Вторжение

ГЛАВА 16

Темень настигла меня уже на пешем переходе к дому. Сани оставил там же, где и нашёл. Забирать их с собой, только лишний раз напрягаться, не пролезут они, где я буду проходить. Тропинки узкие, в некоторых местах переметены, а тут ещё, как назло, снег повалил, да такой обильный, что видимость стала почти никакой. Здесь бы пешком до нужного места добраться и без санок можно заплутать. Шагал быстро, отвлекаясь лишь на характерные приметы, оставленные в памяти ещё с утра, но до наступления полной темноты добраться до бочек не получилось. Последние метров триста топал с включённым фонариком в руках, работает он от нажатия рукоятки, вот я кисть и тренировал. Давил с определённой частотой, это и позволяло держать луч более менее стабильным. На поворотах или разветвлениях, светил по сторонам, чтобы осмотреться, прикинуть, что к чему и топал дальше. Нет, дорогу в основном, я знаю, но лишняя предосторожность не помешает, блуждание в снегопад мне ни к чему.

Первое, чем занялся по приходу к объектам, это попытался вытащить из морозной берлоги кота. Я уже десять раз пожалел, что оставил его в этом месте. Погорячился, честно скажу. Да и чёрт бы с ним, с этим тулупом, вонял он и без специфических отметин достаточно хорошо. Открыл двери, крайней от меня бочки, крикнул туда: — «Кис — кис» и… И ничего. Совсем ничего. Недождавшись благодарного ответа или вовсе безумного прыжка, отправил внутрь ярко жёлтый свет механического луча. Сначала он осветил всю мебель, затем залез под узкую кровать, на полки, под поломанные стулья, а потом в панике обрушился на стены — холодные и неприветливые. Но кошары и там не было.

— Он что, как кофе, растворился? — нервно засмеявшись, пошутил я.

Шутки шутками, но мне стало жутковато. Кота действительно не было, нигде. Я буквально по сантиметру исползал холодное жилище. Просветил «посудину» вдоль и поперек. Пусто. Животное отсутствовало. Его не было ни в живом, ни в мёртвом состоянии. Лишь эфир был наполнен воспоминаниями о нём. Наследил безобразник в помещении изрядно, везде где можно оставил жидкость и две полноценных кучи дерьма. На славу постарался. Молодец.

— Это всё хорошо, конечно — облегчённо выдохнув уже у порога, воняло в помещении так, что было действительно невмоготу. — Но сейчас то он, где?

Я с опозданием посветил себе под ноги. Поздно. Ничего тут уже не разберёшь. Свежий снег все следы засыпал и мои, и те, что могли остаться от исчезнувшего кота.

— Нет — попробовал я во всём разобраться, отдышавшись на свежем воздухе. — Я могу поверить в то, что этот гад, каким то непостижимым образом, сумел открыть двери. После того, как он нассал на мой тулуп, нисколько не заботясь о последствиях, я во многое могу поверить. Но вот, чтобы он их ещё и закрыл, выбравшись наружу, в такое не поверю ни за что. На хрена ему это надо было?

Потоптался на пороге, извилинами повертел, а затем ещё раз в бочке всё перевернул, перепроверил и, понятное дело, никаких изменений не нашёл. Плюнул смачно прямо на пол, после того, что с ним сделала эта скотина, хуже не станет, в сердцах ругнулся, развернулся, вышел из дома и зло кинул прямо в мороз: — «Да провались он пропадом, сыкло блохастое!». Снова отдышался и пошагал домой, осознав по дороге, что прожив в бочке лишь сутки, считаю её за дом. Странно, к чему бы это.

Пока разжигал печку, пока промокшую обувь снимал, портянки, штаны и гимнастёрку сушиться вешал — прошло не меньше полу часа. За это время о еде даже и не думал, а как со всем разобрался, тут на меня жор и напал, да такой ядрёный что думать, о каком нибудь разогреве не было никаких сил. Банку сардин в томате съел так, как была, хотя память о «черноморской кильке» до сих пор во мне не умерла. Умом переварив только что содеянное, резво выбежал наружу, почти в чём мать, там по быстрому набрал в кастрюлю снега, влетел назад и поставил его кипятить.

— Завтра надо будет, прямо с утра, за салом сбегать — уже сидя на кровати, накинув на плечи «солдатский плед», выговаривал я себе. — Хватит жрать чего попало. Хлеба ещё прихвачу, картошки. Плевать, что промёрзли. Оттаят, сварю и вечером, как миленький всё проглочу. Эх, жаль не купил у деда хотя бы одну банку солёных огурцов, сейчас бы пошли, как пельмени в сметане.

