Фантастический рассказ
Рисунки худ. А. Шпира
Автором настоящего рассказа, присланного на литковкурс «Всемирного Следопыта» 1928 г. под девизом «Путь», оказался Леонид Андреевич Черняк (из Киева). Рассказ получил 8-ю премию —150 руб.
Профессор Сомов только что захлороформировал крупную водяную лягушку и распял ее животом вверх на деревянной дощечке для вскрытия. Лапки были приколоты большими булавками, белое брюшко подымалось и опускалось, огромные прекрасные глаза смотрели печально, подернутые дымкой наркоза.
— А ведь она похожа на человека! — с оттенком жалости сказал один из учеников-лаборантов.
Сомов расхохотался:
— В старину существовал какой-то чудак, уверявший, что в эпоху ихтиозавров и птеродактилей люди плавали в воде в виде лягушек. Сейчас я вам покажу, насколько внутренние органы лягушки отличаются от человеческих.
Профессор взял скальпель и, попробовав его острие на ногте, готовился приступить к делу…
— Можно войти? — раздался голос за дверью лаборатории.
— Входите! — крикнул Сомов, узнавая говорившего.
Рейдаль был высокого роста, худой, сутуловатый, со взглядом исподлобья. Когда он входил, хотелось спросить: «Убил ли ты кого-нибудь или только собираешься убить?» Но после первого мрачного впечатления всякий убеждался, что в сущности это бесконечно добрый, отзывчивый человек, который не обидит и мухи.
— Ну, как Баши работы по палеонтологии? — спросил Сомов, дружески пожимая руку Рейдалю.
— Как всегда, — брожу в потемках и лишь изредка вижу просветы. Сделано так много, а в результате мы не можем уверенно ответить на самые простые вопросы.
— Например?
— Да вот хотя бы взять вопрос о происхождении человека. Дарвин наградил нас обезьяноподобным предком. Эта гипотеза, казалось, подтверждалась находкой неандертальского черепа. Следовательно, во главе человеческого родословного дерева стоит обезьяна. Одна из обезьяньих пород стала прогрессировать умственно и физически, и постепенно сложился человеческий тип — homo sapiens[61]). Но вот нашли гейдельбергский череп, и теория рухнула. Есть полное основание думать, что предок наш был человеком, существом разумным, а обезьяна — продукт одичания и вырождения этого человека. Эта гипотеза соответствует и взглядам дикарей, которые убеждены, что обезьяны — одичавшие люди.
— Ну, что же! Можно только порадоваться прогрессу науки.
— Да, но вопрос о происхождении человека становится все запутаннее. Откуда взялся человек — общий предок прогрессирующей человеческой породы и регрессирующей обезьяней?..
Сомов покачал головой:
— Вы, кажется, научный фантазер, мой милый, а я старый позитивист и, с вашего разрешения, приступлю ко вскрытию лягушки.
Рейдаль только теперь обратил внимание на распростертое тело земноводного:
— Посмотрите, профессор, какие у нее печальные глаза. Она смотрит прямо по-человечески.
— То же самое говорит мой ученик. Он утверждал даже, что лягушка похожа на человека.
Рейдаль вздрогнул и пробормотал невнятно:
— И он прав… Я не хочу присутствовать при вскрытии, — сказал он громко. — Пойду и подожду вас в кабинете. Не мучьте слишком ее.
Провожая Рейдаля глазами, Сомов бросил ученикам:
— Вот чудак-то! Расчувствовался над лягушкой!..
Через полчаса оба ученых сидели в кабинете за бутылкой золотистого хереса.
— А знаете, — сказал Сомов, — я не ожидал от вас такой сентиментальности. Положим, вы возитесь с костями давно умерших животных, но ведь должны же вы были изучать и живые, современные экземпляры?
— Ну, конечно, изучал.
И делать вскрытия, производить вивисекции?
— И производил, и произвожу.
— Ну, как же в таком случае понять ваше волнение по поводу лягушки?
Рейдаль долго не отвечал.
— Не знаю сам почему, — начал он наконец глухим голосом, — но вы мне внушаете доверие. Я готов вам рассказать то, что хранил до сих пор втайне от всех из боязни быть смешным, так как не имею чем подтвердить все мною виденное. Впрочем, лучше я пришлю вам мою рукопись. Можете ее оставить у себя навсегда. Но читая, не утешайтесь мыслью, что я или мистификатор или сумасшедший. Все до последнего слова там чистая правда, ни тени выдумки…
Через два дня Сомов получил рукопись и так увлекся ею, что долго читал и размышлял над ней. Он почувствовал, что его вера в основы науки, которые он много лет считал неоспоримыми, поколебалась под влиянием прочитанного в записках Рейдаля, правдивость которых в его глазах была вне сомнений.
