохожих!
Молодец вскочил и уставился на меня.
— Кто ты? — прогнусавил он. — Я тебя не знаю!
Ну, я его, положим, тоже не знал, но не кричал же об этом во всю глотку!
— Просто прохожий, иду себе мимо, — напомнил я.
— Назовись! — потребовал он. — Здесь никому нельзя ходить!
Спорить с юным нахалом настроения не было, поэтому я просто припечатал рукоять меча к его лбу.
— Ишь какой любопытный, — покачал я головой, пнув пару раз бесчувственное тело. — Нехорошо это. Добрее надо быть и верить людям!
Немного поблуждав по однотипным коридорам и одолев несколько лестниц в поисках выхода, я в конечном итоге оказался в просторном, богато обставленном зале. Главным его сокровищем для меня, разумеется, было окно, а пара-тройка неосторожно блеснувших в тусклом свете монет переместилась в мой карман машинально. Мелькнула, конечно, мысль отыскать нормальную дверь, но, взвесив все, я решил понапрасну не нервировать себя утомительными поисками. Силы требовалось поберечь, поскольку смерть уже не казалась мне такой уж необходимой штукой. Ну, это так, к слову…
Разбив стекло небольшим табуретом, я сиганул в окно. Минут через пять после прыжка кое-как успокоился, перестал негромко материться, поднялся и, хромая на обе ноги, побрел по зеленой траве, наслаждаясь чистым ночным воздухом.
Это был Лоренгард, что не могло не радовать. Правда, не мешало бы определиться, какой именно его район. Впрочем, информация малосущественная: все дороги в конечном итоге так или иначе ведут в трущобы!
Пошатавшись по огромному парку, окружавшему шикарный особняк, удачно покинутый мною без пособия по инвалидности, я обнаружил высокий забор из изящных стальных прутьев. Имелось, конечно, желание банально раздвинуть хлипкие на вид прутки и элементарно вырваться на волю, но слабое зеленоватое мерцание вокруг преграды остановило. Как-то не слишком здорово все выглядело — чересчур тихо и мирно.
Отыскав под ближайшим деревом корягу, швырнул ее в забор… Так и есть: едва коснувшись прутьев, она вспыхнула и испарилась.
За спиной все громче и ближе слышались гневные крики и злобный лай собак. Впереди — защищенный магией забор. За ним, трехметровым, радовали глаз каменные плиты мостовой, судя по всему, не отличавшиеся мягкостью.
Итак, варианты:
а) забраться на дерево, под которым валялась коряга, и сигануть с него, в очередной раз рискуя переломать ноги;
б) отдаться на растерзание собакам, очевидно, голодным и злым;
в) перебить собак и попытаться довести до охранников, кто я (помня об избитом часовом!);
г) перебить всех, подпалить дом и, воспользовавшись общей паникой, затесаться в толпу и благополучно смыться.
Первые два варианта не устраивали по физическим соображениям, а вторые два при тщательном рассмотрении оказались просто нереальными.
А злобный лай раздавался уже в опасной близости!.. Вздохнув, попытался вскарабкаться на дерево.
Вообще-то, опыта в скалолазании у меня не очень много. Несколько неудачных попыток, в ходе которых я отшиб все, что только мог (и терять по большому счету мне было больше нечего: жизнь я возненавидел до предела!), увенчались наконец успехом: удалось забраться на высоту, превышавшую забор. Оттуда я, основательно поколебавшись, приземлился на чертовски твердые камни.
Что моя жизнь? Сплошной самомазохизм!..
Растерев отбитые коленки отбитыми же ладонями, отбежал на безопасное расстояние и принял вид мирного зеваки.
— Это он! Тот самый, что напал на меня! — раздался возмущенный голос.
Я презрительно посмотрел на своих преследователей, застывших вблизи забора и державших собак на привязи. Печальное зрелище! Против меня одного собралась толпа человек в сорок, плюс штук тридцать волкодавов! И никто из них не мог до меня добраться.
— Пасть прикрой, козел! — огрызнулся я. — Ты ошибся.
Гневные выкрики в ответ подтвердили догадку, что мне не поверили. Со скрипом нагнувшись, поднял небольшой камень и кинул в толпу. К несчастью, в таком состоянии я не мог даже прицелиться. Поэтому снаряд постигла участь коряги.
— Эй! Стой там! — робко скомандовал кто-то из сторожей.
— Да пошли вы! — буркнул я. — Козлы…
Рано или поздно кто-нибудь решится достать меня через ворота, которые, несомненно, где-нибудь в заборе имелись. Посему задерживаться не стоило.
Совпадения бывают разные, в том числе случайные и нелишние. В данном случае совпало так, что случайно и совсем не лишне на улице объявился старый извозчик на просторном кебе.
Понимая, что предполагаемая жертва получила шанс избежать экзекуции, стражники заорали кебмену, чтобы он и не думал подбирать меня. Но что значили их бормотания против золота?
Кинув старику прихваченные из особняка на память монеты, я преспокойно забрался в кибитку, назвал улицу неподалеку от дома Перри и заснул с чистой совестью.
Подлый старик резко тормознул кеб. По инерции я вылетел из кресла, упал, проснулся и пожалел, что позволил себе предоплату.
— Ну и скотина же ты! — проворчал я.
Старик проигнорировал мое замечание, развернулся и стремительно скрылся в ночи, по опыту зная, что не каждому удается благополучно выбраться из трущоб.
Поежившись, я неспешно (поскольку бежать не мог чисто физически — все кости ныли!) побрел к дому, выбирая наиболее безопасные тропки. И опять подфартило! Вооруженная ножами парочка бомжей буквально растворилась во мраке, заметив мой меч. Боле никто не встретился, чему я был очень рад.
Без приключений добрался до подъезда, успевшего стать почти родным, пулей (в режиме замедленной съемки) залетел на свой этаж и с ходу пнул дверь, даже не подумав, что дома может никого и не быть, следовательно, объект под магической защитой. Слава богу, дверь гостеприимно разверзлась.
Из глубины квартиры до меня донеслись громкие звуки празднества. Ненароком прислушавшись, я сделал вывод, что Перри с компанией шикарно отмечают чьи-то поминки. Чьи — даже думать не хотелось!
Осторожно заглянув в комнату, из которой доносился веселый звон бутылок, я узрел довольно забавную компанию: собственно сам Перри, Велия, всегда избегавшая этого дома, извращенец доктор Уэлч и вообще непонятно как здесь оказавшийся алхимик-наркоман Эрик.
— Он был, конечно, настоящей сволочью, — донеслось до меня нетрезвое бормотание Перри, — способной только лгать, красть и беречь свою драгоценную шкуру!.. Один из немногих, кто преодолел Лестницу Зала Героев, — и такая скотина!.. Надеюсь, он умер с мечом в руках, как подобает мужчине!
А еще говорят: о мертвых — либо хорошо, либо ничего!..
— Да, — отозвался Уэлч, — как жалко, что мне не достался его труп! Могло бы получиться премилое чучело! Даром пропало редкостное уродство!
Ну да! Извращенец на своей волне!.. Да я ангел по сравнению с этим престарелым некрофилом!
— Но ведь было в нем и хорошее, а? — вступился за меня Эрик.
— Нет! — хором прервали его Велия и Уэлч. Алхимик заткнулся.
И почему люди столь неблагодарны? В памяти их остались не самые значительные мои проступки, а славные деяния стерлись напрочь! Воистину — нет пределов тупости человеческой!
— Да, — вздохнул Перри, — немало времени прошло, а матери до сих пор пугают детей его именем…
«Во-первых, не именем, а прозвищем, — мысленно поправил я. — Во-вторых, имени своего я и сам боюсь! А в-третьих, что, меня должны были навеки забыть за жалкие пару-тройку недель?! Зря я бился за свою репутацию, что ли?!»
— И все-таки, — печально промолвила Велия, — не хватает его… Скучно.
Не хватает? Нате, радуйтесь!.. Я решил появиться из небытия.
— Прежде всего, на следующих моих поминках хотелось бы…
Слушать претензии никто не стал. Велия взвизгнула и скрылась в другой комнате. Уэлч юркнул за кресло, на котором восседал мгновением раньше. Эрик натурально упал в обморок. А Перри принялся делать руками непонятные пассы, в завершение показав мне кукиш. Это мне больше всего не понравилось, и я изобразил ему два!
Юмора Перри не оценил, выхватил меч, хотя приблизиться не решился.
— Зачем ты явился к нам? — туманно вопросил он.
— Да ты охренел, старый алкаш! — возмутился я. — Если помнишь, я здесь как бы живу!
Немного помолчали. Перри не шевелился. Уэлч еле дышал за креслом. Эрик все валялся без чувств. Велия робко выглядывала из соседней комнаты.
Взгляд ненароком упал на стол, и я вспомнил, что давно ничего не ел.
Избрав для начала великолепный свиной окорок, поднатужившись, поднял его и впился зубами в жареную плоть, не обращая внимания на украсивший небритые щеки липкий жир.
— Зачем ты тревожишь нас? — тупо продолжил Перри.
— Пшел вон! — ответил я, набивая рот.
— Ты демон или злой дух? — очнулся алхимик.
— А ты дурак или притворяешься? — парировал я, проглотив основательный кус мяса.
Повисла пауза.
— Да что с вами?! — не выдержал я, насытившись и переходя к напиткам. — Вернулся я, вернулся! Что, не рады?
— Зачем ты вернулся? — в очередной раз возбух Перри. — Мы никогда не желали тебе зла, ты знаешь это!
— Затем, — стиснув зубы, попытался я еще раз мотивировать свое возвращение, — что временно здесь проживаю! Тут мои вещи!
— Как ты восстал из мертвых? — рискнул высунуться из-за кресла Уэлч.
— Очень просто — не умирал! — улыбнулся я, наливая полную кружку красного вина.
— Где же ты был… семь лет?
Семь?.. Пусть будет семь, если им так угодно!
Я нисколько не удивился. В конце концов, моя профессия — альтернатор. Я борозжу просторы времени на благо обществу и себе. Так что несуразной цифрой меня не поразишь!
Спокойно допил вино, после чего швырнул кружку в голову Уэлча.
— Что, паскудник старый, совсем мозги пропил?! — взорвался я. — До «белочки» налакались! Счет времени потеряли!
— Тебя не было семь лет! — упрямо повторил ловко увернувшийся от кружки Уэлч. — А ты остался таким, каким был. Значит, ты дух или демон!
Сытная еда разморила, вино ударило в голову… В принципе мне было абсолютно безразлично, кем они меня считают. Главное — кто я на самом деле!
— Так, господа, давайте проясним ситуацию! — все же попытался я отстоять истину. — Меня не было с вами от силы три недели. Я похудел, устал и не в настроении шутить!
Эрик осмелел настолько, что на цыпочках подошел ко мне и робко ткнул в мою щеку грязный палец.
— Тебя сейчас удавить или немного подождать? — осведомился я, вцепившись в его горло.
Алхимик вырвался и, отскочив подольше, печально констатировал:
— Злой дух… Надо провести ритуал очищения.
— Спалить дом! — внесла свою лепту Велия, не рискуя выйти к нам.
— Сам все спалю, скоты неблагодарные! — не на шутку взъярился я. — Что за бред вы несете?! Жив я, жив! Жив и здоров! Помирать даже не думал! И… И…
Слова неожиданно закончились, и я упал в кресло.
— А если все-таки демон? — тихо прошипел Уэлч. — Тогда его так просто не изгнать! Сначала надо убить смертное тело!
— Делайте, что хотите, — буркнул я. — Мне все равно… Скоты!
— Топором? Мечом? — поинтересовался Перри. — Может, мага вызвать?.. С мертвыми сражаться не сахар!
— Вызывайте, — согласился я. — Уроды моральные!
— Скажи честно: ты правда жив? — склонилась надо мной набравшаяся храбрости Велия.
Страшно захотелось ущипнуть ее пониже спины, но я благоразумно не рискнул.
— Ага, — кивнул я, глядя в ее фиалковые глаза, — и уже сам этому не рад!
Велия тщательно изучила мой глаз, для чего-то пощупала пульс на шее.
— Трудно поверить, но он, похоже, действительно жив! — растерянно произнесла она. — Где же ты был?!
— Честно говоря, помню смутно, — соврал я, не желая вдаваться в нелепые подробности. — Помню только, как на меня в катакомбах набросилась нимфоманка и я провалился в дыру. Шатался по пустыне, затем очутился в Лоренгарде, в подвале некислого особняка. Вот и все.
— Провалился? — переспросил алхимик.
— Нимфоманка?! — встрепенулся Уэлч.
