Глава 10

3 июля в нашей квартире раздался телефонный звонок.

– Макс, тебя!

Я подошёл к аппарату.

– Слушаю!

– Привет! Это Роланд Квачадзе, брат и тренер Давида Квачадзе.

Ёкарный бабай! А я чувствую, голос знакомый, но кому он может принадлежать… Правда, и слышал я его перед, во время и после боя так себе, отдельные фразы. Надо же, соизволил всё же позвонить, и я даже догадываюсь, по какому поводу. Как оказалось, в своих предположениях я не ошибся.

– Читал я тут в газете про твоё предложение о реванше. И брат мой читал. Ты действительно хочешь снова встретиться или это была пустая болтовня?

Его голос чуть заметно дрогнул. Я буквально через провод и мембрану телефона ощущал исходящие от собеседника флюиды… даже не знаю, как сказать. Ненависти? Может быть, но как минимум неприязни.

– Отчего же? С удовольствием снова выйду против Давида на ринг.

– Что ж, и он не против реванша. Правда, я говорил ему, что бой нужно проводить после Олимпиады, но Давид заверил, что поединок с тобой станет неплохим спаррингом перед Играми. Ты готов побиться на следующей неделе?

– Хм, так-то у меня 7-го июля первый экзамен в Литературный институт, а последний – 15-го. Может после экзаменов?

– 20 июля начинается боксёрский турнир, Давиду на ринг выходить 21-го… Как тебе дата 17 июля.

– Ладно, я не против. Где будет бой?

– Выбор нейтральной, как ты говорил, территории за тобой. Есть варианты?

– Хм… Как насчёт Куйбышева?

– Нормально. К тому же я давно хотел побывать на Волге. В каком спортзале, решишь?

– Решим, Вася Шишов, если что, поможет.

Я на всякий случай посоветовался с Грачёвым, тренер как-никак. Тот идею матча-реванша одобрил, но с сожалением признался, что приехать в Куйбышев не получится, так как уже завтра они с женой улетают на отдых в Гагры. Ну что ж, придётся Васе отдуваться.

Сдача экзаменов, несмотря на все мои страхи, показалась мне чуть ли не лёгкой прогулкой. 7 июля я написал сочинение на тему: «Отечественная война в современной советской литературе». За основу взял «Повесть о настоящем человеке» Полевого. 8-го узнал, что написал на пятёрку. Ну ещё бы, с моим-то писательским опытом можно было не переживать. 9-го экзамен по русскому и литературе, 11-го сдавал историю. Причём в новеньких, пахнувших типографской краской учебниках за 9 и 10 классы, а также в дополнительной литературе некоторые исторические моменты претерпели порой серьёзные изменения. По мне – их описали более правдиво, в частности, что касается сталинского периода правления. С одной стороны, не умалчивая многочисленных репрессий, с другой – оценивая подъём экономики при Сталине и препарируя его как выдающуюся личность. Да и идеология уже не рассматривалась однозначно сквозь призму марксизма-ленинизма.

13-го – английский язык. Нужно было всего лишь перевести кусок текста с английского на русский. В итоге по сумме всех экзаменов всего одна четвёрка – по русскому языку. Учитывая высший бал за творческий конкурс, я оказался среди двух десятков счастливчиков, ставших студентами Литературного института имени Максима Горького.

Моё поступление мы с Ингой отметили походом в кафе. Теперь-то до установочной сессии, которая со своими лекциями продлится с 1 по 19 сентября, можно было бы и расслабиться. Но у меня оставались бой с Давидом и концерт на церемонии открытия Олимпийских Игр. Сергей Борисович договорился насчёт какой-то ведомственной студии, курируемой чуть ли не КГБ, где я мог появляться в любой время дня и ночи. Инструментов там не имелось, а вот звуковая аппаратура была на загляденье. Я первым делом перетащил туда свои гитары и синтезатор, а потом стал вызванивать своих бывших соратников по группе «GoodOk». Валя на моё счастье был в Москве, и как только узнал, где и когда нам предстоит выступать, сразу же согласился принять участие в проекте. Лену тоже получилось выцепить из Ленинграда, она взяла отпуск за своё счёт. Насчёт Юрки помог Козырев, ставший для меня вообще незаменимым. Если бы в своё время он не догадался, кто я… Думаю, если бы я и достиг бы всего этого, то далеко не так быстро.

В общем, удалось два дня порепетировать «FOR PEACE IN THE WORLD»[18], добившись по итогу неплохого результата. А по ходу дела ещё и новую песню, сочинённую буквально накануне, представил, тоже пару раз прогнали. Но этот так, с прицелом на будущий альбом типа «Осеннего». Назвал её «Сон»[19], получилась как обычно у меня в грустно-романтическом стиле. Вот тянет в такую упадническую лирику, ничего не могу с этим поделать.

Договорились, что в Москву Лена прибудет утром 18-го июля, накануне церемонии открытия Олимпийских Игр. Валентин и так пока в Москве, на черноморский отдых с девушкой (да-да, признался, что ухаживает за какой-то девицей) они собираются только во второй половине августа. Юрца снова отпустят из части, ну ещё бы, такое событие! Генеральная репетиция концерта с участием всех артистов пройдёт вечером 18-го, и не на Центральном стадионе им. Ленина, а… Не поверите, в Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского. А если конкретнее, на сцене Большого зала.

А с датой репетиции получилось удачно, потому что 17-го у меня бой с Квачадзе. Надеюсь, после поединка я буду в состоянии отыграть и спеть, и никто не станет пугаться моей опухшей физиономии. А потому надо будет всё же её хоть немного поберечь.

Вася тем временем с удовольствием включился в процесс и оперативно решил вопрос с местом проведения матча-реванша. Он пройдёт на ринге клуба спортивного общества «Трудовые резервы». И даже будут судьи, целых трое, как и положено, правда, областного уровня, но тем не менее. Я прибыл в Куйбышев московским поездом вечером 16 июля. На перроне меня встречал Василий.

– А чего без цветов и оркестра? – пошутил я.

– Блин, как-то не догадался, – расплылся он в улыбке, падая в дружеские объятия. – Ты не представляешь, сколько завтра народу придёт посмотреть на ваш бой. Даже из «Волжской коммуны» журналист обещался быть, он со мной сегодня созванивался, уточнял детали вашего с Квачадзе поединка.

В общем-то, я не особо и сомневался, что какой-никакой ажиотаж наша встреча с Давидом вызовет, даже без всяких афиш. «Сарафанное радио» – великая вещь, иногда работает похлеще газет с радио. Правда, перевирает зачастую… Но и СМИ нередко этим грешат, особенно из моего постсоветского прошлого.

Шишов определил меня к себе на ночлег. А жил он с родителями в посёлке Толевый, на окраине Куйбышева. Его папа с мамой приняли меня как родного, накормили ужином и уложили спать.

Утром я сподобился на лёгкую пробежку по местным закоулкам. Вася бежал со мной за компанию, так и не скажешь, что у него ещё не зажила повреждённая нога, из-за чего он не смог выступить на чемпионате страны. А потом мы на небольшой полянке поработали на «лапах», которые он выпросил на денёк у своего тренера. Ближе к обеду товарищ выяснил, что утром транзитом через Москву прилетели братья Квачадзе, остановились в гостинице «Волга», расположенной в центре города возле набережной.

