КАПИТАН САРГАССО


Необыкновенное приключение моряка 

Рассказ кап. Дингля


Жизнь моряка характеризуется постоянным общением со стихией в наиболее грозных и величественных ее проявлениях. Почти ни одна из профессий не дает трудящемуся такого богатства переживаний, действующих подавляюще на психику недостаточно-культурных людей. Бесчисленные суеверия, приметы и сказки пышно расцветают на палубах затерянных в океанах кораблей. Достаточно вспомнить хотя бы пресловутую басню о «Летучем Голландце». Эта «международная» легенда моряков, послужившая сюжетом для оперы Рихарда Вагнера, повествует о капитане голландского судна Ван-Страатене, осужденном, в «наказание» за свою «безбожную» жизнь, вечно скитаться по морям, никогда не приставая к берегу. В костюме XVII века он, прислонясь к мачте, будто бы носится по морю, и встреча с ним предвещает неотвратимую, верную гибель…

Рассказ Дингля «Капитан Саргассо» в живой форме высмеивает суеверия моряков. Герою рассказа предстоит первый океанский рейс в качестве капитана. Отплытию сопутствует ряд «зловещих», с точки зрения суеверного Саргассо, «предзнаменований». В открытом океане эти «предзнаменования» умножаются, завершаясь катастрофой, в наступлении которой Саргассо нисколько не сомневался. И лишь неожиданная развязка исцеляет одурманенный мозг капитана Саргассо от его недуга…


I. Синие лагуны и золотые просторы Саргассова моря.

Не может человек прожить, всю свою жизнь на море и умереть трусом. Море и трусость несовместимы, и крепкое вино старой Атлантики непременно превращает розовую водицу, сочащуюся по артериям и венам труса, в яркую густую кровь настоящего моряка.

Трус бросает море, рано или поздно. Соленые влажные просторы Великого океана он меняет на мертвые колонны цифр гросбуха, форменку матроса — на узкий воротничок банковского клерка[9]), а ослепительный блеск палубы — на пыльные скамьи метрополитенов[10]), с грохотом уносящих по душным туннелям, навстречу затхлым конторам и прилавкам сотни и тысячи заплесневелых людей — невыспавшихся, зевающих и апатично пережевывающих очередные утренние сенсации «Таймса» и «Дейли-Мейль».

Настоящий моряк любит только один раз в жизни и на всю жизнь. И единственная любовь его — это море. Он умирает, слушая вой норд-оста, а бездонные прохладные глубины морей к океанов служат ему местом последнего отдыха.

Злые языки утверждали, что кровь капитана Саргассо жидка и желта, как морская водоросль, имя которой он носил. Будущему капитану было три года, когда его выловили из Саргассова моря, где трехлетний младенец плавал на покинутой шлюпке. Семь лет после этого он пробыл в Поплейском сиротском доме, пока, в конец измученный тюремным режимом этого почтенного учреждения, не бежал оттуда. С того дня и до полной своей возмужалости он не расставался с морем.

Однако неясный страх сопутствовал Саргассо во всех его плаваниях. Жуткие рассказы о том, как его нашли в Саргассовом море, заставляли мальчика вздрагивать при одном упоминании о спокойных синих лагунах этого моря, омывающего золотистые просторы цепких и коварных водорослей. Выловленный в море младенец не мог пожаловаться на одиночество: трупы двух матросов и няньки-негритянки были его безмолвными спутниками.

Суеверные предания поколений моряков населили сине-золотое Саргассово море мертвецами и переполнили его тысячами «призраков» мертвых кораблей.

Страх рос вместе с Саргассо, и если десятилетний мальчишка Сэм с головой закрывался шершавым приютским одеялом, вспоминая историю своего спасения, то двадцать пять лет спустя отважный капитан Саргассо менялся в лице и погружался в мрачную задумчивость при одном упоминании собеседника о синем покое и золотых топях Саргассова моря…

* * *

Крупные весенние звезды дрожали и переливались на черном бархате неба, когда Сэм, вздрагивающий от холода и страха, в одной рубашонке спустился по водосточной трубе и бесшумно побежал к высоким стенам, ограждавшим питомцев сиротского дома от соблазнов мира. Там, за оградой Сэма ожидали тысячи неприятностей… может быть, Саргассово море… Здесь, в душных классах приюта благонравным поведением и успехами в науках он мог снискать расположение учителей и дам-патронесс, подготовив почву для блестящей карьеры гуттаперчевых воротничков, фальшивых бриллиантовых запонок и невыносимого блеска остроносых штиблет. Сэм легко спрыгнул со стены и, не колеблясь, помчался по пустынным безмолвным улицам…

У кабачка «Кошачий Глаз» он споткнулся о спящего моряка и разбудил его маленьким костлявым коленом, воткнувшимся в довольно круглый живот спавшего. Часы пробили три в ту минуту, когда увесистый удар кулака готов был обрушиться на мальчика. Но колокола портовых часов спасли его. Моряк прислушался к бою, рассмеялся и, держа Сэма в воздухе на вытянутой руке, чиркнул спичкой о подошву. Даже через двадцать пять лет Саргассо мог точно повторить слова и тон, каким они были сказаны:

— Разрази меня гром, если я не поймал русалку!.. Ошибся, сорок одна пушка!.. Это не русалка, а маленький леший, вдобавок совершенно не боящийся простуды… Сыночек, ты, по всем приметам, растоптал кишки дяди Билля как раз вовремя. Еще полчаса и старая калоша «Палладии» безвозвратно отчалил бы от пристани. Почему это ты крейсируешь в столь легкой оснастке? Разве у тебя нет дома?

— Ни дома, ни родных… Никого, сэр…

Вслед за этим моряк наполовину потащил, наполовину понес Сэма по дороге к порту. Дядя Билль, слегка спотыкаясь на ходу, болтал без умолку:

— «Палладии» — это мой бриг[11]), сыночек. Отходит на заре. Если бы ты не вздумал топтаться по моему животу именно в это время, я ни за что не услышал бы, как разбитые бубенцы дряхлой мэрии[12]) прозвякали шесть склянок[13]). А это наверно были бы мои последние склянки. Помощник уже давно точит на меня зубы и метит на мое место. Так, значит, у тебя нет дома, сынок? Хочешь быть моряком, а? Да? Ну, вот и прекрасно! Старый Билль Гоммидж сделает из тебя человека, сорок одна пушка!

По качающемуся скользкому трапу они взобрались на борт небольшого грязного брига. Причальные канаты были уже отданы, и маленький суетливый буксир нетерпеливо пыхтел, ожидая отплытия. Сэм хорошо запомнил краткую но могучую словесную битву между шкипером Билли Гоммидж и его помощником, хаос и невероятную суматоху прощания с портом, жуткий переход через Саргассово море, все возрастающий необъяснимый страх и бегство с «Палладина» в Бербайсе.

Но зов моря пересилил этот страх; море овладело им безраздельно. Он поступил юнгой на сахарное каботажное[14]) судно. Здесь он научился пить ром, как воду, а лучшие моряки дали ему первые уроки морского дела. Совершая более продолжительные плавания на все лучших и лучших судах, он, наконец, очутился в качестве второго помощника на клиппере[15]), крейсировавшем на линии Ливерпуль-Калиао.

Он оказался хорошим моряком. Он знал море, как свои пять пальцев, делал маневры с быстротой и точностью машины и изучил оснастку всех систем и типов кораблей. Но побороть страх перед Саргассовым морем было выше сил Сэма Саргассо. Он растравлял и взвинчивал его тем, что отыскивал в библиотеках старинные фолианты[16]), повествовавшие о различных суевериях моряков. Он испытывал болезненное удовольствие, читая о Летучем Голландце, возвещающем смерть встречным кораблям, о тысячах примет и зловещих предзнаменований, о тайнах Саргассов и иных уголков соленых просторов моря. Во время чтения волосы шевелились у него на голове, в завывании ветра в трубе чудилось ему похоронное пение, догорала, треща, свеча — но Саргассо не мог оторвать зачарованных расширившихся глаз от книги ужасов…


II. Безумство храбрых.

Это случилось на севере Атлантики. Была бурная январьская ночь, когда Сэм Саргассо совершил удивительный маневр. Спустив лодку с несколькими матросами, он спас с разбитого четырехмачтовика сорок пять человек. Газеты всех стран мира назвали этот маневр безумством храбрых, и этот случай дал Саргассо возможность получить корабль. Четырехмачтовик прибуксировали в порт, и владельцы судна послали за Саргассо.



