Все зависит от тебя

Часть первая. Все зависит от тебя

Дан сидел в уютном глубоком кресле у камина, примостив вытянутые ноги на низенькой, обитой кожей скамеечке, добытой некогда в антикварном магазине по соседству с домом, где он снимал в студенческие годы крохотную квартирку, сидел и читал, а вернее, перечитывал Бальзака, время от времени отпивая глоточек кофе из большой кружки с подогревом и поглядывая на серо-черные, изредка вспыхивавшие красным поленья. Камин он, конечно, разжег больше, чтобы потрафить своему чувству прекрасного, в комнате и без того было тепло от включенного на полную мощность электрического отопления, Дан не терпел холода, да и зачем его терпеть, особенно, когда снаружи льет и льет, и выходить из дому нет ни желания, ни, к счастью, надобности.

Обзавестись обещанными жилищами к их возвращению из экспедиции ни Ника, ни Наи не успели, во-первых, из-за Дины Расти, которая улетела всего лишь за пару недель до их прибытия, во-вторых, просто потому, что найти нечто, отвечающее всем вкусам и желаниям, оказалось делом нелегким, и в итоге они приехали из космопорта на ту самую виллу, с которой уезжали. Дан вовсе не был этим разочарован, ему нравились как сама вилла, так и то, что Маран по-прежнему поблизости. Правда, за неделю они виделись всего трижды, но Дан не роптал, отлично понимая Марана… Собственно, он и сам не часто отходил от Ники…

Раздался звонок, и Дан машинально коснулся лежавшего рядом пульта. Большой экран на стене напротив засветился, и на нем появился Железный Тигран. Дан изумленно вытаращился, он знал, что шеф не любит беспокоить людей на отдыхе.

– Здравствуй, Дан, – сказал Тигран хмуро. – Ты случайно не знаешь, где Маран?

– Маран дома, – ответил Дан удивленно. – Должен быть, по крайней мере.

– У него все выключено. VF в том числе.

– А?..

– У Наи тоже.

– Да? Но… Гм… – Дан прокашлялся. – Ну и что? Имеет же человек право побыть наедине с собственной женой.

– Имеет. Но он срочно нужен президенту Ассамблеи.

– Какой ассамблеи? – спросил Дан.

– У нас, Даниель, есть только одна Ассамблея. Всемирная.

– Понимаю. Но Маран… Он сегодня еще не появлялся.

– Не хочешь же ты сказать, что он до сих пор в постели? Уже второй час.

– У него отпуск, – ответил Дан сердито. Его смущала тема беседы, и он невольно принял агрессивный тон. – По-моему, он может провести отпуск и в постели, если ему так хочется.

– Даниель, – сказал Тигран тоном приказа. – Ты сию же минуту поднимешься наверх, вытащишь его из кровати, ванны или где там он есть, и приведешь к монитору. Я жду у аппарата. И… Не переключайте связь. Пусть спустится в гостиную. Это мужской разговор. Понял? Ну быстро!

Дан молча встал и пошел к двери. Он знал, когда с шефом можно спорить, а когда это теряет смысл. Он поднялся на второй этаж, постоял среди расставленных в верхнем холле кадок с пальмами и кактусами, пышно именовавшимися в описании виллы зимним садом, прислушался, потом вспомнил, что двери в доме звуконепроницаемые, и трижды коротко надавил на звонок, мысленно проклиная президента на чем свет стоит. Дверь приоткрылась, и он с облегчением услышал слегка удивленный, но не недовольный голос Марана.

– Дан, ты? Входи.

Дан просунул голову в комнату. Маран действительно лежал в постели, но, к счастью, один и даже с книгой, которую, увидев Дана, положил на легкое одеяло, прикрывавшее его ниже пояса.

– Тебя к «фону», – сказал Дан, вертя головой в поисках Наи, потом услышал шум душа из ванной, дверь в которую была совсем рядом, облегченно вздохнул и вошел.

– Кто?

– Тебя ищет президент Ассамблеи.

– Какой еще ассамблеи?

– Всемирной.

– На кой черт я ему сдался?

– Не знаю.

– Но не сам же он звонит?

– Нет, звонит шеф. Он ждет у аппарата.

– Шеф? – Маран протянул руку к тумбочке, где лежал VF, но Дан предупредил его дальнейшие действия.

– Он просил, чтобы ты спустился вниз, – сообщил он, оглядываясь на дверь ванной. – Мужской разговор, как он сказал.

Маран озабоченно сдвинул брови.

– Отвернись, пожалуйста!

Дан не только отвернулся, но и вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице, не дошел и до середины, когда Маран в одних джинсах, натягивая на ходу тенниску, сбежал, миновав его, вниз и прошел в гостиную, приглаживая рукой волосы. Когда он сел к монитору, вид у него был уже более-менее презентабельный. Дан заторопился, чтобы не пропустить этот самый мужской разговор. Экран был обращен в сторону двери, и он увидел, как шеф, хмуро глядя на Марана, сказал в ответ на его приветствие:

– Добрый день. Извини, что беспокою тебя на отдыхе, но нам необходима твоя помощь.

Он неожиданно подвинулся, и Дан увидел невеселое лицо президента.

– Здравствуйте, – сказал тот. – Вы не могли бы подъехать сюда?

– Здравствуйте, – ответил Маран. – Что-то случилось в Бакнии?

Президент изумленно поднял брови, потом сказал:

– Да. В Бакнии. Похищен Олбрайт.

– Олбрайт?!

– Посол Земли в Бакнии Ричард Олбрайт. Вы ведь с ним знакомы?

– Да. – Маран встал. – Мне понадобится минут сорок.

– Я тебя встречу внизу, в холле, – сказал Железный Тигран.

– Зачем? – удивился президент. – Я пошлю секретаря.

– Нет, я сам, – сказал шеф настойчиво. – Через сорок минут? Успеешь?

– Успею. Я возьму с собой Дана? – добавил Маран то ли вопросительно, то ли утвердительно.

– Возьми.

Выключив монитор, Маран повернулся к Дану.

– Ты одет. Вызови ракетное такси. Я буду готов через десять минут. Приму душ, побреюсь.

– Кофе хочешь?

– На кофе времени уже не хватит.

– Я попрошу Нику сделать нам термос. Выпьем по дороге.

– Ладно.

Маран вышел, а Дан сел к «фону». Он как раз успел вызвать такси, предупредить Нику и надеть поверх рубашки пуловер, когда Маран спустился вниз. Свежевыбритый и причесанный, он уже выглядел совсем иначе, правда, надеть костюм или галстук он и не подумал, а был, как обычно, в свитере и куртке. За ним шла Наи, она зябко куталась в большой пушистый жакет, наброшенный на тонкую блузку, неприбранные волосы беспорядочно падали на спину и грудь. Лицо ее показалось Дану странным, почему, он понял у двери, когда она вдруг разрыдалась, прильнув к Марану.

– Не хочу, – отчаянно говорила она сквозь слезы. – Не хочу. Не хочу! Тебя там убьют!

– В Ассамблее? – несколько искусственно удивился Маран.

– В Бакнии!

– Я еду не в Бакнию, а в Ассамблею, – попытался урезонить ее тот, но она только замотала головой. – Не ври мне!

Маран вздохнул и поцеловал ее в лоб.

– Меня ждут, – сказал он тихо. – Ну пожалуйста, успокойся.

– Ты не уедешь, не простившись?

– Не говори глупостей! – Маран высвободился, провел рукой по ее волосам и выскочил за дверь.

Дан последовал за ним, обменявшись коротким поцелуем с Никой.

Такси уже ждало, сев, Маран включил связь с диспетчером и сказал:

– Срочный вызов в Ассамблею. Прошу коридор. – И услышав код, торопливо набрал его. Такси пошло резко вверх, отыскало предоставленный коридор и, быстро набирая скорость, понеслось вперед.

Маран всю дорогу молчал, только наливал чашку за чашкой приготовленный Никой кофе себе и Дану, больше себе, потому что Дан уже опустошивший сегодня две солидные кружки, от третьей чашки отказался. Он и сам молчал, думая об Олбрайте, как тот пришел знакомиться в штаб-квартиру Разведки, как внимателен и дружелюбен был в Латании, как четко и разумно говорил в Старом зале, как перешел на «ты» и стал вести себя по-приятельски…

Войдя в широкие стеклянные двери, ускользавшие в стороны торопливо и словно с подобострастием, они тут же увидели Железного Тиграна, медленно прохаживавшегося по холлу. Он тоже сразу заметил их, быстро подошел, протянул электронные карточки-пропуска и сказал:

– Отойдем на минуту.

Народу в холле было немного, и они легко нашли уголок, где можно было перекинуться парой слов, не опасаясь лишних слушателей.

– Ты даже представить не можешь, – сказал шеф, грустно глядя на Марана, – как я не хочу, чтобы ты летел на Торену. Наверно, ничего на свете в данный момент я не хотел бы меньше. Ты ведь для этих подонков, как кость в горле. Но, Маран, слишком многое поставлено на карту. Вплоть до самого контакта. Я уже не говорю о дальних перспективах. Ты ведь знаешь, у нас очень сильны изоляционисты. Эта история для них просто находка. И, как назло, накануне выборов в Ассамблею!

– Я все понимаю, – сказал Маран. – И готов лететь.

Шеф вздохнул.

– Пойдем. Президент ждет.

Кабинет президента был невелик, куда меньше их комнат на вилле, и обставлен без роскоши. Не «Континенталь», подумал Дан, машинально окидывая взглядом светлое помещение с большими окнами, мебель в котором была отнюдь не из натурального дерева и кожи, как и выстилавший пол ковролин вовсе не напоминал персидский ковер. После того, как почти век назад был принят закон, ограничивающий расходы на содержание административных институтов и организаций, оплачиваемых из бюджетных средств, кабинеты чиновников лишились атрибутов роскоши, стали функциональными, но не претенциозными. Да и жалование президента вряд ли намного превосходило его, Дана, оклад, не говоря о гонорарах за экспедиции, и уж наверняка не дотягивало до ставки Командира Разведки. Вообще Разведка была самой высокооплачиваемой из организаций, содержавшихся на деньги налогоплательщиков. Так что неизвестно, был ли Президент Ассамблеи финансово более независим, чем он, Дан. И все же Дан слегка робел в присутствии человека, может, и не обладавшего большой властью, но представлявшего, пусть и символически, население Земли. Не то Маран. Он держался так же непринужденно, как всегда и везде. Дан в очередной раз позавидовал его способности никогда и не перед кем не смущаться… Правда… Он вспомнил, как Маран покраснел тогда, на Палевой, когда шеф заметил подаренный Наи медальон. И однако это был единственный случай, а сейчас он вел себя с президентом, как равный. Без всякого подобострастия пожал протянутую руку и уселся в предложенное кресло свободно и раскованно, как обычно. Впрочем, ему, как и Дану, да и самому президенту, сразу пришлось подняться, потому что в кабинет вошли еще двое, директор ВОКИ, которому Дана уже как-то представляли, и министр по внеземным делам, человек новый, как и его должность и все его ведомство, созданные несколько месяцев назад. После обмена приветствиями и представлений все наконец расселись, но президент опять-таки не приступил прямо к делу. Вначале он многословно и церемонно извинился перед разведчиками, что прервал их отдых, а потом сказал:

– Я еще не знаком с результатами вашей последней экспедиции, но господин Аматуни сообщил мне, что вы привезли интереснейший материал.

Дан даже не сразу понял, кто такой господин Аматуни, в Разведке шефа никто не называл по фамилии, если не просто шефом в глаза и за глаза, то по прозвищу за глаза.

– Да, кое-что привезли, – ответил Маран сдержанно.

Директор ВОКИ поглядел на него и вставил:

– Материалы бесценные, господин президент. Столько перспектив!

– Боюсь, что если мы не разрешим нынешнюю ситуацию, – сумрачно отозвался президент, – именно с перспективами станет туговато. Простите, – добавил он, обращаясь к Марану, – но прежде чем перейти конкретно к делу, я должен разъяснить вам два обстоятельства. Первое – почему мы придаем этому прискорбному происшествию такое значение, и второе – почему мы обратились именно к вам.

Лицо Марана ничего не выразило, но Дан подумал, что Маран, как и он сам, отлично знает ответ на оба вопроса и предпочел бы, чтобы президент не тратил времени на пустую болтовню, но требовать от политика, чтобы он не болтал, дело безнадежное, потому и никто из них не шелохнулся.

– Конечно, – сказал президент, – вы у нас уже давно и наверняка неплохо изучили расстановку сил на Земле именно в плане космических исследований и внешних контактов. Я бы выделил две основные группы умонастроений, которые существовали всегда. Собственно, подобное разделение общественных устремлений возникло отнюдь не в эпоху космических полетов, в приложении к иным реалиям оно появилось задолго до того. К первой из упомянутых групп относятся настроения, которые мы называем изоляционистскими: нас не интересует то, что находится за пределами нашей планеты, нам незачем тратить силы и средства на изучение космоса, им найдется применение на Земле, где полно людей, уровень жизни которых значительно ниже среднего, давайте обустраивать свой дом и не соваться в чужие дела, ну и тому подобное. Это довольно распространенная точка зрения.

– Но гибельная, – сказал Маран.

– Есть другая группа, которая думает иначе. Которая считает, что будущее человечества в космосе, в контакте с другими разумными расами, в колонизации планет, словом, в непрерывном поступательном развитии. Иначе стагнация, затем регресс. Полагаю, не надо объяснять, что три человека, которые сидят здесь, относятся именно к этой группе, иначе они не занимали бы свои должности. Но с четвертым, то есть со мной, дело обстоит не так просто. Я тоже думаю, как они. И как вы, не так ли?

Маран кивнул.

– Но я здесь отнюдь не потому, что думаю так. На моем месте вполне мог бы быть человек, который придерживается иного мнения. И он может на этом месте оказаться. Понимаете? У нас предвыборный год. Через шесть неполных месяцев состоятся очередные выборы в Ассамблею. И после них большинство, которое на сегодня у нас, может перейти к нашим противникам. Кстати, большинство и сейчас неустойчивое. И этот кабинет может занять человек, который станет ратовать за сокращение, а то и сворачивание работ в космосе и формализацию контактов, иными словами, переброску ассигнований, адресованных ныне, в том числе, на поддержку и развитие Торены, на другие цели, например, увеличение пособий по безработице и другие подобные нужды. И не думайте, что я беспокоюсь о своем личном политическом будущем. То есть я не буду лицемерить и делать вид, что собственные перспективы и перспективы моей партии меня не волнуют. Но в данный момент не это главное. Речь идет о глобальных интересах. Общечеловеческих. И однако интересы партийные заставляют многих видеть это общечеловеческое искаженно. Каждый землянин, погибший на чужой планете, это повод для шумихи, которую немедленно поднимают наши противники. Даже если его завалило в шахте на урановых рудниках Нептуна – пусть подобные происшествия до сих пор случаются и на Земле, я уже не говорю о том, что уран с Нептуна поддерживает экономику Земли, давая возможность увеличивать, в частности, те самые пособия по безработице. Но вы же знаете, политики редко бывают логичны, а среди избирателей, к сожалению, больше тех, кому пламенные речи куда понятнее цифр и выкладок. Месяц назад погиб пилот грузовой ракеты, неудачно стартовавшей с Марса. Газеты, телевидение, сеть до сих полны материалов на эту тему. А исчезновение полномочного посла Земли… Мы постараемся, конечно, чтобы это не сразу дошло до широкой публики… Не будем пока сообщать и семье…

– Семья здесь? – спросил директор ВОКИ.

– Здесь, – отозвался министр. – Дети школьного возраста, учатся, поэтому и жена еще не решилась ехать.

– Но долго держать это происшествие в тайне никак невозможно, – продолжил президент. – Рано или поздно информация просочится, и тогда… Страшно подумать, что из этого раздуют!

– Я все понимаю, – сказал Маран с легким нетерпением.

– Не сомневаюсь. Еще два слова о вас, и все. Не стану останавливаться на ваших личных качествах и том, что связывает вас с Бакнией. Но… – Он повернулся к министру по внеземным делам. – Господин министр, прошу вас.

Тот молча вынул из маленькой папочки, которую принес с собой, небольшой листок.

– Я получил донесение, – сказал он. – С прошлым астролетом. Конечно, все сведения запаздывают на двенадцать дней. Но что делать, другого пути нет.

– Скоро будет, – вмешался директор ВОКИ. – Мы надеемся еще до конца будущего года опробовать первую установку гиперсвязи.

Дан прямо-таки подскочил. Это была действительно новость из новостей. Он даже забыл об Олбрайте, сразу представив себе, как сидя в Малом дворце в Бакнии, запросто разговаривает с Никой, оставшейся на Земле.

– Отлично, – отозвался министр. – Но пока… Итак. На Торене до сих пор дискутируется вопрос о представительстве. В конце концов они решили открыть пока одно, общеторенское. При нашей Ассамблее. И естественно, сразу возник вопрос о личности представителя. Они никак не могут сойтись во мнениях. – Он поднял взгляд на Марана. – Латания и Дерния предложили и отстаивают вашу кандидатуру. Большинство стран поменьше их поддерживают. Но…

– Но Бакния против, – сказал Маран.

– Вы уже знаете?!

– Нет, откуда…

– Словом, – сказал президент, – вот главная причина, по которой я обратился к вам.

– Мне этого никто не предлагал, – возразил Маран. – И потом, даже если б и предложили, очень сомневаюсь, что я дал бы согласие. Впрочем, это не имеет отношения к делу. Если можно, я хотел бы наконец узнать, что же произошло с Олбрайтом.

– Да, конечно, – смутился президент. – С сегодняшним астролетом пришло два сообщения. Одно нам, я имею в виду Министерство внеземных дел при Ассамблее, другое в Разведку.

– От наших толку мало, – сказал министр недовольно. – Олбрайт исчез тринадцать дней назад. Земных дней. Вечером ушел к себе довольно поздно, по торенскому времени около восемнадцати, утром не появился. Последним его видел помощник в служебном кабинете.

– А его комнаты осматривали? – спросил Маран.

– Да. Как будто ничего необычного. Все оказалось на своих местах.

– А в спальне он был? Как с постелью?

– Разобрана.