В 25 лет я был одержим страстью к путешествиям. У меня были хорошие средства и, что еще важнее, непочатые молодые силы и цветущее здоровье. Мне удалось найти двух товарищей с такими же вкусами и стремлениями, как мои. Мы объездили множество стран, совершая длинные путешествия пешком и подвергаясь иногда значительным опасностям со стороны стихий, хищных зверей и дикарей.
Однажды, бродя в области Скалистых гор, мы заночевали в долине, окруженной с трех сторон гигантскими каменными стенами. В долине бежал ручеек и росли кустарники. Таким образом, мы имели все для лагерной стоянки. Развели костер и зажарили убитую днем дичь. Наевшись, мы легли спать, при чем по обыкновению один из нас сторожил, сменяясь с товарищем через каждые три часа.
Моя вахта наступила под утро. Было прохладно, над долиной стоял туман, и я возобновил костер, чтобы согреться. Легкая дремота то и дело овладевала мной, и я с трудом боролся с нею. Принято думать, что самое тяжелое дежурство— ночное. Это неправда. Именно утром у здорового человека сон хотя и не так крепок, как с вечера, но, если можно так выразиться, особенно навязчив. Словно невидимая рука закрывает тебе глаза, и не успеешь оглянуться, как уже находишься во власти легких утренних видений.
В одну из таких минут до моего слуха донеслись странные стонущие звуки. Я быстро очнулся и стал прислушиваться. Кругом все было тихо. Повидимому, стоны мне пригрезились. Чтобы не поддаваться больше дреме, я закурил трубку. Туман начал розоветь, и его плотная пелена под горячими стрелами солнца пошла волнами и заклубилась. Местами в тумане уже образовались просветы. Скоро надо было готовить завтрак.
Вдруг снова раздался стон. Он несся, повидимому, от истоков ручья. Я насторожился. Мое охотничье ухо прекрасно различало крики и голоса различных животных. Однако в этих странных звуках я не узнавал ни плаксивого голоса гиены, ни стона некоторых пород птиц, обманывающих неопытных сходством с плачем ребенка.
Стон повторился. Теперь я уловил переливы человеческого голоса. Несомненно, кто-то страдает там, у истоков ручья, нуждается в моей помощи… Я схватил ружье и бросился бежать вдоль ручья. Туман почти рассеялся, и солнце заглянуло во все закоулки долины. Стоны усиливались, и я уже не сомневался, что они принадлежат человеку.
Остановившись, чтобы перевести дыхание, я стал внимательно смотреть по сторонам. Никого. А стоны, как нарочно, прекратились. Наконец около одного куста я увидал что-то белое и бросился туда.
Что это? Может быть, я все еще сплю у костра, и воображение мое создает чудовищные химеры?.. Где найду слова, чтобы описать необычайное существо, судя по ослабевшему голосу, доживавшее последние минуты!..
Оно было ростом не более полутора метров и общим видом напоминало человеческую фигуру. Но, вглядываясь пристальнее, я не мог признать его за существо одной породы со мной. Оно лежало на спине, и солнце ярко освещало большой белоснежный живот, такого же цвета грудь с довольно неопределенными женскими формами и выпятившееся горло, находившееся в непрестанном движении. Раскинутые руки и ноги походили на человеческие, хотя бедра были гораздо толще и длиннее. Пальцы были очень длинные и соединялись между собой плавательной перепонкой.
Но изумительнее всего была голова. Шея совершенно отсутствовала. Огромный рот тянулся почти до ушей. Нос маленький, приплюснутый. Но глаза!.. Я никогда не забуду их страдальческого выражения! Величиною с яблоко, они были темно-синего цвета, и в них отражались, несомненно, и человеческие чувства и разум…
Я нагнулся и дотронулся до диковинного существа. Кожа скользкая, влажная, но не холодная, как у гадов.
Внезапно надо мной потемнело, послышался взмах могучих крыльев, и на землю спустился огромный горный орел. Он быстро закогтил странное существо, уже не подававшее признаков жизни, и поднялся с ним на воздух. Растерявшись от неожиданности, я не успел выстрелить, и орел скрылся со своей добычей за зубчатым краем скалы…
Надо было спешить в лагерь. Товарищи могли проснуться каждую минуту, и я мысленно уже слышал их брань и воркотню по поводу неприготовленного завтрака.