Сэм Саргассо совершил удивительный маневр. Спустив лодку с несколькими матросами, он спас с разбитого четырехмачтовика сорок пять человек…

— «Сирену» приведут в порядок, мистер Саргассо. Если хотите, можете занять на ней место капитана…

— А в какой рейс отправляется судно? — перебил Сэм.

— Вы отведете его в Нью-Йорк с грузом угля. Затем «Сирена» совершит рейс в Китай, где пробудет некоторое время в составе торгового флота в Тихом океане…

Сэм колебался недолго. В этот же день он отвел «Сирену» к месту ссыпки угля в доке[17]) Барри. Пока в открытые люки с грохотом сыпался уголь, команда оснастила заново корабль. К вечеру все было готово, и Саргассо прошелся по грязной набережной, с удовольствием любуясь четким и стройным силуэтом «Сирены» на опалово-янтарном фоне угасающего заката. Потом он вернулся на корабль и критически-придирчивым взглядом осмотрел каждую деталь оснастки. Потом собрал команду и решительно потребовал смыть малейшие следы угольной пыли.

— В первый раз в жизни приходится слышать, чтобы анафемский угольный фургон отправляли в море чистым, — буркнул за ужином младший помощник. — Не прикажет ли мистер Саргассо повесить плюшевые портьеры у входа в угольные трюмы? Как вы думаете, мистер Фишер?

Саргассо не обратил внимания на колокол, звавший к ужину. Он продолжал тщательно осматривать корабль.

— Мистер Бене, мы учимся всю жизнь, и даже седина не дает нам патента на мудрость, — вразумительно ответил Фишер, старший помощник Саргассо. — Если шкипер прикажет вам вооружиться шваброй и замывать его следы, по мере того как он подымается по лестнице из трюма — вы обязаны это сделать. Свыкнитесь с этой мыслью, друг мой! Саргассо— капитан этого корабля, а кроме того, запомните, — он превосходный моряк.

Когда Фишер спускался в свою каюту за трубкой, Саргассо окликнул его:

— Мы кончаем погрузку сегодня в десять часов вечера. Позаботьтесь о том, чтобы экипаж сразу же принялся за уборку корабля. Огни пристани дадут достаточно света для этой операции.

— Матросы на берегу, сэр, — возразил старший помощник. — Нам не удастся залучить на корабль ни одного человека, если команда узнает, что ей придется мыть корабль в полночь, да еще у самого дока.

Саргассо строго взглянул на него:

— Экипаж должен быть на борту в десять часов вечера. Я считаю это вашей обязанностью, мистер Фишер. Если бы я был старшим помощником, я сумел бы это устроить. Я не сомневаюсь, что и мистер Бене мог бы это устроить, если бы…

— При чем здесь мистер Бене? — вскипел Фишер. — Я берусь доставить команду на борт и прошу вас не тревожиться, сэр!

Несколько минут спустя он заметил ядовито ухмылявшемуся младшему помощнику:

— Старая история! Недаром говорит пословица: посади нищего на коня — он поскачет к черту на рога. Сэм Саргассо, этот жалкий трус, дает нам такие приказания…

Помощники слышали, как Саргассо тихо насвистывал в своей каюте. Вскоре он перешел в столовую и стал стоя закусывать остывшей бараньей котлетой, отхлебывая из стакана тепловатый чай. В промежутках между едой и питьем он мурлыкал песенку:

Я солнечным утром бродил по полям,

Красавицу девушку встретил я там.

И пела красотка:

«Дуй, ветер, все утро! Дуй, ветер, эй-хо!

Росу осуши ты; дуй, ветер, эй-хо!»

Песенка резко оборвалась. Саргассо втихомолку выругался, словно сам удивляясь тому, что может петь подобный вздор. Но Бене был очень доволен.

— Вот вам, мистер Фишер, — ликовал он. — Это настоящая матросская песенка. Наш старик[18]) такой же человек, как и все мы, и вдобавок, настоящий моряк. Он мне нравится. Если желаете, я отправлюсь в город и соберу экипаж.

— О, пожалуйста! Думаю, что вы теперь из кожи будете лезть вон, чтобы впоследствии занять мое место!..

Бене задорно расхохотался. Он не имел ни малейшего желания продвигаться по служебной лестнице, наступая на пальцы сослуживцев. Однако он знал, где можно найти экипаж, и нашел его; он провел час с матросами в кабачке «Наяда Корсики», политично не вмешиваясь в их компанию; затем послал кельнершу за Янки-Джэком — грозой портовой полиции всех гаваней мира, первым коноводом в драках, пении, танцах и шумном ухаживании за портовыми красавицами. Чокнувшись с польщенным матросом стаканчиком рома, Бене сообщил ему обо всех выдающихся качествах шкипера, не упоминая ни словом о предстоящей уборке корабля.

— Ну, конечно, мы все вовремя будем на корабле, — проревел Янки-Джэк. — Покажите мне только подлеца, который вздумает опоздать: я сделаю из него отбивную котлету. Вы тоже мне нравитесь, сыночек! Корабль никогда не собьется с курса, если помощники капитана и матросы тянут в одну сторону. Ступайте к ребятам и выпейте с нами букашечку…


III. История португальского фрегата «Санта-Доминго».

Понятие о мерах емкости у Янки-Джэка было несколько своеобразно: литровая бутылка оглушительной крепости рома вмещала только три его «букашечки». Через полчаса завывающая шеренга матросов, дружно обнимавших друг друга за талии, подошла к пристани. Фишер немедленно позаботился о том, чтобы «Сирена» подальше отошла от набережной. После этого дело пошло гладко: людей записали в списки, корабль объявили начавшим плавание — и жестокие законы морской дисциплины вступили в свои права.

«Сирена» встретила утреннюю зарю, очищенная от малейшей пылинки угля. Измученную команду отправили позавтракать и соснуть часа на два до прихода буксира. Саргассо не покидал палубу ни на минуту, критикуя работу так придирчиво, что помощники дошли до бешенства, а экипаж готов был взбунтоваться. Весь проявленный накануне Янки-Джэком энтузиазм испарился при первом же взмахе шваброй.

— Это не капитан, братцы, а тюремный надзиратель, — произнес свой приговор Джэк, вылавливая из дымящейся тарелки куски мяса. — Хуже: старая кастелянша из холерного барака, помешанная на чистоте. Как ты думаешь, престарелый сын коровы?

Собеседник Джэка вяло улыбнулся беззубым ртом. Старику было бы простительно уклониться даже от словесной битвы со страшным Янки-Джэком. Но он не сделал этого.

— Глупости ты говоришь, Янки, — прокаркал он разбитым голосом. — Нужно тебя хорошенько накормить дубиной — тогда ты научишься живее поворачиваться и не трепать зря языком. Саргассо — молодчага-шкипер, настоящий капитан. Мне больше семидесяти лет, мальчик, а ведь ты не слышал, чтобы я выл из-за работы, не так ли?

Янки-Джэк собрался рассвирепеть, но, встретив добродушный взгляд мутных старческих глаз, нехотя рассмеялся.