– Но он спал в ней?

Министр вздохнул.

– Дипломаты не сыщики. Я передал все, что есть в сообщении, только вкратце. Письмо при мне, но оно впятеро длиннее, а фактов больше никаких.

– А что по линии Разведки?

– Тоже немного, – сказал Железный Тигран. – Постель была смята, видимо, он спал, во всяком случае, ложился, то есть ушел не вечером, но когда именно поднялся, или когда его подняли, непонятно, обычно он постель сам не застилал, этим занималась экономка.

– То есть он мог уйти и среди ночи, и утром, – резюмировал Маран. – Я так помню, что посольство было оборудовано сигнализацией. Во всяком случае, двери. Я посоветовал Дику превратить ее в сплошную, крыша, окна и так далее. Это было сделано?

– По-моему, да, – сказал министр.

– Значит, проникнуть туда никто не мог, и его выманили. Звонком или письмом. Если звонком, в памяти автоматов должен быть зафиксирован хотя бы факт.

– Ночью звонков не было, – сказал шеф. – Несколько дневных, но как будто ничего подозрительного. Письма нет и не зарегистрировано, правда, он мог его уничтожить или взять с собой. Одна зацепка. Перед тем, как идти спать, он сказал, что выйдет подышать в сад и заодно проверит почту. У них там стоит специальный почтовый ящик для местной корреспонденции, учитывая ситуацию в стране, они установили его так, что можно просто подойти к двери и кинуть письмо в прорезь, не афишируя себя.

– Ясно. Это все?

– Все.

– Ладно, – вздохнул Маран. – Разберусь на месте. Когда я могу вылететь? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Завтра утром пойдет астролет, – ответил директор ВОКИ.

– Кого возьмешь с собой? – спросил шеф. – Мита, наверно?

– Да, – сказал Маран и повернулся к Дану. – Поедешь? Или нет желания? Честно.

– Поеду.

– Значит, Мит и Дан. И дайте мне, пожалуйста, копии обоих донесений.

Министр без звука вынул из папки несколько листков и протянул Марану, а Железный Тигран извлек из кармана коробочку с кристаллом. Маран забрал все и встал.

– Вы разрешите? – спросил он. – Или есть еще вопросы, которые надо обсудить?

– Нет, – сказал президент и тоже поднялся. – Желаю удачи. – Он обошел стол и пожал по очереди руки обоим, и Марану, и Дану. И добавил: – Да поможет вам бог!

Погода за прошедшие несколько часов лучше не стала, тучи еще более сгустились, правда, уже не лило, как утром, а только моросило. Погруженные в свои мысли, они шли от посадочной площадки медленно, не обращая на дождь внимания, только почти у самого дома, обходя особенно крупную лужу, Маран вырвался чуть вперед, и увидев дрожавшие на его волосах прозрачные капельки, Дан осознал, что идет под дождем. Впрочем, Маран снова замедлил шаг и спросил:

– Скажи-ка, он что, верующий?

– Кто?

– Президент. Помнишь, как он нас напутствовал?

– Да поможет вам бог? Видимо, верующий. Хотя не обязательно. Такие фразы ведь становятся со временем трафаретными.

– Знаешь, почему я обратил на нее внимание? Помнишь, я когда-то говорил тебе, что в кевзэ есть и своя философия? Когда набрало силу Установление, ее как бы отбросили, сохранили только этическую часть. Ты поймешь, почему, когда я приведу тебе главный постулат. Он звучит примерно так: бога нет, все зависит от тебя. Я думаю, когда-то на дела, подобные нашему, в Бакнии провожали именно этими словами.

Наи открыла дверь, когда они были еще в нескольких метрах от крыльца, подождала, пока они подошли, и отступила, давая им войти. Маран положил руки ей на плечи… нет, не положил, у него была манера прикасаться, почти не касаясь, кончиками пальцев, как-то особенно бережно, вот и сейчас он провел пальцами по ее плечам и виновато сказал:

– Наи, девочка моя, мне придется…

– Я знаю, – перебила она его. – Я знаю. Раздевайтесь, обед готов.

– Я не хочу обедать.

– А что ты хочешь? Кофе?

– Тебя, – сказал Маран очень тихо, но Дан все-таки расслышал, правда, постарался сохранить отсутствующее выражение лица.

– Ты же со вчерашнего дня ничего не ел, – возразила Наи.

По ее тону Дан понял, что обед особенный, наверно, очередное необычное блюдо, которые она время от времени то ли изобретала, то ли просто извлекала из памяти, но не из кулинарной книги, это Дану было известно от Ники. Понял и Маран, и согласился.

– Ладно, давайте обедать, раз так.

Впрочем, сев за стол, он отказался от закусок, салатов и всего прочего и потребовал «главное блюдо».

Это действительно оказалось что-то необыкновенное, Дан такого не только никогда не пробовал, но и не видел, мясо с какими-то приправами, завернутое в виноградные листья, он ел и ел и никак не мог остановиться, и даже Маран попросил добавки.

За столом все сидели невеселые, Ника тоже была огорчена и глядела почти так же печально, как Наи. Собственно, и сам Дан не был особенно настроен лететь – так безбожно скоро после многомесячной экспедиции на Эдуру, и не старался даже скрыть свое нежелание, поскольку и Маран, отодвигая пустую тарелку, бросил в сердцах:

– Чтоб они провалились! Все эти Лайвы, Песты и прочие подонки! Нет от них избавления.

– Я тоже поеду в порт, – сказала Наи. – Папа обещал, что никаких журналистов не будет, вообще никого.

– Ты ему звонила? – спросил Маран.

– Он сам звонил. Убеждал меня. Говорил о всяких высоких материях. Будто от меня что-то зависит. Будто я могу пустить тебя или не пустить. Будто ты спрашиваешь у меня разрешения.

– А ты хотела бы, чтобы я спрашивал у тебя разрешения? – поинтересовался Маран.

– Упаси боже! Мало мне тут трястись за тебя, так еще и терзаться, что сама послала? Уволь!

– Ты могла б и не посылать, – улыбнулась Ника, – коль скоро он у тебя отпрашивался бы.

– Ну да! Чтобы он меня за это возненавидел. И потом… – Наи вздохнула и спросила Марана: – Как ты думаешь, он жив или его убили?

– Олбрайт? Трудно сказать. Чтобы делать предположения, надо понять мотивы похищения. А у нас неполные да и устаревшие сведения. Может, он даже и нашелся… Хотя не думаю.

– А если вдруг вы прилетите и обнаружите, что он уже на свободе? – спросила Наи. – Вы сразу вернетесь?

– Конечно. Или ты думаешь, что я так туда рвусь?

– Не рвешься? – удивилась Ника. – И Поэта повидать не хочешь?

– Хочу, – сказал Маран. – Но меньше, чем… – Он замолчал и посмотрел на Наи. – Надеюсь, десерта нет? – спросил он.

– Нет, – улыбнулась Ника.

– Спасибо. – Он встал и снова посмотрел на Наи, которая покраснела и медлила.

– Идите, идите, – сказала Ника, и когда они с Даном остались одни, вздохнула: – Ненасытный. Мало ему ночи…

– Конечно, мало, – пожал плечами Дан. – Даже мне мало, а ему и подавно.

– Я уже уловила разницу, – засмеялась Ника, – можешь лишний раз не подчеркивать.

– Какую разницу? – не понял Дан.

– Разницу в вашем отношении к своим женам, мой дорогой. Ты же слышал… Честно говоря, он меня поразил… Или хотел потрафить самолюбию Наи?

– Насчет Поэта? Не думаю. Конечно, он хочет видеть Поэта, но…

– Без отрыва, так сказать, от Наи? То-то и оно. А ты ведь не колеблешься, лететь тебе с ним или остаться со мной. Значит…

– Ничего это не значит. Он ведь тоже не колеблется. И дело тут не в тебе и Наи и не в нас. От того, найдется Олбрайт или нет, зависит очень многое. Очень многое! Может пострадать контакт в принципе и особенно отношения с Бакнией. Наши скудоумные политиканы способны даже закрыть тамошнее представительство… Ну ты сама понимаешь, ты же умная женщина. К тому же первооткрывательница Торены. А что касается меня и Марана… Ты ведь знаешь, сколько у него там врагов. И вообще это дело опасное, наверняка в него замешаны люди с большими возможностями. Я не могу отпустить его одного. Не хочу говорить, что ему понадобится верный друг, у Марана друзей достаточно, так что он, скорее всего, обошелся бы и без меня. Но…

– Но ты не хочешь, чтобы он обходился без тебя.

– Ника! Ты же все прекрасно понимаешь.

– Понимаю, понимаю.

– Вот и хорошо. Тогда пошли наверх.

Серьезность миссии, за которую они взялись, Дан осознал только в космопорту, когда приехавший провожать их шеф передал Марану вместе с маленьким плоским чемоданчиком переливавшуюся всеми цветами радуги электронную карточку, которую Маран без особого трепета спрятал в карман, а вернее, в астролете, когда тот ему эту карточку показал. Три подписи на гарантированной от подделки радужной поверхности – министра по внеземным делам, директора ВОКИ и Командира Разведки – обязывали всех их подчиненных, иными словами, всех находившихся на государственной службе землян, которых только можно было встретить на Торене и около нее, от дипломатов до разведчиков и космолетчиков, оказывать Марану всяческое содействие. Подписи президента, как понял Дан, не было лишь потому, что она ничего не добавляла, вне Солнечной системы все земляне, кроме служащих частных фирм, занимавшихся, в основном, горнорудными работами, входили в сферу трех организаций, предоставивших эти полномочия.

– Будь осторожен, – сказал шеф Марану, он был невесел и озабочен, и явно не только судьбой Олбрайта.

Дан вспомнил невообразимо далекий теперь день на орбитальной станции у Торены, когда шеф уговаривал его покинуть Бакнию и Марана, переждать опасные времена на Земле и сказал, в частности, такую фразу: «В отличие от тебя, я не нахожусь под гипнозом личности Марана». Такую или похожую. Теперь он вряд ли мог бы повторить ее. Конечно, «гипноз» не совсем то слово, но…

Шеф не стал звать с собой Нику и Наи, сказал только, посмотрев на часы: «Три минуты», повернулся спиной к трапу и медленно пошел в сторону здания. И несколько человек из службы порта, провожавшие астролет по долгу службы и посему присутствовавшие на посадочной площадке в столь ранний час, почти на рассвете, последовали за ним. Мит вошел в люк, а они с Мараном задержались. Дан не смотрел в сторону Марана с Наи, он был занят Никой, но когда через две минуты обе женщины торопливо пошли прочь от готовящегося к старту корабля, а сами они быстро взбежали по трапу, и люк за их спиной сразу стал закрываться, Маран сказал со злостью в голосе:

– Ну они у меня попляшут! Это переходит все границы! Лишать мою жену того, что она заслуживает…

– А не ты? – спросил Дан с улыбкой.

– Насчет моих заслуг еще можно поспорить, – сказал Маран серьезно. – Но насчет Наи, по-моему, сомнений нет.

К Торене подлетели, когда в Бакнии был уже поздний вечер, почти ночь, но Маран дожидаться утра на станции не стал, наоборот, он был, кажется, рад, что угодил в ночное время. Он потребовал у Петерса малый орбитолет из последних моделей, приобретенных Разведкой, экранированный, какой невозможно засечь никакими радарами, и примерно в полночь двух друзей высадили на территории посольства, а именно, в саду позади Малого дворца, где их встретил помощник Олбрайта, даже не знавший, кто его ночные гости, ибо Маран попросил, чтобы их имена в эфире не произносились. Петерс, услышав эту просьбу, чуть иронически улыбнулся, да и Дану подобная конспирация была не совсем понятна, но спорить он не стал, вступать в пререкания с Мараном по поводу того, что касалось Бакнии, казалось ему занятием бессмысленным, если не смешным. Свет в саду был выключен, и только войдя через черный ход во дворец, они разглядели друг друга. Худой смуглый молодой человек, сразу предложивший, чтобы к нему обращались по имени, Адриано, провел новоприбывших в кабинет посла, где дожидался заменявший Олбрайта его заместитель. Маленький, изящный японец то ли по фамилии, то ли имени Абе, так он представился, узнал Марана сразу, но не выказал ни особого удивления, ни особой радости. Толку от обоих не было никакого, единственное, что они знали, сводилось к подтверждению самого факта исчезновения. Олбрайт пропал теперь уже двадцать пять земных дней назад, ничего нового, никаких известий, ни малейшей зацепки. Маран прошелся по комнате, рассеянно оглядевшись, связался по «кому» с работавшими в городе разведчиками, их было двое, люди, не известные ни ему, ни Дану, пригласил обоих зайти утром в четыре, потом распорядился, чтобы Миту дали мобиль, и велел ему немедленно ехать и собрать, как он выразился, ребят к половине пятого.

– И обязательно найди мне Поэта, – добавил он, уже не уточняя времени, повернулся к слегка озадаченным этой бурной деятельностью сотрудникам посольства и спросил:

– Встречи Дика, звонки, корреспонденция – наверняка все это где-то фиксировалось?

– Конечно, – сказал Абе. – В компьютере все есть.

– Кодовое слово? – спросил Маран, усаживаясь в кресло посла и разворачивая его к монитору.

– Общее – Олбрайт, по конкретным разделам: прием, встречи, письма, звонки, – мгновенно ответил помощник.

– Спасибо, – сказал Маран. – Спокойной ночи.

– В нас больше нужды нет? – спросил Абе.

– Пока нет.

– Адриано, распорядитесь, чтобы гостям приготовили комнаты, – сказал японец, поклонился и ушел.

Ушел и помощник, Дан смотрел им вслед задумчиво, ему вспомнилось, как Маран самолично искал и выручал Санту во времена своего недолгого пребывания на посту Главы Лиги. Теперь он, кажется, лазать по подземным ходам не собирался. Повзрослел? Но нет, наверно, вовсе не из мальчишества он полез тогда в заваруху, просто безмерно устал от кабинетной борьбы со всеми этими Лайвами.

– Что ты стоишь? – спросил Маран недовольно. – Садись за второй монитор и просматривай со мной журналы.

– А что надо искать? – поинтересовался Дан, усаживаясь за стол помощника в маленькой смежной комнате, соединенной с кабинетом четырехстворчатой дверью, в данный момент полностью открытой, что превращало обе комнаты почти в одно целое.

– Если б я знал!

– Черную кошку в темной комнате?

– Возможно, даже несуществующую.

– Ясно. – Дан включил монитор и уставился на экран.

Прошло не менее трех часов, когда Маран разочарованно выключил компьютер.

– Пошли спать, – сказал он.

Дан, как всегда, проснулся поздно. Как всегда, когда его не будили. Он посмотрел на часы, обнаружил, что по торенскому времени уже шесть, и опять-таки, как всегда, не зная, благодарить Марана, что тот дал ему выспаться, или обидеться, что его оставили в стороне от дел, встал, накинул халат и, чуть приоткрыв дверь – им предоставили те же комнаты, что в прошлый раз – заглянул к Марану. Тот, естественно, был одет и умыт, но не лежал на диване, как ожидал Дан, а сидел в кресле с большущей кружкой, неоспоримым вещественным доказательством тесного общения с Наи или, если заглянуть поглубже, шефом, не признававшим малых доз кофе.

– Ну как? – спросил Дан, запахивая халат и входя.

– Нуль, – ответил Маран коротко.

– Разведчики…

– Там же, где в первый день. Никаких зацепок. И даже мои ребята не знают абсолютно ничего. Уникальная ситуация – никаких слухов, разговоров, предположений. Конечно, розысками они по собственному почину не занимались, но держали ушки на макушке. И – ничего. Последняя надежда – Поэт.

– А что может знать Поэт? – удивился Дан.

Маран усмехнулся.

– Ты недооцениваешь его любознательность. Он обычно в курсе всего. Но главное не это. Конечно, он не поступил к Олбрайту в советники официально, но советами его не обделял. Он часто тут бывал, и Дик неоднократно совещался с ним по поводу бакнианских дел. Так что осталось ждать, пока он обнаружится.

– А догадок у тебя нет? – спросил Дан.

– Ну догадки у меня появились еще на Земле.

– Но они нуждаются в подкреплении?

Маран посмотрел на него испытующе.

– По-моему, они есть и у тебя, – сказал он.

Дан покраснел.

– Не смущайся. Ну?

– Уровень конспирации, – начал Дан, – настолько высок, что…

– …заставляет подозревать участие в деле весьма крупных фигур, – закончил за него Маран. – Ты это хотел сказать?

– Примерно.

– Согласен, – сказал Маран. – Узкий круг исполнителей, сильное влияние сверху и страх снизу. Проговориться означает потерять жизнь. Либо…

– Либо?

– Либо непосредственных исполнителей уже убрали. Кто способен на такие комбинации, я догадываюсь. Но мне непонятен смысл… Пойди оденься, надо быть готовыми, вдруг понадобится выйти.

Поэт появился, когда Дан был в ванной.

Приняв наскоро холодный душ и побрившись, Дан, скидывая на ходу халат, прошел в комнату и услышал голос Марана, который говорил с досадой:

– Ты вообразить себе не можешь, какой замечательный клубок мы нашли. И даже выдернули кончик нитки, теперь только и делай, что отматывай дальше. Но вместо того я вынужден опять заниматься этими подонками. Надоело, ей-богу!

– Ты прав, – ответил ему Поэт, – вот они у меня где! Пора с этим что-то делать.

– Что ты предлагаешь? – спросил Маран.

– Я? – удивился Поэт. – По-моему, ты у нас главный выдумщик. В прошлый раз…

– В прошлый раз, – возразил Маран, – ты дал мне информацию, на которой я все построил. Сейчас она у тебя есть?

– Вряд ли, – сказал Поэт с сомнением.

– Ладно, это не к спеху. Но про похищение Олбрайта ты что-нибудь знаешь? Какие-то соображения у тебя есть? И ради Создателя, не говори нет, потому что ты – моя последняя надежда.

– Ну… Соображения, конечно, имеются, но… Мне трудно судить, Маран. Я тебе расскажу, а ты сам решай, имеет это отношение к делу или нет.

– Ага. Погоди минуту, – сказал Маран и крикнул: – Дан! Что ты там копаешься? Иди сюда.

