Вулкан проснулся, бэйби

Однажды двоих увели. Без объяснения причин. Я стоял на краю плато, по-утреннему заторможенный. Смотрел, как уводят Тину и Мартина, и ничего не понимал. Кое-кто из наших слышал рокот аэрокара, но не сообразил, что это такое. Кары над нами летают нечасто, а утром трудно соображать.

Позже мы гадали: куда, почему, зачем увели ребят. Глядели вдаль, в сторону города – туда? Глядели в небо – может, даже туда? Открылись какие-нибудь прежние грехи? У Мартина они были, но ведь срок давности уже вышел. А у Тины не могло быть никаких грехов. Девушки из богатых семей мошенничать не умеют.

Нет. Просто взяли первых попавшихся. И меня могли взять, если бы стоял метров на сто ниже. Может, еще вернутся. За остальными.

Если решили очистить территорию – почему не сказали официально: ступайте подальше, ребята? Года три назад мы этого всерьез опасались, когда на краю нашего плато выросла буровая вышка. Обошлось. Не набурили ничего интересного, демонтировали конструкцию и убрались восвояси. Что же теперь-то случилось?

Три дня мы мучились неизвестностью. Идти в город, выяснять – страшно. Но иначе – сидеть тут, дрожать, как зайцы, переживать за друзей и дожидаться, пока нас всех потянут неизвестно куда, аки телят на убой…

Началось все гораздо раньше. На Земле. Тогда СМИ вопили во весь голос о серьезной социальной проблеме, о молодежи, которую общество вот-вот потеряет. А усиленные наряды полиции всеми правдами и неправдами выкуривали эту самую молодежь из-под мостов, из подвалов, с чердаков. Газами, дубинками, электрошокерами разгоняли загородные стойбища, шныряли по вагонам поездов в поисках беглецов на природу… Мы никого не обижали, просто хотели жить сами по себе. Не становиться шестеренками общественного механизма. Но на Земле не было ни одного места, где этот самый механизм не добрался бы до нас и не проехал по нашим костям. На Земле не осталось ни одного клочка ничейной земли.

Не помню, кто из нас предложил драпать в космос. Поддержала вся тусовка. Многие отвалились позже – слишком тяжело давалось начинание. Мы работали везде, где могли и кем могли – от уличных зазывал до проституток. Клянчили деньги у родителей (кто побогаче), воровали (кто умел). Я почти не помню то время, оно прошло в тумане и в полусне. Но грела цель: заработать право жить бесцельно.

Так прошло около двух лет, почти без приводов и электрошокеров. От огромной тусовки осталось тридцать три человека, остальные сдались и позволили себя интегрировать в шестереночную структуру.

Когда самый младший из нас достиг совершеннолетия, наша команда была готова лететь.

Мы заблаговременно навели справки о внеземных колониях. Привлекательнее всех выглядела Гея. Несколько сотен колонистов (на момент нашего прибытия – несколько тысяч, спасибо за дезинформацию тем, кто якобы регулярно обновляет справочные данные). В изученных районах – мягкий климат, сезонные перепады температур невелики. (Только нам почему-то не повезло. В первую же зиму двое ребят умерли от пневмонии.) Но главное – и это, к счастью, оказалось правдой – колониальные власти не возражают против вольных поселенцев. При условии, что те подписывают декларацию о лояльности.

Мы подписали и в тот же день покинули город.

Шли недели две по каменистой равнине, заросли обходили стороной. Наконец, облюбовали невысокое плато, забрались на него и стали жить.

Поначалу обретались в палатках. Через пару лет палатки превратились в лохмотья, но к тому моменту было все равно. Летом спали вповалку вокруг кострища, в любую погоду – на плато дожди теплые, легко привыкаешь. Осенью перебирались в огромную пещеру на склоне.

Еще через пару лет износилась вся одежда, остались нагишом. Но и это уже никому не мешало.