Стоило подумать про сало и огурцы, тут же во рту защипало и в огромном количестве образовалась слюна.

— Да гори оно всё, ясным пламенем. Мне чего тут, с голоду помирать! — выкрикнул я и открыл последнюю банку тушёнки.

Утром меня никто не будил, но встал я всё равно рано. Часы показывали только шесть тридцать пять утра. Спать больше не хотелось, да и заставлять себя ещё уснуть, тоже желания не имел. Поднялся. По быстрому оделся, закинул в печурку последние полешки, поставил кастрюлю с остатками кипятка на огонь, одел сапоги и пошёл на улицу, перетаскивать в тёплое место дрова. Сегодня придётся много работать и ходить по снегу, в основном пешком, так что вечером топить буржуйку долго буду, чтобы как следует просушить сапоги и бельё. Снегопад ночью не кончился, а наоборот, лишь усилил свои притязания. Чует моё сердце, денёк будет ещё тот.

— Да-а — протянул я, почесав за ухом. — Похоже, надолго я здесь застрял.

К машине вышел не дожидаясь начала рассвета. Куда топать помню, а траншею мою всё равно уже занесло. Шёл уверенной походкой, совсем не глядя по сторонам. Останавливался только два раза и то лишь для того, чтобы нормально обтереть лицо. Снег — зараза, так и валит, можно подумать, что он до этого целый месяц отдыхал.

Ниву хорошо замаскировало, не знал бы точно, где она стоит, прошёл бы мимо не заметив. Ещё парочку таких снегопадов, да метелей штуки три и всё, я её до лета не увижу, превратится она в огромный сугроб.

— Надо будет что то вроде вешек поставить — открывая дверь, предложил я себе. — И продуктов набрать не меньше, чем на неделю. Кто его знает, как там дело дальше пойдёт.

В мешок кинул пять огромных кусков сала, пару куриц, всю картошку и морковь, овощи надо есть, промёрзли очень, до оттепели точно не доживут. Лук и чеснок вид имели тоже не очень благородный, но их не варят, в таком состоянии загрызу. А вот хлеб и вовсе превратился в камень, убить можно, если сильнее ударить по голове. Ладно не беда, оттает, потом в печке прожарю и будет снова, как молодой. Надо привыкать к тому, что лучше, наверняка, уже не будет. Чего чего, а хлеб точно долго не увижу. Пекарни закрыты, а сам его печь, я не могу. Напихал ещё рыбных консервов, сгущёнки, дефицитной печени трески, сардин и конечно тушонку, без неё в мороз никуда. Помню, как мне её из под полы продавали, сейчас смешно, а тогда ликовал. Как же, снабдили продуктовым набором. Прихватил и патроны, их по карманам распихал и разных бытовых мелочей, типа чайника, кружки, ложки, бритвы, портянок и прочей мелкой ерунды. Буду потихоньку обживаться, раз такая пьянка пошла. Патронов можно было бы взять и больше, их, как говорит Аркаша, много не будет никогда. И я понимаю, что он, как всегда был прав. Если в городе никого не видел, это совсем не значит, что там действительно никого нет. Понятное дело, что на ближних дистанциях соперников у меня нет, заболтаю хоть кого, а вот при атаке из укрытий или того хуже из далека, до сердца противника не доберёшься, тут только стрелять придётся и желательно наверняка. А так как в стрельбе я новичок, то и патронов тратить буду много. Ну хотя бы для того, чтобы дать понять оппонентам, что я тоже ответить могу. По хорошему, надо бы сюда ещё раз идти. Сегодня. Но хотелось бы за остаток светового дня город полностью обойти. Пора определяться с ангаром и теми, кто ехал к нему. Всю ночь нехорошие мысли в голове блуждали, особенно про Лильку. Если, не дай бог, с ней чего то случиться или я её не найду… Нет, лучше не думать об этом, я же слово её отцу давал, а тут так опростоволосился. Хотя, если быть честным с самим собой, то я не верю, что с колонной что то страшное может случиться. Команда в ней подобралась сильная, да и я помог, чем смог. Отобьются, если что. Ну и фора у них была почти сутки, вполне могли уже добраться до этих мест. Сидят сейчас где нибудь в своём огромном ангаре и делят, между прочим, переданное мне добро.