Я окинул взглядом присутствующих и вдруг понял, что они не лгут про семь лет! Почти всех коснулась печать времени: Перри еще больше поседел, а на лице прибавилась парочка зарубцевавшихся шрамов; Уэлч еще больше ссохся; Эрик… ну, Эрик стал еще грязнее и неопрятнее, чем был… Только Велия выглядела в точности такой, какой я видел ее в последний раз, что вполне объяснимо, учитывая ее происхождение.
— Ты бы, Уэлч, точно от нее затащился! — усмехнулся я, вспоминая коварную соблазнительницу. — Кожи нет, кровь течет вперемешку с гноем, гниет на ходу и без умолку трещит о своей сногсшибательной красоте!
Уэлч взволнованно задышал, закатывая в истоме глазки. Чего еще можно ждать от старого извращенца!
— Наверно, он о Мирте, говорит, — предположила Велия. — Помнишь, Перри, мы ее встретили, когда труп искали? Несчастное создание!
— Кстати, а чем дело кончилось, Перри? — встрепенулся я.
Тот не отреагировал на вопрос, по-прежнему подозрительно меня изучая.
— Перри, очнись! Я жив! Велия подтвердила, а она, в отличие от остальных, ошибиться не может!
— Не могу понять… — наконец признался он, соблаговолив выпустить меч из рук. — Почему ты жив?
— Потому что! Откуда мне знать?! Карма такая! Понимаешь? КАРМА!
— Все равно это очень странно, — покачал он головой.
— Согласен, — устало вздохнул я. — Поэтому давайте съедем с темы… Вино-то еще осталось?
Весело зазвенели пузатые бутылки… Радостно зашипело на огне мясо… Легко и непринужденно меня наконец-то приняли обратно в стан живых! В один миг испарились все подозрения, и поминки превратились в день рождения.
— Все-таки, Перри, чем закончилось в тех катакомбах?
— Да ничем, — пожал он плечами. — Бунт в тюрьме организовали несколько магов, хотевших захватить власть. Ну, чтобы отвлечь стражу от дворца наместника… Мы до них добрались! — кровожадно оскалился он. — Заговор-то с размахом планировался… Кстати, участники его и оказались оборотнями! Если бы знать, что ты вернешься, — скорбно покачал он головой, — обязательно оставил бы парочку в живых. А так — перерезали поголовно!
— Ну и хрен с ними, — махнул я рукой. — Не переживай! Мир их праху… Зла на них не держу!
Перри недоверчиво покосился на меня. Велия весело хмыкнула, приняв мои слова за шутку.
— В самом деле, — зевнул я, — больше не хочется крови. Ни чужой, ни своей… Заодно прощаю и вас — за недоверие!
Велия подошла ко мне, уселась рядом и, обвив рукой мою шею, опять внимательно изучила мой глаз.
— Ты действительно изменился, — заявила она. — Стал чище, что ли…
— Чище?! — гоготнул Перри. — Да от него козлятиной прет за три квартала! И еще черт знает каким дерьмом!
— Духовно, Перри, я сильно изменился духовно! Стал мягче и добрее… Отвергаю плотские желания и готов посвятить остаток дней своих спасению души… Давайте еще по одной кружке шарахнем и пойдем кого-нибудь прирежем, а? — предложил я, расчувствовавшись.
Велия возмущенно спихнула меня с кресла, причем сделала это так, чтобы я непременно ударился виском об угол стола. По-моему, не обошлось без магии, поскольку раньше мне не приходилось наблюдать, как столы услужливо подставляют свои углы под чужие головы.
Кровопролитие только добавило веселья в и без того не самую скучную атмосферу. Небрежно утерев разбитый висок, я позволил себе негромко проворчать:
— И эта женщина смеет называть несчастным созданием кровожадное чудовище, а не меня, невинно пострадавшего!
— Она права! — неожиданно подал голос задремавший было Уэлч. — Ты и внимания на свои раны не обращаешь, а та бедняжка обречена мучиться до скончания времен… Несчастное дитя!.. Я ведь знал ее…
— Доктор, ты действительно болен! — перебил я, не желая слушать отвратительные подробности. — Догадывался, что извращенец, но не до такой же степени!
— Ты все не так понял! — искренне возмутился Уэлч. — Я знал ее, когда она была совсем ребенком!
— У, похотливое животное!
— Нет, нет и еще раз нет! — подскочил старый доктор. — Я в то время был студентом и часто залечивал ей побои! Никогда, повторяю — НИКОГДА! — я не делал того, в чем ты меня обвиняешь!
— Да ладно, доктор, ладно! — удивился я неожиданной вспышке праведного гнева. — Целиком и полностью верю. И все равно несчастной ее назвать никак не могу!
Доктор успокоился, вернулся в свое кресло и безмятежно задремал.
— Все вы — самцы, грязные животные! — буркнула недовольно Велия. — Сначала надругаетесь над невинностью, а потом смеетесь!
— Велия, — робко решил я оправдаться, — мне никого насиловать пока не приходилось. А вот надо мной надругаться хотели! И именно твое «несчастное создание»!
— Все равно, — упрямо стояла на своем Велия, — она такой стала из-за подобных тебе!
— Чего вдруг?! — возмутился я. — Мой моральный облик не запятнан!
Глаза Велии сделались рубиновыми — очень и очень нехороший знак!.. Моя попытка ретироваться была решительно пресечена: проклятый стол прыгнул вперед и преградил мне путь к отступлению. Наблюдательный Перри уже смылся и запер за собой дверь. На храпевших доктора и алхимика надежды не было никакой. Отчего-то в памяти всплыло красивое слово «бытовуха».
— Такие, как ты, довели ее до смертного греха! Теперь ей предстоит вечно испытывать муки, которые тебе не могут присниться и в самых жутких кошмарах! — тихо произнесла Велия.
Лежавший на столе огромный тесак поднялся в воздух и нацелился мне между глаз. А умирать так не хотелось! Тем более в день своего воскрешения…
— Велия, поверь, — взмолился я, ощущая холодную сталь на переносице, — моей вины тут нет! Никогда никого не совращал, не доводил до греха, в том числе до смертного!
Нож упал на стол, который вернулся на прежнее место.
— Испугался? — опустошенно улыбнулась Велия. — Шутка… Просто шутка… Не буду об тебя руки марать.
Однако голос ее мне не нравился — слишком серьезный и гулкий. Любая ее «шутка» при таком настроении вполне могла перерасти в «кровавую баню».
— Э-э, Велия, прости, — несмело подал я голос через пару минут, — а эта Мирта кто такая вообще?
Не то чтобы мне очень хотелось это знать… Просто требовалось как-нибудь рассеять сомнения Велии на мой счет.
— Она тебя действительно интересует? — удивленно посмотрела на меня Велия нормальными фиалковыми глазами.
— Да, — чистосердечно солгал я, отвечая честным взглядом.
— Врешь! — не поверила она.
— Вру, — не стал я отрицать, — а ты все равно расскажи.
— Мирта была простой девушкой. Работала служанкой в богатом доме. Там ее и обесчестили, а после того, как она почувствовала в себе другую жизнь, выгнали на улицу без гроша. Зимой. Не найдя другой работы, она покончила с собой и с неродившимся ребенком, перед смертью прокляв Лоренгард и себя.
— И что?
— И то… — вздохнула Велия. — Теперь она не живая, но и не мертвая. Мстит городу… О чем ты с ней говорил?
— Ну, — поморщился я, вызывая в памяти облик Мирты, — она допытывалась, осталась ли красавицей.
— Вот-вот. Она всех об этом спрашивает. Если кто-то говорил ей правду, отрывала ему голову.
— А если кто-то врал? — полюбопытствовал я.
— Она говорила: «Ты лжешь!» — и разрывала жертве горло.
— Упертая, да? — никак не мог я проникнуться сочувствием к Мирте.
— Ты ничего не понял, Герберт-Генрих-Генри Озолиньш, — печально покачала головой Велия.
— Пожалуйста, не называй меня так, — поморщился я.
— Хорошо, Герберт-Генрих-Генри Озолиньш, — оскалилась она, — больше не буду, если ты боишься своего имени… Кстати, как ты встретил Мирту?
— О, — вдохновился я, — это как раз самое интересное! Я мотался по канализации и наткнулся на загадочную комнату, где обнаружил склянку с пойлом…
— И нажрался как скотина!
— Не перебивай, пожалуйста, — возмутился я, — ни фига не нажрался! Так, пригубил чуть-чуть…
— Чуть-чуть — это сколько?
— Не перебивай! — повторил я. — Ну, ладно, выхлестал я ту бутылку — и что с того?.. В общем, присел потом отдохнуть…
— На службе?! Пока мы рисковали жизнью?!
— Велия, сколько можно? Больше ничего не услышишь, если не хочешь слушать!
Велия легонько ударила меня острым локотком по сразу занывшим ребрам.
— Хорошо, продолжу, — согласился я. — Только-только задремал, как в комнату ворвался Перри…
— Кто?! — не удержалась Велия.
— Все. Самого интересного ты не узнаешь! — насупился я.
Помолчали. Я упорно не желал продолжать. Велия не менее упорно игнорировала мое присутствие. Разумеется, я победил!
— Так и будешь истуканом сидеть? — ласково осведомилась Велия.
— Конечно! Ты все равно и слова молвить не даешь!
— А если я пообещаю, что больше не остановлю тебя?
— Тогда, пожалуй, попробую.
Помолчали еще немного.
— Долго будешь терпение мое испытывать?! — сдалась Велия.
— А, — отмахнулся я, — дай дождаться!
— Вдохновения?
Я с наигранным недоумением воззрился на нее:
— Нет! Твоего обещания!
Все-таки хорошо, что под рукой у нее оказался пуфик от кресла, а не сковорода, скажем!.. Нос остался цел.
— Ладно, твоя клятва принята, — согласился я, слушая звон в ушах. — В общем, в комнату ворвался Перри и приказал срочно сваливать оттуда. Когда мы мчались по коридору, я обратил внимание на звон подков его сапог…
— А ты не заврался, часом?! — не сдержалась Велия. — Перри не носит подков на обуви!
— Велия, заткнись, пожалуйста! — как можно нежнее и мелодичнее произнес я, предусмотрительно отодвинувшись. — Ни фига не заврался! Как раз к тому и клоню!.. Короче, Перри после моего замечания быстро потерял кожу и превратился в несчастную Мирту, которая собралась меня того… убить.
— Вообще-то, не трудно ее понять! — заметила Велия. — У меня тоже не раз возникало такое желание. Ну да ладно, может, как-нибудь повезет еще… Дальше-то что было?
— Дальше — все, — пожал я плечами. — Мы немного посражались, затем я провалился сквозь пол и едва не сдох, упав на камни какой-то чудной пустыни.
— А как выбрался оттуда?
— Чудом, разумеется! — оскалился я.. — Благодаря врожденным мужеству, ловкости и незаурядному уму!
— Никогда не замечала в тебе ни одного, ни другого, ни тем более третьего! — презрительно фыркнула Велия. — А все-таки?
— М-м… — промычал я, слегка покусывая костяшки пальцев и настраиваясь на серьезный лад. — Прости, Велия, не могу тебе этого рассказать. Слишком много личного, что касается только меня…
Дверь осторожно приоткрылась.
Проклятье! Если бы я не замешкался всего на одно короткое мгновение, то мог бы тяжелой пустой бутылкой попасть в голову Перри!
— О, все живы! — констатировал он.
— Жалкий трус! — презрительно вспыхнул я. — Оставил боевого товарища в опасности!
Перри изобразил на лице смущение, но по наглым глазам было видно, что это — маскировка.
— До смертоубийства же не дошло! — попытался он оправдаться.
— Никак не благодаря тебе! — достаточно мирно огрызнулся я, откупоривая следующую бутылку.
Перри бесцеремонно скинул старого Уэлча с кресла и занял его место.
— Да ладно, — примирительно сказал он, забирая из моих рук емкость, — забудь. Ведь благодаря мне уже большая часть стражи знает, что с нами в битву пойдет Фенрир Бессмертный!
Почему-то новое прозвище нисколько меня не вдохновило — по опыту знаю, что многие захотят проверить на практике справедливость почетной приставки, так что добра от нее ждать нечего.
— Еще бы Лазарем Всенепременно Воскрешающим обозвал! — проворчал я. — А на какую битву, прости, я иду? Любопытно, знаешь ли.
Перри воззрился на меня, аки на безумца.
— Вижу, — грустно произнес он, понурив голову, — время, которое ты провел неизвестно где, не лучшим образом отразилось на твоей памяти… Напрягись, Фенрир! — с надеждой воскликнул он, и я почувствовал сильное желание придушить его на месте. — Не ты ли рвался в бой против Солонара?!