Бой был назначен на 7 часов вечера. Сегодня никаких взвешиваний, только предстоит предоставить перед боем справку из диспансера. Днём наведались с Васей в спортклуб, располагавшемся в пристрое приборостроительного техникума на улице Ленина. Размерами он был куда больше пензенского собрата, где рулил Храбсков, и даже больше динамовского, где я тренировался последний год. В центре большого зала возвышался ринг с довольно потёртым покрытием и угловыми подушками, и слегка провисающими канатами. Видно, что этот старичок повидал немало боксёров, а сегодня ему предстоит, возможно, принять на своём канвасе самых крутых бойцов, которые когда-либо переступали порог этого зала. Во всяком случае, приятно так думать.

В это время занимались пацаны, те, кому, видно, на каникулах некуда было податься. При нашем появлении тут же обступили, молодой тренер остановке занятий не препятствовал, напротив, сам подошёл, с удовольствием с нами пообщался. Вернее, больше со мной, оказалось, он ещё и поклонник моего литературного творчества.

Трибун здесь не было, зато сверху шёл второй ярус с перилами, где можно было стоя, облокотившись на эти самые перила, наблюдать за происходящим в зале и на ринге. И пара сотен человек там могла бы вместиться. А если верить словам Васи, будет аншлаг.

Вечером мы в «Трудовые резервы» шли втроём, с нами была ещё и подруга Васи – Люба. Она сразу пошла занимать местечко получше, пока народ ещё не запускали, а мы с Васей двинули в раздевалку. Я ещё пошутил, что можно было бы на этот бой продавать билеты, недодумали хозяева зала.

Оказалось, из журналистов не только предстатель «Волжской коммуны» ожидается, но и корреспондент «Советского спорта» Михаил Лукашев, пишущий о единоборствах. Когда мы с Васей, которому предстояло выполнять роль секунданта, прибыли в спортклуб за час до боя, он первым заскочил в раздевалку, я ещё не успел вжикнуть «молнией» на спортивной сумке с надписью на боку «USSR», с блокнотном и карандашом в руках.

– Максим, несколько слов о предстоящем бое. С каким настроением к нему подходишь?

В общем, отвлекал меня минут десять, пока Вася не намекнул, что нам нужно готовиться к поединку, и посоветовал корреспонденту заглянуть в соседнюю раздевалку к братьям Квачадзе.

Но не успел журналист с нами распрощаться, как, стукнув пару раз в дверь для приличия, в раздевалку зашёл… Свиридов.

– Вот, прилетел утром с братьями Квачадзе, решил тоже посмотреть, что вы тут собираетесь устроить. Я, конечно, Давида предупредил, что такая самодеятельность в преддверии Олимпиады для него может закончиться не лучшим образом, но они с братом заверили меня, что это всего лишь спарринг. Ты это… Не калечь мне его, ладно? Понимаю, что звучит немного наивно, когда соперник намного опытнее и титулованное. Но… Ты меня понимаешь, да? А я помню про своё обещание насчёт Лас-Вегаса.

Похлопал по плечу и покинул раздевалку. Блин, вот только этого не хватало, не калечь мне его… А ему меня калечить, значит, можно?

– Это про какой Лас-Вегас он говорил? – спросил меня Вася.

– Который в Америке, – вздохнул я. – Там в следующем году состоится матч советской и американской команды, вот он и намекал, что я могу попасть в сборную.

– Бл… я тоже хочу!

Я развёл руки в сторону:

– Брателло, сие от меня не зависит. Но я буду очень рад, если мы в Вегас отправимся вместе.

И впрямь народу в зале биток, и вокруг ринга, и на втором ярусе стоят. Не тысяча, конечно, но сотни три, а то и четыре. Шумят, кто-то кричит, как вон, например, та группка наверху отдельно кучкующихся грузин. Их полтора десятка, кричат что-то Давиду на своём языке. Не иначе торгаши с рынка. Даже девчонки есть, фанатки песенного творчества Максима Варченко. Неудивительно, что при моём появлении раздался девичий визг: «Максим, я тебя люблю!».

Свиридов сидит за столом рядом с судьёй-хронометристом, мы встречаемся взглядами, и он чуть заметно кивает. Что он этим имеет в виду – можно только догадываться. Наверное, напоминает этим кивком про свою просьбу.

Мы подошли к рингу с противоположных сторон. Подушки на углах обтянуты одинакового цвета кожзамом, ни красного, ни белого угла. Но так получилось, что я вышел в синей майке, а Давид в красной.

По команде немолодого и маленького рефери протиснулись между канатами, вышли в центр ринга.

– Убей его!

Интересно, в чей адрес был этот крик… Вроде как с акцентом, тогда, получается, кто-то из болельщиков Давида? Сам же он выглядит невозмутимым, даже чуть улыбается, и в глазах злости нет. Его старший брат смотрится куда более угрожающе, хмурит брови, катает желваки, посылает глазами молнии в мою сторону. Ух, как страшно!

Жму перчатки сопернику.

– Боксёры, готовы? – спрашивает рефери. – Судьи готовы? Бокс!

Ого! А соперник-то настроен весьма решительно. Никакой разведки и почти никакой защиты, без раскачки пошёл на меня, выбрасывая удар за ударом. Видно, задели его мои слова и вся эта шумиха вокруг нашего первого боя, а теперь горит желанием сразу же показать, кто здесь главный.

В общем-то я ожидал, что бой может так начаться, и не дал застать себя врасплох. Не стеснялся бегать, когда надо мной нависала угроза был припёртым «к стенке», то есть к канатам или в углу, но старался отвечать ударом на удар. Впрочем, однажды он меня достал, и хорошо так достал, голова мотнулась назад и, если бы я на автомате не сделал шаг в сторону, повторным он бы точно отправил меня на канвас.

Фух, вроде обошлось… Переждав стартовый натиск Квачадзе, я в свою очередь провёл затяжную атаку, под занавес которой всё же сумел пробить увесистый прямой правый в куда-то в район его левого глаза. И тот тут же начал заплывать, а к концу раунда глаз из-за гематомы и вовсе превратился в щёлочку. Он вообще видит хоть что-то сквозь неё?

Второй раунд… Вроде зрачок задорно посверкивает время от времени, значит, что-то да видит. После его очередной атаки я сделал уклон с шагом вправо, где Давид заплывшим левым глазом, как я понимаю, если и видел, то не так много. Мёртвая зона, самое то в боксе для атакующего. Так что тут же в область уха зарядил полукрюк, после которого соперника просто отбросила на канаты. Если бы не они – мог и рухнуть на канвас.

А вот нокдаун рефери всё равно отсчитал, хоть Давид и демонстрировал всем своим видом, что мой удар для него так, лёгкое поглаживание. По-хорошему, по-боксёрски, надо было соперника добивать, думаю, он бы не дожил до гонга, но в этот момент во мне совершенно не к месту проснулось человеколюбие. Бить – бил, но не со злостью, а словно выполняя необходимую работу. Да ещё и напоминалка от Свиридова в мозгу свербела, он и за эту гематому мне может вставить по первое число.