Обратно топать было хуже и на это, не только снегопад влиял. Усилился ветер и дул он, естественно, прямо мне в лицо. А если прибавить сюда тот груз, что торчал у меня за плечами, в руках и по бокам, то двигался я, как черепаха, с огромным панцирем на хребте. Все эти детали и повлияли на срок моей «командировки» и общее состояние в конце её. Как раз оно и оказалось той решающей каплей, прорвавшей дамбу по всей длине. Скинув с себя все пожитки и усевшись в в верхней одежде прямо на кровать, я понял, что вот прямо сейчас не готов никуда идти. И не то чтобы устал, как собака, и ноги еле волочу, просто желание подставлять глаза и физиономию под ветер, вперемежку с колючим снегом, непонятно для чего, отсутствовало. Напрочь. Полчаса, а лучше минут сорок, этот мир и без моих потуг переживёт. Я же за это время согреюсь, в чувство приду, пожую, а там и в дорогу собираться можно будет. Снова.

Так и поступил. Вскипятил снег, на этот раз закинув его в чайник, отрезал кусок сала, хлеба горбушку подогрел. Сам согрелся, сменил портянки, сапоги немного просушил, а когда еда была готова, в три с половиной укуса её заглотил.

— Ну вот, совсем другое дело — подвёл я итог получасовому перекуру, уже надевая куртку возле дверей. — Теперь можно и в город прошвырнуться.

Прежде чем пробивать пуще прежнего засыпанную тропинку, посетил тюрьму для исчезнувшего кота. Как и следовало ожидать, его там снова не оказалось. Ничего другого я и не ожидал, но проверить, на всякий случай, всё равно не помешало. Ну бывают же в жизни чудеса? Бывают, бывают. Одно из них, как раз вчера произошло. Кот, как сквозь землю провалился.

— А, кстати — ухватился я за, имевшую право на существование, идею. — Может этот засранец нашёл в полу дырку и через неё на улицу пролез?

Надо будет позже ещё раз всё там проверить. Не сегодня, конечно, а скажем завтра с утра, если погода позволит. Хотя, есть ли смысл у этой затеи?

Кот сутки на морозе, под снегопадом, в пургу.

— Да он тридцать раз мог в снег по уши провалиться и остаться там навсегда — отплёвываясь от попавшего в рот снега, просипел я.

Погода давала прикурить по полной программе, ещё утром ветер не так завывал. А сейчас в трёх шагах ничего не видно, гул стоит такой, что не слышно ничего.

— Может вернуться? Ну его, этот городской променад — подумал я, завязывая шапку поплотнее.

Мысли о возвращении то приходили, то уходили, а я, как тот караван и собака, слушал их и двигался вперёд, разгребая ногами снег, обильно засыпавший дорогу. Лишь достигнув улицы с деревянными домами, сообразил, что пришёл не совсем туда. Мне надо было раньше свернуть правее, а я, как робот, двигался вперёд. Воспоминания о вчерашней поездке на санках так на меня повлияли, что ли? Медленно двигаясь по ветру и соображая, как же дальше быть, я незаметно для себя добрался до пожарного щита, висевшего на фасаде второго дома. Почти неосознанно посмотрел на странного вида железячку, с овальной ручкой на одном из её концов, приблизился к ней и выдернул полутораметровую штуковину из металлического захвата с такой решимостью, как будто только за этим сюда и шёл.

— Не пойду дальше. Заплутаю. Замёрзну и пропаду — уже решив, чем стану тут заниматься, рассказал я себе, почему буду это делать именно сейчас.

Припомнив вчерашний день, менять последовательность действий и не подумал. Прошёл немного дальше и без раздумий начал вскрывать дверь, в доме под номером один. Делал это решительно, жёстко и азартно, но замок, находившийся внутри обычной деревяшки, стойко терпел всё и в закрома свои не пускал.

— Собака — с силой ударив ломом по хилому козырьку, висевшему над маленьким порожком, зло выругался я, примерно минут через двадцать.

Вроде бы плёвое дело, но оно оказалось мне не по плечу. Выход из любой ситуации, конечно, есть, почти всегда. Нет ничего проще, чем стукнуть пару раз по стеклу и дальше смело пробираться к цели, но как потом его восстановить, при полном отсутствии исходного материала. Оставить так? Ещё проще простого. Но вдруг, чуть позже, возникнет необходимость этот домик обживать. Как с этим быть? Заселяться в соседний? А если нас много будет, что тогда? Одни вопросы, без однозначных ответов. В общем пока осмотрюсь, а там видно будет.