Но тут внимание мое привлекло одно необъяснимое на первый взгляд обстоятельство. Ручей у истоков был так же широк и глубок, как и ниже, а до каменной стены, из-под которой он выбивался, оставалось всего метров двадцать.
Я решил исследовать, откуда берется поток воды, и дошел до скалы. Здесь сразу все объяснилось. Внизу каменной стены находилось большое отверстие аркой, из которого вода и устремлялась наружу со значительной силой. Очевидно, подземный ручей пробил себе здесь дорогу на поверхность земли.
Я ничего не сказал товарищам о виденном мною странном существе. Они, конечно, не поверили бы и только посмеялись бы надо мной. Да и самому мне через два дня это происшествие показалось невероятным. Я готов был с натяжкой признать, что просто спал у костра и видел необычайный сон, навеянный дикой природой Скалистых гор…
Мы продолжали свое странствование и на ночь обыкновенно останавливались в одной из узких долин, удивительно похожих друг на друга.
Через неделю мы набрели на обширную долину, далеко уходившую в глубь гор и раскинувшуюся цветущей поляной с рощицей и небольшим озером. Все здесь сулило хорошую охоту, и мы решили остановиться в долине на несколько дней. Устроили шалаш из ветвей на берегу озера под сенью трех гигантских деревьев. В два дня мы настреляли столько дичи, что могли бы питаться ею целых две недели. Имея в виду, что при дальнейшем путешествии нам предстояло пройти почти бесплодную местность, мы занялись копчением и вялением дичи. Я проявил к этому делу мало способностей и охоты и продолжал бродить по долине.
Однажды я зашел далеко и не заметил, как стало темнеть. Возвращаться назад темной, безлунной ночью было трудно, к тому же я порядочно устал.
Я стал отыскивать для ночлега углубление в скале, но долго ничего не находил. Стены шли гладким отвесом. К концу долины строение гор, однако, значительно изменилось. Я уже готов был остановиться на одной неглубокой пещерке, но там весь пол был засыпан острыми камнями, и расчищать себе ложе было бы слишком сложно.
Я пошел дальше и вскоре наткнулся на широкое отверстие аркой. Войти можно было не сгибаясь. Это был узкий коридор, приведший меня в большую пещеру. Я засветил электрический фонарик, но его света было недостаточно, чтобы разогнать мрак, повидимому, весьма высоких сводов.
Мне пришло в голову, что я могу развести в пещере костер и заняться приготовлением убитой утки. Собрать несколько охапок сухих веток и разжечь большой огонь было делом получаса. Костер осветил довольно большое пространство, тем не менее, я не мог составить себе понятия об истинных размерах пещеры.
За ужином я рассуждал вслух и хвастался, что сделал замечательное открытие. Наверно, эту пещеру назовут моим именем. «Пещера Рейдаля»!.. Завтра с товарищами мы произведем подробное исследование и составим описание пещеры. Может быть, найдем что-нибудь замечательное.
Я радовался как дитя своей находке и заснул, убаюканный яркими образами, созданными фантазией. Если бы я знал, что меня ожидает впереди, я, конечно, бежал бы из этого проклятого места…
О том, что наступило утро, я узнал по потоку света, вливавшегося через коридор в пещеру. Наверху все еще густел мрак, но пол и противоположная стена были ярко освещены. Пещера оказалась действительно огромной, но составляла лишь часть подземного лабиринта, потому что виднелся вход во второй коридор.
Доев остатки утки и запив их горячим чаем, я поспешил к товарищам.
Мы составили военный совет, на котором было решено, захватив побольше провизии и воды, произвести детальное исследование пещеры. Для факелов мы нарубили смолистых ветвей. Кроме того, у каждого имелся электрический фонарик. На следующий день утром мы углубились в толщу гор и в трепетном ожидании чудес прошли второй коридор. Он привел нас в пещеру меньших размеров изумительной красоты. Кристаллы горного хрусталя сверкали при свете факелов, как драгоценные камни.
Пройдя одну за другой четыре пещеры, мы попали в подземный зал необъятной величины и, сделав несколько шагов, убедились, что находимся на берегу озера.
— Эх, если бы у нас была лодка! — вырвалось у одного из товарищей.