Дан задержался, решая, как одеться, улетев с Земли в начале осени, он попал на Торену в разгар или нет, последнюю треть бакнианского лета и никак не мог выбрать форму одежды. Когда Маран окликнул его, он вспомнил, что тот был в спортивной сорочке, и, подумав, что жителю Бакнии лучше знать, быстро натянул нечто схожее.

– Здравствуй, Дан, – сказал Поэт, радостно раскрывая объятья. – Ну как, узнал наконец, что хотел?

– Что хотел? – переспросил Дан.

– Узнал, узнал, – сказал Маран нетерпеливо. – И даже уже почти освоил низшую ступень.

– Ну? – удивился Поэт. – Это называется не терять времени зря.

– Ладно, перейдем к делу!

– Погоди. Ты не сказал мне, как у тебя с Наи.

– Нормально, – ответил Маран сдержанно и даже сурово, но Поэт резко повернулся к нему и уставился на него.

– Нормально? – сказал он, улыбаясь. – Пусть так.

– Опять ловишь? – спросил Маран.

– Представь себе.

Маран нахмурился, Дан думал, что он поменяет тему, но тот неожиданно осведомился:

– Ну и как?

– Новое качество, – сказал Поэт. – Или оттенок. Расшифровать?

– Давай.

– Когда я тебя провожал, я ловил одно чувство, сквозь которое невозможно было пробиться глубже. Я потом еще долго размышлял, хватит ли тебя при твоей занятости на то, чтобы использовать свой шанс. Ведь любую страсть, как бы сильна она не была, можно рано или поздно утолить, а вот есть ли что-то за ней?

– Есть? – поинтересовался Маран.

– Теперь да.

– Что?

– Нежность. Радость, даже ощущение счастья.

Дана поразило выражение лица, с которым Маран все это выслушал, он ожидал смущения или того, что тот оборвет откровения Поэта, но Маран серьезно кивнул и спросил:

– А Дана ты тоже чувствуешь?

– Почти нет, – сознался Поэт.

– Сейчас или вообще?

– Сейчас, во всяком случае.

– Дан, – сказал Маран задумчиво, – помнишь тот вечер на Палевой, когда мы с тобой прогулялись к морю и встретили там островитянина?

– Ну?

– Потом вернулись домой, вернее, к дому, и ты пошел спать, а я… – Он замолчал, но у Дана и без того вспыхнула в памяти картина жуткого пробуждения на следующее утро и всего, что было дальше. Он невольно ушел в воспоминания и не сразу заметил, что Поэт повернулся теперь к нему и изучающе смотрит на него.

– Ну как? – спросил Маран.

– Гнев, – ответил Поэт, – тоска… Еще что-то, смущение, стыд, нечто похожее… Конечно, тебя я чувствую лучше.

– Неудивительно. Видимо, давность и крепость эмоциональных связей играют немалую роль… А что от меня идет сейчас?

– Не знаю, как назвать. Любопытство, интерес…

– А то? Насчет Наи?

– Вот сейчас вспыхнуло. До этого словно не было.

– Понятно. Чтобы ты уловил эмоцию, ее надо, так сказать, отмобилизовать. Ты задаешь вопрос и слышишь. Так?

– Пожалуй, – согласился Поэт. – Как правило. Но не всегда.

– Естественно. Человек может и сам включиться. Послушай, а как насчет вектора?

– Какого вектора? – не понял Поэт.

– Ну откуда ты знаешь, что мои чувства относятся к Наи, а не к другой женщине?

– Этого я не знаю. Имени на них не написано. Я просто предполагаю… Мы же говорим о ней и…

– Но ты ведь уловил тогда в Латании, что та ненависть и прочие эмоции были направлены на меня?

– Уловил. Но как?.. – Поэт задумался.

– Погоди-ка… Что теперь?

– Теперь? – Поэт оживился. – Ты думаешь о Дане?

– Да.

– Я чувствую тепло, которое… Ого! – Он так и подскочил. – А сейчас ты подумал обо мне? Здорово! Я прямо вижу, как это поворачивается… Вроде стрелки компаса. Я понял, я улавливаю вектор, как ты выражаешься, если он направлен на присутствующего. И даже оба конца, если они тут… А насчет Наи – это просто уходит куда-то вдаль…

– Надо поэкспериментировать, – предложил Дан.

– Поэкспериментируем. Но только не сейчас. Давай, Поэт, выкладывай.

– Насчет Дика?

В дверь постучали, и высокая улыбчивая женщина лет сорока внесла поднос с завтраком – роботов в посольстве не держали, как и вообще в земных учреждениях на Торене. Она хотела накрыть на стол, но Маран, поблагодарив, отослал ее и принялся разливать кофе сам, кивнув Поэту, чтобы тот приступал к рассказу.

– Видишь ли, – сказал Поэт, отпивая из чашки. – Дик отдавил кучу мозолей. Он, по-моему, слишком торопился.

– Как Маран образца 759 года? – спросил Маран.

– Почти.

– В чем это выражалось конкретно?

– Начнем с того, что он развернул бурную просветительскую деятельность. Та встреча в Старом зале его раззадорила. Правда, контактов такого масштаба больше не было. Разок он приходил на мой концерт, я пел песню о Земле…

– Ты написал песню о Земле? – обрадовался Дан.

– Конечно. Я же сказал, что напишу… Кстати, Маран, я написал в ваше отсутствие даже не десять, а двенадцать песен, так что свою часть договора я выполнил.

– Свою я выполню при двух условиях, – ответил Маран, усмехнувшись. – Первое: если мне дадут командовать еще какой-нибудь экпедицией. Второе: если тут все кончится благополучно, и мы останемся целы. Но не отвлекайся. Итак, ты пел о Земле…

– И пригласил Дика. Посадил в первый ряд. Многие его узнали, после концерта собралась куча народу, он с ними беседовал. И проповедовал демократические ценности, это у него бзик такой, везде и всюду восхвалять демократию. Что он и делал. Вообще он их изрядно донимал. То просил показать ему какое-нибудь производство и принимался объяснять рабочим что-то про акции. То отправлялся посмотреть деревню и начинал толковать про землевладение и торговлю… Кстати, он устроил тебе широкую рекламу – рассказывал в деревнях, что ты хотел раздать землю, но тебе не позволили…

– Это зря, – сказал Маран, – но вообще-то он вел себя правильно.

– Возможно. Но он восстановил против себя верхушку Лиги. Впрочем, главное не разговоры. Дело в том, что он пытался давить. Используя сложившуюся ситуацию… Не знаю, насколько ты в курсе того, что происходит в Бакнии. Ты ведь и в прошлый раз не имел времени вникнуть…

– В прошлый раз, – возразил Маран, – я встречался с ребятами, и они меня просветили.

– Значит, ты знаешь, что с продовольствием дела совсем швах. Уже вскоре после того, как мы вернулись, то есть несколько месяцев назад, торговля продуктами почти прекратилась, полностью перешли на распределение. А сейчас уже вообще ничего не купишь. Продукты выдают вместо части жалования. В большинстве баров и подобных заведений перестали подавать еду – неоткуда взять. Одни напитки.

– А ты что ешь? – спросил Маран.

– Ну меня пока кормят.

– Но не очень сытно, – заметил Дан, глядя на его похудевшее лицо.

– Люди отрывают от себя… Ладно, это неважно. В последние месяцы идут слухи, что урежут долю крестьянам. Правда, не на мешок, а на четверть, максимум полмешка. Но они настолько напуганы тем взрывом после истории с Вагрой, что никак не решатся. Устроили даже обсуждение среди лигистов. Я слышу об этом уже добрый десяток декад, но пока воз ни с места. Здорово они тогда перетрусили…

– Теперь ситуация другая, – возразил Маран. – Тогда это было наказание, сейчас необходимость. И горожане не выйдут на улицы, ведь они сами голодают.

– Горожане не выйдут, но крестьяне могут взбунтоваться. Внутренней Охране с ними не справиться, а как поведет себя Наружная, неизвестно. Тонака перессорился со всем Правлением. Собственно, конфликт у них давно, из-за Изия… Хотя, скажу тебе, Маран, они практически сдали Изия, им ведь тоже нужен, как говорят земляне, козел отпущения, а Изий очень удобен, потихоньку они свалили на него все, правда, преступления у них называются ошибками, но свалили. Так что тут Тонака может быть более-менее спокоен, он отомщен. Но недавно он потребовал вернуть хотя бы Илу Леса и попробовать что-то изменить в деревне. Говорят, Лайва съязвил на это нечто вроде «А Марана ты вернуть не хочешь?» На что Тонака ответил: «Я бы вернул, но он не придет, даже если ты станешь вместе со мной умолять его». Словом, положение аховое. И тут Дик предлагает помощь. Земля купит зерно и прочее в Латании, Дернии и тому подобное и передаст Бакнии. Безвозмездно.

– Так они должны на руках его носить, а не похищать.

– Извини. Безвозмездно в данном случае означает бесплатно. То есть не за деньги. Но!

– За какие-то уступки? И чего же он потребовал?

– Я толком не знаю, Маран. Он мне не говорил, а только намекнул на рычаги… помнишь, у нас шла речь о рычагах, ты еще предупредил его, чтобы он был с ними осторожен. Словом, я думаю, что он попытался надавить на Правление, потребовать каких-то серьезных изменений, и они решили его убрать.

– В надежде, что новый посол окажется сговорчивее? – Маран с сомнением покачал головой. – Они же не полные идиоты. Они должны понимать, что шансов на это мало. Гораздо более вероятно, что земляне просто уйдут из Бакнии.

– И то дело. Не станут совать нос в дела Лиги.

– Да, но она останется один на один с голодом, с перспективой крестьянских бунтов, с непослушной армией. Неубедительно. Даже если сейчас они конфискуют часть доли, и это сойдет им с рук, через год ведь будет еще хуже. Что тогда?

– А на это Лайве наплевать. Он болен, и через год его может не быть в живых.

Маран насторожился.

– Болен? Чем?

– Не знаю. Чем-то таким, что у нас вылечить невозможно. Он даже обращался за помощью к Дику.

– И Дик?..

– Понимаешь, я узнал об этом не от Дика. Буквально накануне похищения… Дина тогда только вернулась с Земли, Дик, как тебе и обещал, взял ее к себе советником по культуре, правда, она проработала с ним всего два дня… Дик вызвал ее к себе… по другому поводу, просил собрать материал по архитектуре или живописи, сейчас не помню, заговорил о Крепости в архитектурном смысле слова и обмолвился, что был там утром, Лайва пригласил его для конфиденциальной беседы, он тяжело болен и хочет прибегнуть к помощи земной медицины.

– Это все? – спросил Маран взволнованно.

– Все. Будь там я – я, конечно, спросил бы, собирается ли Дик помочь, но Дина постеснялась.

– Черт побери! – Маран встал и отошел к окну. Минуту он стоял там, спиной к Поэту и Дану, потом круто повернулся. – Я все понял, – объявил он спокойно.

Поэт смотрел недоверчиво.

– Вот как?

– Да, друг мой.

– Ну и?

– Подумай сам. Ты ведь знаешь не меньше, а больше меня.

– Может, Дик отказал, и Лайва…

Маран покачал головой.

– Дик не мог отказать. Земляне – гуманисты, в медицинской помощи они не станут отказывать никому.

– Даже убийце и преступнику?

– Даже убийце. Не так ли, Дан?

Дан кивнул.

– Значит, он попросил за это слишком… – снова начал Поэт, но Маран прервал его:

– Он ничего не просил. Его убрали за то, что он согласился помочь.

– Но кто?!

– Разумеется, тот, кому невыгодно, чтобы Лайва выздоровел. Похитив Дика, он не только убрал конкретного человека, но и вызвал осложнение отношений, почти разрыв с Землей и затруднил положение Лайвы до крайности.

– И кто же это? – повторил вопрос Поэт.

– Человек, который дышит Лайве в затылок. Который надеется занять его место.

– Надо выяснить расклад сил в Правлении, – предложил Дан. – Тогда мы узнаем…

– Ничего выяснять не надо, – оборвал его Маран. – Все понятно и так. Подобная операция под силу только одному человеку.

– Песта? – спросил Поэт.

– Конечно.

– Правдоподобно.

– Но правда ли? – сказал Дан с сомнением.

Маран посмотрел на него, прошел к видеофону в углу и скомандовал:

– Беллини.

И когда на экране появился помощник посла, спросил:

– Скажите, пожалуйста, к кому вы обращаетесь, если возникает необходимость во враче. В штате посольства ведь такого нет?

– Нет. Но мы обычно обходимся диагностером и прочей техникой. А для сложных случаев есть врач в центральном посольстве, в Латании.

– Как с ним можно связаться? – поинтересовался Маран.

– Вне посольства связь спутниковая. Через орбитальную станцию. Подождите пару минут, я сам вас с ним свяжу, – сказал Адриано и исчез.

Двух минут не понадобилось, Маран успел только пододвинуть к аппарату стул и сесть, когда на экране появился немолодой, седоватый, довольно хмурый мужчина, начавший немедленно разглагольствовать на тему врачебной тайны и неразглашения историй болезни. Маран терпеливо ждал, пока тот наговорится, потом миролюбиво сказал:

– Послушайте, дорогой доктор, я вовсе не собираюсь спрашивать вас об имени пациента и его биографии. Меня интересует сущий пустяк: просил ли вас накануне похищения Ричард Олбрайт проконсультровать больного. Не землянина, а торенца, конкретно бакна. Без имен.

– Просил, – буркнул тот.

– И вы проконсультировали?

– Нет. Не успел. На следующий день Олбрайт исчез, и я так и не встретился с пациентом.

– А о какой болезни шла речь? – спросил Маран небрежно, но врач на удочку не попался.

– Этого я вам не скажу, – заявил он сухо.

– Даже если от этого будет зависеть жизнь Олбрайта? – поинтересовался Маран.

– Сначала докажите мне, что здесь есть связь, – отпарировал врач, – и возможно, я…

– Возможно? – Маран улыбнулся. – Благодарю вас, доктор. Боюсь, что мне придется слишком долго доказывать вам право на жизнь здорового человека. Извините, но у меня нет на это времени.

– Эти врачи просто наказание, – выпалил Дан сердито, когда экран погас. – Они прикрывают врачебной тайной все свои капризы и пороки, в том числе, властолюбие и любопытство.

– Да ладно, – отмахнулся Маран. – Главное мы у него выведали, а остальное… Чем болен Лайва, он знает только от Дика, то есть бакнианский диагноз, а это я и без его помощи выясню в два счета, если понадобится… Вот что, дорогие мои, идите к Дану. Поэт, пусть Дан расскажет тебе об Эдуре. А я немного подумаю.

Он пересел в кресло и налил себе кофе.

Флайер завис высоко над Крепостью. Настолько высоко, что наблюдателю снизу казался б лишь точкой, сама же Крепость сверху виделась чем-то вроде гайки неправильной формы с пятнышками или пупырышками в пустой сердцевине. Но на экране крыша Центрального здания была вполне различима во всех деталях, и Маран манипулировал кнопками на пульте, подводя тоненькую стрелку к тому ее углу, над которым возвышалась смотровая башня. Установив стрелку, он зафиксировал ее положение, потом повернулся к Миту, сидевшему сзади между Даном и Навером.

– Еще раз повторяю последовательность действий. Идем резко вниз. Мы трое выпрыгиваем на крышу. Ты немедленно поднимаешь флайер на пятьсот метров по альтиметру и ждешь. Как только мы показываемся на выходе, снова резко падаешь вниз и забираешь нас. Ясно?

– Ясно, – сказал Мит. – Только…

– Только – что?

Мит помолчал. Дан догадывался, что он хотел сказать и сказал бы, если б не боялся его, Дана, обидеть. Конечно, попросился бы в вылазку вместо него!

– Нет, ничего, – ответил Мит наконец. – Ну что, начнем?

– Садись к пульту. Дан, становись к правой дверце, Навер, ты прыгаешь из левой, после меня. Пошел!

Дан невольно вспомнил Палевую. Во второй раз, когда они отправились освобождать Марана. Похоже. Флайер не успел коснуться крыши, как он, стараясь двигаться синхронно с Мараном, распахнул дверцу, соскочил и захлопнул ее. Флайер тут же взмыл вверх, а они пробежали несколько метров до смотровой башни и нырнули в полукруглое отверстие, напоминавшее зев. Быстрый спуск к крошечной площадке под лестницей, поворот в коридор. В коридоре дежурили два охранника с автоматами, но оружие висело у них за спиной, они, естественно, не ожидали нападения здесь, на верхнем этаже Центрального здания, в сердце Крепости с запертыми воротами и полным народу двором. И буквально остолбенели.

– С дороги! – сказал Маран жестко, он шел прямо на них, Дан ожидал схватки, но охранники, словно загипнотизированные, шарахнулись в стороны, Маран распахнул дверь напротив и вошел. Дан, отстававший ровно на шаг, переступив порог, увидел перепуганную секретаршу и спину Марана, уже оказавшегося у второй двери.

– Бросьте автоматы, – скомандовал в коридоре Навер. – Лицом к стене!

– Входи, Дан, – сказал Маран, не оборачиваясь. – А ты ступай в коридор. – Он даже не повернул головы в сторону секретарши, но та послушно встала, а Маран рывком открыл дверь в кабинет.

Дан увидел, как подскочил в кресле за массивным письменным столом крупный угрюмый мужчина в штатском, Песта собственной персоной, и приподнялся сидевший лицом к тому, вполоборота к двери человек в форме Охраны, с пятью нашивками, офицер в больших чинах, которого Дан не знал.

– Ни с места! – крикнул он, поднимая руку со станнером, который те наверняка должны были принять за пистолет.

Маран сунул руки в карманы и знакомо прогнулся назад, напрягшись, словно лук, из которого сейчас вылетит стрела.

– Послушай, Песта, – сказал он звонко. – Я абсолютно убежден, что за похищением земного посла стоишь ты. Аб-со-лют-но. Я тебя предупреждаю: если с ним что-то случится, ты ответишь за это.

– Перед Землей, что ли? – спросил Песта лениво.