— Ты так чертовски стар, — буркнул он нехотя, — что уже и выть-то — толком не можешь…

— Да, мальчик, — бормотал, не слушая его, старик, — Билль Гоммидж никогда не выл из-за работы. Билль Гоммидж был когда-то капитаном брига «Палладин» — самого прекрасного брига, который когда-либо распускал паруса в Атлантике. Именно Билль Гоммидж познакомил будущего капитана Саргассо с морем и дал ему первые уроки морского дела…

— Ну, и горазд же ты, старина, врать! — проворчал скептически Янки-Джэк, отправляя в свою пасть гигантский кусок мяса…

* * *

…Буксирный пароход привез телеграмму. Саргассо вскрыл ее; в ней стояло: «Мистер Раус вчера умер. Отложите выход в море до дальнейших распоряжений».

Лицо Саргассо приобрело землистый оттенок. Приподнятое радостное настроение сняло как рукой. Мистер Раус — старший компаньон фирмы — был человек, поручивший ему командование «Сиреной»!

Он позвал старшего помощника и объявил ему:

— Вывесьте малярные качели через борт и обведите «Сирену» синей полоской. Потом отыщите Бене и прикажите приспустить флаг до половины мачты[19]) когда пробьет восемь склянок.

Фишер ушел, а Саргассо принялся нервно шагать по палубе. Черная кошка баталера[20]), подняв хвост трубой, подошла к нему и с громким мурлыканьем стала тереться о его ноги. С исказившимся лицом капитан нагнулся и швырнул отчаянно мяукавшее животное через борт. Через минуту он уже висел на спускавшемся в воду лине, возясь с фыркающей, царапающейся кошкой, вытащил ее из воды и перебросил, на палубу буксира.

— Увезите эту дрянь, — крикнул он вне себя. — Увезите, иначе я за себя не отвечаю!

После этой дикой выходки Саргассо вдруг затих и словно ушел в себя. Вся энергия покинула капитана. Он сидел в каюте, безучастно перелистывая страницы судового журнала, и машинально повторял:

— Синяя траурная полоса на первом корабле, который я поведу в море… Синяя полоса… Синяя полоса…

Лицо Саргассо было смертельно бледно.

— Вдобавок на «Сирене» оказалась черная кошка… Черная кошка и синяя полоса… Несчастье никогда не приходит одно… Теперь только недостает негритянки-пассажирки, чтобы «Сирена» полным ходом отправилась без пересадки, на тот свет…

В дверь каюты постучали. Принесли новую телеграмму:

«Выходите в море с вечерним приливом. Приготовьте каюту для пассажирки, едущей в Нью-Йорк со служанкой».

Пока, принесший телеграмму, матрос не удалился, Саргассо не произнес ни слова. Только суровые губы его чуть заметно задрожали. Матрос вышел — и капитан бросился к письменному столу и приготовился писать рапорт о своем отказе от командования «Сиреной».

— Проклятие! — выругался он, злобно втыкая перо в песочницу. — Даже мои помощники издеваются над моим суеверием у меня за спиной. Пусть приезжают сюда все женщины мира — я докажу им… Баталер! — внезапно заорал капитан.

В каюту влетел испуганный баталер.

— Приготовьте большую каюту для двух пассажирок. Потом отправляйтесь в город и купите какой-нибудь провизии поизысканней… Живых цыплят, фруктов… — Саргассо мучительно напряг воображение: —Фруктов… шоколада… вы слышите?

— Есть, сэр, — почтительно сказал баталер.

— Так чего же вы стоите пнем дубовым? Ясно сказано: приготовить каюту, и убираться в город за изысканной провизией.

Баталер вылетел из каюты, как ракета. Саргассо схватил книгу и попытался читать. Через пять минут, точно обжегшись, он швырнул книгу на пол.

Книга эта, собрание коротких морских рассказов и стихов, начиналась уже знакомой Саргассо страшной повестью о португальском фрегате «Санта-Доминго». Корабль этот был нагружен мясом и переполнен крысами! Внезапно налетел шквал, изломавший мачты, потом мертвый штиль сковал море, и «Санта-Доминго» долгие месяцы простоял неподвижно, сжигаемый тропическим солнцем и окутанный удушливыми испарениями разлагающегося мяса. Раскаленный зной, проникал днем в отдаленнейшие закоулки корабля, а короткие прохладные ночи освещались фосфорическим блеском глаз крыс, мир садами высыпавших на палубу. Капитан «Санта-Доминго» приписывал все свои злоключения тому, что у него на корабле была черная кошка. Но только черная кошка — ничто по сравнению с рядом, зловещих примет, сопутствовавших отплытию «Санта-Доминго»! И Саргассо, дрожа от страха, читал дальнейшие подробности этой чрезвычайно «страшной» истории: как черная кошка перескочила через борт, испуганная (слушайте! слушайте!) девушкой негритянкой, тайком спрятавшейся на корабле, как раз накануне выхода в море…

— Проклятый дурак! — ругнулся Саргассо по адресу капитана «Санта-Доминго». — Если бы он выбросил за борт вслед за кошкой и негритянку — ему больше бы повезло в смысле погоды…

Он остановился у борта, наблюдая за работой команды, выспавшейся, освежившейся холодным душем и имевшей вид дельного экипажа. Работа спорилась в их руках, и только старик, с трудом распутывавший бесформенный клубок соломенно-желтого манильского каната, нарушал своим видом кипевшую жизнью и энергией работу матросов. Старик казался таким слабым, что Саргассо решил назначить ему возможно более легкую работу, как только «Сирена» выйдет в море.


IV. Очаровательная мисс Раус.

Пассажирка приехала поздно вечером.

— Я — мисс Раус, капитан, — сказала она с печальной улыбкой. — Вот письмо от поверенного фирмы, которое, мне кажется, объяснит вам, в чем дело. Глубоко сожалею, что мне пришлось побеспокоить вас.

Мисс Раус оказалась такой очаровательной девушкой, какую только может пожелать встретить любой моряк; но Саргассо принял ее более чем невежливо. Машинально приняв письмо, он не удостоил мисс Раус не только ответом, но даже взглядом. Он смотрел через ее плечо, смотрел со все возрастающим ужасом на черную, как уголь, служанку. Взгляд Саргассо был так выразителен, что негритянка, встретившись с капитаном глазами, невольно съежилась. Старик-матрос, наблюдавший эту сцену с куском каната в руках, ухмыльнулся. Он решил, что шкипер онемел от восхищения при виде мисс Раус, и поспешил на помощь.

— Куда прикажете положить чемоданы? — сказал он, выступив вперед.

Саргассо стряхнул с себя столбняк, позвал баталера и велел ему отвести пассажирок в приготовленную каюту.

Когда они удалились, старик подошел к капитану, приложил руку к козырьку и робко сказал:

— Прошу прощения, сэр. Вы помните старого Билли Гоммидж, не правда ли? Того, кто дал вам первое место на корабле, сэр, — добавил он, виновато улыбаясь. — Очень рад видеть вас капитаном, сэр.

Саргассо всмотрелся в смущенное лицо старика, и брови его угрюмо нахмурились. Усилием воли он сдержал себя и изобразил на лице род кислой улыбки.

— Гоммидж, — заявил он, — это вам следовало бы командовать на этом мостике. Но уж если вам приходится плавать на баке, то я рад, что это мой бак.

Вблизи раздались веселые голоса пассажирок. Гоммидж поспешно сказал:

— Я помню, сэр, что вы прежде верили во многие старые басни о море. Не верьте той, которая говорит, что опустившийся капитан приносит несчастье судну. Старина Билль Гоммидж никому еще не приносил несчастья, кроме самого себя.

Старик опять приложил руку к козырьку и быстро спустился вниз по лестнице.

Никто не смог бы смотреть на мисс Раус более тридцати секунд, не ощутив непреодолимой потребности улыбнуться. Вот почему не прошло и минуты, как кислая улыбка на бронзовом от загара лице Саргассо приобрела определенный привкус сахара. Даже и теперь, в первые часы сиротства, девушка выглядела такой хорошенькой и ласковой.