Пришлось обходить подземное озеро кругом. По дороге мы сделали остановку и плотно закусили. Неподвижная гладь озера, освещенная красным пламенем костра, таинственный мрак недр земли, странное эхо наших голосов — все это подействовало на меня удручающе, и, подчиняясь тяжелому предчувствию, я предложил товарищам дальнейшее исследование лабиринта отложить на следующий день. Мое предложение было встречено смехом и упреками в трусости, и мы пошли дальше. Большая арка указала нам путь в неизвестное. Коридор был очень высок, но вскоре он раздвоился, и мы остановились в недоумении на распутье. Что предпринять? Какого направления держаться?
Мне пришла несчастная мысль разделиться. Бросили жребий, и мне досталось итти одному. Мы разделили провизию и запасы воды, сердечно простились и бодро двинулись в путь: я — по правому коридору, товарищи — по левому. Через четыре часа мы должны были вернуться к распутью.
Больше мы никогда друг друга не видели…
Я быстро справился со своей задачей. Коридор привел меня в пещеру, из которой, повидимому, не было другого выхода. Пол ее был усеян костями каких-то огромных животных. В то время я был слаб в палеонтологии, но теперь могу с уверенностью сказать, что это были скелеты гигантских ящеров.
Осмотр пещеры занял много времени. Прошло более четырех часов. Товарищи, верно, меня ждут. Я поспешно вернулся к распутью. Однако, там никого не было… Я просидел часа полтора, нервно куря трубку, но товарищи все не показывались.
Дело становилось серьезным. Я пробовал кричать, выстрелил из револьвера. Звуки страшным грохотом, отражаясь от скал тысячу раз, понеслись в темноту. Все смолкло…
Наконец ожидание стало невыносимым, и я решил пойти навстречу товарищам. Левый коридор сначала ничем не отличался от правого. Я шел, тревожно вглядываясь в темноту и освещая дорогу маленьким фонарем. Факелы все догорели. Сколько времени я шел так?.. Вероятно, не менее двух часов. Часы мои остановились, но я сужу по усталости, какую испытывал. Краткий отдых не давал мне облегчения. Воздух был пропитан сыростью, и температура его была не менее 25°Ц. Это напоминало атмосферу оранжереи. Я решил вернуться.
И снова я шел долго-долго, до полного изнеможения. Казалось бы, я давно должен был достигнуть распутья, но коридор нескончаемо тянулся то по прямой линии, то изгибаясь вправо и влево. Воздух становился все жарче и душней.
Наконец я понял, что заблудился. Жестокое отчаяние овладело мной. Я плакал, бился головой об стену, кричал до хрипоты и зачем-то стрелял…
Несколько часов провел я в беспамятстве. Очнувшись, я подкрепился едой и выпил последнюю воду. Необходимо было искать выход из проклятого лабиринта. Жажда вскоре начала томить меня… Были минуты, когда я готов был застрелиться. Я уже приставлял револьвер к виску, но жажда жизни каждый раз побеждала. Наконец я упал, и мне казалось, что вот-вот наступит смерть…
Странный шум, напоминавший морской прибой, долетел до моего слуха. Это было что-то новое, и я напряг последние силы, чтобы встать и итти вперед. Коридор круто заворачивал влево. Шум усилился, но нечто другое заставило меня радостно вскрикнуть. Впереди сквозь небольшое отверстие виднелся свет, и лица моего коснулась легкая струя воздушного тока… Я побежал, спотыкаясь о груды камней, добрался до отверстия, заглянул и замер от удивления…
Это было окно в другой мир, который еще никогда не отражался в глазах человека. Я увидел обширное подземное море, по которому ходили черные волны, разбиваясь о берег. Вверху клубились густые облака. Освещение было желтовато-красное, какое бывает иногда на закате. Справа чернел высокий лес.
Я решил во что бы то ни стало выбраться на волю. Один вид воды приводил меня в безумие. Раскидать камни, увеличить отверстие было бы нетрудно, но я страшно ослаб и лишь силой воли победил все препятствия. Пробившись сквозь отверстие, я бросился к морю. Вода оказалась горько-соленой. Я разделся и выкупался, что сразу меня освежило. Затем я поспешил к лесу, где надеялся найти какую-нибудь пищу.