Я было хотел обвинить Перри в злоупотреблении спиртным, но все-таки решил сперва испытать его рассудок.
— Перри, друг мой, — успокоительно ответствовал я, — по твоим словам, уже прошло семь лет. Что ж вы, клоуны хреновы, так и не сподобились еще захватить и разрушить этот городишко?
— Почему? — удивился старшина. — Ходили на Солонар семь раз. На протяжении многих столетий битва происходит раз в год. Разве я не упоминал об этом раньше?
— Нет, Перри, не упоминал, — улыбнулся я.
Воистину, дивный момент, когда ничем не примечательная бутылка с мелодичным звоном превращается в прекрасную розочку, надо бы воспеть в стихах!
Велия моментально сориентировалась и перехватила мою руку, намертво сжав кисть.
— Пусти! — прорычал я, тщетно стараясь освободиться. — Достали его чертовы недомолвки! Убью гада прямо сейчас! Ведь ни разу не рассказал мне хоть что-нибудь от начала и до конца!
Коварная Велия, не давая мне пошевелиться, второй рукой обхватила мою шею. Я мигом успокоился.
— Все, передумал, не буду никого убивать! — прохрипел я, пуская через нос пузыри. — Клянусь!
— Ты уверен? — ласково поинтересовалась она, не ослабляя хватку.
— Неужели только моя смерть убедит тебя в этом? — кое-как проквакал я, наблюдая перед глазами разноцветные круги на черном фоне.
О, воздух! Наконец-то!
Легкие заработали кузнечными мехами, и я постепенно пришел в себя.
— Это нечестно! — проворчал, отдышавшись.
— И что с того? — Велия невинно смотрела мне в глаз.
За один только взгляд я готов был простить ей что угодно! Это и сделал. Правда, мысленно.
— Все равно, Перри, ты настоящая сволочь! — покосился я на старшину. — Сволочью был, сволочью и останешься!
Он скромно пожал широкими плечами, похоже нисколько не задетый.
— И когда мы выступаем против Солонара? — осведомился я.
— Ты очень вовремя вернулся! — оскалился он. — Через несколько дней.
— Нельзя ли поточнее, Перри? Велия ведь не будет сидеть рядом со мной остаток своей жизни! — намекнул я.
— Как только будут завершены все приготовления, — попытался он юлить.
— Конкретнее! — потребовал я.
Перри горько вздохнул и, на секунду задумавшись, конкретизировал:
— Через три дня. С первой утренней звездой.
Последующие три дня практически начисто стерлись из моей памяти. Сохранились лишь смутные видения», в которых из-за плотного алкогольного тумана трудно что-либо разобрать. Мы веселились, расслаблялись, готовились к будущим лишениям и страданиям, не думая о более близкой перспективе цирроза печени.
Последняя ночь…
Тяжелые тучи закрыли звездное небо. Любой, кто рискнул выйти на улицу, мгновенно промокал под безжалостными струями скучного дождя.
Последняя нераскупоренная бутылка загадочным образом испарилась с широкого стола. «Все должны хорошенько отдохнуть сегодня!» — приказал наш безжалостный командир.
Я стоял на крохотном балкончике под дождем и пытался думать о жизни. Хмель иссяк, напускное веселье — тоже. Я остался таким, каким могу быть лишь наедине с собой, то есть абсолютно одиноким. Искренне ненавижу слякоть! Дождь всегда выбивает меня из колеи! С другой стороны, именно в такие моменты я по-настоящему счастлив. Посторонние мысли покидают голову, и я наслаждаюсь своим несчастьем.
— Тебе нравится мокнуть? — поинтересовалась незаметно подошедшая Велия.
— Да, — пожал я плечами. — Почему бы нет?
Она осторожно прижалась ко мне, чуть дрожа от холода.
— Ненавижу такую погоду, — пожаловалась она. — Скучно, серо, тоскливо.
— Зато тихо и спокойно, — возразил я.
Одиночество… Один среди пустыни Вселенной… Только я и мои мысли… Ничто не тревожит, ничто не волнует… Нет ни правил, ни законов — только я и одиночество…
— В такую погоду чувствуешь себя совершенно одиноко.
— Неужели хорошо быть покинутым и одиноким?
— Наверное.
Я аккуратно обнял Велию за изящную талию.
— Фу, — поморщилась она, сильнее прижимаясь ко мне, — ты мокрый, холодный и скользкий.
— Разве от этого ты будешь любить меня меньше? — невинно спросил я.
— Дурак, — насупилась Велия, нисколько не обидевшись. — Ты ведь уже не вернешься в Лоренгард?
— Кто знает?
Конечно, мне не суждено вернуться. Мой проездной кончается. Осталась одна поездка в одну сторону — домой. И больше я никогда не смогу сесть за пульт к-капсулы: слишком многое понял. Похоже, как альтернатор я сдох окончательно и бесповоротно. Потому что, даже если целенаправленно передавить всех козявок в доисторические времена, прошлое нисколько не изменится. А если так, то зачем все это? Лишние А-миры отмирают. Настоящее развивается. Обычная тупая ролевая игра! Сраная RPG, в которой никому не суждено выиграть.
— Я чувствую, что не вернешься. Ты не такой, как все. Почему? — тихо спросила Велия.
— Потому что я — это я, а все — это никто.
Даже через свинцовые тучи я видел яркие, холодные и манящие звезды. Ледяные' струи били по щекам, но это нисколько меня не тревожило. Горячее тело Велии отогревало давно покрытую инеем душу.
— Все давно разошлись. Даже Перри ушел по делам. Мы одни.
— По делам? — удивился я. — В такую погоду? И что ты ему сказала, что он предпочел убраться?
— Дурак, — нежно произнесла она, прижимаясь ко мне еще сильнее. — Ничего я ему не говорила. Перри не такой дуб, каким кажется. Сам все прекрасно понял… Присмотри там за ним.
— Постараюсь, — усмехнулся я, наслаждаясь волнами спокойствия, исходящими от нее.
«Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память, стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».
Кто не читал Булгакова? Кто не мечтал, чтобы Маргарита назвала его своим мастером?.. Если есть такой человек, то он определенно несчастлив!..
А у меня была моя Маргарита! И я был единственным у нее! И пусть это длилось всего одну короткую ночь, но за ту ночь я готов отдать все сокровища Вселенной!..
— Да едрит твою налево! — не выдержал я, в очередной раз едва не напоровшись промежностью на луку седла. — Когда это издевательство закончится, в самом деле?!
— А еще говорил, — довольно оскалился Перри, — что хороший наездник!
— Чего ты врешь?! — возмутился я. — Никогда и ни при каких обстоятельствах не нес подобную чушь! Я утверждал лишь, что уже приходилось сидеть в седле!
Редкие смешки мигом утихли под моим тяжелым взглядом. Слава о якобы присущих мне беспричинных вспышках ярости не прошла и за семь лет. Более того, за несколько дней, миновавших после моего возращения, она сильно разрослась, хотя я и пальцем никого не тронул! Печально, конечно… С другой стороны, правда, небесполезно!
Четверо суток боевого, так сказать, похода заставили меня в очередной раз возненавидеть весь мир, и на этот раз довольно основательно! Свой, простите, зад я не чувствовал вследствие постоянного соприкосновения с невероятно жестким седлом.
Сильно раздражало то, что мне никак не удавалось выяснить, сколько вообще тащиться до Солонара. Также сводил с ума непрекращавшийся мелкий дождь. Дорога превратилась в некое подобие огромной грязевой ванны, в которой то и дело застревали повозки с провиантом и прочим имуществом. Причем по большей части именно те, что находились в непосредственной близости от меня! Приходилось постоянно вытаскивать их, утопая в болоте по колено и грязно матерясь.
К легендарному (и никак иначе!) Перри постоянно подъезжал сам престарелый наместник Лоренгарда с тупыми вопросами. Получив не менее тупой совет, старый паразит все время косился на меня с нескрываемым любопытством, что откровенно нервировало.
— Людвиг, мля… — проворчал я после очередного визита наместника. — Людвиг и грязевые ванны… Книгу бы написать по этому поводу. Как жаль, что нечто подобное уже есть в анналах!
— Что? — не понял Перри.
— Понимаешь, — я хорошенько порылся в памяти, — жил когда-то такой правитель — Людовик, по счету десятый, с выразительным прозвищем Сварливый. Решил он как-то организовать крестовый поход. Набрал войско, а время не рассчитал. Вот и утоп в грязи по самое не хочу! Современники так и обозвали тот поход Грязевым.
— И что?
— Ничего, — отмахнулся я, — просто ситуация похожа.
— С походом-то что? Разгромил он врагов или как? — уточнил охочий до военных баек Перри.
— С походом? — немного растерялся я, поскольку вопросов не ожидал. — Ни хрена там не вышло. Привезли ему невесту — он развернулся и поехал жениться. Если не ошибаюсь, случилось это во вторник, тринадцатого августа одна тысяча триста пятнадцатого года от Рождества Христова.
— Чьего рождества?
— Ну, не суть важно! — отрезал я. — Главное, что обломался чувак конкретно.
— И все?
— А что еще? — пожал я плечами. — Он-то планировал просто перенести поход на следующий год, когда грязи будет поменьше, но не успел — бывшая теща отравила.
— Как отравила?! — не поверил Перри.
— Натурально, — вздохнул я, жалея, что затронул щекотливую тему, — ядом. А чего ты хочешь? Бремя такое было — люди малокультурные… За несколько лет тьму королевских особ на тот свет отправили! Варвары…
Чтобы больше не грузить Перри историей, поспешил отъехать от него подальше, переместившись в арьергард. Тем более что впереди замаячила очередная застрявшая повозка, вытаскивать которую я не имел никакого желания.
Спустя еще двое суток остановились перед большим плато и разбили основательный лагерь.
— Не совсем понял, Перри, — признался я, наблюдая за работой, — какого лешего мы тормознули?
— Это же очевидно! Тут и будем сражаться!
Я осмотрелся по сторонам, не понимая юмора.
— А где Солонар?
— Впереди, разумеется. Несколько дней пути отсюда.
— А-а, — вздохнул я с облегчением (и толикой надежды), — понятно. Разобьем врага и дальше?
Перри осторожно отодвинулся на безопасное расстояние, что несколько меня напрягло. Нехорошие мысли полезли в голову. Я захрустел костяшками пальцев. Непроизвольно.
— Фенрир, — промычал Перри, — возможно, ты не так понял, что подразумевается под походом на Солонар…
— Возможно, — согласился я. — А может быть, кто-то просто не счел нужным посвятить меня в тонкости.
— Ведь я никогда не утверждал, что мы пойдем именно в Солонар! — заявил Перри.
— Точно, ты говорил — против Солонара. Правда, для меня это значит совершенно одно и то же!.. Перри, — продолжил я, усмирив гнев, — в ожидании этого похода я потерял бесценное время, глаз и испоганил себе жизнь! Твое счастье, что я устал от насилия. От всего сердца прощаю тебя и буду молиться за то, чтобы в аду, куда ты непременно попадешь, к тебе отнеслись с должным сочувствием и пониманием!
Вот я и вернулся к началу своих поисков, ни на йоту не приблизившись к к-капсуле. Заодно оказался втянутым в сомнительную заварушку, которая очень даже может стать моим последним приключением.
Огорченный до глубины души, я поспешил надраться до полного аута самым подозрительным пойлом, которое только смог найти.
Топот сапог, громкие выкрики, дружеский пинок по ребрам — врагу не пожелаю такого пробуждения с похмелья!
— Эх, мля… — прошамкал я, чувствуя себя дровами.
Склонившийся надо мной Перри молча протянул флягу. С трудом подняв руку, жадно присосался к горлышку. Кислое вино возвратило к жизни (стаж), боль покинула затуманенную голову.
— Ах, мать вашу! — жизнерадостно простонал я, поднимаясь на ноги.
Выплеснув остатки вина себе на голову, почувствовал себя человеком и с облегчением вздохнул.
— Не понимаю, — с осуждением покачал головой старшина, — разве можно так нажираться перед боем?
— Перри, — поморщился я, — а кто устроил вчера облом всем моим тайным мечтам, а?
Перри загадочно на меня покосился:
— Ты ведь не гражданин Лоренгарда, Фенрир? — серьезно спросил он.
Я утвердительно кивнул и поинтересовался, почему он вспомнил об этом.
— Тебя никто не осудит, если ты возьмешь коня и, обогнув поле, устремишься к Солонару. В страже ты свою честь не посрамил, никто и никогда не обвинит тебя в трусости. Говорю как друг.
Если честно, его предложение показалось мне заманчивым. Я согласно потряс головой.
— А с какой стороны лучше объехать?
Перри удивленно осмотрелся.
— Наверное, слева, — мрачно посоветовал он.