До второго перерыва Квачадзе не без моего участия дотянул, тут в углу Вася мне и высказал, что не фиг жалеть соперника, он бы тебя хрена с два пожалел. И вообще, он у тебя путёвку на Олимпиаду отнял, пусть и не хотел такого развития событий. Но раз уж так получилось, то докажи всем, кто на самом деле достоин выступить на Олимпийских Играх.

А что, из Васьки неплохой мотиватор, сумел-таки меня завести. Плевать на просьбы Свиридова, я должен всем доказать, что сильнее Давида Квачадзе! Тем более в той реальности он всё равно не стал олимпийским чемпионом, я бы запомнил. И даже чемпионом мира не был, фамилии этих я тоже помнил. Я же не виноват, что Свиридов этого не знает, а скажи я ему – покрутил бы пальцем у виска.

С первых секунд третьего раунда под рёв болельщиков я пошёл вперёд. Прямой, прямой, выход на среднюю дистанцию, апперкот левой в челюсть, боковой правый в голову, и полукрюк левой в печень. Квачадзе со страдальческим выражением лица рухнул на колени, а я по ходу дела, прежде чем прозвучала команда рефери об остановке боя, успел добавить правой в челюсть.

И только после этого отправился в угол с чувством выполненного долга. Публика просто ревела, наверное, так же это выглядело на боях гладиаторов в Колизее, только аудитория там была не в пример больше. Тысяч сто, наверное. Но здесь акустика закрытого помещения помогала ощутить то, что слышали бойцы на арене две тысячи лет назад.

– Аут!

Я не выдержал, покосился на Свиридова. Тот, поджав губы, покачал головой, я в ответ пожал плечами. Мол, что я мог поделать, это бокс, а не шахматы. И гори он синим пламенем, ваш Вегас.

Тем временем Давид пришёл в себя. Роланд помог ему встать на ноги, я подошёл, тронул недавнего соперника перчаткой за предплечье.

– Ты как?

– Нормально…

– Надеюсь, этот нокаут не помешает тебе достойно выступить на Олимпиаде?

Он посмотрел на меня взглядом, полным боли и обиды, ненависти в нём я не увидел. Да и брат его и наставник выглядел скорее разочарованным, чем злым.

– Надеюсь, – под нос сказал себе Давид.

И отвёл в сторону взгляд. Второй глаз заплыл окончательно, но вид одноглазого соперника вызывал не смех, а скорее жалость. На миг я даже подумал, что зря закончил бой таким образом, можно было поиграть, я и так по очкам выигрывал. Но что случилось – то случилось, после драки кулаками, как говорится, не машут, а после боксёрского поединка тем более.

Рефери ради проформы поднял мою руку, а едва я спустился с ринга, как подлетел Свиридов.

– Варченко, мать перемать, ты что творишь?!! Мы с тобой о чём договаривались?!

– Георгий Иванович, а моего соперника вы не забыли предупредить, чтобы он тоже не слишком старался? Или я должен был выходить на ринг в роли мальчика для битья? Во всяком случае, теперь вы сами увидели, кто чего стоит.

Повернулся и направился в раздевалку, оставив слегка обалдевшего главу федерации бокса переваривать услышанное. Потом, остыв, я наверняка пожалею и о сказанном, и том, что не выполнил просьбу Свиридова. Не исключено, что тот в отместку перекроет мне кислород, и какой там Лас-Вегас – на следующий чемпионат Союза допуск не получу. И тот факт, что мы оба писатели, и должны вроде как держаться друг друга, вряд ли как-то повлияет на его решение, которое кажется мне сейчас вполне предсказуемым.

С другой стороны, не пожизненно же Свиридов будет федерацию возглавлять, может, через год покинет свой пост. Я таких подробностей не помнил по прежней жизни, но ничего нельзя исключать. Тем более с учётом изменений этой истории. А лучше сейчас забить на всё это, и отправиться домой. В смысле, к Васе домой, к себе-то я утренним рейсом вылетаю, билет на самолёт уже куплен.

Перед тем, как принять душ, тщательным образом исследовал свою физиономию на предмет повреждений. Удивительным образом ни одного кровоподтёка, хотя точно помню, что пропустил несколько чувствительных ударов в область головы. Кто-то наверху, видно, услышал мою просьбу.

– Слушай, а может, махнём втроём на Волгу? – выйдя из душевой, предложил я Васе неожиданно пришедшую в голову идею. – А то ведь раньше не доводилось в Волге купаться, а вечер какой тёплый, грех упускать такую возможность.

– А что, я не против. Нужно только у Любани спросить, как она, согласна?

Любаня призналась, что она без купальника, но если мы пойдём мимо её дома, то может захватить. Так мы маршрут и проложили, благо что жила девушка друга всего в трёх кварталах от «Трудовых резервов», и как раз по пути к реке. За нами, правда, от спортклуба увязались несколько подростков, видимо, ставшие свидетелями моего боя, но мы их шуганули так, что они кинулись врассыпную.

По дороге попался переговорный пункт, зашёл, позвонил сначала Инге, потом маме, порадовал известием о своей победе. Инга пообещала к моему возвращению напечь тонких блинов. Её мама когда-то научила такие блины печь, а я, кстати, как раз тонкие обожаю, могу десятка два за раз схомячить, особенно если с чаем и вареньем.

Через полчаса уже вышли на небольшой пляжик на окраине набережной, где помимо нас лежали на песочке и плескались с десяток человек, в основном мелюзга. Время около девяти вечера, солнце уже почти село за горизонт, а вода тёплая, как, извиняюсь за банальное сравнение, парное молоко.

Вася, совершенно не стесняясь своих семейных трусов, быстро разделся и с разбегу ломанулся в Волгу. Я – следом за ним, а Люба сначала дала телу остыть под прохладным вечерним ветерком, и только затем медленно зашла в воду.

Набултыхался я от души, как в детстве. Потом мы лежали на песке, оставшись на пляже втроём, так как солнце практически совсем село и народ разошёлся, глядели на ползущую к зениту луну, на сверкающую маленьким алмазом Венеру, и болтали о всякой ерунде, совершенно не касаясь недавнего боя. Язык просто чесался рассказать о предстоящем концерте, в котором мне предстоит принимать участие, но я дал Козыреву слово молчать, приходится держать обещание.

– Жалко, не получилось приехать на твою свадьбу, не вовремя эта травма приключилась, – вздыхал Василий. – Мне когда мама позвонила, передала, что ты меня искал, чтобы нас с Любой на свадьбу пригласить, я даже хотел сбежать из госпиталя, где реабилитацию проходил.

– А чего не сбежал? – поддел я его в шутку.

– Сбежишь тут, госпиталь-то военный, я ж туда от Вооружённых Сил попал. Я и так под призывом хожу, стуканул бы галвврач куда надо – и принимай повестку.

