Вторая и последующие жизни

Сказка о первой встрече Ивана-царевича и дракона Фывы

…. Если присесть и внимательно присмотреться, то видно было, что вместо задней ножки трона его поддерживает деревянная плашка. Пусть и аккуратно оструганная, но все же чужеродная этому золотому великолепию. Да и все это великолепие казалось каким-то ненастоящим. Даже золотые накладки на подлокотниках хотелось потрогать и потереть пальцем — золото ли там или только видимость и малость позолоты?

Да все тут смотрелось каким-то унылым — и трон и зал, и сам царь, сидящий на троне. Грустно опираясь на посох, монарх смотрел в окно, а потом грохнул им об пол. Двери в опочивальню тотчас открылись. На пороге появился худой длинный дьяк. Небритый, с острым кадыком, выпирающим из горла, словно гвоздь из стены мужичок являл собой тот тип придворного, который сам собой формируется при маленьком дворе, где все по-домашнему: во дворе царского терема бродят свиньи, в палатах ходят черти в чем, а любимое развлечение царя — сказки, да собственноручная порка смердов на конюшне. Царь зевнул:

— Сказку…

Дьяк поклонился. В тот момент, когда его спина распрямилась, он вытащил откуда-то сбоку человека в синем кафтане, расшитом серебряными звездами. Двигаясь неуверенными шагами, тот приблизился к трону. Не дожидаясь разрешающего кивка Величества сел. Царские брови сперва взлетели вверх, но тут же грозно сошлись над переносьем. Судя по всему, пребывал гость в глубочайшей задумчивости: по лицу сказочника бродили посторонние мысли, пальцы перебирали янтарные четки. Не обращая внимания на царя, сказочник поерзал, усаживаясь по удобнее, и ухватив себя за бороду, словно уснул.

За окном послышался конский топот и вслед за ним поросячий визг. Сказочник превозмог свое оцепенение: — Дошло до меня, великий царь…

Он остановился, сам не заметив этого. Мысли витали где-то далеко. Царь грозным взглядом окинул тщедушную фигурку сказочника. День у царя с утра как-то не задался — изжога, горечь во рту, головокружение. В таком настроении только смертные приговоры подписывать. Да вот, кстати, и повод подходящий.

— По палачам соскучился? — прошипел царь. Стоявший за спиной сказочника рослый розовощекий рында приподнял сказочника со скамейки и тряхнул так, что голова мотнулась как у ощипанного куренка. Сказочник вздрогнул, широко раскрыв глаза, повторил:

— Дошло до меня, великий царь, что в городе Багдаде…

Дальше этого дело опять-таки не пошло. Взгляд рассказчика помутнел. Не находя в себе сил отрешиться от мучивших мыслей Он погружался в них как в омут, даже не задумываясь чем это может для него обернуться в самом ближайшем времени. Слова слышались все тише и тише, а за ними послышалось и вовсе неясное бормотание.

— Царю!? Грубить!? Царскому величеству? — зашипел царь в изумлении. Рында снова протянул руки к сказочнику, но успел отдернуть: Царь сам, с размаху, втянул сказочника вдоль спины посохом. Удачно получилось! У царя даже настроение поднялось, только сказочник и не охнул. И уж вовсе издевательски смотрелась улыбка на его губах!

— Дошло! — заорал ОН неожиданно громко. — Дошло до меня!!!

Царь, наливаясь кровью, хрипел, а сказочник, не обращая никакого внимания на владыку, побежал из тронного зала мимо слуг, мимо бояр в высоких горлатных шапках. Челядь и бояре провожали его глазами и крестились, вслушиваясь в ликующий вопль:

— Дошло! Дошло до меня!

Но уже через минуту сказочника забыли.

— Царю худо! Лекаря!

Царю действительно стало худо. Монарх налился кровью, став сизым, словно с перепою. Вокруг кормильца, поильца и заступника суетилось столбовое дворянство, подкладывая подушки, куда дотягивалось.

Пришел лекарь. Протолкавшись к царю сквозь толпу ближних бояр, немец отобрал целуемую царскую длань, чтоб пощупать пульс, а потом почтительно оттянул царское веко. По боярской думе пробежало шевеление. Родовитые бородачи задержали дыхание.

— Все ясно, — сказал лекарь и произнес несколько слов на латыни. Кто-то из бояр взмолился:

— Да ты дело говори, мил человек. Что ты нас своей тарабарщиной пугаешь?