Выращивали кукурузу. Сперва посеяли и другие привезенные семена, но прижилась почему-то только кукуруза. Охотились на местных куропаток (они, разумеется, не куропатки, но тоже выскакивают прямо из-под ног) и леммингов (которые не лемминги, но похожи на земных грызунов как родные). В озерце на плато ловили рыбу. Собирали травы и ягоды, которые казались съедобными. Из-за этих экспериментов трое загнулись от отравления.

Одного укусила змея. Отсасывали яд всем миром, но парня не спасли.

Жизнь, похожая на песенку про десять негритят. Гея не хотела принимать чужаков, требовала человеческих жертв.

Тогда же мы потеряли еще шестерых: ребята сломались, подались обратно в город. Где они сейчас, я не знаю.

Позже-то нас ни змеи, ни тарантулы не беспокоили. Объяснение простое: ползучая фауна не выносит дым терновника (он не терновник, но мы его так назвали). И близко не подходит к человеку, пропахшему этим дымом.

Осталось нас двадцать один. Девушек меньше, чем парней, но это никому не мешало. Все были со всеми. Я не чувствовал ревности, когда заставал любимую с другим парнем. Присоединялся третьим.

Контрацептивы кончились, и мы боялись, что кто-нибудь из девчонок залетит. Акушеров среди нас не было, только один недоученный парамедик… Обошлось. Благодаря тому же терновому дыму.

Этот дым – отдельная тема.

У многих в запасе была травка, но она так и не пригодилась. Как-то раз мы запалили терновник. Древесина здорово дымила и резко воняла, но зато через час-другой у всей группы приключилось сатори.

Тот первый вечер я почти не помню. Осталось только ощущение собственного могущества и всепоглощающей космической радости. А позже… позже чего только не было. Мы различали цвета и оттенки самых невообразимых спектров, видели окружающую панораму сквозь стены пещеры, воспринимали звук на ощупь, а цвет – на запах. Нам было горячо даже зимой в снегу. Купались в озерце, а вода вокруг кипела. Ощущали все оргазмы сразу – свой, партнера и друзей, пыхтящих поблизости. Читали мысли друг друга. Слышали голоса существ из далеких галактик, а иногда даже – голос Бога…

Наутро мир становился плоским и черно-белым, но этим и исчерпывался отходняк. Никто не слабел. Напротив, набирали форму. Рос иммунитет. Безболезненно ели даже то, чем травились раньше… Как-то вечером, когда сатори еще только подкрадывалось к сознанию, моя Инга задумчиво сказала: «Ребята, а ведь это не дурь. Это что-то совсем другое». Оно и было другое. Гея приняла нас в свое лоно, а терновник послужил посредником.

Так или иначе, к утру настроение портилось. Просыпались, смотрели на плоский мир и утешали себя тем, что он все-таки лучше Земли. Отправлялись на промысел или ухаживать за посевами. Работали тупо, сквозь сон. Просто жили.

А потом у нас забрали Мартина и Тину.

Идти в колонию вызвались я и Тим. Сделали набедренные повязки из палаточных останков и отправились в путь.

Колонисты при виде нас столбенели и долго пялились вслед. Будто два василиска шествовали мимо людей, оставляя за собой галерею застывших фигур. Фигуры вынуждали нас посмотреть на себя со стороны: почти голые, нестриженые и небритые, неандертальцы в первозданном виде.

Дежурный полисмен в участке нам ничего толком не сказал, отправил за информацией в клинику. Мы двинули туда. В мозгах у меня крутились картины одна страшнее другой: Тине и Мартину прививают смертельные вирусы, имплантируют раковые клетки, режут на органы…

Санитар в приемном покое оказался не более информирован, чем коп. Да, были здесь, теперь нет. Сегодня утром на Землю улетели. – Куда?! – Доктор Колли вам все объяснит. Правое крыло, экспериментальный центр.

– Ну и фамилия у доктора, – на ходу заметил Тим. – У нас собака была такая. Колли.

– Похоже, он и есть собака. Вернее, сука.