Это да, в армию загреметь не хочется никому… Хотя встречались мне индивидуумы, которые, наоборот, по наивности мечтали о кирзачах и АК-47, считая, что армия сделает из них настоящих мужчин. Поверьте мне, служившему, если в тебе есть армейская косточка – ты может и найдёшь то, что искал, но большинство таких мечтателей суровая армейская жизнь сразу же окунает мордой в дерьмо.

Мне в какой-то мере повезло, сразу после присяги отправили в Козельск, в поварскую учебку, потом вернулся в часть уже «дипломированным» кашеваром, и попал хоть и в интернациональный, но спаянный коллектив. Здесь повара-второгодки не позволяли себе издевательств над «черпаками», разве что так, погонять слегка ради проформы, и уж тем более никогда не заставляли вместо себя вставать к плите или варочному котлу. Даже мыли их сами, а готовили мы на несколько сотен бойцов, так что можно представить размеры этих чанов.

Но это в столовой, где был свой мирок, а в обычной части творилось иногда чёрт-те что. Достаточно вспомнить, как в нашем хозвзводе русский (тот был полный отморозок) и киргиз на пару «опустили» малость пришибленного, насквозь набожного парнишку с Западной Украины. Того комиссовали, а этих отправили в дисбат.

Но вообще, конечно, если кто больше других и страдал всегда что в советской, что уже позже в российской армии, так это славяне. Вспоминается растиражированная в интернете история из моего прошлого-будущего, когда веселые горцы, к примеру, заставляли призывников из Выборга танцевать перед ними лезгинку. Но им и этого показалось мало, и потому они удумали еще большую потеху: заставили юных русичей выложить своими телами на плацу части слово KAVKAZ, что и засняли на мобильные телефоны. Потешный снимок с русскими солдатами-«пластунами» горцы тут же отправляли своим девушкам и, наверно, дедушкам – дабы они порадовались боевому духу кавказских воинов и унижению «гяуров». Потом эти же снимки, сохраненные простодушными «детьми гор», стали вещдоками на процессе.

Конечно, это не была «дедовщина» в чистом виде. Тут, скорее всего, особая разновидность – «национальное землячество». Особенность его в том, что землячество (чаще всего кавказское) не только дополняет, но и порой противостоит «обычной дедовщине». То есть боец, попав в «правильное» землячество, может вообще ни дня не быть ни «духом», ни «черпаком»: для солдат или матросов своего же «призыва» он как бы сразу становится «дедом».

Но что меня тогда поразило, так это две цифры: 7 и 26. То есть кавказцев было семеро, а славян – 26. Сам собой всплывает вопрос: что у нас за армия? Нет, я даже не об обычном нашем армейском бардаке, не о «дедовщине» и «неуставщине», не о пьющих офицерах и вороватых генералах. Я о так называемом «боевом духе». Каков он у подразделения, которым «рулят», над которым всячески издеваются отмороженные на всю голову кавказцы? И главный вопрос: почему русские не сопротивляются? Их же почти в четыре раза больше! Что помешало молодым выборгцам, думаю, крепким в общем-то парням, разобраться с обидчиками без военной прокуратуры? Тогда подумалось, а ведь и я мог оказаться среди них, лежать пузом на плацу. Лежать, повинуясь командам придурков с труднопроизносимыми фамилиями, горестно при этом прикидывая, что ночью еще, эх, придется еще и лезгинку танцевать, вместо того чтоб спать… Тот Я мог бы лежать, но не этот Я, нынешний.

– Ты о чём задумался? – ткнул меня в бок Вася.

– А? Да так… Слушай, может, пойдём?

– Ага, пойдёмте, а то стало, кажется холодать, – зябко передёрнула плечами Люба, хотя, на мой взгляд, было ещё совсем не свежо.

В Москву вернулся утренним рейсом, для чего пришлось просыпаться в 6 утра, быстро завтракать тем, что сготовила вставшая ещё раньше мама Васи, и вместе с другом на первом трамвае пилить в аэропорт. Всё-таки есть своя прелесть в этих звенящих-гремящих вагончиках, недаром они так полюбились людям искусства. Взять ту же пьесу Уильямса «Трамвай „Желание“», хотя трамвай там и фигурирует в иносказательном смысле. А у Булгакова под колёсами трамвая гибнет Берлиоз. У Замятина есть рассказ «Трамвай», Вольфганг Борхерт отметился в этом плане мистической историей «Голоса – они повсюду». Не говоря уже о неисчислимом количестве стихов.

Кстати, можно с Ингой прокатиться на трамвае «А», который москвичи «Аннушкой» называли, по маршруту, где происходило действие «Мастера и Маргариты». Показать место на Чистых прудах, где отрезало голову Берлиозу.

Москва встретила такой же прекрасной погодой. Неудивительно, как-то мне в той жизни попадалась на глаза статья, где рассказывалось, что по просьбе Оргкомитета Игр XXII Олимпиады Всесоюзный научно-исследовательский институт гидрометеорологической информации изучил результаты наблюдений московской погоды почти за 100 лет. Был сделан вывод, что самая тёплая и ясная погода летом в Москве бывает во второй половине июля – начале августа, и именно в эти сроки было решено провести соревнования.

На пороге квартиры меня встретили Инга в передничке, стянутым сзади на талии, и обалденный запах пекущихся блинов, от которого во рту тут же начала скапливаться слюна.

– Блины-ы-ы, – простонал я, закатывая глаза.

Инга, привстав на цыпочки, обхватила мою шею руками и чмокнула в губы.

– Мой руки и на кухню, я как раз заканчиваю.

– Есть, моя госпожа!

Чуть позже к нам на квартиру подтянулись Валя, Юрка и Лена. Мы постоянно были на созвоне, Юрец даже из части умудрялся звонить, но тем не менее, пока Лена последней из наших не переступила порог, я всё равно волновался. Прежде чем мы отправились на репетицию, Инга всех накормила блинами, поскольку напекла она их много, сама из боязни поправиться съела всего пару штук, а я осилил от силы половину, то есть штук двадцать, и больше пока в меня не влезало. Так что гости подошли кстати, всё подъели, а активнее всех в процессе участвовал Юрец, который всегда отличался завидным аппетитом, при этом умудряясь не поправляться. Может, солитёр внутри сидит?

– Ну что, трогаемся? – спросил Валентин, кинув взгляд на часы.

– Можно, – вздохнул Юра, с грустью поглядывая на пустое блюдо из-под блинов. – Всё-таки интересно, кто же из звёзд помимо нас будет выступать…

– Ну да, вы звёзды, – хмыкнула Инга, моя в раковине чашки.

– А почему нет? – вскинулся Юрка. – Наши песни вся страна слушает, если что.

– Только не забывай, кто автор большинства вещей, кто пишет Пугачёвой и Ротару, и кто в мире гремит со своими песнями на английском, – положила ему руку на бедро Лена.

Я решил заканчивать этот балаган. Выглянул в окно, увидел стоявшую у подъезда «Волгу» с шашечками и в приказном тоне заявил:

– Так, ну хорош, все молодцы! И правда пора идти, такси вон уже подъехало.