— Все ли рассказало вам привезенное мною письмо? — озабоченно сказала она. — На всякий случай скажу, что я приемная дочь покойного мистера Раус. Еще ребенком меня подобрал в море один из его кораблей. Мне сказали, что и вас нашли в море. Верители вы, что…

— Привезенное вами письмо рассказало мне все, мисс, — сухо прервал ее Саргассо. — Удобно ли вы устроились в каюте? Если все в порядке, мы можем сейчас же поднять якорь.

Большие серые глаза девушки раскрылись еще шире. Не менее сухо она. поблагодарила Саргассо за заботливость и, отвернувшись, занялась своим дорожным альбомом, аккуратно раскладывая между листами образцы папоротников. Саргассо, озабоченный близким выходом в море, несколько раз быстро прошел мимо нее.

— Капитан, — нехотя позвала девушка. — Вот эта водоросль… Вы моряк, и знаете, вероятно, особенности морской флоры. Как засушить эту веточку, чтобы она не потеряла своего чудесного болотистого цвета?

Это была водоросль Саргассова моря. Капитан сверкнул глазами на озабоченную мисс Раус, прошипел что-то невнятное и, к величайшему удивлению девушки, пулей сорвался с места и помчался по мосткам к дымившему буксирному пароходу.


V. Чрезвычайно зловещие приметы.

Серый рассвет… Серое море… Серый туман и лениво двигающийся серый корабль, оставляющий борозду серой пены на гладкой поверхности спокойно дремлющего моря…

«Сирена» пробыла уже две недели в море. Противные ветры, штили, туман — все было против Саргассо. Тяжело нагруженный корабль лениво двигался по мертвенно-спокойному морю.

Капитан, изнывая от скуки, все свободное от вахты время проводил в каюте, перечитывая старые морские журналы.

Письмо компаньонов покойного Рауса привлекло его внимание. Он снова перечитал один абзац.

«Мисс Раус подобрали в лодке, плававшей по Атлантике. Ее тоже сопровождала негритянка — такой же младенец, как и она. В этом совпадении заключается интересная возможность. Будем надеяться, вы поладите с мисс Раус и в одном из следующих сообщений дадите нам Знать, как прошло ваше плавание не в одном только деловом отношении».

Саргассо скомкал письмо и направился на палубу.

— Мистер Фишер! — крикнул он.

Помощник, окончивший брасопить реи, подбежал к капитану.

— Вы правите слишком далеко к югу, — заворчал Саргассо. Если увидите на воде хотя клочок желтой водоросли — немедленно поворачивайте на север.

К ним подошла мисс Раус, зябко кутавшаяся в меховую накидку.

— Бррр! — проговорила она, вздрагивая: — Неужели на парусных судах всегда бывает такая погода. А ведь по времени года могло бы быть тепло. Как вы думаете, встретим мы пловучие желтые водоросли? Говорят, что это очень красиво.

Саргассо захотелось быть вежливым, сильнее, чем ему чего-либо и когда-либо в жизни хотелось. Именно поэтому он ничего не ответил на вопрос девушки и, повернувшись к ней спиной, скрыл исказившееся лицо.

— Мистер Фишер, — позвал он через минуту. — Вахту наверх! Приготовиться к повороту!..

Они плыли к северу, пока на море не появились пловучие ледяные горы. Однажды ночью, когда «Сирена» проходила мимо величественного айсберга[21]), перламутрово-молочные очертания которого напоминали фантастический готический замок, огромный четырехтрубный пассажирский пароход огненным видением выплыл из-за него, и запоздалая сирена его проревела тревожным сигналом.



«Сирена» проходила мимо величественного айсберга, перламутрово-молочные очертания которого напоминали фантастический готический замок.

Заспанный вахтенный, перепуганный до потери сознания неожиданным появлением айсберга и ревом парохода, сделал шаг назад, оступился и полетел в море. Выбежавший из рубки Фишер тупо смотрел на несущийся на них пароход и барахтавшегося в волнах матроса и хриплым голосом отдавал сбивчивую и растерянную команду. Потом он бросился к рулевому, оттолкнул его и изо всей силы налег на колесо.

Пароход надвигался, как неумолимый смерч. Было мгновенье, когда его острый нос, казалось, готовился перерезать пополам «Сирену». Прошло несколько томительных мгновений — и глубокий вздох облегчения вырвался из груди команды. Огромный пароход, легко прикоснувшись к борту «Сирены», стал удаляться. Саргассо, бледный, как мел, появился на палубе.

— Что случилось? — закричал он. Взгляд его упал на уходивший пароход. — Пробоина?

— Негодяй только слегка задел нас, — Проворчал Фишер. — Надо вытащить Дика— он купается в море.

Саргассо молча подбежал к борту. На озаренной луной полосе взгляд его уловил темное пятно, легкий ветерок донес призыв о помощи. Саргассо, не раздумывая, бросился в воду…


VI. Саргассо побивает рекорд невежливости.

Ветры не благоприятствовали «Сирене». После упорной борьбы со штилями они потеряли северные пассаты и подходили к пределам Саргассова моря. Солнечное небо, свежий ветер и сверкающие волны стали обращать каждый наступающий день в радостный праздник — праздник для всех, кроме Саргассо.

Следующий день застал «Сирену» скользящей по полю золотых водорослей. Саргассо не выходил наверх, пока не настала пора полуденных наблюдений.

Он поднялся на палубу вместе с мисс Раус и, сжав губы, посмотрел на перепутанные водоросли. Акула — длинная, фантастически-худая, злобная акула— плыла, преследуя «Сирену», у самой кормы.

— Кто-нибудь должен умереть на «Сирене»? — насмешливо засмеялась девушка, уже вошедшая в курс морских суеверий. — Но вы ведь не верите в это? — добавила она, делая ударение на слове «вы».

— Пусть не верит, кто не хочет, — ответил капитан коротко и принялся возиться с секстантом[22]). Однако он не отдал команды взять курс, на север, чтобы выйти из водорослей.

Когда пробило четыре склянки первой вечерней вахты, повар опрокинул на себя полный кипящий котел. В полночь он умер. При восьми склянках утренней зари, раньше, чем сменившиеся вахтенные отправились в камбуз получить завтрак от Билля Гоммидж, заместителя повара, покойника похоронили.

— Теперь мы предаем это тело волнам, — бормотал невыспавшийся, с позеленевшим лицом Саргассо. — Да упокоится оно… Бросайте его, мистер Бене, чорт вас дери, чего вы медлите! — закричал он нервно, перевешиваясь через перила.

Мисс Раус смотрела на эту тяжелую церемонию с покрасневшими от слез глазами, готовая разрыдаться. Приподняли задний конец доски: оттягченное грузилом тело выскользнуло из-под флага, и почти бесшумно погрузилось в водоросли. На мгновение они расступились, блеснув лазурной голубизной воды и белым кружевом пены.

— Вдруг черный плавник перерезал золотые водоросли. Саргассо застыл у борта, как изваяние. Плавник быстро описал круг, затем понесся вперед, обрезал нос «Сирены» — и снова поплыл к корме. Застыв на минуту на месте, акула выставила из водорослей длинную, блестящую, точно лакированную спину и, вильнув хвостом, сразу исчезла.

— Какая это примета? — спросила с любопытством мисс Раус.

Саргассо молча посмотрел на нее. Он, очевидно, задался целью побивать рекорды невежливости, потому что и на этот раз не удостоил девушку ответом. Она раздраженно пожала плечами и подошла к Фишеру.

— Какая это примета? — рассмеялся тот злобно. — Старые бабы в подобных случаях думают, что корабль никогда не вернется в свой порт. Некоторые капитаны тоже в это верят — я подразумеваю тех, у кого в котелке не все в порядке, мисс.

