Как это было: «Хозяин» Мустага. Рассказ Л. Потапова. В плену у овчарки. Рассказ-быль Г. Месинева


В этом отделе «Всемирного Следопыта» редакция помещает короткие истории, посвященные необычайным встречам, приключениям, открытиям и интересным наблюдениям (по возможности оправданным или документами, или фотоснимками, или зарисовками). Не каждый может быть беллетристом, но многие бывалые люди могут вкратце описать пережитые ими исключительные случаи, относящиеся к программе нашего журнала. Особенно это относится к морякам, водникам, звероловам, охотникам, натуралистам, горнякам, геологам, этнографам, археологам, ж.-д. строителям, лицам, работающим в заповедниках, на различного рода промыслах и вообще ведущим жизнь под открытым небом. Редакция рассчитывает, что «короткие истории» отдела «Как это было» помогут вместе с тем выявить и новых авторов.

«Хозяин» Мустага. Рассказ-быль Леонида Потапова

Уже второй день дул холодный ветер. Тайга казалась теперь совершенно вымершей. Звери попрятались в свои убежища, и даже проворная белка не решалась перебежать по деревьям, чтобы переменить гнездо, и беспокойно ворочалась от укусов блох, кишевших в моховых стенках ее жилища[14].

Мы сидели в шалаше, выстроенном из молодых пихточек, под толстой ветвистой пихтой, поросшей мхом. Посредине шалаша тлела большая колодина. Порывы ветра ежеминутно врывались к нам через плохо заставленный вход. Они раздували огонь, подхватывали золу и разносили по всему шалашу. От этого у нас слезились глаза. Нас было трое: Пастагаш-шорец[15] — старый охотник, я — этнограф и Актеш — белая собака Пастагаша. Не хватало только Чубая. Чубай — товарищ Пастагаша — уже много лет скитался с ним по тайге, гоняясь за зверем. Я убедил Пастагаша и Чубая взять меня с собой в тайгу поохотиться для того, чтобы лично наблюдать и описать охоту.

Третьего дня, накануне вьюги, Чубай встал на лыжи и отправился на высокую гору Мустаг, вблизи которой мы раскинули свой стан. Чубай ушел поискать следов оленя или «сохатого» (лося), водившихся в этих местах, и с той поры еще не возвращался. Меня его отсутствие очень беспокоило, так как, уходя, Чубай взял с собой лишь ружье, топор да несколько горстей «толкана» (ячменного толокна). На нем была легкая короткая куртка из грубого холста, без воротника, даже не подбитая мехом. В такой одежде он где-то ночевал уже две ночи. Вероятно, Чубай наткнулся на след оленя, погнался за зверем и был застигнут вьюгой. Пастагаша отсутствие товарища, повидимому, не очень беспокоило. На мой вопрос: «Как ты думаешь, Чубай вернется?» — он ответил:

— А куда денется! — и спокойно сплюнул в сторону.

— Как куда денется! — продолжал я. — У него еды нет, одежда плохая, еще замерзнет где-нибудь…

Пастагаш усмехнулся, набил табаком маленькую трубочку и сказал:

— Не бойся, не замерзнет. Если спички взял, не хуже нас с тобой ночует.

Буря, должно быть, начала уставать. Затишья между порывами ветра стали продолжительнее. Костер ярко разгорался. Мы с Пастагашем протягивали к нему озябшие руки, ложились набок, заголяли спину и подставляли ее теплу. Актеш так близко подвинулся к костру, что в нескольких местах спалил себе шерсть. Едва мы успели разогреть спину, как новый порыв ветра с особенной яростью ворвался в шалаш и швырнул на нас полные пригоршни снега и золы. Пастагаш не выдержал. Он быстро поднялся и, взяв топор, вылез наружу. Через минуту я увидел, как он наглухо заделывал вход. Обратно он возвратился, подкопавшись под одну из стенок.

— К вечеру хорошо будет, — пробормотал он, отряхиваясь от снега.

— Почему ты так думаешь?

— Мустаг видно стало. Показал свою голову старик, — ответил Пастагаш, усаживаясь у костра.

Под «головой» Мустага Пастагаш подразумевал вершину горы, которая все время была закутана в тучи. Пастагаш порылся в углу и достал пару белок, убитых несколько дней назад. Он положил их вблизи огня, чтобы отогреть.