Гитары мы захватили в салон. Ударной установкой и синтезатором организаторы обещали обеспечить. Проще было бы, наверное, на своих «Жигулях», пусть они и поменьше габаритами, но всё же свои, всегда под рукой. Однако на права пойду учиться теперь только после возвращения из Болгарии. Пока только изредка заглядывал в гараж, чтобы проверить, не угнали ли красавицу, да пару раз прогревал двигатель.

На служебном входе в консерваторию действовал строгий пропускной режим. Меня заранее предупредили, чтобы все захватили паспорта, иначе получим от ворот поворот. Правда, Юрец предъявил военный билет, так как его паспорт находился в сейфе военкомата, но прокатило, и нас запустили внутрь. Здесь мы попали в руки подтянутого мужчины средних лет, который представился Виктором Фёдоровичем и со всеми вопросами предложил обращаться к нему.

– К иностранных гостям не приставать и лучше вообще держаться от них на дистанции, – строго заявил он.

– А кто хоть будет-то? – не удержался от вопроса Юрец.

– Список висит на стене, – кивнул куда-то в сторону Виктор Фёдорович.

Действительно, висит. И пусть имена и названия коллективов на английском, все мы прекрасно поняли, ху из ху.

– Ни фига себе, – охнул Юрка, – Пол Маккартни.

Да, тут наш ударник не ошибся. Судя по порядковому номеру, сэр Пол (а может ещё и не сэр[20]) выступает предпоследним с песней «Let It Be». Интересно, просто под фортепиано или с музыкантами?

А открывает концерт… Хм, хм… София Ротару. Будет исполнять песню «Темп»[21] в сопровождении балетной группы. В памяти всплыли строчки:

Старт, рывок и финиш золотой

Ты упал за финишной чертой

Ты на целый миг быстрее всех

Мир, застыв, глядит на твой успех

Мир, застыв, глядит на твой успех

Ты на целый миг быстрее всех

Ну да, в общем-то в тему. И ведь, зараза, на свадьбе ни словом ни обмолвилась. Так, вторым у нас идёт дуэт Крис Норман и Сюзи Кватро с песней «Stumblin' In». Следом Рафаэль, кажется, испанский певец, исполняет «Digan lo que digan». Дальше Том Джонс поёт «She Is A Lady». «Boney M» будут зажигать под композицию «Sunny».

Братское трио «Bee Gees» порадует композицией «Stayin' Alive». Темнокожий Африка Симон исполняет зажигательный трек «Hafanana»… Далида поёт «Salma ya Salama». Какая-то Фара Мария с песней «El recuerdo de oquel», Карел Готт исполняет «Lady Carneval». Мирей Матье и Шарль Азнавур выступят с композицией «Une vie d’amour», то есть «Вечная любовь»…

О, группа «ABBA»! Исполняют «The Winner Takes it All». Может, приглашающая сторона думает, что если название переводится как «Победитель получает всё», то это песня о спорте? Но там вроде бы о непростых отношениях между мужчиной и женщиной.

За ними, третьим с конца, хе-хе, Максим Варченко с песней «FOR PEACE IN THE WORLD». Ничего так, неплохая позиция, звёздная, а ведь могли и в начало впихнуть, следом за той же Ротару. Предпоследним, как уже упоминалось, Маккартни, а закрывала концерт группа «QUEEN» с песней «We Are the Champions». Круто! Только опять же, песня совсем не о спорте, и либо организаторы незнакомы с текстом, ориентируясь лишь на название вещи, либо подумали, что зритель точно не знает содержание композиции. Но как ни крути, «квины» в финале концерта – это достойно.

– Посмотрели? Идёмте, вам на сцену через полчаса выходить, – поторопил нас провожатый.

А с этой самой сцены как раз доносились приглушённые звуки той самой «Вечной любви» в исполнении Азнавура и Матье. И тут же в коридоре навстречу нам попался не кто иной, как Пол Маккартни, спешащий куда-то по своим делам. Мы чуть прижались к стенке, пропуская легендарного «битла», который не обратил на нас ни малейшего внимания, и из наших грудных клеток раздался дружный выдох. Только Виктор Фёдорович не проявил внешне никаких эмоций, словно бы Маккартни чуть ли не каждый день шастает мимо него.

– Здесь ваша гримуборная.

Он повернул ключ в замочной скважине и толкнул дверь. Гримёрка-то маленькая какая, с миниатюрным диванчиком, больше похожем на банкетку, и всего одним стулом у столика с небольшим зеркалом.

– Пока сидите здесь, я вас позову.

Валя, Юрка и Лена уместились на банкетке, тут же с восторгом принявшись обсуждать участников предстоящего концерта, а я уселся на стул, разглядывая в зеркале своё отражение. Всё-таки небольшой синячок, уже уходящий в желтизну, под левым глазом проявился.

– Лен, у тебя пудры с собой нет или тональника?

– А тебе зачем?

– Синяк хочу замазать.

– Есть тональник. Погоди, я сама тебя загримирую.

А ничего так подрихтовала, теперь синяк совсем незаметен, благо что оттенок тонального крема удачно совпал с оттенком моей кожи. Только закончили наводить марафет – заявился Виктор Фёдорович.

– Пора.

Теперь нам навстречу уходящим со сцены попался шведский квартет. Помня о наказе куратора не приставать к иностранным музыкантам, мы снова лишь проводили их взглядами. Собственно, из нашей четвёрки разве что Юрец мог набраться наглости подойти и заговорить со звёздами мировой эстрады. Хотя с его знанием английского… Ну или хотя бы попросить автограф. Я же вроде как и себя немного считал звездой, особенно после «Грэмми» и визита в США, а потому со стороны, наверное, смотрелось бы странно, подойди я за автографом к тому же Маккартни. Равно как и он ко мне, что уж вообще ни в какие ворота не полезло бы.

В зале свет был приглушён, а на первом и втором ряду сидело несколько человек. Пока мы подключали инструменты, из бокового прохода появился полноватый мужчина в очках и поднялся на сцену. Представился главным режиссёром церемонии открытия Иосифом Михайловичем Тумановым[22].

– Молодые люди, открытие Олимпийских Игр – это не хиханьки-хаханьки, это о-очень серьёзное мероприятие. А вам Родина доверила принять участие в концерте наряду со звёздами морового уровня. Я надеюсь, вы понимаете всю ответственность, которая на вас возлагается?

– Иосиф Михайлович, не переживайте, не подведём, – ответил за всех я.

Ишь ты, повоспитывать решил… Хотя понятно, мужик волнуется, в случае чего с него три шкуры сдерут. В той истории всё вроде бы прошло как по маслу и на открытии, и на закрытии. Мишка улетел, зрители всплакнули, и об Олимпиаде, несмотря на бойкот, остались самые светлые воспоминания. А в этот раз бойкота не предвидится, Игры обещают стать самыми массовыми в истории.

– Готовы?

Я повернулся к Юрке, и тот по моему кивку дал отсчёт. На втором прогоне заметил выглядывающего сбоку из-за кулис Маккартни. Чего это он? Стоит, слушает, прикрыв глаза… Странно.

А когда мы покидали сцену, знаменитый «битл» протянул мне руку, которую я пожал на автомате.