«Сирена» продолжала свой медленный путь, все более углубляясь в водоросли. Много рассказывается об огромном, мертвом, насыщенном бронзовым золотом водорослей море, где стволы столетних деревьев и обломки кораблей разных веков кружатся в бесконечном однообразии заколдованного круга. Но это были сказки, старые морские сказки! Ни хороводы старинных фрегатов и бригантин, ни пловучие острова, населенные ухмыляющимися мертвецами, и таящие неисчислимые сокровища — ничто не преграждало путь «Сирене». Она встретила цепкие сети водорослей, она попала в полосу штиля, она потеряла пассаты[23]) — и, как зачарованная, медленно ползла там, где ей следовало смело и свободно пенить, поверхность моря.


VII. Кровавое мерцание звезды Альдебаран.

Вечером этого дня у Янки-Джэка был длинный разговор с Фишером. Янки-чинил стаксель[24]), и чинил его, надо сказать, преотвратительно. Однако, после этого длинного разговора, старший помощник отошел от собеседника с выражением лица, какое бывает у человека, совершенно удовлетворенного данными ему объяснениями, Надо полагать, однако, что объяснения эти не совсем удовлетворили Билли Гоммиджа, заменившего покойного кока[25]), который краешком уха слышал маленький кусочек этого длинного разговора.

— Когда вы приближаетесь, мисс, — заметил он подошедшей девушке, — кажется, будто после штиля подул свежий ветерок…

Он вежливо отложил в сторону зловонную старую трубку, вспомнив о галантности прежней, более блестящей поры своей жизни. Мисс, Раус ласково улыбнулась, подняла трубку и поднесла ее к огрубевшим губам старика.

— Курите, Билль, — заявила она, присаживаясь на свернутый моток каната. — Плавание наше затягивается, правда?

— Оно настолько затянулось, мисс, что старший помощник начинает болтать с матросами о том, о чем совсем не следовало бы говорить. Я сам когда-то был капитаном брига «Палладии» — самого прекрасного и самого гордого брига, на котором когда-либо развивался торговый флаг Англии. Я это дело знаю, мисс Раус, я знаю людей и никогда не ошибаюсь в них, и откровенно говорю вам — это совсем неладно.

Девушка насторожилась и придвинулась поближе к Биллю.

— Раскажите, дедушка! Вы о чем-то умалчиваете, что-то скрываете от меня. Да, да, Билль, не отпирайтесь!

— Сейчас не время, мисс, — загадочно сказал Гоммидж, оглядываясь на приближающегося Янки-Джэка. — Если у вас найдется свободная минутка после ужина, я расскажу вам всю историю. Чего тебе нужно, Джэк?

* * *

Когда первая вахта была на месте и «Сирена» приготовилась к ночи, Гоммидж вышел на свиданье, одетый в чистую шерстяную фуфайку, с новой глиняной трубкой в зубах. Чистые фуфайки вызывали у него зуд, и он ненавидел необкуренные трубки; однако Билль терпеливо ждал, переминаясь, с ноги на ногу, затягиваясь и с отвращением сплевывая через борт. Вскоре легкая призрачная фигура плавно спустилась к нему по лестнице.

— Я заставила вас ждать, Билль.

Гоммидж сразу же начал свой рассказ. Большие переливающиеся звезды усеивали бархатное небо, девушка стояла так близко к нему, и старик немного робел и говорил более принужденным и скованным языком, нежели обычно.

— Прошу прощенья, мисс, — сумрачно закончил он. — Болтают, слишком много болтают, у нас на «Сирене». Мистер Фишер и Янки-Джэк тявкают, как псы, простите за выражение. Я — старый капитан, капитан брига «Падладин», самого блестящего и самого гордого брига, на котором когда-либо развевался флаг Англии, да будет мне позволено так выразиться. Мисс Раус, старина Билль знает людей, старина Билль никогда еще не ошибался в людях и старина Билль говорит вам: ничего не, может выйти путного из того, что команда пускается в критику действий капитана. Сэм Саргассо, быть может, и суеверен, но он никогда не позволит суеверию помешать исполнить его долг капитана. Я, может быть, и старый дурак — да будет прощено мне это грубое выражение, — но Сэм Саргассо — сорок одна пушка! — именно таков, каким должен быть настоящий моряк…

Кто-то позвал Билля. Он удалился, и удивительно скоро, точно из-под земли, вырос Янки-Джэк. Через минуту тихо скрипнула дверь кормовой каюты, и небольшая закутанная фигурка последовала за обоими матросами. Мисс Раус была уже на юте и расспрашивала Саргассо о звездах.

— Видите эту крупную, красивую звезду на западе? Это — Альдебаран… Куда, однако, запропастился мистер Фишер?! Пора производить наблюдения.

— Может быть, вы позволите сходить за ним, капитан?

— Не беспокойтесь, мисс… — Саргассо растерялся и запыхтел, как слон. — Право, вы очень любезны… Гм… — Он возвысил голос. — Мистер Фишер, где же вы?

Мисс Раус хотела сказать что-то о помощниках, треплющих языки с матросами, обсуждая действия капитана, но в этот момент вошел Фишер. Саргассо и помощник занялись вычислениями. Капитан показал девушке, как обращаться с секстантом, и новизна ощущений захватила ее. Черная ночь накрывала их своим пологом, красный Альдебаран сверкал ей навстречу из маленького зеркальца, вспыхивала, разгораясь, трубка Саргассо, освещая его упрямое лицо и глаза… Глаза сурового капитана Саргассо! Эти глаза были неузнаваемы…

Впрочем, мисс Раус легко могла ошибиться: ночь была такая темная (и такая ласковая), а зеркальце секстанта было такое крошечное, что щеки их на один краткий миг соприкоснулись даже, когда они следили вдвоем за рубином Альдебарана, истекавшим кровью в агатово-черной оправе неба. А в таком положении, когда щека касается щеки, очень трудно следить за выражением лица собеседника…


VIII. Кровопролитие на палубе «Сирены».

Колокол на корме музыкально прозвонил четыре склянки, и ему ответил более резкий звук колокола с бака. Янки-Джэк протопал на корму, чтобы сменить рулевого, и смененный рулевой, зевая, спустился по лестнице. Смененный вахтенный подошел к юту[26]), где дежурил Фишер, и крикнул:

— На вахте Ягер!

Он не назвал Фишера «сэром», как того требовала дисциплина морского судна, и, уходя, бросил:

— В двух кабельтовых к югу какая-то темная масса. Думается мне, что это покинутый корабль.

— Так почему же ты, чорт бы тебя, подрал, не доложил об этом сразу?

— Потише, Фишер, — огрызнулся матрос. — Какая это муха вас укусила?!

Фишер закусил губы до крови, но смолчал. Он зашагал по юту, весь дрожа от ярости. Матрос оглянулся по сторонам, тихо засвистал, затем бросился к каюте негритянки и остановился, чутко прислушиваясь. Стало так тихо, что тишина зазвенела у него в ушах. Потом скрипнула дверь, маленькая фигурка вышла из каюты, подошла к баку с водой и налила себе кружку. Было слышно, как вода из плохо закрытого крана капала на эмаль подноса. Матрос тихо зашипел, и негритянка едва не выронила стакан. В следующую минуту она очутилась в его сильных объятиях, смело смеясь ему в лицо. На палубе появилось еще два человека.

— Ступайте и приведите сюда старшего помощника, — прошептал человек, державший негритянку. — Фишер болтает такое, словно он раздумал…

— Только не теперь, — проговорила она, задыхаясь и извиваясь в его сильных объятиях.

— Нет, милочка, именно теперь.

— Нет, нет! Моя барышня… Пустите меня к ней…

Один из матросов тихо рассмеялся и направился к каюте мисс Раус. Негритянка стала отбиваться изо всех сил.

— Не смейте туда входить. Сам, пустите меня сейчас же!