— Обедать будешь? — обратился он ко мне, показывая рукой на белок. — Вот когда мы подолгу промышляем в тайге в морозы, едим шибко много. Ночью и то раза три-четыре встаем обедать. Белку есть надо. У ней мясо сладкое. Ты только больше ешь, так-то лучше будет!

Убедившись, что белки оттаяли, Пастагаш стал снимать с них шкурки. Сделав надрез ножом, он затем действовал зубами. Не прошло и двух минут, как белки были ободраны. В таком виде они весьма непривлекательны. Их длинный голый хвост и когтистые лапки напомнили мне крыс. Пастагаш приступил к потрошению. Вынув желудки (лакомый кусок), он положил их на горячие угли, а остальные внутренности, за исключением прямой кишки, бросил вместе с белками в котелок с талым снегом и повесил кипятить.

— Как ты думаешь, Пастагаш, откуда белка берется? — полюбопытствовал я.

— Как откуда? Из тучи падает, — ответил он, переворачивая колодину.

— Почему же тогда не каждый год белка бывает? — спросил я, заинтересованный его ответом.

Пастагаш снова закурил трубочку, выпустил изо рта целое облако дыма, сплюнул в сторону и сказал:

— Вот ты говоришь, белка не каждый год бывает. Это правильно. В иной год, как нынче, белки совсем мало. Только это не из-за тучи. Это если Мустаг выиграет, тогда белки много будет.

— Как же это Мустаг выиграет? — перебил я его. — Ведь Мустаг — гора!

Пастагаш усмехнулся:

— Мустаг хотя и гора, а такой же мужик, как и мы с тобой. Ты русский, тебе и кажется — гора, да и все. А по-нашему, у каждой горы свой хозяин есть. У которой — мужик, у которой — баба, а только хозяин везде есть. У Мустага хозяин — мужик, он на нем и живет. У Абакана — тоже мужик. Они друг к другу в гости ходят, в карты играют. Иной раз по нескольку месяцев играют. Вместо денег у них идет белка. Если Абакан проигрывает, он белку к Мустагу гонит, и у нас ее много бывает. Если наш Мустаг проиграет, к Абакану белку отошлет, а мы голодом сидим. Горы — они такие же люди, так же и вино пьют, понял?

— Понял, — ответил я. — Ну, а пьяными горы бывают? -

— Пьяными?.. — Пастагаш задумался. — Не знаю… Поди, не бывают, — сказал он, уменьшая огонь под котелком.

Я взглянул в котелок. Вода в нем кипела ключом, белки в ней ныряли и вертелись. Пастагаш достал испеченные желудки и один из них дал мне. Вкус его отзывал пихтовыми шишками, которые и составляют содержимое желудка. Желая продлить разговор, я обратился к охотнику:

— Послушай, Пастагаш, а кто-нибудь видел хозяина Мустага, какой он?

Пастагаш удивленно посмотрел на меня, словно я не знал самых простых вещей.

— Погоди, — сказал он, — после все расскажу, теперь обедать надо.

Ветер окончательно стих, и Пастагаш разобрал заделанный вход в шалаш. Небо голубело. Из шалаша открывался вид на Мустаг. Его высокая вершина была совершенно голая. Снизу ее окутала плотным кольцом темная тайга, сизоватая от замешавшегося осинника. Было тихо.

Мы разлили суп в деревянные чашки, насыпали туда толкана и принялись за еду. Как суп, так и мясо белки довольно вкусны. После обеда Пастагаш развел большой огонь. Стало совсем тепло. Мы заняли прежние места, и Пастагаш, попыхивая трубочкой, продолжал:

— Ты говоришь, кто хозяина Мустага видел? Никто его не видел. Его как ты увидишь? Вот когда он ночью к охотникам во сне придет, тогда его увидеть можно. Придет во сне — старик и старик. Если лошадь тебе подарит, утром пойдешь промышлять — оленя убьешь. А так его где увидишь? Он у нас самый главный начальник над горами. Ты думаешь, все звери чьи?

— Мустага, наверно, — догадался я ответить.

— Верно говоришь! Все звери его, Мустага. Он их бережет, зря людям не дает. Звери — его богатство.