В жилище имелось целых четыре окна. В том смысле, что это достаточно много для небольшого объёма постройки, да и в том, что их пока никто не разбил, тоже имелась логика момента. Два смотрели прямо на меня, пряча свой бесстыдный взгляд за продолжавшей тоскливо завывать, порывистой метелью. Третье примостилось на боковой стене, оно чуть меньше, сильнее проморожено и просто так к нему не подойти. Существует преграда в виде сугроба, небольшого количества дров вдоль той же стены и железной бочки, наполовину засыпанной снегом. А вот последнее, по размерам больше похожее на форточку и расположенное под плоской крышей, было мне и вовсе недоступно. Нет, если подпрыгнуть я и его легко разобью, но внутрь пробраться всё равно не сумею, мои габариты сделать это не позволят, даже если всё скину и разденусь до самых трусов. В принципе, вот прямо сейчас, расколотить хотелось всё, на что лицезрею. А нефиг в дом не пускать, тоже мне нашли забаву. Умом понимаю, что стёкла здесь ни при чём, а душа не на месте, так и хочется кому то отомстить за конфуз с дверями. Сделав круг почёта, вокруг малогабаритной постройки, снова уставился на преграду и её стойкий замок. Обычная дверь, не кусочка железа, даже ручка и та деревянный кругляш.

Уходить вот так, несолоно хлебавши, я не очень люблю, но ломиться из вредности, тоже не хочу. Не вижу в этом большого смысла.

— Да чтоб ты сдохла. Сволочь! — в сердцах выкрикнул я, воткнув в землю лом, прямо у самого порога. — Ну ничего. Завтра с топором приду. Тогда посмотрим, кто из нас смеяться будет.

За топором этим ещё топать надо, к машине, а задувает будь здоров, но настроение такое, что готов идти куда угодно, хоть за тридевять земель, лишь бы не чувствовать себя проигравшим.

Обратно возвращался резво и в «бочке» почти не задержался. Выпил пол кружки кипячёной воды, взял необходимое для переноски предметов, ещё раз зафиксировал отсутствие кота и зашагал вперёд, по хорошо знакомому маршруту. Ветер крепчал, видимость слабела, но я упрямо лез через колючий снег, атаковавший меня отовсюду.

— Ничего, назад идти будет легче. Это сейчас трудно, когда дует в лицо — успокаивал я себя, на коротких остановках.

Делать их приходилось всё чаще и чаще. Утренние следы полностью занесло, ориентиры в метель почти не помогали, но промахнулся не на много, вышел левее метров на пятьдесят. Обрадовался, могло быть и хуже, при такой погоде всё может быть. Несколько минут потратил на очистку машины и уборку снега вокруг неё. Секунд тридцать заводил промёрзший двигатель Нивы. Думал придётся дольше возиться, но обошлось, аккумулятор своё дело сделал чётко. Потом залез в багажник, где отыскал топор, небольшой, с прорезиненной ручкой, приобретённый мной ещё в Москве. Затем приступил к загрузке консервов, их надо в первую очередь забирать, как банки поведут себя на морозе, никто не сможет мне рассказать. Экспериментировать же со стратегическим запасом, всё равно что сук пилить, на который присел, спасаясь от огромного медведя. Мифический ангар так и не найден, а в местных магазинах шаром покати. Закинул одну коробку рыбных консервов, в принесённый из дома мешок, но этого показалось слишком мало. Выкинул из двух сумок, что загрузила в Ниву Лиля, всё что находилось внутри. Затолкал в них ещё три с половиной коробки тушёнки, безжалостно связал фирменные ручки приватизированной ранее верёвкой, вырубил прогревшуюся машину, закрыл её на замок, приспособил сумки на плечи, в руки взял мешок и уверенным шагом отправился назад, к уже обжитому дому. Ветер не стихал, а мороз, по ощущениям, приступил к стремительной атаке и это днём, когда за плотными облаками солнце где то висит. Что же будет вечером и ночью? Бр-р, даже думать об этом сейчас не хочу.

«Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее», не помню, кто это сказал, а наверняка и не знал никогда, но сегодня на собственной шкуре оценил, какие это справедливые и главное, правильные слова. А ещё мне так жалко двугорбого верблюда, когда он гружёный по самую макушку, по пустыне, пешком, без воды… За что вы так его ненавидите, люди?