Гм, поле, поле, поле, а потом лес…
— Знаешь, слева далековато будет, — поморщился я.
— Тогда справа, — предложил он.
Как говорится, что в лоб, что по лбу: то же самое поле, а дальше заросли.
— Один хрен, — покачал я головой. — Знаешь, Перри, никогда особо не задумывался, какого ты мнения на мой счет… Но неужели ты мог подумать, что я способен бросить тебя?
— Ты не обязан идти с нами, — просветлел он. — Лоренгард — наш дом. А твоя жизнь принадлежит только тебе!
Если честно, помирать не входило в мои планы. Я рассчитывал выйти из сражения живым и, по возможности, здоровым. Распространяться, однако, на эту тему не стал.
— Я пообещал, Перри, что буду за тобой присматривать. Дал слово — так тому и быть!
Конфликт был исчерпан. Мы заняли свои места в растянувшейся на пару миль шеренге ратоборцев. Все бы ничего, но стояли в первом ряду. Безусловно, тут имелись некоторые преимущества — хороший обзор, например… С другой стороны, согласно местной военной теории, первые первыми и погибают, что никак меня не устраивало!
Наши враги выстроились на обозримом расстоянии. Я даже рассмотрел синего дракона на зеленых стягах. Аой, мать его! Синие против зеленых…
— Что, Перри, тупоконечники против остроконечников? — попытался острить я.
Старшина не ответил. Глянув на него, не мог не удивиться переменам в его облике: вместо старины Перри предо мной был дикий зверь, жаждавший крови. Он негромко рычал, скаля на врагов крепкие зубы. Глаза налились кровью.
На меня нахлынуло безудержное веселье — прямо залихорадило в предвкушении битвы! Рассмеявшись, я отбросил в сторону щит и снял шлем. Судорожно вцепившись обеими руками в рукоять меча, оглядел наше воинство — не осталось ни одного нормального человека! Воины раздирали ногтями лица, рычали, выли, скулили, врастая в атмосферу смерти.
Я почувствовал на губах ни с чем не сравнимый привкус крови…
«Море бессильно, пока живы боги. Но грядет день великой битвы при Рагнаради, в котором падут и боги, и герои. И тогда всю власть получит море.
Тогда воды выйдут из берегов и уничтожат богов, героев, людей и всех животных.
И никто, даже боги, не знает, когда настанет роковой час Рагнаради. Боги, герои — обречены будут все. И все будут сражаться без тени страха, и все погибнут как воины — с оружием в руках… »
Сегодня море крови поглотит живое! Для нас настал час битвы Рагнаради!..
— Возрадуйся, человече, твой час пришел, — прошептал я, с нетерпением ожидая сигнала к атаке.
Грянул гром… Две многотысячные армии сошлись на зеленом поле, быстро пропитавшемся кровью…
Рубить, рубить, рубить, рубить!.. Любого, кто окажется на расстоянии удара, — рубить!.. И не важно больше, кто синий, кто зеленый!..
Уже не было ни синих, ни зеленых — кровь уравняла всех!.. Нет ни своих, ни чужих — есть только куски мяса, падающие под ударами.
Акай… Все сделалось красным… Ненавижу красный цвет! Сколько сил положил на его уничтожение!..
Час Рагнаради?!
Веселье не покидало меня! Я был счастлив как ребенок, получивший долгожданную игрушку!..
Потом все кончилось… Безумие испарилось, уступив место усталости…
Я стоял посредине поля смерти. Неимоверно тяжелый меч норовил выпасть из скользких от крови рук. В сапогах тоже хлюпала кровь. Она сочилась из моих многочисленных ран. Оглушали не только яростные крики, но и тихие стоны. В глазах потемнело. Голова шла кругом.
А враги все шли и шли…
Лишь когда солнце достигло зенита, бойня стихла. Кое-где еще слышался звон мечей, но большая часть воинов уже мирно бродила по полю, собирая раненых и трофеи.
Опершись на меч, я тяжело дышал, наблюдая через красную пелену за передвижениями солдат. Видно было плохо, но утереться не хватало сил.
— Неужели живой?! — раздался откуда-то сзади голос. — А я уж испугался.
Улыбающийся Перри протянул мне флягу.
Я отрицательно помотал головой. Пить хотелось до жути, но надо ведь было протянуть руку, откупорить баклагу и донести ее до рта…
— Перри, — прохрипел я, с завистью наблюдая, как он с наслаждением пьет неведомую жидкость, — сколько у тебя фляг?
— Три. А что?
— А у меня ни одной, — вздохнул я, почему-то вдруг опечалившись.
— Подарю, только не страдай! — пообещал он.
— Врешь ты все, — усмехнулся я. — Далеко до лагеря?
— А ты не видишь?
Я презрительно сплюнул под ноги, удачно попав старшине на сапог. Тьфу, мля! Уроки Сандаля даром не прошли!
— Смутно все как-то, расплывчато… Даже твоя гнусная морда! — пояснил я.
Перри понимающе хмыкнул и отер кровь с правой половины моего лица грязным рукавом.
— А теперь? — наивно поинтересовался он.
— Совсем ни хрена не вижу, идиот старый! — взбеленился я, отчаянно пытаясь проморгаться.
— Могу отнести, — предложил он.
— А на горшок тоже посадишь? — ухмыльнулся я.
Через несколько секунд мое зрение восстановилось, и мы тихонько побрели к лагерю, осторожно перешагивая через трупы.
— Скажи, Перри, зачем все это? — спросил я. К чему такая бойня, если обе стороны остались при своем? Какой смысл в бесплодной гибели нескольких тысяч человек?
— Зачем? — Он задумался. — Не знаю… Мы так живем много веков. Сражаемся каждый год, и все довольны. Битва и есть смысл нашего существования, по-моему. Слабые вымирают, сильные становятся еще сильнее, экономика развивается. Такова наша жизнь, Фенрир. Мы такие, как есть.
— Не понимаю, — признался я. — Если бы вы захватывали земли врага, богатства, наложниц, все было бы объяснимо. А так дикость какая-то.
— Пусть так, — подумав, согласился Перри. — Зато весело!
Лично мне было скорее тоскливо. Воздух пропитался тошнотворным запахом крови. Хотелось вдохнуть полной грудью, но я боялся, что меня тут же вырвет.
— Да уж, веселья просто до усеру! — промычал я.
«Долгую дорогу в дюнах», иначе говоря, путь до лагеря, с присущими мне стойкостью и героизмом удалось преодолеть. Первое, что попалось на глаза, — бочка с водой. Простой холодной водой!
Отцепившись от Перри, я подскочил к бочке и сунул голову в ее прохладу по самые плечи. А вот обратно вытащить сил не хватило. Поэтому я медленно утопал, блаженствуя. Правда, Перри быстро заподозрил неладное и за шиворот вернул меня в мир.
— Вода-то для питья, — укорил он.
— Пей, пожалуйста, — согласился я, смывая с рук кровь. — Никто не возражает…
Перри буркнул: «Еще отравится кто!» — и ногой опрокинул бочку на землю.
— Я пил и не отравился! — заметил я, наблюдая за иссякающим потоком.
— После тебя и отравятся! — усмехнулся он.
Подсуетившийся санитар стал обрабатывать наши раны.
— Ну и что дальше? — спросил Перри, когда санитар оставил нас в покое.
— Как всегда: только вперед и ни шагу назад!
— Значит, не вернешься?
Я молча покачал головой. Хотел бы остаться… Вести незамысловатую жизнь простого стража, а со временем стал бы старшиной… Даже было ради кого стараться, но…
— Не могу, Перри. Не мое это, я здесь не к месту.
— Ты странный человек, Фенрир, — грустно произнес Перри. — Пришел из ниоткуда и уходишь в никуда… Многие были бы рады, если бы ты вернулся.
— Возможно…
Перед моим взором возникла Велия… Я отстегнул меч и молча протянул его Перри.
— Ты что! — смутился он. — Слишком легкий для меня. Сражаться с ним я не смогу.
Мои уши запылали.
— Чего несешь-то?! Кто сказал, что это тебе? — возмутился я. — Никогда не дарил подарки мужикам! Думать, Перри, надо головой, а не тем, на чем сидишь!.. Велии передай, пожалуйста. Мне этот меч подарил Тольд, когда спас меня. Пусть останется ей на память.
— Как же ты пойдешь без оружия? — пробубнил Перри.
Я покосился на него.
— Перри, думай! Совсем рядом валяется на поле куча бесхозных трупов. Думаешь, кто-то возразит, если я ненадолго позаимствую его оружие?
— По-моему, это называется мародерством, — покачал головой Перри. — Возьми лучше мой меч.
— Твой мне придется тащить на плече, а драться им я просто не смогу… Мародерство — это когда с мертвых тащат вещи и ценности. Что же касается оружия, то оно по всем законам — трофей!
Мои в высшей степени разумные доводы, однако, нисколько не убедили упрямого Перри.
— Подожди здесь, — скомандовал он, поднимаясь.
Через пару секунд из палатки, в которую он нырнул, послышался чей-то возмущенный вопль, перешедший в хрип, очевидно, после весьма убедительного удара под дых. Мгновение спустя старшина с довольной лыбой на морде протянул мне украшенный драгоценной насечкой меч.
— Если от многого берут немножко, то это не кража, а просто дележка! — философски заметил я, не обращая внимания на доносящиеся из палатки стоны.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но такое оружие не для рядовых стражей. Слишком оно…
— Дурацкое? — подсказал я, рассматривая великолепные узоры на клинке.
— Нет, — потупился он, — богатое. Такой меч может носить только старшина.
— Перри, я и есть самый обычный страж, никак не старшина!
— Если бы остался, то через пару лет… — убежденно промычал он. — И вообще, негоже тебе рыскать среди усопших в поисках оружия!
— Ага, кивнул я, — точно! Негоже, мать его, лилиям прясть!
— Так-то лучше! — безмятежно зевнул Перри. — Ну, не передумал?
Передумать?.. Очень хотелось бы, но… Карма, мля! Карма…
— Просто не могу. Кровь зовет. Я должен вернуться.
— Тогда выбирай любого скакуна, хоть жеребца наместника! Никто тебе не помешает, — предложил мой теперь уже бывший командир.
Я покосился на пасшийся неподалеку табун. Четыре ноги, голова, грива, хвост…
— Чего выбирать-то? Для меня они все на одну морду! Лишь бы до Солонара доскакать, а там отпущу животину на вольные хлеба… Хотя, конечно, не мешало бы напоследок сделать маленькую пакость наместнику!
Однако пакостить не было никакого настроения. Поэтому я скромно выбрал самую несчастную на вид клячу.
Перри с недоверием осмотрел ее, убогую.
— Тебя случайно по голове сегодня не шарахнули? — с подозрением осведомился он.
— Нет… Просто мне жалко эту конягу. Если она останется здесь, то до конца своих дней будет таскать бочку с водой.
— А так ты уже через пару миль пойдешь пешком, оплакивая труп невинно загнанной кобылы, — усмехнулся Перри.
Скрепя сердце пришлось согласиться и попросить Перри лично выбрать мне средство передвижения. Очень скоро я стал счастливым обладателем довольно приличного конька, нетерпеливо бившего по земли мощными копытами.
— Перри, а он, часом, не бешеный? — с опаской поинтересовался я, наблюдая за разлетающимися в разные стороны комьями.
— В самый раз для тебя.
Я осторожно подошел к буйной скотине. Конь утихомирился и покосился на меня лиловым глазом. Взгромоздился в седло. Животное против ничего не имело, и я сделал вывод, что контакт и взаимопонимание найдены.
— Ну что, Перри, — глянул я на старшину, — стало быть, прощаться будем?
— Стало быть, так, — уныло согласился он.
— Тогда… — В поисках слов я пожевал губу. — Это… Спасибо тебе, что ли. Помог ты мне сильно.
— Да ладно! — грустно улыбнулся он.
К чему слова, когда и так все понятно: был у меня верный боевой друг и товарищ, а теперь не будет…
— Знаешь, Перри, перед нашей встречей нашел я тоже друга. Бросил он все дела и двинул за мной. Убили его, когда он пытался меня спасти… Смешно, правда?
— Чего тут смешного?! — поразился Перри моему цинизму.
— Самое смешное то, что я еще жив!..
Говорить дальше не имело смысла. Я ткнул пятками коня в бока и понесся через поле, не разбирая дороги. Оборачиваться не стал.
Два дня безумной скачки, и впереди замаячили высокие стены Солонара. Я бы даже сказал — высоченные, к тому же идеально отполированные до черноты. Ни башен, ни шпилей не просматривалось. Вот уж точно — цитадель тьмы! Она даже мрачнее, чем залив Аваддона!