Доктор оказался первым и единственным, на кого приход неандертальцев не произвел убийственного впечатления. Не предлагая кресел, выслушал наши претензии и снова обернулся к компьютеру. Продолжил беседу, не отрываясь от трудов праведных.

– В двух словах. На Земле разработали новую методику психологической реабилитации людей с серьезными личными проблемами и асоциальных элементов – наркоманов, преступников. Подробно рассказывать не буду, все равно не поймете. Новый метод многократно апробировался на обеих группах пациентов. Пришла очередь испытать его на отморозках вроде вас. Нонконформизм в запущенном виде и в массовом масштабе, на Земле такого уже нет.

Ясно. Кто не сумел вырваться на волю – подались в наркоманы и преступники.

– Вы хотите сказать, – медленно начал мой друг, – что ребят отправили на Землю в качестве подопытных животных?

– Да, если вас устраивает такая формулировка, – спокойно ответил док и как бы между делом (но вполне демонстративно) нажал кнопку на пульте «охрана».

Трус.

Конечно, хотелось набить морду. Даже больше: вышвырнуть с третьего этажа башкой вниз. Но если Тина и Мартин действительно уже в космосе, чего мы добьемся, устраивая дебош в клинике? Лишних приключений на свою задницу. И ладно бы только на свою.

– Беспокоиться не о чем, – примирительным тоном заявил Колли, выстукивая что-то на клавиатуре. – Вреда вашим друзьям никто не причинит. Напротив, из них наконец-то сделают людей. Хомо сапиенс.

– Разве закон о самоопределении личности уже не действует? – неестественно ровным голосом спросил Тим.

В кабинет вошли двое бугаев в казенной форме, и Колли осмелел. Откинулся на спинку кресла, расхохотался:

– Вы – личности?! Побойтесь бога. Отбросы цивилизации, мусор. Обезьяны выглядят пристойнее. Ради чего вы существуете? Пожрать да потрахаться? У вас и бабы-то бесплодные, сама природа отвернулась от такого позорища. О правах заговорили! С какой стати на вас должны распространяться законы общества, если вы не члены общества?

Тим поджал губы:

– Юристы так же думают?

– А ты с ними сам поговори, – опомнился док и прекратил ржать. – Я – что? Частное лицо. Допустим, наделенное некоторыми полномочиями. Но, черт возьми, могу я в кои-то веки высказать свое эмоциональное мнение?

– Да уж высказали, – криво усмехнулся мой друг и потянул меня за локоть. – Пойдем отсюда, Кир. Опоздали. Если бы вчера…

– Погоди. Доктор, только честно. Чего нам теперь ждать? Заберут всю группу и отправят на… переформатирование мозгов?

– Кому до вас дело, – раздраженно отмахнулся Колли. – Экспедиция дороже встанет. Образцы нужны были, всего лишь. Так что – жрите, трахайтесь и чего у вас там еще общественно-бесполезного. И покиньте, наконец, мой кабинет. Пахнет неприятно.

– Чувствуешь какой-нибудь запах? – спросил меня Тим.

– Вроде, нет.

– Принюхались, значит, – пожал плечами мой товарищ.

Под конвоем плечистых ребят мы покинули экспериментальный центр и вышли на улицу. Путь был печален, будто возвращались с похорон.

– Как думаешь, имеет смысл искать юриста?

– Ты и сам так же думаешь.

– Сделать морду кирпичом, потребовать справедливости…

– И добиться ее лет через дцать. За это время из ребят сделают хомосапиенсов.

– А коммуну разгонят под каким-нибудь благовидным предлогом.

Мы двигались к окраине города, и мне хотелось выть. Из-за собственной трусости (даже если она именуется благоразумием), из-за несправедливости и незащищенности, из-за того, что ничего уже не поделаешь и никого не спасешь, из-за того, что жизнь наша распрекрасная опять скурвилась, тварь…

– Несколько лет казалось, что мы вырвались оттуда, – уныло проговорил Тим.

– Казалось.

– Жалко ребят.

– Жалко.