Я сидел на кровати, медленно оттаивал, обтекал и вспоминал всех, над кем ещё так издевались, как я сегодня, сам над собой. И сдался мне тот дом, с неподатливой дверью. Что я забыл в нём? Чего потерял? Спрашивал я себя, то и дело задавая одни и те же вопросы. И кто вообще выгонял меня на улицу, на мороз, в такую мерзкую погоду? Сидел бы дома, сало ел, жевал сухари, запивая их горячим чаем. Благодать. С утра же было понятно, что ничего хорошего в метель, меня ждать не может.

— Вот интересно, в кого я такой упёртый, в отца или в мать? — с трудом подымаясь на ноги и поглядывая на лужу, образовавшуюся на полу, выдал я вопрос без ответа.

Досталось мне сегодня изрядно. Помимо того, что очень сильно устал, так ещё и правую щёку, похоже, подморозил. Щиплет зараза, спасу нет. Я уже и снегом тёр и перчаткой её прикрывал, ничего не помогало, а сейчас и вовсе не знаю, как быть. Горит так, будто кипятком ошпарил. Слышал где то, или откуда то узнал, что надо мазать каким то специальным кремом, дак где же его взять, при нашей то бедности. Посмотрел, чем можно заменить аптечное средство и взгляд мой сразу на кусок сала упал. Его я не убрал на снег, как остальное и правильно сделал. Сейчас оно и к употреблению готово, и намазаться им можно достаточно легко, хоть с ног до головы.

— Может действительно, помазать? — взяв в руки недоеденный ломоть, внимательно осмотрел я его.

С виду, вроде, не грязный, отрезал только чистым ножом. Надеюсь хуже не станет, хуже будет, если не делать ничего. А, была не была. Намазал и тут же почувствовал, что жжение немного спало.

— Верной дорогой идёте, товарищи — широко улыбнувшись, процитировал я центральную прессу загибающейся страны и потёрся о сало ещё немного.

Проделав медицинские процедуры, начал медленно разоблачаться. Штаны насквозь промокли, куртка пятнами пошла. Хорошо, что портянки снега не набрали и офицерские сапоги не подвели, иначе я не только бы лицо отморозил, но и ноги на дороге оставил.

Вечер провёл в непринуждённой, домашней обстановке. Ел разогретую на огне курицу, читал журнал «Советский экран», пылившийся до времени на полке, пил крепкий чай со сгущённым молоком, а ближе к ночи лежал на кровати и бесцельно поглядывал в окно, куда печальная Луна заглядывала своим светящимся огрызком. Метель, как то незаметно прекратилась, небо избавилось от облаков, а мороз сейчас за стенкой такой, что никому не пожелаю там оказаться.

— Завтра на улицу не сунусь. Ну её нафиг, щека ещё болит — тихо пробормотал я, прикрыл глаза и моментально отрубился.

Утром долго лежал на твёрдой и не очень удобной кровати. Несмотря на сиявшее за окном солнце подыматься с постели совсем не хотелось. Я пялился в овальный потолок, низко нависавший над моими глазами и думал то об одном, то о другом, абсолютно не относящемся ни к данному месту, ни к ситуации, в которую сам же себя и загнал. Не знаю, сколько так ещё провалялся, может пол часа, а может целых два, но подняться заставила трёхдневная щетина, нечаянно обнаруженная мной под рукой. Да и чёрт бы с ней, не перед кем здесь красоваться, однако, чем дольше не бриться, тем тяжелее справляться с ненужной порослью на лице. Взглянул на часы, оставленные на ночь у изголовья, на маленьком и узком столе, и голосом диктора из радио громогласно объявил, который сейчас час:

— Московское время десять часов, двадцать восемь минут.