— Ты замолчишь? — сдавленным топотом спросил матрос и попытался закрыть ей рот рукой. Негритянка закричала. Сам бешено схватил ее за горло и в тот же момент, задыхаясь и хрипя, упал на землю. Струя крови полилась из его груди, где торчал всаженный по рукоятку нож — нож маленькой негритянки.

С минуту матросы простояли неподвижно, застыв от ужаса. На палубе раздался крик и выстрел, потом с железным лязгом оглушительно захлопнулась дверь. Негритянка бросилась к матросам, стоявшим у двери каюты мисс Раус. Они схватили ее; внезапно все пространство палубы наполнилось людьми, громовый голос Янки-Джэка проревел команду, и он повел матросов в атаку на Саргассо.

Саргассо отпрянул назад в свою каюту, отыскивая глазами оружие. Юный Бене, встретившись с первой настоящей грубой жизненной драмой, бросился вперед с голыми кулаками. В дверях каюты показалась стонущая, окровавленная, шатающаяся на ногах фигура. Закопченая порохом и страшная — нижняя часть лица ее была отстрелена.

— Берегитесь, капитан, берегитесь! — завыла фигура и тут же упала. Упала она поперек тела убитого негритянкой матроса, затем ощупью поднялась, зажав в скрюченных пальцах покрасневший от крови нож. Сквозь ревущую и беснующуюся толпу, она качнулась вперед, наткнулась на спину Янки-Джэка, прицелившегося в Саргассо, и с хрустом погрузила сталь в позвоночник главаря.

— Саргассо, я плачу за свою глупость, — простонал Фишер и упал к ногам капитана, прикрывая телом револьвер, выпавший из рук Янки-Джэка.

Бене пал под напором врагов. Мисс Раус стояла на пороге своей каюты, оцепенев от ужаса. Вверху на палубе, под черным шатром неба, где переливался и дрожал рубин Альдебарана, чей-то звонкий голос ревел немыслимые угрозы по адресу тех, кто осмелится коснуться его.

Брошенный меткой рукой графин просверкал в воздухе, и Саргассо упал, истекая кровью, льющейся из рваной раны на лбу. Мисс Раус втолкнули обратно в ее каюту, щелкнул ключ — и после невыразимого грохота вновь настала жуткая тишина…


IX. Мертвый покой мертвого корабля.

Как мучительно болела голова! Она лежала на чем-то мягком и податливом. Туго закрытые глаза страшно запухли. Маленькие горячие пальцы пытались раскрыть веки, тихий голос приговаривал что-то над ним.

Еще один звук — равномерный, ритмический, точно похрустывающий. Что это? Саргассо попытался подняться — и со стоном опустился.

— Кошка!.. — наконец ухитрился произнести он глухим голосом. Легкий смех ответил ему, веки одного из запухших глаз, под усердными пальцами таинственной сестры милосердия, раскрылись, и Саргассо увидел ночь, звезды и багровый шар луны на горизонте. Капитан сделал новую попытку заговорить, но это ему не удалось: пальчики, смочившие ему глаза, задрожали и тихий голос сказал:

— Лежите тихо. Они подумали, что вы умерли, и оставили нас вместе на этом корабле, чтобы наказать меня за то… Ax!..

Это было восклицание ужаса.

Вблизи раздались возня и писк, и что-то пробежало по ноге Саргассо. Он вздрогнул от непреодолимого отвращения. Что-то большое перелетело по воздуху над его лицом, раздался более громкий писк, треск костей и, наконец, фыркающее мурлыканье кошки, поймавшей добычу.

Страх придал силы капитану. Нащупав руками огромный свиток истлевшего, рассыпающегося в труху каната, он оперся о него и поднялся.

— Я оставлю вас на минуту, сэр, — сказала ему невидимая спутница.

Через минуту она поднесла к его губам деревянную чашку, наполненную до краев теплей несвежей водой.

— Скоро вы сможете видеть, — сказала она с нервным смехом. — Ну, и счастливо же вы отделались!..

Целый час промывала она ему глаза, не говоря ни слова.

Саргассо упорно молчал. Потом короткий желчный смешок вырвался у него.

— Меня называют трусом, — проговорил он резко. — Говорят, что я суеверный дурак. Почему? Потому, что я верю в то, что синяя полоска приносит несчастье, что акула чует, когда судно обречено на гибель, что не бывает удачи, если на борту есть черная кошка или черная девушка. Ну, вот…

Пальцы, смачивавшие ему глаза, дрогнули. Потом внезапно свет проник сквозь узкие щелочки раскрывшихся век. Желтая круглая луна стояла почти в зените. Звезды побледнели, и прохладный предутренний ветерок прошумел над разбитым покинутым кораблем. Огромный черный кот с выгнутой спиной и поднятым трубой хвостом потерся о ноги Саргассо. Он повернул голову — и синеватые белки негритянки встретили его взгляд… Жирная крыса нахально пробежала у него по ноге. Он швырнул ей в догонку обломком мачты, поднялся и, шатаясь, точно от нестерпимой боли, побрел по палубе.

— Это крыса, сэр, — виноватым тоном шепнула негритянка. — Наш корабль кишит крысами, но кот держит их в порядке.

Девушка достала из неведомого тайника несколько заплесневевших галет и накормила капитана. Пока он жевал е усилием твердые, как камень, горьковатые сухари, девушка рассказала удивительную историю:

— Янки-Джэк — вот кто был запевалой в этом заговоре. Он убедил матросов, что их плавание затянулось только из-за ваших суеверных страхов. Мистер Фишер не вступился за вас. Он назвал вас сумасшедшим, и Янки-Джэк ревел от восторга, когда слушал его болтовню. Они остерегались говорить лишнее при Гоммидже, и он велел мне разведать обо всем. Я так и сделала. Я любезничала напропалую с этим верзилой Джэком и одним матросом, которого они называли Сэмом… Я его заколола потом, в ту ночь…

За бортом, в дробящейся полосе лунного света, из моря поднялось что-то белое и сверкающее, призрачное и жуткое и издало дикий звук:

— У-и-о-о-ох!

— Ай! — пронзительно закричала девушка, прижавшись к Саргассо. — Что это?

— Дельфин, — нетерпеливо ответил капитан. — Расскажи мне остальное. Рассказывай скорее.

— Они стали побаиваться Фишера. Заметив, что он колеблется, они так быстро принялись за дело, что застали меня врасплох, когда я шла к вам рассказать все.

— И бедняга Фишер поплатился, — пробормотал Саргассо. — Да и ты тоже поплатилась, девочка моя. Ты поплатилась за то, что играла с огнем.

Девушка с мольбою протянула руки капитану.

— Капитан, мисси Алис всегда говорила, что вы — настоящий моряк. Вы найдете, вы должны найти способ спасти нас. Мисси Алис назвала вас героем, когда услышала о том подвиге, который сделал вас капитаном «Сирены». Мисси Алис утверждает, что вы всегда добьетесь всего, чего захотите!

Ироническая усмешка сбежала с лица Саргассо, и что-то сильное и суровое сковало его упрямые черты…

Капитан совершенно беспристрастно оценивал положение. Яркий, синеватый лунный свет позволил ему отлично рассмотреть полузатонувший кузов корабля на котором они находились. Единственная мачта, голая и белая в свете луны, перекрещивалась обрывком грот-реи, походя на чудовищную виселицу. Трупы десятков мертвых крыс устилали палубу, и запах гнили и разложения исходил из исковерканного трюма. Кроме них на палубе находился громадный меланхолический черный кот с фосфорическими зелеными глазами.

Худшего положения Саргассо не мог себе представить. Все те ужасы, которые рисовало ему еще накануне воспаленное воображение суеверного труса, были налицо, соединяясь и нагромождаясь в зловещий пейзаж…


X. Война приметам и мир — черному коту.

Отвратительный запах привел Саргассо к люку, и он смог проверить глазами воспринятое носом. Покинутый корабль был нагружен зерном. Зерно это проросло, набухло, сгнило, перебродило в массу невыразимого разложения, в которой жили, боролись и умирали тысячи жирных крыс. Саргассо понял, как ухитрился кот пережить, быть может, измерявшийся годами срок своего пленения. Ему не приходилось ни голодать, ни бороться за пищу. В брезентах, прикрывавших люки, скопились лужи дождевой воды. Дожди возобновляли запасы воды у кота, а в случае засухи к его услугам была кровь крыс.