— Прострел, — пояснил лекарь, свысока поглядывая на малограмотное боярство. Царь захрипел с трона:

— Лечи, иноземец. А не то…

Лекарь непочтительно хмыкнул.

— Средства-то есть? — заволновались бояре.

— А то… Испокон веку лучшее средство от прострелов — драконья шкура, — сообщил кто-то.

— Полцарства… — прошипел царь с трона. — Полцарства…. Сволочи…

Лекаря слушать никто не стал и после минутного замешательства бояре гурьбой выбежали из терема. Во дворе поднялась суета — все поспешно седлали коней. Терем опустел. Оставшись наедине с лекарем, царь велел позвать сына. Царевич явился. События явно оторвали его от важных дел. В одной руке он держал кость с остатками мяса, а в другой наполовину опустошенный кубок. Увидав отца, царевич разом все бросил и прижался к батюшке.

— Что с вами отец родной? Никак занедужили?

Кося налитым глазом на растекающуюся около опрокинувшегося кубка лужу, Царь с трудом проскрипел.

— За грехи Господь наказал…

— Прострелом, — кратко пояснил лекарь. — За винопитие, ястволюбие и сладостратие…

И чуть более подробно объяснил царевичу, чего от него ждет отец.

— Будет вам шкура, — успокоил отца Иван. — Себя не пожалею, а добуду!

Растроганный царь напутствовал сына, посулив ему славу и, в скором времени, царство. Иван небрежно кивнул — знал он цену папашиных обещаний — и отбыл. Не то чтоб ему сильно хотелось взойти на трон, но все же папашин прострел случился как нельзя кстати. Имелись у него и свои вопросы к дракону.

Самым драконьим местом в царстве считался лес за речкой Дуболомкой. Часа через два царевич уже ездил по нему, выискивая драконов. Иван ругался, орал на весь лес, гремел оружием, но дракон не показывался. Так в разъездах прошло несколько часов. Время бежало, как мышь от огня. К этому времени царский сын успел сообразить, что дурная слава, что шла про лес, оказалась сильно преувеличенной. Драконов, во всяком случае, там не отыскалось, правда, время прошло не без пользы — дважды Иван дрался с местными разбойниками, потом пил с ними мировую… В общем скучно не было, хотя пользы из всего из этого, надо признать, не образовалось никакой.

Устав ругаться, царевич спешился на какой-то поляне. Шагах в сорока высоко в небо возносилась серая, изъявленная трещинами скала. Сквозь редкий кустарник у подножья Иван заметил темное пятно, полускрытое оползнем. Злой и усталый царский сын в очередной раз крикнул осипшим от многочасового ора голосом:

— Который тут дракон? Выходи-ка тварь летучая!!!

Дракон, однако, не появился и на этот раз. Может не слышал, а может только делал вид, что оглох. Тогда, оставив за спиной прочесанный лес, царский сын привязал коня к дереву, и полез в пещеру…

Темнота там казалась густой, как черничное варенье. Несколько шагов царевич прошел, осторожно держась за стену, и помахивая перед собой мечом. Дважды свернув, следуя поворотам пещеры, он вступил в обширный зал, освещенный неярким светом, падавшим откуда-то сверху. Со всех сторон его окружали каменные колонны, уходящие вверх и пропадающие там в темноте. Иван задрал голову и просиял, увидев предмет собственной озабоченности — немного выше его головы сидел самый настоящий дракон, какого только можно было вообразить. С длинным гибким, чешуйчатым хвостом, перепончатыми крыльями и совершенно уголовной мордой. Зверь сидел тихо и даже глаза закрыл от желания спрятаться.

Не вышло.

— Трепещи, загадочное чудовище! — крикнул Иван и обнажил меч…

Дракон взлетел. Неистово махая крыльями, заорал так, что эхо заходило по пещере:

— Опомнитесь, юноша! Что я вам плохого сделал?

— Все вы одного корня, — ответил Иван, размахивая мечем. Видя, что удары его не достигают цели он начал подпрыгивать. Сталь рассекала воздух под драконом, который не на шутку перепугавшись, поджав лапы, кругами носился под потолком, крутыми виражами обходя сталактиты, и примериваясь как бы проскочить мимо незваного гостя на воздух.