– Передо мной! Не выводи меня из терпения, Песта. Запомни. Если Ричард Олбрайт не вернется в земное посольство живым и невредимым, я тебя уничтожу. Говорю при свидетелях. Даю тебе сутки, начиная с этой минуты… Руки на стол! Дан! – но Дан уже навел станнер на Песту, тот, поколебавшись секунду, медленно вытянул из-под столешницы крупные костистые кисти и положил на стол. Маран обошел тумбу, вынул из ящика пистолет и спрятал в карман. – Ты слышал? Я тебя уничтожу. Слово Марана. Ты меня знаешь. Я своего слова никогда не нарушал.

Он резко повернулся и вышел, Дан отступил на шаг со станнером в руке, еще на один, оказавшись в приемной, захлопнул дверь и присоединился к Марану. В коридоре оба охранника стояли у стены, лицом к ней, разведя руки широко в стороны. Секретарша жалась в углу. Навер караулил всю компанию с пистолетом в руке, увидев Марана с Даном, он опустил пистолет, передавая пленников под прицел Дану, и подобрал брошенные на пол автоматы.

– В приемную, живо, – сказал Маран ледяным голосом, и пленники беспрекословно проскочили внутрь. Маран захлопнул и эту дверь и, усмехнувшись, просунул в ручку ствол автомата вместо засова. Вся процедура заняла не больше минуты.

– Уходим.

Стремительно проскочив пустой коридор, они нырнули в башню и бегом поднялись по лестнице. Уже оказавшись на крыше, Дан расслышал топот внизу и понял, что Песта поднял тревогу. Поздно, приятель! Когда флайер, подошедший точно в нужный момент, забрал их и взмыл в воздух, Дан увидел сверху беготню охранников во дворе, суматоху и суету. Но никому не пришло в голову искать их в небе, и бесшумный серый – под цвет облаков, аппарат, так и не обратив на себя внимания, растворился в вышине.

Маран высадил Мита и Навера на окраине города у парка. Дан удивленно смотрел на пышные зеленые деревца, листья которых были тронуты где желтым, где оранжевым, изредка красным. Он не сразу сообразил, что это один из трех парков, которые успели посадить в короткую эпоху правления Марана. Деревья были из-под Тиганы, со временем они должны были приобрести то множество оттенков, которое делало тамошние леса красочными, как цветники.

Пока он разглядывал парк, Маран коротко переговорил с Митом и Навером и поднял флайер вертикально вверх. Дан не слышал, какое он им дал задание, его больше занимало другое.

– Послушай, – сказал он, когда Маран снял руки с пульта и откинулся на спинку сидения. – Объясни мне, как ты собираешься исполнять свое обещание.

– Какое обещание? – спросил Маран рассеянно.

– Уничтожить Песту. Не собираешься же ты застрелить его собственноручно?

– Ну если дело дойдет до этого, – сказал Маран невозмутимо, даже безразлично, – я уж изыщу способ, не беспокойся.

– А ты надеешься, что не дойдет?

– Если б я не надеялся, я не стал бы устраивать это представление. Песта меня хорошо знает, Дан. Он понимает, что я так или иначе свое слово сдержу. Теперь у него лишь два выхода. Либо вернуть Дика…

– Если он жив.

– Жив, – сказал Маран уверенно.

– Либо?

– Либо уничтожить меня прежде, чем я до него доберусь.

– А если он выберет второе?

– Ну это не так просто сделать. Не забудь, после истории с визор-центром они меня ловили два месяца, но так и не поймали.

– Тогда они не знали, где ты, – возразил Дан, – а теперь знают.

– Не думаешь же ты, что Песта станет штурмовать земное посольство.

– А вдруг?

– Нет, Дан. Во-первых, даже взять посольство приступом еще не означает поймать меня. Я же могу спокойно смыться на флайере или даже орбитолете. О существовании подобных аппаратов ему известно. Поэтому я и не хотел, чтобы он знал о моем прилете, тогда он был бы начеку и мог позаботиться об охране подступов с воздуха. Я ведь подозревал его с самого начала… А во-вторых, это означает расшифровку и полную конфронтацию с землянами, что в его расчеты не входит.

– Ты знаешь, что входит в его расчеты?

– Конечно. Это проще простого. Смотри сам. Песта узнает, что Лайва болен, и тому недолго осталось жить. Он в курсе всего, у него ведь осведомители, агентура, подслушивающие устройства…

– Маран! – перебил его Дан. – Мы совершили промах. Надо было оставить там у него «жучок». Не исключено, что нам удалось бы выяснить…

– Не удалось бы, – остановил его Маран. – Все помещения Крепости прослушиваются, и Песте это известно лучше, чем кому-либо другому. Он не может допустить, чтобы Лайва узнал о его игре. Следовательно, он не произнесет в кабинете ни одного лишнего слова.

– Понятно. Извини, я тебя перебил. Итак, Песта узнает о болезни Лайвы…

– Он чрезвычайно властолюбив. И честолюбив. И вот шанс. Можно стать преемником Лайвы. Он уже воображает себя на троне. И вдруг выясняется, что Лайву берутся вылечить. Но Песта уже привык к мысли, что будет править. Вжился в роль. И отказаться от нее ему трудно. Он начинает действовать.

– По-моему, в твоих рассуждениях есть одно слабое место. Если Песта так хочет власти, почему он до сих пор не взял эту власть? Ведь Охрана под его началом, и наверняка в ней достаточно людей, которые пошли бы за ним. Он мог бы устроить дворцовый переворот.

– Видишь ли, Дан, ты недооцениваешь устойчивость системы. Рон Лев был не дурак. В том, что касается сохранения власти, во всяком случае. У Внутренней Охраны есть противовес – Наружная. Эти две силы уравновешивают друг друга, пусть они и неравны. Хотя армия количественно больше, она дальше от власти. Я имею в виду место расположения последней. Чтобы взять власть, ей надо захватить Крепость, которую Внутренняя Охрана может защищать достаточно долго.

– Достаточно для чего?

– Ведь переворот, Дан, должен быть быстрым. Затягиваясь, он превращается в бунт. В переворот невозможно вовлечь всю армию. Такие вещи делают с кучкой сторонников и ставят страну и людей перед фактом. А если месяцами осаждать Крепость, сторонники начнут разбегаться, колеблющиеся – переходить на сторону законной власти, и так далее.

– А если переворот устроит Внутренняя Охрана?

– Армия его подавит.

– Если два Начальника не сговорятся.

– Они не могут сговориться. Если один из них порядочный человек, он не пойдет на сговор. А если это ребята одной породы, они начнут бороться за власть. Потому они и поставлены в одинаковое положение. Оба – члены Правления по должности и имеют равные шансы занять престол. Понимаешь?

Дан кивнул.

Флайер пошел вниз и приземлился в саду Малого дворца, где была оборудована небольшая посадочная площадка.

– А почему ты думаешь, что Дик жив? – спросил Дан, когда они вошли к себе. – Песта мог его убрать.

Маран сел и сразу потянулся к термосу с кофе.

– Кофе будешь? – спросил он и, когда Дан кивнул, налил две полные кружки. – Как я раньше без кофе обходился, не понимаю, – сказал он. – Да. Так вот, Песта тоже не последний олух. Ситуация в стране для него не тайна. Два варианта. Первый: он приказывает Дика убить, приходит к власти и в условиях конфронтации с землянами начинает бороться с голодом путем урезания крестьянской доли. Второй: он похищает Дика, прячет, приходит к власти, «обнаруживает» похищенного и похитителей, освобождает первого, наказывает вторых и…

– И земляне начинают ему помогать, – подхватил Дан.

– Ну да. Ты какой бы вариант выбрал?

– Но выходит, ты испортил ему всю игру? Теперь, если он освободит Дика, он тем самым как бы признается, что похищение организовал он? Так ведь?

– Так.

– Может, разумнее было бы дать ему доиграть партию?

– Я так и сделал бы, Дан, если б не два обстоятельства, которые этого не позволяют.

– Какие?

– Первое то, из-за которого нас, собственно, потревожили. Вряд ли Лайва умрет завтра. Если б его состояние было настолько тяжелым, Дик вызвал бы врача немедленно.

– Но если б у него оставался год, – возразил Дан, – вряд ли Песта мог рассчитывать, что Лайва за целый год не наладит каким-то образом отношения с нами. Да и продержать похищенного посла столько времени в плену так, чтобы никто до него не добрался, нереально, понятно ведь, что его будут искать.

– Год – нет. Но два-три месяца возможно. Однако, если эта неопределенность продлится еще месяц, на Земле разразится тот самый скандал, погасить который мы взялись.

– А второе обстоятельство?

– Для землян это, возможно, ничего не определяет, но для меня существенно. Песта у власти это еще хуже, чем Лайва.

Дан задумался. До этой стороны дела он еще как-то не добрался, голова его была занята Олбрайтом, президентом, изоляционистами, перспективами контакта и еще более отдаленными, маячившей в еле обозримом будущем федерацией, о которой мечтал Маран… О Бакнии и ее проблемах он попросту забыл. И только после замечания Марана осознал, что смерть Лайвы означает… Что же она означает?

– Маран, – спросил он, – а каков механизм передачи власти? В случае смерти Главы Лиги… Собственно, я, кажется, помню… Правление выбирает нового Главу, так?

– Так.

– Из числа своих членов?

– Теоретически нет. В Уставе это не оговаривается, по идее, им может стать даже рядовой член Лиги. Но на практике, конечно… Однако в этой простой, в сущности, процедуре есть один немаловажный ньюанс. Глава устно или в завещании имеет право – если он уходит сам, а его не выкидывают, разумеется – назвать кандидатуру своего преемника. И при голосовании тот получает даже не два обычных голоса своего предшественника… ну ты помнишь, при голосовании в Правлении голос Главы считается за два… а в данном случае не два, но даже целых три. Плюс свой собственный. А теперь посчитай сам. Сейчас в Правлении семь членов, значит, тот, кого предложит Лайва, будет априори иметь четыре голоса из девяти. Еще один, и он избран. Понимаешь, какое это огромное преимущество? Потому я и думаю, что Песта постарается это преимущество приобрести, а значит, ни в коем случае не допустит, чтобы Лайва узнал о его махинациях. Скорее всего, он подыщет громоотвод, в смысле, свалит все на третье лицо. А если он изберет для этого члена Правления, он заодно избавится от лишнего конкурента и… Смотри-ка, тогда ведь уже изначально будет четыре против четырех, даже если у него не найдется ни одного сторонника, создастся патовая ситуация и… Хм! Интересный расклад получается… – Маран помолчал и сказал: – Извини, Дан, но мне надо это как следует обдумать. Посиди полчасика тихо, ладно?

– Я пойду к себе, – сказал Дан. – Только хорошо бы иметь какие-нибудь доказательства, что дело обстоит именно так.

– Доказательства? – переспросил Маран уже рассеянно. – Будут тебе и доказательства.

– Когда?

– Через полчаса. Иди, я тебя позову. – Маран одним глотком допил кофе и растянулся на диване в своей любимой позе, заложив руки за голову и закрыв глаза.

Дан недоуменно посмотрел на стенные часы и пошел к себе.

Простояв несколько минут у окна, Дан решил спуститься в сад, но когда он пересек комнату и открыл дверь в коридор, Маран окликнул его.

– Не выходи, – сказал он, и когда Дан поинтересовался, почему, ответил лаконично: – Ты мне нужен.

Дан молча вернулся обратно и сел в кресло так, чтобы видеть Марана в приотворенную дверь. Он ожидал, что Маран позовет его и объяснит, для чего он ему понадобился, но тот больше ничего не сказал, и Дан не стал ему мешать. Он не шевельнулся, даже когда прошли обещанные полчаса, и ничего не произошло. Впрочем, еще через несколько минут в дверь позвонили. Звонок был условный, сложное сочетание коротких и длинных, видимо, Маран решил не рисковать, хотя попасть в посольство постороннему было невозможно или почти невозможно. Правда, дверь он открыл мгновенно, дворец был уже оборудован земной техникой, и он протянул руку к лежавшему рядом на столике пульту, не вставая. Однако, когда открылась дверь в комнату, сразу поднялся и радостно улыбнулся. Дан увидел, как он обнимает высокого широкоплечего парня со светлыми волосами, и удивился. И только, когда Маран выпустил парня из объятий и спросил:

– Как живешь, мальчуган? – он понял, что это Санта.

Тот потупился, и за него ответил появившийся в поле зрения Мит.

– Плохо он живет. Плохо.

– Что так? – спросил Маран.

– Хорошо он будет жить, когда ты возьмешь его к себе. Разве непонятно?

Маран улыбнулся.

– Может, и возьму… Дан! Где ты там? – крикнул он, и когда Дан вошел, спросил: – Узнаешь?

– Встретил на улице, не узнал бы, – сказал Дан, разглядывая Санту, который был уже его роста и из худого долговязого мальчишки с ломающимся голосом превратился в крепкого мужчину с густым басом. В сущности, он был действительно неузнаваем, не изменилось только одно: влюбленный взгляд, которым он смотрел на Марана.

– Ну, – спросил тем временем Маран, – что выяснили?

Дан ожидал, что ответит Мит, но заговорил Санта.

– Вот диагноз, – сказал он, вынимая из нагрудного кармана и подавая Марану маленькую, сложенную вчетверо бумажку. – Армейский медик, который участвовал в консилиуме, дает ему от одного месяца до трех.

Маран развернул бумажку и прочел написанные там пару строк. Потом снова сложил ее и спрятал в карман.

– По-вашему это что-то вроде лейкемии, если я не ошибаюсь, – сказал он Дану. – У вас ведь ее лечат, не так ли?

– Да, – кивнул Дан, – как правило.

Маран задумчиво прошелся по комнате, машинально притрагиваясь к попадавшимся по дороге предметам, постоял перед открытым окном, рассеянно глядя в пространство, наконец повернулся к окну спиной, поглядел на Дана, молча наблюдавшего за этими уже хорошо знакомыми эволюциями, и сказал:

– Вот тебе и первые доказательства. Болезнь есть, сроки совпадают, земными средствами лечится… Пока наши рассуждения подкрепляются фактами. Я, кажется, даже могу предвосхитить еще одно действие Песты, которое вскоре получит подтверждение.

– Какое?

– Я полагаю, он устроит так, чтобы закон об урезании доли приняли сейчас. Тогда, придя к власти, он либо договорится с землянами и отменит его…

– И сразу обретет популярность…

– Либо не договорится, но будет чист, дело сделано до него. Так что на днях мы услышим…

– Не на днях, а сию минуту, – объявил Поэт, входя в комнату. – Прошу вас!

Он кинул на стол газету. Мит, Санта и Дан одновременно склонились над ней, однако Маран не двинулся с места.

– Скажи мне, – начал он, и вдруг его голос оборвался.

Поднявший голову Дан увидел, как он прыгнул вперед на успевшего подойти и остановиться прямо перед ним Поэта, сбил того с ног и упал вместе с ним на пол. И почти сразу раздался звон, и посыпались куски большого зеркала, вделанного в стену напротив окна.

– Мит! Он на дереве! Сними его из станнера!

Мит ринулся ко второму окну, выдергивая на бегу из кармана станнер, приоткрыл створку и высунул руку со станнером наружу. Минута, потом он сказал:

– Есть!

Тогда Маран вскочил и подошел одновременно с Даном к тому окну, через которое стреляли. Прямо напротив, но не очень близко, метрах в десяти-двенадцати, за ажурной решеткой тончайшего плетения, отгораживавшей территорию Малого дворца от площади, высилось одно из тех быстрорастущих деревьев, которые были посажены несколько лет назад на месте срубленных во время кампании по уничтожению архитектурного ансамбля Расти. Под деревом неподвижно лежал человек.

– Мит, Санта! Тащите его во дворец. Вниз, в холл, – приказал Маран, высовываясь в окно и оглядывая окружность дворца. – Быстро, пока его не унесли, за ним, скорее всего, издалека наблюдали. Справитесь?

– Осторожнее, – попробовал урезонить его Дан. – Там могут оказаться и другие снайперы.

– Нет. Он наверняка был один. Место слишком заметное. Да и не надо в такой ситуации второго. Если б какой-то придворной кокетке не пришло некогда в голову повесить тут зеркало, я был бы сейчас выведен из игры. Как минимум, временно.

– Так ты увидел его в зеркале? – спросил Поэт.

– Ну да! Вот тебе, Дан, еще одно доказательство. Песта сделал выбор. И на удивление быстро, скажу я тебе. Я не ожидал подобной расторопности. И попал впросак.

– Это означает, что выпускать Дика он не собирается, – констатировал Дан.

– И не только это. – Маран вздохнул. – Еще и то, что придется сидеть при закрытых окнах. Терпеть не могу закрытых окон.

– Как-нибудь переживешь, – сказал Дан, захлопывая открытые настежь створки. – Тут, между прочим, поставили кондиционеры… Хорошо еще, стекла небьющиеся…

– Что ты там опять натворил? – спросил Поэт сердито.

– Можно сказать, вызвал Песту на дуэль, – сообщил ему Дан.

– Премиленькая затея, – сказал Поэт. – Как я понимаю, на Эдуре было скучновато, и ты решил поразмяться тут.

– Там тоже были свои развлечения, – заметил Дан. – Но…

– Но ему этого оказалось мало… Маран, клянусь Создателем, ты неисправим. Невыносим. Невозможен.

– Не ругайся, – сказал Маран. – Пойдем лучше посмотрим, что за птицу добыл нам Мит.

Холл дворца был пуст. Собственно, дворец весь казался необитаемым. И неохраняемым, хотя и то, и другое было иллюзией, просто сотрудников в посольстве значилось всего с десяток, а охрану обеспечивала автоматика.

– Посмотри-ка, кого я подстрелил, – сказал Мит Марану, кивая на неподвижного мужчину, которого они с Сантой положили на пол и перевернули на спину.

Маран подошел, посмотрел тому в лицо и присвистнул.

– Вон оно что! Тогда понятно. А я-то диву дался, как это Песта так быстро откопал нужного человека.

– Кто это? – спросил Дан.

– А ты взгляни. Узнаешь?

– Конечно, – сказал Дан растерянно. – Это же Корса!

– Собственной персоной. Второе лицо в Охране. Правая рука Песты.

– Ну ставки пошли! – сказал Поэт изумленно.