– Это ты сочинил? – спросил он на английском.

– Да, мистер Маккартни.

– Можно просто Пол, я ещё не такой старый, – улыбнулся он. – Хорошая песня. Слова немного банальны, но мелодия всё подчищает. А этоведь твои вещи «Heart-Shaped Box» и «Smells Like Teen Spirit»?

– Да, Пол, – кивнул я, наливаясь краской, так как вспомнил о настоящим авторе этих песен.

– Отличные вещи, «Heart-Shaped Box» есть в моей домашней фонотеке. А когда ты собираешься выпустить сингл «Smells Like Teen Spirit»? Я видел тот концерт по телевизору, прошло уже три месяца, а сингла всё нет.

– Хм, ну у нас как-то в СССР не принято синглы выпускать, разве что диски-миньоны. Да и вообще выпустить пластинку не так-то легко, если уж говорить откровенно.

– Почему не выпустишь в Англии или США?

– Э-э-э, может, мы пойдём? – отвлёк меня от беседы Юрка. – А то стоим как три дурака, ничего не понимаем.

– Ага, идите, я вас догоню… Пока не было предложения. Либо было, но до меня его не довели, посчитав это ненужным.

– И такое может быть?

– Увы…

– Но в ротации на английских и американских радиостанциях не только «Heart-Shaped Box», но и «Smells Like Teen Spirit», запись с того самого концерта гоняют. Надеюсь, хотя бы авторские отчисления ты получаешь.

– Надеюсь, – пробормотал я.

Так и чесался язык сказать Полу про декабрьскую гибель Леннона, придумать, например, что увидел вещий сон. Но можно глупо подставиться, тем более что СБ я уже об этом говорил, он обещал подумать, какие меры можно принять. Всё-таки Джон – левак ещё тот, ему советская власть симпатизирует. Может, наши люди ТАМ уже успели устроить этому Чепмену несчастный случай? И кстати, могли бы тогда уж и Леннона пригласить, а не Маккартни… А лучше собрать «битлов», пока живы, и пусть это выступление станет легендарным. Эх, мечты, мечты.

– Варченко!

Вот, блин, куратор нарисовался.

– Я же просил не приставать к иностранным гостям.

– Вообще-то он сам меня остановил и завёл разговор.

Виктор Фёдорович выжал из себя улыбку в адрес Маккартни, и снова повернулся ко мне:

– Ну, я так понимаю, вы уже закончили общаться? Тогда попрощайся с господином Маккартни, и дуй в гримуборную, тебя там товарищи заждались.

Пол на прощание снова пожал мне руку, и у меня возникла мысль, что теперь я свою ладонь не буду мыть минимум месяц. И тут же нам с Виктором Фёдоровичем снова пришлось посторониться – навстречу, о чём-то со смешками общаясь на ходу, шли Меркьюри, Дикон, Мэй, Тейлор и с ними ещё какой-то усатый мужик, довольно откровенно прижимавшийся на ходу к лидеру группы «Queen». Причём Меркьюри тоже уже с короткой стрижкой и усами, кажется, в этом году только избавился от своей шевелюры. А этот, второй, такое ощущение, его любовник.

У меня появилось непреодолимое желание дёрнуть Фредди за рукав и сказать, чтобы он прекращал подставлять свою задницу налево и направо, иначе помрёт от СПИДа осенью 91 года, но сдержался в последний момент. Может, представится ещё шанс шепнуть рок-звезде, чтобы был разборчивее в своих сексуальных контактах. Хотя… СПИД учёные впервые опишут и классифицируют, если не ошибаюсь, в 1981 году, Меркьюри пока даже не знает, что это такое, и беззаботно трахается в своё удовольствие с кем попало. Вряд ли он прислушается к советам какого-то русского юнца, пусть даже тот уже и является обладателем премии «Грэмми».

Утро 19 июля выдалось таким же солнечным. Я проснулся, когда на часах не было ещё и шести, посмотрел на сладко сопящую Ингу, и осторожно, чтобы её не разбудить, выбрался из постели. Умылся, натянул трико, кеды и отправился на пробежку. Вот такое у меня сегодня настроение было, позаниматься, с самого утра зарядить себя по полной. Тем более что район наш своими скверами, парками и уютным школьным стадиончиком способствует в разгар лета занятиям спортом. Когда прибежал домой, Инга уже хлопотала на кухне, откуда в комнату плыл запах яичницы с колбасой.

– Быстро в душ и завтракать, – распорядилась она. – А потом на вокзал.

– Ага, щас такси сразу вызову.

Через час прибывает пензенский поезд, нужно встретить маму. Она с Ингой сегодня будет на трибуне на Большой спортивной арены «Лужников», как я по привычке называл про себя Центральный стадион им. Ленина.

На вокзал я успел впритык, мама уже ступала на перрон, когда я, слегка запыхавшийся после короткой пробежки от привокзальной площади, подлетел и схватил у неё сумку. Чмокнули друг друга в щёку.

– Что это там такое тяжёлое?

– Да закрутки всякие, вы же у себя на даче ничего не сажаете.

– Так у нас же тоже дачи в Пензе нет.

– Ну и что? Закручивать-то я умею, пошла на рынок и купила огурцов с помидорами, вишни, накрутила и привезла. Будет вам что зимой покушать.

– Ох ма…

– Что ма?

– Да ладно, пошли, такси ждёт, я с водителем договорился.

Церемония открытия стартует в 16 часов. Инге с мамой желательно подойти пораньше, пускать зрителей на трибуны начнут за час до начала. А нам с Валей, Юркой и Леной нужно быть у гостиницы «Интурист» в 11.00. Там размещены зарубежные участники концерта, и всех нас повезут скопом на стадион, на саунд-чек.

С гитарой в чехле за спиной я прибыл к гостинице без четверти одиннадцать, и мои меня уже поджидали, стоя в сторонке от милицейского оцепления, на которое напирала изрядных размеров толпа. Похоже, часть москвичей каким-то образом прознала о том, что в этой гостинице остановились звёзды мировой эстрады, и желала лицезреть их как можно ближе. За оцеплением у входа в гостиницу стоял комфортабельный автобус «Volvo». Надо же, не какой-нибудь «Икарус», всё по-взрослому.

А то могли каждому гостю по «Мерсу» подогнать… Хотя нет, в Москве столько не наберётся. Да их всего-то – у Высоцкого да, наверное, Бобкова. Я-то помнил, что у Брежнева имелся подаренный кем-то «Мерседес», наверняка он новому генсеку по наследству перешёл. Как это такие знаменитости согласились ехать в автобусе? У них же райдер, все дела… Может, так хорошо заплатили?

Валя тоже был со своей бас-гитарой, а Юрка с парой комплектов барабанных палочек. Лена же вообще без всего, синтезатор, как и барабаны, будут ждать нас на месте.

– Привет! Ну что, как будем прорываться в гостиницу?

Нам было дано задание заявиться в холл и там ждать появления Виктора Фёдоровича. Мы ткнулись было к не такому уж и молодому милиционеру, всё ещё пребывающему в звании старшего сержанта, но тот даже не захотел нас слушать.