День клонился к вечеру. Было еще достаточно светло, когда я свернул с дороги в лес, предпочтя лишний раз не светиться. Описывать набитые о ветки шишки и полученные ссадины не стану. Просто скажу: к моменту моего прибытия к круглому озеру, посреди которого возвышался неприступный Солонар, на ночном небе вовсю разгорались звезды, а я в очередной раз искренне ненавидел жизнь и конный спорт.
До крепости оставалось всего ничего — по водной глади. Невдалеке просматривался мост, на котором горели факелы немногочисленной охраны, досматривавшей запоздалых прохожих. В ворота, как мне удалось рассмотреть, входили уже все подряд.
Раздался приглушенный звон, и ворота с грохотом захлопнулись… М-да, а часть охранников осталась тем не менее на мосту, где, по идее, ловить им было абсолютно нечего. Я надеялся ночью благополучно пересечь его и поутру беспрепятственно проникнуть в крепость!.. Все карма моя треклятая!.. Пришлось в экстренном порядке решаться на дерзкий и коварный план «Б», который грозил мне воспалением легких как минимум.
Ругнувшись, стащил с коня седло и упряжь.
— Скачи, мой верный друг, в вольные прерии, — посоветовал я ему. — Найди достойную кобылицу, народи жеребят, живи счастливо и долго!
Неблагодарное животное не стало дожидаться окончания тирады. Последние мои слова были обращены, грубо говоря, к крупу, быстро растаявшему в темноте.
— Если тебя там сожрут — рыдать не буду! — добавил я.
Раздевшись, неспешно увязал пожитки в узелок. Килограммов этак на семь он тянул легко! И как с ним по озеру плыть?
— О Иштар! — вздохнул я. — Ответь, зачем мне это?!
«Потому что кретин!» — пронеслось в голове.
Но это явно не Иштар откликнулась! Так, воображение…
Вода была ледяной! Держа над головой узел с вещами, я греб одной рукой, кусая губы, чтобы не рычать от холода. До середины кое-как доплыл, а дальше начались проблемы: левую ногу сковала судорога… Как бы не утонуть в этом безрадостном озере!
Вода превратилась в мутный отстой, мир сузился до крохотной точки… Я мысленно попрощался с белым светом и… неожиданно ощутил под собой скользкую гладь камней! Собрав остатки сил, выбросил тело на берег и распластался на земле безжизненной тушей.
Дикая боль в ноге не дала вырубиться. Я принялся разминать голень синюшными, деревянными пальцами, быстро приходя в себя.
Когда судорога отпустила, зубами развязал узел и, достав грязный, жесткий плащ, растерся им до жжения кожи. Одевшись, почувствовал себя почти нормальным человеком. Оставалась самая малость — осторожно добраться до моста и схорониться под ним, чтобы поутру смешаться с толпой и благополучно проникнуть в Солонар. А потом…
Внезапно меня пронзила неприятная мысль: по здешним меркам прошло несколько лет, так что мою драгоценную к-капсулу дикари уже вполне могли растащить на сувениры!
«Да нет же, нет! Быть того не может! — попытался я успокоить сам себя. — Она из сверхпрочного сплава пластали, который и алмазной пилой не взять!»
Впрочем, если туземцам не удалось покоцать к-капсулу на запчасти, то они вполне могли выбросить ее в ближайшее болото за ненадобностью.
Перспектива застрять до конца дней в этом мире не предвещала ничего хорошего. С другой стороны, если вдуматься, ничего особенно плохого — тоже.
Вздохнув, я подавил зарождавшуюся истерику, решив временно стать фаталистом. По крайней мере, до тех пор, когда смогу с чистой совестью впасть в отчаяние.
Прижимаясь к скользкой стене, я осторожно, стараясь не задеть случайный камешек, добрался до моста. Как только прогуливающиеся стражники отошли на приемлемое расстояние, стремительно поднырнул под тяжелые своды. За свою недолгую жизнь мне так и не удалось доподлинно узнать, храплю я во сне или нет. Оставалось надеяться, что нет.
Скрывшись от чужих глаз, на ощупь отыскал ямку поглубже и, свернувшись калачиком, пал в объятия Морфея.
Проснулся далеко за полдень, чему нисколько не огорчился. Может, я и проспал утро, зато основательно отдохнул.
Размяв онемевшие конечности, тихонько выбрался из своего укрытия. Спрятавшись за большим валуном рядом с мостом, уловил удачный момент, когда в мою сторону никто не смотрел, и двумя стремительными легкими прыжками добрался до цели. Присев на одно колено, принялся лихорадочно заправлять в сапог штанину, краем глаза наблюдая за проходящими мимо туземцами. Никому до меня не было дела, что и требовалось. Поднявшись, я неспешно побрел к воротам, благоразумно затесавшись в толпу.
А теперь кое-что о вреде недальновидности.
Дойти до ворот, понурив голову, не составляло никаких трудностей. Я действительно мало чем отличался от других. А все же проникнуть в крепость без проблем не удалось. Равнодушно созерцавший толпу стражник вперил в меня мутный взор и немедля крикнул подмогу. Спустя три секунды я стоял под прицелом примерно десятка копий.
Сопротивляться было бесполезно. Я мирно поднял руки, в глубине души надеясь, что это простое недоразумение, которое быстро уладится. Надеясь на природную наивность аборигенов, скромно пояснил:
— Странник я, пилигрим… Хочу увидеть славный град Солонар, слава о кото…
А вот слушать меня никто не собирался.
— Шпион? — совещались стражники. — Или идиот?.. Или шпион-идиот?
— Уверяю вас, господа, — сделал я второй заход, — просто мирный путник…
Острие копья уперлось в мое горло. Кровь потекла по шее. Могучего вида воин радостно оскалил черные пеньки вместо зубов и нежно погладил изображение синего дракона на изумрудной тунике.
Синий дракон, зеленый дракон… Какая разница?! Все аой, все едино!
Как последний идиот, я даже не подумал о том, что в форме стража Лоренгарда буду выглядеть вороной во вражеском Солонаре!
Оставалось только от души заматериться…
В принципе просторная одиночная камера, в которую меня невежливо забросили, была ничем не хуже прочих, в которых довелось побывать ранее. Вполне стандартная обстановка: влажные, покрытые лишайниками каменные стены, лужи, ворох прогнившей соломы на скользком полу, небольшое оконце где-то под потолком и тьма-тьмущая здоровенных крыс, презрительно разглядывавших меня… Утешало хотя бы то, что отсутствовали действующие на нервы приспособления для развязывания языка.
Сильно хотелось есть и пить…
Чтобы немного развеяться, я принялся громко орать различные похабные песни. Через час охранники не выдержали и пригрозили лишить меня языка, ежели я не прекращу издеваться над их ушами.
— Жратвы дайте, животные, тогда замолчу! — выдвинул я условие.
Наверное, я действительно ужасно пою. Не прошло и трех минут, как тяжелая металлическая дверь приоткрылась, и на полу возникла грязная глиняная тарелка с хлебом и куском мяса, а за ней — кувшин с холодной, отдававшей плесенью водой.
— Хоть бы посуду мыли, скоты! — проворчал я, пиная дверь пяткой.
Оглядевшись по сторонам, вытащил из рукава любимый костяной нож, который так и не нашли при обыске, порезал мясо и спрятал нож обратно.
Закончить обед мне. не дали. Дверь распахнулась, и в камеру вошли две подозрительные личности. Первый — долговязый тип в мятом сером балахоне — сильно напоминал знакомого испанского инквизитора по имени Игнатий Лойола, который умудрялся заставить собеседников покаяться и перекреститься в католики одним лишь своим видом. Второй — толстый коротышка — тащил парту и ворох пергаментов с перьями, будучи, очевидно, простым писарем.
— Можете окончить трапезу, — вежливо предложил инквизитор.
— Нет, спасибо, — отказался я, отодвигая тарелку (аппетит вдруг пропал от нехороших предчувствий), — уже сыт.
— Тогда, — отечески улыбнулся долговязый, — приступим?
— Пытать будете? — хмуро осведомился я.
— Зачем?! — искренне удивился он. — Мы не варвары. У нас цивилизованный город.
— В цивилизованных городах мирных путников в темницу не швыряют! — осмелел я.
Писарь мерзко оскалился и протянул инквизитору потрепанный кусок пергамента.
— Вы здесь не просто так оказались, — уведомил последний и, прокашлявшись, зачитал: — Вы обвиняетесь в попытке незаконного проникновения в Солонар с целью шпионажа в пользу Лоренгарда. Признаете это?
— Разумеется, нет! — отшатнулся я. — Чего мне шпионить? Шел мимо, решил заглянуть… Вот!
— Просто так в Солонар еще никто не заглядывал, — покачал головой долговязый. — Ваше имя?
— Что в имени тебе моем? — тихо пробурчал я.
— А все-таки? — не отставал инквизитор.
— Шмульц. Сидорчук Шмульц Арсеньевич, — буркнул я, соображая, как бы поудачнее выкрутиться.
— Запиши, — обратился инквизитор к писарю, — Сидорчук Шмульц Арсеньевич полностью признал свою вину, покаялся и готов предстать перед богами. Дату поставь сам.
— Э-эй, ничего я не признавал! — возмутился я. — Что значит «предстать перед богами»?!
— Какая разница? — отмахнулся долговязый. — Пустые формальности… Если бы мы применили пытки, вы бы сознались во всем. Разве нет?
Наверное, да…
— Никогда! — выкрикнул я, отчаянно мотая головой. — Невиновен! Ни в чем бы не сознался даже под страхом медленной и мучительной смерти!
— Можно, конечно, проверить, — равнодушно зевнул инквизитор. — Хотите время потянуть? Зачем? Смерть — она так прекрасна!.. Итак, вы готовы?
— Еще чего! — возопил я. — Нет!!!
Подлый инквизитор, предусмотрительно держась на почтительном расстоянии, сделал охранникам знак рукой.
— Свяжите и на площадь! — приказал он, выходя.
Естественно, безропотно себя связать я не позволил! Успел выбить нападавшим несколько зубов, прежде чем меня оглушили дубиной…
— У-у, — завывала толпа, — сжечь его! На костер! Подпалите его хорошенько!
Огрызки яблок, гнилые овощи, тухлые яйца, камни — все это летело в меня по пути от острога до места проведения казни.
— У-у! — не утихали солонарцы. — Сейчас ты узнаешь, как за нами шпионить, выродок!
Огрызаться не было настроения. Я неспешно шел по узкой дороге, бросая по сторонам хмурые взгляды. Ежесекундно в спину тыкалось острое копье, дабы придать мне ускорение.
— Главное — сразу дыма надышись! — поучал меня один из стражников. — Чтобы быстро задохнуться. Тогда и огня не почувствуешь.
Я исподлобья глянул на доброго советчика и предложил ему отправиться куда подальше. Конвоир обиделся и замолчал.
На площади ожидала праздничная толпа. Она окружала обложенный хворостом столб и здоровенного детину в грязном фартуке, бережно поддерживающего огонь в жестяном ведерке. Стражники привычно привязали меня к вышеозначенному столбу и стали неподалеку, явно намереваясь дождаться окончания спектакля.
Похоже, это был самый настоящий пи… то есть конец! Палач уже радостно размахивал факелом, готовясь сделать из меня барбекю на потеху толпившемуся электорату.
— Остановитесь, варвары! — без особой надежды произнес я. — Подумайте о душах своих бессмертных! Как вы будете смотреть в глаза потомкам, зная, что отправили на костер невиновного человека?
Гневный свист и ругань убедили меня, что потомкам они будут смотреть в глаза совершенно спокойно.
Палач запалил факел и сунул его в хворост.
— Одумайтесь, дикари гребаные! — с истерическими нотками в голосе продолжил я увещевание, наблюдая краем глаза, как начинает тлеть мой плащ. — Земля плоская!
Метко запущенный кем-то подгнивший помидор дал понять, что туземцам абсолютно безразлично, плоская Земля или круглая, вертится она или нет. Народ хотел зрелища!
— Скоты неблагодарные! И это после всего, что я для вас сделал?!
Крики на мгновение стихли. Туземцы тупо соображали, что я имею в виду. Потом ругань разгорелась с новой силой.
Вдруг народ стушевался, и как по команде все рухнули на колени.
Я заткнулся, пытаясь понять, что это значит.
За спиной раздалось тяжелое лязганье. Перед моим взором возник загадочного вида всадник в красной с золотом тяжелой броне на закованном в панцирь коне.
— Почему не доложили? — поинтересовался он, пиная железным башмаком одного из конвоиров в висок.
— Дознаватель приказал сжечь шпиона, ваша светлость! Мы тут ни при чем, не губите! — взмолился другой, с ужасом взирая на мертвого товарища.