– Да скажи хоть что-нибудь, эхо мое!..

Я подавил свою беспомощную ярость. Обнял друга за плечи:

– Многих мы потеряли еще на Земле. Они тоже хотели на свободу, но не хватило сил. Нескольких похоронили уже здесь. Эти сумели вырваться, но потом везуха кончилась. У Тины и Мартина везуха длилась дольше, но теперь кончилась тоже. Завтра это случится с тобой или со мной, и необязательно по милости Земли. Судьба.

– Судьба, – вздохнул Тим.

– А сейчас мы идем домой.

– Домой…

Теперь он стал моим эхом.

Обратный путь всегда короче. Первые полдня мы еле плелись под грузом своей беды, зато оставшаяся дорога просвистела у нас под ногами за четверо суток. Мы останавливались лишь когда кромешный мрак накрывал равнину. Ночевали сидя, спина к спине. Часа через три, как только беспросветная тьма давала первую трещину, просыпались и двигались дальше. Почти не разговаривали.

На меня снизошла отрешенность. Казалось, я выскочил из собственного тела и наблюдаю двух ходоков со стороны. Идут ровно, плавно, и – будто бы на ногах у них крылатые сандалии. Так выглядели античные боги – нагие, бородатые, длинноволосые…

Только у подножия плато мы вдруг сообразили, что за весь обратный путь ни разу не догадались перекусить. Вау! Мы не обезьяны, куда круче – верблюды!..

Это была потрясающая новость. Страх неудачной охоты или бедного урожая больше не преследовал нас, отныне и никогда.

Мы вообще перестали бояться себя и природы. Что бы ни произошло – как с гуся вода. Сломается рука или нога? Нет проблем, срастется. Укусит какая-нибудь тварь? Отравится. Холодно или жарко? А что это такое?..

Терновник стал для нас всем. Врачом, кормильцем, обогревателем и кондиционером.

И – Учителем.

Как-то утром я открыл глаза и обнаружил, что мир цветной. Солнце шпарило с небес, костер не горел, но вместо черно-белой картинки – совершенно невообразимое разноцветье… Потрясенный, я отправился бродить по склону, любоваться красками. Бродил то ли много часов, то ли много минут, пока не услышал мысленный приказ товарищей: «Ждем». Вернулся. Ребята стояли вокруг кострища и держались за руки. Я подошел последним и замкнул круг. Чья-то мысль зайцем поскакала из одной головы в другую: «Вулкан просыпается!» Температура наших тел начала стремительно расти, кожа стала искрить, затем появилось открытое пламя, и от этого пламени занялся терновник в центре круга.

На следующее утро мир оказался цветным, и теперь так было всегда. Мы породнились со своим добрым духом, стали его частью.

Несколько месяцев кряду продолжалась удивительная ментальная пульсация. Сначала наши сознания разбегались в разные стороны подобно звездам: Вселенная расширялась. На краю всего сущего мы были изолированы друг от друга и могли общаться только словесно. Потом начинался центростремительный период, и в конце его все девятнадцать человек становились единым целым… Дольше всех во время центробежного полета в моем сознании оставалась Инга. Когда исчезала и она – пуповина обрывалась, и я ощущал, что рожденный человек слаб и грешен.

На краю всего сущего я по-настоящему уверовал в Бога. Я его там видел.

На плато приземлился кар. Из кабины вылезли мужчина и женщина. Он в стильном костюме, она в шикарном платье.

– Фигасе… Адресочек не перепутали?

– Может, нас уже туристам показывают? К вашим услугам сафари на терновом плато. Охота на леммингов. В районе также водится человек неразумный. Внимание! Популяция уникальна, охраняется законом.

– Твоими бы устами…

Парочка двигалась в нашу сторону. Шли неуклюже. Каблуки у дамы застревали между камнями. Кавалер пытался ее поддержать, но спотыкался сам.

– Ничего-ничего, экзотика требует жертв.

– А давайте отойдем метров на сто, пусть еще помучаются!