Близился рассвет, небо стало сиреневым, потом зеленоватым, и розовые улыбки солнца зажглись на востоке. Девушка-негритянка сладко спала, свернувшись калачиком на свертке полуистлевшего брезента. Саргассо бродил по кораблю, исследуя его запасы. Кроме ящика галет, он нашел в камбузе котел с прогорклым салом, бочонок с мясом, плававшим в густом рассоле, и несколько жестянок консервов.

Спасательная шлюпка, растрескавшаяся и сильно пострадавшая от непогоды, уныло висела на чеках. Саргассо ощупал тали[27]). Они рассыпались под его рукой, обратившись в сухую пыль. Он нажал плечом на корму, шлюпка подалась вперед, сломала чеки и с громким плеском скатилась в море.

Саргассо прыгнул за нею с ловкостью кошки. Он не колебался ни секунды, но прикосновение к водорослям исполнило его содроганием. Водорослями — зловещими водорослями Саргассова моря — он привязал шлюпку к кораблю и, тяжело дыша, бледный от отвращения, поднялся на палубу. Солнце уже взошло, когда он вычерпал из лодки воду и, крепко привязав ее обрывком цепи, в полном изнеможении повалился на брезент и забылся на несколько часов тяжелым сном.

Огненный глаз солнца скатывался в золотые просторы моря, когда капитан Саргассо и негритянка кончили приготовления. Они втащили шлюпку на палубу, перевернули ее и покрыли дно и бока пластырями, смазанными смолой, найденной в каюте корабельного плотника. Потом в быстро сгущавшихся вечерних сумерках они долго жевали галеты, запивая их тепловатой водой из брезента.

— Ну, кажется, мы заслужили отдых! — Заслужили, капитан, — улыбнулась негритянка, устало откидываясь на импровизированный диван из брезентов. — Сдается мне, что ваша хандра прошла бесследно. Слишком у вас счастливое выражение лица.

— Ну, уж и счастливое, — скептически заявил Саргассо. — Боюсь, что счастье тут не при чем.

— Счастье в труде, мистер Саргассов— пылко возразила девушка, — а смелый человек трудится там, где другие складывают руки и плачутся на свою судьбу.

Саргассо ничего не ответил. Он взял на руки черного кота и принялся гладить его. Крупные звезды усеивали серебряными фонариками темно-синий атлас неба, и громкое мурлыканье кота звучало заглушенным боем отдаленных барабанов, аккомпанируя пению Саргассо:

Много тысяч миль пред нами, 

Много тысяч позади. 

Старый океан, волнуясь, 

Нас готов домой нести. 

Джэк, ликуй, тебя с улыбкой

Встретят чудные уста, 

И приветом засверкают

Милой девушки глаза…

— Я знаю эту песню, — шепнула девушка. — Меня научила ей мисси Алис.

— Мисс Алис? — задорно переспросил Саргассо. — Мисс Алис… — повторил он тихо, и голос его задрожал. — Мне надо повидать мисс Алис, повидать возможно скорее. Мне необходимо ей что-то сказать…

Они легли спать, и большой черный кот, громко мурлыкая, лег между ними на страже. Неровный свет разбитого жестяного фонаря, заправленного прогорклым салом из камбуза[28]), помогал коту охранять спящих от шмыгавших вокруг крыс.

На заре капитан опять был на ногах. С ловкостью прирожденного моряка он взобрался на самую высокую часть корабля и осмотрел море. Ничто не прерывало утомительного однообразия золотых просторов Саргассовых полей. Сверкающий ослепительный шар солнца поднимался на востоке, небо не обещало близкого ветра.

Девушка снесла в шлюпку запасы и осторожно перелила воду в найденный Саргассо бочонок, предварительно хорошенько проконопатив его. Саргассо ладил из брезента парус, но брезент оказался таким гнилым, что расползся, как только он укрепил его на мачте. Он сделал второй, из сложенного вдвое брезента, и этот выдержал. Весла и руль у лодки сгнили, протрухлявели, но заменить их было нечем.

— Ты не боишься? — спросил он у девушки.

— Я-то?!

Она с удивлением посмотрела на Саргассо. Капитал повел глазом на море. Там, в двадцати метрах от шлюпки, яростным клубком свилась в водорослях стая акул, боровшихся из-за невидимой добычи. Глаза девушки расширились от ужаса, она схватила Саргассо за руку и увидела, что он улыбается.

— Надо взять с собою кота, — притворно спокойным тоном заявила она. — Не будь его, нас съели бы крысы.

Саргассо захохотал. Суевериям, терзавшим его всю жизнь, повидимому суждено было умереть позорной смертью. Он снова весело взглянул на акул, потом побежал на бак и с триумфом принес оттуда банку с остатками синей краски; склонившись над шлюпкой, он обвел вокруг ее облупившихся бортов синюю полоску…

— Ну-с, поехали! — торжественно провозгласил он, — Теперь у нас полный арсенал всех несчастных примет. Дай-ка мне этого черного мерзавца! Кисанька, пойди сюда, кис-кис…


XI. Сон капитана и тропический ливень.

Два бесконечных знойных дня и две ночи — душных и теплых, как парное молоко. Солнце плавило воздух, вода в бочонке протухла, галеты сухо вязли в воспаленных ртах, и черный кот жалобно мяукал на корме.

Два бесконечных знойных дня греб Саргассо. Лицо его стало землистым, губы пересохли и растрескались. Он яростно греб, проталкивая шлюпку сквозь золотые водоросли.

Когда стемнело, он вынул весла из уключин и в изнеможении вытянулся на скамейке. Ослабевшая от зноя и жажды негритянка лежала на дне шлюпки, клокочущее прерывистое дыхание колебало ее грудь. Саргассо склонился над девушкой и смочил ее лицо морской водой. Черный кот четким силуэтом рисовался на зеленоватой полоске закатного неба.

Саргассо уснул около полуночи, и тяжелые сны вихрем пронеслись сквозь его короткий сон. Кровавый Альдебаран снился ему, и близко-близко надвигались жуткие нечеловеческие глаза Фишера, грозившего отвратительным провалом отстреленной челюсти. Потом ледяные иглы укололи его воспаленное зноем и солью лицо, залпы тысяч чудовищных орудий прогремели в ушах — и Саргассо проснулся.

Веселые музыкальные потоки тропического ливня с грохотом низвергались на море. Саргассо вскочил на ноги..

— Вставай, — крикнул он радостно. — Тут столько воды, что хоть плавай в ней.

Резкий шквал крутил и мчал шлюпку, захлестывая ее волнами. Они все увеличивались, водоросли редели, и большая летучая рыба — провозвестница просторных, чистых вод — перелетела через лодку, ударилась о парус и упала Саргассо на колени. Молнии с сухим треском разрывали небо на клочья, гром гремел непрерывно, и вдруг, совершенно внезапно, шквал промчался и полная луна озарила сверкающий взволнованный простор моря.

Саргассо встал на скамью, внимательно осматривая горизонт. Низко на западе вспыхивал и затухал рубин Альдебарана. Он словно подмигивал Саргассо, таинственно и обещающе. Вдруг капитан спустился со скамьи, глубоко вздохнул — словно сбрасывая с плеч огромную тяжесть— коротко засмеялся, и, подхватив на руки девушку, высоко поднял ее в воздух.

— Корабль, — сказал он коротко. — Смогу ли я догнать его, как ты думаешь?