Всадник с грохотом слез с коня, и приблизился ко мне.
— Ты — пес? — глухим голосом спросил он меня.
— Лосось, мать твою! — Я лихорадочно и тщетно старался сбить пламя с разгорающейся штанины. — Развяжите меня!
— Что ты знаешь о Бэлле? — спросил всадник, равнодушно наблюдая за моими мучениями.
— Вилы твоему Бэллу пришли! — не стал скрывать я, поскольку все равно смерть была не за горами. — За что палите, суки?! Случайность это, он первый начал!
— Как ты смог убить бессмертного? — спросил он.
— Не я его пришиб, — спокойно — насколько позволяла ситуация — улыбнулся я, поддерживая лучик вспыхнувшей надежды. — Но ты ни хрена не узнаешь, если я сгорю!
Всадник криво усмехнулся:
— Считаешь, что меня это интересует? Наивный — он хотел меня обескуражить! Из последних сил я коварно улыбнулся. —
— Развязать! — распорядился он. — Доставьте в башню немедленно!
С этими словами железный человек легко взгромоздился на несчастное животное и, не попрощавшись, умчался.
Стражники суетливо кинулись ко мне, залили костер (и меня) холодной водой и, разметав непогасшие хворостины, перерезали мои путы.
— Руки развяжи! — потребовал я у особо старательного конвоира.
Последний посмотрел на веревки с немалым сомнением.
— Тебе что барин приказал?! Развязать! — напомнил я. — Вот и развязывай, чучело!
Все еще сомневаясь, стражник выполнил мой приказ.
С наслаждением потянувшись, я презрительно осмотрел замершую на коленях толпу.
— Скоты! — обозвал я всех и, подойдя к палачу, от души пнул его по ребрам. — Чтобы знал в следующий раз, зараза, кого можно жечь, а кого нет!
Стражники, конечно, не стали относиться ко мне более дружелюбно, но по крайней мере теперь немного опасались. Довольно вежливо они предложили мне следовать за ними.
— Это вообще кто был? — поинтересовался я у дававшего мне ранее полезные советы конвоира.
— Его светлость генерал Гхиар, — шепотом ответил он, оглянувшись по сторонам, — повелитель Солонара.
— Да что ты?! — типа удивился. — Сам повелитель?! Правда, что ли?!
Стражники отчаянно закивали, в ужасе закатывая глаза.
Ну, лично мне генерал по боку, главное — я спасен. Хотелось верить, что его светлость не пересмотрит свое мудрое решение. Правда, чуток напрягал вопрос: с какого такого перепоя генерал спросил вдруг о Бэлле именно меня? Подозрительно это… Ну да жив — и ладненько! С остальным разберусь по ходу…
Мы наконец пришли к высоченной башне. Разумеется, тут не было и пародии на подъемник. Преодолев примерно тысячу ступеней до покоев генерала, я почти искренне сожалел, что не остался на костре, где, наверное, давно уже отмучился бы.
— Говори! — мрачно приказал генерал, едва меня завидев.
Ну а я ненавязчиво потребовал время, чтобы перевести дух после муторного подъема, и чего-нибудь прохладительного — желательно алкогольного. Получив чарку довольно паршивого вина, неспешно им наслаждался. Генерал не сводил с меня взгляда, тяжесть которого очень быстро убедила не выпендриваться.
Небрежно отставив в сторону кубок с недопитой кислятиной, я дружески улыбнулся его светлости.
— Говори! — тоном, от которого по спине пробежали мурашки, снова приказал он.
Особо не вдаваясь в подробности, я описал ему последние минуты жизни Бэлла, на всякий случай усиленно напирая на то, что сам я — простой свидетель.
— Ты уверен, что пикт мертв? — недоверчиво спросил генерал.
— Ну, знаете! — оскорбился я. — С расколотой головой обычно не живут!
— Бэлл не человек, — хмуро сообщил он, словно я до этой мысли еще не допер.
— Того, кто пришиб Бэлла, тоже трудно назвать человеком!
Генерал замер, сосредоточенно обдумывая мою тираду. Минут через пять мне стало скучно, и я решил отвлечь его от грустных мыслей:
— Э-э, ваша светлость, а почему вы вдруг спросили меня о Бэлле, когда я мирно поджаривался?
— Что? — встрепенулся он. — А, это просто… Бэлл предупредил, что ты придешь.
— Именно я?! Как вы узнали, что я тот, о ком он говорил?
— Пес-мазоку в человеческом облике и об одном глазе, — пояснил он.
Ну, про человеческий облик и один глаз — это туда-сюда, а вот все остальное — категорически не согласен!
— Про пса-демона не совсем понял, — признался я. — Что до людей с одним глазом, — по-моему, их не так уж и мало.
— В Солонаре таких не осталось совсем! — нехорошо улыбнулся и выразительно посмотрел на меня генерал. — «Прибудет одинокий волк севера» — вот что сказал Бэлл.
Все стало понятно. Меня опять перепутали с дворнягой, которая имеет честь носить прозвище, аналогичное моему имени. Уж и не знаю — проклинать мифического Фенрира за это или все-таки благодарить?
— Иди за мной! — скомандовал генерал.
Я вышел за ним на просторную террасу, служившую балконом. Оттуда открывался великолепный вид на раскинувшийся внизу Солонар. Но налюбоваться местными пейзажами я не успел — на балконе была она\ Окрашенная в кислотно-желтый цвет, с двумя красными пятнами спереди, самое гениальное творение рук человеческих — моя персональная к-капсула!
Не думая о последствиях, бросился к ней, желая расцеловать каждый сантиметр металлического монстра, способного разом прекратить мои злоключения… А вот и нет!
Дорогу преградили суровые стражники, вооруженные копьями и арбалетами. Неблагоразумно помирать практически на пороге собственного дома! Пришлось отступить и запастись терпением.
— Эта дьявольская машина действительно может разрывать связь времен? — поинтересовался Гхиар.
Отрицать было бы глупо, и я утвердительно кивнул.
— Расскажи! — потребовал он.
Что я мог ему рассказать?.. Генерал — не простоватый Сефер! Его малопонятными терминами не загрузишь: пришибет железной перчаткой, и дело с концом! Или прикажет охране застрелить…
— Понимаете, ваша светлость, я человек не богатый, поэтому кручусь как могу. Если, к примеру, отправиться в прошлое и спрятать там, допустим, бутылку дешевого вина, то через некоторое время мы получим…
— Уксус, — прервал генерал. — Я все понял: ты обманом обогащаешься, превращая заурядные вещи в раритеты. Неплохо придумано. Но расскажи о другом. В чем истинное назначение машины?
— Назначение? — переспросил я, лихорадочно вспоминая, что нам вдалбливали на лекциях. — Исследовательская деятельность, разумеется. Изучение возможных реальностей и вариантов событий.
— Это как?
— Ну, например, — замялся я, — что бы произошло, если бы ваш дедушка не встретил вашу бабушку.
— И что бы случилось? — осведомился генерал, заподозрив неладное.
— По большому счету ничего! — развел я руками. — Ваша бабушка встретила бы другого дедушку, в результате у вас была бы другая внешность, другое имя, другой характер. Возможно, вы не были бы правителем Солонара. Но на ключевых событиях истории это нисколько бы не отразилось.
— Почему?
— Потому что был бы другой генерал Гхиар. Одно убывает — другое прибывает! Можно менять персонажи, имена, географию, а события нисколько не изменятся: история пишется только единожды.
— То есть, скажем, если я отправлюсь во времена, когда был заложен первый камень Лоренгарда, и помешаю этому, то Лоренгард все равно возникнет? Только в другом месте? — догадался генерал.
Если честно, откуда я мог знать? Только что придумал и сформулировал весь этот бред!.. Пусть назовут меня патологическим лжецом — все равно не изменюсь ни на йоту! Свое прошлое я изменить не могу, а до остального мне нет никакого дела!
— Совершенно точно, генерал.
— Тогда что значит твое «возможные реальности и варианты событий»? — попытался поймать меня Гхиар.
Гм, похоже, действительно заврался!
«Пусть ложь рождает ложь», — прошуршал голос в моей голове.
— Можно создавать временные миры, альтернативные, — сказал я почти правду, — в которых и ведутся исследования. А полноценный переход во времени всего лишь побочный эффект.
Вообще-то, «побочный эффект» — это как раз появление А-миров при неудачных прыжках!.. Но зачем грузить генерала несущественными подробностями?
— Рвать время… — задумчиво пробормотал генерал. — И много энергии требуется?
— Точно сказать не могу, но порядочно! — развел я руками.
— Зачем тратить средства, не имея практической выгоды? Ты что-то не договариваешь.
Не понравилась мне мягкость его голоса! Возможно, лучше было бы остаться на костре, чем сводить близкое знакомство с дыбой и «испанскими сапожками»…
— Генерал, как раз я имею весьма ощутимую практическую выгоду! — похолодев, напомнил ему.
— Ты всего лишь пешка, — пробормотал Гхиар, шкрябая квадратный подбородок. — Твоя выгода — плевок в море… Какова цель твоих хозяев?
Ну, что касается директора института, его цель проста и незамысловата: расстрелять меня лично и благополучно свалить на заслуженную пенсию (он и не думал скрывать свои планы!). Что же до спонсоров…. Никогда не интересовался, кто они и что им нужно.
— Исключительно научный интерес! — попытался я убедить генерала. — И у нас, и у вас есть очень богатые люди, готовые вкладывать средства во всякие абсурдные проекты! Ну а я сам лишь рядовой альтернатор, составляющий бессмысленные доклады и немного облегчающий свое существование!
— Возможно, возможно… — с неохотой выдавил он. — Но не мешает это проверить.
— Генерал, обращаюсь к вашему разуму! — горячо воскликнул я, не желая никаких проверок. — Если бы я знал что-либо стоящее, разве торчал бы здесь столько лет? Меня бы уже давно отыскали!
«Конечно, если бы аварийный маячок был на месте!» — мысленно добавил я.
— Гладко говоришь, — не поверил моему бреду Гхиар. — Впрочем, все это не так важно… Судя по твоим словам, нельзя изменить прошлое. А будущее?
— Что — будущее? — переспросил я.
— Изменить будущее можно? — уточнил генерал. — Например, узнать час смерти и предотвратить ее?
— Вообще-то, будущего не существует. Переходы созданы только в прошлое, — неуверенно произнес я, понимая, что генерал не поверит.
Гхиар довольно оскалился:
— Не слишком убедительно лжешь! Если будущего нет, то откуда пришел ты?
Его вопрос мог смутить любого, но не меня! Я уже имел вполне бредовый ответ:
— Из настоящего, генерал. Из своего настоящего. Которое для вас — будущее. Но не для меня!
— И теперь ты в прошлом, которое для меня — настоящее? — как-то быстро попался на удочку Гхиар.
— Да, — согласился я.
— То есть теперь мое настоящее — и твое настоящее?
Какой он наивный, в самом деле! Поймать меня на такой примитив?!
— Не совсем так, генерал. Все несколько сложнее, но я не обладаю достаточными знаниями, чтобы это объяснить. Если вас интересует, как я собираюсь вернуться, то тут просто: каждая к-капсула связана с контрольной точкой выхода, пока она здесь, врата открыты, следовательно, мое настоящее остается моим настоящим.
Наверно, глупо… А что еще придумаешь, если никогда не интересовался подобными вещами? Меня больше беспокоила исключительно материальная сторона дела.
— Пусть так, — ровным счетом ни хрена не поняв, кивнул генерал, опять погружаясь в свои мысли.
— Простите, — оторвал я его от раздумий, — хотелось бы выяснить, какие у вас планы касательно меня?
— Тебя? — удивился он. — Лучше всего было бы убить. Но с другой стороны…
— Что же с другой стороны?
— Рано или поздно тебя ведь начнут искать?
— Разумеется! — пылко соврал я.
— Хотя не факт… Ты не представляешь ценности даже для меня. Вряд ли твои хозяева будут тратиться на поиски, раз до сих пор этого не сделали.
— И?..
— Проклятый пикт! — неожиданно взбеленился генерал. — Установил твою машину на моем балконе так, что ни один маг не может ее переместить! От этой радиоактивной дряни уже передохла половина моей личной охраны! Сбросить ее вниз — кто знает, какие будут последствия?
Я с готовностью согласился — мол, да, скидывать с крыши к-капсулу не самая удачная идея, заодно поинтересовался, откуда у него сведения о ее радиоактивности.
— Пошли! — вместо ответа приказал он и, подойдя к стене, открыл неприметную дверку.