Наконец, гости доползли, остановились и перевели дух.

– Привет, ребята.

Челюсти у нашей команды синхронно отвисли.

Тина и Мартин. Как настоящие, только в цивильном прикиде.

– …вот так. Мы наконец-то прозрели, сумели оценить заблуждения своей прежней жизни и отпустить их. Ребята, это такой кайф – понять, какие перспективы тебе открываются!

Тина сияла. Они оба сияли, как два свеженачищенных унитаза. Взахлеб рассказывали: на Земле теперь так хорошо, лозунг «все для человека» наконец-то воплотился в жизнь, экология на высоте, психология – сами видите…

Мы видели. Два пузыря с кипучей энергией. Жизнерадостность – нет, не натужная. Только противоестественная. Улыбки – нет, не фальшивые. Только идиотские. Было похоже – ребята искренне верят в то, что говорят. Было похоже – ребята напрочь разучились критически мыслить. Может, это новая разновидность лоботомии?

– А к нам зачем? – поинтересовался Алекс.

– Повидаться! – обрадовано заявила Тина. – У нас с Мартом теперь цель: добиться, чтобы как можно больше людей обрели смысл жизни. Решили начать с друзей.

– Миссионеры, значит… А что, на Земле смысл жизни уже у всех есть?

– Нет еще, но там очень многие занимаются проблемой. Наша задача – несчастные люди в колониях.

– Так вы эту машинку для ликвидации мозгов на Гею привезли?

– Ребята, ваш скепсис – от неведения, – задушевно и доходчиво объяснил Мартин. – Если бы вы знали, какой это кайф…

– Уже знаем, Тина только что сказала. Так как насчет машинки?

– Если ты имеешь в виду кабинку счастья – нет, не привезли.

– Слава богу.

– На самом деле, это очень скверно. Потому что несчастные люди вынуждены тратить средства на перелет до Земли. Но, увы, транспортировка аппаратуры во внеземные колонии нерентабельна. Даже на Земле в удаленных провинциях ставить кабинки дорого и неоправданно.

– Какой облом провинциалам.

– На Земле вдали от мегаполисов работает другая версия программы, ее высылают по электронной почте после заочного собеседования с пациентом. Менее эффективно, к сожалению.

– Ага. Выпрямляет не все извилины, только половину.

…Ничем не проймешь. Уж как мы над ними ни издевались – все мимо. Это не просто лоботомия. Вместо удаленных частей мозга ставят своеобразный экран, от которого отлетает все дурное – скепсис, критика, аналитическое мышление и другие ментальные вирусы.

– У вас нет оборудования, а у нас нет денег на перелет до Земли. Что делать будем?

– Не проблема. Колонистам предоставляется кредит с рассрочкой, под проценты. Есть разные варианты: рассрочка на год, на три…

– Серьезно? Летать теперь можно в кредит?

– В рамках проекта психологической реабилитации – да. Достаточно поручительства официальных представителей концерна «Вижу цель». На Гее представители – мы… Правда, находятся люди, которые злоупотребляют этой возможностью. Совершают перелет в кредит, а от реабилитации потом отказываются.

Коммунары дружно расхохотались.

– Чему радуетесь? Гуманный проект терпит убытки по вине нечестных людей. Из-за этого концерну пришлось пересмотреть кредитное соглашение, ввести дополнительный пункт. Теперь порядочные клиенты видят, что им не доверяют…

Даже эти слова были произнесены с идиотской улыбкой. Гуинплены, ё-мое…

Надо же так изуродовать людей. Лучше загнуться от пневмонии или отравиться незнакомыми грибами. Лучше утонуть на отмели или быть съеденным куропаткой… Смешно, грустно и дико. Невозможно было не издеваться над этими созданиями, они каждой своей фразой провоцировали. Но ведь это наши ребята. Наши покойные друзья. Из уважения к их памяти следовало быть милосерднее.

Не получалось.