– Какие ещё артисты? Все артисты в гостинице. Идите, молодые люди, пока автозак не вызвал.

Твою ж мать, если мы через пять минут не будем внутри «Интуриста» – то рискуем пролететь мимо концерта. Я этого не переживу… Не в том смысле, что меня поставят к стенке за невыполнение «партийного задания», а в том, что до конца жизни буду рвать волосы на голове, пока не стану лысым.

– Смотрите, смотрите!

Нет, это не Пол Маккартни появился и не группа «Queen», это Юрка так среагировал на Виктора Фёдоровича. Тот стоял возле входа в «Интурист» и озабоченно оглядывался по сторонам.

– Виктор Фёдорыч! – завопил я что было сил. – Мы здесь!

Услышал… Тут же рысью рванул в нашу сторону.

– Вы почему ещё не в фойе?

– Так нас вот, милиция не пускает.

– Товарищ сержант…

– Старший сержант, – поправил его милиционер.

– Не суть важно, прошу пропустить, эти молодые люди со мной.

– А ты-то сам кто будешь?

Виктор Фёдорович с каменным выражением лица сунул руку во внутренний карман пиджака, извлёк оттуда красные корочки с золотым тиснением, раскрыл и дал сотруднику внутренних органов пару секунд на ознакомление с содержимым документа.

– Ещё вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда пропустите этих молодых людей… А вы мне свою фамилию… сержант.

Малость побледневший, тот промямлил что-то типа Полухин или Плюхин, я лично не разобрал, а Виктор Фёдорович удовлетворённо кивнул и сделал в нашу сторону приглашающий жест, мол, следуйте за мной.

А в фойе уже понемногу собирались знаменитости. «ABBA», Норман и Кватро, Африка, Том Джонс, та вон вроде как Далида, но это не точно… Многие с гитарами.

– Максим, привет!

Ротару подошла и приложилась своей щекой к моей, обозначая поцелуй.

– И ты тоже выступаешь сегодня, верно? Я когда твою фамилию увидела в списке, даже сначала не поверила своим глазам. Жаль, не довелось вчера на репетиции пересечься.

– Да я тоже удивился, когда вашу фамилию увидел.

Она изобразила гримасу, которую можно было трактовать двояко, от «в этом ничего удивительного» до «это сейчас ты типа неудачно пошутил?» Тем временем подтянулись оставшиеся участники концерта. Пол Маккартни кивнул мне, улыбнулся, но подходить не стал. Последними появились «квины», причём без своего фронтмена. К ним тут же подскочил какой-то тип, похоже, имеющий непосредственное отношение к мероприятию.

– А где мистер Меркьюри?

– Он задержался в номере со своим менеджером Полом Прентером[23], - ответил хмурый Мэй. – Они решают какие-то важные вопросы.

Ага, важные вопросы… Интересно, кто из них сейчас кому присовывает? Тьфу ты, нашёл о чём думать… Плевать на постельные дела Фредди, он для меня как музыкант всегда был кумиром и останется таковым несмотря ни на что.

Ответственный товарищ посеменил к лифту, судя по всему, собираясь ломиться в дверь номера Меркьюри. Но когда створки лифта раздвинулись, из него вышли… Фредди и тот самый мужик, которого я видел вчера идущим с ним чуть ли не в обнимку.

Кворум есть, можно, пожалуй, и ехать. Мы нашей небольшой компашкой, соблюдая субординацию, в автобус зашли последними. Свободных мест ещё оставалось с десяток, преимущественно в хвосте салона, туда мы и направились. Рядом со мной сел Валька, напротив через неширокий проход разместились Юрка и Лена. Тронулись… В оцеплении образовался проход, мелькнула грустная физиономия старшего сержанта Плюхина/Полухина, водитель ехавшей впереди милицейской машины сопровождения пару раз посигналил, требуя толпу расступиться, а дальше замелькали московские пейзажи. Через тридцать с небольшим минут наш маленький кортеж въехал на территорию спорткомплекса. Нас выгрузили возле Малой арены, оттуда мы прошествовали уже на Большую арену. Сцена под навесом, призванным защищать скорее от солнца, нежели от дождя, располагалась в зауженной части футбольного поля, за воротами, которые сейчас отсутствовали.

Саунд-чек проходил по порядку, сначала Ротару, за ней Крис Норман и Сюзи Кватро, потом Рафаэль, дальше Том Джонс, «Boney M», «Bee Gees», Африка Симон, Далида, Фара Мария, Карел Готт, Мирей Матье и Шарль Азнавур, группа «ABBA»… В ожидании своего выхода на сцену сидели, попивали сок на раскладных стульях под большими пляжными зонтами, которых установили десятка два, чтобы хватило на всех. И вот наконец наша очередь.

Всё уже было настроено как надо, оставалось только подключить гитары. Хватило одного дубля, после чего мы уступили сцену Маккартни.

– Эй, это ведь ты Макс Варченко?

О, Прентеру что от меня понадобилось? Хмуро отвечаю:

– Ну, я, а что вы хотели?

– Слушай, парень, у тебя не только песни хорошие, но и смазливая мордашка. Ты определённо будешь иметь успех у девчонок… И, возможно, не только у них, – хохотнул он. – Хочешь, я буду тебя продюсировать в свободное от работы с «Queen» время?

Не такая уж и смазливая у меня мордашка, обычная физиономия. Запал, что ли, на крепкого русского парня? Тьфу, чур меня! Натянув на лицо как можно более добродушную улыбку, говорю, что продюсер мне не требуется, я вообще предпочитаю спорт и писательскую стезю, а музыка не более чем хобби. И подумал про себя: хобби – приносящее пока самый приличный доход.

Прентон сразу скис, и вернулся к беседе с Меркьюри, который удостоил меня извиняющей улыбки, словно ему было неловко за своего менеджера. Пусть воркуют, лишь бы меня не трогали. В смысле, пообщаться с Фредди я бы с радостью, может даже какой-то совместный проект замутили бы, но только в чисто профессиональном плане.

Саунд-чек завершился в начале третьего, и сразу же начали запускать на трибуны зрителей. Ну а нас проводили в подтрибунное помещение. Для меня и моих товарищей снова выделили, наверное, самую маленькую комнатушку, больше смахивающую на подсобку, куда нас проводил прикреплённый к нам Виктор Фёдорович. Однако при этом здесь стоял переносной телевизор цветного изображения «Юность Ц-401», по которому, как нам объяснили, можно будет посмотреть церемонию открытия Олимпийских Игр. А до кучи вскоре появились две девушки с подносами, обеспечившие нас кофе, чаем, бутербродами и фруктами, что весьма порадовало проглотистого Юрку.

– Запирать вас не буду. Надеюсь, хватит ума не покидать помещение без команды, – предупредил Виктор Фёдорович на прощание. – Туалет в конце коридора.

Глядя, как Юрка вытирает с подбородка брызнувший из надкушенной груши сок, я его предупредил:

– Ты бы с грушей поосторожнее, – предупредил я. – Это ж известное слабительное.

– А, фигня. Я в деревне даже дичок килограммами ел, и ничего. Мой желудок гвозди переваривает.