– Что с ним делать? – спросил Мит. – Допрашивать бесполезно, он все равно ни слова не скажет.

– Это мы еще посмотрим, – усмехнулся Маран жестко.

Он огляделся, увидел открытую дверь одной из комнат нижнего этажа, проверил, убедился, что комната пустует, и приказал:

– Тащите его туда. Я сейчас вернусь.

Он поднялся наверх и ровно через три минуты вошел в помещение, куда перенесли пленника, с тем маленьким плоским чемоданчиком, который ему в космопорту передал шеф. Проведя над замком рукой, он откинул крышку и вынул из чемоданчика станнер непривычной формы с утолщенным дулом и двойным регулятором.

– SN, что ли? – спросил Дан, вглядевшись.

Маран кивнул. Дан посмотрел на оружие с уважением. Это была новейшая модель, сочетание станнера с нейтрализатором, полиция ревниво берегла секрет и само оружие.

– Мит, – сказал Маран, – сядь в угол и все время держи этого типа под прицелом. – Затем повернул регулятор и провел стволом вдоль неподвижного тела пленника. Тот дрогнул и зашевелился.

– Сядь на стул, – велел Маран, отходя и сам садясь в кресло.

Корса молча поднялся с пола и сел, куда сказали. Это был коренастый, крепкий мужчина средних лет с черной шевелюрой и резкими чертами лица. Он выпалил, не дожидаясь вопросов:

– Вам от меня ничего не узнать! Не теряйте зря времени!

Маран улыбнулся.

– И если ты думаешь, что меня кто-то послал, ошибаешься! Я сам решил с тобой поквитаться! Я тебя ненавижу!

– Это я знаю, – сказал Маран спокойно. – Как, впрочем, и то, кто тебя послал. Знаю и, почему. Это меня не занимает. Мне интересно одно: где Ричард Олбрайт? И ты мне это сейчас скажешь.

Лицо Корсы окаменело.

– Послушай, – сказал Маран все так же спокойно, – у меня есть средство заставить тебя говорить. Если ты через три минуты не ответишь на мой вопрос, я пущу его в ход. Только и всего. Просто тогда ты скажешь гораздо больше.

– Можете разрезать меня на куски! – заявил Корса гордо.

Маран вздохнул.

– Ты, Корса, меня знаешь уже лет пятнадцать. Разве я когда-либо резал подследственных? Пусть даже убийц и бандитов. Ударил кого-то?

Корса промолчал.

– Минута прошла, – заметил Маран. – Так вот, резать тебя никто не станет. Но говорить ты будешь.

– Не буду.

– Будешь. Две минуты. – Маран снова открыл чемоданчик и вынул из него крохотный стекловидный кубик. – Три, – сказал он. – Ну как?

Корса демонстративно сжал губы.

– Держите его, чтобы не брыкался, – сказал Маран Санте и Дану, и когда те крепко взяли Корсу за руки, подошел и прижал к его виску кубик. Через две секунды кубик исчез. Всосался в височную артерию. Маран снова сел и спросил:

– Так где Ричард Олбрайт?

– В Крепости, – ответил Корса после короткой паузы.

– Где именно?

– В подвалах.

– Номер!

– Семьдесят два.

Маран в задумчивости потер щеку. Удивленный Поэт вопросительно посмотрел на Дана, а тот повернулся к Марану:

– Либерин?

– Да, – ответил Маран машинально и спросил Корсу:

– Его стерегут?

– Стерегут.

– Сколько человек?

– Было четверо. Теперь наверняка больше, но сколько в точности, не знаю, – сказал тот и добавил: – Будь ты проклят!

– Теперь ты понял, с кем вы взялись шутки шутить? – спросил Маран. – Я не себя имею в виду.

– Подонок! – произнес Корса зло. – Предатель! Сначала Изия предал, потом Лигу, потом родину свою, а теперь и планету! Землянам служишь? Против своих!

– Ты мне не свой, – отрезал Маран. – И Песта мне не свой. И банда ваша, именуемая Лигой. А что до Бакнии и Торены, не тебе судить, предаю я их или спасаю.

– Все равно ты бессилен! До Олбрайта тебе не добраться. А если ты донесешь землянам, что он там, Песта его просто ликвидирует. Чтобы его там не было. И в любом случае, как бы ты не крутился, если ты сорвешь Песте игру, он уберет твоего посла. Неужели непонятно? Не становись ему поперек пути, не советую!

– А что же ты советуешь? – спросил Маран серьезно.

– Договориться.

– Вот как? – Он не обнаружил ни малейших признаков гнева или возмущения, и Корса оживился.

– Послушай, Маран! Что тебе до Бакнии? Говорят, ты уже пустил корни там, на Земле. Вот и устраивайся поудобнее, делай карьеру, авось, влезешь еще выше, чем тут. Ты же у нас верхолаз. Ну и пожалуйста. Для карьеры тебе нужен посол, так? Целый и невредимый, а что тут у нас делается, им ведь на самом деле до лампочки. Отпусти меня, я пойду к Песте, предложу ему ударить с тобой по рукам. Я думаю, он согласится. Заберешь своего посла и умотаешь. А мы тут останемся. Мы люди скромные. Хорош план?

– Лучше не бывает, – сказал Маран невозмутимо. И добавил: – Я подумаю. А ты пока посиди у нас. Мит, Санта, отведите его вниз, в кладовые и заприте. И поднимитесь ко мне.

Он взял чемоданчик и хмуро пошел вперед.

– Ужасно, – сказал Поэт. Голос его звучал непривычно тускло, Дан повернул голову в его сторону, тот сидел сгорбившись и словно постарев. – Ужасно.

– Да, положение не из приятных, – согласился Маран.

– Не из приятных? Положение из рук вон! Отчаянное, я б сказал. Если не безвыходное. Мы связаны по рукам и ногам. Первый же демарш против Песты, и он убьет Дика, уничтожит тело, и иди доказывай, что он в этом замешан. Вообще, Маран, ты, по-моему, напортачил. Ты не оставил ему выхода, он должен избавиться от Дика. Остается одно – сговориться. С этим убийцей! Сговориться, выручить Дика и… отдать ему на растерзание страну! Великий Создатель! – Поэт даже застонал. – А отношения с землянами? Пожертвуй мы жизнью Дика…

– Мы не можем жертвовать жизнью Дика, – оборвал его Маран.

– Гипотетически! Если он погибнет, земляне уйдут из Бакнии. А если, чтобы выручить Дика, мы сговоримся с Пестой и позволим ему хозяйничать в стране, что подумает о нас и о землянах следующее поколение бакнов?.. Нет, невозможно! Недопустимо! Маран! Придумай что-нибудь! – прямо-таки взмолился он, вскочив с места.

Маран поднял на него сосредоточенный взгляд.

– Спасти от Песты Бакнию куда проще, чем Дика, – заметил он невесело, но без паники.

– Каким образом?

– Разоблачив его перед Лайвой.

– Лайва тебе не поверит.

– Мне, может, и нет.

– А кому?

Маран усмехнулся и вынул из кармана тонкую пластинку видеоплейера. Дан не двинулся, чтобы взглянуть на экран, он уже понял, и когда в комнате зазвучал голос Корсы, он не удивился.

– Так ты записал его признание? – сказал Поэт.

– Естественно. За кого ты меня принимаешь, дорогой мой. Проблема не в этом.

– Если ты передашь эту запись Лайве, затея Песты потеряет всякий смысл, – заметил Дан. – Может, он сдастся и выпустит Дика, чтобы облегчить свою участь?

– Нет. Он по натуре боец. Он будет сражаться до последнего. Утверждать, что запись сфабрикована, либо, что мы купили Корсу или запугали. В любом случае, он предпочтет избавиться от Дика. Как от главной улики.

– Не обязательно убивать, можно перепрятать.

– Слишком рискованно.

– Что же делать?

– Выручать Дика. Иного выхода нет.

– Но как? Как?! – воскликнул Поэт. – Он же в их логове. В Крепости. За двухметровой толщины стенами, в камере, которую наверняка стерегут самые надежные люди Песты. Как ты до него доберешься?

– Санта, – обернулся Маран к неслышно вошедшему во время разговора вслед за Митом и скромно севшему в дальний угол парню, – ты не знаешь, Интана по-прежнему там?

– Там, – сказал Санта.

– Маран, – вмешался Мит. – Я не знаю, можно ли Интане доверять. С ним опасно связываться.

Маран удивленно поднял брови.

– Он остался в Охране…

– Лет тоже остался. И ты там был не так уж давно.

– Это не одно и то же! В Вагре совсем другие настроения. Ты ведь знаешь. А он в Крепости.

– Но всего лишь в караульной службе.

– Да. Но его не разжаловали. Оставили две нашивки.

– Ну и что?

Мит не ответил, но было видно, что он остается при своем мнении.

– Интана был с нами шесть лет, – сказал Маран. – И показал себя человеком надежным. Как можно судить его без доказательств вины? В конце концов, он должен был как-то жить. Все мы как-то жили, никто не покончил с собой. Даже я. Хотя в такое положение все вы попали именно из-за меня. Я не хочу и не буду считать Интану предателем, пока мне не докажут противного.

– Но, Маран, ведь если… – начал Поэт, однако Маран жестом остановил его.

– Все. Я свое сказал. Спорить не будем. – Он повернулся к Миту. – Ты можешь найти человека, который передал бы Интане записку?

– Могу, – проворчал неубежденный Мит.

Маран сел к столу, быстро написал, одолжив у Поэта ручку и листок бумаги, несколько слов, наверно, каким-то образом шифрованных, стоявший рядом Дан видел их, но не понял ни одного. Написал и, не складывая листок, протянул его Миту. Тот только посмотрел и сказал упрямо:

– Не буду я этого относить! Не буду!

– Будешь.

– Хоть попросил бы его прийти сюда.

– Сюда ему идти опасно. За дворцом наверняка следят.

– Но туда опасно идти тебе! Они осмелились стрелять в окно посольства! Если ты выйдешь…

– Я не выйду. Я возьму флайер. Проследить за флайером невозможно.

– А если Интана выдаст место встречи?

Маран нетерпеливо отмахнулся.

– Но, Маран… – начал Поэт снова, и Маран сказал, глядя на него в упор:

– Я знаю, что чувствует человек, которого считают предателем его друзья.

Поэт не нашелся, что ответить, только вытер тыльной стороной руки пот со лба.

Зазвонил видеофон.

– Вы просили соединить вас с главным послом, – сказал с экрана Адриано.

– Минуту. – Маран прошел в комнату Дана, включил стоявший там аппарат и стал говорить.

– Дан, – взмолился Мит, – уговори его не ходить туда!

– Куда?

– Он назначил встречу в баре Варета. Ты должен знать.

Дан задумался, припоминая. Маленький бар, обычно полупустой, на окраине Бакны, не так далеко от загроможденного полуразвалившимися хибарками района, где по сей день жил Дор, изредка ночевал в почти заброшенном родительском доме Поэт, где давно уже не бывал Маран, и где когда-то росли все трое. Сам Варет считался человеком верным и не раз помогал кого-то спрятать или что-то передать…

– Место как будто безопасное, – сказал он неуверенно.

– Место да. Ну а если Интана выдаст? И там устроят засаду?

– Не выдаст, – сказал вдруг молча сидевший до сих пор в своем углу Санта. – Как это возможно – выдать Марана!

– А почему нет? Выдать и сразу сделать карьеру.

– Карьеру можно было б сделать и во время осенних событий, – возразил Санта. – И похлеще, наверно. Но никто ведь его не выдал…

Во время осенних событий? Что да, то да. Дан вспомнил, как его смущало и тревожило доверие, которое Маран оказывал самым разным людям, как он ужасался степени риска, какому тот себя тем самым подвергал, все время ожидал предательства, которое все погубит… Но так и не дождался… Потом ему пришел на ум разговор с Диной Расти, утверждавшей, что Марана никто и никогда не предавал, потом его мысли перешли к самому Интане, он ведь знал Интану, тот был одним из восьми человек, которых он некогда обучал кун-фу. Одним из доверенных людей Марана, его гвардии, его преданных и любимых друзей… Дан перебрал в памяти одного за другим. Двое сидели здесь и оставались такими же верными, как были. Еще Лет, Науро, Навер, все трое уже после того, что Маран как-то назвал эпохой Малого дворца, не раз участвовали в рискованных предприятиях бывшего начальника. Пять. Нерука погиб во время осенних событий, Вента уехал в Солану, центр отдаленной провинции, откуда был родом, а Интана… Дан представил его себе. Маленького, не выше Поэта, худого, но ловкого и уверенного в движениях, с темными волосами, стриженными так коротко, что они больше напоминали отросшую щетину, с тонкими черными усиками над полногубым ртом, с грустными карими глазами… Он был самый молчаливый из всех, и Дан не знал о нем ничего, кроме того, что он давным-давно в Охране, пришел, как и сам Маран, после войны и никакой иной профессии не имел… Может, потому он и остался служить там, в Крепости? Куда ему было деваться?.. И все-таки риск большой, Мит прав…

– Ты еще здесь? – спросил сурово Мита Маран, входя в комнату. – Иди. Я жду ответа.

Мит хотел сказать что-то еще, но передумал, махнул рукой и вышел.

– Ты все-таки пришел сам! – Интана смотрел благодарно.

– Естественно. Я же позвал тебя на встречу с собой, а не с кем-то другим.

– Я думал, ребята тебя отговорят. Они мне не верят.

– А я верю, – сказал Маран, протягивая ему руку.

– Да, я вижу. Я не думал… Спасибо тебе.

– Оставь, Интана. С чего это я должен в тебе сомневаться? Пройдем в заднюю комнату, поговорим.

Когда за Мараном и Интаной затворилась дверь, Дан сел за столик и принял чашку карны, поднесенную ему Варетом. Хозяин бара похудел, выглядел понурым и озабоченным, в небольшом зале с низким потолком и выкрашенными в бледно-зеленый цвет стенами не было ни одного посетителя, раньше здесь подавали незатейливые бакнианские блюда, и забегали перекусить работники находившихся поблизости мастерских, теперь еды не стало, и бар, по-видимому, дышал на ладан. Обычно Варет был разговорчив, но сегодня охоты беседовать не имел и, поставив перед Даном чашку, ушел за стойку.

Дан подвинул стул так, чтобы оказаться лицом к двери и вполоборота к окну. На всякий случай. Впрочем, все было продумано и предусмотрено и без того. Хотя уговоры Мита, предлагавшего самому слетать за Интаной и доставить его в Малый дворец, не возымели действия… собственно, у Марана имелись достаточно веские резоны, надо это признать, от посадочной площадки до входа в посольство было метров двадцать, на которых Интану могли засечь, а дать его заметить, означало отказаться от намерения воспользоваться его помощью… можно было перенести встречу на ночь, однако время поджимало, да и неизвестно, удалось ли бы Интане покинуть Крепость ночью… словом, Маран имел причины отправиться в бар Варета самолично, но Мит все равно пытался его удержать и не сумел. И однако Маран вовсе не был настроен легкомысленно, сегодня Дан в полной мере оценил его девиз «Рискуй осторожно». Навер, Санта и Науро отправились в район предполагаемой встречи заранее, только когда они передали, что все чисто, и Интана пришел один, флайер высадил Марана и Дана, затем Мит, как и утром, поднял машину в воздух, чтобы держать ее наготове, и по первому сигналу троих наблюдателей, занявших посты в окружности бара, забрать всех.

Однако, ничего экстраординарного не произошло, Маран провел в задней комнате с Интаной ровно двенадцать минут по часам Дана, затем вышел первым, они с Даном без всяких проблем добрались до условленного места и сели в флайер.

– Эх, – сказал Науро, – будь у нас в прежние времена один такой аппарат, каких только дел мы не провернули бы!

– Ты сначала сегодняшнее дело проверни, а потом уже говори о прошлом, – заметил Мит.

– После сегодняшнего будем говорить не о прошлом, а о будущем, – отозвался Науро. – А, Маран?

– Поглядим, – ответил Маран хмуро. – Все запомнил? – спросил он стоявшего у открытой дверцы Поэта.

– Поди к черту! – сказал тот зло, но спохватился и добавил: – Удачи.

Маран молча кивнул и сел к пульту. Дверца скользнула на место, скрыв сердитое лицо Поэта.

Час назад он накинулся на Марана, как коршун, и до сих пор не остыл. Маран увел его в соседнюю комнату, что не имело особого смысла, Поэт возмущался и шумел чуть ли не на весь дворец.

– Ты не смеешь в этом участвовать! – кричал он. – Не имеешь права играть своей жизнью в такой момент!

– Да уймись ты, – уговаривал его Маран тоном ниже, – я и так собираюсь отсиживаться в флайере, оставив весь риск ребятам. Не могу же я даже не прикрывать их, это было бы просто неприлично. Да и грозило б провалом, ни у кого из них ведь нет навыка водить флайер. А сидеть за пультом в бронированной машине совершенно безопасно.

– Если безопасно, почему ты не хочешь взять меня? – бушевал Поэт. – Я прекрасно владею станнером, не скажи нет.

– Владеешь, владеешь, успокойся.

– Тогда я пойду с вами.

– Нет!

– Почему?!

– Потому что всегда есть один шанс из ста… Допустим, кто-то кинет в флайер гранату… Ты должен выполнить мой план, если я вдруг не вернусь.

– Не буду я выполнять никаких планов, пропади все пропадом!

– А если от этого зависит будущее Бакнии?

– Плевал я на Бакнию!

– Хватит валять дурака! – прикрикнул на него Маран. – Заткнись! И слушай.

Поэт замолчал, видимо, от удивления, а Маран понизил голос, и минут десять ничего слышно не было, Дан и Мит безмолвно ждали. Наконец Поэт снова заговорил.

– И ты воображаешь, что этот план можно реализовать без тебя? – спросил он с насмешкой. – Ты же в нем главная фигура.

– Любую фигуру можно заменить, – возразил Маран, но Поэт перебил его:

– Не любую! Не станешь же ты играть в шахматы без короля!

– Но без ферзя стану, – сказал Маран.