Дальше дело пошло намного быстрее. За полторы минуты я оделся, за две принёс с улицы дрова, ещё за столько же набрал снег, в кастрюлю и чайник, минуты три потратил на растопку печки и намазывание салом щеки. А потом всё, время снова затормозилось. Ждал пока согреется вода для пены, когда вскипела, медленно, лезвием скоблил волосы на лице. Затем, очень долго, чистил зубы, умывался на пороге, а после этого картошку чистил и варил. Ел с неохотой и не потому что было не вкусно, наоборот, промёрзшая картошка с тушёнкой на славу удалась. Ковырялся в миске по причине сомнения в том, как дальше поступить. Вроде я ещё болею, щека припухла и болит, да и мороз на улице суровый, но топор, лежащий у входа, призывает разобраться с дверью сегодня, нельзя по другому, я же этой гадине обещал. Плохо зеркала нет, не могу нормально оценить насколько вчера физиономию подпортил. Усугублять процесс собственной заморозки, было бы не желательно. Решил всё за чаем. От горячего и сладкого напитка резко похорошело, тело окрепло, мускулы силой налились и предстоящий выход уже не казался, чем то несуразным. Ну подумаешь, щека чуть чуть припухла и что с того. Вон, возьму футболку, замотаю лицо по глаза и вперёд на разборки. Так и сделал. Причём собрался буквально за десять минут, пока не передумал и не выдумал причину, из-за которой можно никуда не идти. Правда на этот раз отказался от куртки и сверху напялил вонючий тулуп. Плевать на запах, зато воротник у него голову вместе с шапкой прикрывает. Эх, мне бы сейчас валенки или унты, но чего нет того нет, в сапогах буду мёрзнуть. Может в том доме чего то найду? Вот и ещё одна причина, по которой стоит туда идти.

В дорогу взял мешок, топор и пистолет, но легче пробиваться через заносы не стало. Одежда в этот раз у меня насколько тёплая, настолько и тяжёлая, так что времени на дорогу затратил ничуть не меньше, чем в прошлый раз. Зато не замёрз на лютом морозе. У домов почти ничего не поменялось, снега только больше, а всё остальное так же, как и вчера. Присмотрелся. Нет, чужих следов не вижу их тут вообще нет, кроме свежих, моих. Выдернул лом из сугроба, вытащил из-за пояса топор и коряво улыбаясь под футболкой, плотно обмотанной вокруг лица, приблизился к двери.

— Ну что подруга, вот и пришёл тебе конец — пробормотал я в тряпку и ещё сильнее заулыбался.

Настроение у меня боевое, если не удастся вскрыть дверь за пять минут, я её в клочья разнесу и не посмотрю, что в доме после этого, навряд ли кому удастся поселиться. Сунул лезвие в зазор между замком и коробкой, с силой на топорище нажал, дверь жалобно скрипнула, но открываться не пожелала. Ещё надавил, опять ничего, но расстояние между дверью и коробкой стало шире. Тогда зафиксировав полученный результат, крепко держа в левой руке резиновое топорище, в правую взял лом и затолкал его в образовавшийся просвет. С огромным трудом, но у меня это получилось. Убрал топор, теперь он здесь не нужен. Долго не размышляя, куда его деть, вогнал лезвие в обналичку, с дуру чуть ли не расколов её пополам и уже двумя руками взялся за торчащую в дверях железку. Выдохнул, собрался с силами, нажал покрепче и всё, замок не выдержал и высунул язык наружу.

— Ну вот, а ты боялась, даже ничего не поломалось — бросив лом на порог и вновь взявшись за топорище, огласил я приведённый в действие приговор.

Сразу заходить в помещение не рискнул. Перед этим достал пистолет, как учили, передёрнул затвор и только после этого сделал первый шаг на неокрашенную половицу. Бережёного бог бережёт. А вдруг тут засада? Знаю, что зря нагнетаю, никого тут нет, но с пистолетом в руке, мне почему то спокойнее. Внутри вижу две двери, по внешнему виду точно такие же, как и на входе в дом. Одна прямо передо мной, вторая справа. Иду прямо. Резко дёргаю за деревянную ручку и… Перестарался, чуть было не вырвал полотно с петель. Дверь открывается легко, да и не могло быть по другому, замка же не видно.

— Спокойнее — говорю я себе и приступаю к осмотру.