– Конечно, убытки – ничто в сравнении с пользой, которую приносит людям программа реабилитации. Сколько покалеченных судеб восстановлено, – вдохновенно продолжал Мартин.

Все время разговора Инга молчала, лишь изредка переводила изучающий взгляд с одного гостя на другого. Тина трижды одернула платье. Несколько раз пригладила волосы. Наконец, не выдержала:

– Что ты на меня так смотришь?

– Знаешь, вы с Мартом выглядите гораздо старше нас.

– Ну, да, мы повзрослели. А вы, – Тина улыбнулась еще шире, – так и остались детьми. Все в песочек играете.

Вечером, когда добрый дух терновник только начал просыпаться, мы сидели у костра. Грустные и подавленные.

Возможно, в этот день все заразились какой-то гадостью. Возможно, у кого-то не хватило иммунитета перебороть болезнь. Первой не выдержала Инга:

– Ребята, в нашей жизни есть смысл?

Вопрос риторический. Наша жизнь меньше смысла, который ее наполняет. Наша жизнь закончится раньше, чем ее смысл.

– А цель у нас есть?

Пробудившийся дух терновник изогнулся в знак вопроса.

– У нас есть цель, люди, – закончила Инга. – Отомстить за ребят. За то, что сделали с ними. Доказать этим ублюдкам, что они ничтожеством были, есть и останутся. Пусть дерьмо плавает в дерьме. Пусть оно больше никогда не суется в наш мир.

Набравший силу дым изобразил сразу три вопросительных знака.

«Как???»

– Вулкан проснулся.

Это прозвучало, как стартовый выстрел у беговой дорожки. Как кодовое слово постгипнотической установки. Как расстрельное «Пли!»

Дух терновник обнял своих детей. Мысли и чувства стали общими. Вулкан выплюнул первую порцию камней.

Поток лавы скатился вниз по склону плато и устремился от подножия к городу. Шел со скоростью курьерского поезда, сметая все на своем пути.

Через двое суток в колонию стремительным шагом вошла группа пылающих людей. На окраине загорелся пост охраны. Через сто метров взорвался склад патронов. Еще через двести – одиноко стоящий кар.

Огненные люди прошли на центральную площадь и образовали полукружье перед зданием управления.

Подскочили полицейские, начали сдуру стрелять в пикетчиков. Пули разорвались, не касаясь цели.

Следующей прикатила пожарная команда. Пена из брандспойтов шипела, окутывала горящие фигуры, рассеивалась в воздухе и мелкой взвесью затягивала округу. Скоро в доброй половине города стало не видно ни зги.

Потом туман осел. Кроме мокрых камней на площади ничего не оказалось.

Пылающие ушли.

Через пару дней прилетел кар. Наружу вылезли доктор Колли и отряд копов.

Тина и Мартин сдали нас. Объяснили властям, что ночное зрелище – не бутафория. Рассказали про нашу хладо- и жароустойчивость, иммунитет к болезням и ядам… У колониальных ученых хватило воображения, чтобы заинтересоваться.

Доктор Колли, который год назад обозвал нас с Тимкой вонючими отбросами, теперь был подчеркнуто доброжелателен. Про нанесенный ущерб – ни слова. Нужна пара добровольцев для исследований. Нет, боже упаси, никакого насильственного «переформатирования мозгов». Будет заключен официальный контракт, сроком… ну, скажем, на год. Контракт обяжет вас пройти детальное обследование организма и психики… Какое вскрытие, господь с вами? Это кто так неудачно пошутил?.. Чем активнее сотрудничество – тем больше заработок, льготы и прочие бонусы. По окончании контракта добровольцы смогут вернуться на Гею или остаться на Земле – по желанию… Я не сказал? Извините. В колонии нет необходимого оборудования для исследований, придется лететь на матушку-Землю…

…Вряд ли кто из нас усомнился: не пойдешь – поведут поневоле. Мы ведь вне социума, законы о правах личности не распространяются на такое позорище, будь оно хоть сто раз необычно-одаренное. И вежливость доктора Колли – не более чем попытка решить проблему без лишних энергозатрат (пожаров, трупов и всего такого).