Мы спускались на примитивном подъемнике, чему я был несказанно рад: пешие прогулки по лестницам надоели до чертиков!.. Правда, радовался я не слишком долго: по приблизительным подсчетам мы опустились уже на пару миль под землю, а конца путешествию не было видно, как я ни всматривался вниз.
— Древние маги строили лаборатории как можно глубже, чтобы при неудаче эксперимента можно было спасти хоть какое-то оборудование, — пояснил генерал.
— Внизу лаборатория? — заинтересовался я.
— Была когда-то, — кивнул Гхиар, — еще до строительства Солонара. Сейчас там… Впрочем, сам увидишь.
Ну почему никто и никогда не хочет ничего сказать прямо?! Почему я вечно должен терзаться догадками?! Свинство какое-то!
— Говоришь, если событию суждено случиться, то его нельзя остановить? — коварно щурясь, спросил генерал.
— Если это ключевое событие истории, то да, — подтвердил я.
— Гибель нескольких миллионов людей — ключевое событие? — осведомился он.
— Полагаю, да, — удивился я, не врубаясь, куда он клонит. — А что?
— Сейчас поймешь, — генерал кивнул вниз.
Я увидел мелькающие огни. Судя по громким и невнятным выкрикам, там кипела какая-то работа… И тут пред нами начало вырастать ЭТО!
Нечто громоздкое и грандиозное, окруженное бесчисленным количеством труб разного диаметра и окутанное великим множеством толстых силовых кабелей, по которым время от времени пробегали разряды… Тьма одетых лишь в набедренные повязки людей ловко ползала по этому нечто, прикручивая и откручивая что-то, отсоединяя и присоединяя кабели, выполняя прочие непонятные действия… От удивительного нечто несло глубочайшей старостью и невиданной мощью.
— Что это?
С замиранием сердца я глядел на металлическое чудовище.
— Гибель Лоренгарда, — улыбнулся генерал, отечески поглаживая ржавый болт. — Наш последний — самый мощный! — реактор… Его похоронили здесь века назад мои далекие предки — отключили, поскольку испугались его силы. Пришлось возрождать… Не один год потребовался — не так-то легко облучать торий нейтронами. Но мы справились! Теперь он накопил достаточно мощности. Маги перенесут его к границам Лоренгарда… Понимаешь, о чем речь?
Я с ужасом кивнул, представив себе последствия взрыва такой махины.
— Уверены, что получится? Ведь его можно потерять без всякой пользы! — попытался я поколебать маньяка.
— Уверен. Мы испытали более слабые реакторы на мелких городах — вроде Герда — все получилось!.. Даже если что-то пойдет не так, как запланировано, все равно: стоит ему оказаться на месте все население проклятой крепости вымрет за несколько лет!.. Я ждал своего часа десятилетия, так что потерплю еще год-другой.
Фанатичный маньяк!..
— Конечно, — согласился я. — А зачем вы мне все это рассказали?
— Зачем?.. Ха-ха-ха! — загремел его ледяной смех.
— Ты утверждал, что ничего в истории изменить нельзя, — отсмеявшись, продолжил он. — Так вот, сейчас я буду писать историю! Только я решу, чему быть! Лоренгард падет от моей руки, и этого никто не в силах изменить! Я против тебя! Против тебя и времени!.. Можешь убраться в свое настоящее. А хочешь — вернись в Лоренгард и собери против меня армию. Ты волен сделать, что пожелаешь: я отпускаю тебя и не буду чинить препятствий. Ты и я! — Он ткнул толстым пальцем мне в солнечное сплетение. — Кто из нас сильнее?.. Утром реактор будет у стен Лоренгарда! — торжествующе уведомил он. — У тебя еще есть время помешать!
Генерал запрыгнул на приемник, и мы стремительно понеслись вверх.
Мысли путались… Реальность казалась реальной все меньше и меньше… Придумать такой план в сраные супердревние века?! Да еще и воплотить его?! Немыслимо! Но факты были налицо… Причем изменить что-либо я и в самом деле был бессилен.
Махнуть на капсуле в Лоренгард и предупредить о надвигающейся катастрофе?..
Бесполезно… Пусть даже часть жителей спасется, но большинство — такие, как упрямый Перри или Максуэлл Тейлор, которому за пределами крепости просто не выжить, — останутся в городе и примут смерть вместе с ним.
Вернуться домой и оттуда попытаться что-то предпринять?..
Тем более бесполезно… Меня сразу арестуют за использование капсулы в личных целях. Даже если и нет — любое воздействие на прошлое запрещено! Сколь бы отечески ни относился ко мне шеф, он ни за что не нарушит инструкцию! Стоит лишь предложить ему подобное — и меня сразу отстранят от дел, личный код доступа моментально сотрут, и я действительно не смогу воспользоваться к-капсулой!..
Мысли крутились бешеным вихрем, и ни одна из них не подавала даже крохотной надежды…
Мы вышли на террасу.
— Иди, — кивнул генерал на капсулу, презрительно поворачиваясь ко мне спиной.
Стражники расступились. Понурив голову, я шагнул вперед. Беда, да и только! Тут же запнулся и распластался на разогретых солнцем каменных плитах…
— НЕТ!!! — проорал я, с силой тыча кулаком в красные медные плиты, покрывавшие поверхность земли; слезы отчаяния выступили в глазу. — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!
Мгновение назад я стоял в двух шагах от капсулы, мог дотянуться до нее рукой — и вдруг очутился… Где? Понятия не имею!
— Кто ты?! — беззвучно спросил я невидимого шутника, забросившего меня сюда. — Чего хочешь?!
Место действительно было странным… Изящные медные башни-шпили подпирали своими вершинами далекие мертвые облака. Высоко в серовато-красном небе тянулись огромные черные полосы. Едва ли не в половину неба темно-бурый солнечный диск пульсировал, словно живой. Давящее безмолвие царило вокруг.
— Чертовщина… — всхлипнул я. — Ведь просто оступился…
За спиной раздался шорох, и я подпрыгнул от неожиданности, разворачиваясь.
Ко мне подъехал странный гусеничный транспорт, на удивление тихо шурша гусеницами по медным плитам. Дверь распахнулась. Я отскочил назад, сжав кулаки. Однако просторная кабина, оборудованная мягким диваном, была совершенно пуста. Испытывая полное безразличие ко всему, что должно произойти, я влез в нее.
Дверь с легким щелчком захлопнулась, и агрегат зашуршал вперед. В большом окне проносились мимо все те же великолепные, но совершенно однотипные шпили. И никого живого…
Минут через пятнадцать транспорт остановился перед ничем не примечательной башней. Я выбрался на волю.
— И что теперь? — спросил железную гусеницу.
Она захлопнула дверь и уползла, оставив меня в одиночестве.
Так хотелось кинуть вслед какой-нибудь завалящий камень, но медные плиты были стерильно чисты: не то что камня — пылинки на них не найдешь!
Засада…
С негромким шипением в башне открылась дверь. Пожав плечами, я вошел внутрь, слегка поморщившись от пахнувшего в лицо затхлого воздуха. За спиной дверь закрылась, а передо мной открылась другая, приглашая в заурядную кабинку лифта.
Да, отвык я от скоростных передвижений за время своих странствий, точно… Когда лифт остановился, мой последний обед гордо лежал на полу в полупереваренном виде. Неприятное зрелище…
Пошатываясь, выбрался из оскверненного лифта в круглое пустое помещение, посреди которого сиял синий шар чистой энергии.
— И кто здесь живет? — поинтересовался я.
Кто бы он ни был — ответить не удосужился…
Подумав, я метко плюнул прямо в центр шара.
— Зачем ты это сделал?
До боли знакомый голос пробудил негативные воспоминания… Я осмотрел помещение — никого.
— Где ты? — поинтересовался я.
— Перед тобой, — невозмутимо ответил голос.
— Человек-невидимка? — закипая, спросил я.
— Нет, болван, — раздраженно ответствовал голос. — Что ты видишь прямо перед собой?
— Идиотский синий шар!
— Это я и есть, — четко произнес голос.
— Менее идиотским ты не стал! — Я вновь плюнул в загадочный транслятор.
— Зачем ты это сделал? — тупо и немного растерянно переспросил невидимый шутник.
— А зачем ты затащил меня сюда?
— На этот раз — чтобы поговорить.
— Что значит «на этот»? — заинтересовался я.
— В прошлые наши встречи возмущение поля было неустойчивым и нестабильным. Самый последний раз можно назвать счастливой случайностью.
— Это все-таки ты травил мне душу, показывая пластиковые миры!.. Показаться точно не хочешь?
— Виденные тобой миры вызваны возмущением поля, в котором полностью твоя вина.
— Дебильный транслятор! — Я вновь плюнул в него.
— Хватит плеваться! Я не транслятор! — Из взбешенного шара вылетела тонкая паутинка и шарахнула меня током.
— И кто ты тогда? — осведомился я, потирая онемевшую руку.
— Мидер.
— Который бог, что ли? — уточнил я.
— Нет, который искусственный разум! — самодовольно ответил шар.
— Машина? — возмутился я такому повороту событий.
— Да не машина, а искусственный разум!
— Понятно, железо, — отмахнулся я.
— Искусственный разум! — вновь начал раздражаться шар.
— Какие мы обидчивые! — усмехнулся я. — Не слишком ли много эмоций — для искусственного-то?
— За триста восемнадцать тысяч лет полного одиночества я понял природу эмоций и чувств. Устроит такой ответ?
— Гораздо больше устроил бы ответ на другой вопрос: зачем ты меня сюда затащил?
— Уже объяснял ведь: просто хочу с тобой поговорить, — напомнил шар.
— Поговорили — и будя! — криво улыбнулся я. — Отправляй обратно!
Шар вполне по-человечески вздохнул.
— Я посвящен во все тайны, знаю ответ на любой вопрос! Неужели ты настолько туп, что не хочешь этим воспользоваться и утолить жажду познаний?!
— Нет, не хочу, — помотал я головой.
— Не хочешь овладеть тайной мироздания?! — поразился шар.
— Зачем?
Из воздуха возникло просторное кресло.
— Судя по всему, ты меня так просто не отпустишь? — спросил я, усаживаясь поудобнее.
— Ты же всегда был любопытным и хотел все знать, — удивился шар. — Что с тобой случилось? Едва я разобрался в тебе, как ты опять стал загадкой!
Во-первых, я ничуть не изменился просто шарик меня раздражал! А во-вторых, иногда сам себя с трудом понимаю — что уж говорить об искусственных болванах!
— В горле пересохло, — намекнул я.
— Протяни руку и скажи, чего хочешь, — самодовольно ответил он.
— Так просто? — не поверил я. Все же решился проверить и, протянув руку, скомандовал: — «Отвертку»!
В руке появилась отвертка. Почему-то крестовая.
— Смешно, — оценил я, бросая ее на пол, и уточнил: — Алкогольную «Отвертку»!
Возникшую из ниоткуда банку, от которой разило спиртом, швырнул в шар.
— Дай просто водки с апельсиновым соком! В стакане, конечно! — распорядился я, стараясь не выходить из себя.
Получив требуемое, подозрительно обнюхал и пригубил ароматную жидкость.
— Можно заказать что угодно? — на всякий случай поинтересовался я.
— Да. Исполнение — одна из моих функций.
В моих руках нарисовалась долгожданная пачка сигарет! Не веря своему счастью, вытащил никотиновую палочку, принюхался к ней и… скомкав пачку, отбросил.
— Знаешь, похоже, все-таки бросил! — с сожалением произнеся.
— Знаю, — согласился шар.
— Тебе-то откуда это знать? — уныло вздохнул я. — Вот возьму и закурю сейчас!
Шар весело подмигнул… Омерзительно!
— Не сегодня, — возразил он. — Я наблюдал этот момент много раз. Все меняется, но только не это.
— В каком смысле? — не понял я.
— Ты миллионы раз являлся сюда. С самого заката времен мы ведем с тобой беседы, и ты никогда не курил.
— Слушай, шарик, ты, часом, не тронулся от одиночества? Я здесь в первый и, надеюсь, в последний раз!
Разве я смог бы забыть даже одну встречу с подобным занудой? Ни за что!
— Мое имя Мидер, а не шарик, — еще раз представился он.
Я раскрыл рот, чтобы обозвать его другим словом, хорошо рифмующимся с прозвищем, но вовремя передумал.
— А как расшифровывается твое имя? — поинтересовался я.
— ИМЯ никак не расшифровывается!.. Тебе что, больше спросить не о чем? — Шар малость потемнел.
— Чего ты так возбуждаешься? — попытался я успокоить его, памятуя об ударе током. — Имя и имя — мне-то какое дело? Из вежливости спросил…
— Возбуждаюсь?! — взорвался шар (не буквально, конечно). — Тысячи лет слышу бесполезные молитвы себе, а когда вы, люди, наконец-то смогли активировать меня, все ваши боги уже были преданы забвению!