XII. Саргассо возвращается на «Сирену»

Приближался рассвет, когда высокий корпус неподвижного судна темной громадой вырос перед ними. Ни одного огня не было видно на нем, и мертвое молчание нависло над его пустынной палубой. Но Саргассо узнал его.

— Что случилось? — пробормотал он сдавленным от волнения голосом. — Ведь это наше судно, наша «Сирена»…

Сверху с палубы донесся яростный сумасшедший вой, зловеще нарушивший тишину ночи. Чей-то злобный охрипший голос выругал воющего, и снова все смолкло. Темный силуэт зашевелился и сдержанно тихо бросил:

— Эй, лодка впереди! Осторожно! Это «Сирена», корабль смерти…

— Старина Гоммидж! — шепнул девушке Саргассо, налегая на весла.

Шлюпка подошла к «Сирене» борт о борт.

— Билль, — явственным шопотом позвал капитан. — Это я, Саргассо. Слезайте вниз и расскажите, что у вас делается.

— Сорок одна пушка! — проревел Роммидж, — забыв об осторожности. Это наш старик! Гип, гип, ура! — и он с ловкостью кошки начал ползти вниз по снастям. С бака сошел матрос и перевесился через борт, подозрительно вглядываясь в густой предрассветный мрак. Потом поток отвратительных ругательств обрушился на Гоммиджа, матрос поднял вверх руку, и короткая молния револьверного выстрела прорезала тьму. Роммидж вскрикнул. Саргассо увидел, как он отклонился назад, тяжелый предмет со свистом полетел вниз, ударил в голову стрелявшего, и тот тяжело упал.

— Подымитесь на борт, сэр, — крикнул Гоммидж. — Они пьяны, как стельки, а этот не скоро очухается.

Понадобилось не более тридцати секунд для того, чтобы взлететь по веревочному трапу на борт «Сирены». Первым движением Саргассо было подхватить брошенный упавшим матросом револьвер. Подбежал Гоммидж, отыскавший тяжелый железный болт, так удачно брошенный им сверху. Шатающиеся фигуры повыползли из невидимых углов, пьяные голоса стали распрашивать, что случилось…. Саргассо бросился к ним — и в это мгновение очнувшийся от сокрушительного удара, нанесенного ему Биллем, матрос поднялся на ноги и с нечеловеческим воем бросился на капитана.

— Стой! — заорал он. — Проклятый капитан, он снова вернулся сюда! За борт его, иначе всех нас закуют в кандалы!

Но первый же бросившийся на капитана матрос упал на месте, сраженный пулей Саргассо.

Матрос, бросившийся на выручку товарища, окаменел от ужаса; разряженный револьвер Саргассо ударил по его изумленному лицу — раз! два! три! — и он отступил ослепленный, теряя сознание. Какая-то фигура сбежала со ступенек лестницы, ведущей в кают-кампанию, пытаясь зайти Саргассо с тыла. Другая фигура, поменьше, соскочила на нее откуда-то сверху и свалила с ног, усердно молотя по голове чем-то тяжелым.

— Благодарю вас, мисс Алис, — коротко сказал Саргассо. — Передайте теперь вашу кочергу мне.

Он сделал знак Биллю следовать за ним и пошел прямо на толпу матросов, собравшихся вокруг фок-мачты[29]). Глядя с отвращением на их опухшие лица, он жестко спросил:

— Кто хочет еще поговорить со мной — выходи!..

Желающих поговорить не нашлось. Матросы отступили назад, не смея дышать. Тем не менее воздух кругом очень скоро пропитался запахом рома.

— Они добрались до запасов, сэр, — объяснил Билль, — Они Пили сутками с тех пор, как высадили вас на тот корабль. Я спрятал мисс Раус в трюме, а в эту ночь, когда они толпой ввалились туда, в поисках девушки, перевел ее на палубу, и мы взобрались на такелаж[30]). Бр-р! Тут что-то вроде двух покойников…

Покойники, стащенные за ноги с бака, оказались мертвецки-пьяными матросами. Саргассо повернулся и крикнул:

— Эй, кто там?! К насосу!

Вставала серая и угрюмая заря. С северо-востока потянуло холодком, обещавшим перейти в свежий ветер. Пьяных перетащили под насос, и под холодными струями воды они скоро пришли в себя.

Серые тучи мчались по небу, ветер крепчал… Капитан посмотрел на небо, прислушался к ровному шуму ветра в вантах[31]), перевел глаза на поднявшуюся рябь на воде с надветренной стороны и гаркнул:

— Ну, ребята, мир! Кто старое помянет, тому глаза вон. Брасопить[32]) с подветренной стороны, живо!

Через десять минут «Сирена» быстро неслась к западу, подгоняемая сильным «попутным ветром. Саргассо, передав команду Гоммиджу, спустился вниз, чтобы принять Банну. По мере того, как приятная свежесть разливалась по его телу, он принялся свистеть, а потом запел. Мисс Раус, улыбаясь и слегка краснея слушала доносившуюся в ее каюту песенку:

Я солнечным утром бродил по полям,

Красавицу девушку встретил я там.

Дуй, ветер осенний, дуй, ветер, эй-хо!

Развей нам все тучи, дуй, ветер, хейгхо!

Оседлал я коней для нее и себя,

Мы поехали вместе, как брат и сестра.

Дуй, ветер осенний дуй, ветер, эй-хо!

Развей нам все тучи, дуй, ветер, хей-хо!


XIII. Самая счастливая глава.

Они встретились за ранним завтраком. Черный кот сидел на ручке кресла Саргассо, и мурлыканье его напоминало раскаты отдаленных барабанов. Свежий попутный ветер задувал в иллюминатор, а неумолчный плеск волн и шипенье пены у форштевня[33]) наполняли каюту очаровательной музыкой.

— Моя маленькая чернокожая подруга рассказала мне удивительную историй про вас, капитан, — улыбнулась девушка. — Знаете, я всегда утверждала, что вы поборете свои суеверия. Разве я не была права? Вы вернулись на «Сирену», бросив вызов своему прошлому синей полоской на старой лодке, черным котом, и, наконец, негритянкой Кэт.

— Да, мисс Алис, — тихо сказал Саргассо, — и знаете, что придало мне силу побороть эти страхи?

— Мнение? Какое мнение, капитан?

— Что я всегда сумею добиться всего; чего бы ни пожелал.

Девушка засмеялась.

— Что же, я действительно уверена.

— А я не намереваюсь ни опровергать, ни подрывать вашей уверенности, — перебил ее Саргассо. — Можете сейчас же начинать устраиваться здесь по-настоящему, Алис…

— Что вы хотите этим сказать, сэр? — воскликнула она, вся румяная и с весело блестящими глазами.

— То, что; я всегда сумею добиться, чего бы я ни пожелал! Только не краснейте так невозможно. Вы смутите старого Билля, когда я позову его вниз позавтракать.

С быстротой мысли Саргассо склонился над девушкой, заключил ее в сильные объятия и поцеловал с неуклюжей нежностью. Через мгновение он уже бежал вверх по лестнице, шагая через три ступеньки сразу. Его сменил Билль Гоммидж, красный нос которого после предварительного стука вежливо продвинулся в кают-кампанию.

— Бодрость и жизнерадостность капитана удивительна, мисс, особенно, если принять во внимание все, что он перенес, — меланхолически заметил Гоммидж, принимаясь за свою порцию рагу.

— Он удивительный человек, — подтвердила мисс Раус с убеждением.

Голос Саргассо донесся до них.

Дуй, ветер осенний, дуй, ветер, эй-хо!

Росу осуши ты, дуй, ветер, хей-хо!

— Вы знаете, почему он так поет? — заметил Билль, кончая рагу. — Потому, что он влюблен в море, потому что он любит его ничем неистребимой любовью… Старик Билль гордился тем, что он никогда не ошибается. Но на этот раз он ошибся — так жестоко и смехотворно, как никогда, капитан Саргассо любил теперь не одно только море…



Загрузка...