– И проиграешь! – Поэт выскочил из комнаты, хлопнув дверью, потом передумал, вернулся и сказал:

– Дай слово, что не выйдешь из флайера… Погоди! Мит, Дан! Идите сюда! – и когда удивленные Дан с Митом прошли в ту комнату, добавил: – При свидетелях. Дай слово! Иначе…

– Что иначе? – спросил Маран.

– Иначе все! Крест! Я умываю руки! Ни во что не вмешиваюсь, пусть хоть Песта, хоть Изий восстанет из гроба… Ну же! Клянись.

– Дай ему слово, – вмешался Мит. – Все равно я тебя из флайера не выпущу. Вернее, Дан не выпустит, он же остается с тобой.

– Ладно, – сдался Маран. – Черт с вами. Даю.

Поэт отчасти успокоился, но не совсем, уже когда все заняли места в флайере, и внизу оставались только Маран и Дан, он попробовал еще раз уговорить Марана отказаться от участия в опасной затее, на что тот нетерпеливо ответил:

– Послушай, для меня это дело чести.

И Поэт умолк.

И теперь в флайере Маран, отвернувшись от пульта, еще раз оглядел по очереди участников операции. Мит, Науро и Навер были в форме Охраны, сам Маран и Дан – без, им предстояло лишь прикрывать тех, кто должен был действовать. Если придется. Ибо оставался крохотный шанс, что… Маран был убежден, что за попыткой Корсы издали наблюдали, и падение того с дерева с последующим захватом в плен для Песты не тайна. О станнерах, как он выяснил, переговорив с главным земным посольством в Латании, на Торене пока не знали, так что Корсу могли счесть погибшим. Но и раненым. «Следовательно, – сказал Маран при разборе предстоящей операции, – Песта должен принять меры предосторожности. А именно, переместить Дика в другую камеру». «А в другое место?» – спросил Мит, на что Маран молча включил видеозапись, только что переданную одним из земных разведчиков, которого он вовлек в работу. За весь день из Крепости вышло четыре мобиля, все были прослежены зондами, ничто не говорило за то, что Олбрайта вывезли одной из них, пусть даже в багажнике. Что, как резюмировал Маран, логично, ведь Крепость самое надежное место. И все-таки… Все-таки стопроцентно исключать эту возможность он не стал, и доля сомнения так и осталась. Что же касалось смены камеры, тут вся работа доставалась Интане.

Флайер завис над Крепостью. И еще раз Дан подивился предусмотрительности Марана – флайер, привезенный с Земли тем же астролетом, на котором летели они сами, и доставленный в посольство поздно вечером, был полицейский, с маскировкой, экранировкой, абсолютно бесшумный, и напоминал тень или призрак. Более того, пуленепробиваемые стекла, непроницаемая для любого излучения броня, стационарный станнер, дававший непрерывный луч десятиминутными сериями – если заряд ручного был рассчитан обычно на поражение восьми или шестнадцати человек, этот практически не ограничивал число тех, кого можно было из него сбить.

Двор Крепости был освещен ярче, чем обычно. Маран – Дан подумал, что он уже научился управлять флайером не хуже Патрика, когда-то выигрывавшего гонки среди любителей – сбросил высоту и перешел на горизонтальный полет, и флайер словно крался вдоль стены на уровне зубцов.

– Слишком светло, – покачал головой Навер.

– Особых мер предосторожности он принять не может, – пробормотал Маран, – чтобы не выдать себя, но предлог усилить освещение, как видно, нашел… Тихо!

Переговаривавшиеся вполголоса Мит и Науро умолкли, и в кабине послышался приглушенный голос Интаны.

– Камера двадцать семь, сектор четыре.

И все.

Флайер скользнул назад, обогнул один из углов стены и словно прилип к ней. Открылось окошечко в верхней части кабины, и Мит, как самый меткий, приладился у него, он тоже уже освоил станнер не хуже, чем пистолет, и теперь выжидал.

Двор Крепости делился на пятнадцать секторов, каждый из которых патрулировался тремя охранниками, патрули сменялись ежечасно, эту систему Дан помнил еще с изиевских времен. К счастью, секторы отделялись друг от друга разнообразными постройками, каких в Крепости было немало, и улучив удобный момент, можно было снять патрульных так, чтобы этого не заметили из соседнего сектора.

Вдруг Мит поднял левую руку, и все застыли.

– Есть! – выдохнул он через минуту, и сразу флайер буквально перепрыгнул через стену, еще минута, и тройка в форме Охраны была на земле. Кепи с большими козырьками не давали рассмотреть лица, а уличающие тела трех обездвиженных патрульных моментально оттащили в густую тень под стеной казармы, отделявшей четвертый сектор от пятого… Неприятно, что камера именно здесь, подумал Дан, если тревога, проснется вся казарма. Не повезло… Хотя, наверно, Песта выбрал этот сектор специально, он ведь тоже не последний олух… Откуда-то возник Интана, и все четверо исчезли за одной из дверей, равномерно разбросанных по основанию стены. Оставалось только ждать. Флайер снова притаился за зубцами, Дан прильнул к станнеру, внимательно наблюдая за сектором и пытаясь представить себе, что происходит внизу. За железными дверями в основании стены скрывались коротенькие коридоры, выходившие в один длинный, опоясывавший всю Крепость, из него и попадали в знаменитые подвалы. Во времена Изия камеры были битком набиты заключенными, а коридор полон охранников, проникнуть в какую-либо камеру тогда нечего было и думать, но теперь подвалы практически пустовали, и все зависело от того, сколько человек охраняет Олбрайта, а вернее, даже не число их, а дислокация, удастся ли напасть внезапно, так, чтобы они не успели поднять шум… Если пройдет пять минут, и все будет тихо… Дан бросил взгляд на хронометр, истекала третья минута. Еще немного… И тут глухо грохнул выстрел. Дан подскочил.

– Ч-черт! – сказал он, оглядываясь на Марана.

Тот промолчал, но флайер всплыл над стеной и повернулся боком, давая возможность Дану накрыть огнем станнера весь сектор.

– Если появятся охранники, стреляй сразу, – велел Маран, и тут же Дан увидел бегущих от здания казармы и из соседнего сектора людей. Он провел стволом дугу, нападающие попадали, почти одновременно распахнулась дверь в стене, оттуда высунулся человек, в котором Дан с радостью узнал Олбрайта, флайер нырнул вниз, открылся люк, и Олбрайт влетел в него. Но бежавшие за ним двое передвигались трудно, один почти тащил другого, тот, как будто Науро, был, очевидно, ранен, флайер стоял на воздушной подушке, в полуметре от земли, и Дан, оставив станнер, прыгнул к дверце, чтобы помочь раненому влезть. Краем глаза он еще увидел, как Маран, без слов толкнув Олбрайта за пульт, сам кинулся к станнеру, однако по обшивке уже застучали пули, и Дан почувствовал несильный, но болезненный удар в правое плечо. Рванув на себя Науро, он упал вместе с ним на пол и уже не видел, как влезали остальные, только услышал придушенный вскрик, потом приказ Марана:

– Дик! На полной вверх!

Флайер взмыл вверх, и наступила тишина. Или не тишина, а молчание, полное шорохов и тяжелого дыхания. А потом послышался голос Марана – чужой, лишенный обертонов, словно мертвый:

– Пуля в сердце.

– Кто? – простонал Дан с ужасом.

Маран не ответил, кто-то закашлялся, видно, перехватило горло, затем Мит тихо сказал:

– Интана. – И добавил: – Моя была пуля. Я ведь должен был идти последним… Но он настоял… – его голос сорвался.

И тут Маран спросил:

– Дан, почему ты не встаешь? Ты что, ранен?!

– Слегка задело, – сказал Дан успокаивающе, но Маран уже очутился возле него на полу.

– Где? – Он склонился над Даном, потом облегченно вздохнул. – Как будто не страшно. Мит, займись Науро. – И сам осторожно, так, что Дан даже не чувствовал прикосновения его пальцев, стал снимать с раны обрывки ткани. Конечно, Дан знал все про первую – и не только первую – помощь, на тренировках в Разведке ее отрабатывали до автоматизма, медики на необитаемых планетах не предусматривались, и даже на населенных надо было уметь обойтись без них, он попытался проследить за действиями Марана, но тот словно и не притрагивался не только к ране, но и плечу, Дан не уловил ни одной из положенных манипуляций, только последнюю – почувствовал легкое давление, это был тампон, пропитанный лекарствами, кровеостанавливающее, антисептик, антибиотик, анальгетик, состав ему был известен, но он никогда не испытывал его на себе, и был удивлен, когда буквально через минуту боль прошла, в голове прояснилось, и он смог с помощью Марана встать и сесть в кресло. И видеть на экране видеофона холеного седовласого мужчину, главного посла, который с радостным удивлением смотрел на Олбрайта.

– Это вы, Ричард? Каким образом? Вас освободили?

– Да, – ответил тот коротко. – Маран и его люди. Есть раненые. Пришлите срочно врача в посольство, а я свяжусь с вами оттуда, как прибудем.

Дан спал долго, видимо, обработавший рану врач ввел среди прочих препаратов и снотворное, и когда он открыл глаза, было уже около полудня, если судить по солнцу. Бета, а вернее, Лита, стояла прямо над головой, но даже прямые солнечные лучи, падавшие через огромное окно в потолке ему в лицо, не пересилили действие лекарства, оно просто закончилось, и Дан проснулся с совершенно ясной головой. Из соседней комнаты слышались тихие голоса, почти шепот, наверно, старались не разбудить его. Рана не болела, и он осторожно пошевелил правой рукой, потом приподнялся, опираясь на левую, но двигаться было неудобно, слегка неприятно, и он снова лег.

Как ни тихо он ворочался, дверь тут же открылась, и на пороге неслышно, как всегда, возник Маран. Только убедившись, что Дан не спит, он вошел в комнату, прикрыл за собой дверь и спросил:

– Ну как ты? Очень болит?

– Совсем не болит, – отозвался Дан. – Только встать трудно.

– Это не беда, – Маран осторожно подхватил его под здоровое плечо, помог сесть, потом встать и накинуть халат.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Хочешь полежать сегодня?

– Чего ради? – удивился Дан. – Все отлично.

– Слава богу… Прости меня, Дан, – помолчав минуту, сказал Маран. – Я не имел права брать тебя туда.

– Почему это?

– Потому что кашу, заваренную бакнами, полагалось бакнам и расхлебывать. Но я так привык, что ты всегда рядом… И вот, пожалуйста! Счастье еще, что рана неопасная. Ваш доктор обещал залечить ее за три дня, максимум за четыре.

– А как Науро? – спросил Дан.

Маран вздохнул.

– С Науро сложнее. Две пули в левом легком, третья в руке. Пришлось отправить его в Латанию, чтобы не осталось последствий, там у них камера для регенерации и все прочее… Да, Дан, дорогонько нам обошлись амбиции Песты… – Он снова вздохнул и добавил со злостью в голосе: – Он мне заплатит за Интану.

– Каким образом?

– Я сотру его с лица земли! Это убийство будет последним в его жизни!

– Что ты собираешься делать? – спросил Дан тихо.

– Увидишь! Давай умывайся, брейся. Справишься, думаю. Когда дойдешь до одевания, позови, я помогу.

– Ты?

– А кто? Я понимаю, ты предпочел бы, чтобы за тобой поухаживала женщина, но извини, где я тебе ее возьму? – он слабо улыбнулся и ушел.

Дан отправился в ванную, решив про себя, что обойдется сам, но когда вернулся в комнату, как он ни старался не шуметь, дверь опять открылась.

– Везучий ты, – сказал Маран. – Она пришла.

– Кто? – удивился Дан.

– Женщина. Будто знала, что меня в качестве сиделки ты забракуешь.

Дан смотрел на него с недоверием, не понимая, шутит Маран или говорит всерьез, но тот отодвинулся и пропустил в комнату высокогрудую женщину с каштановыми волосами до плеч. Она изменила прическу и одета была в совсем ином стиле, но уже по манере томно покачивать бедрами Дан узнал Нилу еще до того, как она заговорила своим певучим голосом.

– Приятно с тобой снова встретиться, Дан. Правда, лучше б ты был цел и невредим… Но тогда я не смогла бы за тобой поухаживать.

– Не надо за мной ухаживать, – забормотал смущенный Дан, – я сам справлюсь, – но Маран перебил его.

– Нила, помоги ему одеться, а я пойду позвоню, закажу ему завтрак. – Он вышел, но тут же снова приоткрыл дверь и сказал: – Смотри у меня, красавица! Человек ранен. – И исчез.

Нила посмотрела ему вслед с легкой грустью.

– Не надо беспокоиться, я сам, – снова начал Дан, но Нила подошла, с улыбкой закрыла ему рот ладонью и спросила:

– Где у тебя одежда? Здесь?

Она открыла шкаф, моментально выбрала самое удобное – трикотажную рубашку с короткими широкими рукавами, которая легко налезла на бинты Дана, не причинив никакого неудобства при надевании, затем помогла натянуть брюки, проделав все так, что Дан не почувствовал ни малейшей неловкости. Впрочем, Нила совершенно не пыталась заигрывать с ним, как в былые времена, то ли потому, что он был ранен, то ли… Она была задумчива, и Дан заметил, что она, непроизвольно, может, прислушивается к звукам в соседней комнате. Говорили тихо, слов было не разобрать, но когда послышался голос Марана, Нила совсем погрустнела. Она велела Дану сесть, соорудила из бинта перевязь, вложила в нее его правую руку и вдруг попросила:

– Опиши мне ее.

– Кого? – спросил Дан.

– Жену Марана.

Дан смотрел на нее озадаченно. Он вспомнил, как Маран описывал Наи эдурскому художнику, но не повторять же ему… впрочем, Нилу, наверно, интересуют вещи, более прозаические, тут скорее пригодилась бы… Ну конечно!

– Я ее тебе покажу, – сказал он бодро. – Вынь у меня из внутреннего кармана куртки… она должна быть в шкафу… такой прямоугольник из пластика. Нашла? В правом нижнем углу нарисован зеленый кружочек. Нажми на него.

– Но это твоя жена, – сказала Нила. – Я ее видела однажды. В Крепости, после осенних событий.

– Это альбом. Нажми еще, фотография поменяется. Конечно, там, в основном, моя жена, но должен быть снимок, где они вдвоем. Дай, я найду.

С помощью указательного пальца левой руки он неуклюже перелистнул несколько кадров и остановил один. Фото было случайным, он вошел с камерой, которой снимал понравившиеся ему разноцветные осенние деревья за виллой, в дом, заглянул, проходя, в маленькую гостиную и обнаружил Нику с Наи, что-то взволнованно обсуждавших. Заметив его, они одновременно повернули к нему головы, и он, не удержавшись, щелкнул камерой. Снимок ему нравился, и он ввел его в мини-альбом, который возил с собой всюду.

Нила еще рассматривала фото, когда появился Маран.

– Твой завтрак, – сообщил он. – Принести сюда или поешь там?

– А кто у тебя? – спросил Дан.

– Свои. Поэт, Санта и Дик.

Ах так Дик для тебя уже свой, хотел было сказать Дан, но не сказал.

– Приду к вам, – сказал он вместо того.

– А ты что изучаешь? – спросил Маран Нилу и, не дожидаясь ответа, заглянул через ее плечо в альбом. И нахмурился. – Пойдем с нами, – предложил он ей, но Нила покачала головой.

– У меня дела. Я просто хотела тебя повидать.

– Ты можешь мне понадобиться, – сказал Маран.

– Для чего?

– Узнаешь, когда понадобишься, – усмехнулся он и, вынув из кармана коробочку, в которой держал радиогорошины, выудил одну. – Держи. Носи с собой. Услышишь мой голос, не пугайся.

– Хорошо, – сказала она с радостной готовностью, приподнялась на цыпочки и поцеловала Марана в щеку, потом повторила то же с Даном. – До встречи. Я выйду через эту дверь.

Дан сунул карточку в карман, не отводя взгляда от Марана, который смотрел вслед Ниле с озадаченным видом.

– Не понимаю, – сказал он, покачав головой. – Что происходит с этими женщинами? Она словно ревнует.

– Ревнует, – согласился Дан.

– Но с чего вдруг? Отношения у нас всегда были сугубо товарищеские… Я имею в виду духовную сторону дела.

– Ты думаешь, женщины способны отделять одну сторону от другой? – усмехнулся Дан.

– Но так и было, – возразил Маран. – Ладно, пойдем, сейчас мне не до женской психологии.

Войдя в соседнюю комнату, Дан увидел забавное зрелище: высоченный, наверно, двухметровый Санта стоял посреди комнаты, вытянув руку со станнером, а маленький Поэт, чья макушка едва возвышалась над плечом «мальчугана», поддерживая его за локоть, объяснял, как полагается целиться.

– Луч не виден, так что твой единственный ориентир – положение ствола. Угол… Почему бы не сделать этот чертов луч видимым? – задал он риторический вопрос вошедшему Дану. – Как у бластера. Было б удобнее.

– И так удобно, – сказал Маран. – Для человека, владеющего пулевым оружием, раз плюнуть. Не отвлекайся.

– Я не отвлекаюсь, – обиделся Поэт. – Я по существу… Так. Проводишь три воображаемые дуги. Первая – на уровне плеч, чтобы сразу выключить руки. Вторая…

Дан не слышал продолжения, потому что Олбрайт, молча сидевший в углу, встал и подошел к нему.

– Я еще не поблагодарил тебя, Дан, за свое спасение, – сказал он торжественным тоном официального лица, но тут же улыбнулся и добавил сердечно: – Спасибо. И извини меня.

– За что? – удивился Дан.

– Да ведь, как сказал вчера Мит, это была моя пуля. Я знал, что за мной бежит раненый, и должен был сам ему помочь, а не забиваться в дальний угол флайера. Струсил, что ли? – Он осуждающе покачал головой. – Словом, извини.

– Да что ты, – сказал Дан. – Ерунда. Ничего страшного ведь не случилось. Я даже вполне боеспособен, не буду обузой в драке.

– В драке ты, может, и боеспособен, – заметил Маран, – но за столом вряд ли. Дай-ка я разрежу твой бифштекс.