Вид растительности привел меня в новое изумление. Я видел такие деревья только на картинках. Папоротники, хвощи, лишаи, мхи, грибы — и все это в гигантских, сказочных размерах! Я видел улитку длиною около метра и жука ростом с сенбернара. Исполинские черви, которых я сперва принял за змей, ползали в гнили и сырости леса…
Мучимый голодом и жаждой, я попробовал есть молодые побеги хвощей. Большинство из них имело водянистый вкус, но я напал и на мучнистые, сладковатые, которыми мог утишить терзания желудка.
Я старался не удаляться от моря и держался в виду его. Сильный шум заставил меня оглянуться на водную гладь. Над вспененными волнами показалась отвратительная чудовищная голова на длинной шее и молниеносно взвилась в воздух. Казалось, поднялся столб, увенчанный головой крокодила. Голова метнулась вперед и схватила одну из больших птиц, стаей носившихся над морем. Послышался лязг челюстей, птица исчезла в пасти, за ней другая, третья. Остальные разлетелись, оглашая воздух пронзительными криками, а голова вновь опустилась в морскую бездну…
Я продолжал свой путь по лесу. Вскоре судьба столкнула меня с новым чудовищем. Этого я знал по учебнику геологии. Оно принадлежало к сухопутным ящерам. Грузно ступал гигант, ломая на пути деревья и волоча за собою длинный хвост. Сравнительно маленькая голова и тонкая шея не соответствовали гороподобному туловищу. Чудовище срывало с деревьев побеги и пожирало их. Оно мирно паслось, подобно нашим коровам. Тем не менее, я поспешил уйти от него подальше.
Дорогу мне пересекла довольно широкая речка. Вода в ней оказалась превосходного качества, и я с наслаждением утолил жажду. Переплыть речку я не решился и пошел вдоль ее берега. Вскоре она расширилась, образуя большую заводь.
Удивительные звуки заставили меня остановиться и прислушаться. Из кустов раздавался целый хор голосов, не лишенный некоторой стройности:
— А-а-а-а-а… у-у-у-у…
И потом резко:
— Э-э-э-э-э-э…
Я пробрался через гигантские мхи и осторожно выглянул наружу. Передо мною был большой залив, повидимому, неглубокий, так как местами со дна поднимались моховые кочки и вода заросла высокими травами. Повсюду на берегу, на кочках, наполовину высунувшись из воды, сидели огромные лягушки. Некоторые достигали двух метров в вышину. Они были увлечены концертом, и их белые горла все время находились в движении.
Я невольно вспомнил о странном существе, выброшенном ручьем в долине. Однако оно гораздо более походило на человека, чем эти лягушки-великаны.
Вскоре я разобрался в звуках и понял, что к этому грубому хору примешивается другой, более нежный, несущийся с правой стороны залива.
Осторожно пробираясь по берегу под защитой мхов, я наконец нашел и вторую группу артистов. Они сидели на берегу около целого городка хижинок, грубо слепленных из ветвей и грязи. Это были сородичи странного существа, которое унес на моих глазах орел Скалистых гор. Люди, похожие на лягушек, или лягушки, похожие на людей. Сидели они так же, как и настоящие земноводные, с согнутыми под острым углом ногами, между которыми помещались передние конечности.
Однако ходили они на двух ногах. Ходили тяжело, грузно, нередко падая и переходя в лягушечьи прыжки. Их пение напоминало человеческие голоса и было мелодично и заунывно, хотя основной мотив оставался неизменным…
Я не нахожу этих существ безобразными. У них такие прекрасные синие глаза с детским, жалобным выражением. За два дня, проведенных мною около залива, я имел возможность наблюдать этот странный народ. Их нравы произвели на меня самое лучшее впечатление.
Эти создания никогда не дерутся, не обманывают друг друга и очень любят своих детей, маленьких смешных человеко-лягушат. Старики и старухи отличаются огромными отвисшими животами и не в состоянии ходить на двух ногах.
Повидимому, эти существа не лишены дара слова и обмениваются разнообразными звуками, состоящими почти из одних гласных. Я заметил также, что лягушкоподобные относятся с презрением к настоящим лягушкам и не входят с ними в общение. Люди-лягушки нуждаются в частом купаньи и, говоря по совести, в воде мало отличаются от настоящих лягушек.
Я видел их общественные собрания. Несомненно, они совместно обсуждают общие вопросы. Рассаживаются на берегу. Один, старейший, мурлычит особым образом, другие слушают внимательно. Потом начинают отвечать, иногда в одиночку, иногда хором.