Актеш вдруг залаял и выбежал из шалаша. Мы последовали за ним. Между деревьями быстро двигалась человеческая фигура. Это был Чубай.

Войдя в шалаш, он сбросил с плеч свою ношу. Пастагаш захлопотал с обедом. Погода становилась яснее, но морознее. Вечерело.

Плотно закусив, Чубай разлегся у огня и стал рассказывать нам о своем приключении. Взобравшись на склоны Мустага, он вскоре напал на след оленя и погнался за зверем. След был свежий. Вечером Чубай загнал утомленного оленя в сугроб, где и убил его. Наскоро освежевав оленя, Чубай в темноте растопил в теплой шкуре снег и утолил жажду. Потом разложил огонь и лег спать.

Ночью его разбудил шум поднявшейся вьюги. Он вынужден был подвинуть огонь ближе к дереву, чтобы защитить его от ветра, и окопаться стеной из снега. Костер еле тлел и плохо защищал от холода. В этом логовище Чубай и ночевал две ночи в своей легкой куртке, питаясь олениной. К счастью, вьюга утихла довольно скоро, и он возвратился к нам невредимый, принеся с собою часть убитого оленя.

В плену у овчарки. Рассказ-быль Г. Месинева

Моя лошадь окончательно выбилась из сил и еле брела, уныло помахивая головой. До наступления ночи нечего было и думать добраться по этим бесконечным степям к жилому месту. Перспектива заночевать одному в степи не улыбалась мне. Во множестве водящиеся в буйной траве ядовитые змеи и пауки были весьма неприятными соседями. Спичек развести огонь и отпугнуть гадов у меня, к сожалению, не было. Невеселые думы прервала лошадь, неожиданно затрусившая рысцой.

Взглянув вперед, я увидал в надвигающихся сумерках огонек. Через несколько минут я стоял у костра чабана. В дореволюционное время скотопромышленники за ничтожную плату нанимали таких пастухов пасти отары овец от ранней весны до поздней осени, пока не кончались подножные корма. Остались они и теперь, обслуживая наши шерстезаготовительные пункты.

Загорелый и коренастый пастух — типичный степняк — был весьма неразговорчивый парень. Однако, узнав, что я землемер, он заинтересовался, и мы дружески беседовали, пока усталость не свалила нас.

В нескольких шагах от костра серел небольшой шалаш, выстроенный, повидимому, одним из чабанов. Разделив шалаш, едва вмещавший двух человек, по-братски, мы заснули богатырским сном, каким можно только спать на свежем воздухе.

Когда я проснулся, пастуха не было. Выглянув наружу и с удовольствием заметив небольшую лужу воды от пересыхающего источника шагах в двадцати перед шалашом, я направился было к ней, предвкушая умывание холодной водой: солнце еще не успело нагреть землю.

Внезапно огромная желтая овчарка остановила меня. Она с рыкающим лаем бежала мне навстречу. Признаться, у меня похолодели ноги. Зная, что убегать от собак бесполезно, я замер на месте.

Способ превращения в статую подействовал: овчарка не решилась кинуться на меня. Злобно рыча, она уселась в двух шагах, следя за каждым моим движением.

«Ага, — подумал я, — подействовало! Сиди и рычи, глупое животное! Прежде всего не нужно тебя бояться».

— Назад! Пошел вон! — как можно внушительнее басом крикнул я.

Овчарка, злобно рыча, уселась в двух шагах, следя за каждым моим движением…

Овчарка стремительно вскочила, хвост ее поднялся, она присела на задние лапы, готовясь прыгнуть вперед. Теперь только я рассмотрел ее: желтая с грязным оттенком шерсть космами висела на брюхе, острые, маленькие, настороженно торчащие уши поминутно двигались, морда с оскаленными зубами и вздрагивающим носом не предвещала ничего доброго. Величина ее мощного тела с широкой грудью и лохматыми большими лапами могла внушить уважение не только мне, безоружному человеку, но и любому степному хищнику.

— Пошел вон! — уже далеко не так решительно закричал я, не веря в возможность избавиться этим способом от собаки. Овчарка, как и в первый раз, от звука голоса вздрогнула и ощетинилась.

«Не действует, — с сожалением подумал я. — Попробовать разве задобрить ее?..»