Он сел за стол напротив Дана, нарезал ему мясо, налил кофе, потом налил и себе и, оглянувшись на Олбрайта, снова занявшего кресло в углу, сказал, понизив голос:

– Когда я увидел, что ты лежишь без движения… Давно я не испытывал такого ужаса! Наверно, с того момента, когда повернул голову и увидел, как падает Лана… И вообще, тяжелая была ночь. – Он помолчал и добавил: – Мне не хочется действовать, Дан. Мне страшно рисковать жизнью близких мне людей. Собственно, я никогда ими не бросался, но теперь для меня стала просто невыносима мысль, что я могу потерять того же Мита, которого я отправил в змеиное логово, а сам сижу тут… Когда я был помоложе, это получалось как-то легче…

– Когда человек моложе, он меньше сознает ценность жизни, – сказал Дан.

– Не только это. Когда человек моложе, он меньше сознает незаменимость друзей. Уйдут одни, придут другие… Так кажется, хотя это и не так. Но в нашем возрасте понимаешь: то, что имеешь сегодня, это навсегда. Друзья, женщина. И теперь можно только терять, приобрести уже нельзя.

– Почему нельзя? – возразил Дан. – Уж тебе-то грех жаловаться. У тебя все время появляются новые друзья.

– Но не такие, как Поэт. И не такие, как ты. И не такие, как Мит. Да и прочие…

Дан задумчиво смотрел на него, ему вспомнился тот миг, о котором только что говорил Маран, миг, когда машина с высунувшимся темным дулом пронеслась мимо, треск очереди, и у него оборвалось сердце, он ведь знал, что стреляли в Марана, и теперь даже не мог определить, чего было больше в его тогдашних ощущениях, ужаса видеть залитое кровью хрупкое женское тело или облегчения от того, что Маран, застывший у решетки, на ногах, а значит, уцелел… Ну а если б этого не случилось? Если б покушения не было, или убийцы промахнулись? Лана осталась бы жива, и это изменило бы все. Или нет?

– Маран, – сказал он, пытливо глядя на того, – а если б Лана не погибла? Что ты делал бы? Ты ведь мог не встретить Наи… То есть, наверное, встретил бы, но тогда… Она уже не стала б твоей…

– Что ты говоришь, Дан? – сказал Маран серьезно. – Как могла не стать моей женщина, которую Создатель вылепил из того же куска глины, что меня? Это исключено.

– Но…

– Не забивай себе голову исследованием параллельных пространств. Сейчас меня куда больше беспокоит, почему Мит не подает голоса.

Он встал и принялся расхаживать по комнате, что с ним случалось нечасто, обычно он старался скрыть волнение. То есть не старался, а скрывал.

Мит вышел на связь минут через пятнадцать, Маран остановился, поднял руку, призывая к тишине, сказал:

– Хорошо, жди в условленном месте, – и взял со стола пульт.

– По какому каналу у нас ловится местное радио? – спросил он Олбрайта.

– Двенадцатому, – ответил тот, выпрямляясь в своем кресле.

Радио забубнило, Маран остановился у закрытого окна и, как когда-то, присел на подоконник. Дан напряженно вслушивался в голос диктора, монотонно проговаривавший какую-то чушь насчет сева и погоды. Наконец тот сделал паузу, потом сказал:

– Мы только что получили важное сообщение из Крепости. Как стало известно, несколько дней назад в Бакне был похищен посол Земли Ричард Олбрайт. Внутренней Охране удалось раскрыть это преступление и обнаружить организаторов похищения. Выяснилось, что за спинами непосредственных исполнителей прятался член Правления Весу Верный. Похищение посла было частью задуманной им интриги, имевшей конечной целью захват власти. Сегодня на экстренном заседании Правления на основании неопровержимых доказательств, приведенных Начальником Внутренней Охраны Пестой, он был исключен из состава Правления и взят под стражу. Посол на свободе.

Маран коротко рассмеялся.

– Все, – сказал он. – Кончено. Песта надел себе веревку на шею. Осталось выбить табурет из-под его ног.

Олбрайт встал.

– Ты был прав, – признал он. – Давай действуй, как договорились. Я могу тебе помочь еще чем-то?

– Можешь, – сказал Маран. – Обеспечь охрану посольства. Я оставляю у тебя двух самых дорогих мне людей.

– Ну уж и самых, – проворчал Поэт.

– Двух из трех самых дорогих. Тебя устраивает это уточнение?.. Ладно, я пошел.

– Удачи тебе, – сказал Олбрайт, пожимая ему руку.

– Маран, – сказал Поэт дрогнувшим голосом. – Ради Создателя! Береги себя.

– Постараюсь, – ответил тот и добавил: – Но ты, надеюсь, не забыл своего обещания довести дело до конца, если что?

– Не забыл. Я свое слово сдержу. Но… Как ты выражаешься, если что… Пусть даже Бакния станет выглядеть, как после возвращения на Торену Создателя, мне это не доставит никакой радости. Я… Я больше не смогу спеть ни одной песни, так и знай.

– Серьезная угроза, – сказал Маран без улыбки. – Не бойся за меня. Все будет в порядке. – Он быстро обнял подавленного Поэта, потом ничего не понимающего Дана, скомандовал: – Санта, за мной! – и вышел.

– Куда это он? – спросил Дан, когда дверь закрылась.

Поэт посмотрел на него несчастным взглядом.

– В Крепость, – ответил он глухо.

– Куда?! После вчерашнего?! Да вы что, с ума сошли?! Зачем?!

– Помнишь осенние события, Дан? Когда он вышел на трибуну.

– Ну?

– Сегодня ставка не меньше.

– Что он собирается делать? – спросил Дан тихо.

– Встретиться с Лайвой. Открыть тому игру Песты.

– Но ведь после того, что произошло ночью, Песта понимает, что мы раскололи Корсу и все знаем. Что встреча Марана с Лайвой – его конец. Он не допустит, чтобы Маран дошел до Лайвы.

– Если успеет. У Марана неплохие шансы. Он сядет на флайере в Крепости прямо перед Центральным зданием, сразу войдет и потребует, чтобы его немедленно соединили с Лайвой. А тому сошлется на Дика. Лайва не откажет в встрече, ведь дело касается его жизни, а не чьей-то. И Марану останется только…

– Только подняться на три этажа в здании, битком набитом офицерами Внутренней Охраны, каждый из которых может разрядить в него свой пистолет, – прервал его Дан.

– Не каждый. Не все же там люди Песты. Охрана Лайвы в него, разумеется, стрелять не станет. Да и люди Песты не отважатся на такое без приказа. А чтоб отдать приказ, Песта должен узнать о встрече, он и узнает, естественно, но времени у него, скорее всего, не хватит.

– А может и хватить? – спросил Дан.

Поэт не ответил, но в его глазах была такая мучительная тревога, что Дан замолчал.

– Не нервничай, Дан, – сказал Олбрайт бодро. – Дойдет. Его прикрывают Мит и Навер со станнерами. Послушайте, уже прошло пять минут. Пойдем ко мне в кабинет, передача будет на мою аппаратуру.

– Какая передача?

– У него техника. Ваша, Разведки. Он обещал включить камеру, когда дойдет до Лайвы.

– Почему, когда дойдет? – спросил Дан, но тут же понял. Маран не хотел, чтобы они видели это «если что».

– Пять минут, чтобы долететь до Крепости, три, чтобы прихватить по дороге Мита с Навером, две, чтобы связаться с Лайвой по телефону, и еще пять, чтобы подняться в его хоромы, – считал Поэт на ходу. – Итого пятнадцать.

– Мало, – возразил Олбрайт.

– Маран – человек быстрый. Хорошо, накинем еще три. От силы пять. Это уже предел. Он должен выйти на связь через пятнадцать-двадцать минут, не больше.

Олбрайт открыл дверь и пропустил их в кабинет. Поэт сел и положил перед собой хронометр. Посол перед тем, как занять свое кресло за письменным столом, сказал помощнику, возившемуся в смежной комнате с пластиковыми коробочками и футлярами, видимо, архивом:

– Адриано, свяжитесь с Полем, пусть он активирует оборону посольства и неотлучно находится у пульта.

Дан устроился напротив темного экрана и уставился на висевшие над ним большие настенные часы. Часы были двойные, один циферблат земной, другой бакнианский, с секундной стрелкой. Он смотрел на бакнианский, невольно вспоминая ожидание того тревожного дня, когда им сообщили с орбитальной станции про ядерный взрыв, и Маран дал всем пять минут на размышление. Тогда ему казалось, что стрелка бежит, как сумасшедшая, теперь было ощущение, что она примерзает к каждому делению.

– Десять, – сказал Поэт, не отрывавшийся от своего хронометра.

Невыносимо. Дан отвел взгляд от часов и попробовал думать о чем-либо постороннем, но не смог. Тогда он стал представлять себе, как флайер вплывает в Крепость, опускается перед Центральным зданием… А если начнут стрелять прямо там, во дворе?.. Нет, Маран сядет резко, чтобы ошеломить, и дверь в дверь, потом войдет… Дан вспомнил первый этаж Центрального здания, он был там однажды, давным-давно, большой холл, полный охранников, вооруженных охранников… как он заставит их соединить себя с Лайвой, угрожать оружием такой массе людей бесполезно, это ведь не визор-центр… Нет, невозможно!.. Но допустим, заставит. А если Лайва попросит его полчасика подождать, и за этот время Песте донесут, что он в Крепости? Собственно, получаса и не надо, хватит десяти минут. Или Песта именно в этот момент окажется у Лайвы, он ведь нередко у него бывает?

– Пятнадцать, – сказал Поэт.

Дан смешался. Забыв обо всем прочем, он снова уставился на часы. Шестнадцать… Семнадцать… Теперь стрелка помчалась галопом. Восемнадцать… Девятнадцать… О боже, только не это! Только не это!.. Двадцать… Двадцать один… Двадцать два… Двадцать три… Поэт закрыл лицо руками… Двадцать четыре… Двадцать пять! Не может этого быть, хотел уже закричать Дан, и тут раздался спокойный голос Марана.

– Вели всем выйти, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой один на один.

И сразу появилась картинка. Дан с трудом оторвался от часов и перевел взгляд на экран, на котором было видно почти все помещение, огромная голая комната, бывший кабинет Изия, где Лайва после своего прихода к власти повесил его портрет… нет, портрета Изия не было, только Рон Лев… снял, что ли? Ну да, Поэт же говорил, что он сдал Изия… У стены стояли в ряд вооруженные офицеры, личная охрана Лайвы. А в кресле за большим, топорного вида рабочим столом сидел он сам. Он был один – не считая охрану, конечно. Ни Песты, ни кого-либо другого из членов Правления. Стол и Лайва за ним выплыли в крупный план – Маран подошел поближе. Его самого, к сожалению, видно не было, только голос.

– Не трусь, – сказал он. – Я безоружен.

– Ты молод и силен, – возразил Лайва, – тебе не нужно оружия, чтобы справиться с больным стариком.

Он действительно выглядел стариком, хотя ему не могло быть больше шестидесяти. Землистое лицо, мешки под глазами, синеватые губы…

– Верно, – ответил Маран. – Но я пришел не убить тебя, а спасти.

– Даже если убить, – сказал тот медленно, – это уже ничего не меняет. Месяцем раньше, месяцем позже…

– Хитрец, – заметил Поэт, – сразу пытается сбить цену. – Он уже успокоился и говорил даже насмешливо.

Маран молчал, и Лайва с трудом повернулся в кресле.

– Выходите, – приказал он. – Оставьте нас.

Охранники направились к выходу, а Маран, сделав, по-видимому, еще пару шагов, сел напротив Лайвы.

– Ты сказал, что пришел от земного посла?

– Да. Земля готова тебе помочь. Завтра утром туда летит астролет. Ты можешь отправиться на нем. Прямо в клинику, где лечат подобные болезни.

– И вылечивают?

– Да. Ты получишь жизнь и здоровье. Но… Не бесплатно.

– Посол не ставил мне условий, – заметил Лайва.

– Верно. Но это было до того, как его похитили.

– Это сделал не я.

– Знаю. Но спас его я. Он у меня в долгу. И заплатит тем, что отойдет в сторону и не помешает взять выкуп с тебя.

– Какой? – спросил Лайва.

– Сначала посмотри эту запись.

Маран положил на стол карманный плейер и включил его. Изображения видно не было, так как прибор лежал экраном к Лайве, но голос Корсы доносился вполне отчетливо. Лайва просмотрел запись, не шелохнувшись, потом поднял глаза на Марана.

– Это подлинная запись?

– А ты как думаешь?

Лайва помолчал.

– Зачем это ему понадобилось? – спросил он.

– Песте? Неужели такому знатоку интриг нужны мои объяснения, – сказал Маран. – Он хотел лишить тебя помощи земных врачей, чтобы…

– Чтобы получить возможность занять мое место, – закончил тот. – Я это подозревал. Но сегодня ему удалось направить мои подозрения в иное русло. Однако он просчитался. – Лайва едко усмехнулся. – Я еще не назвал его своим преемником… Итак? Я слушаю.

– Еще один вопрос. Как ты намереваешься поступить с Пестой?

– Снять его с должности и выкинуть тем самым из Правления. Для начала. Если у тебя нет других предложений.

– Нет, – сказал Маран.

– Я жду, – сказал Лайва, глядя прямо на Марана. – Твои условия?

– Ты уходишь в отставку. После лечения пенсия и тихая старость. Я думаю, это лучше, чем смерть на троне через месяц.

– И все?

– Нет. Ты немедленно ставишь свою подпись под этим документом и выступаешь по визору, подтверждая, что поставил ее добровольно.

На стол перед Лайвой лег лист бумаги с недлинным текстом. Тот прочел его и сказал резко:

– Нет! Это невозможно!

– Лайва, – спросил Маран ледяным голосом. – Ты хочешь жить или нет?

Наступило молчание. И послышались глухие удары.

– Что это? – спросил Лайва с испугом.

– Песта, – ответил Маран насмешливо. – У Песты не осталось выхода. Только убрать нас обоих. Его люди пытаются взломать бронированные двери твоего отсека.

– Ты подставил меня…

– Полно! Так или иначе жизни у тебя оставалось на месяц. Даже с Пестой в качестве преемника. Выбирай. Торопись, они могут принести взрычатку.

– Значит, ты хочешь власти?

– Да, Лайва, я хочу власти.

– Однако ты ее не получишь, даже если я подпишу. Ты не член Правления…

– Это не имеет значения. По уставу. Сам знаешь.

– Да, но ты и не член Лиги. Тебя изгнали…

– Извини, Лайва. – Маран, очевидно, протянул руку, перед камерой появилась его ладонь, на которой лежал переливавшийся разными оттенками зеленого стеклянный диск. – Вот мой членский знак. Ваши изгнания ничего не стоят. По уставу из Лиги можно выйти только добровольно.

– Но ты все равно не наберешь… Мои три голоса – всего лишь три из девяти.

– С сегодняшнего дня из восьми. Или ты забыл про утреннее заседание Правления?

– Да, верно…

– Минус Песта.

– Три из семи. Но это все. Больше ты не получишь ни одного.

– Ты уверен? – спросил Маран с иронией.

Лайва минуту смотрел непонимающе, потом медленно сказал:

– Тонака. Это конец.

– Странный ты человек, – сказал Маран спокойно. – Если ты не хочешь пустить меня во власть, пожертвуй жизнью. А если ты ценишь свою жизнь выше, чем… – в его голосе прорвалось скрытое бешенство, – чем право Лиги топтать и унижать страну и народ, тогда подпиши и устранись.

Еще одна пауза, потом Лайва медленно потянулся к ручке.

– А как мы отсюда выберемся?

– Это уже моя забота.

– А гарантии?

– Тебе придется положиться на мое слово.

Дан ожидал, что Лайва выскажет какое-то сомнение, но тот молча подписал и отдал бумагу Марану. Маран сложил ее, спрятал и сказал:

– Вставай. Иди к окну.

Потом быстро прошел к двери кабинета, приоткрыл ее и позвал:

– Мит, Навер, сюда. – И сразу: – Санта, спускайся. Время.

Все остальное заняло не больше двух минут. За окном повис флайер, открыли створку, перетащили Лайву, перелезли сами, дверца флайера закрылась, и Маран сказал:

– Тонака! Слышишь меня? Все идет по плану. Начинай действовать. Дик! Как у тебя там, все тихо? Об охране посольства не забыл?

– Не забыл, – ответил Олбрайт коротко.

– Мне показалось, что я слышу голос посла, – заметил после небольшой паузы Лайва.

– Это и был посол.

– Но его зовут не Дик, а Ричард Олбрайт.

– У землян принято сокращать свои имена. Так его называют друзья и близкие.

– Друзья и близкие? – Лайва помолчал, потом сказал: – Ты изменился, Маран.

– А ты думал, перед тобой тот мальчишка, который с почтением взирал на соратников Рона Льва? Я видел, как живут люди на четырех планетах.

– Да, я слышал. А еще поселился на лучшей из них, женился на дочери очень влиятельного человека…

– Вот скот, – пробормотал Поэт.

– Ты пользуешься тем, что стар и болен? Полагаешь, что у меня не поднимется рука дать тебе пощечину? Но еще одно слово о моей женитьбе и…

– Я ведь не в порицание, – сказал Лайва примирительно, и тут связь выключилась.

– Что случилось? – спросил Дан тревожно, но Поэт, встав с места, успокоил его: – Ничего. Просто Марану стало неприятно… Ну и скот! Есть же люди, которым жизнь дана, чтоб все пачкать.

– Он действительно не порицал, – усмехнулся Дан. – Наоборот, по-моему, такая ловкость вызывает у него уважение.

– Возможно. Но ты ведь знаешь Марана. Он же в своей гордости доходит до абсурда. Я в свое время даже побаивался втихомолку, что он откажется от Наи, дабы не дать повода… К счастью, на столь бредовый поступок он оказался все-таки неспособен. – Поэт подошел к окну, выглянул и заметил без удивления: – Ну вот! Третий ход Песты он тоже предсказал.

– Третий?

– Первый был с урезанием доли. Помнишь, он говорил об этом вчера утром, когда я пришел с газетой? Второй – ты еще спал, Маран сказал, что сегодня Песта предпримет атаку на кого-то из членов Правления, чтобы свалить на него похищение Дика. Угадал. И теперь третий.

– А именно?