Тамбур, метра четыре в длину и шириной… Да, так сразу и не скажешь сколько конкретно, но не меньше, чем полтора. Слева дрова, прямо у входа, а справа симпатичная мебель стоит и, кое где висит, крепко прибитая к стенке. Дрова сухие, это и по внешнему виду определить можно, но я их всё равно трогаю рукой. Деревяшек немного. Примерно дня на три хватит, если топить точно так же, как делаю это я, в обжитой мной бочке. Снова бросаю взгляд направо. Здесь, от пола до потолка шкафы и полки. Шкафы аккуратные, закрыты. Ближе ко мне полки, длинные, но узкие и заставлены разнообразным барахлом. Вижу стеклянные банки разного размера, посылочные ящики с чем то мелким внутри, внизу инструменты: топор, молоток, две пилы, одна из них очень большая, на самой нижней ящик металлический стоит, открытый. Разглядываю его содержимое. Видны гвозди, шурупы, болты, штук пять стамесок. Если я не ошибаюсь, то вроде бы так называется этот инструмент. Есть свёрла, разной длины и диаметра, тиски, струбцины и много мелочёвки, торчащей из под них. Что находится в шкафах мне конечно интересно, но сейчас не до того, чтобы содержимым интересоваться, есть ещё и другая дверь, с которой тоже необходимо пообщаться. Берусь за её ручку левой рукой, так как в правой держу пистолет и открываю, ласково и очень нежно. Даже не скрипит и я спокойно смотрю, что там — за ней. Обнаруживаю ещё три двери. Две слева, а одна почти напротив меня и, как раз посередине дальней стены, достаточно просторного помещения. У одинокого окна небольшой стол, четыре табуретки, между окном и запертой дверью стоит добротный диван, похоже раздвижной, в левом углу печка, размеры которой впечатляют, ну а конструкция наводит грусть. Но об этом чуть позже. Вхожу. Смотрю, что находится справа, за приоткрытой мной дерью и снова вижу полки, прибитые к стене. На этот раз они пошире, в два ряда и по три штуки в высоту. За ними деревянная тумба, покрашенная белой краской, с обычной фаянсовой раковиной вверху и медным краником над ней, торчащим из небольшого шкафа белой расцветки, намертво закреплённого на той же самой стенке.

— Ну, ничего себе. Зажиточно живут — любуясь красотой консервных банок, стоящих вразнобой на полках, произношу я вслух, но очень тихо.

— Ладно и с этим тоже, буду чуть позже разбираться — даю я мысленно команду себе и делаю шаги к очередной двери.

Начинаю, как и прежде, с края. Аккуратно открываю и смотрю внутрь крохотной, тёмной комнатки из которой тянет сыростью, берёзовым листом, прелыми дровами и ещё чем то странным, и необъяснимым.

— Ни хрена себе! Тут у них и баня есть, и прямо в доме — громко восклицаю я, через несколько секунд молчания и откровенного удивления.

На этот раз решаю осмотреть всё сразу, уж больно диковинная штука попалась мне на глаза. Никогда не видел такого, чтобы прямо в доме, баня была. Не душ, не ванная, а настоящая баня с печкой, вениками, тазиками и ковшиками на лавке.

— Вот им для чего, оказывается, окошко под потолком понадобилось — «догоняю» я. — Для проветривания и выхода излишков пара.

Осмотр начинаю, как и положено, от печки. Конструкция у неё не совсем понятная. Создаётся такое впечатление, что какой то умелец из двух разных, одну сумел смастерить.

Нет, печь не криворукая. Всё у неё по уму, но не ясно, почему часть этого шедевра делали из блестящей нержавейки, а часть непонятно из какой железной ерунды. Расстёгиваю тулуп, сажусь на корточки, открываю дверцу и заглядываю внутрь странноватого изделия. Конструктивно она почти ничем не отличается от моей буржуйки, а вот размерами превосходит, минимум раза в полтора. На плите справа, также как и у меня, три металлических колечка, как их называют я не в курсе, но чайник, если убрать одно или два из них, кипеть быстрее начинает. Занимают они, примерно, четверть объёма, остальное приходится на округлый бак, с проходящей по его середине трубой. Встаю, присматриваюсь и вижу в баке лёд. Тут же давлю на него рукой, он ломается и пропускает наверх обычную, но очень холодную воду. Это хорошо, что окончательно не промёрзло. Иначе вполне можно было бы, где нибудь обнаружить дырку, что лишило бы меня возможности здесь полноценно помыться. Облегчённо выдыхаю и осматриваю помещение дальше. Чуть выше, на трубе, видна обычная заслонка. На стене красуются: симпатичный, матовый плафон, провод, в резиновой оболочке, выключатель. Вот они то мне сейчас совсем не нужны, но я всё равно нажимаю на прибор, разрешающий свету пробиться наружу.

— Экономьте электричество, а уходя гасите свет — говорю я вслух и покидаю баню, естественно на время.

С помывочной разобрался, поверхностно конечно, но ничего, успею ещё здесь побывать и повеселиться. Иду к следующей двери и более спокойно, толкаю её внутрь. Окно в этой комнате выходит туда, где была бочка с огромным сугробом. Хорошо, что я не решился его расколотить, так как здесь стоит аж три деревянных кровати, по одной у каждой из стен, имеется часть огромной печки, а также полки с книжками, какими то журналами и даже фотками в рамках, стоящими на них. Такую бы идиллию испортил.