— И что? — не понял я трагизма ситуации.
— А то, что ваши неумелые инженеры совершили невозможное — стерли наиболее важные файлы, превратив меня едва ли не в калькулятор! Более того, к тому времени, когда информацию удалось восстановить и я был готов предоставить свои услуги, сама ваша раса успела исчезнуть! Мое предназначение — помогать, а вместо этого — полное одиночество на границе цикла!.. И ты еще задаешь дурацкие вопросы!
— Действительно, печально, — скрывая усмешку, кивнул я. — Дитя инопланетной расы превращен в калькулятор… Гнусность какая!
— Между прочим, я был рожден на Земле задолго до прихода человечества!
— Ага, — не удержался я от язвительного уточнения, — динозаврами.
— И задолго до появления динозавров!
— Бактериями?!
Второй удар тока был гораздо сильнее первого!
— Задолго до появления жизни — как ты ее понимаешь! Теми, кто мог осмыслить Вселенную и существование мысли!.. Еще разрядик?
— Спасибо, не стоит, — отказался я от сомнительного удовольствия. — Давай вернемся к прежней теме: когда это я здесь был?.. Ты, случаем, не про каменную пустыню?
— Она исчезла тысячи лет назад, — поведал он. — Я тогда еще далек был от восстановления, обладал более чем скромными возможностями, мог общаться лишь с людьми, подобными Стеридаминаль абу-Сингхаранхе…
— Ты — тот самый загадочный ОН, знавший некоторые мои… тайны? — догадался я.
— Все твои и другие! — заявил Мидер. — То были последние дни человечества… Слабоумный Стеридаминаль, вместо того чтобы использовать мои возможности, только и делал, что беспрестанно молился мне да требовал наркотик!.. Но пустыня — ерунда. Ты много раз бывал в этом зале, хотя и не помнишь ничего.
— Слишком сложно для меня, — поморщился я. — Поясни.
Шар устало вздохнул.
— Раньше твой интеллект был намного более мощным. Ты понимал все, что я говорил, и не задавал бессмысленных вопросов… Деградируешь с каждым циклом?
— Слушай, чего ты заладил — «цикл да цикл»?.. Похоже, сам деградируешь — от своего одиночества!
— Думал, ты все-таки поймешь, но, видать, тщетная надежда!.. Знаешь, что жизнь течет по определенному циклу, что за закатом Вселенной следует начало мироздания? ,
— Старая теория, — зевнул я. — Подтвердить никому не удалось… Не верю! Жизнь — одна, а по ее окончании ничего нет!
Мидер, кажется, растерялся, поскольку несколько минут я наслаждался тишиной.
— Давай пойдем от тебя! — предложил он, вероятно сумев сориентироваться. — Почему ты не можешь изменить прошлое? Свое прошлое!.. Почему, что бы ты ни делал, твой мир обязательно рушится и погибают все, кого ты знал и любил? Почему ты ни разу не смог это предотвратить?
— Слишком много «почему», Мидер, — посерьезнел я. — Уверен, что тебя это касается?
— Потому что ключевые события изменить нельзя!.. Это не ты придумал для Гхиара — это истина! — не обратил внимания на мои слова шар. — А что получилось бы, сумей ты все переиграть? Думал когда-нибудь?
— Ну, было бы хорошо всем! — Я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаз.
— Тогда не было бы тебя! — возразил Мидер. — Такого, каким ты стал. Не было бы ничего из того, что произошло благодаря той войне. Но главное, повторяю, не было бы тебя!
— При чем здесь я? Плевать мне на все!
— Тебя не волнует, что ты на границе циклов? — не в тему спросил шар.
— Какая разница? — отмахнулся я.
— Пойми, наконец: на границе миров, перед моментом гибели Вселенной!. Что, в самом деле не понимаешь?!
— Достал ты, Мидер, — устало ответил я, поднимаясь с кресла в прескверном настроении, — сильно достал… Ну, будущее это, будущее! Которого не существует и проход куда невозможен… Это хочешь сказать?
— И тебя сие не волнует?! — не поверил шар.
— Мое будущее — твое настоящее. Чего мне волноваться? Ты меня сюда затащил — сам и отправишь назад.
— Увы, даже мне такое не под силу! — притворно вздохнул шар.
— Отправить назад? — уточнил я. — А мне уже все равно… Сдохну здесь — какая разница?
— Переместить тебя в будущее, а не отправить в прошлое.
— То есть не ты меня сюда притащил?
— Я, — хмыкнул Мидер.
— Тогда что ты имеешь в виду?
— Я могу лишь смотреть через границу циклов, а ты…
— Хватит, ясно: я смог ее пересечь. Теперь будущее является для меня прошлым, так?
— Да! — радостно выкрикнул шар.
— Описаться от восторга прямо здесь? — равнодушно поинтересовался я.
— Неужели так и не понял?! — взвыл шар. — Я же объясняю, почему ты не можешь изменить свое прошлое!
— Все понял… А почему не могу ничего изменить — мне безразлично.
— НЕТ! — шар от гнева разбух на глазах. — Ты должен хоть раз это понять! Если ты что-либо изменишь, то никогда больше не сможешь преодолеть границу циклов. А это и есть ключевое событие!
— И что?..
Шар стушевался.
— Посмотри сюда, — предложил он упавшим голосом.
Передо мной возникло объемное изображение земного шара, мирно плывущего в голубой атмосфере.
— Такой была Земля во времена твоего детства, — пояснил Мидер. — Смотри дальше.
На шаре расцвели всполохи, оставившие после себя черные отметины.
— Взрывы вызвали возмущение в материи, породили поля, которые дали вам, людям, возможность управлять временем. Последующие войны внесли в возмущение нестабильность, и некоторые из вас научились управлять силами мироздания, что вы ошибочно назвали магией. Дальнейшие взрывы, действуя на нестабильность возмущения поля, уничтожали материю, приближая конец цикла… Теперь тебе понятно?
— Что мне должно быть понятно?
— Ты не можешь изменить прошлое, потому что все взаимосвязано!
Его бред стал меня напрягать.
— Послушай, Мидер, согласен: изменить прошлое не удастся. Что еще?
— Разберись — почему]
— Какая разница?
Изображение Земли исчезло. Из пола, словно грибы, стремительно выползли различные надгробья.
— Читай! — приказал шар.
На всех камнях значились мое имя и одна и та же дата.
— Смерть — через четыре года после твоего возвращения, — подсказал Мидер.
— Считать и сам умею, не утруждайся… Зачем ты мне это показал?
— Потому что сотни раз видел, как ты проводил остаток своих дней в одиночестве. А потом не выдерживал, вновь и вновь проходил границу циклов, чтобы вернуться в Лоренгард, уничтоженный Гхиаром. Там находил своих друзей, Велию, но они были не теми, которых ты знал, и ты возвращался домой ни с чем. Тебя нигде никто не ждал, ты никому не был нужен!.. Хочешь знать механизм всех твоих смертей?
— Нет, — отказался я.
— Суицид. Разными способами, разным оружием — но всегда суицид.
— И что с того?
— Хочу, чтобы ты понял, почему одинок, чтобы хоть один раз хоть на одном камне не было этой даты!
— Зачем тебе?
— Если ты проживешь хоть на один день больше, значит, моя миссия будет исполнена, — признал Мидер свою заинтересованность.
— Какая миссия? — не понял я. — Помогать людям?
— Разумеется, нет! — презрительно фыркнул он. — Изменить прошлое! Подействовать хоть на один ключевой момент!.. Если я смогу это, значит, мое существование оправдано!
— Если я правильно понял, предотвращение моего самоубийства поднимет тебя в собственных глазах?
— Можно сказать и так, — неохотно согласился Мидер.
— Сразу бы это и объяснил, вместо того чтобы кучу времени сопли жевать!
— Я уже не раз заключал с тобой договор, и ты постоянно нарушал его! — всхлипнул он от обиды. — Хоть раз можешь сдержать слово?
«Почему бы, по крайней мере, не попытаться?» — решил я про себя.
— Хорошо, постараюсь. Доволен?
— Но ты хоть понял?
— Я понял одно: самоубийство не в моем стиле. И хватит!
Надгробья канули в небытие, и в полу разверзлась огромная зеленая дыра.
— Отправлю тебя в то же самое мгновение, из которого вытащил, — уведомил Мидер. — А можешь задержаться здесь еще надвое суток, если желаешь.
— Почему именно на двое? — поинтересовался я, готовясь к прыжку.
— Если мои расчеты верны, то это последние двое суток истории. Останься — и своими глазами увидишь конец и начало! — робко предложил он.
— То бишь не смогу совершить суицид, да? — раскусил я его.
— Но ведь увидишь то, чего не видел ни один смертный! Разве не прекрасно?!
— Возможно, — пожал я плечами, — когда-нибудь и пожалею, что не запечатлел такой момент в своей памяти, однако все равно отказываюсь.
На месте Мидера лично я бы мигом закупорил дыру и достиг бы своей цели, пусть даже насильственным способом. А он, по счастью, оказался не настолько подлым.
— Да, Мидер, — вспомнил я, уже занеся ногу над порталом, — ведь ты у нас настоящий кладезь мудрости? Скажи, аой — это синий или зеленый?
— Синий, — уверенно ответил шар. — И зеленый. Мог бы и сам догадаться.
— Бессмыслица! Одно название — для разных цветов?
— Они — два оттенка цвета аой, — усмехнулся он. — Очень просто.
— Все равно не слишком-то понятно! — пробормотал я. — Ну, надеюсь, еще увидимся…
Возвращение получилось болезненным, как никогда! Еще и кровопролитным — я умудрился разбить нос.
— Если подохнешь прямо здесь, — оскалился генерал, — кто меня остановит?
План возник на пустом месте. Простой и гениальный!
Я знал, что через несколько секунд откажусь от своей идеи, поэтому раздумывать и просчитывать ходы не стал.
— Генерал, мне действительно не изменить прошлое, если вы отправите свой реактор в Лоренгард, — улыбнулся я.
— Признаешь проигрыш? — самодовольно ухмыльнулся Гхиар, принимая гордую позу победителя.
— Да. Только ты ведь еще не отдал приказ!
Я прыгнул на генерала, выхватывая из рукава любимый костяной нож. Полоснув оторопевшего по горлу, для верности помог ему слететь с террасы на далекую мостовую. Толчок в бок заставил меня отвлечься от созерцания последнего полета Гхиара и перевести взгляд на торчавшую из меня стрелу. Настроение было самое отменное!
Я повернулся к охранникам почившего в бозе маньяка. Один перезаряжал арбалет, в волнении теряя стрелы, а второй замахивался на меня копьем.
— Чего вы, придурки, ерепенитесь? — спросил их, покачав головой.
С короткого расстояния копье лучше не метать! Это я твердо знал, в отличие от неумного солдата. Кинувшись на него, выхватил оружие и снизу, через распахнутый в немом крике рот, пронзил бедолаге череп.
В глазах потемнело…
Арбалетчик таки справился с задачей и, не теряя времени, выстрелил в мою грудь… Я рассмеялся — какая ерунда!
— Смертный не может убить демона! — проорал в бледное лицо стражника, вырывая из груди стрелу вместе с ошметками костей.
Рот наполнился кровью. Я пришел в ярость и прохрипел, одной рукой поднимая стрелка за горло над полом:
— Молись, придурок!
Время стремительно уходило… Солдат отправился по стопам генерала… На меня напал судорожный кашель… Капсула раздваивалась… Ноги немели и не хотели нести тело…
Шатаясь, я приблизился к капсуле и прислонился к ней. Сработал датчик. Люк открылся с приветливым шипением, едва слышным из-за сильного гула в ушах. Кое-как забрался в кабину, бросил свое загибающееся тело в жесткое кресло. Люк захлопнулся. Ожила и заиграла разноцветными огнями клавиатура. Онемевшими пальцами набрал три цифры своего кода доступа. Запищал зуммер…
Уже ничего не соображая, я твердо знал, что справа на панели открылась синяя кнопка аварийного возвращения домой. Там за несколько секунд соберется толпа гениальных реаниматоров, не раз вытаскивавших меня с того света… И еще я знал, что слева за креслом разблокировался пластиковый колпачок над глубоко вмурованной зеленой кнопкой, — с ее помощью можно уничтожить местность на пару сотен миль вокруг… Вместе с собою, правда.
Синий или зеленый?.. Какой цвет предпочесть?.. Хотя по большому счету нет никакого выбора! То и то — аой!..
И я выбрал аой…
Мелькнула ослепительная вспышка.
А может, мне просто показалось это…