В одно из таких собраний случилось несчастье. Налетела стая огромных птиц, в раскрытых клювах которых виднелись ряды острых зубов. Люди-лягушки бросились к землянкам, но птицы успели унести троих взрослых и нескольких детей.
Когда хищники улетели, народ снова вышел на берег и затянул жалобную песню:
— А-а-а-а-а…
Скорбный стон окончился душераздирающей трелью, и мне показалось, что эти существа способны плакать. Они утирали лапками свои прекрасные синие глаза… Я весьма жалею, что не мог детальнее наблюдать жизнь и обычаи людей-лягушек.
На третий день я углубился в лес в поисках пищи. Изнуренный зноем, я решил выкупаться в ручье. Едва я опустился в прохладную Боду, как меня подхватило и понесло стремительное течение. Я боролся изо всех сил, но пенистый поток увлекал меня все дальше, ударил о камень, и я потерял сознание…
Очнулся я на берегу ручья, протекающего по долине. Лишенный одежды, оружия и припасов, я едва не погиб, но меня спасла партия охотников за козами.
Несомненно, передо мною на короткий миг открылся мир прошлого, и занавес вечности опустился вновь над этой необычайной картиной…
Рассказ доктора Рейдаля может показаться читателям плодом болезненной фантазии. Продолжительные блуждания по подземному лабиринту, крайняя усталость, жажда и голод действительно могли вызвать у Рейдаля бредовое состояние, в котором он видел людей-лягушек.
Весьма неправдоподобным на первый взгляд кажется описание пещеры: неизвестный источник света, ветер и волнующееся подземное море. Однако при очень больших размерах пещеры всегда возможны нарушения равновесия атмосферы вследствие местного повышения или понижения температуры, а следовательно, и образование воздушных течений. Труднее объяснить источник света. Не следует, впрочем, забывать, что далеко не все световые явления объяснены удовлетворительно наукой. Много ли мы знаем, в сущности, о природе северного сияния или зодиакального света?
В низших слоях атмосферы наблюдаются иногда странные световые явления, например, огни св. Эльма, появляющиеся на корабельных снастях, огни Кастора и Поллукса, всегда состоящие из двух огненных языков и долго держащиеся над шпилем высокой башни или колокольни. Принято относить эти явления к электрическим феноменам. Однако до сих пор остается необъяснимым, почему в данном месте появились именно такие, а не другие огни, а в очень многих местах никогда не появляется таинственных огней. В пещере Рейдаля могли быть светящиеся облака, скопившиеся под высокими сводами.
Что же касается главного, т. е. людей-лягушек, необходимо пояснить следующее: биология установила, что все животные произошли от первичной клетки путем ее постепенного развития под влиянием внешних условий и борьбы за существование. Для доказательства этой теории существует два пути: палеонтология и эмбриология — наука о развитии зародыша.
Наука об ископаемых пытается установить непрерывную цепь форм между существами, населявшими Землю в различные эпохи, и современными. К сожалению, сохранились кости лишь немногих первобытных животных. Науке удалось, однако, установить связь между ящерами и птицами через промежуточные типы.
Сложнее обстоит дело с происхождением человека. Однако теоретически на вопрос: существовал ли предок человека, современник завров и древовидных папоротников? — Мы должны ответить положительно. Предок этот, по тогдашним условиям жизни на Земле, был, несомненно, земноводным животным. Принимая во внимание, что потомки сделались людьми, вполне допустимо, что и предок был не лишен некоторой разумности.
Напомним, кстати, что в преданиях каждого народа упоминается о чудовищах, драконах и химерах. Вероятно, в мозгу земноводных предков запечатлелся образ чудовищных ящеров, и память о них передалась потомкам.
Второй путь доказательства теории эволюции дает эмбриология. Как известно, зародыш человека в течение девяти месяцев утробной жизни повторяет всю историю развития человека. Сперва он напоминает низшие одноклеточные существа, потом — многоклеточные. Затем он уподобляется моллюскам и слизнякам и в некоторый момент своего развития даже является двуполым. Но самое замечательное — это то, что в известный период зародыш человека имеет признаки жабр.
Если мы сравним постепенное развитие зародыша человека и лягушки, мы найдем много сходных черт, например: лягушка, как и человек, дышит только легкими, а головастик имеет жабры…
Действительно ли видел Рейдаль мир прошлого или это лишь фантастический бред, но рассказ его не так противоречит науке, как кажется на первый взгляд.