Выход из пещеры имелся только один. Иван-царевич вскоре понял это и прекратил скакать. Оглядевшись по сторонам, сел на камень, положив меч рядом. Дракон, голубиной стаей носившийся над головой опустился на каменный карниз, немного успокоился. Спокойно сидящий Иван внушал ему куда меньше опасений, чем Иван бушующий. Несколько минут они молчали. Иван — высокомерно, а дракон — укоризненно, а потом зверь сказал:

— А еще, наверное, царский сын…

Иван царевич в ответ плюнул вверх, целясь в дракона. Плевок до него не долетел, а звездочкой упал вниз и блестящим пятном, медленно, словно улитка, пополз по сталактиту назад к земле. Дракона это обидело. Кончики его огромной пасти опустились, и тот сразу стал похож на рядовую жабу.

— Это вам, юноша, не царские палаты, что за манеры? Вот я батюшке пожалуюсь.

— Я те пожалуюсь, — пообещал царский сын. — Думаешь, я к тебе сам пришел?

— Неужто сам послал? — понизив голос, спросил рептилий.

Иван важно кивнул.

— По царскому велению за шкурой послан, — подтвердил он.

— Что же я ему плохого сделал? — удивился дракон. — Вреда от меня никакого. Конечно, иногда кого и съешь, но иначе нельзя — дракон есть дракон. Если их не есть, так они всю пещеру загадят… Я вообще то больше говядину люблю, — признался он, — а человечина — это так… Для престижа.

— Ладно прибедняться, — перебил его Иван. — А кто князя Лычко со всею свитою сожрал? А? Чего молчишь?

Царевич пристально смотрел в морду, рассчитывая увидеть там блудливое желание уйти от прямого ответа, так свойственное всем драконам, но ничего подобного не усмотрел. Брови дракона как-то по-человечески поднялись домиком.

— Это какого? Николая Егоровича что ли? — уточнил он. Вопрос и впрямь требовал уточнения. Князей с такой фамилией в округе водился чуть не десяток — дядья, племянники, братья…

— Сознался гад летучий! — радостно воскликнул Иван. Царевич вскочил на ноги, вертя мечом над головой.

— Слезай, а то хуже будет!

Дракон нахохлился и сразу стал похож на большую птицу.

— Князя Лычко сожрал, свиту слопал, шесть сундуков с золотом унес… Выдавай сокровища, гадина поднебесная! — бесновался внизу царский сын.

— Чего? — опешил дракон — Золото?

— Шесть сундуков и делу конец! — подтвердил Иван.

Уже не первый раз дракон встречался с людьми, и каждый раз повторялась одна и та же история. Рано или поздно, так или иначе, но этот вопрос неизбежно всплывал. Отвечал он всем одинаково и всегда его ответ никем всерьез не воспринимался.

— Князя ел, — признался дракон, — а золота не брал.

— Врешь, собака!

— Сам собака, — обиженный сравнением огрызнулся дракон. — Мальчишка! Знаю я, чей ты сын…

Иван опустил меч и прислушался.

— Ну, говори, чей я сын… — вкрадчиво попросил он.

О, как Иван хотел услышать оскорбление. Любое слово развязало бы ему руки.

— Дурак ты. Что мне с золотом-то делать? Сам подумай… Стеречь его что ли? Я ведь и считать то не умею…

Иван сначала и впрямь задумался, но представив сундуки с золотом быстро преодолел сомненья.

— Подавай каменья самоцветные!

У драконов тоже есть нервы. Когда терпеть нахальство царского сына он уже не мог, то не выдержал и плюнул вниз. Плевать оттуда ему не в пример удобнее, поэтому увернуться Иван не успел — только закрыл голову руками. Блеснув в воздухе плевок, попал на плащ, прожигая в нем дыры, превращая шелк в черные лохмотья. На Ивана это подействовало отрезвляюще. Вспомнив все, что знал о драконах, гость полюбопытствовал:

— А ты чего огнем не плюешься? — Змею показалось, что он ослышался.

— Огнем? — переспросил он.

— Оголодал что ли?

Ответить дракону не дали. Около входа послышался свист и шорох осыпающихся камней. Иван поглядел туда — в проходе мелькали тени.

— Кто пришел? — громогласно спросил царевич. Ответа из полутьмы не прозвучало. Дракон с надеждой посмотрел на выход.

Ждать ему, правда было некого — жил он в пещере один, друзей у него в окрестностях не водилось, а родственники обитали в дальних краях и в гости друг к другу не летали. Не имелось у них такой привычки. Однако всегда ведь можно надеяться на приятную неожиданность?