– Он предположил, что, упустив его в Крепости, Песта попробует напасть на посольство. Шаг отчаяния. Бессмысленная затея все потерявшего человека. И вот они здесь. Иди, посмотри.

Дан подошел к окну. Кабинет Олбрайта, как и их с Мараном комнаты, выходил на площадь Расти, и было прекрасно видно, как за ажурной решеткой, отделявшей цветущие кусты каоры перед Малым дворцом от мостовой, снуют группы охранников в ярко-зеленой форме. Дан почувствовал за спиной Олбрайта, который тоже смотрел на приготовления охранников, хоть он недавно и обвинил себя в трусости, но то, очевидно, была возведенная на себя напраслина, он не выказывал никакой тревоги, а спокойно заметил:

– Действительно акт отчаяния. У них ведь нет даже уверенности, что Маран здесь. – Он вернулся к столу и взял пульт. – Поль, у тебя все готово? Видишь охранников перед дворцом?

– Вижу и позади дворца, – флегматично ответил незнакомый Дану голос.

– Ах окружают? Вот как! Если попробуют ворваться на территорию посольства, без колебаний пускай в ход станнеры.

– А дипломатических осложнений не будет? – спросил голос.

– Не будет, – успокоил его Олбрайт.

– Он справится один? – спросил Поэт. – Может, надо помочь?

– Не надо, – сказал Олбрайт. – Автоматика. Ему надо только нажать на кнопку и задействовать автоматику.

– Хорошо живете, – вздохнул Поэт.

– А что дальше? – спросил Дан.

– Дальше? Наверно, будут атаковать, раз собрались.

– Я не о том. Что будет делать Маран?

– То, что сказал. Повезет Лайву в визор-центр, чтобы тот подтвердил свое отречение. Нам остается только храбро сражаться и ждать начала интересной передачи. Может, включим визор, Дик?

– Я уже дал команду, – отозвался Олбрайт. – Включится, когда начнется передача… ого, пошли! Я все-таки не думал, что Песта отважится напасть на посольство.

Дан прилип к стеклу. Охранники бросились вперед одновременно на всем протяжении решетки, обозначавшей границу территории посольства. Как только первый из них коснулся чугунных завитков, запела сигнализация, и сработали станнеры. Все, кто успел забраться на решетку, попадали обратно на площадь и остались лежать без движения. Атака захлебнулась, но нападавшие не угомонились. Перегруппировавшись, они снова пошли вперед. И снова пятеро или шестеро без чувств распростерлись на мостовой, а остальные отхлынули. Несколько человек, видимо, командиры, сошлись в кучку недалеко от дворца, дабы, наверно, обсудить, что делать дальше, и тут на площадь со всех сторон выступили люди в темно-зеленых комбинезонах. Армия. Оказавшиеся в окружении охранники стали торопливо бросать оружие.

– С этим все, – резюмировал Поэт. – А четвертый ход, я думаю, он упредит.

– Есть еще и четвертый?

– Самый опасный. Но Песта не успеет. У него максимум полчаса. За полчаса ему надо объявить, что Маран похитил Лайву и пытается устроить переворот, поднять верную ему часть Внутренней Охраны и дать толчок к гражданской войне…

– Он вполне на это способен, – сказал Дан.

– Но у него нет времени. Через полчаса Маран станет единственной законной властью, и все начинания Песты превратятся в бунт.

– Но начать он может, – заметил Дан.

– Маран не даст ему этого сделать. Давайте выпьем кофе.

Дан посмотрел на него изумленно, он знал, что когда Поэт волнуется, ему кусок в горло не идет. Тот засмеялся.

– Дело сделано, Дан. По идее, надо пить не кофе, а шампанское. Но это потом. С Мараном.

Маран не дал Песте и получаса. Ровно через десять минут экран засветился, и появилась знакомая заставка «Правительственное сообщение». Дан усмехнулся, вспомнив при каких обстоятельствах видел ее в последний раз.

Диктор имел вид напуганный и загадочный одновременно, он сказал только:

– Слово имеет Глава Лиги Лайва, – и исчез с экрана, уступив его Лайве. Дан содрогнулся, увидев того крупным планом. Не надо было никакого врача, чтоб понять, что дни старика сочтены. Он уже казался трупом… Собственно, он и есть в какой-то мере труп, подумал Дан. Прошлое, которое скоро сбросят в яму и засыплют землей.

– Уважаемые граждане Бакнии, – сказал Лайва торжественным тоном. – Я говорю с вами в последний раз. Во всяком случае, как Глава Лиги. Слух о моей болезни, наверно, уже достиг вас. Да, я болен, нуждаюсь в лечении и отдыхе. Я оставляю свой пост и удаляюсь от дел. Я очень долго размышлял над тем, кого назвать в качестве своего преемника, перебирал всех членов Правления, но ни на ком так и не остановился. Тогда я сказал себе: Лайва, посмотри на вещи шире, ведь Устав дает тебе право назвать имя любого члена Лиги. Я подумал о недавно принятом законе, согласно которому пришлось урезать долю крестьянам, и о положении дел в стране, вынудившем нас принять этот закон. Я понял, что нам нужно обновление. Свежий ветер. А значит, человек молодой и решительный. И в то же время не кто-нибудь безвестный. Человек, за которым пойдет народ. И я нашел его. Я рекомендую Лиге в качестве своего преемника… – Он сделал внушительную паузу и объявил: – Марана. – План изменился, в кадре появился Маран, сидевший с непроницаемым лицом. – Я отдаю за него полагающиеся мне в этой ситуации, как Главе Лиги, три голоса. – Он встал и протянул Марану руку, тому пришлось тоже подняться и ответить на рукопожатие.

– Ну речугу толкнул старый хитрец, – сказал Поэт, качая головой. – Не знай я подробностей, и я бы поверил, что он денно и нощно обдумывал кандидатуру преемника и выстрадал ее в тиши одиноких ночей. Обновление! Свежий ветер! Мудрец Лайва – спаситель нации!

Дан думал, что на сем роль Лайвы закончена, но тот сел обратно и снова заговорил.

– Начальник Внутренней Охраны Песта совершил ряд преступлений. Он повинен в похищении земного посла и попытке отвести от себя угрозу наказания, оклеветав непричастного к этому человека. Кроме того, он организовал нападение на посольство Земли. Как Глава Лиги, своим последним решением я снимаю Песту с должности, отзываю из Правления и отдаю под суд. Освобождаю всех сотрудников Внутренней Охраны от необходимости подчиняться его приказам.

– Вот и последний штрих, – сказал Поэт. – Дик, в твоем ведомстве водится шампанское?

– Ну какое же посольство без шампанского, – ответил Олбрайт весело. – Адриано, будьте добры, распорядитесь.

Маран появился довольно скоро.

Уставший то ли от переживаний, то ли от раны Дан решил прилечь и пошел к себе. К нему присоединились не только Поэт со своим шампанским, но и Олбрайт, возбужденный происходящим и будучи, как он признался, не в состоянии работать. В постель, впрочем, Дан ложиться не стал, а устроился на диване, прочие расположились в креслах, дверь в комнату Марана оставили открытой, и не прошло и получаса, как послышались шаги в коридоре и голос Марана:

– Входи, Лайва. Будь гостем.

Скрипнуло кресло, и через несколько секунд Маран вошел в комнату Дана.

– Мое почтение, – сказал он весело, потом увидел лежащего Дана и спросил с тревогой: – Что с тобой? Тебе нехорошо?

– Нет-нет, – отозвался Дан смущенно. – Устал немного.

– Голова, наверно, кружится? Ты все-таки потерял немало крови.

– Успокойся, – сказал Поэт, – ничего у него не кружится. Это у меня кружится. От радости. Что все обошлось.

– Ах, – сказал Маран, – с нашим-то оснащением… Верно говорил вчера Науро, с флайером все превращается в легкую прогулку. Если его нет у твоих противников. Помню, я прочел в какой-то земной книге насчет конкистадоров. Их было несколько сот, но они завоевали полконтинента благодаря тому, что у них были лошади. Верю. С флайером примерно то же самое.

– Но с первого на третий этаж ты не в флайере ведь поднимался, – заметил Поэт.

– Нет, – сказал Маран серьезно.

– Ну и?

– Ну и… Прошли, как видишь.

– Вижу. За это мы сейчас и выпьем!.. Откройте наконец кто-нибудь эту чертову бутылку!

Маран забрал у него шампанское, откупорил и разлил по уже приготовленным Поэтом стаканам, поскольку бокалов в комнате не было.

– Ишь, наловчился, – сказал Поэт, наблюдая за его действиями.

– Пришлось. Любимый напиток Наи… Дик, – сказал он, чокаясь с Олбрайтом, – препоручаю тебе… – Он кивнул в сторону своей комнаты. – Как договорились. И еще. Я оставлю тебе Дана. Ненадолго, – улыбнулся он, увидев обиженные глаза Дана. – Пока устроимся. Ты же знаешь, я без тебя уже шагу ступить не могу. Но ты же ранен. Тебе нужен покой.

– А где ты собираешься устраиваться? – спросил Олбрайт.

– Переберусь напротив. Не могу же я сидеть в земном посольстве, мое правительство сразу объявят марионеточным. Черт возьми! – сказал он, присаживаясь со своим стаканом на подоконник. – Все-таки интуиция великая вещь. Когда я доложил в ВОКИ результаты экспедиции на Эдуру, мне предложили земное гражданство. Что мне было весьма приятно, не скрою. Но… Я открыл рот, чтобы поблагодарить, и – отказался. Не совсем, правда. Не сейчас, сказал я, сам не понимая, что я имею в виду.

– Камни родины, может быть, – заметил Дан.

– Может быть. А это? – Он вынул из кармана зеленый диск. – Дважды я порывался швырнуть его наземь и объявить, что выхожу из Лиги. Собственно, потому я и брал его с собой всякий раз, когда отправлялся на Торену, чтобы при подходящем случае именно так и сделать. Дважды! Публично. Один раз на площади Расти… помнишь, Дан?.. к концу нашего метания тут в поисках выхода из ситуации с глубинным оружием, когда меня вдруг потянуло произнести речь. И второй раз, не так давно, в Старом Зале, когда мне уже пришлось говорить… Ну это вы все помните. Дважды я вытаскивал его из кармана и дважды положил обратно, какой-то импульс не дал мне… Не сейчас, подумал я…

– Сам не понимая, что имеешь в виду, – подхватил Поэт, смеясь.

– Не смейся. Я понял это. Час назад, после того, как в третий раз вынул его, чтобы предъявить Лайве.

– И что ты понял? – спросил Поэт с любопытством.

– Я вспомнил сказку, которую мне рассказывала мать незадолго до смерти. О мальчике и гальке. Знаешь ее?

– Нет. Расскажи.

– Не знаю, время ли сейчас рассказывать сказки… Ладно, вкратце. История эта происходила в очень давние времена, когда в море еще не было гальки. Стояла на берегу деревня. И жили в ней люди. Злые. И взрослые, и дети. И был среди них мальчик, который тоже не был добрым, но любил свою мать, а мать болела, и он очень хотел ее исцелить. И как-то во сне к нему пришла волшебница, которая сказала: твоя мать страдает от людской злобы. Она не здешняя, она пришла сюда из иных мест, где люди добры, и стала женой твоего отца и твоей матерью, отец твой был такой же, как все его односельчане, да и ты не лучший из детей, но я помогу тебе ее спасти. Я обращу все дурное в тебе в камушек. Брось его в море, и тогда злоба других тоже обратится в камень и утонет. Проснувшись утром, мальчик обнаружил под подушкой маленький круглый камешек. Ну и пошел к морю, размахнулся и швырнул его со скалы в воду. И что видит? Множество подобных камешков покатилось из домов и дворов и посыпалось в море. Их было так много, что дно моря покрылось галькой. А люди стали добрыми. И мать мальчика выздоровела.

– Замечательно, – сказал Поэт. – Странно, я никогда ее не слышал.

– Я думаю, это дернитская сказка. Там ведь есть море. А у моей матери была подруга детства, дернитка, она навещала нас иногда. Наверно, оттуда… Словом, я понял, что должен сделать с этим жетоном.

– Бросить в море? – улыбнулся Дан.

– Не совсем. Но вроде того. А вот и Мит идет, – добавил он, повернув голову к оконному стеклу.

Через пару минут Мит появился в комнате слегка озабоченный, но бодрый.

– Послушай, Маран, – сказал он с порога, – меня так взволновали все эти перемены, что я забыл… Если ты хочешь, чтоб я взял на себя ту прежнюю должность, ты должен дать мне слово, что не будешь прятаться от собственной охраны.

– Ну как там? – спросил Маран, не отвечая на его реплику.

– Нормально. Ничего не тронуто. Впечатление, что после того, как четыре года назад мы с Сантой закрыли за собой дверь, никто туда не входил.

– Боялись привидений, – сказал Поэт.

– Запустение? – спросил Маран.

– Нет. Просто пыли по колено. Но я уже нашел людей, через час твой кабинет будет готов. Правда, с остальным придется подождать.

– Не ходи, – сказал Дан. – Перейдешь завтра. Что за спешка?

– Не волнуйся, – усмехнулся Маран. – Ночевать я приду сюда и перед сном непременно тебе исповедуюсь. В стороне не останешься. Но Правление я должен собрать там.

– Правление?

– Ну да. Надо же мне официально войти в должность. Правда, сначала хорошо бы извлечь членов Правления из Крепости.

– Что ты сделал с Крепостью? – спросил Поэт.

– То, что собирался, – удивился Маран. – Ты же в курсе. Мы обложили ее войсками, как при классической осаде. И блокировали связь. Так что Песта теперь отрезан. Я предъявил ему ультиматум. Или отправиться в тюрьму, или сидеть там до конца жизни.

– А остальные? – спросил Дан. – В Крепости ведь куча народу.

– Остальные могут выйти. Без оружия. И подняв лапки кверху.

– Ты собираешься всех отпустить?

– Нет, Дан, – ответил Маран сурово. – Не всех. Я не тот мальчишка, каким был пять лет назад. Я уже объяснял это сегодня Лайве. Там Лет с Навером, они знают каждого. И разберутся, кого отпустить, а кого… В подвалах Крепости хватит места для всех, и на этот раз они у меня дождутся суда, будь уверен…

Его прервал писк сигнала, Маран вынул из кармана радиогорошину и сдавил ее.

– Маран, – сказал Лет, – кончено. Они открыли ворота. Песта застрелился.

– Единственный мужчина из всех, – уронил Маран после паузы.

Дан с удивлением уловил в его голосе нотку сожаления.

Обещанной исповеди Дан не услышал, так как не дождался прихода Марана.

Вскоре после того, как Маран ушел, забрав с собой не только Мита, но и Поэта, а Олбрайт увел предоставленного его заботам Лайву, дабы разместить того на ночь, нежданно-негаданно явился прилетевший из Латании врач, который, ворча в адрес Марана, не позволившего, как Дан только теперь узнал, увезти его вместе с Науро в Тидар, осмотрел еще раз рану, сделал кучу примочек и присыпок и заставил Дана принять не только стимулятор регенерации, но и снотворное, уверяя, что во сне процесс регенерации идет быстрее. Дан было запротестовал, но потом сдался и уснул. И проспав часов десять, если не все двенадцать, проснулся в середине ночи.

Он осторожно перевернулся со здорового бока на спину и обнаружил, что дверь в соседнюю комнату, наверно, еще с вечера, прикрыта неплотно, и видна полосочка света. Он понял, что Маран не спит, и хотел уже позвать его, но неожиданно услышал негромкий голос.

– Наи, дорогая моя девочка, – сказал Маран и замолчал. Дан гадал, разговаривает ли он сам с собой наяву или это во сне, но тут Маран произнес следующую фразу, и Дан понял, что тот диктует письмо… ну да, завтра ведь пойдет астролет на Землю, а он сам и не подумал написать Нике, хоть и валялся целый день без дела…

– К несчастью, мы увидимся нескоро. Я должен буду на некоторое время здесь задержаться. Дело не в Дике, с ним все в порядке, но пришлось, как говорит Дан, цитируя известного и тебе кехса Лахицина, вспомнить о камнях родины. Кстати, о Дане. Когда после сокрушительного поражения, которое я потерпел тут четыре года назад, Дан уговаривал меня улететь на Землю, он доказывал, что можно узнать, понять, разобраться, научиться, а потом вернуться и попробовать еще раз. Я отказался наотрез, не только не желая спасать свою жизнь, которую искренне считал утратившей дальнейший смысл, но и полагая, что не вправе это делать. Я уже не говорю об аморальности подобных проб. Как ты знаешь, меня спасли те самые люди, которым я так и не сумел ничего дать. Спасли против моего желания. И вот сегодня оказалось, что я парадоксальным образом прошел путь, на который не хотел даже ступить, и вернулся. Но вернулся не пробовать. На этот раз я доведу дело до конца. И опять о Дане. Когда мы вызволяли Дика, он получил пулю в плечо. Рана легкая, не задеты ни кости, ни нервы, пока астролет дойдет, все уже будет в прошлом, так, по крайней мере, обещал мне земной медик. Нике говорить не надо, да и тебе я не стал бы, если б не хотел, чтобы ты знала: он фактически спас жизнь Науро и Наверу. Для меня это не меньше, чем если б он спас мою собственную жизнь. Ну ты знаешь, что эти парни для меня значат… Но день сегодня был долгий, и я устал от дел. Я очень скучаю… нет, тоскую по тебе, малышка… – Он вздохнул. – На этот раз расставаться было совершенно невыносимо. Перед экспедицией я все-таки заранее знал, что придется, и как-то привык к этой мысли, а теперь я чувствую себя почти как на Палевой, где все время себя ругал, что, как последний идиот, держался вдали от тебя, и в тот вечер… но бог с ним, с тем вечером и с Палевой, лучше вспомнить утро… Хотя и это не выходит. Провал. Помню, как вошел, ты стояла посреди комнаты, растерянная и даже словно напуганная, глаза распахнуты, а руки ты прижала к груди, и они дрожали. Помню, что спросил, одни ли мы, и ты кивнула. И больше не помню ничего. Я был, как сумасшедший. Да и теперь не разумнее. Желанная моя. Прекрасная. Единственная…