– Ну смотри, а то можешь с собой вон то ведёрко взять.

– На кой?

– Под стул подставишь, вдруг приспичит, когда будем играть.

– Да иди ты!

А сам отложил недоеденную грушу обратно на тарелку.

– Давайте телик смотреть, а то через десять минут уже всё начнётся.

Честно говоря, я не был уверен, что сигнал будет приемлемого качества, так как антенна у телевизора имелась лишь своя родная, складывающаяся, а наша подсобка располагалась за толстыми стенами. Однако всё оказалось не так печально. Небольшая рябь, появлявшаяся периодически на экране, отнюдь не мешала наслаждаться зрелищем.

Началось всё с появления на арене стадиона трехкратного олимпийского чемпиона Виктора Санеева, который под комментарии Валентины Леонтьевой и Александра Каверзнева нёс факел с олимпийским огнём. Сделав круг по дорожке стадиона, он передал факел известному баскетболисту, олимпийскому чемпиону Сергею Белову. Над рядами Восточной трибуны возникла импровизированная дорожка из белоснежных щитов. Белов пробежал по ней, подняв пылающий факел высоко над головой.

От имени всех участников олимпийскую клятву произнёс герой Игр в Монреале гимнаст Николай Андрианов, а от имени судей клятву принёс прославленный советский борец Александр Медведь. Затем на информационном табло стадиона появилось изображение советских космонавтов Леонида Попова и Валерия Рюмина, которые из космоса обратились с приветствием к олимпийцам и пожелали им счастливых стартов.

Дальше – парад сборных. Одна за другой национальные олимпийские команды проследовали по беговой дорожке стадиона в традиционном марше приветствия. Что-то Квачадзе не видно. Ну так не все же советские спортсмены тут идут, наверное, лишь специально отобранные. Эх… А я всё пытался отыскать среди выхватываемых иногда крупным планом лиц зрителей маму и Ингу. Тщетно… Надеюсь, они спокойно заняли места и наблюдают за праздником. Мама, кстати, уже в отпуске, собралась пару недель пожить на даче. Но почему бы нам всем не побывать на соревнованиях, не поболеть за наших? Меня-то, конечно, тянет на бокс, но боюсь, сердце будет рваться на части, особенно если попаду на бой с участием Давида.

И вот уже Президент МОК лорд Килланин благодарит приехавших атлетов, затем Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР Филипп Денисович Бобков объявляет XXII летние Олимпийские игры открытыми.

После этого началась творческая часть. В танцевальных и спортивных сюжетах церемонии открытия, длившейся около трёх часов, как поясняли во всеуслышание ведущие, участвовало свыше 16 тысяч спортсменов, самодеятельных и профессиональных артистов.

Ну а затем после небольшой паузы настал черёд участников концертной программы. К этому времени на поле стадиона согнали молодёжь, не иначе московских студентов, которые создали перед сценой изрядных размеров толпу. Судя по лицам ребят, они были счастливы до уср… В общем, очень рады.

Выступление Ротару мы также смотрели по телевизору, как и ещё с десяток номеров, вплоть до момента, как на сцену вышла группа «ABBA». Как-то мы с ними в тандеме идём, потому что их выступление по телевизору посмотреть не довелось, за нами заглянул Виктор Фёдорович. Но зато мы поглядели на них живьём, хоть и сзади, и ещё снизу. Шведы закончили своё выступление под овации зрителей, как, впрочем, и все предшествующие исполнители. Всё-таки появление таких звёзд стало для гостей церемонии приятным сюрпризом. Правда, слухи по Москве уже ходили, свидетельством тому толпа возле «Интуриста», но всё же подавляющее большинство зрителей, уверен, было не в курсе предстоящего шоу.

А вот и нас объявляют. Стадион снова шумит, надеюсь, мама с Ингой меня сейчас увидят. И услышат…

– Так, ребята, ваша очередь, – замахал руками тот самый тип, что в гостинице помчался вытаскивать Меркьюри из номера. – Не подведите!

Блин, такого волнения я точно в своей жизни ещё не испытывал. Ни на ринге, ни на сцене, ни даже когда к уркам на «малину» ходил, рискуя оттуда живым не выйти. Представляю, как трясло моих товарищей, вон Ленка бледная какая, ловит мой взгляд, пытается выжать из себя улыбку. Я улыбаюсь в ответ, стараясь, чтобы это выглядело как можно естественнее. Ну, поехали!

Our world wonderful & fragile

And it's definitely not magic

I know the Lord God is a great tragic

This is what surrounds us every day

And we have a long way

I knew it yesterday

Come back to play…

Да, за Бога мне ещё СБ пенял, но я принципиально отказался убирать его из текста, и Козырев в итоге почему-то довольно легко сдался. Видимо, политика партии уже не так давила относительно религии.

В общем-то, эти несколько минут на сцене для меня по большей части прошли будто в тумане. Почти ничего не запомнилось, отыграл словно на автомате. Но вроде нигде не налажали, голос не дрогнул, а к концу выступления и вовсе поймал кураж, как раз во время исполнения соло на гитаре. На прощание поблагодарил зрителей и, чувствуя, как по спине течёт пот, последним из наших спустился со сцены.

– Кажется, не облажались, – выдохнул Юрка, вытирая предплечьем такое же потное лицо. – Представляю, что сейчас дома творится, маманя, наверное, всех соседей позвала смотреть телевизор.

– И у меня тоже, – добавила Лена.

– Хм, ну и мои по идее не должны были пропустить, – вставил Валя.

– Ребята, давайте в сторонку, не стойте у людей на пути.

Это всё тот же распорядитель, отгоняет нас от ведущей на сцену лестницы, к которой приближается Маккартни. Отходим в сторону, и в этот момент моё плечо сжимает чья-то крепкая рука. Оборачиваюсь – Свиридов.

– Привет, разностороння личность, – вздыхает он. – Наш пострел везде поспел.

– Здравствуйте, Георгий Иванович. Что случилось?

– Что случилось? Ты Квачадзе орбитальную кость сломал. Позавчера обследование выявило.

– Ёб… Простите, вырвалось. А что же теперь делать?

– По идее, как следует наказать тебя надо, но… Ты начудил – тебе и исправлять. Надеюсь, на олимпийском ринге ты сможешь доказать, что не зря провёл матч-реванш.

Ох ты ж мать моя женщина! Да не может быть!

Кажется, я это уже вслух сказал, потому что Свиридов кисло усмехнулся:

– Может, ещё как может. У тебя, кстати, как с весом? А то послезавтра утром взвешивание, нужно, чтобы уложился. Если нет – придётся выставлять Шина.

– Я…

Блин, во рту как-то неожиданно пересохло. Просипел:

– Я буду в весе, Георгий Иванович, обещаю!

– Смотри у меня… Завтра в 10 утра перед стартом турнира командное собрание в пресс-центре «Олимпийского». Держи, вот твоя аккредитационная карточка, с ней ты пройдёшь на любой спортивный объект, но паспорт лучше захвати тоже. Не опаздывай.

И ушёл, оставив меня стоять с раскрытым ртом.

Загрузка...