Я стал вспоминать все когда-либо слышанные мною собачьи имена. В настоящую минуту их набралось немного:

— Полкаша, отойди, милый! Серяче, ну, пойди сюда! — как можно нежнее, заискивающе произнес я, со страхом ожидая, что она последует приглашению.

Собака не шевельнулась, только глаза налились кровью, и она негромко, но золбно зарычала, — ясно было, что на эту удочку ее не поймаешь.

Тогда я решил в корне изменить тактику. Несколько минут я простоял неподвижно, закрыв глаза. Затем медленно стал отодвигать ногу назад, рассчитывая, постепенно пятясь, достигнуть шалаша. В следующую секунду наступило горькое разочарование: овчарка сделала прыжок и схватила меня за ногу. Спасли сапоги, пострадавшие от неосторожности своего хозяина, — полголенища как не бывало!

Преподав такой урок, собака отошла в сторону и спокойно легла, не спуская с меня глаз. Даже самое незаметное движение пальцем вызывало у моего мучителя грозный рык.

Положение было незавидное. Чабан — единственное мое спасение — как в воду канул. Солнце стало припекать мою непокрытую голову. Мне неудержимо хотелось движений; кажется, с удовольствием, пробежал бы десять километров.

По приблизительным расчетам, прошло больше часа. Отчаяние уже начало закрадываться в душу. Каких только планов я не перебирал в голове! Несколько раз я принимался пристально смотреть в глаза собаке, но это не достигало цели: она либо зевала, продолжая следить за моими конечностями, либо так грозно рычала, что я поспешно отводил глаза в сторону. Это был единственный орган моего тела, которым я смел двигать.

Вдруг что-то укусило меня за ногу. Опустив глаза, я, к своему ужасу, только теперь заметил, что ноги мои попирают муравьиное гнездо — небольшой холмик земли. Раздраженные муравьи решили расследовать, что за тяжесть навалилась на их жилище. Через мгновение я почувствовал новый укус, еще и еще… Это была адская пытка! Шевельнуться — значило быть разорванным собакой. Чудовище научило меня неподвижности…

«Чабан!.. Где чабан?..» Мысли, одна другой невероятнее, носились в голове: броситься вперед, закричать, испугать пса?.. Нет! При взгляде на собаку мне показалось даже, что муравьи неособенно сильно кусают. Однако мне вспомнилось, что муравьи могут заживо съесть человека. Я закусил губу и чувствовал, как они ползут по моим ногам, жгут тело словно раскаленными булавками. Я вспотел. Мужество оставляло меня. Переносить пытку дольше не было сил…

Я закусил губу и чувствовал, как муравьи ползут по ногам, жгут тело словно раскаленными булавками…

Взглянув на собаку, я не нашел в ее напряженной позе, готовой к прыжку, никакого изменения. Страшная боль на шее окончательно вывела меня из терпения. Я решил, что лучше быть растерзанным собакой, чем съеденным муравьями. Надежды на избавление не было… До шалаша было приблизительно шагов пять-шесть; стоял я к нему спиной, что усложняло дело: повернуться и прыгнуть — не хватило бы времени, следовательно, нужно было прыгать задом. Собрав все силы, жестоко терзаемый маленькими хищниками, я прыгнул…

В ту же секунду громадное лохматое тело сшибло меня с ног. Я ждал смерти… Жалобный визг заставил меня приподнять голову. Собака бешено вертелась, каталась и прыгала по траве. Я понял: меня спасли мои недавние мучители — муравьи.

По всей вероятности, прыгнув, я ковырнул ногой муравьиное гнездо, и комочки земли, облепленные насекомыми, попали в самое чувствительное место собаки — нос. Этого было достаточно. Грозный зверь моментально оставил меня и стал избавляться от неожиданной боли.

Предоставив овчарке полную свободу действий, я забрался в шалаш, разделся и стал очищаться от рассвирепевших муравьев.

В этом виде меня застал чабан. Оказывается, он ходил за двенадцать километров в калмыцкое селение добывать хлебных лепешек.

Выслушав мой рассказ, чабан укоризненно покачал головой:

— Нельзя этого делать! Надо сидеть в шалаше и ждать меня. Нам приходится часто уходить от своей отары, — кто же будет стеречь? А собака не даст — она верный сторож!

Какой она сторож — это я испытал на себе.

Загрузка...