— Всё? — спрашиваю я себя и тут же смотрю направо, за дверь.

Да нет, не всё. Есть ещё встроенный шкаф, пускай и узкий, но трёхдверный и о чудо, имеющий зеркало на одной из створок. Подхожу к нему. Снимаю с морды футболку и глядя на своё отражение, глупо улыбаюсь.

— Ну и рожа у тебя Шарапов — говорю я ему фразу из кинофильма, слышанную мной много раз и добавляю. — Особенно щека, которую ты сдуру отморозил.

Сильно страшного на ней ничего нет, но выглядит не эстетично. Красная, кожа шелушится, опухоль присутствует, но надеюсь это не критично и очень верю, что максимум за неделю всё у меня пройдёт. Наглядевшись на себя, пытаюсь открыть среднюю дверку шкафа, ну любознательный я очень, но вовремя вспоминаю про последнюю, комнатную дверь, резко одёргиваю руку и снова выхожу в гостиную, видимо так правильнее будет эту комнату называть. Огибаю печку и резко толкаю дверное полотно. Понятно же, в доме пусто и никто не ждёт меня за очередным шкафом. Осматриваюсь. Всё тоже самое: печки маленькая часть, кровати две, окно стандартного размера, почти такой же шкафчик, зеркальце на нём, но чуть меньше, те же полки. На одной вижу часы, с нерусской надписью чуть ниже крепления стрелок. Делаю шаг, затем ещё один, беру в руки прекративший работать агрегат. Смотрю внимательно на блестящий корпус, на ручки с тыльной стороны, глажу овальный колокольчик сверху и выношу, вполне заслуженный вердикт: — «Вещь». Потом включаю мозги, ставлю будильник на место и выхожу из крохотной комнатки. Наши часы не хуже, а как бы ещё не лучше будут, не зря же мы с Вахидом толкали их за границу.

— Так. И что мы тут имеем? — ворочаясь в гостиной вокруг собственной оси, придирчиво осматриваю я общее помещение. — Домик на пять человек. Печка. Полноценные кровати. Шкафы и полки нормальных размеров. Стол на месте, табуретки присутствуют, посуда в наличии. Еду разогреть, чайник вскипятить, тоже можно.

С интересом рассматриваю огромный, отопительный прибор и прикидываю, сколько потребуется дров и, как долго придётся ему работать, чтобы всё тут основательно прогреть.

— До хрена — чуть поразмыслив, делаю обоснованное заключение, поворачиваю голову в сторону входа в баню и тыкая в него пальцем говорю. — Но вот это, перевешивает всё. Задолбало меня жить, как свинья и неделями не мыться.

Прежде, чем топать обратно и пробовать сегодня же перебраться сюда, сожрал банку холоднющих, забугорных ананасов. Дом то этот, похоже, для гастарбайтеров был построен. Отсюда и такой дефицит тут образовался. Так вот, вкус у этих консервов был…Да, да. Именно такой. Спе-ци-фи-ческий. А здесь их целых пятнадцать штук… было. Сейчас четырнадцать осталось, но всё равно ещё очень много и это я остальные дома не проверял. Пока лопал маленькие, сочные и сладкие ломтики заморского фрукта, естественно осмотрел содержимое шкафов, одно другому не мешало. Что сказать, большую часть того, что в них обнаружил, смело можно было бы Герману отдать, а он бы сумел этим добром правильно распорядиться. На деревянных вешалках сплошной импорт красовался, во всём своём многообразии, а полки просто забиты зарубежным нижним бельём, футболками разных расцветок, спортивными штанами с лампасами по бокам и ещё какими то странными вещами, которые я раньше, попросту не видал. Ну, а две огромные коробки с обувью, найденные мной в самом низу, чуть на слезу не пробили. Я так возбудился, что не заметил, как начал глотать не прожёванный ананас. Хорошо, что вовремя опомнился, иначе на радостях получил бы несварение желудка.

Десять минут со всем этим возился, а удовольствия получил на миллион. Воспоминания нахлынули, какртинки красивые перед глазами проплыли. Вспомнил и море, и пляж и старых друзей. Вот житуха где была, а мы её не ценили. Всё чего то хотели, непонятно чего, куда то спешили, непонятно зачем. А надо то было, просто радоваться жизни, в будущее смотреть с оптимизмом и к друзьям относиться так, как хотел, чтобы они относились к тебе.