— Царский сын я, — крикнул Иван в темноту. Эхо гулко раскатилось под сводами пещеры и заставило дракона поежиться. Царский сын, чувствуя пренебрежение к собственной персоне, схватился за меч, намереваясь искрошить врагов в мелкие щепки, но его остановил горестный вопль дракона:

— Пропали мы, Ваня! Это чумаданы!

Серые тени у выхода засновали еще быстрее и по одному, боком пролетая между камней, бросились в пещеру.

— Они воруют мои яйца и высиживают из них маленьких чумаданчиков — горестно вопил дракон из темноты. На пришельцев его вопли не производили никакого впечатления. Чумаданы влетали тройками, и разбредались по пещере, исследуя её.

Потертый чумадан, с металлическими наугольниками, видимо вожак стаи, завис в воздухи напротив Ивана. Чудо-зверь медленно вертелся в воздухе, поблескивая металлическими квадратами замков. Внезапно он сочно расхохотался. Едва эхо смолкло, главарь сообщил стае, деловито грабившей драконову пещеру:

— Собирайтесь, ребятки, тут десерт пришел.

Чумаданный предводитель оказался образованнее царского сына — все-таки каждую осень он улетал на юг, на зимовку. Иван иностранного слова «десерт» не знал, но по тону догадался, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит. Назревала драка. Иван понял это и облегченно вздохнул — теперь все становилась на свои места. Чумаданы перед ним шушукались о чем-то. Увидев один над другим два чемодана царевич лихо взмахнул мечом, намереваясь одним ударом уложить обоих, но пришельцы не прекращая разговора порхнули в разные стороны, освобождая место для Иванова меча, а потом опять вернулись на место.

«Одному не справиться», — понял Иван и задрал голову. Наверху горестно раскачивался дракон, глядя на разорение пещеры. Враг моего врага — мой враг, — всплыло в голове непонятно откуда. Из географии что ли?

— Эй, драконушка, плюнь в него!

Почти непроизвольно, подчиняясь вежливому тону, а не просьбе, дракон плюнул вниз. Молоденький чумадан, вертевшийся над головой царского сына, словно подбитая птица упал вниз:

— Отравили, братцы!..

Его крик послужил сигналом. Стая бросилась на Ивана. Краем глаза тот успел заметить, как по подбитому чумадану, пузырясь расползается ядовитый драконов плевок.

— Помогай, драконушка, — воскликнул царевич. — Сбережем яйца для дела доброго!

Первый незваный гость прижался спиной к стене и обезопасив тыл, начал с ожесточением рубиться с чумаданами.

За серьезных противников царевич их не считал. Подумаешь — чумадан. Эка невидаль. Да был ли у них в роду кто-нибудь благороднее кожаного мешка?

Но Иван недооценивал противников. Хитрые лесные чумаданы, в отличие от спокойных домашних чемоданов, умели постоять за себя. Обладая хорошей реакцией, они уворачивались от меча и разогнавшись норовили ударить царского сына углом в солнечное сплетение.

Иван же стоял как скала. Сообразив, что нахрапом его не взять, подлые кожаные ящики пустились на хитрость: пока одни пытались покончить с Иваном привычными способами, другие отлетели в темноту и вернулись откуда набитые булыжниками. Взлетев повыше, они переворачивались в воздухе, бесстыдно оголяя свои внутренности. Первая партия высыпала камни на голову царскому сыну с точностью, свидетельствующей о большой опытности. Иван пошатнулся, выругался для устойчивости, и вжался поглубже в стену. Чумаданы двинулись за новым грузом, но второго захода у них не подучилось. Ловко плюясь во все стороны, дракон не дал набрать им камней, а потом подбил и самих воздушных пиратов.

Чумаданы, однако, не пошли на попятный. Пожалуй, только главный чумадан понял бесперспективность борьбы на два фронта. Сам вожак в драке не участвовал — отлетев немного в сторону наблюдал за полем битвы, поглядывая то на копошащуюся внизу кучу соплеменников, облепивших Ивана, то на дракона, рассылавшего свои плевки с убийственной точностью. Укрывшись за сталагмитом, вожак чумаданов раздумывал, как им избавиться от расплевавшегося змея.

А тот вошел в азарт. Теперь хозяин пещеры плевался не глядя, даже забыв о царевиче, но не забывая о начальнике своих извечных врагов. Темное чувство бушевало в драконовой груди. Чувство ненависти к главарю похитителей яиц. Утоление чувства мести, однако наталкивалось на очевидные сложности. Плеваться с лету он не умел, к тому же чумаданы могли ударить его в мягкий живот, а это не принесло бы пользы никому, и меньше всего ему самому. Оставалось только дождаться случая. И тот представился! Несколько минут спустя, когда вожак переменил позицию, дракон получил реальный шанс. Увидев это он расхохотался.

Как ни мала оказалась передышка, дарованная им врагам, они сумели ей воспользоваться. Чумадан черной кожи распахнул свой зев и, выбрав момент, когда Иван повернулся к нему спиной, захлопнулся у того на шее. От неожиданности царский сын вскрикнул. Враги ответили ему радостным визгом. Однако, несмотря на то, что чумадан лишил его способности видеть, Иван не прекратил драку, а еще более свирепо замахал мечом.

— Плюй в них, дракончик! — заорал царский сын из чумаданого нутра глухим голосом. Стараясь освободиться, царевич мотал головой, ударяя коварного чумадана о стены. При каждом ударе безрассудный смельчак охал и старался закрыться покрепче. Сквозь чемоданный визг до Ивана донесся голос дракона:

— Влево, Ванюша, влево!

Ничего не видя, продолжая отбиваться от насевших на него тварей, человек сделал несколько шагов влево, понимая, чем это ему грозит. Открывая свой тыл, он мог надеяться только на помощь дракона. И тот не подвел. Сбив еще несколько чумаданов, пытавшихся атаковать его, он набрал побольше желчи и плюнул в сталактит, за которым скрывался вожак стаи. Грозный гул пронесся по пещере. Каменная сосулька, подрезанная плевком как ножом, рухнула вниз, дробясь осколками. Булыжники рухнули на кучу чумаданов, почти заклевавших Ивана. Вслед за камнями, кружась как осенний лист, спланировал предводитель разбойников. Глядя на него дракон бешено хохотал.

— Спасибо, друг! — донеслось из шевелящейся кучи. Расшвыривая камни и остатки врагов, из недр вылез Иван. В одной руке он держал меч, а другой тащил упирающегося чумадана желтой кожи. Увидев у своих ног вожака стаи, Иван придавил своего пленника коленом и начал сдирать кожу с атамана. Наблюдая за ним змей поскреб лапой грудь. Звук получился неприятный, словно металлической щеткой скребли по жести. Иван обернулся. Дракон смотрел на него с молчаливым любопытством. Возникла неловкая пауза.

— Батюшке… — выдавил из себя царевич, отводя глаза.

— Ну да. Сапоги сшить или там варежки, — согласился змей, приходя ему на помощь.

Минуту они молчали.

— Ты уж прости меня, — молвил царский сын.

— Чего там… С кем не бывает… — дракон был польщен. Шаркнув крыльями, он слетел пониже. Не так низко, чтоб Иван мог достать его мечом, но все-таки.

— Ты ежели чего, ну ежели помочь или так, заходи, Ваня.

Иван поклонился змею в пояс. Пленный чумадан тихо ерзал под ногами. Царевич пнул его носком сапога. Чумадан взвизгнул.

— Ну ты, нежить, сжечь тебя что ли?

Иван повернулся к дракону.

— Может возьмешь?

— Нет… — убив главного чумадана дракон удовлетворил чувство мести. Против этого индивида он ничего не имел.

— Ты его лучше батюшке отдай.

— И то верно! Пойду я? — полувопросительно-полуутвердительно сказал Иван. — Ты тоже, залетай, гостем будешь. Говядинки поедим.

— А шкура тебе не нужна больше?

Иван покраснел, не зная, что ответить, а потом все же выдавил из себя.

— Дык неплохо бы…

Дракон крылом указал направление.

— Ты в том углу посмотри, я тут линял недавно.

В углу Иван нашел старую оболочку дракона.

Вместе с новым приятелем царевич вышел из пещеры на солнце. Змей прищурился и отошел в тень. Приторочив чемодан к седлу, Иван махнул рукой. Дракон замахал крыльями. Через несколько минут их скрыли друг от друга деревья.

Вернувшись к себе в пещеру, дракон до конца дня чистил её, возвращая привычный уют своему жилищу. На поляне, перед пещерой он насыпал кучу камней, на верхушку который водрузил наименее разбитый чумадан. Вечером, выйдя полюбоваться солнечным закатом он, улыбаясь, рассматривал сооруженный памятник, вспоминая прожитый день и хорошего человека — Ивана-царевича.