– По крайней мере, мы научили их обращаться с нами уважительно, – тоскливо произнес Тим.

– Не обольщайся. Скажи спасибо, что бомбу не сбросили.

– А вдруг мы ее поймаем и обратно зашлем? Не, братишка. В условиях информационного дефицита любая война – самоубийство. Вот когда нас изучат…

…Пожертвовать собой вызвалась Инга. Это ведь ее идея с крестовым походом подвела всех под монастырь.

Вторым стал я. Понятно, почему.

На Земле, когда нам дали время отдохнуть и освоиться в непривычной обстановке, мы поклялись друг другу: любой ценой останемся прежними. Не позволим сделать с нами то же, что сделало это общество с Мартином и Тиной. Лучше умереть, чем провести остаток дней с такой вот идиотской улыбкой на лице и абсурдной целью в мозгах… Поклялись, а моя девочка в знак протеста перекрасила волосы в зеленый цвет, как когда-то давно, в юности, в подвально-чердачной жизни.

– Раньше было сложнее: программа «Вижу цель» применялась в сочетании с традиционными методами реабилитации. Сейчас все упростилось до невозможности. Клиента помещают в зону сканера – это та самая кабинка счастья, в нашем городе их уже больше сотни. Компьютер-диагност снимает кальку памяти пациента, удаляет лишнее и болезненное. После чего выбирает эталон, самый близкий объекту, и на основе эталона формирует цель.

– Зачем?

Нина пожала плечами:

– Отсутствие цели – отсутствие смысла в жизни человека. Можно похоронить близкого – рано или поздно привыкнешь. Можно разориться материально – заработаешь снова. Теряя цель, человек теряет все сразу. Ему уже и любовь не мила, и богатство без надобности. Нет тонуса, нет сил и – главное – нет желания бороться за себя. Бессмысленность существования – порочный круг, из которого человеку редко удается выбраться самостоятельно. Отсюда депрессии, алкоголизм, преступность – да-да, и преступность тоже. Прошли времена, когда человек убивал ради наживы. Сейчас он убивает от нечего делать. Отсутствие цели – вакуум, который необходимо чем-то заполнить. Этим и занимается программа.

– Вы сами в это верите?

Нина грустно улыбнулась:

– Научные факты – не религия. Веры не требуют.

…Доктор Колли не солгал: в институте биоэнергетики с нами обращались более чем корректно. Можно сказать, на руках носили. В ответ на любой детский вопрос мы получали подробную лекцию от кого-нибудь из сотрудников… Я обращался за разъяснениями к Нине, диагносту биополя. Она мне нравилась. Открытое лицо: по нему всегда видно, верит ли доктор в то, что говорит.

– Пусть так, но зачем навязывать эту цель силой? Кому надо – сам придет.

Здесь уже моя добровольная энциклопедия удивилась по-настоящему:

– О чем вы? Насильно не кодируют даже преступников. Если они предпочитают тюрьму – их право.

– Неужели? Год с лишним назад из нашей коммуны силой увезли двоих ребят и переформатировали им мозги. Они никогда не согласились бы на это сами.

Нина поморщилась:

– Значит, правда. На экспериментальной стадии методику испытывали не только на добровольцах… Я слышала что-то подобное. Не знала, как относиться.

– Теперь знаете.

– Теперь знаю. Я вам верю, Кирилл.

«Это Нина. Самый молодой доктор института», – так нам ее представили в первый день работы. «Моя мама была сильным экстрасенсом. А я – жалкий ошметок чуда», – так она отрекомендовалась сама… Мама, как потом выяснилось, отнюдь не «была», а вполне даже есть, только перестала быть экстрасенсом. Утратила дар после того, как посетила пресловутую кабинку счастья. Я спросил: а что привело маму в эту кабинку? «Не знаю, – хмуро ответила док. – Ей всю жизнь чего-нибудь не хватало», – и, с язвительным смешком: